Текст книги "Грандиозные авантюры. Николай Резанов и мечта о Русской Америке"

В свое время Екатерина не хотела предоставлять монопольного права на торговлю, опасаясь жестокостей, которые могут совершить купцы-авантюристы, у которых развязаны руки. Но Павел об этом не задумывался. Четвертого июня он подписал указ, в котором говорилось, что губернатор Иркутска должен «охранять права обитателей островов и беречь их от гнета». В общем-то, пустые слова, ни к чему губернатора не обязывающие, однако в указе говорилось, что «у государства и колонистов одни и те же интересы», а это уже было важно⁵. Как Резанов правильно предвидел, Павел начал рассматривать территории компании (острова Кадьяк и Афогнак, поселение на полуострове Кенай) как естественное продолжение Российской империи.

И все же я разочарую читателей – Павел так и не подписал отредактированный текст указа, в котором говорилось о монопольном праве на торговлю. Причина? Князь Петр Лопухин, отец любовницы Павла Анны Лопухиной.

Павел обратил на Анну внимание в 1798 году на балу в Москве. Он терпеть не мог балы, а в Петербурге и вовсе запретил их, но тут, видимо, его вела судьба. Союзники Лопухина тут же сообщили императору, что девушка от него без ума и наложит на себя руки, если будет отвергнута. Несмотря на протесты Марии Федоровны, состоялся организованный Павлом переезд семьи Лопухиных в Санкт-Петербург, им был подарен роскошный дом на Дворцовой набережной. Начался страстный роман. Отец Анны, как легко предположить, был осыпан почестями. Павел даровал ему княжеский титул, произвел в тайные советники (IV класс Табели о рангах), но самое главное, назначил генерал-прокурором Сената, то есть Лопухин стал непосредственным начальником Резанова. Проблема в том, что Лопухин не любил Зубова за то, что тот смеялся над достаточно простой, почти крестьянской внешностью его дочери. И его нелюбовь, как следствие, распространялась на «выдвиженцев» бывшего фаворита.

Несмотря на враждебное отношение со стороны Лопухина, Резанов честно исполнял свои служебные обязанности. За участие в разработке законов о земле и о заводах он даже получил орден Святой Анны 2-й степени, а с ним и скромную, но пожизненную пенсию в 200 рублей. Резанов хорошо усвоил уроки Державина, опытного царедворца, и планировал со временем взять реванш над Лопухиным. Но сперва надо было дождаться, когда императору надоест любовница.

И действительно, амурные отношения Анны Лопухиной и Павла быстро закончились. Девушка попросила Павла разрешить ей выйти замуж за друга детства князя Петра Гагарина, и он благословил брак. С окончанием романа закончилась и политическая карьера Петра Лопухина. Нет-нет, его не выгнали – он сам, понимая, что дело идет на спад, подал прошение об отставке, и ему даже были пожалованы земли в Киевской губернии (староство Корсунь). И, кстати, он вернется на службу при Александре I, и даже снова станет генерал-прокурором Сената.

Четвертого июля 1799 года Гавриил Державин в качестве главы Коммерц-коллегии предложил Павлу еще раз пересмотреть хартию о создании Российско-Американской компании. А 7 июля, то есть через три дня, отставка Лопухина была принята. Вместо него на пост генерал-прокурора был назначен бывший губернатор Риги Александр Беклешов, хороший знакомый Державина. На следующий день, 8 июля 1799 года, Павел подписал указ, который стал настоящим подарком ко дню рождению Резанова, которому исполнилось тридцать пять лет. Получилось, что на день рождения царь подарил ему Америку!

Условия подписанного императором документа были гораздо более щедрыми, чем те, о которых мог мечтать Шелихов. Прежде всего в нем говорилось, что «Его Императорское Величество берет компанию под особую защиту», а это означало, что компании не грозит банкротство. Компания получала привилегии сроком на 20 лет (в 1821-м и 1841-м привилегии продлевались). Кроме этого, по крайней мере в теории, государство говорило о вооруженной защите интересов компании: «Все офицеры флота и морских сил должны поддерживать компанию по всем вопросам, в которых ей требуется помощь». Но самое главное, компания получала право на монопольную торговлю, промыслы и разработку полезных ископаемых на северо-западе Америки (Аляска), Алеутских и Курильских островах, а также – внимание! – исключительное право присоединения к Российской империи открываемых территорий в северной части Тихого океана. Чтобы все знали, что компанию поддерживает государство, флагом РАК стал бело-сине-красный триколор с орлом.

Были назначены директора компании. Так как компания фактически находилась в Иркутске и там же было больше всего акционеров, иркутские купцы выбрали трех директоров из своей среды: купец Иван Голиков, а также два иркутских купца братья Мыльниковы, которые раньше были конкурентами Шелихова, а теперь стали партнерами. Четвертым директором стал свояк Резанова Михаил Матвеевич Булдаков, и стал не случайно: Павел выразил желание, чтобы в правлении обязательно присутствовал член семьи Шелиховых, и он лично распорядился назначить Булдакова в качестве «первенствующего директора». На этом милости для Булдакова не окончились – через полгода он получил чин коллежского советника и золотую шпагу. Резанов находился на государственной службе, поэтому не мог быть директором, но он считался фактическим главой компании. По документам РАК Резанов числился «высшим представителем компании в столице».

Павел стал одним из первых акционеров компании, купив двадцать акций по 10 000 рублей каждая. Императрица и младший сын Павла Константин купили по две акции по 500 рублей каждая. Большая часть акций в сумме 935 700 рублей принадлежала семье Шелиховых.

Шестнадцатого сентября 1799 года состоялась первая встреча совета директоров компании. Проходила она в Петербурге, что было символично: купцов и первооткрывателей поддерживает государство. В октябре 1799 года в Охотск с грузом пушнины пришел принадлежавший компании фрегат «Феникс» под командованием Шилдса: пушнина была продана более чем за миллион рублей в Петербурге и в Кяхте⁶. Это было достойное начало.

«Пожалуйста, «уговорите матушку (Наталью Шелихову. – О. М.), чтоб она была к ним (компаньонам. – О. М.) милостива, – писал Резанов Булдакову 30 октября 1799 года. – Постарайтесь о выдаче им по разделу положенной суммы денег, также не забудьте и меня. Впрочем, об них более прошу, я перебьюсь как-нибудь; а им не можно. Они не правы во многом, но, ей-ей, извиняйте их неопытность и что они не имели таких, как мы, случаев. Ты пустил, братец, свою долю в торги, я купил деревню, и так мы должны благодарить Бога и матушку, но они виноваты ли, что лишены сих способов» ⁷.

Финансовое положение Шелиховых улучшалось. Наталья купила Резанову и Анне поместье в сорока километрах от столицы: небольшой барский дом и деревушка, в которой жили 23 семьи крепостных. Резанов сперва назвал поместье Резановка, но потом поменял на Анненское, в честь жены. Не исключено, что прямое отношение к изменению названия имела теща.

Также Наталья купила «детям» поместье в Псковской губернии, побольше, из шести деревень с общим числом душ 241 человек. Она приобрела его у Окуневых, родственников Резанова по материнской линии. Окуневы испытывали проблемы с деньгами, поэтому были рады сделке. Ни Окуневы, ни сам Резанов, не стесняясь, взяли деньги Шелиховой. Наталья проявила большой интерес к описи имущества, но в целом спокойно приняла роль дойной коровы аристократов.

Для представительства компании в Санкт-Петербурге Резанов купил красивый особняк на набережной реки Мойки, построенный в стиле неоклассицизма. На нем висит мемориальная доска, гласящая, что в этом доме в 1824–1825 годах жил Кондратий Рылеев, один из пяти казненных участников восстания декабристов.

Пока Резанов обустраивал здание, Павел I мучился предчувствиями о скором окончании своего царствования. «Я слишком поздно взошел на трон и не смогу навести везде порядок», – сокрушенно писал государь. Чтобы добиться порядка, о котором он мечтал, Павел назначил Петра Обольянинова начальником своей тайной полиции, а чуть позже сделал его генерал-прокурором Сената. По счастливой случайности, Обольянинов оказался знакомцем Резанова по тем временам, когда тот служил в псковском суде.

Обольянинов был верным слугой государя и одним из многочисленных гениев репрессий, которых так много в русской истории. Павел приказал установить на углу Зимнего дворца желтый ящик, в который все желающие могли анонимно положить свое прошение или жалобу. Каждое утро император лично просматривал письма и на некоторые из них давал ответы через газеты («Санкт-Петербургские ведомости» и «Московские ведомости»). Также письмами занимались секретари – они могли посоветовать просителю обратиться в определенное ведомство (согласно изложенному), а потом извещали государя (по его просьбе) о принятых мерах. Судя по письмам, простой люд чаще всего волновало то, что «водку в кабаках разбавляют», и они просили с этим делом разобраться. Потом пошли слухи, что какие-то шутники стали подкладывать в ящик неприличные стишки и картинки. Шпионы Обольянинова стали следить за тем, кто подходит к ящику (как правило, подходили по ночам). В конце концов Павел приказал снять ящик для петиций.

Точно так же, как и его мать, Павел проявлял огромный интерес к частной жизни своих подданных, но в отличие от Екатерины он увязал в мелких деталях. Например, он боялся «якобинских идей», что понятно: совсем недавно французы отрубили голову своему королю. Но у Павла этот страх доходил до маразма. Однажды из окна кареты он увидел на улице мужчину в вельветовом колпаке, а надо сказать, что якобинцы во Франции носили красные или малиновые фригийские колпаки, для них это было символом принадлежности к революционному братству. Но колпак в то время был довольно распространенным головным убором, примерно как сейчас бейсболка, а уж в Петербурге и подавно неоткуда было взяться «якобинцам». Так или иначе, мужчину остановили. Выяснилось, что это сын английского купца. Отпустить-то его отпустили (иностранец!), но Павел запретил специальным указом появляться на улице в головном уборе как у «французских смутьянов»⁸. Также под запрет попало ношение сапог с цветными вставками на голенищах. Видя крамолу во всем, Павел запретил астрономам использовать слово «революция» при описании вращения планет[40]40
   Слово revolution является однокоренным глаголу revolve, означающего «вращаться». – Примеч. пер.


[Закрыть]. Несмотря на то что при дворе говорили почти исключительно на французском, Павел, опять же, с целью поставить барьер революционным идеям, наложил вето на использование некоторых французских слов. Например, он предложил исключить из лексикона слово «магазин», настаивая на том, что есть исконно русское слово «лавка». И уж, конечно, под запретом было слово «гражданин».

Впрочем, кроме этих мелочей происходили вещи и посерьезней. В 1800 году прошла «чистка» неугодных среди высшего дворянства. Стоит отметить, что истинным создателем полицейского государства все же следует считать не Павла, а его сына Николая I, при котором был развит аппарат секретной полиции, занимавшейся слежкой. Но и Павел при помощи Обольянинова сделал немало. «Когда я ложусь спать, у меня нет никакой уверенности в том, что ночью не приедет полицейская кибитка, чтобы отвезти меня в Сибирь», – писал польский князь Адам Чарторыйский, с 1795 года состоявший на российской службе. Приближенную Екатерины княгиню Дашкову, много сделавшую для развития русской науки, Павел счел «опасной» и запретил ей жить в Москве (про столицу и речи не шло). Последние годы Дашкова провела в своем имении Троицкое в Калужской губернии, где и была похоронена. Но следили не только за сильными мира сего. «Все те, кто подолгу смотрит на любое здание или собирается группой более четырех человек, находятся в опасности, – писал посетивший Петербург в 1800 году англичанин Эдвард Кларк. – Если иностранцы будут писать об этом в своих письмах, которые открывают и читают, если иностранцы будут слишком рьяно прославлять свою страну или упомянут что-либо, что не понравится полицейским, их могут посадить в сани и отвезти в Сибирь. Говорят, что многих недовольных убили или они бесследно исчезли»⁹.

Павел был не первым, но и далеко не последним правителем России, страдавшим паранойей. Однако в отличие от других, ему и не удалось уничтожить своих врагов – «враги» уничтожили его самого. В конце своего короткого пребывания у власти Павел начал ограничивать права военной элиты, которая прославила русское оружие при Екатерине. Павел ненавидел лейб-гвардейские полки, назначением которых было охранять монаршую особу. Он считал офицеров лейб-гвардии бездельниками, из среды которых его мать набирала любовников. Как только император начал ограничивать привилегии гвардейцев, те возненавидели его лютой ненавистью. В декабре 1796 года, то есть через месяц после вступления во власть, Павел объявил смотр всех приписанных к полкам офицеров; не явившихся на смотр он уволил из армии. Также он отменил запись на военную службу малолетних дворянских детей, что гарантировало получение офицерского чина по достижении совершеннолетия. В целом это была правильная реформа, но она вызвала много недовольства. Ранее, при Екатерине, во многом стараниями Суворова, в армии была введена удобная полевая форма. Павлу она категорически не понравилась, и он приказал снова одеть всю армию на прусский манер, в камзолы и парики. При Павле стали каждодневными так называемые вахт-парады войск Санкт-Петербургского гарнизона, которые называли «пусканием пыли в глаза».

Пожалуй, одним из самых странных проектов Павла было желание создать всеобщую церковь, объединяющую светскую и церковную власть. Во главе этой церкви Павел, естественно, видел себя. Эта идея родилась у него в голове во время посещения Рима в 1782 году. Молодой царевич обсуждал с папой римским Пием VI возможность объединения православной и католической церквей, которые разошлись еще в 1054 году[41]41
   Павел был первым из двух царевичей-наследников, встречавшихся с папой римским. Вторым был Николай I.


[Закрыть]. После вступления на престол Павел объявил себя главой Русской православной церкви. Надомную церковь в Михайловском дворце он сделал в стиле итальянского барокко, и она практически неотличима от католической. В этой церкви Павел сам проводил службы и исповедовал своих домочадцев и слуг. После того как генерал Бонапарт в 1796 году вторгся в Северную Италию и стал продвигаться на юг, к Риму, Павел предложил римскому папе переселиться из Ватикана в Россию, но папа вежливо отказался.

Что касается Мальты и Мальтийского ордена, то после взятия Мальты Наполеоном и «выселения» иоаннитов (сентябрь 1798 года) Павел назначил себя семьдесят вторым Великим магистром и перевел штаб-квартиру ордена в Петербург. Это был четвертый «переезд» ордена с момента образования в 1099 году. Павел увлекался рыцарской историей настолько, что даже ввел белый мальтийский крест в герб Российской империи (убрал его из герба Александр I). В 1798 году был учрежден орден Святого Иоанна Иерусалимского в виде мальтийского креста. Державин (имевший второй, самый высший чин по Табели о рангах) получил крест командора первого класса (большой командорский крест): золотой, с расширяющимися раздвоенными концами, с обеих сторон покрытый белой финифтью; Резанов был награжден крестом второй степени.

Павел прекратил Персидский поход 1796 года, в ходе которого русскими войсками было занято Каспийское побережье, но в рамках 2-й антифранцузской коалиции был предпринят Средиземноморский поход под командованием адмирала Федора Ушакова, в ходе которого (1798–1800 годы) русские не потеряли ни одного корабля, изгнали французов из Южной Италии, острова Корфу и Ионических островов.

На период правления Павла пришлись антифранцузские походы под руководством Суворова. И здесь нужно уточнить, что Павел, мягко говоря недолюбливавший Суворова, в феврале 1797 года отправил его в отставку без права ношения мундира; Суворов уехал в свое имение Кончанское близ Новгорода. Однако в феврале 1798 года император вызвал 68-летнего Суворова письмом, в котором были такие слова: «Иди, спасай царей».

В 1799 году Суворов готовился к вторжению во Францию, но союзники-австрийцы запросили помощи Суворова в Южной Германии, несмотря на то что к ним через Польшу шли другие русские войска. Вместе с 15-тысячной армией Суворову пришлось идти через горы. В Швейцарии на перевале Сен-Готард и по сей день можно видеть дыры в скалах (работа инженеров-пиротехников), в которые устанавливали опорные столбы, чтобы можно было поднять на веревках пушки. Русский полководец атаковал французов в районе Чертова моста в долине реки Рёйс и пошел дальше. Но, к сожалению, он опоздал. Главные силы русских французы разбили под Цюрихом, и австрийцы запросили у Наполеона мира.

Никогда ранее русские войска еще не воевали в самом сердце Европы. Суворов стал генералиссимусом российских сухопутных и морских сил, генерал-фельдмаршалом австрийских и сардинских войск, графом Священной Римской империи, князем Италийским, а ранее, еще при Екатерине, в 1789 году, он получил почетную приставку к фамилии «граф Рымникский» – после победы объединенных русско-австрийских войск над турками в сражении на речке Рымник в Молдавии. В эпоху, когда велось много войн, Суворов был единственным полководцем, который за всю свою жизнь не проиграл ни одного сражения. В апреле 1800 года он вернулся в Петербург, где его встретили как триумфатора, а уже 6 мая он скончался. На похоронах полководца из высших сановников присутствовал один лишь Державин.

Неустойчивая натура Павла проявилась в том, что он принял решение выйти из коалиции (причина – отказ Британии вернуть остров Мальта Мальтийскому ордену) и взял курс на сближение с Францией. А косвенно помог сближению России и Франции Шарль Морис де Талейран, министр иностранных дел Наполеона, который, впрочем, служил всем режимам, от Директории до Людовика XVIII и Луи Филиппа Орлеанского. Талейран настоятельно просил подчиненных держать его в курсе всех «сумасбродств» Павла и сумел найти место, куда можно было лить елей. Шесть тысяч русских солдат, взятых в плен во время кампаний 1799–1800 годов, отпустили на родину в новых, специально сшитых для них мундирах. По распоряжению Талейрана русскому императору был направлен церемониальный меч папы Лео Х, ранее принадлежавший Великому магистру ордена. Кроме этого, Талейран всячески подчеркивал то, что Наполеон не поддерживает революционных идей якобинцев.

«До чего же горько смотреть на то, как рушатся великие надежды, – писал посол Англии в России лорд Уитворт министру иностранных дел королевства после распада антифранцузской коалиции. – Император [Павел], должно быть, сошел с ума… С таким императором никто не может чувствовать себя спокойно»¹⁰. Несмотря на то что эти строки были написаны бесцветными чернилами, шпионы министра иностранных дел России перехватили его и сумели прочесть, что, в свою очередь, негативно отразилось на русско-английских отношениях.

К тому времени Павел уже обменивался с Наполеоном любезностями в переписке. В своем первом письме в ноябре 1800 года император писал: «Обязанностью тех, кому Господь доверил управлять народами, является забота о благосостоянии граждан. Давайте попробуем установить мир и спокойствие, которые так необходимы людям и способствуют законам, данным нам Всевышним. Я готов слушать то, что вы хотите сказать». Бонапарт отвечал: «Когда между нами будут союзные отношения, Англия, Германия и другие страны сложат оружие». А ведь всего лишь за год до описываемых событий Павел нанял немецкого драматурга и романиста Августа Фридриха фон Коцебу[42]42
   Сыновья Коцебу, Мориц и Отто, вместе с Резановым участвовали в кругосветном плавании.


[Закрыть]для того, чтобы тот написал письмо «корсиканскому узурпатору», и в этом письме император вызывал Наполеона на дуэль. После 1796 года Павел строил планы восстановления французской королевской династии на престоле, и он приютил Людовика XVIII, брата казненного короля Людовика XVI. Но потом, вступив в переписку с Наполеоном, он приказал выгнать Людовика из замка, который находится в современной Латвии, и отнял назначенную ему пенсию в 200 000 рублей.

Очень быстро Павел и Наполеон начали обсуждать то, что их волновало больше всего, а именно тему мирового господства. Наполеон решил раз и навсегда раздавить своего злейшего врага Англию. Если он захватил Египет, так почему бы ему не отнять у англичан Индию? Эта идея была не новой, еще Людовик XVI в 1782 году давал свое согласие на то, чтобы французы атаковали с моря Бомбей. Но Индия оставалась британской, и Наполеон считал, что при поддержке России ему удастся завоевать самую богатую из колоний. Талейран составил для Наполеона подробный план «нанесения смертельного удара британскому владычеству в Индии», который предусматривал морскую блокаду самой Англии, нападение французского флота на Бомбей и Калькутту, а также выход на полуостров сухопутных сил через Афганистан. «Отняв у Англии Индию, мы серьезно ослабим англичан, – говорил Наполеон русскому дипломату графу Георгу Спренгтпортену. – Индия – это яркий восточный бриллиант, страна-сказка, которая дала миру так много мудрости, в отличие от пьяных и подлых английских лавочников».

Америка тоже привлекала мечтавших управлять миром Наполеона и Павла. Незадолго до этого Наполеон заключил с Испанией невыгодный для Мадрида союз и требовал от испанцев передать Франции обширные территории в долине Миссисипи, расположенные по соседству с французской Луизианой[43]43
   Которую Наполеон продал США в 1803 году.


[Закрыть]. Талейран считал, что Испания может потесниться и передать новому союзнику Франции, то есть России, часть территорий на тихоокеанском побережье Америки.

Павел отнесся к идее захвата Индии с огромным энтузиазмом. Он полностью игнорировал советы Талейрана о том, что для начала надо установить экономическую блокаду Англии, и принялся в деталях планировать «азиатскую кампанию». Он все еще продолжал играть в игрушечных солдатиков и с головой погрузился в логистические аспекты похода. Император писал о том, что подразделения казаков должны иметь с собой запас фейерверков, а ткань, которую русские будут продавать местным жителям, должна быть «расцветки, которая нравится азиатам».

В январе 1801 года Павел приказал атаману донских казаков Василию Орлову (однофамильцу усопшего фаворита Екатерины) «собрать 25 000 человек для вторжения в Индию… изгнания англичан и уничтожения их торговых факторий». План был следующим: казаки должны были объединиться с 25-тысячным французским корпусом под командованием генерала Андре Массены (который сражался с Суворовым), спуститься по Дунаю, Дону и Волге, переплыть Каспийское море, высадиться на территории современного Туркменистана и уже оттуда идти в Индию. Французы посчитали, что на путь от Франции до Средней Азии экспедиционному корпусу потребуется восемьдесят три дня, а на марш из Средней Азии до Индии через Кандагар и Герат – еще пятьдесят. Нападение русских и французских военно-морских сил на Бомбей планировалось на сентябрь 1801 года.

Но Павлу не суждено было изменить судьбу мира[44]44
   Точно так же, как и Наполеону. В ссылке на острове Эльба он писал о том, что, если бы Павла не убили во время дворцового переворота, он сам никогда бы не совершил ошибки и не начал войну 1812 года с Россией.


[Закрыть]. В то время, когда казаки Орлова скакали по степям в сторону Хивы и Бухары, в Петербурге готовили дворцовый переворот, которого так боялся император, – боялся, но фактически все сделавший для того, чтобы этот переворот произошел. Павла ненавидели многие аристократы, и у генерал-губернатора Петербурга графа Петра фон дер Палена не было недостатка в людях, желающих участвовать в заговоре. Граф Никита Петрович Панин (племянник учителя императора Павла) переговорил о возможном свержении его венценосного отца с царевичем Александром. Панин настолько боялся того, что их разговор подслушают шпионы, что беседовал с царевичем в дворцовой бане. Ему (или кому-то другому) удалось убедить Александра в том, что «избавиться от несправедливого тирана» – задача благая для России. Александр дал свое согласие на низложение императора, но он не хотел, чтобы его отца убили. «Чтобы сделать омлет, надо разбить яйца»,[45]45
   На Западе эту фразу часто и неверно приписывают Иосифу Сталину, так как эту цитату использовал корреспондент New York Times В. Дюранти для описания сталинских чисток.


[Закрыть] – заметил Пален царевичу.

Несмотря на все предосторожности, вскоре весь Петербург знал о готовящемся перевороте. Император лично спрашивал Палена о том, готовится ли против него заговор, на что граф с завидным хлоднокровием ответил: «Это невозможно, Ваше Величество. Ибо в таком случае я, который все знаю, был бы сам в числе заговорщиков». Использовав страхи императора, Пален убедил его подписать приказ об аресте царевича Александра. Этот приказ стал сигналом для того, чтобы заговорщики начали действовать.

Одиннадцатого марта 1801 года Николай Зубов, брат бывшего фаворита, пригласил на обед участников заговора (по одним данным – 64 человека, по другим – 120). В разгар обеда Зубов встал и спросил, знает ли царевич Александр о том, что выписан ордер на его арест, и одобряет ли он низложение своего отца. Александр кивнул, после чего был поднят тост за удачу. Вечером того же дня Павел ужинал с Михаилом Кутузовым и членами своей семьи, среди которых был царевич Александр. По понятным причинам, Александр не был расположен к разговорам. Царевич сослался на то, что плохо себя чувствует, и рано ушел. После ужина Павел, проходя мимо зеркала, взглянул на свое отражение и произнес: «Посмотрите, какое смешное зеркало, я вижу себя в нем с шеей на сторону».

Пален вместе с Александром ждали известия о том, что император лег спать. Как только они его получили, Пален послал гонца в дом Зубова: «Назначенный час пришел». Заговорщики разбились на две группы. Группа офицеров, во главе которой был Пален, вошла через главные ворота Михайловского дворца, вторая, под предводительством Николая Зубова и фон Беннингсена, прошла через Рождественские ворота и поднялась по 74 ступенькам непосредственно к спальне императора и открыла двери.

Павел проснулся от шума шагов и спрятался за занавеской, но его, конечно же, нашли. Заговорщики попытались, как писал Беннингсен, вне всякого сомнения, стремившийся оправдать действия цареубийц, «заставить его отречься». По словам Беннингсена, сам он сказал испуганному Павлу: «Не волнуйтесь, Ваше Величество! Тут вопрос вашей жизни и смерти», – и протянул ему манифест об отречении. Павел начал сопротивляться, тогда Николай Зубов с силой ударил императора золотой табакеркой в левый висок; эта табакерка с вмятиной ныне хранится в Эрмитаже. Потом заговорщики навалились на Павла и задушили его шелковым офицерским шарфом.

Солдаты гвардейских полков сперва отказывались верить в то, что царь умер, и в спальню императора провели двух старых сержантов, чтобы показать им труп. «Павел Петрович мертв», – сообщили сержанты солдатам. Александр расплакался, когда услышал известие о смерти отца. «Перестаньте вести себя как ребенок и начинайте быть царем», – сказал ему Пален.

Жители Петербурга, услышав новость о том, что император, как и мать, скончался от апоплексического удара (инсульта)[46]46
   До 1905 года инсульт считался официальной версией смерти Павла I.


[Закрыть], ликовали. Как писал Эдвард Кларк, к концу следующего дня в городе невозможно было купить ни одной бутылки шампанского.