Текст книги "Королевство Краеугольного Камня. Книга 2. Первеницы мая"

– Что было дальше?

– Дальше, ваше величество, хлопнула дверь.

– И что вы сделали?

– Я испугался, что меня застанут у лестницы, сир, и унесся прочь, как лань.

– Как лань… – пробормотал Тибо. – Но, мой бедный герцог, это не вас, а того, кто кричал, нужно было застать врасплох!

Несмотря на тесноту, поэт умудрился воздеть руки к потолку.

– Ваше величество! Кто ж знал, что пламя похитит у нас великого де Френеля?!

Герцог так размахивал руками, что чуть не влепил Мадлен пощечину. Блез заметил симптомы приближающейся истерики.

– Успокойтесь, успокойтесь. Уверен, король признателен вам за откровенность.

– Очень признателен, – кивнул Тибо с потерянным видом.

Герцог сцепил на коленях руки, обмякшие, будто тряпичные. Он обмяк еще больше, когда король сказал:

– У меня есть серьезные основания полагать, что Клеман де Френель ждал смерти.

Все обернулись на Тибо, но он не прибавил ни слова. Его последняя беседа с Клеманом накануне отъезда странным образом напоминала прощание. Но развивать эту мысль он не собирался. Однако замечание Овида застало его врасплох.

– Королева виделась с ним в день пожара. Лукас проводил ее до башни.

Теперь все обернулись к ней.

– Эма?

Тибо встревожило, что она даже не упомянула об этом. В последнее время она была какой-то непривычно далекой.

– Это было сразу, как ты исчез, Тибо, мне нужен был его совет, – попыталась оправдаться Эма. – И, помедлив, все же добавила: – Мне тоже показалось, что он предчувствовал конец.

Поведав Клеману свою тайну, Эма поняла, что тем самым подвергла его опасности. Но когда она попыталась предупредить его, он ее отослал.

В набитой битком нише воцарилось неловкое молчание. Блики пламени высвечивали встревоженные лица, будто все они вдруг очутились в аду. Однажды тайна гибели Клемана раскроется, удивив даже Эму. Но случится это позже, гораздо позже, когда весь мир изменится до неузнаваемости.

А пока им предстояло пережить самую суровую зиму в истории королевства. В январе замерзли колодцы. Пить теперь можно было только растопленный снег. Жители острова привыкли держаться сообща. Были выносливы, помогали друг другу и умели во всем находить плюсы: съезжали на санках по Френельскому склону, катались на коньках по замерзшей глади Верной. Но когда пришлось кипятить снег, отчаяние постучалось в двери. Домашняя птица перемерзла, скотина гибла, приходилось есть лошадей. Остров стал ледяной могилой.

Люди тоже умирали, особенно старики. Двоюродная бабушка Изабель опочила в своем гамаке в женской спальне, а вслед за ней – советница от Лесов и многие другие. Погребать усопших – невозможно. Как быть? Сжигать? Не хватит топлива. В итоге их поместили в амбар до оттепели. Вычеркивая имена усопших из королевского регистра, все невольно задумывались, как же справляются другие провинции.

А справлялись они с трудом. Повсюду не хватало дров. В провинции Френель разобрали по доскам единственную школу. В Приморье рыбаки сожгли барку. На Плоскогорье пошло в дело уже три четверти здания суда, а в Центре извели весь, какой был, навоз и компост. Когда во дворце сгинули в печах садовые беседки, одно стойло и все кусты, Овид в шутку предложил перейти на библиотечные книги. Шутка не прошла незамеченной: герцог Овсянский решил тут же паковать чемодан, а Элизабет опрокинула тарелку с прозрачным супом.

– Нет, конечно, нет, я шучу, – успокоил их Овид.

– Кто книги жжет, тот губит народ, – провозгласил Шарль, всегда готовый вынуть из-за пазухи пословицу.

– Да шутка это, шутка!

– От иной шутки другим жутко.

– Ой, да все уже, ладно!

Никто не посочувствовал баталёру. В его неудачной шутке отразились общие потаенные страхи: стать каннибалами, начать топить печи костями.

К концу января, впервые на памяти острова, замерзла Овечья бухта. Суда, посланные в Бержерак за столь необходимыми припасами, теперь не смогут вернуться в порт. А суда, что стояли на якоре, все оделись инеем и блестели под луной, как часовые зачарованного царства.

Королевство Краеугольного Камня поникло под мертвящей белизной. Винить в постигших всех несчастьях было некого. Вот только, по мнению многих, с тех пор как принц сошел на берег под руку с темнокожей королевой, остров знал одни беды.

11

Никто уже ни на что не надеялся, и вдруг холод отступил. Весна пришла бурная, настоящий взрыв тюльпанов и нарциссов. Тибо первым делом поскорее созвал Совет: нужно было исправлять зимние разорения. Практика Лукаса кончилась, и он решил ехать во дворец вместе с обеими Ирмами. Выехали они ранним, солнечным утром.

Кучер, который их вез, все мусолил во рту зубочистку и одну-единственную фразу:

– Да уж, ей-богу, с тех пор как темнокожая королева ступила на остров, у нас одни беды, это точно.

Лукас слышать больше не мог этих слов от кого ни попадя. С чего вдруг винить в морозе и голоде Эму? Все равно что сказать, будто цветущее великолепие на полях – ее заслуга. Он стискивал зубы и страдал молча. Но когда на первой остановке кучер слез размять ноги, наткнулся на полусгнивший труп сурка и повернул назад, бормоча, что темнокожая королева несет одни беды, он оглянуться не успел, как удар кулака опрокинул его навзничь.

– Лукас Корбьер! – прикрикнула Ирма Сильная. – А ну, живо ко мне!

Она приковыляла к своему практиканту и оттащила его в сторону.

– Хороший мальчик, – шепнула она ему на ухо, улыбаясь во весь беззубый рот.

Будь у ней силы, как прежде, она бы давно зашвырнула кучера в нарциссы вместе с его треклятой зубочисткой. Но годы брали свое, а суровая зима состарила ее еще больше.

– Иди извинись, и чтобы об этом ни слова.

Весь оставшийся путь кучер не раскрывал рта. К дворцу они подъехали уже под усыпанным звездами небом. Тибо встретил их, несмотря на поздний час. Каждый вечер он искал предлог лечь попозже из-за кошмаров. Он засыпал изможденный, а просыпался весь в царапинах. Манфред уже подумывал, не надевать ли королю на ночь кольчугу.

Бенуа, самый усердный из слуг, тоже дожидался приезжих: его назначили ответственным за проведение Совета. Он был одет с иголочки, преисполнен рвения от выхода на новую ступень служебной лестницы и метался во все стороны, как возбужденный осьминог. Он и подхватил Ирму Сильную, когда она чуть не выпала из кареты.

– Прямо с ног валюсь, – извинилась она.

Подошел Тибо.

– Надеюсь, не Лукас так вас утомил?

– Нет-нет-нет, сир! Ни в коем случае. Без него я бы зиму не пережила! Хорошо, что я забрала его у вас. Да, это я правильно сделала…

Тибо поостерегся напоминать, как долго ему пришлось ее уговаривать.

– Значит, он хорошо себя вел?

– Хорошо, сир, просто замечательно. А как поживает наша королева?

– Наша королева в порядке. Мы тут все исхудали, но она кругла, как дыня.

Бенуа быстрыми мелкими шажками довел всех до площадки, где пути расходились: гости отправились в восточное крыло, а король – в южное. Лукас привычно пошел вслед за Тибо, к спальне охраны.

– Нет-нет, Лукас. Бенуа проводит тебя в твои покои.

Лукас, похоже, ничего не понял, и Тибо пояснил:

– В твои покои. Как положено врачу.

– Но, сир, я же не врач…

– Это пока. Не переезжать же тебе каждый месяц. Приходи завтра в полдень с нами обедать. Расскажешь, как зима прошла.

Лукас еще не успел подумать, что ждет его во дворце. Пока он только стоял на месте и беспокоился, не слишком ли пыльные у него сапоги для гостевых комнат и не запутается ли он в приборах за королевским столом. Но Бенуа уже нетерпеливо покашливал, Ирма Сильная зевала во весь рот, а король удалялся прочь.

Комната для будущего врача была обита зеленым бархатом и надушена мускусом. Огромные свечи озаряли черешневый секретер и лакея, который стоял перед камином как часть интерьера. Лукас оглядел свои сапоги, прежде чем ступить на шерстяной ковер. Так и есть, пыльные.

– Добрый вечер, сударь, – приветствовал его лакей. – Сильвен Удача, к вашим услугам.

Залакированные волосы, настойчивый взгляд, широкий рот. Ливрея на Сильвене Удаче сидела столь безупречно, как если бы это его скроили для ливреи, а не наоборот. Он указал на угли.

– По приказу короля мы дали поленьям прогореть. Король говорит, вам привычна ночная прохлада. – Затем он указал на чайник, над которым клубился пар, и на блюдо с лепешками: – Крапивный отвар. Нутовые лепешки. Сами понимаете, сударь, кладовые пустуют. – Он поднял фарфоровую крышечку с розетки и добавил с завистью: – Мед. С наилучшими пожеланиями от королевы. Ну вот, сударь, если что понадобится, звоните.

– Звонить? – переспросил Лукас, у которого и так от всего этого в голове звенело.

Силвен Удача указал на шнур с кисточкой возле секретера.

– Звонок, сударь.

– А…

– Ну вот. Если вам что-нибудь пона…

– А кровать здесь есть? – перебил его Лукас.

Лакей провел его в соседнюю комнату, где обнаружилась армия зеленых подушек. Там же Лукаса ждали его старый моряцкий мешок и гитара.

– Ванная комната позади вас. Я нагрею вам воды, сударь?

– А который час?

– Думаю, что полночь.

– Полночь… Нет, конечно, нет. Ложитесь спать.

Сильвен поклонился и протянул Лукасу тяжелый медный предмет.

– Ваш ключ, сударь. Доброй ночи.

Лукас разделся, бросил дорожную одежду на свой мешок. Выпил залпом крапивный отвар и, стоя голышом посреди роскошной комнаты и глядя, как блики от свечей играют на перламутровых врезках секретера, твердо решил бриться каждый день. Наконец, справившись в нелегкой борьбе с армией подушек, он вытянулся на кровати. Всю зиму он проспал на соломенном тюфяке, с которого свешивались ноги. Но здесь, под балдахином цвета мха, он легко мог бы лечь и по диагонали, и поперек, и даже подрасти еще на голову.

– Доброй ночи, сударь, – пожелал он себе и уснул.

Наутро его разбудил голод. Он умылся холодной водой, чтобы не звонить Сильвену Удаче. Потом поглядел было на шнурок, но решил лучше спуститься в кухню. Марта, браня все на свете, щедро одарила его ломтем хлеба поразительной толщины. В туго завязанном, волочащемся по полу переднике, красная от пара из котлов, кухарка помешивала жидкую похлебку и проклинала зиму, скудную еду и фарингит. Особенно она сетовала на состояние здоровья Матильды, жены кузнеца, у которой кашель никак не проходил.

– Ей-богу, прямо ворона каркает. Эй, Лукас? Ты меня слушаешь или уже в важные господа заделался? Кашель, говорю: мокрый, но никак не отстает. Хуже, чем подгоревший соус, и уж поверь, я знаю, о чем говорю.

– Доктора ею занимаются?

Марта повела поварешкой в воздухе, как бы говоря: «К черту Фуфелье». Вдруг Лукас сообразил, к чему она клонит.

– О… нет-нет-нет-нет…

Наведайся он к пациентке официальных врачей, они ему этого не простят.

– А чего такого? Моя подруга Матильда чуть не при смерти, а ее спаситель сидит передо мной и жует толстенный ломоть хлеба! Что я, дура, такую корову да не подоить?

– Это я, что ли, корова?

– Ты самый, дорогуша.

– А почему корова?

– Потому что куры молока не дают. Иди уже, Матильда ждет.

– Она меня ждет?

– Да, она тебя ждет.

Лукас глубоко вздохнул. Он дожевал хлеб и поднялся, опершись кулаками на стол. Матильда жила совсем рядом, возле фермы. Когда Шарль, ее муж, открыл Лукасу дверь, он сразу предупредил:

– Я не врач.

– Назвался «врач», оказался враль, – ответил Шарль, пропуская его внутрь.

– Тебе бы, кузнец, сборник пословиц издать. Как вообще поживаете? Работаешь?

– Да уж… – Шарль показал семь оставшихся после битвы с лесом пальцев.

Грубое его лицо почернело от голода и дыма в кузнице.

– Говоря между нами, Лукас, – сказал он, провожая гостя до спальни, – Матильда не от одного фарингита кашляет, как по мне. Больше от тоски, если хочешь знать мое мнение. Сидит горе в груди – румянца не жди, а Матильду горе ведь так и не отпустило. Ничего другого она не хочет, как только увидеть свою дочь. Хоть разок, просто знать, что она жива, что выросла как полагается.

Лукас не знал, что ответить. Однажды вечером, в день равноденствия, Шарль с Матильдой отдали Гиблому лесу свою единственную дочь и так и не оправились от этого.

Прачка полулежала в кресле: кожа у нее была белая, как кружевной подголовник, и сухая, волосы редкие. Молодость ее длилась недолго – лес быстро состарил ее, отняв дочь.

– Здравствуй, Матильда. Говорят, ты кашляешь?

– Сегодня уже нет, – улыбнулась она, выпрямляясь в кресле. – Она мне, в общем-то, так и сказала, Лукас.

– Матильда, – проворчал Шарль.

– Кто сказал?

– Матильда… – снова вмешался Шарль.

– Королева Сидра, – продолжала прачка. – Она сказала двенадцать дней пить сироп. И на двенадцатый день кашель уйдет.

– Королева Сидра? – переспросил Лукас недоверчиво.

– А еще она просила нас молчать, – упрекнул жену Шарль. – Сказала, что не хочет проблем с придворными врачами. Даже пришла посреди ночи…

– Посреди ночи? Лечить на дому? Королева Сидра? – переспросил Лукас снова. – И часто она так делает?

– Мы, по крайней мере, не слышали.

– А что за сироп?

– Да почем я знаю? – сказал Шарль раздраженно. – Мы лишних вопросов не задавали. Врачи-то Матильду вообще в тот же день приговорили. Неделю ей дали.

– Да ну? Из-за фарингита?

– Да, по их словам.

– Можно взглянуть на волшебное зелье?

Шарль нехотя сходил за склянкой матового стекла и счел нужным предупредить:

– Смердит знатно.

– Вонь страшная, – подтвердила Матильда. – Зато вот, пожалуйста. Сегодня утром кашель исчез. Значит, бывает, что, хоть и жуть на взгляд, а доброе дело делает.

По всей видимости, Сидра и сама была тому подтверждением. Лукас вытащил пробку, и комнату наполнил отвратительный смрад.

– Фу-у… Что это за дрянь?

Он держал склянку на вытянутой руке.

– Мы вообще-то обещали молчать, – напомнил Шарль.

– Да мы почти и не говорим, – прошептала Матильда.

– Молчать, женушка, лучше с закрытым ртом.

– Тогда поговорим о другом. Я хотела кое о чем спросить нашу новую акушерку. Скажи, Лукас, бывает ли у некоторых людей особая слюна?

– Матильда, хватит! – повысил голос Шарль.

– Такая, что выводит пятна, – продолжала Матильда, не ведя бровью. – Просто, сам понимаешь, я ведь прачка, так? И уж каких только пятен не видала. От крови – самые стойкие. Есть, конечно, средства: холодная вода, ядровое мыло и потереть посильнее, но я тебе честно скажу: до конца кровь ничем не вывести.

– Матильда…

Матильда положила исхудавшую ладонь на огромную руку мужа, и он вдруг странным образом будто уменьшился.

– Когда королева Сидра пришла, я сидела тут. Я уже не могла лежать: сразу начинался такой кашель, будто легкие сейчас выскочат. И при ней я тоже раскашлялась. С кровью.

– Ты кашляла кровью? Из-за фарингита? Врачи что, тебя вообще не осматривали?

– Неважно, Лукас, я же поправилась. Лучше слушай, что дальше было. Я раскашлялась. Кровь брызнула на подлокотник, вот сюда, на кружева. Присмотрись получше. Видишь что-нибудь?

– Нет.

– Вот-вот. Слушай дальше. Королева лизнула палец, вот так, и намочила пятно слюной. Потом поплевала на руку, потерла, и оп! Пятно растворилось. А сама она улыбнулась. И совершенно изменилась в лице! Стала почти… как бы сказать? Милой. Потом я просто прополоскала кружево водой, и вот погляди: белоснежное. С тех пор, понимаешь, я все думаю о пятне. Хочу понять, как же она его вывела?

От рассказа о волшебной слюне по спине у Лукаса пробежали мурашки. А от микстуры – и подавно. Что до милой Сидры, на это у него даже воображения не хватило. Он извинился, что совершенно не разбирается в пятнах, и, поскольку Матильда в нем уже не нуждалась, ушел. Но тревога его не отпускала. Он чувствовал, что за чудесным исцелением Матильды скрывается другая тайна.

Направляясь в задумчивости в свои зеленые покои, Лукас вступил в лабиринт дворцовых коридоров, где за каждым чудом таилась тайна и каждый розовый камень отбрасывал мрачную тень.

12

Пробило двенадцать, и Лукас, как было условлено, подошел к дверям малой столовой, где Тибо с Эмой обедали. Стоявший на страже Овид преградил ему путь.

– Ударь, старина, – сказал он, указывая на свой пресс. – Давай-давай, бей как следует.

Лукас ударил как следует, но живот Овида будто отлили из стали.

– Ха! Давай сильнее… Еще сильнее, во-от. Видишь, стража теперь тренируется. Бове, мастер-фехтовальщик, из любой рохли пушечный снаряд сделает. – Овид ткнул пальцем в живот Лукаса. – Тебе бы, акушерка, тоже с нами поупражняться. Давай, ударь еще ра…

Но тут отворилась дверь, и на пороге появился Тибо: он покачал головой, глядя на Овида, и впустил Лукаса внутрь. Столовая оказалась небольшой уютной комнатой: вся в бежевых тонах, кроме букета желтых тюльпанов.

– Овид снова мышцами хвастался? – спросила Эма.

Щеки у нее были пухлые, кожа свежая, лоб ровный, как озерная гладь. С приходом весны Эма позволила пробиться ростку опасной иллюзии, будто ничто не сможет отнять у нее дочь. Глаза ее снова стали синее океанских волн, и она снова сблизилась с Тибо.

– Так и есть, хвастался, – ответил Тибо. – И чтобы не хвастаться: наработал!

Король завидовал своей страже. Как бы он тоже хотел найти время на тренировки и рукопашный бой!

– Стражники стали хилеть, – объяснил он Лукасу, указывая на стул. – И я поручил их Бове, а он тот еще садист. У Брюно Морвана даже брови накачаны. Пока тебя не было, мы к себе взяли еще Симона. Помнишь, кучером был в путешествии по провинциям? Он неплохо справляется.

– И очень милый, – прибавила Эма.

– Слышал, Лукас? Милый! Феликс, кстати, того же мнения.

Тибо замолчал, занявшись супницей.

– Эх! Опять бульон… Марта все сорняки, какие найдет, пускает в дело. Представляешь, зимой она нам чуть фаршированную кошку не скормила.

Нехватка продовольствия приводила Тибо в отчаяние. Он только начал править, а народ его уже голодает. Глядя, как Манфред разливает по тарелкам прозрачную жидкость, придерживая поварешкой веточки, он тяжело вздохнул.

– Зато сегодня утром из Бержерака вернулось первое судно, – объявил Тибо, подбадривая себя. – Лучше поздно, чем никогда… Капитан Лебель со всех ног помчался в порт. Хорошо, если тапки переодел.

– Выходит, сир, лодыжка его уже не беспокоит? – поинтересовался Лукас.

– Думаю, да. Кстати, четвертый перелом он Микробу так и не простил. Но скоро, благодаря тебе, с плохой медициной будет покончено.

Лукас побледнел.

– Скажи-ка, доктор Корбьер, – поддразнила его Эма, – а что случилось с твоей косой?

– Ирма на нее окрысилась, госпожа…

– По-моему, тебе так даже лучше.

Она была права. У Лукаса было приятное открытое лицо, которое внушало доверие, но обычно казалось слишком серьезным. А торчащие во все стороны каштановые кудри прибавляли ему легкости.

– К слову о крысках, – вставил Тибо, – ты случайно не виделся утром с Плутишем и Фуфелье?

– Нет, сир. А что?

– Скоро они тебя вызовут. Они получили указание по поводу твоей стажировки. Приказ, если говорить прямо. И, конечно, они недовольны, сам понимаешь. Я попросил их подготовить список книг, которые понадобятся тебе для занятий, так они выбрали самые древние, какие грибами поросли, как сказала кузина Элизабет. Так что я перепоручил это ей: она составила список и приготовила книги. Представь себе, она их уже все прочитала. – Тибо недоверчиво пожал плечами. – Она все читала! В общем, дружеский совет: запасись терпением и сноси все стойко.

– Спасибо, сир.

– Не обольщайся, я действую в своих же интересах. К слову, ты уже записан на экзамен в Гильдию врачей. Он в середине июня.

Лукас побледнел так, что стал белее скатерти.

– Ну же, Лукас, – подбодрила его Эма. – Ты бы его и сегодня сдал. Еще бульона?

– Давай, бери добавки, – настоял Тибо. – Это у нас и первое, и второе, и десерт. Брюно Морван нам всю зиму прелести спячки расхваливал… – Тибо резко обернулся к двери. – Вспомнишь о медведе, он тут как тут…

В дверь без стука ввалился великан на журавлиных ногах. Потряс кудлатой кучерявой головой, пошевелил мохнатыми бровями, расчесал пятерней бороду и усы, соединявшиеся с волосами из носа.

– Сир, госпожа! Привет, Лукас. Извиняйте, что беспокою. Тут вам послание из порта, ваше величество. От капитана Лебеля. Говорит, чтоб вы туда шли как можно скорее.

– Что случилось?

– Без понятия, сир.

– Но у меня после обеда Совет.

– Он в курсе, сир. И все равно говорит, как можно скорее.

– Ладно. Хорошо. Иду.

– Вы верхом, сир?

– Нет, пешком, раз такая срочность.

С тех пор как Тибо побывал в Гиблом лесу, он находил тысячу предлогов, чтобы не садиться в седло.

– Я пойду с вами, сир? – предложил Лукас.

– Почему бы и нет? Будешь за охрану, если на то пошло. Брюно, ты остаешься с королевой. А ты, королева, отдыхай побольше.

Тибо и Лукас сбежали с холма, собирая за собой толпы зевак. Издали было видно: долгожданное судно стоит на якоре посреди бухты. На полпути к берегу качалась на одном месте спасательная шлюпка. Сидевший в ней человек, надрываясь, перекрикивался с Лебелем, который стоял у края пристани, явно очень озабоченный. Тибо прибавил шагу и, запыхавшись, подбежал к Гийому.

– Что случилось, капитан?

– Не везет нам, сир. Эпидемия.

– Эпидемия! Какая?

– Смертельное желудочное расстройство, как-то так, сир. Четверо уже умерли, пятеро болеют. Здоровых осталось четыре человека.

– Ну и что они у нас делают? Зачем вернулись?

– Из Бержерака они вышли здоровыми, эпидемия началась в пути. Они могли остаться в море, но дотянули до дома, чтобы попросить помощи и доставить продовольствие в королевство.

– Надо посадить их на карантин. И оповестить семьи. Можете составить список членов экипажа?

– За час сделаю, сир.

– У них есть чем питаться?

– В их распоряжении все наши припасы на зиму, сир. Хватит с избытком. Вот только…

– Только что?

– На борту больше нет ни хирурга, ни фельдшера. Они умерли первыми. В Бержераке они помогали экипажу на судне из Южных земель.

– Какая неосмотрительность…

– Знаю, сир. Капитан берет всю ответственность на себя.

– Это он? – Тибо кивнул на шлюпку.

– Да, сир.

Король встретился взглядом со ждавшим его решения человеком: тревожное лицо посерело и осунулось, руки дрожали.

– Им нужна помощь, сир. Они не знают, как лечиться, – продолжал Гийом, поглядывая на Лукаса.

– Ну нет! Только не мой будущий доктор!

– А кто тогда, сир?

– Хм-м. И правда, кто?.. Фуфелье ни за что не согласится. Плутиш начнет пускать им кровь…

– Пошлем Микроба, сир, нашего бортового хирурга, – предложил Гийом.

– Вы вроде как не можете простить ему перелома, капитан, разве нет? В любом случае Микроб вчера утром отправился в Центр. Адмирал Дорек без конца требует его к себе. Может, позовем местного врача? В конце концов, он отвечает за портовую территорию.

– Вы про доктора Рикара, сир? Он отказывается в этом участвовать. Говорит, что ничего не знает про тропические эпидемии.

– Вот ведь поганец!

– Он за вашей спиной, сир.

Тибо обернулся и заметил красного как рак доктора Рикара, который, засунув большие пальцы в кармашки синего жилета, старательно делал вид, что разглядывает горизонт. Щеки у него были толстые, рот дряблый, обвислый, увязший в похожем на зоб подбородке. Весь он напоминал зыбучие пески.

– Врачу и не надо подниматься на борт, – вмешался Лукас.

– То есть как? – удивился Тибо.

– Они могут лечить себя сами, если дать им четкие указания, сир. Я могу попытаться понять, что они подхватили, и снабдить всем необходимым.

– Вот что значит смекалка, – похвалил Гийом.

– Да он просто отлынивает от учебы, – возразил Тибо. – Ладно, Лукас, но предупреждаю: к судну не приближаться.

– Конечно, сир.

– Чтоб нам эпидемию на остров не занес.

– Конечно, сир.

– И никакого героизма, Лукас. Обещай!

– Какой из меня герой, сир. Терпеть не могу, когда меня рвет.

– Обещай!

– Обещаю, сир.

– Поклянись.

– Клянусь, сир.

Донесся колокольный звон: пробило два.

– Все, убегаю, Совет начинается. – Тибо сложил ладони рупором и крикнул в сторону шлюпки: – Капитан! Оставляю вам моего доверенного.

И удалился широким шагом, даже не взглянув на вежливо посторонившегося доктора Рикара.

Гийом похлопал Лукаса по плечу:

– Я тоже убегаю. Потом заскочу узнать, как дела.

Он ринулся за королем, с трудом пробираясь через толпу любопытных.

– Бодрее, капитан! – бросил ему Тибо через плечо. – Я опаздываю! А вы все возвращайтесь к своим делам! Дорогу! Дорогу!

– Слышали короля? – повторял Гийом, работая локтями. – Да оставьте его в покое, наконец!

Люди понемногу расступались. Жизнь пошла суровая, и они искали любой повод как-то развлечься. С великим трудом прорвавшись наконец к Тибо, Гийом взорвался:

– Что за мода ходить пешком? Без коня, без охраны, без слуг! А назад вообще один пошел, меня не дождался!

– Я пришел с Лукасом, откуда мне было знать, что он останется в порту…

– Без охраны, – не слушал Гийом. – Ставя себя под угрозу, ты всех нас под угрозу ставишь!

Тибо резко остановился. Гийом вел себя точь-в-точь как он сам. Вспылил (невиданное дело!), накричал на короля (дело недопустимое). Тибо поглядел на капитана с любопытством. Но прочесть его мысли не мог и рассердился сам:

– Да что с тобой такое, Лебель? Ты сам меня вызвал срочно, некогда мне было процессию собирать! Без коня! Я ни на кого, кроме Эпиналя, не сяду!

– Эпиналь! Так он уже поправился! Если верить Габриэлю, он готов весь остров обскакать без передышки.

– Предпочитаю доверить его заботам Лисандра.

– А о себе позаботиться никому не доверяешь!

– Неправда. Но если выбирать между Брюно и Лукасом, я даже колебаться не стану.

– Знаю, знаю. Извини.

Гийом устало запустил пальцы в седую шевелюру, и Тибо вдруг вспомнил, как поспешно он кинулся встречать долгожданное судно.

– Ты расстроен, капитан, верно? Почему так ждал этот груз? Подозреваю, ты не из-за чернослива выскочил в тапках? Скажи, в чем дело?

– Неважно.

– Не скрытничай, скажи.

– М-м-м.

– Ну же.

– Отстань от меня.

– Вот как? Ну ладно. Но только потому, что я опаздываю. – Тибо двинулся дальше. И прибавил, чтобы подразнить капитана: – Интересно все-таки, что там было такого важного для тебя… Я, разумеется, тоже расстроен. Особенно из-за кофе. И черного чая для Эмы. Шоколада…

Капитан хромал, не удостаивая короля ответом и глядя себе под ноги. Он не видел, что навстречу им спешит Овид – бочонок на фоне ясного неба.

– Сир! Сир! Сир!

– Баталёр, – заметил Тибо.

– Сир, Совет вас ждет! Ох, как вы нас всех напугали! Вот страху-то натерпелись, сир!

– Спокойней, Овид, все в порядке. Ну, или почти. Возникла небольшая задержка.

– Задержка, задержка, сир! А мы-то как перепугались, ох, страху-то!

– Зато мы теперь спасены, а то еще чуть-чуть, и было бы гиблое дело…

– Гиблое? Ой-ой, сир!

– Все под контролем, баталёр.

– Не все, сир. Манфред бесится. Говорит, вы еще не одеты к Совету.

– Ну и пусть.

– Говорит, что такова традиция: мантия…

– Плевать на мантию!

– А как же скипетр, сир? Вы же не можете пойти туда без скип…

– Я пойду без скипетра.

Овид прикусил язык. По крайней мере, он приведет во дворец короля, а это главное.