Текст книги "Эти синие глаза"

Глава 26

– Это был Макафи.

Рейли пришлось наклониться, чтобы расслышать эти произнесенные шепотом слова. Рана в плече все еще болела, и боль эта иногда отдавалась в боку, но он хотел убедиться, что расслышал слова мальчика правильно.

– Макафи?

Хемиш Макгрегор принялся шикать на него.

– Вы что, глухой или увечный? – спросил мальчишка. – Не кричите так громко. Он пообещал убить меня, если я кому-нибудь расскажу, что видел.

Рейли оглядел комнату. Его могли подслушать многие. Берн-Коттедж теперь был полон народу, как церковь по воскресеньям. И это впечатление усугублялось присутствием священника и его супруги.

– Говорю вам, это был Макафи, – шептал Хемиш, – я видел его собственными глазами. Он направил на вас дуло своего охотничьего ружья. Увидев, что я заметил его, он велел мне держать рот на замке и пригрозил, что если я ослушаюсь, то стану следующим.

Рейли кивнул:

– Понимаю.

Макафи. Внезапно мир Рейли, перевернувшийся вверх тормашками после того, как в него выстрелили, начал приходить в нормальное состояние. Правду сказать, его гораздо больше волновало, что кто-то из обитателей острова возненавидел его и готов был убить, чем то, что он, Рейли, мог быть убит. Только нынче утром он смог признаться себе, что Скай теперь стал его домом в такой же мере, как когда-то Лондон, если не в большей. И уж по крайней мере здесь он был, несомненно, нужен. В Лондоне врачей было полным-полно. На острове Скай их не хватало.

Тот факт, что его предполагаемым убийцей был лорд Гленденинг, казался Рейли сомнительным, хотя Бренна подозревала именно его, потому что, по ее словам, все Маклауды были воителями. Рейли же полагал, что никто из их рода не стал бы стрелять исподтишка в безоружного человека, даже если бы питал к нему достаточно сильную ненависть.

Подавленность от осознания того, что кто-то на острове Скай невзлюбил его и решил убить, пересиливала физическую боль от раны. Вся работа, которую он проделал, все поступки, которые он совершил, – все это было зачеркнуто, и причиной тому послужила всего одна пуля.

Так было до этой минуты.

Макафи. Конечно! Макафи был единственным на острове Скай, который не оценил по достоинству деятельность Рейли. Более того, Макафи поклялся отплатить Рейли за ту пощечину, и, Бог свидетель, он это сделал.

Внезапно мир Рейли вновь обрел смысл. Его угнетенное состояние стало ослабевать. Он понял, что все будет хорошо.

– Итак, раз он приказал тебе никому не говорить об этом, – не смог удержаться от вопроса Рейли, стараясь не улыбнуться, – почему ты все-таки рассказываешь об этом мне?

– Я так это понимаю, – серьезно ответил Хемиш, – вы спасли жизнь собаки и мою тоже, поэтому я – ваш должник.

Улыбка Рейли сделалась еще шире. Только подлинный горец может считать жизнь собаки столь же ценной, сколь и свою собственную.

– Считай, что ты мне больше ничего не должен, – сказал Рейли, протягивая руку, чтобы коснуться края шляпы мальчика. – От всего сердца благодарю тебя за информацию.

Хемиш посмотрел на него с любопытством:

– Весь вопрос только в том, что вы будете с ней делать?

Но Рейли и сам не имел об этом ни малейшего представления.

Одно только он знал наверное: сейчас было не время обсуждать это, тем более когда рядом находились преподобный Маршалл и его жена.

– Поговорим об этом позже, – прошептал Рейли Хемишу, и тот серьезно кивнул в ответ.

Мальчик проследовал за Рейли к столу, где преподобный Маршалл восседал рядом с миссис Маршалл, в руках они держали чашки с чаем.

– Конечно, дело не в том, что мы не доверяем доктору Стэнтону, – говорил преподобный Маршалл, обращаясь к Шелли, имевшему несчастье оказаться за столом между преподобным и его супругой и попавшему таким образом в ловушку в то время, когда Рейли и Хемиш удалились, чтобы пошептаться.

– Совсем даже наоборот, – добавила его жена, адресуя натянутую неискреннюю улыбку Шелли.

– Разумеется, нет, – сказал Шелли, удерживая тонкую фарфоровую чашку за ручку таким манером, что Рейли тотчас же усмотрел в этом безжалостную пародию на жеманную жену священника, считавшую себя самой важной дамой в Лайминге в силу своего высокого положения и потому немилосердно задиравшую нос.

– Просто как светские люди, – тут преподобный Маршалл посмотрел на Рейли, осторожно усаживавшегося на стул, чтобы не задеть раненое плечо, – как светские люди вы согласитесь, что все это не выглядит пристойно, я имею в виду тот факт, что вы, все трое, живете, пусть временно, в одном доме с незамужней молодой особой.

Рейли, несколько обескураженный оборотом, который приняла их беседа с того момента, когда он покинул их за столом, уже приготовил вежливый ответ, но Шелли неожиданно парировал:

– Даже если трое из нас медики, привыкшие смотреть на женщину только с профессиональной точки зрения?

Миссис Маршалл, казалось, не поверила этому пустому заявлению. Она удивленно заморгала.

– Гм, – пробормотал преподобный, – пусть это так, но я все же нахожу слишком…

– Необычным, – вставила свое слово миссис Маршалл.

–…что вы трое живете вместе с мисс Бренной. Это не только необычно, но, откровенно говоря, и…

– Неправильно, – опять подсказала миссис Маршалл.

– Интересно, – заметил Шелли, – мисс Доннегал, кажется, не находит это положение таким уж неприемлемым. А так как она должна страдать больше всех от нашего присутствия здесь, то мне думается, она сама могла бы высказать свое неудовольствие по этому поводу.

Только она этого не делала, к большому разочарованию Рейли. По непонятной для него причине она приветствовала присутствие друзей Рейли в своем доме и даже собственными руками постелила им в комнатах своих братьев. Возможно, она таким образом старалась выразить им свою благодарность за спасение жизни Рейли.

Но он не мог отделаться от мысли, что за этим крылось нечто иное.

После того как Бренна сделала ему свое признание, она старалась не оставаться с ним наедине. Почему? Он не мог этого понять.

Преподобный произнес недовольным тоном свое излюбленное:

– Брр! Мисс Бренна – очень юная особа и… гм… довольно эксцентричная женщина, и потому она может не знать, как вести себя наилучшим образом.

– Особенно, – тут же добавила миссис Маршалл, – когда ее милая мама находится за тысячу миль от нее.

– Вот почему, – сказал преподобный Маршалл, – мы взяли на себя нелегкую обязанность воззвать к вам, джентльмены, с тем, чтобы вы исправили ситуацию.

– И что это означает? – поинтересовался Шелли.

– Ну то, – пояснил преподобный, давая своим тоном понять Шелли, что считает его крайне тупым, – то, что вы трое непременно должны сменить место жительства.

– Боже милостивый! – Шелли бросил умоляющий взгляд на Рейли. – Все, что угодно, но только не это! Единственное место, где мы могли бы остановиться, – замок Гленденинг, но он, должен с сожалением, признаться вам, кишмя кишит крысами!

При слове «крысы» миссис Маршалл невольно подскочила на своем стуле, при этом содержимое ее чашки выплеснулось. Было очевидно, что она еще не оправилась после инцидента с крысой во время последнего посещения.

– Моя дорогая, моя дорогая, – принялся укорять ее преподобный, вытирая стол своим носовым платком. Обращаясь к Рейли и Шелли, он сказал: – Конечно же, здесь есть и другие места, где вы могли бы остановиться. Моя жена и я не станем возражать, если вы все трое поживете у нас.

Миссис Маршалл оправилась от травмы, вызванной воспоминаниями о крысах, на удивление быстро.

– Да! – воскликнула она. – Вы должны пожить у нас! Мы будем рады приютить вас. Мои дочери – прекрасные и гостеприимные хозяйки. Они такие прелестные и нежные девушки… Они будут обращаться с вами, как с членами королевской фамилии.

Шелли эта идея, по-видимому, пришлась по душе. Он посмотрел на Рейли, вопросительно поднимая брови, но тотчас же заметил, что тот изо всей силы качает головой.

Возможно, девочки Маршалл и отнеслись бы к гостям, как к особам королевской крови, но потом было бы чрезвычайно сложно и небезболезненно вырваться из цепких объятий молодых женщин, изголодавшихся по мужскому обществу.

Но прежде чем Рейли успел отклонить приглашение Маршаллов, ворона Джо издала душераздирающий крик, и дверь коттеджа распахнулась с громким стуком.

В дверном проеме, выделяясь темным силуэтом на фоне полуденного солнца, стоял Йен Маклауд, девятнадцатый граф Гленденинг. В одной руке он держал древний палаш, наследство предков, в другой – наполовину пустую бутылку лучшего виски миссис Мерфи.

– Стэнтон, – сказал он, при этом слегка покачнувшись, – я пришел изложить вам спои претензии.

Преподобный Маршалл и его супруга вскочили с мест и, бормоча слова прощания, выскользнули за дверь.

Гленденинг, явно в стельку пьяный, тем не менее вежливо уступил им дорогу. Он даже пожелал им доброго пути.

Не успели они удалиться и на пять футов от коттеджа, как загремел голос Гленденинга:

– Слава Богу, что они убрались! Не выношу их! Вечно носятся со своими уродливыми дочерьми. Едва ли я решился бы бросить на них взгляд снова, несмотря на все их кружевные салфеточки, которые они без конца вяжут. Ну, скажите, какой мужчина ляжет в постель с кружевной салфеточкой? Я вас спрашиваю!

Шелли, впав в восторг от этой речи, громко расхохотался. Даже Хемиш, наблюдавший всю эту сцену широко раскрытыми глазами, позволил себе хихикнуть. Гленденинг обернулся и направил острие своего оружия на них обоих.

– Нечего смеяться, – сурово произнес он. – Между мной и Стэнтоном дело серьезное.

Граф стоял, слегка покачиваясь, возле стола, за которым все еще сидел Рейли.

– Я знаю, Бренна думает, что это я подстрелил вас. Но дело в том, что я не знаю причины, по которой у меня возникло бы желание стрелять в вас. Во всяком случае, такой причины не было, пока она не обвинила меня в том, что я якобы это сделал. Я не буду вдаваться в подробности того, что я чувствую, говоря об этом, хотя я полагаю, что это грязное и мерзкое дело, то, что вы себе позволили, зная, какие чувства я к ней питаю. – Он выпрямился во весь свой рост и, выпятив грудь, закончил: – Поэтому я пришел сказать вам, что если бы я знал, что вы здесь, я непременно застрелил бы вас. Как вам известно, я первый положил на нее глаз. Поэтому имею полное право вспороть вам брюхо от подбородка до пупка и выпустить вам кишки.

При столь ярком описании расправы с Рейли у Шелли отвисла челюсть, а Хемиш в ужасе пискнул, но Рейли продолжал спокойно взирать на Гленденинга со своего места за столом.

– Но случилось так, – продолжал граф, опуская свое оружие, будто внезапно обессилел и не мог больше держать его на весу, – случилось так, что я не мстительный человек. Я – Маклауд. А нельзя сказать про Маклаудов, что они не могли отличить хорошего от дурного и правого от неправого, когда дело доходило до битвы. И в этом случае вы, Стэнтон, выиграли. Я решил уступить ее вам.

Он помолчал, держа бутылку с виски по направлению ко рту, будто пытался что-то вспомнить.

– Ах да, – добавил он, – я вовсе не стрелял в вас.

Сказав эти слова, он надолго припал к горлышку бутылки.

– Знаю, – ответил Рейли Гленденингу.

Граф оторвал бутылку от губ с хлюпающим звуком. И взгляд, который он обратил на доктора, был изумленным.

– Знаете? – спросил он.

– Да, – кивнул Рейли.

– А что в таком случае, – сказал слегка смущенный граф, – вы знаете?

Он явно уже проглотил нынче утром изрядную порцию виски.

Рейли поспешил ответить:

– Я знаю, что вы не стали бы в меня стрелять.

Гленденинг уставился на него. Шелли воскликнул:

– Откуда ты можешь это знать?

Хемиш возле камина не говорил ничего, только смотрел на Рейли из-под полей своей шляпы широко раскрытыми глазами.

– Я это знаю, – ответил Рейли с тем же спокойствием. – И этого вполне достаточно для каждого, кто этим интересуется.

– Но, – спросил Шелли, изумленный до крайности, – что ты собираешься предпринять?

– Это, – ответил Рейли с многозначительным видом, – это, мой друг…

Он осекся, потому что с улицы послышалось сразу много голосов.

– Ах, – воскликнул Шелли, – возможно, это убийца пришел закончить начатое!

Но это оказался не убийца. Это вернулись Бренна с Пирсоном после своего визита к Макгрегорам: маленький брат Хемиша объелся несозревшей голубикой. Поскольку поездка была долгой, Бренна снова облачилась в свои штаны для верховой езды, правда, отказавшись от привычного свитера, потому что погода была теплой. Вместо него она надела одну из белых рубашек своего отца. Такой наряд Рейли был готов одобрить с чистым сердцем, если бы Шелли, Пирсон и граф тоже не смотрели на Бренну с явным одобрением.

Бренна и Пирсон весело болтали, но оба замолчали, увидев, кто сидит за столом вместе с Шелли и Стэнтоном. Рейли заметил, что щеки Бренны вспыхнули, а руки она инстинктивно сжала в кулаки.

– Ты! – закричала она, обращаясь к графу, и ее враждебность волнами распространялась от нее.

– Да, это я, – печально признался Гленденинг. – Только не бей меня больше, ладно, Бренна? Я сказал Стэнтону, что не я в него стрелял, и он мне верит. Ты тоже должна поверить.

Бренна откинула голову назад и расхохоталась, однако в ее смехе не слышалось веселья.

– А почему я должна верить? – спросила она. – Это очень на тебя похоже.

– Стрелять в безоружного человека?

Как ни был пьян Гленденинг, все же он ухитрился сжать губы и выпятить подбородок, демонстрируя свое негодование.

– Я никогда, и вы все это знаете, никогда не стал бы этого делать. Ни один Маклауд не разрядил бы своего пистолета в безоружного. Кроме того, – добавил он, выпрямляясь и откидывая плечи назад, – я не сторонник огнестрельного оружия, предпочитаю холодное.

Бренна не казалась особенно убежденной его речами. Но, понимая, насколько он пьян, сочла препирательства с ним бессмысленными и потому молчала, только крепче сжимая губы, чтобы невзначай не сказать чего-нибудь неуместного.

Пирсон, сбросив плащ, заметил на столе лишние чашки и спросил с любопытством:

– У вас были гости?

– Маршаллы, – ответил Рейли. – Они обеспокоены вашим моральным обликом, Бренна, как, впрочем, и следовало от них ожидать.

Он с удовлетворением отметил, что румянец на ее щеках вспыхнул ярче, и она бросила на него неодобрительный взгляд. Он чувствовал, что что-то ее беспокоит, не один только факт, что в него стреляли. Вот почему она ничего не имела против общества Шелли и Пирсона. Но он был намерен услышать от нее объяснение…

– Надоедливые старые гарпии, – сказал Шелли. – Это мое мнение о них. Присоединяйтесь к нам. Мы выпьем немного любимого виски лорда Гленденинга.

– Буду рад, – отозвался Пирсон, садясь на стул, который только что освободила миссис Маршалл.

– Хемиш, – спросила Бренна, – а ты что здесь делаешь?

– Ничего, – ответил он самым невинным тоном.

Она бросила на него взгляд, ясно выразивший недоверие, но, не будучи в силах придумать ничего, в чем его можно было бы обвинить, промолчала.

– Бренна, – обратился к ней Рейли тем же тоном, каким только что говорил Хемиш, – лорд Гленденинг хочет сказать кое-что еще. Так, милорд?

Гленденинг закипал.

– Бренна, – начал он, – это не я…

– Нет, не то, – поспешно перебил его Рейли, – вы хотели сказать что-то другое.

Гленденинг смутился:

– Я не знаю…

– О Бренне. – подсказал ему Рейли.

Граф ответил ему хмурым взглядом.

– Не заставляйте меня произносить этого, Стэнтон, – проворчал он.

– В таком случае я скажу за вас. Бренна, лорд Гленденинг хотел выразить самые добрые пожелания относительно нашего будущего совместного счастья.

Она переводила широко раскрытые глаза с Рейли на Гленденинга и снова на Рейли. Гленденинг, ощутив пинок, которым Рейли наградил его под столом, проворчал:

– Да.

– Вот как? – сказала Бренна, хоть и не потрясенная до глубины души, но все же тронутая. – Ну, если это правда, милорд, то я жалею, что ударила вас кочергой.

– О! – Гленденинг со смущенным видом потрогал ворот своей рубашки. – Не осталось даже ни синяка, ни царапины.

Рейли, стремясь поскорее прервать неловкое молчание, последовавшее за этим заявлением, сказал первое, что пришло ему в голову:

– Как дела у младшего мистера Макгрегора?

Пирсон состроил выразительную гримасу:

– Съел слишком много незрелых ягод, и неизбежная кара последовала незамедлительно. Юный мистер Шеймас пострадал.

– Он поправится? – Этот вопрос слетел с уст старшего брата пациента.

– Должен, – ответила Бренна, – я дала ему немного опиума с водой.

– Отлично, – одобрил Рейли, хотя, по правде говоря, он не очень-то прислушивался к разговору. Все, что он мог, – это сидеть и гадать о том, что происходит с Бренной. Почему она так не хотела оставаться наедине с ним?

Вероятно, Пирсон и Шелли сболтнули что-нибудь о нем. Он бросил взгляд на своих друзей, бодро поглощавших виски лорда Гленденинга. Ведь почти сутки он был без сознания. Не раскрыли ли они его тайны, не сказали ли, что он маркиз?

– Итак, если это не лорд Гленденинг подстрелил тебя, – спросил Шелли в своей обычной прямолинейной манере, – то кто это сделал?

– Готов биться об заклад, что это тот малый Макафи, – сказал Пирсон. – Тот, о ком вы нам рассказывали, мисс Доннегал.

Бренна уставилась на него широко раскрытыми глазами через разделявший их низкий буфет.

. – Харолд Макафи? – выдохнула она.

– В этом есть смысл, – продолжал Пирсон. – Судя по случившейся между ними стычке, у него были все основания желать Стэнтону смерти.

– Но мой отец десятки раз давал Харолду Макафи тумака, – сказала Бренна, – и тот никогда не пытался охотиться на него с ружьем.

– Может быть, – предположил Пирсон, – зуботычина Рейли была как раз последней каплей.

– Возможно, это сделал вовсе не Харолд Макафи, – сказал Рейли смущенно, – а кто-нибудь другой.

Он сказал так вовсе не потому, что не поверил Хемишу, или потому что увидел смущение мальчика, когда беседа приняла неприятный для того оборот. Нет, он сказал так потому, что и Харолд Макафи и его ружье были проблемой Рейли и никого другого, по крайней мере пока он не придумает наилучший способ, как поступить с этим забулдыгой.

Потирая подбородок, Рейли смотрел на Бренну, которая, как он заметил, старалась не встречаться с ним взглядом. Его выбритая кожа под пальцами казалась ему на удивление гладкой. Сегодня утром он впервые побрился после этого инцидента и оделся в свои лучшие «одежды», как именовал их Шелли, сказав себе, что наконец-то может показаться людям и Бренне в цивилизованном виде.

Только теперь он вовсе не был уверен в том, что ему хотелось встречи с людьми. Он хотел видеть только Бренну и быть только с ней, но похоже было, что она чуждалась его общества.

Рейли настолько погрузился в свои размышления, что сначала даже не услышал голоса Бренны, разговаривавшей с кем-то у двери.

– В чем дело, Мейв? – спрашивала Бренна. – Что-нибудь неладно?

Девушка из таверны стояла у двери с глазами, покрасневшими и опухшими от слез. Она тяжело дышала, будто пробежала всю дорогу от таверны до коттеджа.

– О, мисс… – бормотала она.

Потом она разрыдалась так бурно, что невозможно было понять ни одного ее слова. Бренна поставила чайник, подошла к девушке и обняла ее трясущиеся от рыданий плечи.

– В чем дело, Мейв? – спрашивала она. – Скажи мне, в чем дело?

Мейв, бросив свирепый взгляд на лорда Гленденинга, наконец выговорила:

– Это Флора, мисс… Она слегла с этим…

– Слегла – с чем? – спросил Рейли, но, похоже, никто не услышал его вопроса.

Лорд Гленденинг на другом конце комнаты поднялся с места. Как всегда, его стул упал, загрохотав, но, кажется, он не заметил этого.

Он смотрел во все глаза на трясущуюся девушку из таверны.

– О, вы же знаете с чем! – выкрикнула Мейв, закрывая лицо руками. – Вы знаете! Это опять холера, мисс. Моя жизнь тоже под угрозой. Это опять холера!

Глава 27

Остров был окутан ранним утренним туманом, что делало невозможным видеть что-либо на расстоянии более нескольких футов.

Замок Гленденинг, возвышавшийся высоко на утесе, вообще оставался невидимым. С того места, где стоял Рейли, он не мог разглядеть даже «Истерзанного зайца», хотя знал, что те, кто там бодрствовал, жгли лампы, чтобы можно было видеть подступы к таверне.

Несмотря на ранний час, рыбаки уже спускали на воду лодки. За ними и их сетями следовали полчища чаек, но некоторые оставались на привычном месте и время от времени в надежде на поживу почти отвесно бросались вниз и кружили над головами Рейли и его друзей, ожидавших парома.

Наконец Пирсон заметил отрывисто:

– Он запаздывает.

Холодно не было, но Шелли била дрожь.

– Безмозглый чертов пропойца, – все, что он соизволил произнести.

Рейли, стоявший рядом с друзьями, прислушивался, стараясь различить неблагозвучный свист Стабена, не менявший никогда ни громкости, ни тональности и столь же невыразительный и тусклый, как этот день.

– Мне это не нравится, – объявил Пирсон.

– Он никогда не опаздывает более чем на полчаса, – успокоил Рейли, – а полчаса значения не имеют. Вам хватит времени, чтобы попасть на почтовую карету.

– Да не в этом дело, – раздраженно ответил Пирсон. – Дело в тебе. Ты должен отправиться с нами.

– О! – Рейли досадливо поднял брови. – Вы же оба знаете, что я не могу этого сделать.

– Старый осел, – сказал Пирсон с чувством, – у тебя нет на это никаких моральных обязательств. Бери девушку и поехали с нами. Оставаться в этом проклятом Богом месте – просто самоубийство.

– Она не поедет, – ответил Рейли.

– В таком случае следует связать ее, а рот заткнуть кляпом, – посоветовал Пирсон. – Посади ее в мешок, если она будет сопротивляться, как дикая кошка. Но только беги отсюда, бегите вы оба, ты и она.

Рейли не мог удержаться от улыбки. Он любил их обоих – и Чарлза Пирсона, и Сент-Джона Шелли. Но его привязанность к ним не делала его слепцом, невосприимчивым к их недостаткам, например, к тому, что они оба были по-младенчески эгоистичны и любили сплетничать, как школьницы.

– Кстати, вы уверены, что ничего не говорили Бренне о моем происхождении? О том, что я маркиз Стиллуорт?

– Отвечаю в последний раз, – проскрежетал раздраженный Пирсон, – нет!

– Но дело в том, что она чем-то чертовски обеспокоена, – пробормотал Рейли, – и если не этим, то я уж не знаю, что и думать.

– Может быть, ее беспокоит то, что тут гуляет холера, – небрежно бросил Шелли. – Некоторых людей это нервирует.

– Она стала такой еще до появления первых больных, – задумчиво проговорил Рейли, – с того самого дня, как меня подстрелили.

– Может быть, она поняла, какой ты трудный пациент, и больше не хочет иметь с тобой ничего общего? – предположил Шелли. – Я бы не стал упрекать ее за это. Никогда в своей жизни я не слышал столько жалоб…

– То, что ты все ходишь вокруг да около, – большая ошибка, Стиллуорт, – раздраженно перебил Пирсон. – Ты должен сказать ей о своем дворянском происхождении. Это произведет на нее впечатление.

– Только не на нее, – с чувством возразил Рейли.

– Чепуха! – Пирсон вытащил часы и сморщился, пытаясь разглядеть циферблат в сером утреннем свете. – Мы все считали, что мисс Кинг, то есть леди Этелридж, больше интересовалась твоим характером, чем наличностью, и подумай, как мы заблуждались! Ведь даже твоя мисс Доннегал сказала…

Голос Пирсона пресекся, и он умолк.

Брови Рейли поползли вверх, он нетерпеливо ждал продолжения:

– Так что сказала моя мисс Доннегал?

Пирсон щелкнул крышкой карманных часов, закрывая их, и снова спрятал в карман жилета.

– О, – ответил он невразумительно, – да ничего она не говорила.

Но губы его под усами были решительно сжаты.

– Что сказала мисс Доннегал, Чарлз? – возвысил голос Рейли.

Шелли вмешался и затараторил:

– О. ты хочешь узнать, что она сказала, когда мы говорили о мисс Кинг?

– Говорили о мисс Кинг? – загремел Рейли. – С Бренной? Когда это было?

Шелли дернулся, оттого что Пирсон ткнул его кулаком под ребра.

– О, – сказал он, массируя то место, куда его ткнул друг, – что с тобой, Чес? Рейли, уверяю тебя, все было вполне невинно. Это произошло, когда ты еще спал под действием опиума. Мы говорили, Чес и я, о том, как ты принял наше известие, ну, об Этелридже и обо всем остальном, когда она… вошла.

Пирсон с болезненным и смущенным выражением на лице продолжил:

– Мы не знали, что она уже проснулась, не говоря уже о том, что не подозревали, что она в комнате.

Рейли переводил взгляд с одного друга на другого.

– И тогда?..

– И тогда она спросила, не идет ли речь о мисс Кристине Кинг, – сказал Шелли, – и мы ответили «да», и твоя мисс Доннегал сказала, что выйти замуж за виконта, наверное, лучше, чем за простого врача, и мы согласились. Но не стали объяснять ей, что маркиз лучше, чем любой из вышеупомянутых виконта и доктора, а мы вполне могли это сделать.

Пирсон вздохнул.

– Рейли, – сказал он, – откровенно говоря, это…

– Нет, – перебил его Рейли, – дайте подумать…

Он размышлял. Итак, Бренна узнала, что Кристина вышла замуж за другого. Неужели это могло стать причиной ее охлаждения? Неужели это могло вызвать желание отдалиться от него? Но почему? Какое, в сущности, дело Бренне Доннегал до того, что Кристина Кинг вышла замуж за виконта Этелриджа?

– Послушай, Чес, – воскликнул Шелли, будто только сейчас что-то пришло ему на ум, – ты не думаешь, что это может иметь отношение к тому, что я сказал ей, что мы приехали за стариной Рейли?

– Вы сказали ей, что приехали за мной? – завопил Рейли. – Вы ей это сказали? Вы рассказали ей, почему вы приехали на остров Скай? Чтобы увезти меня домой?

– Ну да, конечно, – ответил Шелли, удивленный вопросом. – Но она и сама могла сообразить это. Достаточно было сложить два и два. Мисс Кинг была причиной того, что ты оказался здесь. Теперь мисс Кинг замужем. Какой же смысл тебе здесь оставаться?

У Рейли возникло ощущение, что земля уходит у него из-под ног.

– Вы сказали ей, что приехали забрать меня, – произнес он, стараясь не повышать голоса и говорить спокойно. – Но вы, случайно, не упомянули, что я отказался уехать с вами? Что я отверг ваше любезное предложение?

От него не укрылся смущенный и виноватый взгляд, которым обменялись его друзья, его бывшие друзья.

– Но это же очевидно, старина, что ты отказался, – сказал Шелли с нервным смешком. – Ты провожаешь нас, а не едешь с нами. Разве не ясно? Я хочу сказать, что теперь-то она это поняла.

– Она и понятия не имеет об этом, – заявил Рейли все тем же обманчиво спокойным тоном. – Она понятия не имеет о том, что я сказал…

– Да ее это ничуть не обеспокоило, Рейли, – продолжал настаивать Шелли. – Она даже пошутила на этот счет. Помнишь, Чес? Сказала что-то о виконте, который оттеснил доктора…

Пирсон вмешался и сказал серьезно:

– Ради всего святого, Стэнтон! Ты просил нас держать твой титул в секрете. Мы и молчали. Ты не можешь…

Теперь свист Стабена стал уже хорошо слышен, и Рейли сухо проронил:

– Ну вот он наконец. Если не возражаете, я больше здесь не останусь с вами, ребята. Мне надо кое-что прояснить.

– Да ну же, Рейли, – начал Пирсон.

Но Рейли оборвал его.

– Вы могли бы сделать мне одолжение, если бы остались и помогли нам, – сказал он.

Шелли тотчас же непринужденно возразил:

– Нет, благодарю тебя. Я предпочитаю, чтобы ты злился на меня до конца моих дней, чем сократить мои дни, заразившись холерой.

Рейли холодно взирал на них обоих.

– Возможно, вы оба вспомните кое-что из того, о чем мы говаривали в медицинской школе, – сказал он. – Кажется, это называется клятвой Гиппократа…

– Не заводи разговора об этой дурацкой клятве! – не на шутку рассердился Пирсон. – Оставаться здесь – безумие. Все эти люди так или иначе обречены. И не важно, останешься ли ты здесь или нет. Бери девушку и уезжай.

Рейли положил руку на плечо друга.

– Не могу этого сделать, приятель, – сказал он. – Я нужен здесь. Желаю вам приятного путешествия, и не забудьте о моих поручениях. Нам здесь требуется много всего.

Пирсон рассеянно похлопывал себя по карману жилета. Он вглядывался в туман в надежде увидеть приближающуюся лодку, которая должна была вернуть их с Шелли в обычный мир из этого ада, где они случайно оказались.

– Это несерьезно, – сказал он.

Брови Рейли снова изумленно взметнулись.

– Для нас это была блажь, – пояснил Пирсон. – Твоя медицинская лицензия – другое дело. Для тебя это что-то значит. Ты беспокоишься об этих людях. Думаю, искренне беспокоишься. Верно?

На лице Рейли появилась мрачная усмешка.

– Думаю, ты прав.

– Если вы оба останетесь в живых, пригласите нас на свадьбу, а? Мы придем.

Рейли улыбнулся и оставил их стоять на пирсе в ожидании Стабена, лодка которого уже была видна в тумане. У него было много дел.

Сначала нужно было заглянуть в «Истерзанного зайца» и посмотреть, возможно ли исправить то, что натворили его друзья.

Однако легче было сказать это, чем сделать: Бренна не желала обсуждать ничего, кроме состояния своей пациентки.

– Она пережила ночь, – сообщила ему Бренна, устало выйдя за порог крохотной, размером со стенной шкаф, чисто выбеленной комнатки Флоры. – При ее болезни это кое-что.

Рейли смотрел на лежащую в постели девушку, с осунувшимся после двадцати четырех часов лихорадки лицом.

Это была совсем не та Флора, способная за несколько минут до того, как произвела на свет младенца, листать дамские журналы и болтать о парижских модах. Эта Флора лежала, ко всему безучастная, ее золотые кудри разметались по подушке, лицо было бледным как полотно. В комнате явственно чувствовался специфический запах, и Рейли только сейчас понял, что он означает. Это был запах холеры. Это был запах смерти.

Рядом с постелью Флоры стояла скамья с кувшинами, полными жидкости. Холера вызывает у своих жертв неутолимую жажду. Среди коллег Рейли не существовало единого мнения о том, какую жидкость лучше давать больным холерой. Сам Рейли иногда в шутку говорил, что им лучше всего давать тот напиток, который они предпочитают, потому что скорее всего они будут пить его последний раз в жизни.

Теперь эта шутка не казалась ему такой уж забавной.

Бренна следовала советам отца, который в этих случаях давал пациентам воду с некоторым добавлением опиума, а если опия не хватало, пользовался элем миссис Мерфи. Насколько успел узнать Рейли, пациенты доктора Доннегала выздоравливали примерно в два раза быстрее и в живых их оставалось в два раза больше, чем в соседних деревнях. Поэтому он предположил, что отец Бренны Доннегал набрел на что-то стоящее. Во всяком случае, Бренна вливала в рот Флоры именно воду с опием в течение всей ночи, и девушка пока еще не умерла.

Но Рейли подумал, что этого не стоило говорить человеку, развалившемуся на стуле в нескольких футах от постели.

Лорд Гленденинг терпеливо дожидался выздоровления или смерти Флоры и намерен был оставаться у ее постели и дальше. Это было трогательной, хоть и несколько запоздалой данью уважения к матери его четырех дочерей.