Текст книги "Фиалки на снегу"

4

«От Изабель Монтгомери пахнет фиалками».

В предрассветной тишине Джон стоял у окна своей спальни, блуждая взглядом по зимнему печальному саду. Было еще слишком рано – даже слуги еще спали. Сквозь голые ветви деревьев видно было, как занимается восход и как светлеет небосвод на востоке, меняя цвет с сине-фиолетового на бледно-голубой…

Но Джон не видел восхода солнца. Перед его глазами стояла Изабель – копна светлых волос, похожих на золотые нити, мягкий взгляд фиалковых глаз, в которых, казалось, отражались ласковые вечерние сумерки, золотая пыль веснушек на точеном носике, песня ее флейты, подобная соловьиным трелям. И удивительное ощущение ее нежных губ…

– О господи! – пробормотал Джон, отвернувшись от окна. Он вел себя как влюбленный школьник – а думал, что Ленора Гримсби вырвала всю нежность из его сердца. Должно быть, от мужской глупости нет лекарств.

«Пожалуй, мне нужно отправиться на верховую прогулку по утреннему морозцу – это поможет прийти в себя», – сказал Джон сам себе.

Он оделся, прошел в конюшню, оседлал Немезиду и во весь опор поскакал прочь от Эйвон-Парка.

Два часа бешеной скачки – и Джон внезапно понял, что подъехал к берегу реки Эйвон. Он взглянул в сторону Стратфорда и Арден-Холла, и перед его глазами снова манящим видением встал чистый образ его подопечной…

Джон выругался, увидев, куда заехал; натянув поводья, он развернул лошадь и поскакал обратно – в спокойный, безопасный Эйвон-Парк.

Войдя в обеденный зал, Джон внезапно остановился в изумлении: несмотря на ранний час, за большим столом черного дерева уже сидели тетушка Эстер, Росс и его мать. Они завтракали и негромко беседовали.

Как только Джон вошел, разговор прервался и все трое обернулись к нему. Он понял, что его семейство ждет рассказа о вчерашней поездке в Арден-Холл.

Он медленно подошел к столу и налил себе чашку кофе, после чего занял свое место во главе стола и откинулся на высокую резную спинку стула из черного дерева. Приказав Доббсу подать тарелку, Джон посмотрел через стол на мать, тетку и брата.

– Право же, Тесса, – заговорила тетушка Эстер, – я всегда думала, что у твоих сыновей манеры лучше.

– Я тоже так думала, – мать внимательно смотрела на Джона. – Ну и что же ты можешь сказать?

Джон подождал, пока Доббс поставит перед ним тарелку с яичницей и ветчиной.

– Мне кажется, что лучи восходящего солнца удивительно красиво играют на этих люстрах.

Леди Эстер и ее сестра одновременно подняли глаза к трем хрустальным люстрам над обеденным столом и тут же снова перевели взгляд на Джона. Росс не выдержал и прыснул.

– Не поощряй его наглость, – упрекнула его мать.

– Наглость? – Джон приподнял брови.

– Сядь здесь, рядом со мной, – настойчиво проговорила герцогиня. – Если мне придется кричать, я к полудню совсем охрипну.

Джон вынужден был покориться неизбежному. Он понимал, что ему не позволят уйти до тех пор, пока он во всех подробностях не передаст матери и тете разговор с его подопечной.

– Хорошо, матушка. – Поднявшись со своего стула, Джон прошелся вдоль стола и наконец уселся напротив брата. Он подождал, пока Доббс перенесет на новое место его нетронутый завтрак и отойдет на свое место у буфета.

– Позвольте спросить, что подняло сегодня вас так рано? – поинтересовался он.

– Можно подумать, ты сам не догадываешься, – усмехнулась тетушка Эстер.

– Мы хотим узнать, что случилось в Арден-Холле, – сказала леди Тесса.

Ее сестра усиленно закивала:

– Расскажи нам все, Джонни!

– И с чего же мне начать? – поддразнил их Джон.

– Начни с того, как выглядит эта Изабель Монтгомери, – предложила мать.

– Да, пожалуйста, братец, – поддержал ее Росс. – С тех пор как ты уехал, я сижу как на иголках.

Джон кивнул брату и начал:

– У мисс Монтгомери соломенно-желтые волосы, глаза – как две пурпурные виноградины, а на переносице – крупные веснушки.

– Веснушки? – воскликнула тетушка Эстер. – Ох, Тесса, как же мы сумеем выдать эту девушку замуж?

– Тише! Продолжай, мой мальчик.

– Эта девушка одевается как служанка, почти все время разговаривает сама с собой и играет на флейте.

– Все еще хуже, чем я думала! – всплеснув руками, простонала тетушка Эстер. – Игра на флейте – это совсем не то, что нужно! Юные леди, получившие хорошее воспитание, играют на фортепиано.

Джон расхохотался; даже его мать и брат улыбнулись. Тетушку Эстер вовсе не волновало то, что девушка разговаривает сама с собой, – только то, что она играет на флейте!

Бросив короткий взгляд на Росса, Джон заметил на лице брата задумчивое выражение.

– Что ты на меня так смотришь? – раздраженно спросил он.

– Я поставлю свой последний шиллинг у Уайта на то, что девушки красивее леди Изабель Монтгомери ты не встречал уже много лет. – В голосе Росса звучало плохо скрытое торжество.

Джон сдвинул брови:

– Проиграешь, братец.

– Думаю, нет – иначе ты не пытался бы так упорно убедить нас в том, что она некрасива!

– Мне это тоже пришло в голову, – заметила герцогиня.

– Мне не нравятся блондинки, – упорствовал Джон, – особенно такие несносные, как мисс Монтгомери!

– Джонни, от любви до ненависти – один шаг! – объявила тетушка Эстер.

Росс расхохотался снова, а герцогиня закашлялась, пытаясь скрыть смех. Джон с неприязнью взглянул на тетушку и хотел было подняться с места, но мать приказала ему:

– Сядь. Рассказывай дальше.

Джон покорно опустился на стул и уставился на противоположную стену. «От нее пахнет фиалками, и у нее такие нежные, такие манящие губы…»

– Так что?

Джон перевел взгляд на мать.

– Дельфиния Монтгомери, ее мачеха, – просто ведьма. У нее две дочери, такие же жадные и противные, как она сама, – сообщил он. – Все они так дурно относятся к девушке, что та придумала себе подружку-невидимку. И это еще не все… Я же не мог предложить выезд в свет одной сестре, проигнорировав двух других. Так что вам нужно будет позаботиться о гардеробе для мисс Монтгомери. Она действительно одевается как служанка – в чем, я полагаю, виновата ее мачеха.

– Понимаю, – задумчиво проговорила его мать.

– Бедное дитя! – прибавила тетушка Эстер.

– Чему ты улыбаешься? – спросил Джон своего брата.

Росс пожал плечами, с трудом согнав с лица улыбку:

– Похоже, ты… неравнодушен к ней!

– Я к ней совершенно равнодушен. Я просто озабочен будущими расходами на экипировку для трех девиц.

– Но Майлз Монтгомери со временем возместит тебе все расходы, – заметил Росс.

– Если только не потеряет в Америке все свое состояние, – докончил мрачно Джон.

– Пошли Галлахера в Арден-Холл и пригласи семейство Монтгомери к нам на Рождество, – предложила герцогиня.

Джону показалось, что он ослышался:

– Прошу прощения?..

– Мы можем пригласить портных сюда на время праздников, так что к моменту отъезда в Лондон все будет готово, – пояснила герцогиня.

– Я хотел бы спокойно отметить Рождество в семейном кругу, – возразил Джон. – Я не желаю в праздник думать о проблемах мисс Монтгомери!

«Или об аромате свежих фиалок…» – докончил он про себя.

– С твоей стороны это просто немилосердно, – заявила тетушка Эстер.

Джон снова оглядел всех троих. Росс улыбался, мать и тетушка были явно рассержены.

– Хорошо, я согласен на компромисс, – сдался он. – После Рождества я лично поеду в Арден-Холл и приглашу их на Новый год, а Галлахер в это время привезет портных из Лондона.

– Как мне хочется, чтобы Рождество поскорее миновало! – заявил Росс. – Жду не дождусь, когда увижу эту вздорную девчонку… которая тебе явно небезразлична!

– Осторожнее, братец, не то женю тебя на одной из ее сводных сестер, – предупредил его Джон. – Должен сказать, что за всю свою жизнь я ни разу не видел столь заурядных… брюнеток!

– Не ты ли изъявлял желание жениться на некрасивой брюнетке? – напомнил Росс опрометчивое высказывание брата. – Или, может быть, мисс Монтгомери сумела тебя переубедить и ты теперь предпочитаешь блондинок?

– Черт побери, – пробормотал Джон. Он встал, чтобы уйти, и сделал уже несколько шагов к дверям, но его остановил голос тетушки:

– Джонни, ты еще не прощен.

Джон медленно обернулся и одарил ее грозным взглядом.

– Ну, напугал! – воскликнула тетушка. – Хорошо-хорошо, иди, ты прощен.

– Благодарю вас, тетушка, – ответил Джон и, не проронив больше ни слова, покинул обеденный зал.

Шестью днями позже Джон стоял во дворе Эйвон-Парка и наблюдал за тем, как в большой карете из ворот выезжает Галлахер. Кучер направлялся в Лондон, где должен был остановиться в герцогской резиденции на Парк-лейн и собрать лучших портных, модисток и сапожников, чтобы отвезти их в Эйвон-Парк.

Ожидая, пока подведут Немезиду, Джон нетерпеливо расхаживал по двору в бриджах для верховой езды из оленьей кожи. Он направлялся в Арден-Холл, чтобы пригласить четырех дам Монтгомери в Эйвон-Парк на новогодний праздник.

Наконец покинув Эйвон-Парк, он направил свою лошадь в сторону Стратфорда – Арден-Холл располагался в предместьях этого города, и верхом от него до Эйвон-Парка можно было добраться за час.

Прошлым вечером выпал первый снег. Кисейным покровом одевал он землю; полуденное солнце не по-зимнему теплого дня пригревало, и снег таял в его лучах.

В полях по дороге Джон почти не заметил зверей: на их присутствие указывали только следы на снегу. На опушке леса виднелись яркие ягоды шиповника и кустики черники.

Оставив за спиной луга, Джон направил лошадь через лес к реке Эйвон. Только на мгновение он остановился, наслаждаясь одиночеством и идиллической тишиной зимнего утра.

Джон уже полчаса скакал на юг вдоль реки, когда внезапно до него донеслась нежная музыка, заставившая его натянуть поводья и остановить лошадь.

Изабель Монтгомери была здесь, недалеко. Джон знал это наверное. Он замер в седле и попытался уловить настроение мелодии. На этот раз она звучала звонко и весело, вызывая в памяти звон замерзших ветвей, пение ручья и птичий щебет, – а после перешла в нежную убаюкивающую мелодию, словно бы сотканную из туманов и лунного света. Но вскоре голос флейты стал печален, в нем зазвучали тоска и одиночество, проникающие в самое сердце.

Не может быть, чтобы она бродила по этим лесам в одиночестве, подумал Джон, направляя лошадь вперед.

Обогнув излучину реки, он снова остановился, увидев Изабель Монтгомери. Она сидела на пне, прикрыв глаза, словно в экстазе.

Невольная улыбка тронула губы Джона, когда он разглядывал точеный профиль девушки. Она олицетворяла собой кротость и женственность; глядя на нее, никто бы не подумал, какой несносной она может быть.

Джон снова задумался о том, как ей удавалось заставить свою флейту петь на два голоса. В это время мелодия внезапно оборвалась; девушка стремительно обернулась и проговорила:

– Да, я и в самом деле думаю, что он самый красивый мужчина на свете. Только похож на избалованного ребенка, ведь правда?

Она действительно сумасшедшая, решил Джон. Как жаль – она так красива… Если бы ему только удалось излечить ее от этого недуга, Изабель легко нашла бы себе мужа.

Почему-то сама мысль о том, что Изабель Монтгомери выйдет замуж за какого-нибудь знатного джентльмена, была ему неприятна. Чрезвычайно неприятна.

– Кто это – красивый и избалованный? – крикнул ей Джон.

Изабель обернулась к нему так стремительно, что потеряла равновесие и едва не упала со своего пенька; она беспомощно взмахнула руками, ее губы раскрылись в изумленном возгласе.

Джон спрыгнул с седла и поспешил к девушке.

– Вы меня напугали, ваша светлость. Вам не следовало подкрадываться ко мне! – с осуждением сказала она.

– А вам не следует бродить по этим лесам одной, – ответил Джон; когда девушка открыла рот, чтобы возразить, он улыбнулся ей: – С Новым годом, мисс Монтгомери!

Изабель заметно расслабилась и успокоилась.

– С Новым годом и вас, ваша светлость, – улыбнулась она.

– Мои друзья зовут меня Джоном, – сказал он. – По крайней мере когда мы наедине.

– А мы друзья? – спросила девушка.

– Я хотел бы надеяться на это.

– Хорошо, ваша светлость… то есть Джон. Ему нравилось слышать из ее уст свое имя.

– А как вас называют друзья? – поинтересовался он.

Изабель взглянула ему прямо в глаза:

– У меня нет друзей.

– Теперь есть, – напомнил ей Джон.

Изабель откинула белокурые волосы, упавшие ей на лицо:

– Майлз зовет меня Белли.

– Можно, я тоже буду звать вас так? – спросил Джон.

Изабель кивнула и слегка подвинулась.

– Садитесь сюда, Джон, – предложила она.

– Я уже думал, вы мне никогда этого не предложите.

Джон сел так близко к ней, что, кажется, ощутил тепло ее тела, – и немедленно пожалел о том, что принял ее приглашение, когда на него повеяло свежим нежным ароматом фиалок.

– Вы замерзли? – спросил он, пытаясь скрыть невольно возникшую неловкость. – Может быть, вам лучше вернуться в дом?

– Интересно, куда она делась? – едва слышно пробормотала Изабель, оглядываясь вокруг.

– Кто? – спросил Джон.

Изабель не обратила внимания на его вопрос.

– Хотите послушать, как я играю? – спросила она, поднимая флейту.

Джон кивнул, невольно задумавшись о том, как изменилось ее отношение за эти шесть дней: сейчас его подопечная, казалось, даже рада была видеть его. Интересно, что вызвало такие изменения?

Изабель поднесла флейту к губам; на этот раз мелодия звучало весело и игриво.

Когда она перестала играть, чтобы передохнуть, Джон спросил ее:

– А как вам удается заставить флейту звучать на два голоса?

– Это акустический эффект, – ответила девушка с двусмысленной улыбкой.

– Черта с два! Акустика здесь ни при чем.

– Вы получаете черный камешек за грубость, – сообщила ему Изабель.

– Ничего, куплю себе индульгенцию, – ответил Джон. – Все-таки признайтесь, как вы это делаете?

– Ну, мне подыгрывает мой ангел-хранитель, – ответила девушка и подмигнула ему.

Джон усмехнулся:

– Что ж, можете пока держать ваши музыкальные секреты при себе, Белли.

Изабель отчаянно пыталась придумать следующую фразу и наконец коротко заметила:

– Осталось совсем немного до Дня избиения младенцев…

– В Шотландии его называют Детским днем, и он считается несчастливым, – сказал ей Джон. – В этот день нельзя начинать никакую работу, потому что кровь невинно убиенных обречет ее на неудачу.

– Вы суеверны?

– Я вовсе не сказал, что верю в это.

Изабель посмотрела на него долгим взглядом, потом серьезно спросила:

– Если бы вы могли получить все, что захотите, чего бы вы пожелали?

«Любящую жену и детей», – подумал Джон, но ответил только:

– У меня уже есть все, чего я хочу.

– Как вам повезло, – заметила она.

– А чего бы пожелали вы?

Взгляд девушки приобрел мечтательное выражение; она долго молчала и наконец ответила:

– Чтобы Майлз поскорее вернулся.

– Вы не об этом подумали, – возразил Джон. – Я прочел это в ваших глазах.

– Как вы проницательны, – ответила Изабель, поднимая на него глаза. – Но у леди должны быть свои секреты.

Нежное прекрасное лицо Изабель было так близко – и Джон не смог противиться зову, который прочел в ее глазах. Он обнял ее одной рукой за плечи и склонился к губам, но ощутил, что она дрожит от холода.

– Думаю, нам все же нужно поехать в Арден-Холл, – сказал он, слегка отстраняясь. – У меня есть сюрприз для вас и ваших сестер.

– Я не хочу домой.

– Почему?

– Я стараюсь избегать племянника моей мачехи, Николаса де Джуэла, – ответила Изабель. – Знаете, барон Редесдейл…

Темные глаза Джона не отрывались от лица Изабель.

– Почему же вы его избегаете?

– Де Джуэл решил жениться на мне, – сказала девушка, – а мне ненавистна сама земля, по которой он ходит.

– Не думайте о нем, – успокоил ее Джон. – Теперь я ваш опекун, и в этом качестве намереваюсь оберегать вас от нежелательных знакомств.

Изабель изумленно посмотрела на него:

– С десяти лет, когда умер мой отец, никто не защищал меня от оскорблений мачехи и сводных сестер…

Эта откровенность смутила его.

– А как же Майлз?

– Майлз защищал бы меня, – вступилась Изабель за брата, – но он был в университете…

– Ваш брат должен был лучше заботиться о вас, – проговорил Джон, вставая. – Считайте, что я ваш рыцарь в сияющих доспехах, а вы – моя прекрасная дама, – прибавил он, подавая ей руку.

– Благодарю вас, – ответила Изабель, кладя пальцы на его ладонь. – Но не судите Майлза слишком строго. Научиться самому вести свои сражения – достойное стремление.

Джон помог ей сесть в седло и сам сел позади нее. Путь до Арден-Холла был недолог, но он чрезвычайно взволновал Джона: он ощущал запах фиалок, которым веяло от Изабель, а то, как доверчиво она прильнула к нему, тронуло его до глубины души.

Во дворе Арден-Холла Джон спешился первым и помог Изабель спуститься на землю. Они вошли в холл вместе и одновременно поморщились от громких немелодичных звуков, обрушившихся на них.

– Все домочадцы собрались в салоне, – сообщил им Пебблс.

– А что это за шум? – В голосе Джона слышалось живейшее отвращение.

– Кто-то спустил с цепи адских псов…

Изабель оглянулась через плечо: за ними следом по коридору шла Гизела. Джон остановился и также оглянулся с озадаченным выражением на лице.

– Так что вы говорили? – спросила Изабель, когда они снова зашагали по коридору.

– Я спросил, что это за шум, – ответил Джон. – А вы сказали, что кто-то спустил с цепи адских псов.

Теперь настал черед Изабель остановиться. На ее нежном лице отразилось замешательство, она невольно коснулась пальцами золотого медальона.

– Вы действительно слышали эти слова – «кто-то спустил с цепи адских псов»? – спросила она.

– Но ведь вы именно так и сказали?

– Да, ваша светлость. Я действительно так сказала…

– Зовите меня Джон. Помните, мы договорились?..

Изабель улыбнулась:

– Только наедине.

Джон склонил голову, соглашаясь с ней, и, взяв ее за руку, уверенно повел к дверям в салон.

– Лобелия играет на фортепьяно, – пояснила Изабель. – А Рут поет.

Игра и пение прервались в тот же миг, как Джон и Изабель вошли в салон. Лобелия вскочила из-за фортепьяно и присела в реверансе:

– Добрый день, ваша светлость.

– Ваша светлость, добрый день. – Рут повторила движение сестры.

– Добро пожаловать снова в Арден-Холл, ваша светлость, – проговорила Дельфиния, проходя через салон, чтобы приветствовать герцога. – Позвольте представить вам моего племянника. Это Николас де Джуэл, барон Редесдейл.

Джон повернулся к Николасу и пожал протянутую руку, окинув его внимательным взглядом.

Николас де Джуэл выглядел лет на двадцать пять – похоже, он был ровесником Россу. Невысокий, щуплый, с темно-русыми волосами и маленькими блестящими карими глазками, барон Редесдейл разительно напомнил Джону хорька.

– Вы должны выпить с нами чаю, – сказала Дельфиния. – А еще лучше – оставайтесь ужинать.

– Боюсь, мне придется отказаться от вашего любезного предложения, – ответил Джон, понимая, что еще одного вечера в обществе двух беспрестанно хихикающих и взвизгивающих от избытка чувств дочек Дельфинии с их коровьими глазами он просто не выдержит. – Я приехал в Арден-Холл, чтобы пригласить вас на новогодние праздники в Эйвон-Парк. Я и мои родные хотели бы, чтобы вы провели с нами неделю или две. Лучшие портные Лондона также приедут туда; моя мать выписала их, чтобы подготовить гардероб девушек к весеннему сезону.

Лобелия и Рут буквально визжали от восторга. Джон перевел взгляд на свою подопечную, у которой был откровенно несчастный вид: девушка снова взялась за свой медальон – верный признак того, что она нервничала. Интересно, почему она так волнуется из-за этого выезда в свет? Неужели боится того, что ей не удастся найти себе мужа? Но ведь это просто глупо!..

– Ваша светлость, я правильно понимаю, что вы опекун Изабель? – заговорил де Джуэл. Джон кивнул.

– Тогда я официально прошу у вас ее руки, – объявил де Джуэл.

– Нет, я не дам согласия на этот брак, – ответил Джон и перевел взгляд полуночных глаз на свою подопечную, которая улыбнулась ему. Одна эта улыбка пробудила в нем поистине мальчишескую радость.

– Бедная девушка так неуравновешенна, – понизив голос, проговорил хорек. – Кто еще захочет взять ее в жены?

– Если это правда, – темные глаза Джона сузились, – то почему же вы хотите жениться на ней?

Барон пожал плечами:

– Наверное, мне просто жаль ее…

– Оставьте вашу сомнительную жалость для тех, кто в ней нуждается, – заговорила Изабель. – Я не пошла бы за вас замуж, даже если бы вы были последним и единственным мужчиной в Англии.

– Изабель Монтгомери!.. – Дельфиния задохнулась от возмущения. – Немедленно извинись!

– Не буду.

– Отправляйся в свою комнату и оставайся там, пока не раскаешься в своей грубости, – заявила Дельфиния.

– Спасибо, что избавляешь меня от его общества, – ответила Изабель и повернулась, чтобы выйти.

– Мисс Монтгомери, вы останетесь с нами в гостиной, – жестко сказал Джон, и, когда она снова села, объявил: – Изабель – моя подопечная. С этого момента слушаться она будет только меня. Барон, я предлагаю вам поехать со мной в Эйвон-Парк и подождать там приезда дам, – прибавил он, переводя взгляд на хорька.

– Дайте мне несколько минут, чтобы упаковать вещи, – кротко проговорил де Джуэл.

– Не проводите ли вы меня? – обратился Джон к Изабель. – Мне хотелось бы сказать вам несколько слов наедине.

Изабель ответила ему кивком; она явно испытывала желание оказаться подальше от своих дорогих родственничков.

– Благодарю вас, – шепнула она, пока они шли по коридору к холлу. – Но почему вы пригласили его в Эйвон-Парк?

– Я не доверяю ему, – ответил Джон, когда они оба оказались во дворе. – А теперь объясните мне, почему вас так пугает поездка в Лондон.

– Меня ничто не пугает, – возразила Изабель. – Я просто обеспокоена.

– Чем же?

– Я еще никогда не уезжала из Арден-Хол-ла, – призналась девушка, отводя глаза. – Я совершенно не знаю, как себя вести в обществе.

– Этим искусством легко овладеть, – заверил ее Джон. – Или, может быть, вы предпочли бы обвенчаться с де Джуэлом?

Изабель вскинула на него свои чудесные фиалковые глаза.

– Как вы могли вообразить такое?!

– Всем людям свойственно ошибаться, – пожал плечами Джон. – На этот раз я рад, что заблуждался в отношении вас и барона.

– На ошибках учатся, – проговорила Изабель.

Джон усмехнулся и собрался было ответить ей, но тут услышал, как открываются двери. Без сомнения, это был де Джуэл.

Легко коснувшись его руки, Изабель прошептала:

– Благодарю вас за то, что вы защищаете меня.

– Прекрасная дама, благодарю вас за то, что вы позволили мне защищать вас, – ответил Джон, взяв ее руку в свою. – Быть может, и для меня найдется место на небесах?

Изабель одарила его улыбкой, которая, казалось, озаряла весь дом словно ясное солнце:

– Все может быть, ваша светлость…