Текст книги "Грандиозные авантюры. Николай Резанов и мечта о Русской Америке"

Без сомнения, Шелихов был харизматичным человеком, но на императрицу он не сумел произвести впечатление, она ему попросту не поверила. Партнерами Шелихова по бизнесу были Голиковы, торговавшие вином, но не всегда платившие акцизные налоги. Сержант Бритюков уже успел написать донос на Шелихова, согласно которому тот был палачом алеутов. А императрица считала важнейшим условием удержания новых территорий «доброе отношение» к местным жителям (не потому что у нее был ангельский характер – просто в северной части Тихого океана появилось слишком уж много иностранных судов, и метод «пряника» она считала более выигрышным). В общем, Екатерина не хотела связываться с людьми с такой репутацией, как у Шелихова.

«Где частные выгоды перевесть имеют, тут богачам нетрудно свои намерения исполнять. По северо-восточному океану почти все коммерческие дела, которые сходственнее грабежом назвать можно, в руках помянутого Шелихова. Котораго промышленники состоят из ядра развратнейших иркутских буйственников и мошенников, и хозяин их довольно имеет всей той жестокостьи, которую мы о Гишнанцах читаем в древней американской истории, когда он мог над бедными Алеутами пробовать свою саблю, пистолет и винтовку»²⁷, – писал известный исследователь Эрик Лаксман графу Безбородко.

В вопросах монопольного права на торговлю Шелихова (и Голикова) поддерживал Якоби, да и Коммерц-коллегия была не против. Однако в Иркутске были и другие купцы, и если бы Северо-Восточная компания получила монополию, они бы быстро разорились. Эти купцы пользовались в Петербурге определенным влиянием, и они мобилизовали все свои силы для того, чтобы создать при дворе оппозицию планам Шелихова. То есть, иными словами, они не могли допустить, чтобы вся Северная Америка оказалась в руках у конкурента.

У императрицы были и другие возражения, скорее идеологического толка. Она читала работы экономиста Адама Смита и отрицательно относилась к монополиям. Кроме этого, Екатерине не нравились «революционные идеи» Северо-Американских Штатов, и она не хотела, чтобы в составе Российской империи появились провинции, заселенные вольнодумцами и бунтарями.

В архиве личного секретаря императрицы Александра Храповицкого сохранилась челобитная Шелихова с заметками на полях, которые императрица собственноручно сделала на этом документе. «Эксклюзивные концессии никак не совместимы с принципом касательно уничтожения всех видов монополий»²⁸, – написала Екатерина. Это было лишь одно из тринадцати ее замечаний. Екатерина вообще считала, что, собственно, владеть частью Тихого океана – затея «довольно смешная», мол, одно дело – торговать, а владеть – это уже совершенно другое²⁹. По поводу просьбы Шелихова о займе императрица выразилась и вовсе иронично: «Просьба дать в долг напоминает мне обещание человека научить через тридцать лет слона говорить. Когда человека спрашивают, почему ему нужно так много времени, тот отвечает: «Слон может умереть, я могу умереть, человек, который дал мне денег, тоже может умереть»³⁰.

Аудиенция ничего не дала Шелихову, разве что он получил от Екатерины золотую медаль и серебряную шпагу «за открытие островов в Восточном океане». И все же, несмотря на многочисленные «нет», императрица решила уделять восточным землям больше внимания. Тем же летом она снарядила небольшую экспедицию (далеко не такого масштаба, как изначально планировалось с Муловским), поставив перед ней задачу начертания точных карт. Экспедицию возглавил английский морской капитан на русской службе Джозеф Биллингс, который в свое время тоже плавал с Куком. Главным картографом был назначен еще один англичанин по имени Мартин Сойер³¹.

Больше всего от отказа Ее Величества пострадал губернатор Иван Якоби. Он был обвинен в том, что брал у Шелихова взятки. Можно предположить, что донос на него написали купцы, близкие к Лебедеву-Ласточкину, и иркутские конкуренты компании Шелихова. Якоби в результате был смещен с поста губернатора (сыграло роль и то, что он-де хотел втянуть Россию в войну с Китаем и нагреть на этом руки).

Предприимчивого Шелихова отказ императрицы не сильно огорчил. Если монополии ему не видать, почему бы не создать несколько торговых компаний, которые фактически вытеснят конкурентов?³²

Он перерегистрировал на петербургской Бирже Северо-Восточную компанию, указав местом ее нахождения Кадьяк, а также оформил бумаги на три новых предприятия: Предтеченскую компанию – на островах, которые теперь называются островами Прибылова (об этих островах, принадлежащих алеутам, русским было известно с 1767 года; первым на них побывал русский мореплаватель Гавриил Прибылов в 1788 году), а также Курильскую и Аналашскую компании.

Следуя примеру Екатерины, для развития своего дела Шелихов решил нанять талантливых иностранцев. Сначала он обратился к младшему брату английского философа-моралиста, правоведа и социолога, одного из крупнейших теоретиков политического либерализма Иеремии (Джереми) Бентама. Морской офицер и кораблестроитель Сэмуэль Бентам летом 1788 года оказался в Иркутске (очень рекомендую почитать про этих удивительно талантливых братьев и их карьеру в России³³). Однако он отказался от предложения Шелихова, и тот в конце концов нанял английского судостроителя по имени Джеймс Шилдс.

Корабли Шилдса сыграли большую роль в освоении земель на Тихом океане. Ранее русские мореходы использовали казацкие плоскодонные суда с простейшей оснасткой. Первым построенным под руководством англичанина кораблем стал «Северо-Восточный орел» – судно с килем глубокой посадки; он был спущен на воду в Охотске в 1790 году³⁴. На следующий год «Северо-Восточный орел» под командованием Шилдса пришел на Уналашку, после чего было объявлено, что остров принадлежит Северо-Восточной компании. Шилдс был талантливым навигатором и умел импровизировать. В 1794 году в Воскресенском заливе на Аляске он нашел замену необходимой для герметизации швов сосновой смоле и сделал такелаж из стеблей вьющихся растений. «У нас не было достаточно железа и вара <…> он изготовил вар из смеси еловой смолы, серы, охры и китового жира»³⁵, – не без гордости сообщила Наталья Шелихова Платону Зубову, правда, все лавры приписала своему мужу.

Лучшим кораблем Шилдса стал трехмачтовый фрегат «Феникс» с двадцатью четырьмя пушками на борту. Пожалуй, этот корабль, принадлежавший компании Шелихова, был гораздо более боеспособным, чем многие другие в этой части Мирового океана[21]21
   На этом корабле Шилдс с командой погибли во время шторма у острова Афогнак в 1799 году.


[Закрыть]. Теперь у Шелихова был достаточно хороший флот, чтобы перевозить грузы и защищать свои владения, расположенные в 1600 километрах от Охотска³⁶.

К тому времени северная часть Тихого океана настолько привлекла внимание морских держав, что контроль над ней мог дать повод к новой войне в Европе. Об Аляске в Европе узнали после 1785 года, когда Франсуа де Лаперуз, побывав там, приплыл в испанский Чили. В Мадриде после этого стали опасаться, что Франция может объявить некоторые части Северной и Южной Америки своими владениями, точно так же, как и в Петербурге волновались после посещения французом Петропавловской Гавани, – если вы помните, появление Лаперуза у русских берегов заставило Екатерину отдать распоряжение о подготовке экспедиции Муловского. Сообщение о готовящейся экспедиции русских испанский посол в Санкт-Петербурге передал в Мадрид, и испанцы начали действовать. Чтобы противостоять «русским захватчикам», вице-королю Новой Испании Мануэлю Антонио Флоресу было приказано отправить экспедицию из новой военной базы в Сан-Бласе на тихоокеанском побережье Мексики. А капитан Эстебан Хосе Мартинес получил приказ войти в залив Нутка, где напротив острова Ванкувер, у западного побережья современной Канады, была удобная якорная стоянка. На острове предполагалось основать поселение и построить форт, чтобы показать всем, что эта территория принадлежит испанской короне.

В мае 1789 года Мартинес прибыл на место и не увидел на побережье ни одного русского, что не удивительно, так как экспедицию Муловского отменили. Однако в заливе бросили якорь три судна – одно торговое английское и два американских. Мартинес взошел на борт английского корабля Iphigenia и арестовал капитана Уильяма Дугласа, после чего заявил о конфискации судна и его груза. Что касается американских судов, то по каким-то причинам Мартинес их не тронул.

В начале июня в залив вошло судно North West America; Мартинес тут же конфисковал и его и, переименовав в Santa Gertrudis la Magna, отправил исследовать побережье. Двадцать четвертого июня 1789 года формально был провозглашен суверенитет Испании над всем северо-западным побережьем Америки.

В первых числах июля в залив вошли еще два британских судна – Princess Royal и Argonaut. На борту «Аргонавта» находились рабочие из Китая. Уильям Колнетт, капитан корабля, заявил, что рабочие были наняты для строительства поселения в заливе Нутка. Мартинес посчитал это нарушением испанского суверенитета, и если «Принцесса» была отпущена (капитану было приказано покинуть бухту, и он подчинился), то «Аргонавт» подвергся конфискации. Кроме этого, Мартинес умудрился застрелить индейского вождя по имени Калликум, которому не повезло подняться на борт во время разборок с британцами (он хотел выразить протест относительно строительства испанцами форта Сан-Мигуэль на земле его предков).

Когда информация о том, что происходит, дошла до Европы, разразился скандал, вошедший в историю под названием «спор за залив Нутка». Правительство премьер-министра Уильяма Питта-младшего, не получив от Мадрида ни извинений, ни компенсаций, стало готовиться к войне. Англичане снарядили флот (это вызвало такие огромные расходы, что даже поговаривали о введении нового налога на ведение войны³⁷), но в конечном счете дело уладилось мирным путем – Испания пошла на уступки.

В октябре 1790 года Испания подписала унизительную для нее конвенцию о заливе Нутка, по которой Мадрид отказывался от прав на территории американского континента, расположенные к северу от реки Колумбия. В Адмиралтействе все были рады тому, что флот удалось сохранить в целости и сохранности[22]22
   Многие из кораблей, построенных для планируемой кампании, бились с испанцами во время Трафальгарского сражения 1805 года.


[Закрыть]. К берегам Америки был отправлен капитан Джордж Ванкувер (ранее служивший под командованием Кука), для того чтобы установить символический контроль над территорией: никакого насилия – англичане делали карты побережья и придумывали названия географическим объектам³⁸.

Реакция Шелихова на присутствие иностранных судов в северной части Тихого океана была крайне негативной. Он писал Александру Баранову (о котором мы подробнее будем говорить позже, но здесь скажем, что в 1790–1799 годах, то есть еще до создания РАК, он занимал должность правителя русских поселений в Америке), призывая его «брать быка за рога». После того как Баранов сообщил главе компании о том, что английское торговое судно «Феникс» (судно носило такое же название, как и фрегат Шелихова) заходило в Кадьяк, Шелихов отписал, что Баранову следовало убить всех членов команды и захватить корабль. «А обвинить во всем можно местных жителей», – добавил он. Баранову не понравился такой совет, ведь он с большим удовольствием напивался с капитаном «Феникса» Хью Муром и даже принял от него подарок – индийского мальчика по имени Ричард. «Кабинетные теории вспыльчивых умов сослужат плохую службу в жизни», – заметил Баранов одному из служащих компании, а самому Шелихову написал такой ответ: «…меня больше удивил ваш выговор, который обнаруживает беспредельную алчность корыстолюбия; как вы надеяться можете, чтоб я нарушил священные права странноприимства и человечества»³⁹.

Реакция Шелихова на появление англичан на Кадьяке лишний раз подтверждает, что оценка, которую дала Екатерина этому человеку, была правильной: он был, по сути, самым настоящим пиратом. Однако Шелихов все еще надеялся, что сможет получить репутацию уважаемого человека и что со временем императрица пожалует ему право монопольной торговли.

Наступил 1793 год, и Шелихов понял, что ему снова надо лоббировать свои интересы. Пятью годами ранее северная часть Тихого океана многим в Европе казалась такой далекой, словно она находилась на Луне, но теперь стала всем интересна. Складывалось впечатление, что все морские державы одновременно пытаются застолбить территорию на американском побережье. Шелихов решил, что время пришло, и Россия должна заявить о своих правах на эти земли. Он посоветовался с Демидовым о том, какую тактику лучше выбрать. И Демидов сказал, что знает человека, который способен убедить императрицу изменить свое мнение. Этим человеком был Платон Зубов.

5. Петербургский набоб

 
Колумб здесь росский погребен:
Преплыл моря, открыл страны безвестны;
Но зря, что все на свете тлен,
Направил паруса во океан небесный.
 

Гавриил Державин. Эпитафия на могиле Григория Шелихова, 1796 г.

Все предприимчивые, амбициозные и так или иначе приближенные к власти люди в России в 1793 году знали, что замолвить словцо за них самих или за их проект может самый циничный, самый беспринципный, самый жадный, но, пожалуй, и самый влиятельный из всех любовников Екатерины, если не считать Орлова и Потёмкина, граф Платон Зубов. Зубов собрал вокруг себя собственный «двор», в котором государственные назначения и услуги продавались за деньги. И Николай Резанов в штате Зубова как раз занимался просителями, стремящимися получить аудиенцию у фаворита императрицы.

Принимая просителей в личном крыле Царскосельского дворца, фаворит вел себя так, будто был мелким монархом. Польский князь Адам Чарторыйский рвался попасть на аудиенцию к Зубову в надежде вернуть семейную земельную собственность, конфискованную Екатериной. Позже он писал, что «двор» Зубова напоминал «покои любовницы французского короля»¹. С самого раннего утра к флигелю графа (титул князя Зубов получил в 1796 году) начинали прибывать кареты вельмож, и уже к десяти часам они выстраивались в три ряда, словно перед театральным подъездом незадолго до начала спектакля. Около одиннадцати в длинном шелковом халате из спальни появлялся сонный фаворит. Начинался утренний туалет, который осуществлялся силами целой армии лакеев. Одновременно Зубов вел прием. Сановитых людей к нему обычно приводил личный секретарь, интриган и шантажист сицилийско-греческого происхождения Андреа Франческо Джованни Алтести (в России его звали Андрей Иванович). Резанов был заместителем Алтести, и в его обязанность входило вести запись посетителей.

Зубов выслушивал получивших аудиенцию, сидя к ним спиной, ведь в это время им занимался парикмахер. Прошения одобрялись кивком головы, а отказ выражался покашливанием. Время от времени фаворит обращался к своей ручной обезьянке, которая, резвясь, прыгала по покоям, поднимая столбы пудры для волос. Тем, кто понравился Зубову, граф милостиво разрешал выпить кофе в его обществе. И ходили даже слухи, что Михаил Кутузов, будущий герой войны с французами, собственноручно готовил для него кофе по особому рецепту. Именно так последний фаворит стареющей Екатерины принимал высших государственных сановников, генералов и князей, которые хотели через него передать свою просьбу императрице в попытке решить тот или иной вопрос[23]23
   Через сто с небольшим лет правнуки многих тогдашних просителей будут также собираться в приемной Григория Распутина, который, как и Зубов, имел огромное влияние на императрицу Александру Федоровну, супругу Николая II.


[Закрыть].

«Этот Зубов – человечек активный, – писал один из преподавателей Оксфорда Джон Паркинсон, посетивший графа в Царском Селе. – Он ведет себя с таким высокомерием, которое непростительно человеку не самого благородного происхождения»².

Светлейший князь Потёмкин умер, а новый любовник, «несмотря на свои юные годы, ведет себя так, как будто ему позволено все, как будто он знает больше всех и готов управлять любым министерством»³, – с горечью выразился старый придворный и, кстати, бывший любовник Екатерины Петр Завадовский в июле 1793 года. В жадности Зубов переплюнул Потёмкина, Завадовского, да и всех прочих фаворитов императрицы. Точно так же, как и любовник императрицы Григорий Орлов, продвигавший в свое время по армейской службе братьев, Зубов радел о своих родственниках. Разница в том, что братья Орловы были людьми талантливыми, а члены клана Зубовых – в лучшем случае посредственностями. Стареющая императрица (напомним, что разница в возрасте у них с Зубовым была 38 лет) подарила своему любовнику десять тысяч душ крепостных, огромные поместья в России и в Польше, ну и, конечно, он просто купался в драгоценностях. Но Зубову все было мало, и он взимал плату за свое содействие с просителей. Об этом шептались в кулуарах, но нашелся только один смельчак, который открыто выразил свое недовольство. «Мне не нравится тон ваших приказов, ваше обращение, ваши письма и ваши лакеи», – бросил в лицо Зубову Александр Суворов. Но Суворов был прославленным русским полководцем, и он мог себе позволить такое высказывание⁴.

К пышному «двору» Зубова, как магнитом, притягивало разного рода мошенников и авантюристов. В те времена, точно так же как и сейчас, в Россию в поисках славы, приключений и быстрого заработка ехали иностранцы, не сумевшие преуспеть у себя на родине. Для них Россия была страной, где никто не знал об их промахах и ошибках. Все лучшее было сосредоточено в Петербурге, который – приведу понятное современникам сравнение – был Дубаем конца XVIII века. Кто только не ехал в столицу империи – военные, архитекторы, строители, учителя танцев, портные, актеры и актрисы и так далее, – потому что Петербург был городом, где пахло деньгами и можно было преуспеть.

Екатерина с самого начала своего правления подогревала интерес иностранцев к России и Петербургу. Об этом косвенно свидетельствует ее переписка с известными интеллектуалами Европы. Для нее Россия была «полигоном», на котором все желающие могли попробовать выстроить свою версию будущего. И она, надо признать, думала масштабно. Например, чтобы «поднимать» сельское хозяйство, императрица пригласила в Россию крестьян из Саксонии, которых поселила на Волге[24]24
   До того как Сталин переселил поволжских немцев в Казахстан, их деревни отличались чистотой, а жители – трезвостью и трудолюбием.


[Закрыть]. Французские и итальянские скульпторы и архитекторы украшали не только столицу, но и оставили заметный след в Новороссии. Но если тот же Потёмкин нанимал для работы в России молодых и талантливых иностранцев, таких как братья Бентам, то у Зубова были другие критерии отбора. Взять того же Алтести. Он появился в России благодаря шантажу русского посла в Константинополе, которого обвинял, ни много ни мало, в гомосексуальных связях⁵[25]25
   Одним из первых указов император Павел I распорядился выслать Алтести в 24 часа из Петербурга и заключить его в тюрьму при Киево-Печерской лавре, чтобы тот держал все свои секреты при себе. В 1801 году, после смерти Павла, Алтести был депортирован в Италию в закрытой карете. Он дожил до почти ста лет и умер на Сицилии.


[Закрыть]. Некоторое время он работал в Коллегии иностранных дел, и, когда Екатерина хотела наказать его за растраты, Зубов уговорил «матушку» не делать этого. Он забрал Алтести к себе, поскольку тот был большим специалистом по сбору компромата.

Еще одним доверенным лицом Зубова был авантюрист испано-ирландского происхождения по имени Жузеп де Рибасде Рибас (на русской службе Иосиф Михайлович Дерибас). В России де Рибас появился благодаря командующему российской экспедицией Балтийского флота в Средиземном море Алексею Орлову. Их знакомство произошло в Ливорно, где Орлов проводил донабор экипажей на корабли, только что совершившие плавание вокруг Европы. Двадцатилетний де Рибас был принят вольнонаемным, и после этого началось его быстрое восхождение. Уже через год он участвовал в войне против турок и отличился в Чесменском сражении (де Рибас подвел к турецкому флоту один из брандеров, начиненных горючей смесью). Будучи доверенным лицом Орлова, он доставлял письма его брату Григорию, на тот момент фавориту императрицы. Самым важным поручением де Рибасу стало привезти в Россию из Лейпцига внебрачного сына Екатерины и Григория Орлова – десятилетнего Алексея Бобринского. С этим поручением де Рибас блестяще справился (Бобринский с детским пылом стал называть его своим другом), и в 1774 году испанец был принят на действительную российскую военную службу в чине капитана. До 1779 года он был цензором в Сухопутном шляхетском кадетском корпусе, где учился Бобринский. Затем для де Рибаса началась череда военных кампаний: война за Крым, Русско-турецкая война 1787–1791 годов, где он отличился настолько, что был приглашен в состав делегации, подписавшей Ясский мир с Османской империей, который подтвердил присоединение Крыма и Кубани к России. В 1794 году де Рибаса (как говорят, при содействии Зубова) отправили на юг страны, в бухту Хаджибей, где тот основал новый город, который Екатерина назвала Одессой⁶. Главная улица города носит название Дерибасовская, в честь основателя этого портового города. Де Рибас женился на одной из придворных дам Екатерины, и императрица стала крестной их дочерей. Что же касается Зубова, то он стал покровителем де Рибаса, вероятно, возлагая на него далеко не бескорыстные надежды.

Я уверен, что Резанов, служивший под началом Алтести, не был стяжателем. Доказать это очень просто – в отличие от окружения князя, он не разбогател. Известно, что после четырех лет службы у Зубова Резанов отправлял родственникам письма с просьбой выслать ему денег. Может быть, он был слишком честным или слишком осторожным? Возникает некоторое противоречие с описаниями, которые оставили о нем офицеры, вместе с Резановым принимавшие участие в кругосветном плавании, – в них говорится, что Резанов шутил о том, что очень хорошо знает, как можно обогатиться. Но это скорее всего бравада. Или же констатация фактов. Резанов в этой жизни бежал не спринт, а марафон. Он многое повидал, служил в армии, работал в глубинке асессором гражданского суда, завоевал доверие Державина и Зубова. Так или иначе, у него была возможность хорошо изучить механизм власти и влияния, а также то, как можно добиться продвижения при помощи взяток и взаимных услуг.

Григорий Шелихов познакомился с Зубовым осенью 1793 года. На фаворита императрицы купец вышел через своих знакомых: Никита Демидов познакомил Шелихова со своим другом Александром Жеребцовым, который был женат на сестре Зубова, и тот свел его с «вершителем судеб». В столице у Шелихова была репутация богатого человека, который платит хорошие деньги за оказываемые ему услуги, так что он стал желанным гостем в апартаментах Зубова в Царском Селе.

К тому времени Шелихов, чтобы добиться поддержки своей колонии, решил сменить тактику. Про монопольную торговлю он больше не заговаривал, а попросил, чтобы на Кадьяк прислали священника и мастеровых, которые могли бы помочь с обустройством быта. Содержание священника, который не только обратит алеутов в православную веру, но и будет обучать местное население, он обещал оплачивать из своего кармана. Ему хотелось, чтобы общество поскорее забыло о «плохом» Шелихове, который жестоко обращался с аборигенами, о чем писал Бритюков и что позже подтвердил капитан Биллингс. Присутствие священника немного успокоит страсти и заставит говорить о «хорошем» Шелихове, который радеет в первую очередь об интересах государства. А если колония, по сути, живущая грабежами, начнет отстраиваться и со временем превратится в постоянное поселение, жители которого сами себя обеспечивают, то тогда и вовсе минус поменяется на плюс, причем плюс для Шелихова совершенно очевидный – он смог бы получить ту самую монополию, которой так ждал.

Вполне вероятно, что инцидент в заливе Нутка подтолкнул Екатерину к пониманию того, что за американские колонии стоит побороться. Бесспорно, что поддержка Зубова тоже сыграла свою роль⁷. Как бы там ни было, Екатерина (через Зубова) отнеслась к предложениям Шелихова более благосклонно, чем в 1788 году. В письме к Ивану Пилю, новому генерал-губернатору Иркутского и Колыванского наместничеств, написанному в конце 1793 года, императрица подтвердила, что планы Шелихова «идут на пользу государства», а также через Пиля пожелала купцу всяческих успехов в его начинаниях. Синод также выступил с поддержкой проектов Шелихова. Митрополит Гавриил заявил, что на Кадьяк направят не одного священника, а восемь монахов из известного своей строгостью Валаамского монастыря. Руководителем миссии был назначен архимандрит Иосаф⁸. В январе 1794 года Шелихов получил все необходимые письма и грамоты, и монахи были готовы к долгому путешествию на «край земли»⁹.

В ту эпоху еще не знали слова «коррупция», но власть легко можно было превратить в деньги, и наоборот. Зубов, замолвивший словечко за Шелихова, наверняка рассчитывал на дивиденды. Скорее всего речь шла об определенном проценте доходов от торговли пушниной. Но возник вопрос – кого Зубов может послать в Сибирь для того, чтобы представлять свои интересы? Выбор пал на Резанова – человека проверенного и надежного. Резанову поручалось отвести указы и письма императрицы в Сибирь; среди корреспонденции было также личное послание Зубова генерал-губернатору Пилю. Однако Резанов был далеко не простым курьером – Зубов дал ему указания, чтобы тот подробно, в деталях информировал его о том, как реализуются планы государыни¹⁰. Так и вышло, что Николай Резанов поехал в сибирский город, в котором давно уже жил его отец.

Шелихов с монахами отбыл из Петербурга в Иркутск 22 января 1794 года. Зимой реки замерзают, и можно быстро передвигаться на санях, именно поэтому было выбрано это суровое время года (до лета далеко, а весной и осенью стояла распутица, когда по дорогам не пройти, не проехать). Для совершения служб и обряда крещения монахи везли с собой церковные книги, кресты и передвижные алтари. С ними была и недавно написанная на Валааме икона с изображением Богоматери и младенца Христа[26]26
   Эта икона и по сей день висит в церкви Вознесения на острове Кадьяк. Позолота оклада потускнела со временем. Кроме того, в церкви как реликвия хранятся нательные вериги, которые носил под одеждой монах Герман, и его железный нательный крест.


[Закрыть].

Резанов выехал из Петербурга позднее, скорее всего в конце весны, когда дороги стали подсыхать; Шелихова он так и не догнал, хотя, наверное, и не ставил перед собой такой цели.

В музеях Кремля и Царского Села выставлены экипажи, на которых путешествовали в те времена. К концу царствования Екатерины стали входить в моду английские дилижансы с огромными колесами до двух с половиной метров в диаметре на металлических рессорах. В дилижансах меньше ощущалась тряска, и они с большей легкостью преодолевали колдобины. Тягловой силой была четверка или даже шестерка лошадей, которых меняли до трех раз в день. В среднем в день экипажи проделывали до сорока пяти километров. Багаж в кожаных чемоданах привязывали к крыше. Вместе с Резановым путешествовали его секретарь и камердинер, была у него и вооруженная охрана.

Путешествие до Сибири и обратно (ведь надо было вернуться в столицу) могло затянуться до года. Скорее всего как и полагается дворянину той эпохи, Резанов взял с собой несколько чемоданов летней и зимней одежды, сапоги и другую обувь, постельное белье, несколько дождевиков из промасленной ткани, ларец с медицинскими препаратами, свечи, сервиз для еды на привалах, складной стол для письма, палатку и, конечно, небольшой арсенал: шпаги, ружья и пистолеты, а также запас пуль и пороха.

До Москвы Резанов ехал с комфортом – дорога была хорошей, а уже после Москвы его экипаж влился в поток кибиток и телег, направлявшихся в сторону Сибири. Хотя «поток» – это сильно сказано, вряд ли движение было оживленным. Не стоит также думать, что тракт был дорогой в современном понимании этого слова. Представьте разбитую колесами неширокую грунтовую полосу, идущую вдоль лесов и через поля. Пыльную в сухую погоду и раскисшую в дождь. На отдых останавливались на постоялых дворах или же в деревнях.

После Казани начались бескрайние степи – унылый однообразный пейзаж. На постоялых дворах кусали клопы, пахло немытыми телами и конским навозом, придорожная пыль забивалась в волосы и костюмы, да еще и грозила встреча с разбойниками, коих немало было в пустынных краях.

Шелихов с монахами, выдвинувшийся, как вы помните, раньше, еще по снегу, к началу мая добрался до места назначения, в Иркутск. Прибывших с ним монахов он разместил в своем недавно отстроенном доме, чему Наталья была рада – присутствие «святых людей» благотворно подействовало на детей Шелиховых. К самому Шелихову в городе стали относиться по-другому, ведь он заручился поддержкой императрицы¹¹. Генерал-губернатор, Иван Алферьевич (Андреевич) Пиль[27]27
   Пиль, швед по происхождению, ранее был губернатором Рижской губернии, затем губернатором Пскова (до 1788 года), а в 1788–1794 годах он управлял Иркутским и Колыванским наместничествами. Пиль поддерживал отношения с А. Н. Радищевым, который отбывал ссылку в Илимском остроге. Идеи Шелихова о Русской Америке были близки этому рачительному губернатору.


[Закрыть]даже издал специальный указ о поддержке начинаний Шелихова, в котором говорилось, что предприятие купца «идет на пользу государственному делу»¹². Пиль помог быстро набрать людей, готовых переселиться на Кадьяк. Главным образом, среди них были ссыльные и бывшие каторжники, и им нечего было терять. Показателен тот факт, что новые поселенцы планировали убить Шелихова, разграбить склады и угнать один из принадлежащих Северо-Восточной компании кораблей. Шелихов попросил, чтобы на остров прислали «искусных работников», и эта просьба была выполнена. Пиль нашел ему одиннадцать кузнецов, тех, кто умел работать с медью, и мастеров-кожевников для выделки меха. Вместе с этими людьми в Америку отправились их семьи.

Все дороги заканчивались в Иркутске. Дальше начиналась тайга с низкорослыми деревьями и большим количеством болот. В начале лета 1794 года, как только на Лене и на Байкале растаял лед, Шелихов загрузил казацкие плоскодонные лодки провиантом, посадил людей, и началось опасное путешествие вдоль Байкала. Плыли вдоль берега на северо-восток, ночевали на каменистых пляжах, сразу после которых начиналась дикая тайга. Вечерами, когда от костров в лагере к небу поднимался дым, из тайги выходили буряты, тунгусы и ламуты (эвены, родственные эвенкам). Они охотно меняли мясо убитых животных на чай или сухари, так что от голода люди не страдали. Затем в течение двух дней крепкие мужики перетаскивали лодки и груз до Киренги, правого притока Лены. Плоскодонки снова спустили на воду и стали подниматься на север, к Лене, управляя лодками при помощи длинных жердей, которыми отталкивались от дна. Иногда на берегу участники экспедиции видели якутские юрты, вокруг которых пасся скот.

Примерно через месяц плавания достигли Якутска, который был построен еще в 1632 году казаками Петра Бекетова. В конце XVIII века в Якутске было 362 избы и пять деревянных церквей, а вокруг городка стояли юрты. В Якутске люди Шелихова пересели на лошадей, и начался двухмесячный переход до Охотска. Дорог там никаких не было, и предстояло преодолеть довольно высокий хребет Сетти-Дабан. Проводниками стали якуты, они вели в связке по десять навьюченных грузом животных. Всего в караване было примерно 150 выносливых монгольских лошадей, эта порода была известна еще со времен Чингисхана. Грузы, которые доставляли на лошадях в Охотск, в сорок, а то и больше раз увеличивались в цене по прибытии. Например, в 1805 году пуд муки в Иркутске стоил пятьдесят копеек, в Якутске – уже рубль пятьдесят, в Охотске – десять рублей и сорок рублей на Камчатке¹³.

Тринадцатого июля экспедиция Шелихова добралась до Охотска. Будущим поселенцам казалось, что это конец мира, полная дыра по сравнению с Якутском. Жители Охотска отличались буйным нравом даже по сибирским меркам. От порта, заложенного в 1731 году, к концу века остались одни развалины. Пристань из сосновых досок, сколоченная Джозефом Биллингсом в 1790 году, также представляла собой жалкое зрелище[28]28
   Бухта Охотска была не самой удобной. Биллингс построил в городе два судна, однако первый корабль застрял на мели при выходе из мелкого залива. После неудачных попыток сдвинуть корабль с места Биллингс приказал разгрузить и сжечь его. Любопытно, что сожженное судно называлось «Добрые намерения». Второму судну под названием «Слава России» удалось выйти в открытое море.


[Закрыть]. Власти как таковой в Охотске не было. Единственным нормальным домом была штаб-квартира Северо-Восточной компании. Зато было довольно много трактиров, и охотники, приходившие в город продать меха, спускали в них деньги на водку, еду и шлюх.