Текст книги "Горький-политик"

Действительно, в итоге невозможно рассматривать Горького как большого друга и советника Сталина, как это делала официальная советская историография, однако не следует делать его ответственным за начало литературных репрессий, драматическая линия которых тянется к Пастернаку и Солженицыну. Начиная с его пребывания в Америке, куда писатель отправился по просьбе большевиков для сбора средств на продолжение революции, и впоследствии в сталинский период имя Горького использовалось в политических целях и как фактор мирового престижа. Таким образом, Горький стал «политиком поневоле».

История Горького-политика была также историей борьбы советского режима за создание образа писателя как гениального предтечи и цветка в петлице нового государства. Однако этим проблема Горького-политика не исчерпывается: необходимо обратить внимание на постоянное сопротивление Горького операциям такого рода и понять, где это сопротивление носит психологический характер, а где оно поднимается до уровня политики. Трудность представляет выявление в миропонимании Горького собственно политических структур. От певца обездоленных, босяков и «бывших людей» трудно требовать создания рациональной системы ценностей и политических стратегий. В 1924 г. он заявил: «У меня к политике органическое отвращение и я сомнительный марксист, потому что не верю в разум масс и особенно в разум крестьянской массы»[34]34
  Горький М., Ленин В.И. Полное собрание сочинений в 30-ти т. Т. 17. C. 24.


[Закрыть].

В эпоху становления стольких «измов», будораживших Европу, тоска по мечте и по новому всегда была в нем сильнее искреннего и безоговорочного примыкания к определенным политическим взглядам. Однако, на наш взгляд, неверно было бы говорить о Горьком как об анархисте и ницшеанце, романтически погруженном в проблему бытия человека, лишь слегка касающегося надежд и драматической борьбы в обществе. «Лично я – признавался он в 1930 г. – никогда не чувствовал и не чувствую себя «исключительно литератором», всю жизнь занимался – в той или иной области – общественной деятельностью и до сего дня не утратил тяготения к ней»[35]35
  Горький М. Беседы о ремесле // Литературная учёба, 1930, номер 6 июнь// Полное собрание сочинений в 30-ти тт. Т. 25. C. 310.


[Закрыть].

Действительно, в эпоху, когда литература добровольно ставит себя на службу общественным проблемам, своебразие понимания Горьким своей задачи связано со многими аспектами. Прежде всего, с его происхождением: среди дворян, адвокатов, врачей, служащих оно давало ему мучительное преимущество познания мира без посредников. Вскоре к этому прибавились почти мировая слава и престиж, окружавшие его художественное творчество и его личность. Мир знал многих социалистов и анархистов, которые отошли от своих аристократических, буржуазных или мелкобуржуазных корней и в силу определенной направленности культуры перешли на сторону пролетариата и крестьян. Их книги и статьи предназначались для узкого круга друзей или причастных к ним людей. В Горьком мир увидел человека, чьи детство и юность прошли на дне жизни и для которого, благодаря его любви к чтению и книгам, сделалось возможным дорасти до мировоззрения, несмотря на препятствовавшую этому обстановку. Его творчество и его имя не остались в плену свойственных интеллигенции предрассудков и получили собственный резонанс в Европе и мире. Никакой политик не мог предвидеть такого способа служения литературы общественному делу, поскольку непредсказуем гений художника, а тем более его успех. Горький определил для литературы новые границы и получил неожиданный отклик. Несомненно, политическая концепция Горького не укладывается в учебники по истории политических доктрин. Но и не существует, как это часто думают, истории писателя, который занимался политическими проблемами своего времени из пустого кокетства или циничной корысти; его приверженность коммунизму, хотя и совершенно иная, чем ортодоксальная убежденность Ленина, была всегда искренней.

История Максима Горького в определенном смысле показательна для литератора, художественное творчество которого неотделимо от его политических и общественных обязательств. Писателю было посвящено много публикаций с начала 1990-х гг.: в одних авторы, надо признать, довольно неуклюже и грубо пытаются оседлать конек «ревизионизма», что закономерно в такой стране, как Россия, где столько лет отрицалась свобода мысли и теперь необходимо в некоторых случаях «выпустить пар»: такая критика, часто необоснованная и не опирающаяся на серьезные и точные исследования, пытается дискредитировать творчество писателя (как правило, в этих случаях речь идет о работах скандального характера, не имеющих никакой научной ценности); в других авторы стремятся серьезно и документированно осмыслить историческую ценность личности писателя, подчеркивая как позитивные, так и негативные, неудобные аспекты, основываясь на неизвестном ранее архивном материале. Это не значит, что исследователи должны отказаться от законного права на выражение негативной критики творчества Максима Горького и его образа действий, а что необходимо документально обосновывать любую критику.

Максим Горький, с его богатой встречами, событиями и опытами жизнью, не может быть понижен до роли второсортного автора русской революционной драмы в истории литературы XX века. Его глубокая и сложная личность, не утратив до сих пор своего подлинного и большого значения, заставляет сегодня критику занять определенную позицию по отношению к писателю. «Горький – один из тех русский писателей, о которых исследователи в свете событий последних лет начинают писать заново»[36]36
  Хейтсо Г. Максим Горький. Судьба писателя. М. 1997. С. 5.


[Закрыть].

Новое прочтение Горького, начатое в годы перестройки, подразумевает возможность диалога между исследователями и отличается свободой от идеологических требований, которые в свое время изолировали писателя и стали причиной недооценки литературных влияний эпохи на творчество писателя, а также тех составляющих мировоззрения Горького, которые не были тесно связаны с политикой[37]37
  См. Rougle C. Three Russians consider America: America in the works of Maksim Gor’kij. Aleksandr Blok, and Vladimir Majakovskij, Stockholm 1976. С. 18.


[Закрыть]. Такое восприятие, характерное для советской идеологии, полностью отрывало Горького от его эпохи и делала из него мыслителя sui generis, не имеющего ничего общего с движениями европейской мысли. Эта позиция привела с годами к оценке исследователями лишь тех сторон литературного творчества Горького, которые могли служить подтверждением его роли как «основоположника социалистического реализма», без должного внимания к контексту, в русле которого формировалась его идеология. Так работали многие ученые, и с начала 1990-ых гг. был сделан большой шаг вперед, особенно русскими исследователями, которые заново переосмыслили политическую и литературную биографию А.М. Горького.

В числе монографий, сделавших наибольший вклад в новое прочтение творчества и философских воззрений писателя, помимо В.С. Барахова, о котором мы подробно написали, на наш взгляд, заслуживают особого интереса книги Л. Спиридоновой и Н. Примочкиной.

Книги Л. Спиридоновой «Максим Горький: Новый взгляд», «М. Горький: Диалог с историей» и «Настоящий Горький: мифы и реальность» внесли большой вклад в новое прочтение ключевых моментов творчества Горького, представив новую интерпретацию многих его произведений, особенно ключевых романов, как, например, «Мать»[38]38
  Во Франции, где сделаны новые переводы и переизданы многие произведения писателя, роман «Мать» интерпретируется в русле этико-религиозных принципов, лежащих в основе произведения, а также в феминистском ключе.


[Закрыть], «Лето», «Жизнь Клима Самгина», и проливают свет на многочисленные ошибки в интерпретации решений, принятых писателем. Новый взгляд на писателя нужен для того, чтобы «разрушить действительно устаревший стереотип образа ортодоксального марксиста, верного ленинца, друга и соратника Сталина»[39]39
  Спиридонова Л.А.М. Горький: Диалог с историей, M., 1994. С. 5.


[Закрыть].

Работая с огромным количеством материала, исследовательница останавливается на ключевых моментах концепции мира Горького, анализируя его образ мыслей в различные исторические периоды первых 30-ти лет XX века, не пренебрегая сопоставлением его взглядов с воззрениями выдающихся мыслителей эпохи. В первой работе достаточно оригинально воссоздан интеллектуальный путь Горького частично на основе заметок, которые он сам писал на полях читаемых книг. Таким образом, читатель может «услышать «настоящий голос» Горького в столкновении разных мнений и концепций с историками (В. Ключевский, П. Милюков, С. Платонов, М. Покровский), с религиознымыми мыслителями (Н. Бердяев, С. Булгаков, С. Франк), богоискателями (Д.С. Мережковский, Д. Философов)»[40]40
  Барахов В. Драма Максима Горького. М., 2004. С. 41.


[Закрыть].

Вторая книга имеет очерковый характер. Автор касается различных тем, очень важных с точки зрения отдельных сторон отношения Горького к политике, в частности, в главах, обсуждающих мотивацию возвращения Горького в сталинскую Россию и его отношений с последним. Л.А. Спиридонова показывает, что отношения Горького с Советским Союзом были значительно сложнее и конфликтнее, чем пишут большинство исследователей, в частности, А.И. Солженицын, который в своей книге «Архипелаг ГУЛАГ» видит в мотивах возвращения писателя на родину чисто материальные причины и, анализируя роль писателя в культурной политике 1930-х гг., дает собственную интерпретацию одной из самых противоречивых глав его биографии, а именно, его участие в книге «Беломорский канал» и соучастие в сталинской политике. По этому поводу исследовательница пишет: «Горький поверил в теорию обо-строения классовой борьбы и существование врагов народа»,[41]41
  Спиридонова Л. Новые аспекты изучения творчества Горького // Неизвестный Горький, М., 1995. С. 106.


[Закрыть] – и, как и многие, искренне был убежден, что «заговоры 1928–1930 гг., действительно существовали и являлись звеньями единого антисоветского заговора, организуемого за рубежом»[42]42
  Там же. C. 107.


[Закрыть]. Мы разделяем это мнение. Действительно, в большинстве исследований М. Горький обвиняется и делается ответственным за советскую культурную политику без учета интеллектуального климата тридцатых годов и без попытки реконструировать коллективное воображаемое эпохи.

Еще один шаг на пути к разрушению мифологизированного образа Горького, как с положительной, так и с отрицательной стороны, был сделан в последней монографии Л. Спиридоновой «Настоящий Горький: мифы и реальность».

Н.Н. Примочкина, в свою очередь, в книге «Горький и писатели русского зарубежья» прояснила некоторые вопросы, касающиеся роли Горького в литературной жизни русской эмиграции 1920– 1930-х гг., подчеркивая его стремление служить «мостом» между Советской Россией и эмиграцией, пролив свет на малоизученный, а до ее монографии и вовсе порой не затрагивавшийся аспект деятельности писателя, представленный в книге глубоко и исчерпывающе. В действительности исследование этого периода жизни писателя долгие годы было запрещено в Советском Союзе и первые работы на эту тему появились только в 1990 г., в связи с возникновением большого интреса в литературе эмиграции, на то время совсем не известной в России. В книге Н. Примочконой, тщательно анализируется переписка М. Горького с Вячеславом Ивановым, В. Ходасевичем, Н. Берберовой, П. Муратовым, З. Гржебиным и другими (около 200 неизданных писем, сохраненных в российских и зарубежных архивах). Внимание автора книги сосредоточено на роли М. Горького в литературных и политических событиях эмиграции и дает возможность углубить историю ее представителей. Особый интерес вызывают главы, посвященные позиции Максима Горького в отношении к движениям «сменовековтсва» и «евроазиатства».

Исследовательница также занималась изучением роли Горького в литературных течениях первого после октябрьского десятилетия, в книге «Писатель и власть» (1996) она попыталась воссоздать интеллектуальный климат 1920-х гг. и показать важную роль Горького в литературной политике этого времени, с привлечением большого числа неизданных материалов. Эта книга также проливает свет на отношения Горького с миром русского крестьянства, его позицию по отношению к «крестьянским», «пролетарским» писателям и писателям-«попутчикам», его влияние на советскую культурную политику 1920-х годов.

Последний аспект был всесторонне изучен в период «оттепели» в работах К.Д. Муратовой «М. Горький в борьбе за развитие советской литературы», А.А. Волкова «Максим Горький и литературное движение советской эпохи» и «М. Горький в борьбе за идейность и мастерство советской литературы». В этих работах, несмотря на привлечение большого числа архивных материалов, особенно в случае К.Д. Муратовой, проводится идея слияния всех послереволюционных литературных движений в направление социалистического реализма. Тем не менее, все трое исследователей останавливают свое внимание на писателях, находившихся в центре литературного движения: В. Маяковском, Д. Фурманове, А. Фадееве и др.

Н. Примочкина же анализирует в основном отношения между M. Горьким с писателями-«попутчиками» и с крестьянскими писателями, не пренебегая отношениями между M. Горьким, В.И. Лениным, Н.И. Бухариным и другими лидерами Октябрьской революции. Она показывает центральную роль Горького в российской культурной жизни 20-х гг., например, в борьбе Воронского с рапповцами.

В настоящей книге, помимо уже означенных тем, много места посвящено предреволюционному периоду жизни писателя, когда Горький существенно сблизился с партией большевиков, но занял позицию, не сводимую к марксизму-ленинизму. Особое внимание уделяется также очеркам писателя об Америке, традиционно рассматриваемым официальной советской наукой как сознательная критика американского капитализма и используемым в советский период в целях антиамериканской пропаганды. Эти очерки интерпретированы как отражение общего идейного кризиса, а также как реакция интеллигента, впервые столкнувшегося с реальностью огромной метрополии, на современный мир, оспаривающий традиционные ценности.

Произведения, написанные в результате пребывания писателя в Америке, еще мало изучены и очень мало анализов очерков о Нью-Йорке. Среди немногочисленных работ на эту тему, достойных внимания, необходимо назвать книгу Чарлза Рагла «Взгляд трех русских на Америку: Америка в творчестве Максима Горького, Александра Блока, Владимира Маяковского»[43]43
  Rougle C. Three Russian Consider America. America in the works оf Maksim Gor’kij, Aleksandr Blok, and Vladimir Majakovskij, указ. произв.


[Закрыть]. В своей книге американский ученый выступает противником теории, относящей эти очерки к антибуржуазной и антикапиталистической критике, и связывает обвинения Горького, направленые на американское общество, с потрясением, пережитым европейским интеллигентом при первом столкновении с совершенно чуждой и непонятной ему реальностью. Чарлз Рагл находит много общего в описаниях большого города, сделанных Горьким, и подобными же описаниями других европейских интеллигентов, несомненно, известных писателю. В дополнение к тому, что утверждает Ч. Рагл, в настоящей работе сделана попытка интерпретации американских очерков тех лет в русле кризиса интеллигенции на мировом уровне, вызванного глубокими историческими и культурными изменениями, происшедшими в начале XX века.

В книге дан анализ речи Горького на Первом съезде советских писателей с целью показать ее полное несоответствие марксистским установкам. В основе этого анализа – теории В. Страда[44]44
  Strada V. Tradizione e Rivoluzione nella lettura russa, Torino 1980. С. 145–175.


[Закрыть], который по поводу речи писателя утверждает, что Горький «научную ясность Маркса подменяет идеологическим туманом, таинственным образом возникшим из старой теории “богостроительства”, отразившейся в повести «Исповедь»[45]45
  Там же, с. 175; этой повести, отразившей идеи «богостроительства», уделяется большое внимание. О ней писали: Никитин Е. Исповедь (M., 2000), M. Niqueux, Введение к ”Confession”, (Paris, 2005), Masing-Delic I. A Salvation Myth of Russian Twentieth-Century Literature (Stanford, 1992), в последней книге дан анализ художественных особенностей повести М. Горького «Исповедь», в русле широкого контекста Серебряного века и мировой литературы.


[Закрыть]. Ученый[46]46
  Страда В. У истоков социалистического реализма. Горьковская концепция русской литературы. Россия, 1987, н. 5, с. 139–146); Страда. В. Итальянские Лекции Горького // “Россия и Италия”. М., 1993. С. 222–232.


[Закрыть], кроме того, является поборником последовательности мысли в позициях, высказанных Горьким, начиная с «Лекций по русской литературе», прочитанных рабочим на Капри и опубликованных в России в 1939 г., и позициях, занимаемых Горьким во время Первого съезда писателей. Это утверждение, встречающееся в критике в 1970–1980-ые гг., вновь подхвачено в сборнике «L’altra rivoluzione», в котором впервые на итальянском языке опубликована одна из лекций по литературе, прочитанных Горьким рабочим в школе на Капри. На эту тему написаны книги: В.В. Перчин. «Литературные споры Максима Горького» (Вопросы литературы, 1989, N. 10. C. 149–170) и И.К. Кузьмичев, Л.Ф. Ершов. «Волшебный кристалл. Социалистический реализм сегодня и завтра» (М., 1987). Оригинальную интерпретацию социалистического реализма предлагает Ч. Де Микелис, говоря о его глубинной связи с религиозным институтом или, по крайней мере, с каноном древней русской литературы[47]47
  De Michelis C. Realismo socialista, veridicità e letteratura russa antica // Europa Orientalis, n. 7, 1988, C. 185–197.


[Закрыть].

В то же время, несмотря на обилие новых публикаций последних лет, хотя и отдавая им должное, автор настоящей работы оставил практически без изменений свои выводы, сделанные во время чтения очерков Густава Герлинга[48]48
  Herling G. Da Gorki a Pasternak: considerazioni sulla letteratura sovietica, Roma, 1958.


[Закрыть] и статей Л. Троцкого[49]49
  Троцкий Л. О смерти Горького // Бюллетень оппозиции, Parigi 9.7.1936 n.51; Trockij L., Stalin. Paris, 1948.


[Закрыть]. Тема смерти Горького стала предметом многочисленных публикаций. В частности, сборник «Вокруг смерти Горького», в котором проанализированы все документы, связанные с болезнью писателя, свидетельства врачей, лечивших его, воспоминания людей его ближайшего окружения, протоколы допросов 1938 г. «правотроцкистского блока». Сборник сопровождается статьями, рассматривающими различные теории о смерти писателя, свидетельства людей, бывших рядом с ним в дни его последней болезни, его отношения со Сталиным, Троцким и членами оппозиции.

Этой теме посвящена статья «Смерть Горького» Мишеля Нике[50]50
  Нике М. К вопросу о смерти Горького // Минувшее. Париж.1988, н.5.


[Закрыть], в которой французский ученый, анализируя некоторые свидетельства, в частности, французских писателей Арагона и Эльзы Триоле, ставит под сомнение тезис об его естественной смерти, а также тезис о врачах-убийцах, выдвигая гипотезу прямого вмешательства Сталина, по приказу которого был убит писатель, чтобы помешать ему встретиться с европейскими интеллектуалами, приехавшими в Москву с визитом к нему.

Противоположного мнения придерживается В.С. Барахов, который в статье «Смерть Горького»[51]51
  Барахов В. Смерть Горького в кн. Драма Максима Горького, M. 2004. С. 333–372.


[Закрыть] возвращается к версии об естественной смерти писателя, анализируя все возможные противоречивые версии и находя закономерными выводы, сделанные во вступительной статье к сборнику «Вокруг смерти Горького», оставляющей за читателем право на собственные свободные суждения.

Причины смерти Горького находятся в центре интереса многочисленных публикаций В. Баранова[52]52
  Баранов В. Огонь и пепел костра. М. Горький: творческие искания и судьба, М. 1990; Баранов В. Горький без грима. Тайна смерти. М., 1996; Баранов В. Максим Горький: подлинный или мнимый, М. 2000; Баранов В. Беззаконная комета Максима Горького, М., 2001.


[Закрыть], книги которого, вызвали большой интерес и количеством использованного материала, и живостью изложения. Такой интерес к смерти писателя связан, прежде всего, с большими процессами 1930-ых гг. Изучение этой темы неразрывно связано с разработкой темы отношений писателя со Сталиным и, шире, отношений с Советским Союзом в 1930-ые гг. В том, что касается выбора Горького в последние годы его жизни, здесь, как правило, авторы придерживаются крайних мнений, то изображая Горького пленником Сталина, не осознающим свой выбор, то осыпая его обвинениями, превращающими писателя в «ревкома колонии, лагеря, товарища шефа ОГПУ-НКВД […]»[53]53
  Московская правда. 1990, 3 августа.


[Закрыть].

И. Солоневич прямо утверждает, что «основные мысли партайгеноссе Розенберга почти буквально списаны с партийного товарища Максима Горького»[54]54
  Солоневич И. Народная монархия. М., 1991. С. 193.


[Закрыть], который, по мнению исследователя, виноват не только во всех несчастьях, постигнувших Россию в результате революции, но еще и бедах Германии и Европы. Подобное суждение не нуждается в комментариях и даже не стоило бы его приводить, если бы оно не отражало настроения определенной части исследователей крайне ревизионистского толка, к сожалению, строящих свои умозаключения, не прибегая к анализу фактов[55]55
  См. напр. Бем А. Письма о литературе. Прага, 1996; Парамонов Б. Горький, белое пятно // Октябрь. М., 1992. № 3; Дубинская-Джалилова Т. Великий Гуманист (по материалам переписки Горького и Сталина) // Литературное новое обзрение, М., 1999, № 40.


[Закрыть].

Мы убеждены, что сложная фигура Горького заслуживает более серьезного исторического анализа, а его выбор 30-ых гг. не может быть интерпретирован однозначно. Наше убеждение основано на факте, что М. Горький в тот период, когда он решил вернуться в Советский Союз, увидел в сталинской России страну, более соответствующую его идее революции, чем Россия 1922 г., и, как многие, поверил в международные заговоры против революции, оправдывая жесткую борьбу Сталина против так называемых врагов народа. Это не значит, что он полностью был солидарен со Сталиным. Живя в Советском Союзе, он постепенно осознал подлинную природу сталинской политики. В 1934 году было, впрочем, уже слишком поздно уходить в оппозицию и искать другую дорогу. Смерть сына Максима, “убийство” Кирова прекрасно показали это, да и свобода передвижения писателя постепенно уменьшалась. Его международные контакты и факт, открыто продемонстрированный в прошлом, что писатель не будет мириться с воззрениями, которых не разделяет, не позволяли Сталину оставлять Горького без контроля, который, согласно многим свидетельствам, становился все более жестким[56]56
  Этого убеждения придерживается, например, Л. Фелбин (под пседонимом А. Орлов) в статье “Тайна история сталинскийх приступлений” (M., 1991), где он говорит, что писатель находился под прямым контролем Г. Ягоды, который якобы получил от Сталина приказание заниматься «перевоспитанием» Горького; и В. Чернухина в статье «Поездка Горького на Соловки. (Свидетельства очевидцев)» // Неизвестный Горький, М., 1995. C. 124–135.


[Закрыть]. Период последних двух лет жизни писателя представляется наиболее сложным для понимания, хотя и существует множество источников, доступных ныне исследователям, нет никакого документа, подтверждающего реальное противостояние Горького Сталину, и тем более нет свидетельств, указывающих на участие Горького в заговоре против Сталина. Период, начавшийся с Первого съезда писателей и продолжавшийся до самой смерти Горького, вызывает, тем не менее, различные интерпретации. Для того, чтобы найти объяснение решениям, принятым писателем в последние годы его жизни, мы посчитали нужным рассмотреть его биографию под призмой феномена секуляризации политики, в результате которого миллионы людей по всему миру начали верить в коммунизм как в истинную религию. Составные части данного феномена представляют собой как крайний догматизм Ленина, так и богостроительство Луначарского и Горького, считавших, что марксизм должен стать религией современного человека, «Человека-Бога в человеческом обществе, полностью освобожденном от мифа трансцендентности и сверхестественного»[57]57
  Gentile E. Le religioni della politica, Roma 2001.


[Закрыть]. По этой причине мы посчитали необходимым уделить значительное внимание дискуссиям, развивавшимся в начале XX века вокруг большевизма (или, если говорить в общем, вокруг социал-демократии). Это позволяет показать, что религиозный элемент являлся фундаментальной характеристикой марксистской идеологии. Рассмотрение решения Горького под призмой этого феномена дает ключ к новому пониманию развития его идей, а также помогает понять его многочисленные принятые им подчас противоречивые решения. Мы уверены, что, как замечает Н. Примочкина, писатель такого величия и драматизма судьбы, как Горький, не нуждается ни в наших обвинениях против него, ни в оправдании[58]58
  Примочкина Н. Писатель и власть. M. Горький в литературном движении 20-х гг. M., 1996. С. 55.


[Закрыть].

Санкт-Петербург,

30 октября 2017