Текст книги "Палачи и киллеры"

(Роуан Р. Очерки секретной службы. М.,1946).

СИДНЕЙ РЕЙЛИ В РОССИИ

Человек, прибывший из Петрограда и введеннный в кабинет Локкарта капитаном Кроми, был опытным секретным агентом Георгием Релинским, родившемся в России, а теперь – английским подданным, многим известным под именем Сиднея Рейли. Он родился в 1874 году вблизи Одессы, незаконный сын матери-польки и некоего доктора Ро-зенблюма, который бросил мать с ребенком, после чего очень скоро она вышла замуж за русского полковника.

Учение сын бросил и начал вести авантюрную жизнь, в поисках опасностей, выгоды и славы.

Уже в 1897 году мы видим его агентом британской разведки, куда он причалил после немалых приключений и путешествий.

Его послали в Россию. Он женился на богатой вдове, видимо, ускорив с ее помощью смерть мужа; в 1899 году у него был короткий роман с автором «Овода» Э.Л.Войнич, после чего он перешел на постоянную работу в Интеллидженс сервис. В это время он переменил фамилию и, благодаря прекрасному знанию иностранных языков, мог выдавать себя за прирожденного британца, во Франции сходить за француза, а в Германии – за немца.

Вплоть до войны 1914 года он, в основном, жил в России, был со многими знаком, бывал повсюду и водил дружбу с известным журналистом и редактором «Вечернего времени», владельцем крупного издательства в Петербурге.

Он был активен в банковских сферах, знал крупных петербургских дельцов, знаменитого международного миллионера, ворочавшего всеевропейским вооружением, грека по рождению, сэра Базиля Захарова, строившего военные корабли и продававшего их и Англии, и Германии одновременно.

Рейли также имел близкое касательство к петербургской фирме Мендроховича и Лубенского, которая занималась главным образом, экспортом и импортом оружия. В 1911 году Мендрохович расстался с польским графом Лубенским и взял себе другого компаньона, известного в петербургских кругах директора одной из железных дорог России, человека с большими связями, Э.П.Шубергского.

Фирма Мандро также закупала всякое военно-морское снаряжение для России, и Рейли несколько раз перед Первой мировой войной побывал в США, где при закупках получал большую комиссию.

Последнюю, самую крупную он, однако, получить не успел из-за Февральской революции.

Позже, уже в 1923 году он подал на своих американских контрагентов в суд. Но дело проиграл.

Рейли разводов не признавал, но был женат три раза.

Последним браком Рейли женился в 1916 году на испанке Пепите Бобадилья.

В это время он жил в Германии, ездил в США, Париж, Прагу. Паспортов у него было достаточно для всех стран, воюющих и нейтральных. Затем в 1918 году английское правительство послало его снова в Россию, здесь он должен был поступить в распоряжение некоего Эрнеста Бойса, установить контакты с капитаном Кроми, а также с главой французской секретной службы Вертемом и корреспондентом «Фигаро» Рене Маршаном; эти два последних были ему представлены Американским консулом в Москве, французским полковником Гренаром.

Рейли, судя по фотографиям, был высокого роста, черноволос, черноглаз. Слегка тяжеловат, с крупными чертами самоуверенного, несколько надменного лица. Он не ограничился Вертемом и Кроми, но немедленно начал устанавливать самостоятельные связи с оставшимися в Москве и Петрограде представителями союзных и нейтральных государств, расставляя сети для улавливания полезных ему информаторов, иностранных и русских, стараясь сблизиться с таккими людьми, как Каламатиано, грек, работавший на секретную службу США (глава американского Красного креста Робинес был вне пределов досягаемости), как англичане Джордж Хилл и Поль Дюкс, который еще до войны работал в Мосвкве, и, конечно, Брюс Локкарт; все эти лица в то время имели каждый свои связи с русскими антибольшевистскими группами в самых различных слоях населения: от офицерства до духовенства и от купечества до актрис.

Позже, когда Рейли после трех лет бешеной скачки по Европе и встреч с Деникиным в Париже и с Керенским в Праге, замышляя почти единолично свергнуть большевиков и посадить в Кремле Бориса Савинкова, был застрелен советскими пограничниками при переходе финско-русской границы под Белоосгровом в ноябре 1925 года («Известия» от сентября 1927 года дают неверную дату: июнь 1927-го), Пепита выпустила о нем книгу, включив в нее, кроме своих о нем воспоминаний, краткую автобиографию самого Рейли-Релинского, которая, весьма возможно, тоже была написана ею самой.

Вся книга не стоит бумаги, на которой она напечатана, но кое-что можно узнать о Рейли из писем к Пепите, часть которых приведена целиком и даже в факсимиле.

От всей книги, тем не менее, остается впечатление, что Пепита была не только не умна, но и совершенно несведуща в русских делах, путая Зиновьева с Литвиновым и называя белогвардейца-террориста Георгия Радкевича, бросившего в здание ВЧК на Лубянке бомбу, «господином Шульцем», только потому, что он был женат на террористке Марии Шульц.

Из этой книги можно также вывести заключение, что сам Рейли, несмотря на свою сверхъестественную самоуверенность, был полностью разобщен с русской реальностью, с послереволюционной, созданной обстоятельствами действительностью, утверждая, что контрреволюцией занимаются только слабоумные дураки и что надо «действовать», то есть бить по ВЧК.

«ЗАГОВОР ПОСЛОВ»

В действительности летом 1918 года члены английской и французской секретной службы и кое-кто из американских и даже скандинавских консулов работали в одном направлении, устанавливая связь с генералами будущей белой армии – с одной стороны, и эсерами – с другой и держа постоянный контроль над либеральной буржуазией.

Денежные фонды из Европы приходили через Локкарта (английского посла), и он распределял их отчасти по своему усмотрению, отчасти согласно распоряжениям Ллойд Джорджа, который давал их Локкарту на основании его же, Локкарта, шифрованных телеграмм.

Среди получателей, как позже стало известно, были не только Б.Савинкрв и генерал Алексеев, но и сям патриарх Тихон.

Но неверно будет сказать, что Локкарт один был получателем и распорядителем денег, часть которых шла от бегущих на юг русских промышленников и дельцов, помещиков, домовладельцев, крупных заводчиков, тех, кто сохранил еще золото, валюту, царские и керенские деньги – эти последние все еще имели относительную ценность.

Локкарт был не один. Начиная с весны в этом помогал ему «король шпионов» Рейли, который получал самостоятельные суммы из Лондона и который ухитрялся находить пути получения немалых сумм из США и Франции, а также от Масарика, озабоченного судьбой чешского легиона, сформированного в Сибири. Только в 1948 году были опубликованы документы, из которых видно, что Массарик с помощью Рейли, Локкарта и других агентов в то время замышлял убийство Ленина.

Локкарт, отбросив свои старые колебания, был до такой степени под впечатлением от Рейли, появившегося в Москве, что к середине июня он решил, что Рейли – именно тот нужный ему человек, которого не хватало: целеустремленный и твердый, с готовым планом и безграничной уверенностью, что будущее в его руках.

Рейли, несомненно, был человеком незаурядным, и даже на фотографиях лицо его говорит об энергии и известной «магии», которая в этом человеке кипела всю жизнь. Были ли это уже тогда зачатки сумасшедшей мании величия или гипнотическая сила, скрытая в нем?

Она выливалалсь в его словах и заставляла людей, вовсе не склонных к благотворительности, давать ему огромные денежные суммы или людей, лучше его понимающих положение в России, выслушивать его и заражаться его энтузиазмом. Несомненно, в нем была сила убеждения (он, кстати, видимо, никогда не терпел неудач с женщинами), и, когда заговаривал о возможности открыть союзному десанту путь с севера на Москву, люди слушали его, и проект его безумного, рискованного плана становился если не реальностью, то во всяком случае, идеей, таившей в себе потенциал, на которую можно решиться.

Локкарт в июне-июле был уже вполне твердо убежден, что антибольшевистский десант не только нужен, но что он и возможен.

И не только он откроет генералу Пуллю путь на Москву (а попутно и на Петроград), но, в конце концов, и на Украину, где германская армия методически занимает хлебные территории в предвидении близкого урожая, решив завладеть русским зерном для прокормления союзников.

Генералам, формирующим или уже сформировавшим «белые» части, остается только присоединиться к тем, кто придет им навстречу.

А потом легко будет броситься в Сибирь на соединение с чехами. Главное было – взять Москву, арестовать главарей и идти вперед, идти вместе со всеми, объединенными одной целью: не дать сговориться генералам белой армии с германским генеральным штабом. Это план должен был быть осуществлен немедленно, земля под заговорщиками горела: чехи требовали помощи, Алексеев, Корнилов на юге, Семенов в Китае развивали свои действия.

Сидней Рейли был привезен Кроми из Петрограда в мае 1918 года и введен в круг людей, составлявший теперь внутренний круг «наблюдателей». Они все – и англичане, и французы – принадлежали к консульствам, бывшим или еще существующим, к военным миссиям, к «обозревателям». Поль Дюкс, глава британской иностранной разведки, Эрнест Бойс, один из двух начальников (другой был Стивен Аллен) британской секретной службы в России, Хилл и Локкарт к концу июля сблизись и с Лавернем, и с Гренаром из французской военной миссии, и все вместе – с Рейли, полностью доверяя ему.

Его идея, его план импонировали Локкарту, он не забывал собственные прошлые колебания. Все части управления теперь были известны и встали на свои места. Картина стала ясной: не сегодня-завтра (все произошло 2 августа), дороги назад не будет. Необходимо мгновенно соединенными усилиями придать этому факту двусторонний смысл, то есть извлечь из него двойные выгоды: как для Англии, так и для России.

Рейли был на 13 лет старше Локкарта, и его манера подавлять собеседника своим авторитетом, его знание России, ее языка, ее населения с первой минуты встречи сыграли роль в отношении Локкарта к нему.

Локкарт, несмотря на занимаемое им высокое положение, часто чувствовал себя на своем посту недостаточно зрелым, недостаточно опытным и серьезным человеком. 31 год – и вот он начальник людей, из которых многие опытнее его; ответственный представитель Великобритании, хоть и не официальный, в революционной России, сотрудник секретной службы правительства его величества!

С начала августа все возможные каналы, ведущие в Лондон, закрылись. Он теперь был лишен контакта не только со своим центром, но не получал оттуда даже обычных, всем доступных новостей.

Локкарт не знал, что в это время в Лондоне царила полная неразбериха в русских делах. КДНабоков, первый секретарь царского посольства до и после февральской революции, ставший временно исполняющим обязанности посла, а после Октября смещенный со своей должности, но все еще не изгнанный из здания посольства (Литвинов жил на частной квартире), позже писал в своих воспоминаниях: «Весной 1918 года в Москву был послан особый представитель английского правительства, прежде управлявший генеральным консульством в Москве г.Локкарт. Насколько мне известно, инструкции, ему данные, можно, пожалуй, сравнить только с заданием разрешить квадратуру кругв. Нужно было, по соображениям практическим, иметь „око“ в Москве, следить за деятельностью большевиков и немцев и по мере возможности ограждать интересы англичан в России. Не имея официального звания, тем не менее вести официальные переговоры с Троцким.

Ясно, что это было выполнимо только при условии сохранения дружеских отношений с советской властью. Локкарт, по-видимому, добросовестно работал над той неразрешимой задачей с Чичериным и Ко, и в то же время имел тесные сношения с организациями, работавшими для свержения Ленина и Троцкого».

Контакта с Лондоном не было, и контакт с французами в Москве становился все труднее и опаснее: 2 августа, когда союзные дипломаты выезжали из Вологды в Архангельск навстречу десанту, оставшиеся потеряли с уехавшими свой дипломатический «канал», а 3-го числа 18 членов французской миссии в Москве – то есть почти полный ее состав – были арестованы. И теперь никто не мог сказать Локкарту, какой численностью был десант в Двинской губе, сколько было людей: 12 тысяч, 20 или 35? И каково было их вооружение, и каковы были планы британского генерального штаба?

Единственное, что доходило до него в это время, были тяжелые, внушительных размеров пакеты – пачки бумажных денежных знаков, скользящих вниз в своей ценности, которым он вел аккуратную, строго секретную отчетность.

План Рейли теперь был совершенно готов: он имел верных, как он говорил, людей военных, для которых он хотел добыть у английского дипломатического агента охранные грамоты и пропуска в Архангельск, а также генералу Пул-лю, в этом письме Локкарт должен был сообщить Пуллю, что латышские части готовы к измене, что и командный состав, состоящий их своих же людей, проведет без труда союзную армию из Архангельска в Москву и арестует в Кремле главарей, Ленина, Троцкого.

Локкарт сказал Рейли, что должен, прежде чем согласиться на это, видеть1 его верных латышей и только тогда, посоветовавшись с ближайшими своими сотрудниками, он решит, давать ли им письмо и пропуск. И, если он почувствет, что они заслуживают доверия, он вручит им полностью ту сумму (огромную, конечно), которую они потребуют.

Рейли на это ответил, что он уже подготовил встречу, и что двое военных из латышского полка, который считается наиболее преданным Кремлю и из которого, между прочим, набирается кремлевская охрана, будут у Локкарта в назначенный день и час.

Если подытожить все происшедшее с мая месяца до конца августа на территории прежней России, то картина будет настолько чудовищной, что найти ей аналогии даже в Смутное время будет нелегко.

НЕМЕЦКАЯ «ПЯТАЯ КОЛОННА»

В середине июля 1936 года началась гражданская война в Испании. К концу сентября генералы, поднявшие мятеж против правительства республики, одержали значительные победы.

Используя в качестве опорной базы Испанское Марокко, они заняли значительную территорию в южной части Испании, обеспечили себе прочные позиции вдоль португальской границы, а также на севере Испании. Наспех сформированные правительством войска и соединения терпели одно поражение за другим. Мятежники приближались к Мадриду, и испанская столица оказалась под угрозой окружения. 28 сентября мятежники выручили свой гарнизон в Толед-ском Алькасаре, продержавшийся семьдесят дней; казалось, что перед ними открыт свободный путь к столице. Генерал Франко бросил свои силы на Мадрид; войска двигались на город с юга, юго-запада, запада и северо-запада, в общей сложности, четырьмя колоннами.

Именно в эти дни, 1 или 2 октября, один из наиболее видных генералов, командовавших войсками мятежников, Эми-лио Мола, выступил по радио. Угрожающе обрисовав боевые действия, развернутые четырьмя колоннами, он добавил, что наступление на правительственный центр будет начато пятой колонной, которая уже находится внутри Мадрида.

В ответ на это выступление орган компартии Испании газета «Мундо обреро» писала 3 октября 1936 года. – «Предатель Мола говорит, что бросит против Мадрида четыре колонны, однако начнет наступление пятая колонна».

В августе и сентябре Мадрид уже был полон слухов о том, что в стране действуют предатели. Фактические или подозреваемые сторонники Франко арестовывались тысячами; ком-мунсты, социалисты и анархисты систематически составляли и корректировали списки подозрительных лиц. Каждое утро на улицах можно было найти тела десятков жертв, убитых ночью. И все же казалось, что опасность, угрожающая изнутри, никогда не будет устранена полностью. В августе стояла сильная жара, однако никто не смел насладиться вечерней прохладой: выходить на улицы было слишком опасно. «В некоторых, чаще всего богатых кварталах с крыш внезапно раздавались выстрелы; таинственные автомобили неожиданно появлялись из-за угла, звучали короткие очереди из автомата, и автомобили исчезали». Отовсюду ползли слухи, что дело республики гибнет, казалось, что кто-то систематически занимается их распространением. Вот почему случайное высказывание генерала Мола лишь подтверждало тревожные предположения: очевидно, Франко, имел поддержку пятой колонны, организованной в самом Мадриде.

Во второй половине октября термин «пятая колонна» стал широко использоваться испанской республиканской печатью, в особенности, газетами левого лагеря. Кто впервые произнес эти слова, об этом уже наполовину забыли; не прошло и двух недель со дня выступления генерала Мола по радио, как одна из Мадридских газет приписала авторство генералу Кейпо де Льяпо, а корреспондент лондонской «Тайме» – генералу Франко. Содержание термина продолжало оставаться неопределенным, однако это не препятствовало, а скорее способствовало его широкому применению. Разве он не служил хорошим прозвищем для неуловимого противника? Страх перед таким противником был настолько велик, что неосторожно оброненное генералом Мола выражение немедленно приобрело эмоциональный оттенок и силу. Случайная словесная комбинация «пятая колонна» стала определенным понятием, словно народ только и дожидался появления подобного термина. Он применялся иногда наряду с другими терминами, такими, как «троянский конь», «нацинтерн». Потом о нем как будто забыли. Но в 1940 году, когда весь западный мир оказался охваченным пожаром, о нем вспомнили вновь. И это не случайно.

Еще до того, как этот термин получил широкое распространение, действия людей, причисляемых теперь к пятой колонне, вызывали тревогу в ряде стран. В государствах, лежащих вокруг Германии, уже имели место случаи, когда немецкие агенты, нарушая границу, расправлялись с политическими противниками гитлеровского режима. Особое внимание привлекло убийство видного ученого Теодора Лессинга в Мариенбаде в августе 1933 года. В этот же период в Австрии, да и за ее пределами, большую тревогу вызывали насильственные акты австрийских национал-социалистов, направленные против австрийского государства. Здесь одно преступление следовало за другим; не проходило недели, чтобы какой-нибудь сбежавший из Австрии лидер национал-социалистской партии (в Австрии эта партия была запрещена) не выступал перед микрофоном одной из немецких радиостанций, призывая австрийский народ к восстанию против правительства Дольфуса. 25 июля 1934 года, через какой-нибудь месяц после того, как весь мир с отвращением наблюдал за расправой Гитлера над многими из его бывших сторонников и некоторыми старыми противниками, австрийские нацисты пытались осуществить путч в Вене. Мятежники потерпели неудачу, однако успели покончить с австрийским канцлером. Раненый Дольфус умер, истекая кровью.

Ему не оказали никакой медицинской помощи и даже не допустили к нему священника.

Что же творилось в самом сердце Европы? Что за нравы джунглей там утверждались?

Многие за пределами Германии не слишком зартрудняли себя выяснением вопроса о том, действовали ли венские мятежники (вроде Планетта и Хольцвебера) про прямому указу из Берлина и Мюнхена. Однако причастность германского рейха к мятежу была совершенно очевидной. Иностранные корреспонденты, находившиеся в немецкой столице накануне венского мятежа, слышали о том, что в Австрии что-то готовится. Через несколько дней после путча они показывали друг другу экземпляры немецкого пресс-бюллетеня («Deutsche Pressek-lischeedienst»), выпущенного 22 июля 1934 года, то есть за три дня до событий в Вене. В нем уже имелись снимки, изображавшие «народное восстание в Австрии». Там же сообщалось: «В ходе боев за дворец правительства канцлер Дольфус получил серьезные ранения, приведшие к смертельному исходу».

Скурпулезная немецкая организованность! Еще не успели зарядить револьверы, а текст к портрету жертвы уже был напечатан.

Мятеж в Австрии, – возможно, наиболее очевидный, но, . безусловно, далеко не единственный показатель высокой степени развития, до которой немецкий национал-социализм сумел довести в других странах свои проникнутые агрессивным духом организации. Не было почти ни одной страны, где бы немцы после 1933 года не объединялись под знаком свастики. Это-относилось в первую очередь к проживавшим за границей немецким подданным.

Зарубежные национал-социалистские ассоциации, безусловно, поддерживали регулярные связи с центральным руководством (находившимся в самой Германии) заграничной организации немецкой нацистской партии, которое именовалось Auslands-Organisation der NSDAP.

Сущность этих связей оставалась тайной для широких кругов населения, хотя газеты нередко публиковали сообщения о высылке отдельных членов заграничной организации бдительным правительством той или иной страны; обычно такие меры принимались в связи с тем, что члены заграничной организации оказывали давление на своих соотечественников. Как видно, национал-социализм проводил в жизнь новый принцип, то есть требовал безоговорочного повиновения от любого немца, на чьей бы территории тот не находился.

Однако опасность грозила не только со стороны этих людей.

Во всех частях света проживали миллионы людей немецкого происхождения. Несмотря на то, что они были подданными, то есть гражданами других стран, эти люди говорили по-немецки и во многом сохраняли признаки национальной немецкой культуры. Как уже упоминалось выше, берлинские власти называли таких немцев «VOLKSDE-UTSCHE». Нацизм доказал, что может быстро подчинить их своему влиянию. За пределами Германии издавалось свыше 1500 газет и журналов на немецком языке; многие из них с заметным сочувствием отзывались об «успехах» Гитлера в области внешней политики. В немецких школах вне Германии (в 1936 году таких школ насчитывалось около пяти тысяч) преподаватели прививали своим воспитанникам чувство уважения и преданности фюреру.

В приграничных районах, которые Германия была вынуждена уступить по Версальскому догорову, национал-социализм получил широкое распространение. В 1935 году в Саарской области так называмый Объединенный фронт, находившийся под руководством национал-социалистов, привлек на свою сторону подавляющее большинство избирателей, выступая под лозунгом: «Назад, в Германию». Это было неприятной неожиданностью для многих за пределами Германии. Однако, еще раньше указанного события французы в Эльзасе, бельгийцы в Эйпен-Мальмеди, датчане в Северном Шлезвиге, поляки в «вольном городе Данциге» и литовцы в Мемеле (Клайпеде) уже выражали опасение в связи с ростом численности национал-социалистских организаций. В октябре 1933 года правительство Чехословакии запретило деятельность на территории своей страны немецкой национал-социалистской рабочей партии (DNSAP), которая отличалась от NSDAP, то есть нацистской партии в самой Германии, только порядком слов в своем названии.

Однако вскоре чехи увидели, что три с половиной миллиона судетских немцев подпадают под влияние Кундрада Ген-лейна. Этот новоявленный лидер, хотя и протестовал против того, что его именуют национал-социалистом, возглавил движение, которое точно копировало нацистскую партию Германии в идеологическом и организационном отношении. Правительства Венгрии, Румынии и Югославии также замечали растущее влияние национал-социалистского движения на значительное по численности немецкое национальное меньшинство, имевшееся в указанных странах. Среди немецкого национального меньшинства в Румынии это движение одержало верх над старыми политическими группировками еще в 1933 году.

Подобная же линия развития наблюдалась и за пределами Европы.

Знак свастики всюду был притягательным для лиц немецкого происхождения. Так было в Юго-Западной Африке, бывшей германской колонии, где еще сохранилось к тому времени значительное количество немцев. Так случилось в Австралии и Новой Зеландии, где многие немецкие ассоциации преподнесли Гитлеру своеобразный подарок к первой годовщине его пребывания на посту рейхсканцлера, объединившись в «Союз немцев в Австралии и Новой Зеландии». Подобное же явление отмечалось и на территории Америки.

Третий рейх, словно магнит, притягивал к себе немцев, разбросанных по всему миру. Немецкая пресса в значительной мере способствовала этому. Горделиво подчеркивая положительные отклики своих соотечественников на строительство национал-социалистского государства – отклики людей, годами или целыми десятилетиями оторванных от своей родины (или же родины своих отцов), – эта пресса охотно публиковала восторженные статьи и стихи, восхвалявшие Гитлера: Когда мы, немцы, распеваем свои песни под широким небосводом, Наш призыв звучит и под звездным небом чужих земель.

Слава тебе, Гитлер – спаситель Германии, немецкая путеводная звезда, Веди нас сквозь бури, пока снова не возродится наша Империя!

Такие песни звучали в бразильских джунглях в 1933 году. Три года спустя, как раз накануне обращения генерала Мола с призывом к своей мадридской «пятой колонне», руководитель маленькой национал-социалистской группы одного из восточноафриканских поселений в Кайтале (Кения), выступая под гром аплодисментов на ежегодном конгрессе заграничной организации, выразил надежду, что эта организация «явится отборным инструментом в том имперском оркестре, которым когда-нибудь воспользуется фюрер, чтобы сыграть свою грозную симфонию».

Вообще говоря, до 1938 года повсеместному распространению национал-социализма среди немецких подданных и немецких меньшинств за границей не придавалось особого значения; однако то в одной, то в другой стране появлялись признаки смутного беспокойства и раздраженного изумления. Правда, в ряде стран немцы составляли лишь относительно небольшое меньшинство. Но ведь не только они угрожали общественному строю той или иной страны. Возможно, что рост национал-социалистских групп, состоящих только из немцев, прошел бы почти незамеченным, если бы одновременно не развертывали свою деятельность национал-социалистские и фашистские группы из коренного населения. Многие из таких групп были организованы еще в 20-х годах, но в то время их появление не привлекло никакого внимания. Положение национал-социалистской партии на выборах 1930 года упрочилось, когда стены германского рейхстага услышали гулкий шаг более чем сотни вновь избранных депутатов-нацистов. Разве до этого кто-нибудь слышал что-либо о Гитлере? Теперь же он оказался на пути к захвату власти в Германии.

Его пример вдохновил честолюбцев: ведь это то, что оказалось и в других саранах. Еще до того, как Гитлер 30 января 1933 года занял резиденцию канцлера в Берлине, национал-социалистские группы были сформированы в десятке стран. Эти группы обуревало жгучее желание захватить в свои руки государственную власть; они были убеждены в своей способности разрушить шаткие крепости демократии, используя небольшие банды отобранных и верных последователей. Такие группы охотно воспринимали все атрибуты немецкой нацистской партии: высокие сапоги, рубашку и свастику. В Швеции под флагами со свастикой выступала шведская национал-социалистская рабочая партия; такое же рвение проявляли: в Голландии – национал-социалистская партия, во Франции – бретонские фашисты, в Англии – имперская фашистская лига, в Латвии – «громовые кресты», в Венгрии – венгерская национал-социалистская партия, в Румынии – «железная гвардия». Их объединенную силу никак нельзя было сбросить со счетов. В ряде случаев демократические правительства сами переходили в контратаку, налагая запрет на демонстрации и ношение формы, запрещая государственным служащим вступать в подобные организации, однако во многих странах тому или иному удачливому диктатору удавалось одержать верх над своими противниками. Зачастую, используя поддержку опеределен-ных кругов реакционно настроенной буржуазии, подобные личности быстро организовывали политическое движение. И никто не мог предсказать, скоро ли это движение удастся остановить. Конечно, всюду находились люди, недовольные своим положением, или же близорукие мечтатели; они пополняли ряды движения тысячами и даже сотнями тысяч. В середине 30-х годов, в некоторых группах Голландии наблюдалось определенное беспокойство, вызванное успехами движения, возглавляемого Антоном Муссертом. В Бельгии отмечалось то же самое в связи с деятельностью сторонников Леона Дегреля, в Англии – сэра Освальда Мос-ли, во Франции – полковника де ля Рока.

Понятие «пятая колонна» тогда еще не приняло осязаемых форм, однако страх перед Гитлером и его сообщниками за пределами Германии уже был налицо. Люди глядели с опаской на активность немецких национал-социалистов в своих странах потому, что их агенты организовывали немцев в ассоциации послевоенного типа, подавая тем самым заразительный пример местным антидемократическим элементам. Не вызывало сомнений, что враги демократии из состава коренного населения поддерживают контакт с немецкими национал-социалистами, осуществляют с ними тесное взаимодействие. Правительства многих стран принимали меры против немецких подданных, злоупотреблявших оказанным им гостеприимством: таких лиц высылали. Предпринимались и другие попытки приостановить нарастание активности немецких национал-социалистов. Возникавшие на этой почве конфликты обычно улаживались в секретном дипломатическом порядке, чтобы не вызвать ненужного раздражения Германии. Однако уже в первые годы существования третьего рейха стало известно о ряде подобных инцидентов в различных и весьма отдаленных друг от друга странах. Они привлекли внимание широких кругов общественности, поскольку в подобных случаях обнаруживались внутренние связи Берлина с немцами, проживавшими за границей.

В Юго-Западной Африке, на подмандатной территории Южно-Африканского Союза, было замечено, что немецкие подданные, а также местные граждане немецкого происхождения были организованы по национал-социалистскому образцу. При этом они преследовали определенную целы добиться возвращения Германии ее бывших колоний. Летом 1934 года подобной деятельности был положен конец. 11 июля наложили запрет на организацию гитлеровской молодежи, а на следующий день произвели обыск в помещениях отделений заграничной организации немецкой нацистской партии. При этом конфисковали значительное количество документов. Содержание последних оказалось весьма показательным.

Через 4 месяца деятельность немецкой нацистской партии на территории Юго-Западной Африки была объявлена незаконной.

Власти заявили: «Немецкая нацистская партия стремилась к объединению всех лиц, говорящих по-немецки, для борьбы за реализацию своей программы; ее целью был захват в свои руки безраздельного руководства политической и духовной жизнью той группы населения, которая пользуется в обиходе немецким языком. Немцы пытались посадить национал-социалистов на все ключевые посты в политических, церковных и просветительных органах. Они стремились подавить всякое сопротивление, применяя законные и незаконные формы борьбы. Этому во многом способствовала обширная система шпионажа.