Текст книги "Фиалки на снегу"

Патриция Грассо
Фиалки на снегу

ПРОЛОГ

Англия, Уорвикшир, 1804 год

Десятилетняя Изабель Монтгомери выскочила из спальни и стремглав понеслась вниз, не обращая внимания на крики сводных сестер. Лобелия и Рут хотели отнять у нее флейту и плащ и теперь, когда им это не удалось, грозились пожаловаться маме.

– Жадина, жадина! – кричала ей вдогонку Лобелия. – Все про тебя маме расскажем!

– А вы – крысы! – бросила в ответ Изабель, не останавливаясь.

Сбежав по лестнице на кухню, она распахнула дверь черного хода и выбежала в сад. На дорожке около домашней часовни она остановилась и закуталась в плащ: стоял апрель, и, несмотря на яркое солнце, погода была еще холодной.

Холодно было и на сердце у девочки. Ни безоблачное небо, ни яркие цветы, которые в изобилии росли в саду, не радовали ее: ведь сегодня утром похоронили ее отца. Бедный, милый папочка! Еще так недавно он был совершенно здоров и радовался жизни вместе со всеми – но неожиданно заболел и вот теперь лежит здесь, рядом с матерью Изабель.

Майлз, ее старший брат, уехал сразу после похорон – он должен был вернуться в университет. Теперь Изабель осталась совсем одна…

Она поднесла к красным от слез глазам золотой медальон, с которым не расставалась. В нем был миниатюрный портрет матери; Изабель видела ее лишь во сне: бедняжка умерла при родах. Все детство Изабель прошло рядом с Дельфинией и ее отвратительными дочками, Лобелией и Рут.

Изабель бережно опустила медальон за вырез платья. Как ей хотелось уйти от мачехи и сестер, чтобы где-нибудь в одиночестве оплакать смерть отца! Солнце уже склонялось к закату, но Изабель не собиралась возвращаться домой. Сразу за парком Арден-Холла начинался густой лес. Девочка подумала, что лучше уж заблудиться в ночном лесу, чем идти сейчас ужинать с мачехой и сестрами! Выйдя за ограду, Изабель направилась по лесной тропинке к реке.

По обеим сторонам тропинки пышно цвела сирень, и воздух был наполнен ее тонким ароматом; из травы выглядывали ландыши, маргаритки и гвоздики, и Изабель вспомнила, как дома кухарка говорила ей: «Весной, когда цветут все цветы, в лесу можно встретить добрых фей!» Девочка покачала головой: она давно не верила в сказки.

Внезапно до нее донесся чарующий, едва слышный звук – как будто где-то далеко кто-то играл на флейте. Мелодия долетала от реки, и Изабель пошла быстрее. С каждым ее шагом звуки флейты становились все яснее и громче; девочке казалось, что музыка, которую играл невидимый музыкант, звучит в ее сердце: так точно отражала она чувства Изабель.

Она добежала до берега, и ее глазам предстала странная картина: на пеньке около самой воды сидела немолодая, бедно одетая женщина и играла на флейте. Увидев Изабель, женщина перестала играть и пристально посмотрела на нее.

Девочке стало не по себе, и она невольно отступила на шаг назад.

– Как тебя зовут? – улыбнувшись, спросила у Изабель эта странная женщина.

– Изабель Монтгомери.

Над рекой сгущался туман. Девочка подумала, что ей пора возвращаться домой, ведь если она придет слишком поздно, Дельфиния рассердится…

– Ну, что же ты, Изабель? Садись, – пригласила незнакомка. В ее мягком голосе было столько доброты, что у Изабель пропали все сомнения и страхи. Она подошла ближе и села прямо на землю, у ног своей собеседницы.

– Я живу в Арден-Холле, – сказала она, не дожидаясь вопросов.

– Разве Монтгомери живут в Арден-Холле? – удивилась женщина.

– Это имение моей покойной матушки, – ответила Изабель и добавила: – Она вышла замуж за Адама Монтгомери, моего отца… Сегодня его похоронили.

– Так ты осталась совсем одна, бедное дитя? – Незнакомка взяла Изабель за руку, и на несколько мгновений воцарилось молчание. Потом женщина представилась: – Меня зовут Гизела.

– А мою бедную мать звали Элизабет, – сказала Изабель.

– Ты, верно, ее очень любила…

– Я никогда ее не видела, – прошептала Изабель и, сняв с шеи медальон, передала его Гизеле.

Та раскрыла его и склонилась над миниатюрным изображением. Через несколько секунд она вернула девочке медальон со словами:

– Ты очень на нее похожа. У тебя такие же светлые волосы и такие же синие глаза…

– Спасибо. Мне очень приятно слышать, что я похожа на мать, – поблагодарила Изабель.

– Так что же привело тебя в мой лес, кроме тоски по отцу, Белли?

– Как вы узнали? Меня так сокращенно зовет брат! – спросила изумленная девочка.

– Разделенное горе становится вполовину легче… – Гизела, казалось, не услышала вопроса. – Я много раз помогала людям.

Тут женщина внезапно остановилась и продолжала уже другим, обыденным голосом:

– Я очень долго сидела здесь и замерзла. Ты не одолжишь мне свой плащ?

Без тени сомнения Изабель сняла плащ и накинула его на плечи Гизелы.

– Возьмите его себе, – предложила девочка. – Помогать нуждающимся – наш христианский долг, а я хочу заслужить место в раю… Тогда я наконец увижу свою маму и снова встречусь с отцом…

– Дитя мое, – сказала Гизела, закутываясь в плащ, – расскажи мне обо всех своих горестях.

– Лобелия и Рут, это мои сводные сестры, пытались отобрать у меня флейту. Но флейта и медальон – единственное, что осталось у меня от матери: кухарка рассказывала, что мама играла на ней, и ее музыка напоминала соловьиную песнь… А Дельфиния, моя мачеха, сразу после похорон отца выгнала миссис Джунипер – будто бы за то, что она выпила холодный чай, только я не верю: разве пить холодный чай – это преступление?! Нет, на самом деле причина в том, что Джунипер любила меня больше всех и ненавидела этих противных девчонок!

– Но кто такая Джунипер?

– Моя няня. А мой брат Майлз сразу после похорон вернулся в университет. Надеюсь, хоть с ним сейчас все хорошо…

– Я уверена в этом. Ты можешь быть спокойна за брата.

– Так мы друзья? – спросила Изабель. В ее голосе впервые за долгое время звучала радость. – У меня еще никогда не было друзей… Честно говоря, мне совсем не хочется возвращаться! А можно мне жить у вас до приезда Майлза?

– Майлз приедет не скоро – кто же будет следить за всем, если тебя не будет в доме? – Изабель пожала плечами, и Гизела продолжила: – Скажи мне, Изабель, какое твое самое заветное желание? Что бы ты хотела больше всего на свете?

– Я хотела бы, чтобы меня кто-нибудь любил, – ответила Изабель. В ее фиалково-синих глазах сквозили тоска и одиночество, столь странные для такой маленькой девочки…

– Послушай меня, дитя мое. – Гизела взяла ее за руку. – Не спрашивай сейчас, откуда я это знаю; но все, что я скажу, – правда. Однажды явится темноволосый принц. Он спасет тебя, но для этого ты должна сейчас вернуться домой.

– Спасет? От чего? – недоуменно спросила Изабель.

– Невежливо задавать взрослым столько вопросов, – наставительно произнесла Гизела. – Помни: ты станешь для него самой красивой девушкой на земле, и он скажет тебе: «Твои глаза прекраснее фиалок на снегу!»

Изабель недоверчиво взглянула на Гизелу: даже в свои десять лет она знала, что будущее предсказать невозможно.

– Ты не веришь мне? Хочешь увидеть его прямо сейчас?

Изабель кивнула и широко улыбнулась.

– Идем, – коротко сказала Гизела, вставая.

Изабель тоже поднялась, и они подошли к реке. У самой воды Гизела опустилась на колени.

– Смотри в воду, малышка, и она явит тебе будущее…

Сначала Изабель не увидела в воде ничего, кроме своего отражения и отражения деревьев, но постепенно на речной глади проступил ясный образ. Красивый юноша – лет, наверное, двадцати – словно внимательно вглядывался в лицо Изабель. И волосы его, и глаза были черны, как безлунное ночное небо.

– Кто это? – Изабель не отрывала взгляда от воды. – Он принц далекой страны?

– Дитя мое, в стране сердца нет иностранцев. – Гизела опустила ладонь в воду, и изображение исчезло в маленьком водовороте. – Но тебе уже давно пора домой…

– Но мы еще увидимся? Как мне вас найти?

– Я сама найду тебя, – пообещала Гизела.

Изабель огляделась вокруг: сгустились сумерки, и ей стало страшно идти одной по лесу.

– Просто иди вдоль белых берез, – сказала Гизела, словно прочтя ее мысли. Она показала девочке тропинку; там, где росли светлые деревья, еще секунду назад была лишь темнота…

– Я так хочу снова встретиться с вами! – воскликнула Изабель и, подчинившись внезапному порыву, вдруг крепко поцеловала Гизелу в морщинистую щеку.

– Я обещаю, что теперь буду часто навещать тебя, – улыбнулась та.

Идя по тропинке меж берез, Изабель чувствовала себя совершенно счастливой. Наконец у нее появился друг, которому можно доверить все свои переживания…

Изабель шла все быстрее и быстрее и, запыхавшись, вбежала в дом через черный ход. Она проскользнула в кухню, по лестнице для слуг поднялась на второй этаж и, никем не замеченная, вошла в свою комнату. Девочка в изумлении остановилась: на кровати лежал ее плащ, подбитый мехом, – тот самый, что она отдала Гизеле!

Про себя Изабель горячо поблагодарила господа; на губах ее сияла счастливая улыбка.

– Гизела – мой ангел-хранитель… – прошептала она.

1

Лондон, ноябрь, 1811 год

Тридцатилетний Джон Сен-Жермен, пятый герцог Эйвон, десятый маркиз Грефтон, двенадцатый граф Килчерн, вольготно откинулся на спинку кресла. Он сидел с братьями Россом и Джейми в Уайте-клубе на Сент-Джеймс-стрит. Рядом с Джейми сидел его друг, Майлз Монтгомери; Майлз все время внимательно смотрел в лицо Джейми.

– Какая чушь, – проговорил Джон, обводя глазами лица собеседников и останавливая взгляд на Джейми. – Не могу поверить, что это и есть то «важное дело», ради которого я так рано покинул Шотландию!

– Такая возможность предоставляется раз в жизни. Разве можно упустить ее? – горячо возразил Джейми. – Если мы вложим деньги в это предприятие, то заработаем целое состояние.

– Состояние… Я и так богат, – напомнил младшему брату Джон, проводя рукой по густым черным волосам. На лице Джейми явственно читалось разочарование, и Джон смягчился. – Как ты вообще можешь быть уверен, что эта сделка окажется прибыльной? – спросил он.

– Ваша светлость, – вступил в разговор Майлз Монтгомери, – Николас де Джуэл, племянник моей мачехи, много говорил мне об этом. Его сведения исходят от хорошо информированного человека – представителя американской компании «Бэринг бразерз» в Англии.

– И сколько же вложил сам де Джуэл? – поинтересовался Джон.

Майлз Монтгомери замялся:

– Николас в настоящее время находится в стесненных финансовых обстоятельствах… Я пообещал ему долю за информацию – из своей прибыли.

– Мы с Майлзом собираемся лично отправиться в Нью-Йорк, – прибавил Джейми, к которому явно возвращалась надежда. – Я обещаю, мы не допустим никаких неприятных неожиданностей!

– Англия и Соединенные Штаты сейчас находятся в напряженных отношениях, и надеяться на улучшение не приходится. Что вы будете делать, если начнется война?

Джейми пожал плечами:

– Задержимся в Нью-Йорке несколько дольше, наверное…

– А что ты думаешь обо всем этом? – спросил Джон, переведя взгляд на своего среднего брата, двадцатипятилетнего Росса.

– Я не знаю, насколько успешной окажется сделка, – заговорил Росс, – но в любом случае речь идет не о той сумме, которая может нас разорить. Так что я за то, чтобы дать Джейми деньги.

Джон пристально вгляделся во взволнованное, полное надежды лицо своего младшего брата. В свои двадцать три года Джейми Сен-Жермен все еще оставался младшим, любимцем семьи. Он до сих пор не проявлял особенной склонности ни к чему, кроме разве что светской жизни. Но пора и ему наконец повзрослеть. Это деловое предприятие вполне может стать для него началом новой, самостоятельной жизни.

– Добрый вечер, ваша светлость, – произнес чей-то резкий голос.

Все четверо одновременно оглянулись. Около них стоял высокий блондин; он смотрел на братьев с откровенным недружелюбием.

– А, это вы, Гримсби, – Джон слегка склонил голову.

– Какая трогательная семейная картина, просто сердце радуется, – заметил Гримсби, разглядывая братьев Сен-Жермен. – А с вами, кажется, мы незнакомы? – прибавил он, обращаясь к Майлзу.

– Это Майлз Монтгомери, граф Стратфорд, – представил Джон молодого человека. – Майлз, познакомьтесь: это Уильям Гримсби, граф Рэйпен.

Майлз Монтгомери поднялся, пожал Гримсби руку и вновь опустился в кресло. Гримсби усмехнулся:

– Рад с вами познакомиться, милорд… Позвольте дать вам дружеский совет: если у вас есть сестра, держитесь вместе с ней подальше от Сен-Жерменов!

С этими словами Уильям Гримсби развернулся и ушел.

Майлз Монтгомери в явном смущении повернулся к остальным.

– Что… О чем это он?

– Я был женат на его покойной сестре, – коротко ответил Джон.

Росс пробормотал что-то вроде: «Жаль, что это не он сам отошел в лучший мир».

– Ты просто злишься на него за то, что наша компания понесла из-за него убытки, – улыбнулся брату Джон.

– Да как ты можешь оставаться спокойным?! – взорвался Росс. – Этот человек только и жаждет нас разорить!

Джон пожал плечами.

– Уильям тяжело переживает смерть сестры…

– Ленора умерла пять лет тому назад! – напомнил брату Росс.

– Давай оставим это. – Джон бросил быстрый взгляд на Монтгомери, прислушивающегося к их разговору, а потом снова обернулся к Джей-ми. – Я дам тебе необходимую сумму, – сказал он, – но с условием: ты отправишься на Бермуды на одном из моих кораблей, а оттуда поплывешь в Нью-Йорк на судне какой-нибудь нейтральной страны. Договорились?

Монтгомери едва заметно кивнул Джейми, и тот обратился к Джону:

– Брат, есть еще одно дело…

«Неужели будут какие-то трудности?» – с неудовольствием подумал Джон. Изогнув черную бровь, он взглянул на своего брата, потом перевел взгляд на Майлза.

– Объясни ему сам, – сказал другу Джейми.

– Милорд, у меня есть к вам одна просьба, – начал Майлз Монтгомери. – Я боюсь, что моя мачеха не станет должным образом заботиться о моей сестре, пока меня не будет…

Он неуверенно замолчал. Потом, словно собравшись с силами, откашлялся и закончил:

– Я прошу, чтобы вы стали опекуном Иза-бель – только на время моего…

– Нет, – прервал его Джон.

– Ваша светлость, я очень прошу вас. Иза-бель – разумная, добрая девушка. – Майлз, казалось, не смутился отказом. – Она не доставит вам никаких неприятностей. Она необыкновенно привлекательна – у нее прекрасные светлые волосы и…

– Терпеть не могу блондинок, – опять прервал его Джон. – Лет в сорок я собираюсь жениться на какой-нибудь жгучей брюнетке.

Росс расхохотался, чем заслужил неодобрительный взгляд от своего старшего брата.

– Изабель – высокообразованная молодая леди, – вставил Джейми.

– Неужели? Блондинка с голубыми глазами? – протянул Джон; каждое его слово буквально сочилось сарказмом.

– Скорее фиалковыми, милорд, – поправил его Майлз.

– Прошу прощения?..

– Глаза у Изабель скорее фиалкового оттенка…

Росс Сен-Жермен хихикнул. Его от души развлекал этот разговор.

Снова бросив на брата уничижительный взгляд, Джон поинтересовался:

– И в какой же области леди так хорошо образована? В рукоделии? В игре на фортепьяно?

– Изабель играет на флейте, – сказал Майлз.

– И великолепно играет! – горячо прибавил Джейми.

– Ну, игра на флейте – это еще не все, что нужно в наше время, – заметил Росс.

На этот раз младший брат осуждающе взглянул на него.

– Она, должно быть, особенно сведуща в вопросах нарядов и сплетен, – предположил Джон. – Все юные леди обладают талантами в этой области.

– Изабель одевается очень просто, – отрицательно покачал головой Майлз. – И она никогда не сплетничает.

– Покажите мне женщину, которая не любит сплетничать, – и, я вас уверяю, она окажется глухонемой! – захохотал Джон. – Скажите же мне, друг мой, какими еще талантами обладает ваша сестра?

– Помимо игры на флейте, – сказал Майлз, – Изабель превосходно разбирается в денежных делах.

– Денежных? – Брови Джона поползли вверх. – Что вы имеете в виду?

– Изабель ведет все дела дома. Разумеется, я ежеквартально проверяю ее бухгалтерские книги и нахожу ее работу превосходной.

– Вы позволяете женщине вести финансовые дела имения?!

Майлз кивнул.

– Ваша сестра, бесспорно, интереснейшая леди, – медленно сказал Джон. – Но я не могу исполнить вашу просьбу.

Майлз повернулся к Джейми:

– Я просто не могу оставить Изабель с Дельфинией…

Джейми умоляюще взглянул на Росса, словно призывая его на помощь.

Росс пожал плечами.

– Хорошо, – неожиданно сдался Джон, которому, несмотря ни на что, было неприятно огорчать брата. – Я стану опекуном вашей сестры и возьму на себя ведение дел в вашей семье.

– Благодарю вас, милорд! – Майлз взглянул на Джейми и продолжил: – Я осмелюсь просить вас еще об одном одолжении…

– Монтгомери, не испытывайте судьбу! – предостерег Джон.

– Первого мая Изабель исполнится восемнадцать лет. – Майлз обезоруживающе улыбнулся. – Если я не вернусь к этому дню, прошу вас, ваша светлость, не соглашайтесь на ее брак с Николасом де Джуэлом! Изабель презирает его. Женитесь на ней сами, милорд, если пожелаете, а если нет – обеспечьте ей дебют в свете.

– Хорошо, я откажу де Джуэлу, если он будет просить ее руки. Но должен сказать, что я нажил не лучшую репутацию… Как бы из-за моего вмешательства в дела вашей семьи не пострадала и репутация Изабель Монтгомери!

– А по-моему, позаботиться о юной девушке – это самое благородное дело! – сказал Росс.

Джон с осуждением взглянул на брата. Ну почему Росс никогда не может воздержаться от насмешки?..

– Матушка всегда говорила, что хотела бы иметь дочь, – не унимался Росс. – Они с тетей Эстер будут простр счастливы взять на себя заботу о первом выходе в свет твоей подопечной!

– Остается только составить необходимые документы, – сказал Джон, обращаясь к Майлзу. – Жду вас в своем доме завтра вечером. А теперь прошу меня извинить: у меня назначена встреча.

Джон встал с кресла и направился к выходу.

– Пошел к любовнице, – донесся до него громкий шепот Майлза.

– К какой именно? – уточнил Росс.

– Я однажды видел его с какой-то брюнеткой, – сказал Майлз. – Актриса, кажется.

– Джон оставил Лизетту Дюпре несколько месяцев назад…

Продолжения беседы Джон не услышал: дверь за ним захлопнулась. В холле в кресле у окна сидел завсегдатай клуба, Бо Бруммел, известный в Лондоне светский щеголь и повеса. Бруммел пожелал Джону приятного вечера; они раскланялись, и Джон вышел на улицу.

Стояла уже глубокая ночь. Луны не было; город, казалось, потонул в густом промозглом тумане. Уличные фонари светили тускло, и вокруг почти ничего не было видно…

Экипаж Джона ждал его на другой стороне улицы. Проклиная себя за то, что согласился стать опекуном какой-то юной девицы, Джон направился через дорогу.

Вдруг какая-то карета выскочила из-за угла и на огромной скорости понеслась прямо на него. «Берегитесь!» – услышал Джон крик своего кучера.

Не раздумывая, Джон рванулся в сторону и упал наземь. Карета прогрохотала почти над ним и умчалась – так же быстро, как и появилась. Джону даже не удалось ее рассмотреть.

Он поднялся. К нему подбежал кучер.

– С вами все в порядке, ваша светлость? – обеспокоенно спросил вн.

– Да, Галлахер, спасибо. Но мне придется вернуться домой и переодеться, – ответил Джон. Он положил руку на плечо кучеру. – Спасибо, что предупредил меня.

– Не за что, ваша светлость, – ответил тот и добавил, усмехнувшись: – К тому же, если с вашей светлостью что-то случится, я потеряю работу!

– Я восхищен твоей практичностью, – сказал Джон и улыбнулся. Галлахер распахнул перед ним двери, и он сел в карету. – Не могу понять, как тому вознице удалось не заметить меня?

– Но он вас прекрасно видел, ваша светлость! – ответил Галлахер, трогаясь с места. – Мне показалось, что он ехал прямо на вас…

Джон откинулся на спинку сиденья и погрузился в размышления. Да нет, чепуха: кому он мог настолько помешать, чтобы от него хотели избавиться? Лишь один человек мог желать его смерти: Уильям Гримсби. Но он никогда не пойдет на убийство! «Просто досадная случайность», – пробормотал Джон, когда они подъехали к его роскошному особняку на Парк-лейн.

Арден-Холл, декабрь, 1811 год

– О господи… – пробормотала Изабель Монтгомери. Она откинула назад длинные белокурые волосы, отложила перо и, сжав в пальцах золотой медальон, уставилась на длинную колонку цифр в домашнем гроссбухе. – Не хотят они сходиться, – пожаловалась она. – Может, ты разбираешься в математике?

Изабель бросила взгляд на пожилую женщину, сидевшую в кресле у очага в противоположном углу кабинета. На Гизеле был тот же самый поношенный плащ, что и семь лет назад. В отличие от Изабель, которая из маленькой девочки превратилась в красивую семнадцатилетнюю девушку, Гизела нисколько не изменилась.

– Нет, со счетом у меня плоховато, – ответила она.

Изабель чувствовала, как в ней нарастает раздражение. Присутствие Гизелы иногда казалось ей наказанием, а не благословением; впрочем, она крепко любила женщину – ведь других друзей у нее не было…

– Я-то думала, что посланцы небес знают абсолютно все, – заметила Изабель.

– Выходит, ты ошибалась, – ответила Гизела.

Судя по взгляду, брошенному ею на подопечную, она знала все мысли девушки.

– Тебе будет намного приятнее, если ты сама разберешься с этим.

– У меня слишком мало времени, – возразила девушка.

– И какие же у тебя срочные дела?

Изабель с тоской посмотрела в окно; лучи послеполуденного солнца проникали в комнату, словно звали ее на волю, подальше от навевающих тоску пыльных бухгалтерских книг.

– Я хотела посидеть в саду и поиграть на флейте, – ответила она. – Неужели ты не можешь мне помочь с этими цифрами? Ну хотя бы сегодня, один разок?

– Ты уже говорила это раньше, – покачала головой Гизела. – И мой ответ не изменился. Сделай это сама. Ты же знаешь, страдания – благо для души.

– Но я заслужила хотя бы немного удовольствия, – раздраженно возразила Изабель.

– Дитя мое, терпение – великая добродетель, – отвечала ей Гизела, не обратив внимания на гневную вспышку подопечной.

– Вера, надежда, милосердие, умеренность, справедливость, благоразумие и стойкость – вот семь добродетелей, – перечислила Изабель и, приподняв бровь, взглянула на свою покровительницу. – Терпение среди них не числится. Как так может быть, что ангелу-хранителю неизвестны семь добродетелей?

– Ну, купи мне индульгенцию, – пожав плечами, ответствовала Гизела. – Я могу перечислить семь смертных грехов. Хочешь?

– Нет уж, благодарю…

– Вот ты где!

При звуке этого голоса Изабель резко обернулась. К столу прошествовала ее мачеха с какой-то бумагой в руке. Изабель годами училась сдерживать свои чувства, и только это удержало ее от гримасы недовольства при виде непрошеной гостьи. Девушка бессознательно коснулась золотого медальона, хранившего миниатюрный портрет матери: это всегда успокаивало ее.

– Я получила прекрасные известия! – воскликнула Дельфиния Монтгомери, размахивая письмом.

– Должно быть, кто-то умер в мучениях…

Изабель хихикнула и бросила короткий взгляд на Гизелу, подумав о том, что та, должно быть, права.

– Над чем ты смеешься? – несколько смутившись, спросила Дельфиния. – И почему, когда я говорю с тобой, ты смотришь в сторону? Надеюсь, ты не собираешься снова начать разговаривать сама с собой?

Изабель мысленно выругала себя: она едва не попалась снова. Гизела была настолько реальна, что девушка часто забывала, что другие ее не видят и не слышат, – а это создавало ей массу проблем.

– Нет, я… я просто задумалась о своем. – Изабель заставила себя улыбнуться, и лицо ее мачехи прояснилось. – И что же за прекрасная новость?

– Наш дорогой Николас навестит нас по дороге в Лондон, – ответила Дельфиния.

– Проклятие! – выругалась Гизела.

– Мягко сказано, – пробормотала Изабель.

– Что – мягко сказано? – поинтересовалась Дельфиния. – Изабель, ты что, больна?

– Нет, просто немного устала…

– Послушай моего совета, – снова заговорила Дельфиния. – Думай о Николасе как о человеке, который, возможно, станет твоим мужем. Ты же знаешь, лучшей партии, чем мой племянник, нельзя и пожелать.

– Я пока что не испытываю желания выходить замуж за кого бы то ни было, – ответила Изабель, стараясь удержаться от гримасы отвращения: Николас де Джуэл всегда напоминал ей злобного хорька. – Прости, но я еще не закончила с этими счетами.

Дельфиния поняла намек и направилась было к дверям, но задержалась на пороге.

– Кстати, о счетах: как-то так вышло, что я уже потратила свое месячное содержание, – с просительной улыбкой проговорила она. – Не могла бы я…

– Нет, – отрезала Изабель, жестко взглянула на мачеху и прибавила: – Если сегодня я дам тебе денег – завтра ты потребуешь еще больше. Пора бы уж научиться экономить и разумно расходовать деньги!

– Послушайте, юная леди!..

– Я не собираюсь тебя слушать, – прервала ее Изабель. – Если твое месячное содержание кажется тебе недостаточным, попроси Майлза его увеличить.

– Именно это я и сделаю, – заявила Дельфиния и, выйдя из комнаты, захлопнула за собой дверь.

– Почему ты всегда ее оскорбляешь? – спросила Гизела.

– Это она меня оскорбляет!

– От того, что ты будешь давать ей иногда немного денег, твой брат не разорится, верно ведь?

– Дельфинии должно с лихвой хватать ее содержания, – решительно заявила девушка. – Только, похоже, у моей мачехи карманы дырявые.

– Помни, дитя мое, – проговорила Гизела, – блаженны щедрые, ибо и к ним щедры

будут…

Глаза Изабель округлились в удивлении.

– Ты что, решила переписать по-своему Новый завет?

– Что ты этим хочешь сказать?

– В Писании сказано: «Блаженны милостивые, ибо помилованы будут».

– Прошу прощения, я ошиблась.

– Что это за ангел, который не помнит слов Писания? – поинтересовалась Изабель.

Гизела не успела ответить: дверь распахнулась, и снова Изабель с трудом удержалась от недовольной гримасы. Вошли ее сводные сестры.

Ей оставалось только надеяться, что они вслед за мачехой не станут клянчить денег. Гизела хихикнула, и Изабель сурово взглянула на нее.

– Не надо так на меня смотреть, дитя мое, – упрекнула ее старуха. – Если бы ты дала Дельфинии то, что она просила, то смогла бы избежать этого визита.

«Как я не люблю, когда все время твердят: „Я же тебе говорила“!» – подумала Изабель.

– Но ты сама именно так всегда и говоришь, – парировала Гизела.

– Неправда! – вслух ответила Изабель.

– Изабель опять говорит сама с собой, – шепнула девятнадцатилетняя Рут своей сестре.

– Она просто сумасшедшая, – так же шепотом ответила двадцатилетняя Лобелия. – Боже, кто захочет взять в жены сестру ненормальной?

– По крайней мере мы с ней не кровная родня, – заметила Рут.

Изабель гневно выпрямилась и замерла. Она все прекрасно слышала, и эти слова вывели ее из себя. За прошедшие десять лет она могла бы и привыкнуть к оскорблениям – и все же сводные сестры Изабель по-прежнему находили способы уязвить ее. Впрочем, упрекать их в том, что они считали ее сумасшедшей, Изабель не могла: оказалось, что иметь ангела-хранителя вовсе не так прекрасно, как она когда-то думала.

– Что вам нужно? – обратилась она к сестрам.

– Денег, – без предисловий заявила Рут и тут же вскрикнула: сестра больно ущипнула ее.

– У меня нет для вас денег, – заявила Изабель. – Можете идти и развлекаться дальше.

– Милая сестрица, – заискивающе заговорила Лобелия, – нам нужны новые платья для весеннего сезона в Лондоне.

– Да и тебе тоже нужно прилично одеться, – прибавила Рут. – Ты чудовищно отстала от моды!

Изабель оглядела сестер: Лобелия и Рут были одеты в муслиновые платья до щиколоток с квадратными вырезами и длинными широкими рукавами. Лифы платьев были отделаны кружевами и вышивкой. Она перевела взгляд на свою собственную одежду – полотняную, собранную у шеи блузу и фиолетовую шерстяную юбку. По сравнению со своими сестрами, разодетыми как великосветские модницы, Изабель казалась простой крестьянкой.

– Вы правы, – снова взглянув на сестер, проговорила девушка. – Я одеваюсь старомодно. А теперь прошу меня простить, у меня много дел…

– Тебе скоро восемнадцать, ты должна будешь выйти в свет, – напомнила ей Лобелия и прибавила с наигранной веселостью: – Нам троим нужен новый гардероб – тогда у нас отбоя от женихов не будет!

Изабель пристально посмотрела на Лобелию, потом на Рут; казалось, обе девицы как-то сжались, съежились под ее взглядом. Ей не нравилось плохо думать о людях, однако же ее сводные сестры обладали самой заурядной внешностью. Да, какие бы у них ни были модные наряды, найти себе мужей Лобелии и Рут будет совсем не легко…

– Нехорошие мысли. Однако ж я их вполне разделяю, – заметила Гизела со своего места у камина.

– Отправляйтесь в Лондон, если вам так хочется, – проговорила Изабель. Ей очень хотелось ответить Гизеле, но она сдержалась. – Только придется вам ограничиться прошлогодними нарядами.

– Это произвол! Просто невыносимо! – топнула ногой Лобелия. – Это нечестно! Состояние принадлежит не тебе, а твоему брату!

Рут закивала, соглашаясь со словами сестры.

– Тогда напишите Майлзу и попросите у него денег на новый гардероб, – ответила Изабель. – Мне он не давал распоряжений обеспечивать вас каждый год платьями и побрякушками.

– Так мы и сделаем, – отрезала Лобелия. – Я не собираюсь умереть старой девой, как ты… Пойдем, сестра.

– Какая жалость, что у тебя веснушки, – с притворным сочувствием бросила через плечо Руг. – Знаешь, мужчинам веснушки не нравятся…

Дверь за ними захлопнулась.

Изабель с озабоченным видом повернулась к Гизеле:

– Меня очень портят эти веснушки?

– Какие веснушки?

Изабель усмехнулась.

– Эти веснушки – как золотые пылинки, они делают тебя еще более неотразимой, – сказала Гизела.

– Ты это говоришь, просто чтобы меня успокоить?

– Разве ангелы лгут?

Изабель покачала головой:

– Ты всегда умеешь успокоить меня…

Снова раздался стук в дверь.

– Кто бы это мог быть? – проговорила Изабель. – Ни мачеха, ни драгоценные сестрицы никогда не стучат.

Стук повторился.

– Войдите, – крикнула Изабель – и улыбнулась: в комнату вошел Пебблс, дворецкий в доме Монтгомери.

– Добрый вечер, миледи. – Пебблс оперся на край стола и, заговорщически подмигнув ей, заговорил шепотом: – Три ведьмы погибли в перевернувшейся коляске. Когда они прибыли к вратам небес, святой Петр сказал им, что небеса – не место для ведьм, и приказал им вернуться на землю. Святой Петр приказал им спрыгнуть с первого же облака и выкрикнуть имя, которым их будут называть в следующей жизни. И первая ведьма прыгнула с облака, прокричав: «Лобелия!..»

Изабель почувствовала, что против воли улыбается.

– Вторая ведьма прыгнула с облака, взвизгнув: «Рут!» – продолжал дворецкий. – А третья, самая старая ведьма, споткнулась и прорычала: «Вот дерьмо!»

Изабель расхохоталась, ей вторил смех Гизелы.

– Я знал, что смогу вызвать у вас улыбку, – проговорил Пебблс, передавая ей послание. – Это привез курьер из Лондона.

– Спасибо, Пебблс.

Изабель проследила взглядом за уходящим дворецким, потом вскрыла конверт.