Текст книги "Рубиновая комната"

– Мисс Бредон, вы действительно зашли в гости! – Молодой репортер откинулся на спинку стула и улыбнулся ей.

– Пришла еще раз поблагодарить за фотографию в газете. Она очень обрадовала нашу приходящую прислугу и сослужила хорошую службу Хопкинсу, моему дворецкому. – Виктория улыбнулась ему в ответ.

– Что вы, мне было приятно. Не хотите прогуляться со мной? Я как раз закончил статью, и мне нужно проветриться.

– С удовольствием, – кивнула девушка, радуясь возможности поговорить без свидетелей.

Журналист вынул из печатной машинки лист бумаги и взял со стола еще несколько исписанных страниц.

– Сейчас, только отдам их дежурному редактору.

Когда они вышли из здания, Виктория купила у уличного торговца две бутылки имбирного лимонада, а затем они пошли по солнечной стороне Флит-стрит в сторону Темзы. Музыканты пошли дальше, но время от времени сквозь топот копыт, стук колес и голоса прохожих доносились обрывки их песен.

– Вчера я навестил маркиза Блейкенуэлла, сделав вид, что хочу узнать его мнение по поводу смерти сэра Френсиса, – произнес Джереми Райдер. – «Был подло убит ваш товарищ по партии, строго консервативные взгляды которого вы разделяли, – начал я. – Что вы хотели бы сообщить нашим читателям о нем и нашей стране?» Как и предполагалось, Блейкенуэлл на все лады расхваливал сэра Френсиса, глубоко сожалел о его кончине и полагал, что страна в опасности. Когда же я упомянул, что один мой добрый знакомый видел, как он спорил с Сандерлендом в дворцовом парке, совершенно вышел из себя и вышвырнул меня. А потом пожаловался моему главному редактору. Я уверен, что ему действительно есть что скрывать.

– У вас были неприятности по этому поводу? – встревожилась Виктория.

– Я поклялся ему, что узнал о ссоре из действительно надежного источника, и он мне поверил, – усмехнулся Джереми Райдер. – Мой шеф даже согласился с тем, чтобы в статье, которую я только что завершил, была поставлена под сомнение теория Скотленд-Ярда, согласно которой сэр Френсис был убит радикалами. Судя по всему, Сандерленд был ему не слишком симпатичен. Вполне возможно, что он пытался давить на нашу газету из-за либеральной позиции.

– Когда сэр Френсис пригласил меня к себе в кабинет, я встретилась там с одной женщиной. Ее звали – по крайней мере, она назвалась так – миссис Оливер. Ее убили за несколько часов до убийства сэра Френсиса, – и Виктория поведала Джереми Райдеру о том, что они с Хопкинсом выяснили о загадочной незнакомке. Однако девушка не стала говорить о том, что надеется, что миссис Оливер поможет раскрыть тайну ее отца.

– Вы ведь наверняка сообщили Скотленд-Ярду о том, что эта женщина и сэр Френсис были знакомы?

– Нет, не сообщила, – покачала головой Виктория, пытаясь увернуться от мужчины, затаскивавшего велосипед на тротуар. Они свернули на Бувери-стрит, переходившую в Темпл-авеню, и пошли мимо Темпл-инна, внушительного вида здания суда, выстроенного в готическом стиле, в одной из немногих частей города, которые пережили Великий пожар 1666 года. В конце улицы между домами показался берег Темзы.

Виктория обернулась к отставшему от нее на шаг Джереми Райдеру.

– С одной стороны, ни комиссар, ни инспектор Эрмитейдж все равно бы мне не поверили. А с другой стороны, мы с Хопкинсом приняли решение раскрыть оба убийства. Что ни за что не одобрили бы ни сэр Артур, ни его ведущий следователь. Они наверняка пожаловались бы на меня дедушке. Мой дедушка не мой опекун, но он человек очень влиятельный, и я не хотела бы рисковать и ссориться с ним.

Виктория невольно покраснела, осознав, что только что рассказала молодому человеку, что все еще является несовершеннолетней. К ее огромному облегчению, Джереми Райдер, казалось, не заметил этого.

– Правильно ли я вас понял? – удивленно уставился он на девушку. – Вы со своим дворецким намерены раскрыть два убийства?

– В этом нет ничего удивительного. По крайней мере, что касается Хопкинса, – несколько раздраженно отозвалась Виктория. – Он часто помогал моему отцу. Конечно, не проводить вскрытия, но они вместе ездили на место преступления и обсуждали различные дела. Хопкинс был секретарем моего отца, когда тот писал научные статьи.

– Мисс Бредон, – молодой репортер покачал головой. – Вы снова меня удивляете.

Они дошли до набережной и присели на скамью. Темза была полноводной, вода выходила далеко за пределы фундаментов каменных берегов. Было так тепло, что Виктория сняла пальто и набросила его на плечи. Над рекой, крича, кружили чайки. Они тоже, судя по всему, наслаждались необыкновенно приятной погодой.

Виктория вынула из сумочки одну из фотографий миссис Оливер и протянула ее Джереми Райдеру.

– Вот так, судя по всему, выглядела женщина, которую я встретила в приемной кабинета сэра Френсиса и которая тоже была убита. Я подумала, возможно, вам будет интересно поспрашивать людей, – произнесла она. – Кстати, пару недель тому назад в дом сэра Френсиса на Сент-Джеймс-сквер кто-то вломился, однако инспектор Эрмитейдж счел, что это не имеет значения для расследования убийства.

Журналист с любопытством разглядывал фотографию, а затем положил ее в карман.

– Я поспрашиваю и насчет миссис Оливер, и насчет взлома. Но у меня к вам есть еще несколько вопросов. Почему вы решили расследовать убийства? Другие юные леди – прошу, не обижайтесь на мои слова – в свободное время рисуют акварели, вышивают или музицируют.

– Я просто знаю, что инспектор Эрмитейдж ни на что не годен, – пожала плечами Виктория и решила сказать полуправду. – Кроме того, я полагаю, что Скотленд-Ярд пытается что-то скрыть.

– А как так вышло, что дворецкий стал ассистентом судебного медицинского эксперта? Вы ведь понимаете, мисс Бредон, что это весьма необычное сочетание двух профессий?

– Хопкинс – дворецкий до мозга костей, и его очень интересуют преступления, – Виктория протянула своему спутнику бутылочку лимонада. – Если бы он не стал дворецким моего отца, то, вероятно, ограничился бы тем, что скрупулезно следил за ходом раскрытия преступления в газетах и ходил на заседания суда. Однако таким образом он получил возможность вплотную заняться своей страстью. Мне кажется, что с тех пор, как мы начали свое расследование, он помолодел лет на пять. – Открыв бутылку, девушка сделала глоток лимонада. – Думаю, некоторые люди имеют профессиональные склонности, которые им очень подходят. Расскажите о себе.

– Мне очень нравится быть журналистом. Я люблю проводить исследования и писать. Собрать факты в одну статью – иногда это почти то же самое, что сложить мозаику. Сначала я вижу перед собой лишь отрывки, относительно которых я, однако же, не знаю, как они между собой соотносятся, потом вдруг начинает вырисовываться узор и все становится на свои места.

– Я представляю себе это как момент, когда я кладу фотографию в раствор проявителя и на ней начинают проявляться контуры. Сначала они очень нечеткие, видно лишь серые тона, потом они становятся четче, а затем проявляются все детали.

– Хорошее сравнение, – кивнул Джереми Райдер. Он проследил взглядом за судном, плывшим по Темзе в сторону моря. В клубах дыма порхали чайки, образуя серебристую паутинку из солнечного света. Мгновение были слышны только их крики. – Как уже говорил, я люблю свою профессию. Но иногда я жалею, что не родился раньше на век или два, не смог отправиться в море на паруснике открывать далекие континенты, джунгли и пустыни или, как Джим Хокинс, привезти пиратские сокровища с экзотического острова. Боюсь, во мне погиб неисправимый романтик, – и он снова усмехнулся. – Или во мне все еще живет маленький мальчик, мечтающий о приключениях.

– Я считаю, что мечтать о чем-то очень здорово, – улыбнулась ему Виктория. – Кстати, как маленький мальчик попал в Итон, если мне позволено будет узнать? Вы ведь упоминали в чайной, что знаете лорда Хогарта по этому учебному заведению.

– Можете говорить совершенно откровенно – я не похож на представителя высшей аристократии… – рассмеялся Джереми Райдер.

– Что ж, вы говорите с оксфордским акцентом, а не так, как высшая аристократия. Кроме того, обычно аристократы не работают журналистами.

– А как же лорд Керзон или Уинстон Черчилль, который, в конце концом, был внуком герцога?

– Лорд Керзон писал заметки о путешествиях, а Уинстон Черчилль был военным репортером во время Англо-бурской войны. Оба они не сидели регулярно за столом в редакции, – быстро отозвалась Виктория. – Я не хотела показаться невежливой, когда сказала, что вы не производите впечатления представителя высшего класса. Наоборот, я считаю это весьма положительным качеством. Я от своих родственников-аристократов с удовольствием отказалась бы.

– Не стану вас больше мучить. – Джереми Райдер откинулся на спинку скамьи. – Мой отец родом из старинной семьи адвокатов из Херефорда. В юности он искал приключений и отправился в армию. Судя по всему, тягу к приключениям я унаследовал от него, хотя никогда не испытывал желания стать солдатом. Во время Второй афганской войны мой отец и лорд Элджин сражались вместе. Они подружились, лорд Элджин стал моим крестным отцом. Поскольку у него не было детей, он видел во мне что-то вроде приемного сына и убедил родителей отправить меня в Итон. Школу оплачивал он. Годы обучения там ассоциировались у него с приятными воспоминаниями, кроме того, он хотел помочь мне и дать возможность хорошего старта. Мои родители тоже хотели как лучше. – Джереми Райдер вздохнул и скривился.

– Вам как представителю среднего класса там было непросто?

– Хоть по мне и не видно, я очень хорошо умею за себя постоять, – усмехнулся молодой человек.

– Я еще хорошо помню того парня, которого вы ударили во время демонстрации.

– Верно, а я уже и забыл. В Херефорде была банда уличных мальчишек, с которыми я часто ссорился. По сравнению с ними отпрыски благородных семейств были слабыми противниками. Я довольно быстро сумел снискать к себе уважение. Кроме того, я хорошо играл в регби, что придало мне дополнительных очков. Я благополучно пережил Итон, но не любил его. В отличие от того времени, что провел в Оксфорде. Там я наслаждался каждым днем.

– А что же вы изучали?

– Историю и английскую литературу. До того я год прожил в Германии, слушал в Берлине и Гейдельберге лекции по философии. Интересное было время, но не настолько вдохновляющее, как в Оксфорде. Я рассказал вам о своих мечтах. А вы? Полагаю, у вас есть и другие мечты, помимо того, чтобы найти подходящего мужа?

– Еще бы, – возмутилась Виктория, поспешно прогоняя из мыслей Рэндольфа. – Мне очень нравится заниматься фотографией… – Она была не в настроении говорить с Джереми о родине ее матери.

– Мне кажется или я слышу в вашем голосе «но»?

– Нет, то есть, может быть, да… – Виктория проводила взглядом нескольких прохожих, прогуливавшихся по набережной. – Я люблю фотографировать мгновения, – произнесла она, чуть помедлив. – Если бы я была одна, то взяла бы в руки фотоаппарат и стала фотографировать этих людей, поблескивание Темзы и весеннее небо. Но иногда мне хочется не быть привязанной к аппарату. Я хотела бы уметь запечатлевать людей, места и различные предметы с помощью карандаша или кистей с красками. В детстве я много рисовала. Однако мой отец не любил, когда я занималась этим, поскольку это напоминало ему о моей рано почившей матери. – Виктория пожалела, что именно сейчас перед ее внутренним взором предстало насмешливо ухмыляющееся лицо сэра Френсиса и в памяти всплыли его слова: «Вы никогда не удивлялись, почему ваш отец не хотел, чтобы вы рисовали, хотя у вас к этому был явный талант?»

Понурившись, девушка закусила губу.

– Вы можете снова начать рисовать. Я понимаю, что женщин не слишком любят в Королевской академии искусств, однако вы можете брать частные уроки и у художника или художницы. Или поехать в Париж. Тамошний круг художников более открыт по отношению к женщинам, нежели в Лондоне. – В голосе молодого человека слышались искренние участие и интерес.

– Ах, для меня не настолько важно уметь рисовать. Как я уже говорила, фотографировать мне очень нравится, – отмахнулась она.

– Что ж, не знаю… – кажется, она не убедила Джереми Райдера. – Только что мне показалось, что рисование значит для вас очень много, – не отступал он.

– У меня еще есть кое-какие дела в Кенсингтоне. Если хотите, можем вместе пройтись до станции метро «Блэкфрайарз», а оттуда я поеду транспортом, – Виктория поднялась, отчетливо давая понять, что больше не хочет говорить на эту тему.

– Конечно, я провожу вас, – и Джереми Райдер тоже встал.

Виктория лихорадочно пыталась придумать безопасную тему для разговора, но настроение ее вдруг изменилось. Они с молодым журналистом пересекли набережную и стояли на тротуаре, когда перед ними остановилась карета с откинутым верхом.

– Виктория… мистер Райдер… – Из кареты высунулся Рэндольф, приветственно приподняв шляпу. – Виктория, какая приятная неожиданность – встретить вас, – и он улыбнулся девушке. – Я все еще жду ответа. Надеюсь, вы не разочаруете меня и не оставите на прогулке в Гайд-парке в одиночестве?

В солнечном свете его белокурые волосы напоминали золотой шлем, а сам он – воина давно минувшей эпохи. Виктория изо всех сил пыталась не обращать внимания на охватившее ее волнение.

– Мне очень жаль… Я… сейчас я очень занята, поэтому еще не отвечала… – смущенно пробормотала она, снова прокляв себя за то, что платье для верховой езды стало ей мало.

Она не смогла заставить себя последовать совету Констанс и принять приглашение. Ей казалось слишком смелым встречаться с Рэндольфом в костюме для верховой езды.

– В таком случае я наберусь терпения и буду ждать, когда у вас появится для меня время.

Рэндольф склонил голову и вежливо кивнул Джереми, который ответил на его поклон столь же учтиво. Виктория смотрела вслед карете, покатившей в сторону Вестминстера.

«Другой мужчина ни за что не говорил бы столь открыто, особенно в присутствии предполагаемого конкурента. Но Рэндольф просто знает, что ему не откажет ни одна женщина», – думала Виктория.

С одной стороны, она восхищалась его прямотой, а с другой – злилась за это на саму себя. Девушка поняла, что стоит ей увидеть Рэндольфа, как он тут же очаровывает ее.

– Чего вы ждете, мисс Бредон? – услышала она голос Джереми Райдера. – Идем?

Виктория вздрогнула. Краешки губ журналиста подрагивали, словно он прочел ее мысли.

– О да, конечно… – покраснела она. – Вы знакомы с графом Монтегю? – спросила она, пытаясь скрыть смущение.

– Да, по политическим собраниям. Если бы герцог был не пэром, а мещанином, вполне вероятно, он пошел бы кандидатом в нижнюю палату от консервативной партии и попытался сделать карьеру в политике. Однако он аристократ и лишен такой возможности, ему приходится довольствоваться местом в верхней палате. Поэтому он поддерживает кандидата от партии консерваторов в своем избирательном округе.

Виктория снова задумалась, почему постоянно отказывается думать о политических взглядах Рэндольфа.

– Вы дружны с герцогом?

– Мы познакомились в Италии, – уклончиво ответила Виктория.

Она была очень рада, когда они дошли до станции «Блэкфрайарс», потому что ей действительно не хотелось говорить о Рэндольфе с Джереми Райдером.

– Мисс Бредон… – Лицо Джереми стало серьезнее. – Я понимаю, что вы – энергичная молодая леди, которая умеет постоять за себя, однако же, если ваша догадка верна, на совести у убийцы сэра Френисиса уже две человеческие жизни. Прошу, пообещайте мне, что будете осторожны.

– Вы что же, беспокоитесь за меня? – весело поинтересовалась Виктория.

Они стояли у входа в станцию метро, мимо шли прохожие. Над крышами возвышался купол собора Святого Павла.

– Да, беспокоюсь, – ответил Джереми Райдер. – И если вам вдруг покажется, что я могу чем-то помочь, прошу, не стесняйтесь и обращайтесь ко мне. Я говорю это не потому, что вы женщина. Я попросил бы и друга, расследующего двойное убийство, быть осторожнее и предложил ему свою помощь.

Молодой репортер словно бы снова прочел ее мысли.

– Хорошо, обещаю вам и то, и другое: быть осторожной и попросить у вас помощи, – Виктория протянула ему руку. Сквозь застекленные двери станции она увидела, что наверху остановился лифт, выпуская группу пассажиров.

– Мне действительно пора!

Еще раз помахав Джереми рукой, она поспешно направилась к лифтам.

Глава 14

Виктория села на кольцевую линию и вышла на станции «Хай-стрит Кенсингтон». Оттуда девушка за пятнадцать минут дошла до Холланд-парка. Они с отцом жили в четырехэтажном доме в викторианском стиле с небольшой башенкой. Внезапно Виктория вспомнила, что в детстве представляла, как в этой башне живет Рапунцель. Она всегда надеялась, что однажды ей посчастливится увидеть, как та сбрасывает из окна свои длинные волосы и расчесывает их. На миг ей показалось, что она слышит голос матери, которая читает ей сказки на немецком языке. Ей вспомнилось чувство защищенности, сладковато-терпкий запах матери, щеку вдруг будто защекотало кружево на ее платье. Ее мать очень любила запах померанца и вербены. Исполнившись надежды, Виктория вошла в свой прежний дом.

Однако уверенность Виктории вскоре пошатнулась. Портье был назначен недавно, остальные жильцы тоже переехали в квартиры всего несколько лет тому назад. Портье соседнего дома хоть и не помнил ничего толком о пожаре, но все же смог назвать несколько семей, которые жили у Холланд-парка пятнадцать лет назад. Снова обретя надежду, Виктория навестила их и показала им фотографии миссис Оливер. Однако все было тщетно, ее никто не узнал.

Расстроившись, Виктория хотела уже было отправиться к Грин-парку, когда увидела на газоне перед домами пожилую женщину, сидевшую с вязанием на скамейке и присматривавшую за младенцем в коляске. Она была одета в стандартную для нянь одежду: накрахмаленный белый чепец и синее пальто поверх такого же синего шерстяного платья. Нянька перевела внимательный взгляд на молодую девушку, ходившую по лужайке с двумя маленькими детьми в матросских плащиках. Судя по всему, это была ее помощница.

Виктория решила предпринять еще одну попытку. Она направилась к женщине, щеки у которой вдруг покраснели, словно от нахлынувших воспоминаний. Представившись, она спросила:

– А вы случайно не жили здесь пятнадцать лет тому назад?

– О, я уже почти тридцать лет работаю на семейство Арнольд. Под моим присмотром растет уже второе поколение.

И она с гордостью указала на малыша, мирно спавшего в коляске, и на детей, мальчика и девочку, стоявших под деревом и рассматривавших гнездо.

С миссис Арнольд Виктория только что беседовала, поэтому произнесла без особой надежды:

– В квартире, где мы тогда жили с отцом, начался пожар. Меня едва успели спасти. Недавно мне довелось узнать новые сведения о том несчастье. Мне хотелось бы понять, что произошло тогда на самом деле. Мой отец умер год назад, поэтому у него я спросить уже не могу. Вы случайно не помните тот пожар?

Несколько мгновений нянечка внимательно смотрела на Викторию.

– О да, такие жуткие вещи не забываются. И вас я тоже помню. Лишь у немногих есть такие ярко-рыжие кудри, – добавила она с некоторой долей скептицизма, как показалось Виктории. – Я часто видела вас здесь, в парке, вместе с няней. Вы были довольно шумным и нескромным ребенком, – приподняв петлю, она пропустила через нее спицу – женщина вязала носок из бежевой шерсти, – а затем снова перевела внимательный взгляд на детей. Виктория предположила, что молодой няньке с ней нелегко. – Я еще помню, что говорила вашей няне о том, что вас нужно приучить к дисциплине. Она была молодой и довольно неопытной девушкой, и, полагаю, работа на вашу семью была ее первым опытом на этом поприще. Она ответила, что ваша мать умерла несколько месяцев тому назад и что вы с отцом недавно переехали, вполне понятно, что это может расстроить ребенка.

Виктории подумалось, что для этой женщины дисциплина, судя по всему, превыше всего, и ей стало жаль троих детей, за которыми она присматривала. А потом девушка замерла.

– Судя по вашим словам, мой отец переехал сюда только после смерти матери, – заметила она.

Няня довязала ряд до конца и сменила спицу.

– Да, вы въехали в эту квартиру примерно за год до пожара.

– Но ведь этого не может быть… Я жила здесь с отцом и матерью с самого рождения…

– По всей видимости, вы ошибаетесь. Я дружила с няней, работавшей в семье, которая жила в той квартире до вас, – и пожилая женщина энергично покачала головой.

«Бабушка Гермиона должна была знать об этом… Почему же никогда не рассказывала?»

По-прежнему не зная, что и думать, Виктория вынула из сумочки фотографию миссис Оливер и показала ее няне.

– Вы знаете эту женщину? Вроде бы она работала на одну из семей, живших в окрестностях Холланд-парка. Ее зовут миссис Оливер.

Нянечка вгляделась в фотографию.

– Давно это было. Не думаю, чтобы мне доводилось видеть ее. Однако, возможно, я ошибаюсь. Если у вас есть фотография этой женщины, почему вы не знаете, на кого она работала? – с любопытством в голосе поинтересовалась та.

– Ах, это весьма запутанная история, – уклончиво отозвалась Виктория.

К счастью, в коляске заворочался малыш. Не совсем проснулся, но захныкал во сне. Краем глаза Виктория заметила, что маленький мальчик нашел на газоне голубя и побежал к нему, в то время как молодая няня еще рассматривала вместе с девочкой гнездо, на край которого приземлился черный дрозд.

– Ш-ш, мой мальчик, все хорошо! – Няня принялась осторожно покачивать коляску, и малыш успокоился. – В вашей квартире жила больная женщина. Возможно, эта миссис Оливер ухаживала за ней. Но я не уверена, – произнесла она.

– Что вы хотите этим сказать? – озадаченно переспросила Виктория.

Девушка с нетерпением дождалась, пока соскользнувшая со спицы петля, на которую вдруг оказалось обращено все внимание няни, вернулась обратно в строй. Затем пожилая женщина ответила:

– Я иногда видела, как больная ходила под густой вуалью по парку вместе с той женщиной, что ухаживала за ней. Ваша няня рассказывала мне, что лицо этой женщины изуродовано после несчастного случая, поэтому она живет в отдельной части квартиры и никто из остальных слуг не видит ее.

«Мой отец никогда не рассказывал, что в квартире жила больная женщина», – промелькнуло в голове у Виктории. Она была совершенно уверена в том, что никогда не видела эту женщину. Собранная информация о пожаре еще больше запутывала ее.

В этот миг послышался громкий плач. Упал маленький мальчик. Голубь поднялся в воздух. Младенец окончательно проснулся и расплакался. Няня поспешно поднялась со скамейки и обвела взглядом парк.

– Софи, ну неужели вас нельзя оставлять без присмотра? – принялась ругаться она.

Вынув младенца из коляски, она бросилась к газону, где рядом с малышом стояла на коленях молодая женщина, пытавшаяся успокоить его. Расстроенная и запутавшаяся в собранной информации, Виктория развернулась и бросилась прочь, даже не попрощавшись.

В Бликлинг-холл Хопкинс добрался только ближе к вечеру. Поездка в Корнуэлл оказалась очень долгой. Ему пришлось три раза делать пересадку, а последние шесть миль от вокзала в Солкомбе довелось бы идти пешком, если бы фермер не заговорил с ним и не предложил подвезти его на молочном фургоне.

У парковых ворот особняка Хопкинс вежливо попрощался с фермером и с трудом спустился с козел, мысленно ругая плохие дороги и выбоины. За высокими деревьями он увидел крышу поместья и блестевшую на солнце реку. Дворецкий пересек по мощеной дороге лужайки, совершенно синие от незабудок. Подойдя к краю небольшой лощины, он увидел Бликлинг-холл. Дворецкий узнал багровый бук с фотографии. В свете послеполуденных солнечных лучей поместье казалось очень уютным, однако зеленые ставни на окнах были закрыты, словно его обитатели уехали.

Хопкинс решил не отчаиваться. Он пересек усыпанный галькой передний двор, направился к одной из соседних построек и постучал в двери. Ему открыла робкая девчушка лет двенадцати – судя по всему, помощница кухарки – и уставилась на него, широко открыв глаза. Когда Хопкинс пояснил, что является дворецким и хотел бы поговорить с экономкой, она пробормотала: «Да, сэр, я сейчас позову миссис Коллинз», – и скрылась в доме, чтобы вскоре вернуться вместе с весьма решительного вида женщиной. Ее каштановые волосы были заплетены в косу, которую она обернула венком вокруг головы. Хопкинс отметил, что ее нельзя назвать непривлекательной.

– Что вам угодно? – произнесла женщина, с любопытством глядя на него карими глазами. – Я миссис Коллинз, экономка. Чем могу помочь? – она махнула рукой, и малышка ушла в дом.

– Моя фамилия Хопкинс, – дворецкий слегка поклонился. – Я провожу расследование насчет одной женщины, которая называла себя миссис Оливер и пропала некоторое время тому назад. Речь идет о весьма деликатном деле, поэтому подробностей своего расследования я вам сообщить не могу. – Как и тогда, когда они с Викторией наводили справки в полицейских участках, Хопкинс принял решение говорить не всю правду. Он не хотел пугать миссис Коллинз известием о насильственной смерти миссис Оливер, опасаясь, что это может заставить ее обратиться в полицию. – Среди вещей миссис Оливер была обнаружена фотография этого поместья, – продолжал он в своей обычной изысканной манере, – поэтому я счел вероятным, что она жила здесь или, по крайней мере, имеет к этому месту некое отношение.

Миссис Коллинз внимательно взглянула на него.

– Не обижайтесь, но вы не похожи на частного детектива, – сухо заметила она после недолгого молчания.

– Сочту это за комплимент, – Хопкинс снова поклонился. – Я был дворецким у судебно-медицинского эксперта Бернарда Бредона, а сейчас служу его дочери.

– То, что вы – дворецкий, подтверждает мое первое впечатление, – миссис Коллинз улыбнулась и показалась Хопкинсу еще красивее. – Как же выглядела женщина, которую вы разыскиваете?

– Если вас не затруднит взглянуть на этот снимок… – Хопкинс протянул ей переделанную Викторией фотографию.

Несколько мгновений миссис Коллинз разглядывала ее, а затем произнесла:

– Давайте продолжим разговор в доме.

– Женщина на этой фотографии похожа на мисс Уилкокс, которая была камеристкой тогдашней леди Кармайкл лет двенадцать тому назад, – чуть позже продолжила миссис Коллинз.

Они с Хопкинсом сидели в столовой для слуг. Длинный стол был начищен до блеска и сверкал, так же как и медная посуда, висевшая вдоль побеленных стен. Хопкинс отнесся к этому с одобрением, равно как и к вазе с крокусами, стоявшей на столе. Помощница кухарки принесла чай и выпечку, за что Хопкинс был очень благодарен после долгой и изнурительной поездки. «По всей видимости, работать вместе с миссис Коллинз, – подумал он, – настоящее удовольствие».

– Три месяца тому назад один мужчина уже спрашивал о мисс Уилкокс и описал мне ее, – миссис Коллинз протянула Хопкинсу тарелку с овсяным печеньем. – Лично я не была с ней знакома, работаю здесь всего шесть лет, а мисс Уилкокс уволилась за два или три года до этого, но я знаю ее имя.

– А что за человек о ней спрашивал?

Хопкинс сделал глоток из чашки и только после этого отправил в рот печенье. Он полагал, что его поиски дали весьма удивительные результаты.

– Частный детектив, это я сразу поняла. – Миссис Коллинз скривилась с некоторой неприязнью. – Отвратительный тип. Ему было около пятидесяти, темные волосы и усы. Говорил с северо-английским акцентом и утверждал, что его зовут Кендэлл, однако же я сомневаюсь, что это его настоящее имя.

– Возможно, он вам солгал, – кивнул Хопкинс.

– Как вы уже наверняка заметили, дом вообще-то закрыт, поскольку лорд Кармайкл и его супруга уехали на юг. Мистер Бейкер, дворецкий, наверняка мог бы помочь вам насчет мисс Уилкокс, однако же он поехал вместе с ними. Мы ожидаем их приезда примерно через месяц.

– Не хочу надоедать вам. Однако информация о мисс Уилкокс нужна мне действительно срочно. Возможно ли связаться с мистером Бейкером по телеграфу или телефону? – Хопкинс с удовольствием отметил, что вкус у овсяного печенья отменный.

– К сожалению, вынуждена разочаровать вас. У лорда и леди Кармайкл нет постоянного адреса. Оба любят путешествовать, иногда меняют планы совершенно неожиданно. Я даже не знаю, в Италии они сейчас или уже уехали в Грецию. Я и думать не хочу о том, что делать в случае несчастья, если понадобится известить их, – и миссис Коллинз вздохнула.

– Что ж, прекрасно, что у ваших лордов есть общие интересы, – мягко произнес Хопкинс.

– Да, они хорошо ладят и вообще довольно хорошие хозяева, это следует заметить ради справедливости.

– Полагаю, сейчас в доме нет других слуг, которые знали бы мисс Уилкокс и которых можно было бы расспросить?

– Вы же знаете, как это бывает, когда хозяева уезжают надолго, – миссис Коллинз покачала головой. – Большинство слуг отпустили.

– Полагаю, у вас полно дел?

Хопкинс подлил миссис Коллинз чаю, на что та отреагировала благодарной улыбкой.

– Вы сами так сказали. Сейчас со мной две горничные и двое слуг, а также, к счастью, кухарка. С таким количеством персонала мне приходится поддерживать дом в порядке и выполнять всю работу.

– Просматривать постельное белье и скатерти, чинить в случае необходимости, стирать и гладить то, что мало использовалось, выбивать ковры, обивку и подушки, полировать латунь и серебро, снимать занавески, стирать или проветривать их…

– …Перемывать всю посуду, начиная от маленьких десертных тарелок и заканчивая шлифованными стаканами для портвейна, всего более тысячи предметов… Вижу, вы знакомы с ведением больших хозяйств, – улыбнулась миссис Коллинз.

– Что ж, несколько лет я работал на разных должностях, – скромно ответил Хопкинс, умолчав о том, что занимался этим почти четверть века.

– Чего я, однако, не сказала тому частному детективу, – миссис Коллинз подалась вперед, – что одна из бывших помощниц кухарки вместе с супругом держит постоялый двор в деревне. Через одну или две недели после встречи с мистером Кендэллом я случайно столкнулась с этой девушкой – сейчас ее зовут Бетси Пергентер – и спросила ее, знала ли она мисс Уилкокс. Та ответила, что не очень хорошо, однако же они работали здесь вместе некоторое время.

– А как называется этот трактир?

– «Корона». Он совсем рядом с церковью, не пройдете мимо. Если хотите поужинать или ищете, где переночевать, – он пользуется хорошей репутацией.

Поболтав с миссис Коллинз еще некоторое время, Хопкинс направился в деревню. Он пересек хозяйственный двор примерно наполовину, когда взгляд его упал на окрашенные зеленым садовые ворота в высокой стене из песчаника. Ему вдруг вспомнилось, что за ними находится огород с грядками и теплицами.