Текст книги "Целомудрие и соблазн"

Глава 4

Вдовствующая леди Бартлетт подняла страдальческий взор от подноса с завтраком и простонала:

– Ну почему, скажите на милость, в этом доме нет ни одного слуги, способного точно выполнить мой приказ? Я велела кипятить яйцо три минуты, а что мне подали вместо этого? – Она вынула бурое яйцо из серебряной подставки и демонстративно постучала им по подносу, лежавшему у нее на коленях. – Вот послушай! – пожаловалась она. – Сварено вкрутую! Неужели не ясно, что если бы я хотела яйцо вкрутую, я бы так и сказала?

Кэролайн растерялась. Из-за того, что вчера вечером матери чуть не стало плохо, Кэролайн предпочла подождать до утра, чтобы поделиться с ней неприятной новостью. Но судя по всему, данный момент тоже нельзя было назвать подходящим для серьезного разговора. Да и какая мать обрадуется, если ей скажут, что придется отозвать пять сотен приглашений на свадьбу? Вряд ли для таких новостей вообще можно найти подходящее время. А значит, откладывать дальше нет никакого смысла. Чтобы не струсить, Кэролайн набрала в грудь побольше воздуха и выпалила:

– Мама, случилось нечто ужасное!

– Что может быть ужаснее, – возразила леди Бартлетт плаксивым тоном, – чем мой испорченный завтрак? Нет, я не в состоянии себе это представить!

Хотя в данный момент она лежала, томно раскинувшись на роскошном супружеском ложе, которое делила с мужем до того дня, как его хватил апоплексический удар, леди Бартлетт смотрелась достаточно внушительно. В молодости она славилась своей красотой и даже сейчас, когда ей давно минуло сорок, оставалась весьма привлекательной в глазах многих мужчин, и не только благодаря своим выдающимся внешним данным. Их возлюбленный супруг и отец оставил своим близким весьма солидное наследство. И все-таки многие джентльмены считали вдовствующую леди Бартлетт лакомым кусочком именно из-за ее матовой бледной кожи и трогательных голубых очей и восхищались скорее ее неувядающей красотой, чем счетом в банке.

Леди Бартлетт тем не менее не желала иметь ничего общего со всеми этими джентльменами. На людях она объясняла это тем, что все еще не оправилась от безвременной кончины супруга, первого графа Бартлетта, случившейся всего два года назад. Но Кэролайн была уверена, что матери просто нравится играть роль богатой вдовы, быть самой себе хозяйкой и ни от кого не зависеть.

– Итак, – настороженно спросила леди Бартлетт, сурово прищурив голубые глаза и сверля взглядом старшую дочь, – в чем дело?

Кэролайн стояла, переминаясь с ноги на ногу и крутя кольцо на среднем пальце левой руки. Это было обручальное кольцо, которое преподнес ей Херст, кольцо его бабушки. Оно было очень красивое: на массивном золоте ярко сверкал огромный сапфир, такой же голубой и прозрачный, как глаза ее жениха. Кэролайн понимала, что кольцо придется вернуть, но почему-то не испытывала от этого той тихой грусти, которую, как она полагала, должна была испытывать девушка в подобной ситуации. Кольцо было старинное и жутко дорогое, и она постоянно тревожилась, как бы ненароком его не потерять.

– Лорд Уинчилси… – наконец с трудом выдавила из себя Кэролайн, не смея встретиться глазами с суровым взглядом леди Бартлетт, пробиравшим ее до самых костей. – Боюсь… Боюсь, что он изменяет мне, мама!

Кэролайн исподтишка покосилась на флакон с нюхательной солью, никогда не покидавший ночной столик в изголовье кровати. Она напряглась всем телом, готовая в любой момент ринуться вперед, вытащить пробку и сунуть флакон под нос матери, как только у той появятся первые признаки дурноты. Но леди Бартлетт вовсе и не думала падать в обморок. Она спокойно взяла с тарелки тост и намазала его маслом. Кэролайн поразила ее столь необычная выдержка.

– Подумать только, какая досада! И как же ты об этом узнала? – спросила леди Бартлетт, со вкусом прожевав первый кусок.

По простоте душевной Кэролайн решила, что ослышалась.

– Досада? – переспросила она ломким от обиды голосом. – Досада? Ты так это называешь, мамуля?

– Не смей повышать на меня голос, Кэролайн! И сколько можно просить вас с братом не называть меня «мамуля»? Ты же должна понимать, как вульгарно это звучит! – Она изящно повела плечами. – И да, действительно, я считаю это не более чем досадой. Правда, мне казалось, что у маркиза хватит такта не заниматься этим открыто и ты ни о чем не будешь знать. – Она подцепила ножом немного джема и положила его на тост. – Но с другой стороны, у тебя, Кэролайн, тоже должно хватить здравого смысла не делать из этого трагедию. Ты так переживаешь, как будто случилось нечто из ряда вон выходящее!

– А как, по-твоему, это называть? – взорвалась Кэролайн. – Мама, пойми, я буквально наткнулась на него! Я наткнулась на своего жениха, когда он был… он был с другой женщиной! И не подумай, что я невоспитанная и грубая, но они вели себя… они вели себя чересчур откровенно!

Родительница Кэролайн славилась тем, что скрупулезно следовала строгим моральным нормам и не терпела в своем присутствии грубостей и неприличных намеков. По этой причине в их семье никогда не обсуждались вслух проблемы жизнедеятельности организма, а об отношениях полов и о том, что происходит в будуаре, вообще не могло быть и речи. Кэролайн, отдавая дань этой традиции, не стала в деталях описывать то, чем занимался ее жених. Она только повторила: «Чересчур откровенно!» – напустив на себя многозначительный вид.

– Дорогая моя девочка. – Леди Бартлетт изящно откинулась на подушки. – Я знаю, как тебе должно быть больно и обидно. Но ты действительно принимаешь это слишком близко к сердцу! Неужели ты искренне считаешь, что такой светский джентльмен, как наш маркиз, мог обойтись без любовницы?

– Без любовницы? – ошеломленно переспросила Кэролайн. Горькие слезы, старательно подавляемые ею до сих пор, как-то враз вырвались на свободу. Она ничего не могла с собой поделать. Она содрогалась от рыданий и обливалась слезами, а они все текли и текли в три ручья, и Кэролайн от стыда готова была провалиться сквозь пол. – Без любовницы? Нет, я никогда даже не думала, что у Херста может быть любовница! Да и с какой стати? И зачем ему любовница, если он скоро получит меня?

При слове «меня» в груди у Кэролайн словно что-то лопнуло, и она с рыданиями рухнула к матери на постель, не обращая внимания на то, что от толчка поднос с завтраком угрожающе подпрыгнул и горячий кофе чуть не выплеснулся леди Бартлетт на грудь. Леди Бартлетт едва успела подхватить чашку и держала ее на весу, чтобы не расплескать остатки кофе. От рыданий ее дочери огромная кровать ходила ходуном.

– Тише, дорогая, – ласково произнесла она, осторожно протянула свободную руку и погладила дочку по голове. – Не убивайся так из-за него! Я понимаю, что ты потрясена, и в некоторой степени считаю себя виноватой. Я думала, что ты и сама все знаешь! Я и не подозревала, Кэролайн, что ты все еще такая маленькая невинная глупышка! Но ты должна понимать, детка, что такие мужчины, как маркиз, просто не могут жить по-другому! Это всем известно. Если джентльмен имеет титул – значит, где-то на стороне у него есть любовница!

– А вот у папы не было! – возразила Кэролайн.

– Ну конечно, у папы никого не было. Ведь он любил меня по-настоящему!

Леди Бартлетт произнесла последние слова с таким нажимом, как будто Кэролайн до сих пор об этом не знала. Но кому же и знать, как не ей? Ее отец безумно любил свое небольшое семейство, но больше всех, разумеется, ненаглядную жену. Он без конца хвастался тем, что отбил ее у целой толпы кавалеров, и при этом обязательно добавлял, что до сих пор не знает, отчего она выбрала именно его.

– Там, откуда мы родом, в Чипсайде, нет обычая заводить любовниц, – сказала леди Бартлетт. – И твой отец был не таким, как прочая знать, Кэролайн. Ведь он получил титул уже будучи взрослым человеком. Он не родился дворянином, как твой маркиз. А это, да будет тебе известно, накладывает на человека определенный отпечаток.

– Он никакой не «мой маркиз»! – вскричала Кэролайн с неожиданной горячностью, хотя и не рискнула оторвать голову от одеяла и посмотреть на мать. – Он больше не мой!

– Что за смешные фантазии? – возмутилась леди Бартлетт. – Лорд Уинчилси по-прежнему остается твоим женихом!

– Нет, не остается! – упрямо возразила Кэролайн. – Потому что я не хочу такого жениха! И ты, мама, отлично знаешь, что он позарился на меня только ради денег!

– Кэролайн, да как у тебя язык повернулся сказать такую гадость? После всего, что он сделал для твоего брата…

Кэролайн резко подняла мокрое от слез лицо.

– Мама, я не хуже тебя помню о том, что он сделал для Томми! Разве я могу это забыть? Я вспоминаю об этом всякий раз, когда Томми входит в комнату! Ведь если бы не Херст… если бы не Херст…

– Твой брат был бы мертв, – закончила за нее леди Бартлетт. – И теперь у тебя хватает совести заявлять, что ты не выйдешь за него замуж только потому, что он совершил ничтожную ошибку…

– Неправда, у меня есть совесть! – выпалила Кэролайн, вытирая слезы рукавом. – И я буду всегда благодарна ему за то, что он сделал для нашей семьи, мама! Только я не понимаю… нет, я никогда не смогу понять, почему он…

– К тому же, – продолжала леди Бартлетт, как будто ничего не слышала, – слишком поздно идти на попятный – даже если бы он не спас жизнь нашему Томми. Ты не хуже меня знаешь, что приглашения давно разосланы и дошли до адресатов.

– Я думала… – Кэролайн громко всхлипнула. – Я думала, мы могли бы поместить объявление в газетах. Сообщить, что свадьбы не будет!

Леди Бартлетт со стуком опустила чашку на поднос, отчего кофе расплескался, безнадежно залив остатки завтрака.

– Сообщить, что свадьбы не будет? – вкрадчиво переспросила она. – Кэролайн, да в своем ли ты уме? Ты хоть соображаешь, что если мы выкинем нечто подобное, маркиз не будет раздумывать и часу? Он подаст на нас в суд за нарушение обещаний – и будет иметь на это полное право! А ты представляешь, какие грязные сплетни поползут о нас по городу? Господи, все как один обвинят нас в страшной неблагодарности…

– Он подаст на нас в суд? – Кэролайн ошеломленно потрясла головой. – Да по какому праву?! Ведь это он, а не я был с другой и совал язык ей прямо в рот!

Леди Бартлетт брезгливо передернулась от этих слов, однако не сдала своих позиций. Ни дать ни взять отважный солдат, идущий в атаку по бездыханным телам своих павших товарищей.

– И ты, юная девица, не постесняешься рассказать о подобных вещах, стоя перед гражданским судом? Ты готова публично унизить себя, признавшись в том, что видела такую мерзость? Да ты хоть понимаешь, дорогая, что ни одна барышня, которой взбредет в голову открыто говорить об этом, не вправе рассчитывать на то, что к ней посватается достойный кавалер?

На глаза Кэролайн снова навернулись слезы.

– Н-но…

– Ни в коем случае! Мало того, что тебя сочтут самой неблагодарной девчонкой в этом городе, готовой оттолкнуть на полпути к алтарю человека, спасшего жизнь твоему родному брату, – ты станешь посмешищем в глазах всего города! И нам никогда в жизни не удастся найти тебе приличного жениха! Никто не захочет иметь с тобой дела, и в конце концов ты закончишь свои дни старой девой!

Для Кэролайн этот вариант вовсе не казался таким уж ужасным, особенно если альтернативой ему был брак с человеком, не испытывавшим к ней ни капли любви.

– Ну и пусть! – дерзко заявила она. – Я знаю немало старых… в общем, одиноких женщин. И почти все они живут припеваючи и не скучают, а занимаются благотворительностью.

Леди Бартлетт была потрясена до глубины души.

– Что, во имя всего святого, – вскричала она, – ты себе позволяешь?! Как ты можешь якшаться с подобными особами? Боже правый, не иначе как к этому приложила руку твоя Эмми! Я угадала?

– Эмми не имеет к этому ни малейшего отношения! – отрезала Кэролайн, гордо задрав нос. – И ты сама отлично знаешь, что иногда по утрам я посещаю публичные лекции…

– Никогда в жизни я не допущу, чтобы моя дочь, – процедила леди Бартлетт, пригвоздив Кэролайн к месту ледяным взглядом, – закончила свои дни старой девой! Господи помилуй! Твой отец перевернулся бы в гробу, если бы такое услышал! Мы отказывали себе во всем, мы экономили каждый пенни, чтобы дать тебе приличное образование, пока его изобретение не стало приносить прибыль! Да за одни твои бальные туфли нам пришлось выложить целое состояние! И если ты считаешь, что я позволю тебе расторгнуть помолвку… – Голос леди Бартлетт понизился до угрожающих нот.

Кэролайн не смогла справиться с эмоциями – на лице ее появилась ехидная улыбка. Можно подумать, это она заставила родителей выбрать для нее самое дорогое и престижное закрытое учебное заведение для благородных девиц! Да она терпеть не могла эту школу и тех, с кем ей пришлось вместе учиться! Ведь девочки – включая, между прочим, и пресловутую леди Жаклин Селдон – были отнюдь не в восторге от того, что делят школьную скамью с «выскочкой из Чипсайда», как ее называли, – все, кроме Эмми, конечно. С Эмми они сразу подружились на всю жизнь.

– Мамуля, – отчеканила она, – я не могу выйти за человека, который выбрал меня только ради денег. И не делай вид, будто ты не понимаешь этого!

Леди Бартлетт томно прикрыла свои выразительные глаза.

– Кэролайн Виктория Линфорд, – проговорила она с едва заметным раздражением, – с какой стати вам взбрело в голову, будто маркиз женится на вас ради денег?

– Да как тебе объяснить? – задумчиво произнесла Кэролайн. – Может, у меня возникла такая мысль после того, как вчера вечером я застала его с другой женщиной, сидевшей на нем верхом, как на пони?

Леди Бартлетт стала белее мела, и Кэролайн с испугом осознала, что зашла слишком далеко.

– Кэролайн! – еле выговорила ее мать.

– Ну и что? – не сдавалась Кэролайн. – Ведь это правда!

Леди Бартлетт сделала вид, будто поправляет бретельки на своей прозрачной ночной сорочке. Это дало ей время собраться с мыслями.

– Если вспомнить те романы, которые постоянно валяются у тебя в комнате, Кэролайн… Думаю, тебе не следует принимать так близко к сердцу ту сцену, что ты увидела вчера своими глазами!

– Нет, мама, это не довод! И я точно знаю, что нужна Херсту только из-за денег! – процедила Кэролайн сквозь стиснутые зубы. – Да и тебе это известно не хуже меня!

– Даже если это и так, – невозмутимо парировала леди Бартлетт, – то я могу сказать лишь одно: ты сама виновата в этом!

– Я виновата? – От возмущения голос Кэролайн стал хриплым. – Да в чем же здесь может быть моя вина?

– Если он не влюбился в тебя, так исключительно потому, что ты не приложила для этого достаточно стараний. Завоевать мужчину не так-то просто! Чаще всего ему нужно придать толчок в необходимом направлении. А я что-то ни разу не замечала, чтобы ты потрудилась подтолкнуть маркиза.

– Мама…

– Ты его любишь?

– Что?.. – У Кэролайн отвисла челюсть.

– Я задала тебе очень простой вопрос, моя девочка. Ты любишь маркиза?

Кэролайн со стуком захлопнула рот и сглотнула.

– Мне казалось, что я его люблю, – прошептала она, – вплоть до прошлой ночи. Я хочу сказать, как я могла его не любить? Ведь он… – У Кэролайн перехватило горло, и она не в силах была продолжать.

– Он необычайно обаятелен, – подхватила леди Бартлетт со знанием дела. – И не просто обаятелен. Он неотразимый красавец и к тому же настоящий храбрец. То, с какой отвагой он пустился в погоню за бандитами, напавшими на твоего бедного брата…

– И вернулся, поскольку не смог оставить Томми одного… – пробормотала Кэролайн себе под нос. Она столько раз слышала эту душещипательную историю, что могла повторить ее наизусть с любого места.

– Вот видишь, – голос леди Бартлетт наполнился сердечностью, – этот человек спас жизнь твоему брату. И ты, конечно, полюбила его всем сердцем. Да разве могло быть иначе? – Она изящно похлопала Кэролайн по руке. – Я и сама не устояла бы перед его чарами – будь я немного моложе! Так что, боюсь, девочка, ты должна взглянуть в лицо суровой правде. Тебе предстоит завоевать его сердце.

– Завоевать? И как же именно ты представляешь эту войну, мама? Может, мне стоит вызвать на дуэль его любовницу?

– Девушка, девушка, не забывайте, что я говорила по поводу неуместного ехидства! – строго отчитала ее леди Бартлетт. – Ничто не отпугивает мужчин сильнее, чем ехидные речи! Нет, когда я говорила о войне, то имела в виду лишь то оружие, которым наградил нас всеблагой Творец! К примеру, таким оружием может стать твой острый ум – в том случае, если ты употребишь его по назначению. Или твое тело – хотя, конечно, оно является лишь бледным подобием того, чем я располагала в твоем возрасте и чем сразила твоего отца – да упокоится его душа с миром! Учти, Кэролайн: я даю тебе очень важные советы. Ты должна запомнить их на всю жизнь, а еще лучше – записать. Хочешь, я подожду, пока ты сбегаешь к себе в комнату за карандашом и бумагой?

– Нет, – буркнула Кэролайн с мрачной гримасой. – Ты ведь намекаешь на то, что мне придется заставить его меня полюбить?

– Боже, Боже! – Леди Бартлетт изобразила самое кроткое терпение перед лицом столь поразительной наивности. – Нет, Кэролайн, ни в коем случае! Я намекала на то, что тебе придется пустить в ход свои женские чары! И ты знаешь, как это делать!

– Я…

– Знаешь, не можешь не знать! Это известно любой женщине! – Взгляд леди Бартлетт упал на жалкие остатки завтрака, и из ее груди вырвался глубокий вздох. – Конечно, он писаный красавец да к тому же высокородный маркиз. Но от тебя требуется лишь одно: верить в то, что ты не уступаешь ему ни в обаянии, ни в знатности! Ну, или почти не уступаешь. А теперь ступай, приведи себя в порядок.

Кэролайн с трудом поднялась с пола и на нетвердых ногах поплелась к двери.

– Да, кстати, Кэролайн!

– Что, мама? – оглянулась на нее дочь.

– Запомни хорошенько – это еще не конец света! – Леди Бартлетт улыбнулась ей со снисходительной безмятежностью. – К сожалению, счастливый брак – такой, как у нас с твоим отцом, – огромная, просто невероятная редкость!

Кэролайн покорно кивнула, но в груди у нее все кипело от возмущения.

«Поживем – увидим, какая это редкость!»

Глава 5

Леди Жаклин Селдон вкладывала в посещение магазинов всю душу. Она совершала покупки с сосредоточенностью человека, выполняющего самое важное дело в своей жизни, не позволяя себе отвлекаться на мелочи и пуская в ход всевозможные тактические хитрости и уловки для достижения заветной цели. Когда леди Жаклин Селдон отправлялась в магазин, остальной мир переставал для нее существовать, за исключением ее самой, предмета, который ей предстояло приобрести, и количества денег, имевшихся в кошельке.

Вот почему, попав в примерочную одного из самых роскошных магазинов на Бонд-стрит, эта достойная дама далеко не сразу обнаружила, что за ней следят. Представьте же ее удивление, когда приказчик услужливо распахнул перед ней дверь со словами:

– Пожалуйте сюда, сударыня!

Леди Жаклин величаво вплыла в примерочную и увидела там незнакомого мужчину.

Он сидел на мягком диванчике с шелковой обивкой напротив большого зеркала, висевшего на стене. Свое лицо этот человек прятал в складках плаща, явно слишком теплого для конца весны.

Леди Жаклин набрала в грудь побольше воздуха, собираясь громко закричать, но не успела издать ни звука, потому что мужчина быстро скинул плащ, рванулся вперед и зажал ей рот ладонью.

– Черт бы тебя побрал, Жаки! – прохрипел маркиз Уинчилси. – Здесь же рыщет целая толпа любопытных старых матрон! Ты что, хочешь, чтобы они нас услышали?

Как только он отнял руку, Жаклин, тяжело дыша, прошептала в ответ:

– Во имя всего святого, Херст, что ты себе позволяешь? Ты в своем уме?

– Прости, Жаки, – пробормотал он, снова плюхнувшись на диванчик. – У меня не было выбора. Мне кажется… Да, мне кажется, что за мной следят!

– Следят? Но кто? – возмущенно осведомилась Жаклин, пристраиваясь на диванчике возле него и нервно теребя ленты на своей шляпке. – Вот, милый, полюбуйся, что ты натворил! Как я теперь развяжу этот ужасный узел?

Херст вынужден был прийти ей на помощь, но его мысли были заняты более важными проблемами, чем этот дурацкий узел.

– Как по-твоему, любовь моя, стал бы я сидеть сложа руки, если бы знал, кто это подстроил? И пожалуйста, извини меня за то, что я набросился на тебя так грубо, Жаки, но у меня кончилось терпение. Мне обязательно нужно было тебя увидеть. Я просто должен был это сделать.

Жаклин, все еще державшая подбородок высоко задранным, чтобы Херсту было удобнее добраться до узла, не могла скрыть самодовольной улыбки. Ненасытная страсть маркиза, которому всегда было мало, приводила ее в восторг. Она надеялась, что небольшая шалость, которую они позволили себе на приеме у леди Эшфорт, на какое-то время утолит его голод, но этого хватило ненадолго. Брейден Грэнвилл мог бы только позавидовать такому пылу. Вспомнив о женихе, Жаклин помрачнела. В последнее время он вообще стал забывать о ее существовании.

– Дорогая! – обратился к ней маркиз, как только упрямый узел поддался и она наконец-то смогла снять шляпку. – Грэнвилл знает? – Он не смог скрыть тревоги.

Жаклин первым делом повернулась к зеркалу, чтобы как следует рассмотреть свою прическу и оценить урон, нанесенный грубым натиском ненасытного Херста. Затем хорошо отработанным движением она, опустив ресницы, чуть наклонила голову, и пушистая трепетная вуаль надежно скрыла от любовника выражение ее глаз.

Жаклин вовсе не собиралась рассказывать ему обо всем. Да и какой смысл пугать его понапрасну? Когда Грэнвилл ни с того ни с сего вдруг заговорил о своем стряпчем… Впрочем, он признался, что это шутка. А что же еще? Конечно, он пошутил. Как всегда, грубо и неуклюже, но чего же еще ожидать от человека с таким низким происхождением?

– Господи, о чем это ты? – беспечно ответила она своему любовнику. – Откуда ему знать?

– Ты уверена? – Херст все еще выглядел напуганным. – Потому что вчера… была минута, когда я мог поклясться, что он знает про нас!

– Да, – подтвердила Жаклин, изобразив игривую улыбку, – все буквально висело на волоске… Это еще одно напоминание о том, что в будущем нам следует удвоить осторожность. Но игра стоит свеч, разве не так?

– Конечно, – машинально ответил Херст, но в его голосе сквозила озабоченность. – А потом он ничего такого тебе не говорил? Тебе не показалось, что он может… знать?

– Ах, дорогой, ты такой глупый! – нежно проворковала Жаклин. – Грэнвилл в жизни ни о чем не догадается! Я только что была у него в конторе. Поверь, он по-прежнему пребывает в блаженном неведении. Ну-ка посмотри, что он мне дал! – Она полезла в ридикюль и вытащила пухлую пачку банкнот, полученных от своего жениха. – Как по-твоему, расстался бы он так запросто со своими деньгами, если бы в чем-то подозревал нас с тобой? Говорю же тебе, он в жизни не догадается! – повторяя это, она и сама бы хотела поверить в свои слова.

– Не догадается? – Жаклин терпеть не могла, когда на идеально прекрасном лице ее любовника появлялось это упрямое выражение. Она и сама разделяла терзавшую Херста смутную тревогу, а это уж вовсе никуда не годилось. – Ты уверена? Потому что я тоже уверен: кто-то следит за мной днем и ночью!

– Да кому надо за тобой следить? Ох, Херст, это уж слишком. Я хочу сказать, что не мог же ты подумать, будто.. – Только теперь надменная самоуверенность Жаклин дала сбой – но и то на какой-то краткий, едва уловимый миг. – Ну… Знаешь, в последнее время он выглядит немного… равнодушным, что ли?

Херст так и подскочил на месте, больно ухватив ее за плечи.

– Что ты сказала?

– Ну, если уж говорить начистоту и не бояться называть вещи своими именами, он почему-то больше не хочет… сам знаешь чего. Причем довольно давно. – Жаклин очень надеялась, что не выдала, как сильно это обстоятельство ее тревожит. Она и не думала влюбляться в Брейдена Грэнвилла – Боже упаси! – но все равно ей не давал покоя тот факт, что увлечение ее жениха заметно сходит на нет. И его странная холодность обижала Жаклин сильнее, чем она могла бы себе в этом признаться.

А что до Херста, то он пришел в ужас.

– Нет, так не пойдет! Это никуда не годится! Жаки, ты во что бы то ни стало должна подогревать в нем интерес! Мы не можем позволить ему расторгнуть помолвку! – Он осторожно встряхнул ее за плечи. – Только не сейчас!

– Как будто я сама не знаю! – Она сердито нахмурилась. – По-твоему, я разбираюсь в этом хуже тебя? Можешь не беспокоиться. Я уже составила план грандиозного соблазнения! – Жаклин прижала пальчик к его губам. – Не беспокойся! – повторила она. – У твоей Жаки все под контролем! Ты женишься на своей богатой маленькой дочурке водопроводчика, я выйду замуж за своего богатого оружейника, и мы будем тайно встречаться на водах в Биаррице каждый месяц или даже чаще! Вот увидишь, все будет так, как мы задумали…

Херст внезапно отпустил ее плечи и устало поник, пряча лицо в ладонях.

– Да при чем тут Биарриц! – со стоном вырвалось у него. – Если бы все было так просто!

– Тогда объясни, что случилось?

Но, конечно, он не мог ей этого объяснить. Он будет выглядеть круглым дураком. А он ни за что не хотел бы выглядеть дураком, особенно перед ней!

– Милый! Что с тобой? Не молчи, расскажи мне все! – Жаклин не спускала с него взгляда, полного самого трогательного кроткого сочувствия. При этом она не упустила возможности украдкой полюбоваться на свое отражение в большом зеркале. Кроткое сочувствие всегда делало ее особенно привлекательной. Пожалуй, стоит почаще вот так смотреть на Грэнвилла. Это наверняка не оставит его равнодушным. – Неужели ты так расстроился только из-за того, что решил, будто за тобой следят?

– Да, – пробормотал Херст, растирая пальцами покрасневшие от бессонницы глаза. – Да, только потому, что за мной кто-то следит. Только из-за этого.

– Ну, это уж вовсе ерунда! – заметила Жаклин, изящным жестом заправляя прядку своих иссиня-черных вьющихся волос за розовое прозрачное ушко. – Конечно, в том случае, если ты не позволил им себя опознать, когда выходил от меня.

– Ничего я им не позволял! – сердито буркнул Херст. – Ты же знаешь, я никогда не забываю об осторожности. Я стал скрываться задолго до того, как обнаружил эту слежку.

– Ну, так в чем же дело? – снисходительно улыбнулась Жаклин. – До тех пор, пока Грэнвилл не заподозрит…

Херст резко вскинул голову. Он был на грани срыва. Он уже не мог больше держать в себе эту ужасную тайну. Но и рассказать о ней он тоже не мог.

– А вдруг это вовсе не Грэнвилл? – шепотом воскликнул он. – Вдруг это был… кто-то еще?

Жаклин мелодично, заливисто рассмеялась в ответ.

– Ну подумай сам, милый, кто еще это может быть? В конце концов, не хочешь же ты сказать, что за тобой гоняются сразу два ревнивых жениха?

– Ничего ты не понимаешь! – в отчаянии простонал Херст себе под нос. – Ничегошеньки!

– Милый, да что с тобой такое? – Жаклин с видимым сожалением оторвалась от созерцания в зеркале своей бесподобной красы.

Но он в ответ лишь покачал головой. О том, что с ним случилось, вообще никто не должен знать. Маркиз не видел выхода из той отчаянной ситуации, в какую он попал, и злился оттого, что во всем виноват он сам. Но с другой стороны, кто мог знать, что все так обернется? Наивный девятнадцатилетний сопляк, он увяз в этом по уши, он сам позволил отвести себя на бойню, как быка на веревочке!

Но разве можно было отказаться от приглашения Льюиса? В Оксфорде практически нет таких мест, где уважающий себя игрок – а маркиз считал себя именно таким – может сделать приличные ставки. Тот факт, что упомянутое Льюисом место находилось на заднем дворе грязной таверны, пользовавшейся в городе весьма скверной репутацией, непременно должен был насторожить Херста. А при виде банкомета, именовавшего себя Герцогом и не имевшего ни малейшего понятия о том, как должен вести себя настоящий герцог, Херсту и вовсе нужно было бежать оттуда без оглядки.

И все-таки он остался. Он остался, потому что среди своих друзей прослыл самым удачливым и искусным игроком. А в число его друзей входили исключительно титулованные молодые люди, настоящая золотая молодежь, цвет нации. Ничего удивительного, что на их фоне маркиз вообразил себя лучшим игроком в мире.

Но даже самый искусный игрок не смог бы справиться с той шайкой, что заседала за зеленым сукном в проклятой таверне.

Херст долго не мог понять, почему он стал проигрывать с самого начала и его проигрыш растет с каждой сдачей. И поскольку у него вообще не было ни гроша за душой, да вдобавок он не мог даже взять в долг под залог своего будущего наследства – ведь его семья давно разорилась и могла похвастаться лишь своим добрым именем, – ему нечего было и мечтать о том, что когда-нибудь он сумеет отдать все, что задолжал этим людям.

Но Герцог нисколько на него не обиделся. Позднее, годы спустя, Херсту довелось увидеть Герцога в гневе, и по сравнению с этим их объяснение в тот момент можно было считать милой беседой. Герцог поставил ему условие. Поскольку Херст не в состоянии вернуть ему деньги, он расплатится некоторыми услугами. Он возьмет на себя обязанности Льюиса и будет завлекать в таверну юных простаков из привилегированных классов, обучавшихся в Оксфорде – каким являлся и он сам, – и втягивать их в игру.

Эта договоренность устроила их обоих на довольно длительное время. Тем более что у Херста оказался талант зазывалы. А когда до него наконец дошло, почему все новички оказываются в таком ужасном проигрыше, он и вовсе почувствовал себя важной персоной, владеющей сокровенным фамильным секретом. Какие там укоры совести или раскаяние? О них не могло быть и речи! Напротив, он стал выполнять свою работу с еще большим рвением. Каким это было утешением – сознавать, что в Англии, кроме тебя, есть еще немало молодых балбесов, которых так легко обвести вокруг пальца!

И когда наконец ему пришло время расстаться с Оксфордом – финансов его семьи хватило на плату лишь за один год обучения, – он продолжал сотрудничать с Герцогом.

И все шло как по маслу, и все были чрезвычайно довольны таким положением дел, пока юный граф Бартлетт не уличил Герцога в мошенничестве. И это закончилось трагически – стрельбой и морем крови посреди города.

Какое-то время маркиз чувствовал себя в полной безопасности, он был уверен, что Герцог ничего не знает… да и откуда он мог бы что-то узнать? Но теперь он думал по-другому, потому что успел заметить того типа – щеголеватого хлыща с модной тросточкой, который так упорно старался казаться незамеченным, – когда выходил сегодня утром из дома своей матери. Он не обратил бы на него внимания, если бы не заметил его во второй раз – уже возле лавки своего портного.