Текст книги "Погребенные"
Автор книги: Оушен Паркер
Жанр: Ужасы и Мистика
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 4 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Дверь в кабинет захлопнулась, и я осталась одна. Через стеклянные стены я наблюдала, как профессор недовольно о чём-то спорит со смотрителем, а рядом с ним согласно кивает Модлен.
«Уаджет – древнеегипетский символ, левый соколиный глаз бога Гора, который был выбит в его схватке с Сетом. Правый глаз Гора символизировал Солнце, а левый глаз – Луну, его повреждением объясняли фазы Луны. Этот глаз, исцелённый богом Тотом, стал могущественным амулетом, который носили фараоны. Он олицетворял собой различные аспекты божественного миропорядка, от царской власти до плодородия».
Интересно, неужели древним египтянам было настолько сильно нечем заняться, что они придумали всё это? Символы, боги, империи, книги мёртвых. Останки великой империи, которую по частям то тут, то там находили современные археологи и бились головой о стену, лишь бы урвать хоть словечко из той эпохи. Эпохи лжи. Империи обмана, погребённой наукой.
В другом конце кабинета заскрипел стул. Ножки противно заскрежетали, царапая деревянный паркет, но я не подняла голову, думая, что вернулся Робинс. Лишь когда звуки прекратились, а на скулах загуляло чужое горячее дыхание, я подняла голову и чуть не вывалилась из кресла.
Незнакомец с интересом изучал моё лицо, придвинувшись непозволительно близко. Пара ярко-зелёных глаз с анатомически неправильными зрачками кошачьей формы быстро бегала по моему лицу, пока тонкие губы изгибались в зловещем оскале.
– Привет, солнышко.
– Кто вы? – Я закашлялась, пришпиленная к креслу его магнетическим взглядом.
– Дориан, очень приятно познакомиться! – Он отстранился так же стремительно, как и подвинулся. Вскочил со стула и, не спрашивая разрешения, стал расхаживать по комнате, рассматривая её.
Он был невысоким, худощаво сложенным. С почти женственной, изящной грацией парень завёл обе руки за спину и, перекатившись с носка на пятку, с ехидной улыбочкой уставился на рабочий стол Робинса.
– Ты представишься или так и будешь сидеть с разинутым ртом, солнышко?
Я не сразу нашлась с ответом, до глубины души поражённая степенью его наглости. В поиске поддержки посмотрела туда, где Робинс стоял всего пару минут назад, но никого не нашла и поникла.
За это время Дориан склонился над столом и, пока я размышляла, ухватился за накидку, которой было накрыто Око. Прежде чем он успел сдёрнуть её, я собрала себя в кучу, вскочила из кресла и треснула Дориана книгой по руке.
– Не трогай, это не твоё.
Он обиженно зашипел, прижимая руку к груди.
– Невоспитанная.
– Это ты невоспитанный. Кто ты и что здесь делаешь? Кто тебя пустил?
Я принялась оттеснять его в сторону, думая о том, как Робинс будет мной гордиться, когда узнает душещипательную историю спасения Ока. Представляя как минимум длинную речь о своей неотразимости, я не заметила, как Дориан оказался за моей спиной. Ощущение, будившее меня в кошмарах, пронзило грудную клетку. Обычно я не испытывала трудностей, если кто-то дышал мне в затылок, но, судя по всему, не в этот раз.
Я хотела обернуться и угрожающе потребовать, чтобы он валил прочь, но вместо этого лишь слабо покачнулась. Странная, неестественная тяжесть со скоростью яда распространялась по телу. Пришлось ухватиться за край стола, чтобы устоять на ногах.
– Солнышко, тебе плохо?
В нос ударил резкий металлический запах, обострился слух. Голос парня зазвучал не снаружи, а внутри меня, но вместе с тем пропали все остальные звуки. Осталось лишь его громкое, опаляющее затылок дыхание и барабанная дробь пульсирующей в висках крови.
– Дориан! – Кто-то резко прекратил мои муки, впустив в душный кабинет свежий воздух. На пороге стоял мужчина. Знакомый. Недовольный. Тёмный. Как будто не из нашего мира, судя по антикварным часам на цепочке, которые он сжимал в ладони. Следил за временем, даже ни разу на меня не взглянув.
Одетый в такой же странный костюм, как у парня за моей спиной, мужчина скрывал глаза за солнечными очками. Позади него стоял Робинс с бледным от волнения лицом. Гость был ниже его. Я вообще не встречала людей выше Робинса. Однако несмотря на промах с длиной ног, мужчина в чёрном, казалось, заполнял собой всю комнату. Его оскал и правда выглядел жутко.
– Уходим, Дориан, – сквозь зубы процедил незнакомец низким басом. Он явно был чем-то недоволен. Возможно, даже рассержен. Точно рассержен, поскольку Дориан внезапно притих и втянул голову в плечи.
Впрочем, смирение длилось недолго. Когда тот, имени которого я не знала, покинул кабинет, разговаривая по телефону, новый, но не особо желанный знакомый воспрял духом и провёл пальцами по моей спине.
– Увидимся в другой раз, солнышко. Мы теперь часто будем сюда приходить, – ухмыльнулся Дориан, напоследок ткнув длинным пальцем каменный слиток на столе. – Пока, глазик.
Как только дверь за ними закрылась, обеспокоенный и явно чем-то встревоженный Робинс подбежал ко мне и развернул к себе, осматривая на предмет повреждений.
– Чего он хотел?
– Ничего, – пожала я плечами, глядя вслед двум удаляющимся фигурам. Не могла отвести глаз, но пришлось, когда Алекс хорошенечко меня встряхнул, взболтав в крови страх и странное воодушевление.
– А к тебе он зачем приходил? – поинтересовалась я.
– Ждёт, когда я закончу с Оком. Хочет его купить и не может успокоиться, – с совершенно несвойственным для него отвращением выплюнул Робинс. – Грёбаный коллекционер. Ему вообще нельзя находиться в этом крыле, но, видимо, они неплохо кому-то заплатили. Плевать, всё равно не получит его.
– Почему?
– Это культурное достояние, а не игрушка в лапах богачей, – фыркнул Робинс, а я задумалась. Правда, о чём конкретно, уже и не вспомню.
V
Руки, сжатые в кулаки, молили о пощаде, но я не сдавалась, снова и снова обрушивая их мощь на шатающуюся вперёд-назад дверь. Среднестатистический человек со здоровой психикой ранним утром предпочитал плотный завтрак и неспешные сборы на работу, я же, проснувшись на следующий день раньше обычного, первым делом отправилась на поиски неприятностей.
Пожилая соседка Жерара, проживающая этажом выше, выскочила на лестничную площадку и пригрозила вызвать полицию, если я не перестану мешать ей смотреть «Секретные материалы».
– Жерар!
– Юная леди! Немедленно перестаньте!
Я так резко вскинула голову, что женщина попятилась обратно в квартиру.
– Вы случайно не знаете, где молодой человек, который здесь живёт?
– Не знаю и сейчас вызову полицию! – только и ответила она, громко хлопнув дверью.
Но угроза получить штраф за нарушение общественного порядка в восемь часов утра не пугала меня так сильно, как осознание, что слухи о моих проблемах с головой стали распространяться по всему городу, и виной тому был один не умеющий держать язык за зубами человек.
Не зная, как дальше быть и что вообще делать со своей жизнью, я опустилась на грязную ступеньку и положила голову на согнутые колени.
– Наивная, беспечная дура.
И в этом вряд ли стоило винить кого-то другого. Никто, разве что случайное стечение обстоятельств, не мог нести ответственность за то, что с самого рождения и вплоть до двадцати четырёх с хвостиком лет я прожила в золотой клетке с намертво приклеенными к глазам розовыми очками.
Я никогда не думала о последствиях, поскольку все, даже самые ужасные, быстро решались одним взмахом банковской карточки и шелестом купюр. Неудачный ракурс на фотографиях с парижской недели мод? Заплатим! Попалась в нетрезвом виде за рулём автомобиля? Заплатим! Кто-то проболтался, что я заплатила за то, что попалась за рулём в нетрезвом виде? Заплатим! Заплатим! Заплатим!
– Аника?
Я нервно подпрыгнула. Завела эту привычку несколько недель назад и всё никак не получалось от неё избавиться.
Жерар сонно зевнул, почесав голый живот. Кроме весьма откровенных ночных шортиков на нём не было ничего, но это его не смущало. Как и меня. Едва ли в мире осталось хоть что-то, что могло бы меня смутить.
– Жерар, какого чёрта? Я звонила тебе сотню раз. Почему ты не брал трубку?
– Я спал, а ты чего сидишь тут такая…
Злая. Я выглядела злой, раскрасневшейся и совершенно отчаявшейся, ещё минуту тому назад собираясь рыдать на грязной ступеньке в вонючем подъезде.
Быстро уловив угрозу, исходящую от женщины, которой уже просто нечего терять, Жерар сделал шаг назад в свою квартиру и, защищаясь, вытянул вперёд сразу две руки.
– Аника… я не понимаю, что случилось?
– Не понимаешь, что случилось? – Я ударила ладонью по стене всего в паре сантиметров от его лица. – Ничего такого, Жерар. Ничего, кроме того, что ты растрепал половине Парижа о временных трудностях с головой в моей семье.
– Половине Парижа? – Глаза Жерара округлились от удивления, но отступать он не перестал, продвигаясь вглубь квартиры. – Да я просто…
– Что? Что просто, Жерар?
– Просто встретил Монику, и мы немного поболтали…
Нагнувшись в сторону, я схватила первое, что попалось под руку – зонт, и выставила его так, чтобы деревянный кончик уткнулся в часто вздымающуюся грудь парня.
– Ты сказал Монике, что у меня галлюцинации? Что моя мама хочет меня сожрать?
– Я просто сказал ей, что общался с тобой буквально несколько часов назад. Она поинтересовалась, как у тебя дела…
Мы уже почти дошли до комнаты Жерара, но дверь оказалась закрытой, и он упёрся спиной, пока кончик зонтика медленно продавливал в нём дыру.
– Я ведь просила тебя держать всё в секрете, Жерар!
– Да я ничего такого и не сказал! Я ничего не говорил про твою маму, просто сболтнул, что тебе сейчас не очень, и ты видишь странные сны, Аника, клянусь!
– Ты не представляешь, как сильно я мечтаю убить тебя…
Господи, я на полном серьёзе тыкала в него зонтиком. Отбросив несостоявшееся орудие убийства в сторону, я сделала несколько шагов назад.
– Честно, я не говорил ей о том, что ты болеешь.
Не говорил о том, что ты болеешь…
Давно забытое детское воспоминание удавкой стянуло шею, когда Жерар вдруг протрезвел и посмотрел на меня так, как я сама когда-то смотрела на Луизу. Новенькая в классе. Странная девочка, только-только потерявшая родителей. Сидела на задней парте и никогда не смеялась. Учителя предупредили нас, что после смерти родителей у Лу иногда случались панические атаки, но это не остановило весь класс, а только подстегнуло детский интерес. Психованная. Больная. Ненормальная. Мы смеялись над ней. Стояли кругом и тыкали пальцами, пока Луиза жалась в угол и кричала.
Я отмахнулась, сдерживая слёзы, когда Жерар протянул ко мне руку, словно успокаивал буйное животное, и, прижав в груди сумку, пулей вылетела из грязной квартиры. В попытке выбросить взгляд Жерара из своей головы, я потерпела неудачу и, когда дошла до метро, громко разрыдалась.
Ненормальной теперь была я, а не Луиза Ру. Та окончила университет, вышла замуж и удумала отомстить мне, запустив таргетированную рекламу своих курсов об успешном успехе.
Меня словно прибило к земле огромным камнем. Ноги одеревенели и не желали двигаться. В ушах звенело. Я оплакивала всё сразу: упущенные возможности, прогрессирующую шизофрению, недопитый последний бокал дорогого шампанского из того утра, в котором мне сообщили о том, что всё моё наследство опечатано, а к вечеру я должна выехать из квартиры в самом центре Парижа.
Люди проходили мимо и смотрели на меня, в их взгляде читалось «психованная».
Если карма действительно существовала, то сколько бы раз я не слала её к чёрту, она, гадина, меня всё же догнала!
Стоя с бутылкой бурбона у кабинета Алекса, я написала маме, чтобы не ждала к ужину, и громко, на весь коридор, высморкалась в салфетку.
Уже с порога я почувствовала, что Лилит в первом доме[4]4
Лилит в первом доме заставляет расплачиваться за совершённые в прошлой жизни преступления и насильственные действия, отдавая подопечного во власть пострадавших от его издевательств.
[Закрыть] не только у меня. Алекс в очень напряжённой позе сидел за рабочим столом и хмуро таращился в мобильник. Когда я плюхнулась рядом и со стуком опустила бутылку перед его носом, он приподнял голову и тут же вернулся к своим делам.
Прежде чем начать распинаться о своих проблемах, я вежливо поинтересовалась:
– Что-то случилось?
– Ничего.
Мои мечты о том, чтобы напиться, упёрлись в обстоятельства. Обстоятельства злобно что-то печатали, а потом развернулись и с раздражением уставились на то, как я пытаюсь открутить крышку.
– Что это?
Глядя на бутылку бурбона, я не сразу нашлась с ответом, поскольку понятия не имела, какие слова ожидал услышать Робинс при виде попсовой этикетки Jack Daniels.
– В Америке такое не пьют? – уточнила я.
– Ты собираешься напиться?
– Я планировала напиться вместе.
– Я не пью, – сухо отрезал Алекс и вернулся к своему телефону.
– Понятно. – Я так сильно закатила глаза, что удивилась, как они там не застряли. – Что случилось?
Сегодня Алекс был в чёрном худи, которое я носила как символ хренового дня. Он устало потёр переносицу, растрепал каштановые волосы и, поломавшись для вида всего минутку, протянул руку.
– Давай сюда своё пойло.
О таком не требовалось просить дважды. Пока я искала стаканы, Алекс запер дверь в кабинет и выключил лампу над рабочим столом. Накрыл то, от чего ожидали быть глазом Гора, полотенцем и с весьма печальным видом развалился на диване, на котором я обычно читала.
Я стряхнула прикрывавшие безобразный педикюр туфли и села рядом, коснувшись плечом его руки. Прищурившись, я подняла голову и стала изучать профиль немного грубого небритого лица. Алекс был привлекательным. Привлекательным камнем. Он как будто не догадывался, что нравится женщинам, и этим отталкивал ровно настолько же, насколько и притягивал.
«Здоровые отношения, обращаться сюда» – читалось у него на лбу, а чуть ниже, в ямочке под шеей – «Нет, Аника, тебе не сюда. Отвернись».
Мы были знакомы всего ничего и совсем друг друга не знали, но, обычно разговаривая про его работу и мои сны, быстро и как-то незаметно, естественно, сблизились. В дружеском плане. Я не сгорала от неконтролируемого желания подарить ему первый за последние полгода поцелуй, но одним вечером, уже проваливаясь в сон, почему-то задумалась о том, какая пара могла бы из нас получиться.
Несмотря на дерьмовые обстоятельства, как и любой молодой девушке, мне определённо не хватало немного тепла и романтики. От того, насколько грустно и печально осознавать собственную непривлекательность в последнее время, я поморщилась и сделала первый глоток дешёвого бурбона.
– У меня есть ребёнок, – внезапно выпалил Алекс, залпом осушая свой стакан.
– Ребёнок? – Поперхнувшись, я уронила несколько капель себе на джинсы.
– Мне тридцать, не надо так удивляться.
– Я не удивилась, – соврала я. – Просто за две недели ты впервые об этом упомянул.
– О таком принято говорить с самого начала?
Не ответив ему, я силой протолкнула бурбон в горло и почему-то подумала о сорокалетнем Макаллане, бутылка которого когда-то в начале двухтысячных досталась папе за весьма неприличную сумму.
– Кас. Ему пять, – с теплотой в голосе прошептал Алекс, протягивая телефон экраном вверх.
Я недолго рассматривала мальчишку на руках у худосочной дамочки. Ради благосклонности Робинса выделила их сходство и как можно скорее вернула мобильный.
– В чём проблема?
– Я не видел Каса почти полгода. Купил ему и его матери билет из Нью-Йорка до Парижа. Оплатил отель. Целый месяц готовился к их визиту, но сегодня утром она позвонила и сказала, что они не приедут. Поменялись планы.
– Вы женаты?
Уставившись в пустоту усталым, поникшим взглядом, Робинс сделал глоток и пробормотал:
– Развелись три года назад.
– Почему?
Он повернул голову в мою сторону и слабо, словно сожалея о том, что всё так получилось, улыбнулся.
– Я не всегда хорошо умею демонстрировать свои чувства. И много работаю.
– И ты жалеешь об этом до сих пор? О том, что вовремя не продемонстрировал, как сильно любишь её?
Я спросила вовсе не потому, что строила планы на профессора. Просто в этот самый момент остро нуждалась в том, чтобы услышать, что не одна горько сожалею о многих поступках и решениях в прошлом.
– В первый год. – Алекс задумался, откинув голову на спинку дивана. – В первый год жалел, но скорее не наши отношения, а самого себя, оставленного в пустой квартире.
– Грубо, но честно, – ответила я, а потом обняла бутылку и повторила позу профессора, запрокинув голову.
Вверху не нашлось ничего интересного: из обычного бетонного потолка торчали ржавые трубы, сползавшие по восточной стене. Со стороны западной стены приближалась тьма. Рабочий день сотрудников закончился и они, выключив свет, разошлись по домам, где их ждали дети, жёны или не понаслышке знакомая мне пустота.
– Я честно хотел карьеру и семью, но теперь не уверен, что такое «честно» устраивает женщин.
– О, профессор, не думала, что вы из тех, кто любит говорить о женщинах в общем. А как же индивидуальный подход?
– Да-да, ты права, – тут же затараторил он, нервно поправляя очки. – Прости. Заговорился…
– Расслабься, шучу, – с бурбоном во рту промычала я.
– А, – растерянно замотал головой Алекс. – Я имел в виду, что моей жене не нравилось то, как честно и открыто я заявлял о роли карьеры в своей жизни. Мне следовало чаще врать. Говорить, что она – мой единственный и главный приоритет.
– Главное не частота, а качество вранья, профессор.
За это мы чокнулись.
– Ну а ты почему одна?
– Не знаю, – соврала я, не ожидая от Робинса интереса к своей личной жизни.
– Можем закрыть эту тему, если не хочешь…
Развернувшись, я передала ему бутылку. Пока Алекс пил, морщась от крепости алкоголя, я закурила прямо в кабинете, уверовав в то, что едва ли во всём Париже имеется хоть одна исправная пожарная сигнализация.
– Вообще-то меня тянет на мудаков. Твой отец говорил, что это детская травма. Мой папаша проявлял холодность, предпочитая откупаться деньгами. Я выросла и подсознательно подыскиваю себе равнодушных, закрытых партнёров.
За это тоже выпили. Молча. И каждый молчал о своём следующие пять глотков.
На минус третьем этаже остались лишь мы и безмолвные, неживые статуи. От стойкого ощущения, будто они за нами наблюдают, я избавилась лишь, когда бурбона почти не осталось, а Робинс заметно захмелел.
Алкоголь закончился, разговоры стали более раскрепощёнными и откровенными, а мы нашли в столе Модлен подарочную бутылку вина. Пообещав восполнить потери, Робинс пальцем протолкнул пробку внутрь и уселся прямо там, где стоял, – на полу у стола.
– Как можно продолжать не верить во что-то большее, когда видишь то, что наука не способна объяснить? – вопросил он, обратив на меня уже заметно помутневший взор.
– Ты археолог или пастырь, Робинс? – Я нетрезво икнула.
– Я реалист, Ришар. Видел достаточно, чтобы принять, что за пределами доступного нашему сознанию есть нечто большее.
– Нечто большее это кто? Или что?
– Энергия.
– Энергия? Ты сейчас рассуждаешь прямо как моя мама. И это не комплимент, Алекс.
На полу имелось много свободного места, но… виной тому алкоголь или просто желание ощутить тепло друг друга, в какой-то момент я уловила дыхание Робинса на своей коже. Он стал чаще опускать голову, изучать меня и вместе с тем подвигаться ближе.
Мы рассуждали о богах и религии, когда я впервые что-то почувствовала. Нечто непривычное для нашей с ним компании. Какое-то напряжение, желание и…
– Представляю, как отреагировал твой отец, когда ты сообщил ему о своей нетрадиционной религиозной ориентации, – пробормотала я и сглотнула, перехватив и без того пристальный взгляд профессора.
– Моя ориентация вполне традиционная, – свернув не на ту тему, с вызовом заявил собеседник. – Этому факту есть множество подтверждений.
– Э… – Я не успела договорить, мгновенно забыв, что вообще собиралась сказать. Большой палец Алекса коснулся уголков моих губ. Нахмурив брови, словно решал какую-то сложную задачу, он сипло прошептал:
– Ты испачкалась, вот тут.
Аромат пыли и чёрного перца окутал меня, а вслед за ним горячее дыхание опалило скулы. Клянусь, когда я подняла глаза, во взгляде Алекса плескалась похоть. Почти прозрачные радужки потемнели, а челюсть напряглась.
Я ждала, и сердце моё билось так быстро, что мышцы слабели с каждой секундой. Руки и ноги начали слегка дрожать. В последние месяцы у меня не было времени, чтобы подумать о себе как о женщине. Канитель с кошмарами слишком затянулась, отодвинув прелести жизни обычной половозрелой женщины на второй план.
Однако я всё ещё оставалась обычной. Наполовину. По крайней мере нижней частью туловища.
Робинс улыбнулся, считав мою непонятно откуда взявшуюся неуверенность. Наклонил голову, и я ощутила на губах тепло его дыхания. По спине пробежал трепет предвкушения, и тут же меня охватили сомнения. Вряд ли у нас вышло бы что-то серьёзное. Но прежде чем я успела развить эту тему, его губы накрыли мои.
Ничего сладкого и мягкого, не таким я представляла его поцелуй. Он оказался жёстким, ошеломляющим и требовательным. Когда я резко втянула воздух, Алекс воспользовался этим и углубил поцелуй. Его язык прикоснулся к моему, а рука вцепилась в мою шею и потянула на себя.
Я не ожидала, что поцелуй вызовет во мне какие-то особенные чувства. Как-никак, нам давно было не по шестнадцать. Страсти хватило ровно для того, чтобы я успела возбудиться, но, похоже, мыслями каждый из нас всё равно витал где-то в другом месте.
Впрочем, взрослые иногда нуждались в занятии сексом. Для здоровья: физического и ментального. Ко всему прочему Робинс казался идеальным кандидатом на роль мужчины, после секса с которым не будешь жалеть об этом всю оставшуюся жизнь.
Упав на него сверху, я ощутила под собой крепкий стояк. Робинс улыбнулся мне в губы и тут же неловко дёрнулся, когда я случайно ударила его коленом. Раздался глухой удар его головы о ножку стола. Он слегка поморщился, попытался приподняться на локтях, а потом что-то снова загромыхало, и Алекс замер.
Несколько секунд мы смотрели друг другу в глаза, а потом он перестал двигаться и завалился на бок. Я перевела изумлённый взгляд на то, что лежало рядом с ним, и тоже замерла, правда, по собственной воле.
На светлом песчанике, из-под которого уже наполовину проглядывалось нечто чёрное, то, что считали Уаджетом, осталось несколько капель крови.
– Чёрт… чёрт… Алекс? Робинс?!
Запаниковав, я дрожащей рукой попробовала нащупать у него пульс, но ничего не почувствовала. Он не дышал, не двигался, а на виске выступила кровь. Всего какая-то несчастная пара красных капель…
Логически и интуитивно я понимала, что это невозможно, но крик ужаса уже вырвался наружу, эхом отскочив от стен полупустого кабинета. Мои руки были в крови, пол был в крови, тело Александра Робинса было в крови.
Она всё текла и текла, но не из виска, по которому пришёлся удар, а из его груди. Не желая, но не в силах справиться с вынуждающей это сделать силой, я склонилась над телом профессора. Между рёбер зияла пустота, но в ушах по-прежнему звенел его сердечный ритм.
Спотыкаясь и падая на скользком от крови полу, с дикими, остекленевшими от ужаса глазами, я выбежала в зал. Ноги и руки отказывались слушаться. Что-то тянуло меня обратно.
Я замерла посреди пустой экспозиции, прислушиваясь к голосам в своей голове. Сердце Алекса больше не билось. Слабый набат сменился скрежетом металла.
– Это всё неправда.
Металлические тиски, грозящие раздавить моё сердце, стали давить ещё сильнее. Хруст костей Робинса звенел в голове, и гул этот нарастал. Он звал меня, манил обратно в кабинет. Требовал, чтобы я увидела всё воочию, или мне так казалось. Я уже ни в чём не могла быть уверенной.
Губы шевелились. Я двигала ими, но не издавала ни звука. Эта странность поразила моё сознание. Я больше не ощущала своё тело, оно стало мне неподвластным.
Из носа фонтаном брызнула тёплая кровь. Перед глазами постепенно темнело. Облокотившись на одну из статуй, я медленно начала сползать вниз, словно в бреду раз за разом повторяя одну и ту же фразу:
– Danny ahabi yabi.
Сердце остановилось. Я прижала дрожащие руки к груди, издав истошный, полный отчаяния вопль. Образовавшаяся в ногах тяжесть поднималась всё выше. Из последних сил я подтянулась на руках и уцепилась за каменную голову какого-то римского полководца.
Господи, я не хотела умирать. Я собиралась бороться за свою жизнь, но вместе с тем, как тяжелели конечности, по телу распространялось странное умиротворение. Смолкли все голоса. Осталось лишь моё учащённое дыхание.
– Солнышко!
От того, как резко кто-то тронул меня за плечо, я подпрыгнула на месте, развернулась и зачем-то выбросила вперёд сжатый, слегка подрагивающий кулак.
Опешивший парень прижал руки к носу, а я воззрилась на него и часто заморгала.
– Дориан? – Мой голос надломился.
– Солнышко, ты разбила мне нос! – пожаловался он, но кошачьи глаза смотрели без злобы. Да и не разбила я ничего, лишь слегка мазнув по щеке.
Почему-то принявшись разглядывать меня с самого низа, вскоре парень добрался до моего лица и нарочито громко воскликнул:
– У тебя кровь из носа.
Я потёрла кожу над верхней губой, размазывая кровь по всему лицу. Кажется, она не переставала идти, но я волновалась об этом не дольше секунды, вспомнив про профессора.
– О, чёрт, чёрт… нужно вызвать скорую! Камень упал Алексу на голову…
– Камень? – удивлённо переспросил Дориан, параллельно набирая номер скорой.
Набравшись смелости, я повернула голову в сторону кабинета, который ещё несколько секунд назад видела затопленным кровью. Конечно, это было всего лишь очередное видение, и у меня больше не оставалось причин бояться возвращения к Алексу.
– Я как раз шёл поговорить с ним о камушке, – раздосадовано вздохнул Дориан.
Я припомнила слова Робинса о том, что он и его мутный молчаливый начальник – какие-то фанатичные коллекционеры. Но все равно сдвинуться с места не получилось. Подрагивающие ноги словно вросли в пол и отказывались нести меня на помощь профессору.
– Забирайте этот чёртов камень, от него одни неприятности.
Положив телефон в карман, Дориан снова на меня уставился, особое внимание уделив скрещенным на груди рукам. Я стала нервно растирать кожу на шее, не сразу осознав, что чего-то не хватает.
Спустя пять минут в зал временной экспозиции хлынул народ. Явилась охрана, а за ней скорая. Бледного как труп Алекса увезли на каталке, но заверили меня в том, что он жив.
– Какого чёрта здесь произошло? – взревел Николос, главный смотритель этажа. Он приехал спустя десять минут после того, как забрали профессора.
– Это случайность, – сглотнув, пробормотала я. – Monsieur Робинс споткнулся, упал… а…
Я по-прежнему переступала с ноги на ногу, скрещенными руками прикрывая почти полностью оголённую грудь. Это не ускользнуло от взгляда Николоса. Вредный старик вырвал из моих рук сумочку, достал из неё пропуск и пообещал вызвать полицию, если я ещё раз хоть на сто метров приближусь к Лувру.
Здание музея я покинула в накинутой на плечи куртке Дориана. Хоть это и немного облагородило мой внешний вид, охрана всё равно провожала нас прищуренными взглядами, словно мы какие-нибудь преступники. Однако я не чувствовала себя преступницей. Скорее жертвой, и кровь под носом, которую всё никак не удавалось оттереть рукавом обслюнявленной куртки, была тому подтверждением.
Несмотря на то, что часы показывали уже прилично за полночь, а Лувр давно закрыли, на шумном проспекте нас встретила толпа народа. Я плюхнулась на бордюр и с ненавистью, даже злостью, уставилась на компанию молодых людей, разговаривавших на испанском.
Иногда я жалела о том, что родилась в Париже. Этот город по праву считался одним из самых невероятных, неописуемо красивых в мире, созданных специально для того, чтобы прогуливаться вдоль Сены приятным весенним вечером, чтобы под звуки уличного джаза наслаждаться пряностью улиток и шампанским в ресторанчике с видом на мерцающую Эйфелеву башню. Только вот для меня этот город был домом. Он хранил воспоминания о хороших и плохих днях. Он вырастил меня, пленил своей красотой, подарил всё, о чём я могла только мечтать, а потом разрушил до самого основания.
Я ненавидела Париж.
– Может, выпьем? – всё это время деликатно выжидая, пока я наревусь, предложил Дориан.
Под светом уличного фонаря зрачки его глаз оставались аномально узкими, но, как только он сел рядом и тени скрыли его лицо, зрачок принял нормальную форму. Мне стоило взять себя в руки и уже сейчас ехать в больницу, в которую повезли Александра. Мне вообще много когда в жизни следовало поступить обратным образом от того, как в итоге я действительно поступала.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?