Текст книги "Партизаны. Записки преемника Сталина"

На декаде в Москве

В 1940 году под Минском строилось искусственное озеро. Оно имело большое практическое значение, так как позволяло бы весной собирать и регулировать пропуск весенних вод, таким образом избегая затоплений низкой части города.

К этому озеру проявляли большой интерес минчане, особенно молодежь, так как купаться летом было негде. Многие учебные заведения, учреждения и предприятия после работы или в воскресенье выходили на строительство.

Проект озера, плотины и шлюза спроектировали инженеры Белгоспроекта на общественных началах. Работой руководил Минский горком КПБ во главе с его секретарем А. П. Матвеевым.

Строительство было несложным, шло успешно, и кто бы мог подумать, что вскоре оно получит всесоюзную известность, станет притчей во языцех и подвергнется обсуждению на Политбюро.

В 1940 году, во время декады белорусского искусства, после одного из спектаклей Белорусского оперного театра на сцене Большого театра, я сказал Сталину, что декада почему-то очень слабо освещается в газетах. Сталин тут же позвонил редактору «Правды» Ровинскому, сделал ему замечание и предложил освещать декаду так же, как и предыдущие, других республик. При этом он сказал, что вообще нельзя допускать, чтобы возникали по этому поводу жалобы.

На другой день в «Правде» появилась обстоятельная статья о постановках белорусских театров в Москве. Однако рассердившийся на белорусов Ровинский решил «осветить» и другие вопросы, касающиеся нашей республики. В том же номере он поместил статью под заголовком «Плоды неуемной фантазии», в которой подвергалось уничтожающей критике строительство Минского озера. Это была очень злая, исключительно тенденциозная статья, основанная на письме, поступившем в редакцию из Минска. Автор жаловался, что его привлекают к строительству озера как бы добровольно, но он считает, что имеет место принуждение со стороны общественных организаций. Строительство озера подавалось. как ненужное дело, предполагалось, что после озера в Минске, наверное, начнут воздвигать искусственные горы, а потом сажать пальмы и т. д.

В тот же вечер после спектакля, во время ужина, Сталин спросил: «Что это за озеро вы там устраиваете, почему принуждаете народ ходить на работы и в выходные дни работать на этом озере?»

Я ответил, что озеро делается исключительно на добровольных началах и ни о каком принуждении не может быть и речи. На это Сталин заметил: «Это вам кажется, что все идут добровольно. Вы ведь читали, что пишут в «Правду» из Минска. Видно, вокруг озера создали такой накал, что и не пошел бы в выходной копать, отдохнул бы, да как бы чего не вышло. Мы против привлечения трудящихся в выходные дни на всякие так называемые добровольные работы».

В это время Хрущев, обращаясь к Маленкову, но так, чтобы все слышали рассказал, как один киевский профессор жаловался ему на то, что когда он поехал в Минск в отпуск, то его и многих других пассажиров на Минском вокзале захватили и под конвоем отправили на это озеро, а отпустили оттуда только после того, как он проработал три дня. Он тотчас же уехал из Минска, боясь, чтобы его еще раз «добровольно» не отправили на озеро.

Сталин повернулся ко мне и говорит: «Вот, оказывается, до чего дело дошло, вам это известно или нет?»

Я сказал, что, очевидно, товарищ Хрущев шутит, хотя говорил он это с серьезным видом.

– Ну, а если это не шутка? – спросил Сталин.

– Тогда я попрошу назначить следствие, ибо здесь идет речь о преступлении, чем являлось бы устройство облав на вокзалах и, кроме того, я буду просить Хрущева назвать этого профессора, так как считаю это лучшим способом опровергнуть вымысел.

Обращаясь ко мне, Хрущев сказал на это: «Ну, что вы в бутылку лезете, ясно ведь, что я сказал это в шутку».

Сталин помолчал и рассудил: «Если это шутка, то уже легче, но шутка, я вам скажу, довольно неуместная».

Действительно, если кому и стало легче, так это мне. Я к этому времени уже знал, как строг был Сталин к разного рода перегибам, если они затрагивали интересы целых групп населения.

Вопрос о злосчастном озере на этом не закончился, и эпилог был неожиданным. Сталин спросил: «Кто секретарь Минского обкома партии? Его нужно наказать. Вы сами куда смотрите? Почему ЦК Белоруссии не видит, что делается в столице? И потом, скажите мне, кому понадобилось это озеро и почему оно устраивается без санкции руководства республики?»

В связи с прямым вопросом представлялась возможность внести ясность во все это дело, и я доложил:

«Совнарком и ЦК Белоруссии не только знают о строительстве, но и санкционировали его, причем, не как «плод неуемной фантазии», а как насущную необходимость, не говоря уже о его значении как места отдыха трудящихся.

Дело в том, что Минск пересекает небольшая река Свислочь. Она делит город на высокую и низкую части. Весной эта река становится полноводной и каждый год затопляет почти всю низкую часть города. Убытки исчисляются миллионами, население терпит большой ущерб, каждый год образовываются комиссии по борьбе с наводнением и его последствиями. А летом эту речку можно перейти вброд. Умные люди предложили: чтобы избегать наводнений, надо устроить перед городом водохранилище, чтобы можно было регулировать спуск весенних вод.

Эта мысль оказалась весьма практичной и потому, что река под самым городом протекает по длинной и широкой ложбине и для образования водохранилища необходимы только плотина и шлюз. Никаких земляных работ по образованию озера не требуется, выражение «копают озеро» не отвечает действительности. Земляные работы связаны только с устройством плотины и приведением в культурный вид берегов.

Естественно, возможность купаться и отдыхать у озера – дополнительный мотив для его устройства. Оттого и приветствует это строительство молодежь. Она, главным образом, и работает в свободное время по 3–4 часа в неделю. Странно, что, не попытавшись разобраться, «Правда» публикует статью, наполненную всякой чушью об «альпах», «пальмах» и т. д.

Я теперь прямо не знаю, что делать: прекратить это нужное дело жаль, а средств его завершение у нас нет».

На этом, собственно, разговор и закончился. Стали говорить на другие темы. Но в конце ужина Сталин возвратился к вопросу об озере. Он сказал, обращаясь к сидевшим за столом: «Выходит, действительно, это озеро далеко не плод фантазии. Его строительство надо закончить. Но не следует продолжать строительство общественным способом». И далее, обращаясь ко мне: «Подсчитайте вместе с Вознесенским, сколько необходимо денег и какие материалы, мы отпустим эти средства, чтобы спасти вас от потопа, а киевских профессоров от неприятностей».

На другой день после разговора с Вознесенским я вызвал в Москву А. П. Матвеева с проектом озера. Матвеев приехал, конечно, очень расстроенным. Из-за волнения даже заголовок газетной статьи прочел неточно. Спросил меня, почему же такое оскорбительное название – «Плоды неумной фантазии»? Я сказал ему, что он неправильно прочел: там напечатано «неуемной». А кроме того, этот заголовок в связи с тем, что записано в статье скорее всего относится не к Минскому горкому, а к Ровинскому и частично к Хрущеву, который выдумал «киевского профессора».

Озеро было построено, наводнения прекратились. Обсаженное деревьями, живописное, с чистой водой, оно стало любимым местом отдыха минчан.

Позже Н. С. Хрущев мне сказал: «Здорово вы выкрутились из сложного положения с озером. А мы тоже из вашей ошибки извлекли пользу. Оказывается, у нас, в Донбассе, тоже строили несколько озер, а я дал указание немедленно прекратить работы».

Я мысленно представил себе Донбасс, его города и рабочие поселки, испытывающие недостаток в воде, и подумал, что вряд ли Хрущев извлек из дела о минском озере полезный урок.

Предгрозье

В системе оборонительных мероприятий партия и правительство большое значение придавали строительству укрепленных районов, расположенных на территории пограничных военных округов. В связи с изменением западной границы было решено построить новые, мощные укрепрайоны с современным оборудованием и вооружением, глубиной до двадцати километров. В пограничной полосе на территории Белоруссии на протяжении 470 километров должны были быть построены 550 дотов и 990 укреплений полевого типа.

Летом 1940 года многочисленные саперные, инженерные и автомобильные батальоны приступили к работе на ста или даже более строительных участках. Началось также расширение старых и строительство новых аэродромов, пригодных для новой авиационной техники, развернулись работы по расширению стратегически важных железнодорожных узлов и линий.

ЦК КПБ, правительство республики, местные партийные организаций оказывали оборонительному строительству огромную помощь. В ряде областей была введена платная трудгужповинность. Строить укрепрайоны ежегодно выходило более десятка тысяч рабочих. Столько же привлекалось подвод с возчиками.

На строительстве аэродромов (велось оно силами республики, под руководством военных инженеров) в завершающей стадии работало 87 тысяч рабочих и 75 тысяч подвод с возчиками. О размахе работ можно судить хотя бы по такому факту. Когда оказалось, что необходимый для строительства камень не может быть доставлен к сроку из карьеров, находившихся за пределами республики, население собрало и доставило на аэродромы 707 тысяч кубометров камня.

В это же время в республике шла подготовка по осуществлению подновления СНК СССР и ЦК ВКП(б) “Об осушении Полесской низменности и превращения болот в сельскохозяйственные угодья”, имевшего для нас огромное экономическое значение.

В разгар развернувшихся работ, незадолго до войны мне позвонил И. В. Сталин, который проводил в это время совещание высших руководителей Красной Армии. Разговор проходил в присутствии участников совещания. Поздоровавшись, Сталин спросил: «Как дела в Белоруссии и чем Вы там занимаетесь сегодня?»

Выслушав мое краткое сообщение, он сказал: «Сидящие сейчас у меня товарищи с одобрением отзываются о помощи, которую вы оказываете оборонительным работам. Но мне кажется, что вы там все же двоитесь и даже троитесь. Вы ведете строительство укрепленных районов. Это раз. Вы ведете строительство новых и переоборудование старых аэродромов. Это два. Вы также развернули подготовку к осуществлению работ по Полесской низменности. Это уже три. Прошу вас сосредоточиться полностью на оборонительном строительстве. Примите все меры для ускорения работ по строительству укрепленных районов и аэродромов. Это сейчас – главное. И не жалейте для этого ни сил, ни средств. Если в связи с этим произойдет задержка развертывания работ по осушению Полесской низменности, то ЦК вас не осудит».

Я сообщил немедленно об этом разговоре командующему Западным особым военным округом генералу армии Д. Г. Павлову[2]2
  Павлов Дмитрий Григорьевич (1897–1941), генерал армии (1941), Герой Советского Союза (1937), командующий войсками Западного особого военного округа. С началом Великой Отечественной войны командующий войсками Западного фронта. Арестован в июле 1941 г. и расстрелян. Реабилитирован в 1957 г.


[Закрыть]. Мы тотчас же направились для осмотра состояния строительства укрепрайонов и аэродромов.

Строительство велось напряженно, круглосуточно. Оно было усилено до предела. К сожалению, хотя чисто строительные работы к началу Великой Отечественной войны были в основном завершены, артиллерийское и инженерное оборудование построенных укреплений не было закончено. Например, только в 35 % дотов удалось установить орудия и пулеметы. Во многих дотах еще отсутствовали амбразуры, не было закончено электросиловое оборудование, не установлены минные заграждения и т. д.

Предметом особой заботы партийных и советских организаций республики являлось обеспечение безопасности гражданского населения, особенно в области противовоздушной обороны. В городах строились и переоборудовались бомбо– и газоубежища, проводились занятия по светомаскировке и тактические учения по борьбе с авиадесантом противника. Для оказания помощи военно воздушным силам и службе противовоздушной обороны военного округа на территории республики по линии Осоавиахима к февралю 1941 года было создано, укомплектовано, оснащено и введено в действие 664 поста воздушного наблюдения, оповещения и связи (ВНОС). В Витебской, Могилевской и Гомельской областях были проведены массовые тактические учения населения по борьбе с авиадесантами противника. В этих учениях приняли участие десятки тысяч жителей городов и сел. Они продемонстрировали высокий патриотизм, организованность, готовность выполнить свой долг по защите Родины.

Проводились многочисленные лекции по оборонной тематике. Выступали командиры и политработники, имевшие боевой опыт: участники боев на Халхин-голе и Хасане, в Испании; участники освободительных походов в Западную Белоруссию и Украину. В массовых оборонных организациях трудящиеся, не имевшие военной подготовки, овладевали военным делом, готовились к противовоздушной и санитарной обороне, учились тушить зажигательные бомбы, сооружать щели и легкие бомбоубежища, владеть стрелковым оружием, оказывать медицинскую помощь и т. д.

Были созданы запасы медикаментов, перевязочных средств и хирургического инструмента; велась подготовка помещений под госпитали. Оборудование ряда заводов приспосабливалось под ремонт танков и автомашин, строились новые емкости для жидкого топлива.

Начиная с апреля и по самый день войны пограничные райкомы партии и командование пограничными войсками непрерывно доносили о том, что на протяжении всей границы концентрируются германские войска, танки, самолеты, различные виды военной техники и боеприпасы, что население отселяется из пограничной полосы. Командующий погранвойсками Белоруссии генерал-лейтенант И. А. Богданов находился в Белостоке и слал оттуда в центр и к нам в ЦК систематическую информацию, свидетельствующую, что готовится нападение.

Германская пограничная стража часто открывала огонь по советским пограничникам, германские солдаты нарушали границу и переходили на нашу территорию. По их задержании представители германского командования приносили обычно извинения, но не успокаивались. Обстрелы наших пограничников участились, делались попытки захватить наши пограничные наряды. Портились пограничные знаки; провоцировались массовые нелегальные переходы границы; собирались антисоветские митинги. Перед местным населением выступали агенты гестапо и их прислужники – буржуазные националисты и кулаки-осадники. Население провоцировалось также на массовые переходы границы – с целью вызвать огонь советских пограничников. Шла широкая заброска разведывательной агентуры и диверсантов. С октября 1939 года по декабрь 1940 года на западной границе было обезврежено более пяти тысяч вражеских агентов. С приближением войны их число возрастало: в первом квартале 1941 года – в 15–20 раз по сравнению с первым кварталом 1940 года. Как правило, это были профессиональные разведчики, в большинстве случаев снабженные оружием, боеприпасами, радиостанциями.

Стали засылать, через границу и большие группы войсковых разведчиков во главе с опытными офицерами Абвера. Помимо вооружения и снаряжения, у них изымали инструкции о действиях в условиях войны. Многие были переодеты в форму военнослужащих Красной Армии.

В разведывательных целях широко применялась авиация. Число нарушавших границу самолетов и глубина их полетов постоянно возрастали.

Командующий Белорусским пограничным округом генерал-лейтенант И. А. Жданов внимательно следил за обстановкой и вместе со своим штабом проводил в пограничных войсках соответствующую работу. Наконец появились немецкие солдаты-перебежчики, прямо говорившие о том, что скоро начнется война, и даже называли ее сроки. Некоторых из них, чаще в присутствии одного из членов военного совета, допрашивал сам командующий Западным Военным округом Д. Г. Павлов.

Генштаб также информировал округ о сосредоточении германских войск на нашей границе. В последней майской информации говорилось о том, что «Германия в течение марта и апреля усиленно перебрасывала к нашим границам новые дивизии». В свете сложившейся обстановки в мае 1941 года ЦК КПБ заслушал и обсудил доклад командующего округом Д. Г. Павлова «Об обстановке на границе и состоянии войск округа». Обкомам и райкомам партии было предложено повысить бдительность, привести в состояние мобилизационной готовности предприятия, учреждения, колхозы, все население республики, усилить внимание к нуждам войск, теснее связываться с командованием войсковых частей и соединений. Было принято также несколько специальных постановлений по определенным вопросам укрепления обороны. А 26 мая, еще в мирное время, ЦК КПБ принял решение «Об организации на территории Белоруссии групп и отрядов по уничтожению авиадесантов противника».

За несколько дней до начала войны секретари пограничных райкомов сообщили, что германские части на протяжении всей границы, через определенные интервалы, прорезают проходы в своих проволочных заграждениях. Я сообщил об этом в Москву и немедленно поехал к Д. Г. Павлову. Я заметил Павлову, не считает ли он необходимым в связи с обстановкой привести войска в состояние полной боевой готовности и произвести необходимые их перемещения. Он ответил, что войскам уже даны указания об их действиях по обороне на случай нападения. Каждому соединению и части поручена оборона определенных позиций. Они должны будут занять их по тревоге и стойко удерживать. Что касается перемещений войск и выдвижения их к границе, то он думал об этом, но делать это запретил Генштаб. Один из округов решил провести такие мероприятия по своей инициативе. 10 июня 1941 года последовала директива Генштаба. Подобные действия признаны самочинными, так как они могут спровоцировать вооруженное столкновение, «чреватое всякими последствиями».

А между тем война уже стояла у порога…

Первые дни войны

22 июня 1941 года, в 4 ч. 30 мин. утра, раздался телефонный звонок. Д. Г. Павлов сообщил, что германская армия в 4.00 открыла военные действия против наших войск по всей линии границы и особенно у Бреста и Гродно. Идут бои, самолеты противника бомбят наши города и важнейшие стратегические объекты. Просит незамедлительно прибыть в Военный совет округа.

Я тотчас же позвонил дежурному по ЦК и, рассчитав примерно время, предложил к 5.30 собрать в ЦК партийных и советских руководителей республики, включая наркомов, а также секретарей Минского обкома и председателя горсовета.

В 5.00 на Военном совете Павлов и Климовских[3]3
  Генерал-майор Климовский Владимир Ефимович (1895–1941)? Начальник штаба ЗапОВО и Западного фронта.


[Закрыть] сообщили об обстановке, как она рисовалась в тот момент. Павлов сообщил об указании сверху: ввести в действие необходимые силы с тем, чтобы разбить и выбросить с нашей территории вторгнувшегося врага, но государственную границу не переходить, так как возможно, что это не война, а крупная провокация противника. К этому времени, однако, крупные силы авиации углубляли радиус бомбардировок и, судя по сообщениям командиров фронтовых соединений Красной Армии, это была не провокация – велись планомерные военные действия.

В 5.30 началось первое заседание Бюро ЦК с участием руководящего актива.

Я сообщил присутствующим, что на рассвете фашистская Германия напала на Советский Союз, и на всем протяжении границы идут тяжелые бои с рвущимися на нашу территорию фашистскими ордами, что выдвигает перед партийной организацией и всем народом Белоруссии новые чрезвычайные задачи. В осуществлении их нельзя терять ни минуты. Затем я сделал обзор неотложных мероприятий, касающихся помощи Красной Армии и проведения мобилизации о которой, сказал, мы, вероятно, вскоре получим указания. Говорил об обеспечении бесперебойной работы промышленности и транспорта, обслуживающих армию, укреплении противовоздушной обороны и средств защиты населения от нападений с воздуха, усилении охраны мостов, предприятий, линий связи, проведении других мер, вытекающих из обстановки военного времени. Затем предложил разойтись, продумать соответствующие меры и вновь собраться в 9 часов утра для того, чтобы наметить и принять решения по конкретным задачам.

Все разошлись, остались лишь секретарь ЦК КП(б)Б по кадрам Н. Е. Авхимович[4]4
  Авхимович Николай Ефремович (1907–1996), государственный и партийный деятель БССР.


[Закрыть] и секретарь Минского обкома В. И. Козлов. С ними имелось в виду обсудить вопросы о некотором перераспределении кадров в связи с войной и неизбежной мобилизацией в Красную Армию.

Около 7 часов утра позвонил Сталин. Поздоровавшись, он спросил об обстановке и о том, что предпринимает ЦК Компартии Белоруссии в связи с началом войны. После моего сообщения Сталин сказал:

«Сведения, которые мы получаем из штаба округа, теперь уже фронта, крайне недостаточны. Обстановку штаб знает плохо. Что же касается намеченных вами мер, они в общем правильны. Вы получите в ближайшее время на этот счет указания ЦК и правительства. Ваша задача заключается в том, чтобы решительно и в кратчайшие сроки перестроить всю работу на военный лад. Необходимо, чтобы парторганизация и весь народ Белоруссии осознали, что над нашей страной нависла смертельная опасность, и необходимо все силы трудящихся, все материальные ресурсы мобилизовать для беспощадной борьбы с врагом. Необходимо, не жалея сил, задерживать противника на каждом рубеже, чтобы дать возможность Советскому государству развернуть свои силы для разгрома врага. Требуйте, чтобы все действовали смело, решительно и инициативно, не ожидая на всё указаний свыше. Вы лично переносите свою работу в Военный совет фронта. Оттуда руководите и направляйте работу по линии ЦК и правительства Белоруссии. В середине дня я еще позвоню Вам, подготовьте к этому времени более подробную информацию о положении на фронте».

Поручив присутствующему при разговоре Н. Е. Авхимовичу, а также Г. Б. Айдинову передать записанное мною содержание полученных указании всем первым секретарям обкомов и райкомов, по возможности – и Западных прифронтовых районов, я уехал в штаб фронта.

В штабе Западного фронта всеми мерами безуспешно пытались восстановить утерянную связь со штабами армий и корпусов. Проводная связь на этих линиях была повреждена бомбежкой или выведена из строя диверсантами. Радиосвязь по разным причинам отсутствовала. Посылавшиеся штабом в войска офицеры связи – парашютисты не выходили с ним на связь. Только по отрывочным сведениям от появлявшихся с фронта офицеров можно было судить о положении на некоторых участках фронта, которое, безусловно, по времени получения этих сведений уже изменилось.

Особенно удручающим было то, что большая часть фронтовой авиации погибла в воздушных боях, а также на аэродромах в результате внезапного нападения вражеских самолетов. Положение противника в воздухе стало господствующим, и тыл фронта оказался почти беззащитным от гитлеровской авиации. В связи с этим приведу Вам, Георгий Александрович, один факт, о котором еще не говорилось в печати.

Командующий ВВС Западного округа Герой Советского Союза, генерал-майор авиации Иван Копец, узнав из последних донесений разведки, что в считанные минуты совершится воздушное нападение, отдал приказ поднять в воздух всю авиацию округа и сообщил об этом в Москву. Оттуда последовал угрожающий окрик: «Немедленно дать отбой, иначе это спровоцирует Германию на войну, и Вы ответите головой». Копец вынужден был подчиниться, самолеты сели на свои аэродромы и буквально в это время в небе появилась армада «Люфтваффе». Наши потери были ужасными. Генерал Копец не выдержал такого удара и застрелился.

Это были самые тяжелые военные дни. Только, собрав всю силу воли, можно было сохранить присутствие духа, не быть подавленным обстоятельствами, искать выходы и находить правильные решения, влияя своим спокойствие на других. Я вспомнил тогда прочитанное когда-то у Эдгара По изречение: «Никакие удары и превратности судьбы не устоят перед несокрушимой бодростью человеческого духа».

В 11.30 я приехал в ЦК, т. к. настудило время, когда, как было условленно, должен был позвонить по высокочастотной связи Сталин. В тот момент ко мне в кабинет зашел корреспондент «Правды» по Белорусской ССР Петр Александрович Лидов, впоследствии автор известной статьи в «Правде» о Зое Космодемьянской. Мы с ним были хорошо знакомы еще с середины 30-х годов по Первомайскому району г. Москвы, где нас избрали членами райкома партии.

Не успел Лидов начать разговор, как раздался звонок. У телефона был Сталин, Он сразу спросил: «Что Вы можете сказать о военной обстановке? Что делает и как себя чувствует тов. Павлов?»

Я рассказал ему коротко о тяжелой обстановке, как она рисовалась по данным штаба фронта и сообщениям секретарей обкомов и райкомов партии, о наших попытках восстановить связь и результатах этого. На вопрос о генерале Павлове я ответил, что, несмотря на свои положительные качества: военный опыт, большую энергию, безусловную честность, под давлением тяжелой обстановки, особенно из-за утери связи со штабами фронтовых войск, он потерял возможность правильно оценивать обстановку и руководить сражающимися частями, проявляет некоторую растерянность. Командующий загружен до отказа и, пытаясь решать сотни вопросов и дел, которыми могли бы заниматься его заместители, работники штаба фронта, не сосредотачивается на главных проблемах руководства. «Я хотел бы просить Вас, товарищ Сталин», – заявил я, – прислать в штаб фронта одного из авторитетных Маршалов Советского Союза, который, не будучи поглощен разрешением многочисленных текущих оперативных вопросов, изучал бы внимательно обстановку, продумывал бы неотложные мероприятия и подсказывал их командующему».

Сталин ответил: «Я уже думал об этом, и сегодня же к вам выезжает маршал Борис Михайлович Шапошников. Имейте в виду: это опытнейший военный специалист, пользующийся полным доверием ЦК. Будьте к нему поближе и прислушайтесь к его советам».

В тот же день, 22 июня, маршал Шапошников прибыл в Минск.

Позже стало известно, что фашистская армия напала на войска наших западных приграничных округов значительно превосходящими силами. По личному составу превосходство было в 1,8 раза, по средним и тяжелым танкам в 1,5 раза, по боевым самолетам новых типов в 3,2 раза, орудиям и минометам в 1,25 раза. В условиях внезапного нападения на войска, не занявшие боевых рубежей для обороны, это было решающим превосходством. Однако на решающих направлениях превосходство сил было еще большим. Так, на Брестском направлении, в полосе 4-й армии, на 4 дивизии, занимавшие район Бреста, враг обрушил 10 дивизий, в том числе 4 бронетанковых.

Нарушение связи со штабами фронтов и армий не позволило высшему военному руководству страны в первый день войны правильно оценить положение на фронте и выработать ответные действенные меры. Генеральный штаб в вечерней сводке 22 июня оценивал итоги первых дней боев таким образом: «Германские войска в течение 22 июня вели бои с погранзаставами СССР, имея значительный успех на отдельных направлениях. Во второй половине дня, с подходом полевых частей войск Красной Армии, атаки немецких войск на преобладающем протяжении нашей границы отбиты с потерями для противника»

Это была неправильная оценка положения. К этому времени войска четвертой армии отступали по всему фронту. Пали Брест и Кобрин, захватчики перешли Неман. Соседняя 11-я армия Северо-Западного фронта отступала по направлению к Вильнюсу. Наши войска ожесточенно дрались за каждый метр советской земли, проявляя невиданный героизм, не щадя жизней, сдерживая противника, чтобы дать возможность развернуться и вступить в бой новым силам.

В этих условиях все мероприятия ЦК и правительства, особенно такие, как мобилизация в армию, своевременная эвакуация, подготовка к защите рубежей приобретали необыкновенную остроту. Начавшаяся в первый же день войны мобилизация повсеместно проходила с огромным политическим подъемом. Тысячи граждан, особенно юношей и девушек, заполнили военкоматы, чтобы вступить добровольно в армию. В июне – августе 1941 года в армию было призвано свыше 500 тысяч человек.

На второй день войны бюро ЦК КПБ пришло к выводу о необходимости начать частичную эвакуацию. Это было тяжелое решение. Еще тяжелее было ставить этот вопрос перед ЦК ВКП(б) и правительством.

В середине дня я позвонил И. В. Сталину и после краткой информации сообщил ему о нашем решении. Он удивился и спросил: «Вы думаете, это надо делать? Не рано ли?» Я ответил, что обстановка сложилась так, что в половине западных областей республики уже невозможна эвакуация. Боюсь, сказал, что опоздание, с этим для Минска и восточных областей будет непоправимым.

Подумав, И. В. Сталин сказал: «Хорошо, приступайте к эвакуации. Кроме населения, особенно детей, родители которых ушли на фронт, вывозите наиболее важную часть государственных и партийных архивов и государственные ценности, какие считаете необходимым вывезти в первую очередь. Делайте это так, чтобы не создать паники и сохранить порядок. Все должны понимать, что эвакуация – это тоже элемент войны».

После этого была создана республиканская эвакуационная комиссия под руководством Председателя Совнаркома БССР И. С. Былинского, и началась интенсивная работа по частичной эвакуации. 24 июня 1941 года в Минске было объявлено, что ввиду недостатка транспорта все без исключения предприятия и учреждения, имеющие автомашины, обязаны предоставить их для эвакуации детей, матерей с семьями и ценнейших архивов. Указание было выполнено всеми, хотя это не решило проблемы, так как автомашин было очень мало. Почти весь автотранспорт был сдан или сдавался по мобилизационным планам воинским соединениям и запасным частям. Массы минчан пешком уходили на восток по могилевскому шоссе. Это была трагическая картина, которую никогда нельзя забыть.

Военная обстановка для многих районов становилась настолько угрожающей, что через несколько дней ЦК КП(б)Б и правительство республики поставили вопрос об общей эвакуации. После получения от нас шифровки об этом Сталин позвонил и сказал, что наше предложение об общей эвакуации санкционируется. Вечером того же дня он вновь позвонил и сказал: «К вашим мероприятиям по эвакуации добавьте «и лошадей». Я ответил: «Мы, конечно, имели в виду, тов. Сталин, и эвакуацию лошадей. В шифровке мы не указали об этом, потому что считали это само собой разумеющимся, поскольку в связи с острым недостатком авиа– и автотранспорта лошади являются не только объектом, но и средством эвакуации».

С огромным напряжением, в условиях вражеских бомбежек и встречных перевозок к районам боевых действий осуществлялся вывоз населения и материальных ценностей. Чтобы не мешать движению войск и боевого снабжения, разработали маршруты движения с использованием проселочных дорог. Повсеместно, особенно в узловых пунктах, были организованы пункты снабжения и оказания медпомощи эвакуирующемуся населению – заправка горючим автомашин, снабжение фуражом лошадей и угоняемого скота.