Текст книги "Dualitate I"

 
Откину тѣнь по измѣнившейся погодѣ,
Терпя межъ стѣнъ отъ жизни забытье.
Все сходится къ опущеннымъ углямъ.
Свѣтящимся по безымянности морямъ.
Онѣ – не эти… Не добыты тѣ,
Которыя скрываются въ желающей природѣ.
 
 
О травъ высотки напуская фору
Входящимъ въ двери, что въ саду
Деревья кормятъ постояльцевъ.
Скрой сущность въ надписяхъ малайцевъ —
И самъ не разберешь въ иномъ году.
Не горсть костей взываетъ ко простору.
 
 
Отъ крѣпости борьбы за плескъ морей
До ихъ соединенія ключами,
Не коихъ пригубилъ на звукорядѣ
Героемъ (пассажиромъ на снарядѣ)
Становимся души убитой тутъ грачами,
Скупясь не сдѣлать мигъ больнѣй.
 
 
Развилки нѣтъ. Упасть придется.
Ступать землею, смахивая стыдъ
Творившихся познаній ни о томъ.
Въ груди прижился страшный ломъ;
На рощу выходъ стахъ открытъ,
Не больше зеренъ – умъ. Онъ окунется.
 
 
Стесняясь рѣкъ съ расколомъ острововъ.
Все воедино соберется на чертѣ
Спиной къ закату. Только какъ
Рѣшить себя, когда брехливый магъ
Навралъ о лучшемъ. Въ тѣснотѣ
Носами тремся о заборы всѣхъ головъ.
 

 
Въ началѣ самомъ, какъ я представлялъ.
Возможно, начитавшисьъ старыхъ откровеній,
Лишь двѣ причины все держали.
Мы и сейчасъ не знаемъ, какъ скрижали
Сіи развились въ море нашихъ впечатленій.
Поэтому потомъ я пылъ свой поунялъ.
 
 
Вотъ мѣсто есть – его не описать;
Вотъ – время, что само течетъ.
Онѣ свободны и цѣпей не знаютъ.
Въ границахъ ихъ ничто не прорастаетъ.
Невѣдомъ имъ матеріи и духа гнетъ.
Который могъ бы ихъ безжалостно кромсать.
 
 
Пространство – словно вереница
Шаровъ, другъ въ друга заключенныхъ.
Здѣсь каждый породитъ безумно много
Себѣ подобныхъ. Но его дорога —
Вся изъ камней, какъ будто золоченыхъ.
Въ глухую даль, куда летаютъ птицы.
 
 
Примѣръ былъ простъ, какъ утренній туманъ.
Возьми случайный камень, пусть вода
Его сокроетъ легкостью своей.
Все то, что ближе и круглѣй —
Пространства зримаго стѣна,
А зпадины – временъ слѣпыхъ таранъ.
 
 
Временъ плеяды въ самомъ центрѣ зьютъ
Себѣ на будущее грозные наряда.
Хотя еще не знаютъ далѣе себя.
Дальнѣйшіе круги вразъ обойдя,
За коими не существуютъ яркіе обряды.
Такія же причины въ бубенъ бьютъ…
 
 
Прошло безумное количество шаговъ
И тѣ плеяды межъ собой сцѣпились.
Чего не видно было ранѣе нигдѣ,
Коль можно такъ сказать. Въ бѣдѣ
Круги не оказались, а совокупились;
Въ два раза больше стало ихъ. Таковъ.
 
 
Видать, законъ, объединяющій другъ въ друга
Подобныхъ, но при этомъ разныхъ очертаній…
Но постоянства не было въ борьбѣ —
Круги, они же ***, брали по себѣ
Возможныя уловки испытаній
И мысль ихъ рождалась такъ упруго…
 
 
Сломилась пустота межъ ***. Встрѣчаться
Имъ было больше не дано
Въ вѣкахъ, отсюда исходящихъ.
Вокругъ границъ ихъ дребезжащихъ
Другихъ остатковъ не было полно;
И такъ онѣ начали здѣсь вращаться.
 
 
Пространство было частію временъ.
И эта связь была обратна:
Все это измѣнялось въ двѣ рѣки.
И это – чудо, а не пустяки;
Фортуна оказалась столь превратна.
Что создала намъ то, о чемъ поемъ.
 
 
Профаномъ не сочти меня, читатель,
Я *** придумалъ слово.
Навѣрное, причины были въ головѣ.
Не помню, что тамъ было на дворѣ —
Зима холодна иль весна сурова,
Но такъ мнѣ повелѣлъ средь дней создатель.
 
 
Такъ вотъ… Все послѣ столъ великихъ дѣлъ
Вращаться стало побыстрѣе.
Вѣдь много ихъ родилося тогда.
Не видѣлъ міръ, что радость и бѣда
Послѣдующихъ отношеній поважнѣе,
Что распростерты будутъ ложью тѣлъ…
 
 
Сіи созданія другъ друга поглощали;
Ихъ торопилъ безликій бѣгъ пустотъ.
И оболочка ихъ росла вполнѣ.
Она, какъ будто по волнѣ,
Къ сосѣдямъ мчалась внѣ любыхъ высотъ.
Онѣ же терпѣливо этому внимали.
 
 
Но далѣе я логику не помню, но она
Была, навѣрное, со мною.
Разъ я писалъ увѣренно объ этомъ.
Въ сей книгѣ будучи не ***о. мъ – поэтомъ! —
Пребуду съ музою родною.
А истина когда-нибудь окажется видна.
 
 
Вся пустота, гонимая причиной.
Описанной повыше – посмотри —
Пошла къ центрамъ, какъ будто въ строкахъ
Данте. Сравненіе мое осудятъ всѣ педанты —
Въ его мірахъ другое было все внутри,
А здѣсь Вселенная рождалася кончиной.
 
 
Несчастный центръ маленькой изъ сферъ
Былъ обделенъ пришедшей пустотой.
Однако и ея земная оболочка
Какъ полноправная процессовъ дочка
Имѣла уменьшающійся шагъ простой
И становилася со всѣми на простой манеръ…
 
 
Кто дочиталъ досюда – знаетъ все.
Жива бумага, но просроченъ путъ каменій
Отъ точности до восхваленія прекрасныхъ
Тѣхъ дней, что въ облакѣ напрасныхъ
Затворовъ мыслямъ кочевали. Мнѣній
Забыта «Иліада». Тутъ допьемъ ее!
 

 
По случаю раскрывшихся на высотѣ
Печатныхъ истинъ, гдѣ однажды свѣтить
Слѣпой костеръ ударами по доскамъ,
Тѣнь ковыляетъ. Въ истинности плоскомъ
Календарѣ небесъ касается атлетъ.
Держащій небо волей на гвоздѣ
 
 
Одинъ пріемъ изъ ящика ходить.
Разуй свой плащъ видѣній оживленныхъ:
Онъ строитъ отъ Луны пріятный лѣсъ
Картинъ и вязи на горохѣ. Слезъ
Восходомъ тропъ, еще не напоенныхъ
Круговъ внизу чего-то оживить.
 
 
А то, что введено безъ надобности вдругъ
Въ разсказъ о вѣчномъ лѣтѣ – по себѣ
Беретъ съ хвоста неловкимъ ходомъ.
Направивъ памяти укоръ заводомъ.
Теперь вдыхая вкусъ о бородѣ.
Кривитъ незыблемость покошеннаго лѵгь.
 
 
Я въ оба края направлялся сразу,
Хотя изъ желтыхъ закромовъ досталось мнѣ
Отчетливо сносить со старой града
Дверной горошинъ радости. Не надо
Мнѣ врать, гдѣ мысли тѣ.
Не угадаете до краха міра фразу.
 
 
Въ воды погоду запущу дымовъ
Косыя струи, чтобы подкрѣпиться
И оттолкнуть въ своемъ быту
Одну, что здѣсь… И на лету
Собью съ начала роскошь небылицы
До воздыханій нужности паровъ.
 

Ego. Pars V

 
Вся правда вышла подъ недѣльный громъ,
Озвучившій два свѣтлыхъ образца для подражанья —
Луны, мѣняющей свою личину,
И фонаря – создателя неистовой причины
Для всѣхъ, кто не позналъ стяжанья
И взглядъ свой отпустилъ въ недостовѣрный ромъ.
 
 
Прозрачны стекла съ видимымъ покоемъ
Отъ сферъ хрустальныхъ надъ чужимъ «сопрано».
Недалеко ихъ тѣнь свою сжигаетъ глубину.
Подправивъ рано снизошедшую безъ счастья сѣдину.
Смотря глазами, что въ сумѣ Альдебарана,
Выходимъ одиночество творить по трое.
 
 
И заоконный вѣтеръ, потерявъ дорогу,
Скользя по бѣлоснѣжнымъ забытья причаламъ.
Сумѣетъ все разставить съ двухъ и до восьми.
Упущено… Но было и «возьми».
Какъ ярость къ не рожденнымъ чувствамъ прокричала.
Такъ я кричу. И не умолкну еще долго.
 
 
Такъ я стою. И милліоны рукъ
Не оставляютъ пятенъ на бумагѣ старой.
Шагъ въ полночь радіо не объявило.
Какъ водрузить упущенное «ѵіѵо»
Надъ прикроватной темной карой?
Съ водой бросаюсь я въ желѣзный кругъ.
 
 
Нашивка на рукѣ не есть паденье
Въ чередованіе подножныхъ пересудовъ
О томъ, что не разскажетъ одинокое окно.
По бѣлымъ, кажущимся новымъ «кто»,
Жемчужинамъ на все еще пустой посудѣ,
Но будетъ поймана кривая ночь благодаренья
 
 
На княжескихъ угодьяхъ неизвѣстныхъ горъ
Въ стучащемъ сердцѣ непрочитанныхъ пустыхъ страницъ.
Спиралью каменнаго ложа,
Гдѣ вечеръ былъ, гдѣ мы ходили тоже,
Перевернули мнѣ всѣ замыслы гробницъ
И показали камень, вывернутый въ торъ…
 

 
Опять ищу по бездорожью лунные глаза,
Перекроивъ ненужность одинокихъ словъ.
Мы пишемъ, погружаясь въ рясы чиселъ,
О радостяхъ истерзанныхъ горбатыхъ коромыселъ
Риторикъ. восклицающихъ изъ новыхъ сновъ.
Ихъ вымыселъ, на чемъ сверкаетъ бирюза.
 
 
Въ водѣ, что корчится влюбленностью въ поэта,
Скиталась чаша, вкопана въ ночную тишь.
Слова держались, ставя многоточье
Для всѣхъ… Руками связаны тѣ полномочья.
Въ чьихъ фразахъ до сихъ поръ паришь
На обликѣ мной перелистаннаго свѣта.
 
 
Сегодня, въ часъ страданія по новизнѣ.
До боли отказавшись отъ банкета.
Не сплю, врѣзая въ окна руки.
Въ обложкѣ твердой – память о разлукѣ.
Замѣна странностей на мягкій плѣнъ билета.
Все смотрится въ разрубленной соснѣ.
 
 
Не споритъ зелень новой книги о прохожихъ.
Не знавшихъ двѣ изъ краснаго прихода
Захваченныхъ, понятныхъ лишними… Ты знала!
Покатыми лимонами изъ вычурнаго зала
Давала знать примѣтамъ обихода
Всѣ тѣни пробѣгающихъ прихожихъ.
 
 
На дикихъ выдумкахъ построить попыталась
Съ начала тысячи, зачерченныхъ въ часахъ
Съ двѣнадцати до трехъ. И потерялась!
Ты камнемъ изъ Шумера поддавалась
Давить себя въ шумливыхъ пафосныхь басахъ.
Какими родилась, такими и разсталась…
 
 
Я все прожилъ, что въ голосахъ мѣшало пѣть:
Въ минутѣ отыскалъ грядущій тучи часъ.
Ты есть? Кто переѣхалъ самиздатъ китайскою границей?
Въ отдушинахъ напитка, кажется, съ корицей.
Былъ дивнымъ, не докричавшимъ риѳмы, басъ.
Учи. Учи. Учи меня, рожденнаго, прожить сумѣть.
 
 
На старости отмѣтинахъ, въ дешевыхъ винахъ;
Въ послѣднемъ состояньѣ тѣхъ, кто не вернется…
Давала все. чѣмъ отмывалъ забытое «вчера».
Въ потемкахъ новаго, безгрѣшнаго «пора».
Стекло отъ сердца разобьется.
Давъ сумерки распластаннымъ въ витринахъ.
 

 
Міръ неподвиженъ… Вѣчность не несетъ
Въ себѣ всѣ объясненія красотъ и переливовъ.
Что вижу я изъ звѣздныхъ картъ прохлады.
Бываютъ розданы могучія награды
Въ тавернахъ средь столовъ болтливыхъ.
Смотрящихъ только въ ночь – впередъ.
 
 
Двѣ книга возбуждаютъ все смотрѣть
На то, что не могло вотъ такъ создаться.
Въ манто зеленомъ – два іізъ кашля метра:
Другая – въ угасающемъ волненъѣ вѣтра
Позволила три мѣсяца лицомъ къ лицу встрѣчаться
И, складывая сны. въ окнѣ мечту согрѣть.
 
 
Что годовщина? Странность старыхъ книгъ.
Гаданіе на чемъ-то въ чистомъ полѣ.
Все исчезаетъ, только вставъ на путь.
Помарокъ неисправленныхъ секреты не вернуть.
Перста сложились по знакомой волѣ
На одинокій до околицъ крикъ.
 
 
Желаніе продолжить не даетъ воспоминаній,
Но все получится. Я обѣщалъ двоимъ.
Во частый перекуръ замысливъ переждать
Того, что повелитъ душа сломать.
Съ рукой мы старый разговоръ творимъ
О смыслѣ не сдуваемыхъ терзаній.
 
 
Все ляжетъ точно по годамъ,
Раскрытымъ на уныньѣ плащаницъ суровыхъ
И порошкомъ покроетъ радости и боли
Нескладный сонъ. Смотрите точно въ срокъ.
Собралъ, что сохранить я смогъ.
Въ пургѣ совѣтовъ, вымощенныхъ въ хламъ.
 

 
Это – конецъ… Притворяться не надо.
Сколоть великихъ образчиковъ мѣрный.
Великій до слезъ замороженный день.
Послана тьмою. Но все – дребедень.
Только въ вечернемъ я шелъ откровенный
Ввѣрять отпечатки холоднаго клада.
 
 
Привинчена кровь и на желтомъ дорогѣ
Чудномъ полотнѣ у ночныхъ хризантемъ
Въ полеты сгибаютъ клюющіе вволю.
Не сватаютъ сутки. Сорву и накрою
Безстрастія новый оконный тандемъ
Изъ древа безумства молящей тревоги.
 
 
Изъ черной земли до слѣпого сарая
Не вложенъ мой мигъ отъ входящихъ на «ерь».
Открою сейчасъ и на перья присяду;
Отъ края до края не надо мнѣ ряду.
Что будутъ сжимать эти руки теперь?
Покинемъ скамью, бутафорски хромая.
 
 
Накинемъ на стулья сценарій, парикъ…
Окончено все. Разойдитесь. Не стойте.
Топоръ заберите, что жизнь поучалъ.
Поемъ на антрактѣ про гущу началъ.
Про Лунъ обелиски. Не войте!
Ищите раздолье средь книгъ.
 

 
Приходи ко мнѣ, день торжества…
Раскрашивай меня въ цвѣта сплошные:
Перебирай страницъ взбешенныя вкрапленья.
Я не призналъ отчаянья и преступленья
Въ зеленыхъ формахъ. Но онѣ и нынѣ
Кипятъ въ потокѣ естества.
 
 
Гдѣ лучше, тамъ и встану, покорясь
Своимъ возвышеннымъ порокамъ.
Не гордъ я до полуночи открытой.
Въ посудѣ, ужъ давно помытой,
Прокормленной для радости пророкомъ.
Вонзается любовь, незримо удаляясь.
 
 
А пропаганда сложить свои перья.
Забудетъ гимновъ роковые марши.
Кто сможетъ покорить издалека
Летящихъ въ благородные вѣка?
Погибли разомъ навѣсные наши
Надъ облаками грозныя деревья.
 
 
И кто посмѣетъ разсказать
О томъ, что не допоняты угодья
Моихъ здѣсь строкъ? Вы подымите руки.
Въ стихахъ живутъ о прошломъ мои муки
И держать тайны, какъ поводья.
И для меня онѣ – сплошная благодать.
 

 
Сегодня, въ мой несвѣдущій сочельникъ.
Не могъ уснуть. Не могъ къ стѣнѣ прижаться.
Какъ за тремя заборами, радушный случай
Опять прислушивался къ опахалу тучей,
Желающей по мнѣ всегда скитаться.
Пока и тамъ не созданъ понедѣльникъ.
 
 
Сверкаетъ все. Мнѣ не хватаетъ главъ.
Но знаетъ отзывы измѣнчивая Іота.
Бѣснуется, держа свой мягкій грузъ;
Поддакиваетъ порваннымъ… Конфузъ
Былъ созданъ съ полуоборота
И разразился смѣхомъ ихъ анклавъ.
 
 
Не вертится Земля. Двойной подайте сонъ.
Какъ цвѣтъ похожій не узнать во чревѣ!
Скрутить сигару? Иль хрусталь – на латы?
Вотъ какъ бываетъ безъ булата…
Вступаю въ рожь. Ростокъ – тотъ въ королевѣ.
Пропалъ на вечеринкѣ хрупкій фараонъ.
 
 
Безстрашно новости тасуются въ ушкѣ.
Запоминающемъ стада верблюжьихъ вдовъ.
Какъ повернуться, чтобы пить до дна?
Была изъ всѣхъ единственной она.
Кто различалъ тепло по волѣ строфъ.
Не по глазамъ въ расколотомъ горшкѣ.
 
 
Я вижу людей наполненной бочкой.
Ихъ руки пусты, но направлены въ небо.
Въ нихъ камень живою становится манной.
Каретой рѣзною, весьма благодарной
За пьяныя окна, покроетъ потреба
Дороги отъ сновъ несмываемой точкой.
 
 
Два пальца въ розеткѣ. Часть пѣсни патрона.
Не думалъ не спать, разъ родился такимъ.
Смотрю на поддѣлку пустыннаго глаза
И крутится Солнце въ секунду два раза
Надъ полемъ, безгрѣшнымъ и подло нагимъ
По прихоти (выше смотри) фараона.
 
 
Три тысячи строчекъ хранится бальзамъ
За лѣностью вгрызться въ бумагу.
Пусть ждетъ. Иное на подходѣ.
Нарублены сигары въ дождевомъ походѣ
И вложены въ не напечатанную сагу.
Которую не понялъ я и самъ.
 
 
И, въ бурю вглядываясь мѣтко
Въ обѣщанные дни. живу и вою.
То – о веселой. *** знаетъ…
Что вижу – то пою. Вотъ – туча нависаетъ,
Вотъ – то, что не закрою,
Пока въ линейку перестраивается сѣтка.
 

 
Меня не видитъ вашихъ ожиданій мастеръ.
Меня не слышитъ проходная комната съ ковромъ.
Меня пугаетъ радость тѣхъ, кто снизу.
Подъ ихъ степную антрепризу
Вколачиваю свѣчъ металлоломъ
Въ стеклянный, марлею прикрытый, кластеръ.
 
 
Набралъ я много… Не бѣжать же по каштанамъ.
По пирамидамъ съ ихъ заваленной гримасой,
Объ одиночествѣ стремясь забыть.
Все ненадежно въ шорохѣ желаетъ выть
На пару съ золоченной новой трассой.
Даются крохи одноглавымъ капитанамъ.
 
 
Вотъ правая моя рука затронула звонки
Пришедшихъ, высунувшихъ языки и влагу.
Нага ты… Я тебя не пеленаю.
Я просто скоро что-то вспоминаю,
Хватаю не желающую знать меня бумагу
И вдавливаю въ злобу позвонки.
 
 
Выходитъ завтра изъ новѣйшихъ ощущеній.
Не прохожу до вечера тѣхъ капель винныхъ и пустыхъ.
Идетъ вѣдь что-то въ вербѣ юбки моего чудного друга.
Не сравнивай та съ ней себя. Придирчивость – упруга:
Казнишь меня на чечевичныхъ мостовыхъ,
Не принимая слезъ и къ сѣверу мишеней.
 

 
Я брежу… Ты ли трижды проходила?
Хотя съ того мнѣ радости не много.
Зеркально все сегодня перестрѣлкѣ.
Подъ взглядомъ оголившей насъ побѣлки:
Подъ клятвы словъ, почерпнутыхъ у Бога,
Меня отсюда ты поторопила.
 
 
Два года. Дата Іоанна Златоуста.
Горюю, жду, что до конца прочтенъ
На картахъ, стертыхъ отъ волненья.
Простая ты. И въ силѣ пробужденья
Зовешь на таинство, гдѣ я учтенъ.
Да станетъ дно тому до страха пусто!
 
 
Я повторяюсь. Не идетъ калямъ линейно.
Что тамъ за дѣти голосятъ?
Не ихъ же «почему» сегодня направляю
Въ глубины сердца! Только стѣны умоляю
Не потерять рожденіе. Сверкнулъ обрядъ
На сѣверъ по часамъ довольно бакалейно.
 
 
Меня забыла. За спиной твоей стараюсь
Намыть немного правды корешкомъ фламенко.
Какъ все связала ты съ другими!
А я осыплю пожеланьями благами
И скинувшую клевету твою Марію ***ко,
И ***, въ домъ которой въ гости собираюсь.
 

 
Ни облака… Отрывки посохъ бьетъ
Не вѣчнымъ колпакомъ иныхъ испанцевъ,
А хлѣба двухъ деревьевъ высоты.
Дошелъ до сотни. Юной красоты
Приложенный листокъ освободитъ отъ танцевъ
Пяти плащей заманчивый пролетъ.
 
 
Все таетъ безо льда размоченныхъ вождей
И идеалы, псамъ подобные, тягаютъ
Пустой кареты съ кружевной накидкой.
Угловъ, захваченныхъ разбитой плиткой.
Имъ не хватаетъ. Ихъ нагіе подгоняютъ
Разсказанной въ тазу теоріей дождей.
 
 
И не приходитъ первый. Душемъ смытъ!
Пускаемъ мыла мягкость на заданье
Добыть второго. Труденъ путь до крика.
Но не боимся. Длительностью тика
Мы все теряемъ. Вотъ вѣдь пониманье
Того карандаша, который смогъ творить
 
 
Недолито, но чувственную радугу цвѣтовъ.
На ощупь достаю до угловой просторной
Пещеры одиночества лицомъ къ холодному покрою.
Не скоро все, что прожито, построю;
Не лѣвою рукой. Мнѣ правая дана покорной
И открываетъ дверь календаремъ постовъ.
 
 
Но обвиненіе – почтенно. Хоть я самъ горохомъ
Массажъ произвожу кулачными пакетами направо.
Постойте понимать! Взгляните въ кремній заварной
Потерянной той залы. Въ лавкѣ» золотой
Хранится рукопись по стойкости и праву.
Завязанная четвертью круговорота вздохомъ.
 
 
Другихъ равняйте. Всѣ» ошибки не сотрете.
Никто не выложитъ свою полоску бѣлой ткани
На мой квадратъ для медитацій.
Откуда жъ приходили въ капли фракцій
Вселенскихъ парковъ ржавчиною сани?
Я самъ забылъ… Вы – точно не поймете.
 
 
Съ окномъ, закрытымъ на желанный скрипъ, лакаю
Нервозность, мнѣ понятную, но вамъ… Нѣть, не молчу
О скрытныхъ признакахъ. Да будетъ площадь зноемъ!
Вверну все снятое, прикрытое не кроемъ
Домовъ извѣстныхъ. Все до сна топчу
Прелюдіи почтенныя и въ Эрмитажъ макаю
 
 
И синій, и коричневый… А. впрочемъ… Заверните тихо
Мой гіероглифъ въ самыя простыя тряпки.
Языкъ мой увлажнится этой роскошью кларнета.
Люблю я бывшихъ и сегодня. Странно это.
Но убѣгу ли отъ себя я безъ оглядки
Пространнымъ рычагомъ не красочнаго чиха?..
 
 
Увѣренности нѣть. Выходитъ, какъ при васъ.
При взглядѣ звѣздъ, при лампѣ и соломкѣ,
Та тяжесть не впиталась на рукахъ.
Согласенъ выкинуть, что вертится въ вѣкахъ
Въ дорогъ пыли, далекихъ отъ поломки
Души, которую для лѣтъ своихъ припасъ.
 

 
Въ угрюмой безмятежности мѣняю словъ приказы
На трехъ, молчащихъ о водѣ. Повторно
Ожидаю вылепить на время пирамидъ
Отдушину отъ сущности со славой «монолитъ».
Телячьей шкурой съ текстомъ подѣлюсь проворно.
Но не съ восходомъ, пожелавшимъ стразы.
 
 
А были странными, похожими на нихъ, воронки —
Печали штаммы: голыхъ тѣхъ колоссы.
Горстями бравшіе за волосы расклады.
Давно имъ были наши руки рады:
Сжигались рукописей глупые разспросы
И голодали въ ожиданіи копытъ зловѣщихъ гонки.
 
 
Сказать мнѣ все? Я знаю, кто прочтетъ
И обезкровить боль со знаніемъ у Норда.
Да будетъ такъ! Мы скроемъ стрѣлъ короны
Не хуже блуда на камняхъ Вероны.
Что есть любовь? Простая Буцефала морда!
Но онъ летѣлъ, къ землѣ не приравнявъ себя, впередъ.
 
 
По броду изнывающихъ окраинъ
Одинъ, терпя жары суровой запертое credo
Вонзаю снова то прошедшее въ вѣка.
На этотъ мигъ пока еще тонка
Безмѣрность страннаго сосѣда.
Кто имя старое сегодня воскрешаетъ – Каинъ.
 
 
Всѣ познаютъ летящее на звукъ.
Но дѣло только начинаетъ
Скрести тѣней безмолвныя начала.
Изъ обелиска чернымъ камнемъ прокричала
Рука, что все перечеркаетъ И, плача, будетъ рѣзать лукъ…
 
 
Наступила странность. Дежа вю.
По пальцамъ пробѣгаетъ оживленье.
На рамахъ – изъ послѣднихъ странное тепло.
Уже не очень въ комнатѣ свѣтло,
Уходить въ сторону проклятое творенье.
Имъ снова къ истинѣ я говорю.
 
 
Одинъ – за десять. Комментаріи – долой!
Держу сіе, не понимая, какъ мнѣ быть:
Очерченъ смѣсью лѣтъ безликій обелнскъ.
За мной закопанной страницей – рваный искъ.
Онъ не старался грязь ея отмыть,
Невнятной галькой становился тряпкой половой.
 
 
Мы сообщимъ забытымъ кораблямъ
На будущее наше безъ сомнѣній
О вашемъ счастьѣ жить и умирать.
Пытаюсь тщетно я понять
Отрывки молчаливыхъ потрясеній
По поводу и безъ. Хвала углямъ!..
 
 
Меня не понимаютъ. Говорятъ: «Приснилось
Тебѣ счастливое твое великое скопленье
Людей, ихъ глупое хмельное заиканье».
Но что есть сонъ? Латиницей стоянье
Иль въ отодвинутомъ бокалѣ зѣлье?
Все сразу на вѣка здѣсь наслоилось.
 
 
Что не уснуть сейчасъ, представивъ городъ въ сторонѣ,
Гдѣ снѣгопадамъ не было числа недавно?
Ты правь, умнѣйшій изъ двоихъ!
Тяжелый вечеръ въ сигаретѣ поутихъ.
Чай остываетъ, критикуя у дивана
Мою пустую руку въ Индостана хохломѣ.
 
 
Летягъ недѣли. Грѣю старый интересъ
По поводу того, въ комъ больше осязанья
Полей, пророчащихъ крестившихся когда-то.
Какъ бумерангъ въ дождѣ вернулась дата,
Велѣвшая писать подъ темное вязанье.
Терпѣть въ себѣ остановившійся прогрессъ.
 
 
Гоню ее. И удается жить
Все проще. Что оставить чужакамъ?
Меня не раздѣлили къ парности на входѣ.
Я въ томъ стою тѣнями на восходѣ
И подражаю мѣрно дуракамъ.
Усталъ отъ безысходности тужить…
 

 
Въ звонкѣ, придирчивомъ до хрипоты.
Чернѣющее небо раздаетъ привалы
Для чтенія жильцовъ стѣны старинной.
Въ уютной пьесѣ, «еромъ» длинной,
Намъ кажутся жердями всѣ провалы.
Нѣтъ… Были то не люди, а скоты.
 
 
Я вслушиваюсь въ кухонный галдежъ,
Устами не прося ужъ поминанья,
А только простоту, что унесу
Ко вѣчному въ Его любови сну.
Прекрасны тучъ великія старанья…
Ты силу ихъ скелетомъ не возьмешь!..
 
 
Но я отвлекся. Въ прахъ ушли гоненья
На передѣлку тысячи по Пасхѣ.
И не пытаюсь я врачами написать
Новеллъ, чтобъ ихъ потомъ бросать
По Реомюра числамъ, въ новой каскѣ.
Дрожа до тягостнаго единенья…
 
 
Не встать… И мнѣ… Во чернотѣ ходовъ
Испепеляетъ немощь не поддаться
Вонзенности подъ трескъ на метрѣ.
Опять… Опять для риѳмы «вѣтрѣ»
По каплямъ слово будетъ издеваться.
Исчезнетъ вечеръ. Все еще таковъ.
 
 
Ну гдѣ же власть надъ перепадами высотъ?
Когда пересечемъ угрюмые флагштоки.
Беря на память изъ квадратовъ основанья?
Уже похожа жизнь на бѣснованье.
На тѣлъ надушенныхъ потоки…
Забралъ бумагу неизвѣстный мотъ…
 
 
По ней читается въ безумномъ днѣ старанье
Вложиться въ книгъ запятнанные рукава
И ждать на пнѣ шедшіе вагоны.
Изъ рукъ не выпуская старыя иконы,
Глядимъ на родину, дыханіе едва
Теряя въ переплета любованьѣ.