Текст книги "Рубиновая комната"

Сведения, полученные от доктора Мортона, настолько взволновали Викторию, что девушка решила пойти домой пешком. Ей срочно нужно было привести в порядок свои мысли. И по пути она действительно приняла решение.

– Хопкинс, мне так много нужно вам рассказать! – импульсивно воскликнула Виктория. – У вас найдется время для разговора?

– Конечно, мисс Виктория. Вы предпочитаете для этой цели кухню или библиотеку?

– Только кухню. Я достаточно намерзлась за сегодняшний день.

Виктория сняла шляпу, вымыла руки и причесалась. Когда она вошла в кухню, Хопкинс уже сменил нарукавники и передник на серый пиджак. Как обычно, он подставил ей стул и только после этого сел сам.

На буфете стояло серебро, которое он чистил. Жалкие остатки былой роскоши. Пахло мастикой и свежей выпечкой. Только теперь, в тепле, исходившем от печи, Виктория заметила, насколько сильно промерзла.

«Как приятно снова быть дома…»

Она улыбнулась Хопкинсу. На миг в его глазах промелькнула приязнь, а затем выражение лица снова стало вежливо-сдержанным.

– Ах, Хопкинс, я даже не знаю, с чего начать, – вздохнула Виктория. – Голова идет кругом.

– Что ж, из вашей краткой беседы с бабушкой сегодня утром я заключил, что во время бала между вами и сэром Френсисом произошла некая ссора. Возможно, это может послужить отправной точкой?

– Вы правы. – Виктория рассказала ему о ссоре, о приступе удушья и о том, как позднее, в парке, она подслушала разговор сэра Френсиса и маркиза. После этого она поведала Хопкинсу о разговоре с комиссаром в доме ее дедушки и о том, что вскоре после того узнала, что женщина, с которой она встретилась в приемной сэра Френсиса, тоже была убита. Хопкинс сосредоточенно слушал ее, чуть прикрыв глаза. – Доктор Мортон не поверил мне, но я совершенно уверена, что та женщина и умершая – одно лицо, – заключила Виктория.

– Ваш отец не слишком уважал доктора Мортона. Он полагал, что тот всегда мыслит шаблонами. – Хопкинс пренебрежительно махнул рукой. – Кстати, я не сомневаюсь в том, что вы узнали ту женщину.

– Правда?

– У вас еще в детстве была очень хорошая визуальная память. Я хорошо помню, как вы, например, однажды описывали мне фигуры кукольного театра, куда ходили со своей няней. Через несколько дней я увидел плакат того представления на стене дома. Все было в точности так, как вы мне рассказывали. Кроме того, вы частенько описывали мне людей и места, которые фотографировали. Стоит мне потом увидеть фотоснимок, как я узнаю все детали. Полагаю, вы сделали вывод, что сэр Френсис и неизвестная женщина стали жертвой одного и того же убийцы?

– Да, случайно их обоих убить не могли, к тому же с промежутком всего в несколько часов, – кивнула Виктория. Она была очень рада, что Хопкинс поверил ей и придерживается ее точки зрения. Так было легче говорить о том, что тревожило ее больше всего.

– Ах, Хопкинс, я вам так и не рассказала, что я пыталась расследовать пожар в квартире рядом с Холланд-парком, – призналась Виктория. И, собравшись с духом, сообщила дворецкому о том, что узнала от сержанта Синклера. – Я знаю, Хопкинс, вы уверены в том, что мой отец никогда не хотел мне навредить. И тоже хочу верить в это. Но не могу. Я постоянно спрашиваю себя, был ли мой отец тем человеком, которым я его считала, или я ужасно ошибалась в нем. Я просто обязана выяснить правду о нем и пожаре. Возможно, эта неизвестная женщина была той самой, которая увела мою спасительницу, или знала еще что-то о пожаре и сообщила об этом сэру Френсису. Я должна выяснить, кем она была и кто убил ее и сэра Френсиса. Возможно, эти убийства как-то связаны с тайной моего отца. – Виктория на миг умолкла, а затем продолжила: – Хопкинс, я знаю, что это звучит безумно, но я решила искать убийцу, и я найду его.

Виктория умолкла. Казалось, ее слова эхом отозвались в тихой кухне. Из-за воображаемого эффекта план показался девушке совершенно абсурдным. Что думал дворецкий, узнать было невозможно. Лицо его снова стало совершенно непроницаемым.

«Вероятно, Хопкинс просто слишком вежлив, чтобы дать мне понять, что считает меня ненормальной», – встревожилась она.

Напольные часы в библиотеке пробили восемь. Капли из крана на кухне падали в такт ударам.

– Что ж, я считаю это прекрасной идеей, – нарушил тишину Хопкинс. – Я и сам уже наводил справки относительно убийства сэра Френсиса.

– Что вы хотите этим сказать? – растерялась Виктория.

Хопкинс положил руки на кухонный стол.

– После того как вы со своей бабушкой, леди Гленмораг, вышли из квартиры, я отправился на улицу, послушал, что говорят, и узнал, что исследованием руководит инспектор Эрмитейдж. Мы оба знаем, что ваш отец был о нем невысокого мнения, и я тоже полагаю, что он с этим делом не справится. Поэтому я счел целесообразным навестить доктора Эша, который проводил вскрытие тела сэра Френсиса. От него я узнал, что сэр Френсис был убит пятью выстрелами.

– Да, я тоже слышала, – кивнула Виктория.

На губах Хопкинса мелькнуло что-то вроде улыбки.

– Но самое интересное то, что три из этих пяти выстрелов угодили в грудь сэра Френсиса и были уже смертельны. Убийца выстрелил еще дважды в лицо сэра Френсиса, из-за чего его разнесло в клочья. Доктор Эш показывал мне фотографии. Неприятное зрелище. – Хопкинс откашлялся.

– Убийца уничтожил лицо сэра Френсиса, чтобы никто не узнал, что это он? – задумчиво произнесла Виктория.

– Совершенно верно. Значит, вы еще помните статью, которую написал ваш отец по психологическим мотивам убийства.

– Что говорило бы в пользу личного, а не политического мотива убийства…

– Кроме того, я не знаю ни одного убийства, при котором анархисты или сторонники Ирландского республиканского братства обошлись бы таким образом с одной из жертв.

Виктории потребовалось мгновение, чтобы осознать, о чем он говорит.

– Хопкинс, я вас правильно понимаю? Вы предлагаете мне свою поддержку? – спросила она.

– Для меня это было бы честью, мисс Виктория, – поклонился Хопкинс.

– Вы даже не представляете себе, насколько я вам благодарна, – просияла Виктория. Только сейчас она осознала, каким пугающим представлялся ей собственный план.

– Вы же знаете, что для меня значит работа над редакцией и выпуском книги вашего отца. Однако в последние годы я иногда начинал жалеть о том, что не могу заняться преступлениями с более практической точки зрения, – на лице Хопкинса появилось мечтательное выражение, а глаза засверкали. – Ах, откровенно говоря, я чувствую себя подобно старой гончей, которая наконец-то снова учуяла след. – Он умолк, затем откашлялся, словно вдруг осознал, что зашел слишком далеко. – Как бы там ни было… Я полагаю, что к расследованию убийства нам следует подойти со стороны неизвестной женщины. Что вы думаете насчет того, чтобы выпить за наше решение начать собственное расследование? – Хопкинс примирительно взглянул на нее. – В кладовой еще осталось несколько бутылок великолепного красного вина, принадлежавших вашему отцу. Я уверен, что он более чем одобрил бы повод, по которому мы открыли одну из них.

– Я тоже так считаю, – улыбнулась Виктория. В этот миг, несмотря на все сомнения, она чувствовала близость к отцу.

– Полагаю, красное вино отлично подойдет к паштету из ягнятины, который я приготовил сегодня. – Хопкинс снял с кухонного шкафа накрахмаленное льняное покрывало. – Мне повезло, удалось приобрести мясо недорого. Не хочу хвастаться, но замечу, что паштет очень удался. Рецепт мог бы выйти в моей колонке.

– Полагаю, мистер Паркер будет этому очень рад. Кстати, о газетах…

Виктория вскочила и бросилась в свою комнату, где лежал пробный выпуск «Спектейтора». Вернувшись в кухню, она показала Хопкинсу фотографию, на которой была изображена она, присевшая в книксене перед королевской четой. Взяв газету у нее из рук, Хопкинс принялся пристально изучать снимок.

– Вы выглядите просто чудесно, мисс Виктория, – заявил он. Ей показалось или голос его действительно прозвучал несколько сдавленно? – Миссис Доджсон, полагаю, будет вне себя от радости, когда увидит фотографию.

– Да, я тоже так думаю, – с улыбкой отозвалась Виктория. – Так она, по крайней мере, будет знать, что ее усилия по обучению меня этому проклятому книксену не пропали втуне.

Теперь Хопкинс принялся накрывать на стол, как всегда, с любовью. Украшением стола в этот вечер был небольшой букет гиацинтов. Свет керосиновой лампы отражался в отполированных хрустальных бокалах. Хопкинс повязал льняную салфетку вокруг горлышка бутылки, которую принес из кладовой, однако потом снова поставил ее на буфет.

– Простите, мисс Виктория, совершенно забыл сказать вам, что сегодня днем вас спрашивала леди Хогарт и, кроме того, оставила для вас письмо, – произнес он, протягивая ей серебряный поднос.

Рядом с ножом для писем лежал конверт из тяжелой бумаги. Крупным размашистым почерком на нем было выведено: «Мисс Виктории Бредон». Сердце Виктории забилось быстрее. Почерк показался ей знакомым, она узнала фамилию и герб Рэндольфа. Неужели он написал, чтобы сообщить ей, что после устроенного ею публичного скандала с сэром Френсисом и ее допроса офицерами Скотленд-Ярда он не хочет больше иметь с ней ничего общего? Поспешно разрезав конверт, она вынула из него сложенный лист бумаги.

«Милая Виктория, – прочла она, – был очень рад снова встретиться с вами вчера на балу. Не согласитесь ли вы доставить мне радость покататься со мной в Гайд-парке в ближайшее время? Прошу, скажите “да” и не заставляйте меня ждать слишком долго. Искренне ваш Рэндольф».

«Рэндольф хочет со мной встретиться», – подумала Виктория.

Если неженатый мужчина приглашал на конную прогулку в Гайд-парке незамужнюю девушку, это прямо не означало, что он официально ухаживает, однако в глазах общества свидетельствовало о непосредственном интересе к ней. О подобных прогулках целыми днями сплетничали в салонах аристократии и высших слоев общества.

– Мисс Виктория… – Хопкинс протянул ей наполненный бокал вина. Казалось, он не заметил, как сильно она покраснела. – За наше совместное расследование.

Виктория склонила голову над бокалом. В свете лампы вино казалось темно-красным, почти фиолетовым, а его аромат был головокружительным.

– Да, за наше расследование, – отозвалась она.

«А еще за письмо Рэндольфа, и нашу прогулку, и за то, во что это, возможно, выльется», – девушка решила позволить себе немного помечтать.

«Какой чудесный день!» – позднее вечером Виктория сидела перед туалетным столиком и расчесывала волосы. В свете керосиновой лампы они отливали темно-рыжим.

После ужина они с Хопкинсом размышляли, как лучше всего действовать дальше. Хопкинс раздобыл карту Лондона и расписание приливов и отливов Темзы, а затем на основании сложных расчетов, которые Виктория не совсем поняла, пришел к выводу, что убийца сбросил тело в Темзу где-то между Беттерси и Саут-Бэнк. Поэтому они приняли решение зайти в полицейские участки указанных районов и выяснить, не подавал ли кто-нибудь заявлений о пропаже.

Взгляд Виктории переместился на письмо Рэндольфа, лежавшее на комоде, она осторожно коснулась его рукой. Да, девушка знала, что склонна слишком многого ждать от приглашения прокатиться, но тем не менее ей хотелось помечтать.

«Мое платье для верховой езды!» – вдруг вспомнила она. Вскочив, Виктория подбежала к шкафу. Она любила ездить верхом, но предпочитала делать это в брюках, поскольку полагала, что в дамском седле неудобно и непрактично. В последний раз она надевала платье для верховой езды года два тому назад. Поспешно сняв его с вешалки, девушка сбросила ночную сорочку и халат и надела его. Оно было очень узким, рукава и подол юбки – короткими. Оставалось надеяться, что миссис Доджсон сумет что-нибудь сделать с этим.

Однако когда Виктория попыталась застегнуть на спине пуговицы, шов и ткань под мышкой порвались. Негромко выругавшись себе под нос, девушка снова надела ночную рубашку и легла в постель. Слушая, как возится на кухне Хопкинс, она закрыла глаза и вскоре провалилась в сон. В ту ночь кошмары ей не снились.

Глава 11

Когда на следующее утро Виктория вошла в кухню, миссис Доджсон как раз собиралась выпить чашку чаю. Это был ее перерыв. На столе уже стоял поджаренный хлеб. Хопкинс налил чаю и Виктории, а затем направился к плите и принялся жарить яичницу.

– Мне кажется очень волнующим, что вы с мистером Хопкинсом решили найти убийцу сэра Френсиса и этой леди из Темзы. – Миссис Доджсон бесшумно поставила чайную чашку. – Мистер Хопкинс сообщил мне, что Скотленд-Ярд подозревает в убийстве сэра Френсиса суфражисток. Не то чтобы я не думала, что миссис Панкхёрст способна на подобный поступок. Но даже она заслуживает более компетентного расследования.

В то утро Виктория чувствовала себя еще слишком сонной и голодной, чтобы спорить с миссис Доджсон об Эммелин Панкхёрст и правах женщин.

– Миссис Доджсон, вчера вечером я впервые за долгое время примерила свое платье для верховой езды и порвала его. Кроме того, оно мне коротко, – сказала она. – Может быть, вы могли бы его подлатать и перешить?

– О, вы планируете верховую прогулку? – заинтересовалась миссис Доджсон.

– Да, с леди Хогарт, – солгала Виктория, чтобы не дать служанке забросать ее вопросами о Рэндольфе.

– Платье лежит в вашей комнате?

Виктория кивнула.

– Да, на стуле.

– Сейчас посмотрю, – миссис Доджсон поднялась и вышла из кухни.

– Я подумал, что вы ничего не будете иметь против того, если я сообщу миссис Доджсон о нашем расследовании. – Хопкинс поставил перед Викторией нагретую тарелку с яичницей. – Ведь в некотором роде миссис Доджсон…

– …часть семьи. Кроме того, рано или поздно она все равно узнала бы, – улыбнулась Виктория. – В газетах ничего нового об убийстве сэра Френсиса не писали?

На буфете лежало несколько недавно проглаженных экземпляров утренних выпусков. Все передовицы были посвящены убийству.

– Нет. – Хопкинс тоже присел и налил себе чаю. – Скотленд-Ярд, как и прежде, предполагает, что убийство имело политическую подоплеку. О том, что сэру Френсису выстрелили в лицо, в полицейском отчете упоминается, однако только в качестве еще одного доказательства того, что сэра Френсиса буквально казнили. Указания на личные мотивы инспектор Эрмитейдж в этом не усматривает, – и Хопкинс неодобрительно приподнял бровь.

– Ничего иного и ожидать не стоило.

В кухню вернулась миссис Доджсон и прервала их беседу.

– Мне очень жаль, мисс Виктория, однако ваше платье для верховой езды уже не спасти, – сообщила она. – Кайма недостаточно широка, чтобы его можно было удлинить. А на разрыв под мышкой мне пришлось бы нашить кусок ткани, что выглядело бы просто отвратительно.

«Вот и конец моей мечте поехать покататься с Рэндольфом, – расстроилась Виктория. – Новое платье для верховой езды я не могу себе позволить…»

– Кстати, фотография в «Спектейторе» действительно восхитительна, – просияла миссис Доджсон. – Как я и говорила вечером перед балом, ваш отец вами очень гордился бы. Что же до пожара в квартире рядом с Холланд-парком… Я разбираюсь в мужчинах, мисс Виктория. Ваш отец был джентльменом до мозга костей. Как и Хопкинс, я твердо уверена, что он никогда не сделал бы ничего бесчестного.

Ах, как бы ей хотелось на это надеяться…

Внезапно Виктория почувствовала, что у нее пропал аппетит. Положив нож и вилку на тарелку, она взглянула на Хопкинса.

– Я закончила завтракать. Как по мне, мы можем отправляться в путь.

– Прекрасно, мисс Виктория. – В его глазах блеснуло предвкушение.

Конка остановилась на Акр-лейн в Брикстоне. Хопкинс поднялся с деревянного сиденья, провел рукой по пальто, словно намереваясь стряхнуть грязь, – чисто инстинктивный жест. Несмотря на то что их расследование в районах Беттерси, Найн Элмс и Воксхолл результатов не дало, Виктория едва сдержалась, чтобы не улыбнуться. Хопкинс действительно относился к общественному транспорту с нескрываемым презрением, однако расстояния между районами города были слишком велики, чтобы их можно было пройти пешком, а в бюджете не осталось денег на извозчика.

– Полицейский участок находится сразу за углом, – произнес Хопкинс, сверившись с картой.

Виктория обвела взглядом улицу. На железнодорожном виадуке большими буквами была выведена реклама «Брикстониан», местной дневной газеты. Вплоть до середины XIX века Брикстон был деревней, однако от прежнего пригорода почти ничего не осталось. Многие георгианские дома лишились своих палисадников – за их счет расширили улицу. На первых этажах зданий почти везде расположились магазины и пабы.

Едва они свернули за ближайший угол, оставив позади оживленную улицу, как над дверью двухэтажного здания из песчаника увидели синий фонарь с белой надписью: «Полицейский участок».

В участке был такой же деревянный барьер, отделявший письменные столы полицейских от посетителей, как и в Кенсингтоне. Когда Виктория и Хопкинс подошли ближе, полный полисмен поднял взгляд от печатной машинки. Рот его искривился в удивленной гримасе.

– Мистер Хопкинс, что же привело вас с северного берега Темзы на юг? – спросил он.

– Сержант Мэннингс, я полагал, вы несете службу в Ист-Энде, – Хопкинс пожал ему руку. – Мы с мисс Бредон разыскиваем женщину, которая недавно пропала, однако, по новейшей информации, жила в Брикстоне. Ее семья поручила нам провести расследование. Это в некотором роде весьма деликатное дело… – поведал он выдуманную ими историю.

Виктория снова развеселилась, отметив, что в приглушенном тоне голоса Хопкинса слышатся самые страшные семейные скандалы – от безумия и измены до двоеженства. В нем действительно умер великий актер. Он рассказывал эту историю и в тех участках, где они бывали прежде, в надежде, что комиссар и инспектор Эрмитейдж не узнают, что они занимаются собственным расследованием.

– …примерно лет шестидесяти, неприметная внешность, невысокого роста, на правой щеке родинка, – закончил описание Хопкинс.

– М-да, вероятно, вам придется сообщить родственникам плохую новость, – почесал подбородок сержант Мэннингс. – Потому что женщину, подходящую под ваше описание, вчера выловили из Темзы мертвой.

Это они и так знали.

– А что, о пропаже той женщины никто не заявлял? – Виктория не смогла сдержать нетерпение.

Хопкинс мягко коснулся ее руки, напоминая об осторожности.

– Конечно, было бы очень грустно, если бы та женщина, которую мы разыскиваем, оказалась этой умершей, – он вздохнул. – Однако если бы мы могли узнать, где она провела последние несколько недель, возможно, это стало бы утешением для семьи.

Виктория уже начинала опасаться, что они с Хопкинсом зря приехали и в участок в Брикстоне, однако, к огромному облегчению девушки, сержант кивнул и произнес:

– О пропаже той женщины, которую выловили из Темзы, сегодня утром заявила ее квартирная хозяйка, некая миссис Грант. Я показал миссис Грант фотографию тела, и она опознала ее. Квартирная хозяйка знала умершую под именем миссис Оливер. Сейчас найду вам ее адрес.

– А почему миссис Грант не обратилась в полицию еще вчера? – полюбопытствовала Виктория. – Ведь ее квартирантка не явилась домой еще прошлой ночью – респектабельная леди не могла себе этого позволить без ущерба для репутации.

– Миссис Грант ездила на несколько дней в гости к дочери в Брайтон и вернулась только вчера вечером. Она думала, что ее квартирантка просто вышла по своим делам. И она заметила ее отсутствие только сегодня утром, когда хотела принести ей завтрак, – сержант Мэннингс подошел к письменному столу и полистал папку. – Нехорошее это дело, ну, насчет сэра Френсиса, – произнес он, обращаясь к Хопкинсу. – Я бы не удивился, если бы он оказался на совести у суфражисток. Жуткие бабы. До сих пор эта страна прекрасно обходилась без избирательного права для женщин. Только подумать, однажды они еще будут сидеть в парламенте или, чего доброго, женщина станет премьер-министром…

– Но ведь на протяжении шестидесяти лет Великобританией правила женщина, – вырвалось у Виктории. – Вы что же, забыли о королеве Виктории?

Сержант перевел на нее непонимающий взгляд.

– Ну, – пожал он плечами, – королева – это все же другое…

– Вы хотели дать нам адрес, – Хопкинс успел помешать Виктории сделать саркастичное замечание.

– Ах да, конечно. Миссис Грант живет на Миллбрук-роуд, номер двадцать два.

– Бабушка Гермиона сказала бы то же самое, что и этот сержант, – взволнованно сказала Виктория, когда они вышли из полицейского участка. – Вы можете назвать мне разумную причину того, Хопкинс, почему многие люди в этой стране считают королеву Викторию хорошим регентом, но выступают против избирательного права для женщин?

– Не считая того, что вашей бабушке вряд ли понравилось бы, что ее упоминают рядом с каким-то сержантом, люди зачастую мыслят просто нелогично, – Хопкинс снова вынул из кармана пальто карту города и развернул ее. – Вот Миллбрук-роуд, – он указал на улицу на юге Брикстона. – Туда мы сможем дойти пешком, – и он вздохнул с облегчением.

Миллбрук-роуд находилась настолько далеко от делового центра Брикстона, что палисадники еще не успели пасть жертвой оживленного движения.

«Можно будет как-нибудь сделать серию фотоснимков, чтобы задокументировать изменения в различных районах города», – размышляла Виктория, идя вместе с Хопкинсом по тихой мощеной улочке. В садиках росли гортензии, клематис и розы, на которых уже появились первые почки. Узкие двухэтажные дома рядовой застройки конца XVIII века были выложены из медово-желтого камня, и почти у всех них были большие скругленные ланцетовидные окна – что-то вроде эркера.

Дом, который они искали, оказался в конце улицы. К солнцу тянулись желтые нарциссы, росшие рядом с голым кустом сирени. Хопкинс открыл калитку. Они с Викторией поднялись по ступенькам к двери, где дворецкий воспользовался латунным дверным молоточком. Ответом была тишина. Хопкинс постучал еще раз, сильнее – реакции снова не последовало.

Виктория уже стала опасаться, что миссис Грант нет дома, когда услышала за дверью робкие шаги, и дверь слегка приоткрылась. Над цепочкой показалось бледное лицо пожилой женщины.

– Что вам угодно? – испуганно поинтересовалась она.

– Моя фамилия Бредон. Я дочь судмедэксперта доктора Бернарда Бредона, – представилась Виктория. – Возможно, вы слышали о моем отце. Это Хопкинс, мой дворецкий, – она указала на Хопкинса, который снял шляпу и поклонился миссис Грант.

– Мадам…

– Мы опасаемся, что убийство вашей квартирантки, миссис Оливер, связано с другим убийством, которое мы хотим раскрыть. Поэтому мы были бы вам очень благодарны, если бы вы согласились ответить на несколько вопросов о миссис Оливер.

– Я уже рассказала полиции все, что знаю о миссис Оливер, – миссис Грант неприветливо покачала головой. – Кроме того, я вас не знаю. Может быть, вы заодно с убийцей! – в ее голосе послышались истеричные нотки. – Я ни в коем случае не стану с вами разговаривать, – и женщина хотела закрыть дверь.

– Мадам, вы выписываете «Спектейтор», не так ли? – к огромному удивлению Виктории вдруг спросил Хопкинс.

– Да, верно, – удивленно отозвалась миссис Грант.

– Если у вас еще остался вчерашний выпуск, вы найдете в нем фотографию мисс Бредон как дебютантки в королевском дворце. Возможно, это развеет ваши сомнения в нашей репутации?

Входная дверь захлопнулась.

– Как вам пришла в голову идея с выпуском «Спектейтора»? – удивленно поинтересовалась Виктория. Хопкинс показал на трубку для газет рядом с дверью, в которой как раз лежал свежий выпуск.

– О, а я и не увидела.

Дверь снова открылась, изнутри сняли цепочку. В руке у миссис Грант был выпуск «Спектейтора». Она переводила взгляд с дебютантки на фото на Викторию.

– Это действительно вы, перед… перед королевской четой, – пролепетала она. – Теперь я вас узнаю. Входите же, прошу!

В глазах Хопкинса сверкнуло нечто похожее на довольную улыбку. «Значит, от этого проклятого бала есть какая-то польза», – язвительно подумала Виктория. Кроме того, что она снова встретилась с Рэндольфом…

Миссис Грант провела Викторию и Хопкинса по коридору, выложенному коричневым и синим кафелем, в гостиную, обставленную в мелкобуржуазном стиле. Там она пригласила обоих присесть на диван, а сама опустилась в одно из кресел.

– Миссис Грант, – Хопкинс остался стоять, – я уверен, что с учетом потрясения вам пойдет на пользу крепкий чай. Если позволите, я возьму на себя смелость и воспользуюсь вашей кухней.

– Очень мило с вашей стороны, – апатично отозвалась миссис Грант. – Кухню вы найдете за второй дверью слева по коридору.

Хопкинс поклонился и вышел из комнаты.

Только теперь Виктория заметила, что гостиная располагается за большим ланцетовидным окном. В комнате слабо пахло мастикой, пол был отполирован до блеска. На диване лежало шерстяное одеяло с аппликацией из набивного ситца. Стеклянный колпак защищал стоявший на комоде букет из сухих цветов. Рядом стояла тарелка с портретом королевы Виктории и датой ее шестидесятой годовщины на троне. В камине горел слабый огонь.

– У вас нет служанки, которая помогала бы вам? – мягко поинтересовалась Виктория.

Обычно у женщин среднего класса были служанки, помогавшие им выполнять тяжелую работу по дому, готовить и открывать дверь посетителям.

– Эмили уехала к больной матери, – миссис Грант обмякла. – Поэтому в последнее время миссис Оливер и оставалась в доме одна. Я была у дочери в Брайтоне, – голос ее прервался.

Миссис Грант была полной женщиной под пятьдесят, с пышным бюстом и примечательным двойным подбородком. В обычной ситуации она наверняка была энергичной и активной женщиной. Виктория услышала, как в кухне негромко возится Хопкинс.

– Убить такую женщину, как миссис Оливер… Кто это сделал? – Миссис Грант недоуменно покачала головой. – Когда сегодня утром я хотела принести завтрак ей в комнату – обычно это, конечно же, делает Эмили, – а миссис Оливер не было, и записки от нее я не нашла, то сразу подумала, что с ней что-то случилось. Но я и подумать не могла, что ее убили…

Пока Виктория подбирала слова утешения, Хопкинс вошел в гостиную, держа в руках поднос. Налив чай в коричневую фаянсовую чашку, он добавил молока и сахара, осторожно перемешал все и протянул чашку миссис Грант.

– Большое спасибо. – Миссис Грант отпила чаю. Виктория и Хопкинс не спешили, дожидаясь, пока на ее бледное лицо вернутся краски. – Извините, я все еще совершенно не в себе. Я правильно поняла вас, вы говорили, что убийство миссис Оливер связано с каким-то другим? – Она растерянно переводила взгляд с Хопкинса на Викторию и обратно.

– Да, таково наше предположение. Надеюсь, вы понимаете, что мы не можем сообщить вам подробностей этого другого ужасного дела. – Хопкинс еще раз подлил чаю миссис Грант.

– О, да я и не хочу их знать, – женщина испуганно прикрыла рот полной рукой.

– Давно ли миссис Оливер снимала у вас комнату? – поинтересовался Хопкинс.

– Месяца три. Ее муж недавно скончался. Сама я вот уже пять лет как вдова, а когда моя дочь, Бриджит, вышла замуж в прошлом году, я подумала, что могу пока что сдавать комнату. По крайней мере, пока у нее не появятся дети и она не станет навещать меня вместе с ними. Сейчас она беременна и чувствует себя нехорошо. Поэтому я к ней и поехала. – Миссис Грант откинулась на спинку кресла и принялась эмоционально рассказывать: – Мой супруг был помощником в канцелярии. Поэтому доходы у меня, как вы наверняка понимаете, не слишком высоки. Так что деньги от сдачи комнаты пригодились бы. Кроме того, мне хотелось хоть какого-то общения. С тех пор как Бриджит уехала, мне иногда бывает очень одиноко. Собственная служанка – не тот собеседник, если вы понимаете, о чем я…

– Конечно, – Хопкинс кивнул. – И миссис Оливер оказалась той самой компаньонкой, которой вам не хватало?

– О, она была безупречна, – поспешно ответила миссис Грант. – У меня никогда не было причин жаловаться на нее. Жила очень уединенно. Обычно ела в своей комнате. Полагаю, она все еще скорбела о своем муже.

Виктория сомневалась, что уединенность образа жизни была связана с трауром по супругу. Ей казалось, что правильнее будет предположить, что миссис Оливер не хотела вступать в разговоры, чтобы как можно меньше рассказывать о себе. Ответ миссис Грант на вопрос Хопкинса о том, не знает ли она чего-то еще о жизни своей квартирантки, кроме того, что та была вдовой, подтвердил ее предположение.

– Вообще-то она очень мало рассказывала о себе. – Миссис Грант задумчиво нахмурилась. – Я знаю лишь, что они жили с супругом на севере Англии, когда он скончался, и что она много лет работала в домах высшей аристократии. Когда Эмили убирала у нее в комнате, миссис Оливер всегда была очень придирчива, ей трудно было угодить.

– Неужели? – голос Хопкинса прозвучал так, словно ответ его совершенно не интересует. – А миссис Оливер никогда не говорила, в каких семьях и в какой должности она работала?

– Наверное, камеристкой хозяйки дома или экономкой. Миссис Оливер очень хорошо умела шить. Когда несколько недель тому назад я порвала угол шелковой шали, она была настолько любезна, что залатала его так, что шов был практически не заметен. Она всегда была очень аккуратной и ухоженной и выражалась очень изысканно.

– А она не рассказывала вам, почему приехала в Лондон и снимала здесь комнату? – вмешалась в разговор Виктория.

– Да, она сказала мне, что в ближайшем будущем собирается переехать в Йоркшир, к своей племяннице. Дом, в котором живет ее племянница со своей семьей, требует ремонта. Поэтому миссис Оливер временно приехала в Лондон. Судя по всему, у нее здесь были знакомые, о которых она, однако же, тоже не рассказывала, – опередила миссис Грант дальнейшие расспросы. – Как я уже говорила, она была очень сдержанной. Несколько раз вечером приезжала карета и увозила ее куда-то.

– А вы не помните, когда это было? – поинтересовался Хопкинс.

– Не знаю… – Миссис Грант вздохнула и отпила из чашки. – Подождите… в последний раз за ней приезжали, когда эти ужасные женщины устроили демонстрацию у здания парламента. Я запомнила, потому что на следующий день я спросила у нее, не была ли она в городе и нет ли там беспорядков. А она ответила, что проезжала мимо здания парламента и там все было спокойно.

«Вечером после демонстрации меня вызвал к себе сэр Френсис, – промелькнуло в голове у Виктории. – Теперь я понимаю…» – Они с Хопкинсом переглянулись.

– А миссис Оливер общалась, кроме вас и своих… – Хопкинс ненадолго замялся, – …знакомых с другими людьми?

– Она часто ходила в церковь Сент-Джонс. Была очень набожной. Я сама занимаюсь благотворительностью в общине. Насколько я знаю, она, кроме «добрый день» и «до свидания», ни слова никому там не сказала.