Текст книги "Преодоление лжи"

Варлам Шаламов как зеркало коммунистической революции

В качестве своеобразного и по-своему исчерпывающе-объективного образца царящей в стране обстановке и характеризующего коммунистический режим можно привести судьбу Варлама Шаламова. Убежденный сторонник создания социально справедливого общества молодой уроженец Вологды поступил в 1926 году в Московский университет, но уже через два года его оттуда исключают. За что? Он совершил «тягчайшее» преступление – скрыл от вузовского начальства, что его отец Тихон служил священником. На этом беды Варлама Тихоновича не заканчиваются. Уже в начале 29 года его арестовывают (в возрасте 21 года). Обвинение стандартное: за участие в подпольной троцкистской организации (сам обвиняемый о своей «подпольной» деятельности даже не подозревал). На самом деле его арестовали за распространение так называемого «Завещания Ленина» – письма больного вождя к очередному съезду партии. (Письмо написано еще в 22 году). Во внесудебном порядке Шаламова приговорили к трем годам лагерей.

В данном случае обращают на себя внимание два обстоятельства. Во-первых, уже в конце двадцатых людей арестовывают и судят за распространение письма пусть и покойного, но официально почитаемого вождя ПРАВЯЩЕЙ партии. Да, XIII съезд партии решил не предавать широкой гласности ленинское письмо. Однако судить за это?! Письмо, между прочим, не содержало никаких военных или государственных тайн. Подумать только – распространение коммунистического по своему содержанию документа, написанного вождем партии своим коммунистам-единомышленникам, считается преступлением в государстве, руководимом коммунистической партией. Дурдом, фантасмагория, абсурд, нелепость? Во-вторых, ни сном, ни духом не подозревающий о своем троцкизме, Шаламов осужден ВО ВНЕСУДЕБНОМ ПОРЯДКЕ. То есть уже в те времена свирепствовали карательные органы, действующие вне закона. И, добавим, вопреки закону. Это понятно: открыто судить человека в коммунистической стране за коммунистическую пропаганду совершенно нелепо. Вывод: знала кошка, чье сало съела. Внесудебные расправы творились сознательно и систематически. Вопреки законам, вопреки существующей Конституции, Уставу и Программе правящей партии. Возникает естественный вопрос: а являлась ли уже в то время правящая партия коммунистической?

Злоключения молодого Шаламова продолжались. Отсидев назначенный срок, бывший студент вернулся в Москву. Никакой политической деятельностью он не занимался. Зарабатывал на жизнь журналистикой. В январе 1937-го его опять арестовывают. Следствию придраться абсолютно не к чему. Поэтому приговор стандартный – троцкизм. Но срок уже более длительный – пять лет лагерей. Опять ГУЛАГ! В 42-ом срок заключения закончился. Однако на советском дворе стояли не начальные тридцатые годы, а роковые сороковые. Смекай, время-то военное. О ту пору ГУЛАГ за просто так никого из своих объятий не выпускал. Не выпустили и Шаламова. Мурыжили зэка, мурыжили, пока в июне 43-го не впаяли новый срок – теперь уже 10 лет лагерей. За что? За антисоветскую агитацию. В чем же она выражалась? Заключенный Варлам Шаламов не побоялся при свидетелях назвать нобелевского лауреата в области литературы писателя Ивана Бунина русским классиком. Да, преступление серьезное. Хорошо еще, что Шаламова не расстреляли. Не потому, что не могли или не хотели, а просто потому, что ГУЛАГу требовались рабочие руки.

И тут опять напрашиваются весьма конкретные выводы. 1. Уже в 37 году в массовом порядке проводились ПОВТОРНЫЕ АРЕСТЫ. Человека арестовывали не за какую-либо пусть даже выдуманную провинность, а просто за то, что он однажды уже «сидел». 2. В самой системе ГУЛАГа в широких масштабах применялась практика, когда после отбытия назначенного приговором заключения зэк без суда и следствия получал НОВЫЙ СРОК по любому надуманному предлогу. Шла война. Десятки миллионов советских людей оказались на оккупированной территории. Многие миллионы солдат погибли и попали в плен. Миллионы солдат находились в действующей армии, несшей всю войну ни с чем не сравнимые потери. Другие миллионы бесконечной чередой выдвигались на смену убитым и раненым. Даже сравнительно многолюдный СССР не мог похвастаться неисчерпаемостью своих мобилизационных резервов. Не удивительно поэтому, что пополнение ГУЛАГа частично происходило за счет собственных внутренних резервов.

Теперь несколько слов о судьбе Варлама Шаламова на воле. Отсидев свой последний срок (в общей сложности 18 лет), он два года вынуждено отработал на Колыме в местах заключения – ему просто не разрешили оттуда уехать. Потом он еще три года не мог попасть домой – бывшие заключенные не имели права проживать в столицах и крупных городах. Только в 1956 году после полной реабилитации Шаламов наконец-то вернулся в Москву. Семья за годы заключения распалась, здоровья на Колыме не прибавилось. Значительную часть отпущенных ему вольных годов (двадцать лет) он проработал над главным трудом своей жизни – книгой «Колымские рассказы». Но и здесь советская действительность жестоко посмеялась над Варламом Тихоновичем. В СССР при его жизни книга так и не увидела свет. «Колымские рассказы» пришли к отечественным читателям только во времена горбачевской перестройки – спустя шесть лет после смерти автора. Потерявший зрение и почти без средств существования последние три года своей жизни Шаламов провел в доме инвалидов и престарелых. Умер он в 1982 году.

Необходимо подчеркнуть следующее обстоятельство: неравнодушные любящие литературу современники знают биографию замечательного писателя Варлама Шаламова только потому, что он стал знаменитым. А сколько таких же и еще более трагических судеб замечательных людей – деятелей и жертв той эпохи так и остались неведомыми?! Зато хорошо ведомы судьбы их палачей. Тут речь идет не о конкретных биографиях. В данном случае не имеет смысла проводить специальные исследования. Хотя нет сомнений – сравнительная статистика оказалась бы очень впечатляющей. Можно не сомневаться: подавляющее большинство клеветников-доносчиков, преступных судей, отмороженных прокуроров, бдительных надсмотрщиков, безжалостных палачей и после разоблачения «культа личности» жили вполне благополучно, ни в чем особенно не нуждаясь. Они уходили на заслуженный отдых обеспеченными людьми и умирали не в домах инвалидов и престарелых, а в кругу любящей семьи. Подобная реальная действительность являлась для существующей в СССР системы показательной и вполне справедливой, поскольку именно такие кадры выражали истинную суть действующей власти и являлись ее настоящей и надежной опорой.

Недолго оттепель стояла

Подобные исторические экскурсы еще и еще раз позволяют показать истинное положение дел в партии и государстве ею возглавляемом. С 1929 года СССР, как бы ни расшифровывалась сия аббревиатура и какой бы ни была в этом зааббревиатуренном государстве Конституция, по сути дела являлся монархией. После 1938 года – абсолютной монархией. Жители поголовно превратились в крепостных, а узники ГУЛАГа – в рабов. Все государственные и общественные институты, официальная идеология, средства массовой информации (точнее – пропаганды) исполняли роли бутафории, ширмы, дымовой завесы и прочего камуфляжа, необходимого для сокрытия реального положения дел. Вот в число таких бутафорских принадлежностей входили ВКП (б) -КПСС, органы советской власти, пресловутая диктатура пролетариата, союз рабочего класса и беднейшего крестьянства, профсоюзы и та же демократическая (без кавычек) Конституция, основные положения которой полностью противоречили творимому в стране беспределу.

После смерти коммунистического императора (1953-ий) власть в Советском Союзе автоматически перешла в руки высокопоставленных партийных чиновников – наследников и сподвижников Сталина. В том же году между ними произошла яростная схватка за власть, результатом которой стало уничтожение одного из самых одиозных деятелей сталинского режима – многолетнего главы комиссариата/министерства внутренних дел Берия, персонально ответственного за многие злодеяния кровавого режима. Подобный исход схватки обусловлен целым рядом обстоятельств. Перечислим наиболее важные из них. Во-первых, соперников Берия (прежде всего Хрущева и Маленкова) поддержала группа влиятельных военачальников – в том числе маршалы Жуков и Конев. Такая поддержка вполне естественна: армия и ее руководство сильно пострадали от сталинских репрессий. И не только непосредственно в годы «большого террора», когда во главе главного карательного аппарата стоял Ежов. Так что отношение генералитета вооруженных сил к органам внутренних дел соответствовало тому, что эти органы содеяли по отношению к армии. Во-вторых, Берия, закусив удила, неудержимо рвался занять место Сталина. Многие члены Политбюро не зря опасались такого развития событий. Некоторым их них при новом «коммунистическом» лидере явно бы не поздоровилось. В-третьих, руководители партии и государства просто по человечески устали жить в обстановке вечного страха за свою жизнь и жизнь близких людей. Такой же психологический настрой преобладал в значительной части партийного аппарата и вообще в номенклатурных кругах. В-четвертых, члены Политбюро прекрасно знали, что с возрастом у Сталина заметно обострялось всегда владевшее им чувство подозрительности, что он собирается раскрутить новый виток репрессий, при этом планирует резко обновить круг своих непосредственных соратников – номенклатурную элиту. При такой ситуации многие из ближайшего окружения коммунистического императора рисковали не только портфелем, но и головой. Еще не успела выветриться память о недавнем «ленинградском деле» и расстреле Вознесенского и Кузнецова. Не приведет ли в исполнение планы своего непосредственного шефа Лаврентий Берия, если государственные бразды правления перейдут в его руки?

Таковыми оказались некоторые предпосылки прихода к власти Хрущева, разоблачение на XXII съезде партии «культа личности Сталина» и последовавшей хрущевской оттепели. Оттепель, однако, длилась недолго. Даже при небольшой степени свободы коммунистическая идеология и, следовательно, правящая партия начинали испытывать заметное давление со стороны достаточно грамотных и думающих групп населения. А после ликвидации Берия, после обнародованной на съезде информации о преступлениях режима, персонифицированных, правда, в образе одного деятеля, после так называемого разоблачения «антипартийной группы Молотова-Маленкова-Кагановича и примкнувшего к ним Шепилова», после массового возвращения из ГУЛАГа доживших до освобождения заключенных и сравнительно масштабной реабилитации репрессированных населению «страны Советов» было над чем задуматься. Но, как и следовало ожидать, социальная система, существовавшая в СССР, могла функционировать только будучи застегнутой на все пуговицы, только с закрученными до предела гайками, только отделенная от цивилизованного мира железным занавесом. Эти самые гайки власть начала закручивать еще при Хрущеве. Номенклатура, несколько лет назад напуганная предсказуемостью нового витка террора в связи планами выживающего из ума Сталина или с возможностью прихода к власти Берия, теперь испугалась оттепели, испугалась первых робких порывов весеннего демократического ветра. Так что ожидаемая многими нормальными людьми принципиальная либерализация режима не произошла.

А вскоре номенклатурная элита решила отправить в отставку главного, пусть и непоследовательного, десталинизатора и автора оттепели Хрущева. Правда, возвращения во власть отлученных от партии главных сталинистов во главе с Молотовым не последовало. Но деятельности антихрущевской кремлевской команды во главе с Брежневым-Сусловым оказалось достаточно для возникновения ползучей полуофициальной, однако же, систематической реабилитации Сталина и сталинизма. Хотя при Хрущеве система ГУЛАГа, слава тебе, Господи, приказала долго жить, и никакого массового террора при Брежневе не произошло, тем не менее, репрессии против инакомыслящих (диссидентов) продолжались. Не было массовых посадок, не было расстрелов по политическим мотивам. Но политические заключенные в стране Советов никогда не переводились. А выполнение Устава правящей партии, как и при Сталине, по-прежнему оказывалось делом абсолютно невозможным.

Наступил золотой век коммунистической номенклатуры. При генсеке-параноике надо всеми чиновничьими чувствами доминировал страх. После смерти главного палача этот страх исчез, и возникло чувство вседозволенности. Этому многократно способствовало то обстоятельство, что духовно-психологическое состояние большинства населения по-прежнему соответствовало феодально-монархической системе общества. Брежнев, будучи сам не без греха, на феодальные шалости своих высокопоставленных соратников по партии смотрел сквозь пальцы. При его правлении в стране махровым и пышным цветом расцвела коррупция. Секретари обкомов, горкомов, райкомов, руководители советских и профсоюзных организаций, директора предприятий – каждый в своем ареале и в силу своих конкретных возможностей вел себя как безоговорочный, если и не рабовладелец, то феодал – полновластный хозяин подмандатных ему территорий и населения. В данном случае подтвердилась правота основоположника марксизма: государство оказалось собственностью нового класса господ – чиновничества (номенклатуры).

Возвращаясь к пройденному

Исторические воспоминания. В Российскую социал-демократическую рабочую партию (РСДРП) могли, конечно, вступать и обыкновенные авантюристы, и идеалисты, и искренне заблуждающиеся, и даже карьеристы – так сказать, с прицелом на светлое будущее. Но члены РСДРП неизбежно рисковали. Благополучием, свободой, здоровьем, иногда жизнью. Им грозили ссылка, тюрьма, каторга, в иные годы и смертная казнь. Поэтому в основе своей в социал-демократию рекрутировались люди идейные. Тот же вывод можно сделать, анализируя биографию преемницы РСДРП – РКП (б) и первый период Всероссийской коммунистической партии большевиков – ВКП (б). Коммунисты тех лет тоже рисковали. Храбрые, не очень храбрые, умные или глупые, злые или добрые, талантливые или бездарные – они по первому зову поднимались на защиту интересов социалистического отечества. (Как эти интересы понимало руководство партии). Рядовые коммунисты первыми шли в атаку и тысячами гибли на фронтах гражданской войны, в продотрядах, на опасных постах в глубинке, устанавливая советскую власть среди враждебно настроенного населения. Рядовые коммунисты не жалели здоровья, горбатясь не за гроши, а за идею и за светлую мечту на стройках первых пятилеток. «Я знаю – город будет, я знаю – саду цвесть, когда такие люди в стране в советской есть!». Поколение Павки Корчагина – не выдумка, не миф. Вот как раз наиболее заметных и принципиальных из них стала планомерно уничтожать новая опричнина – карательные органы, когда палач-генсек с помощью, в общем-то, нехитрых махинаций стал единоличным диктатором в партии и стране.

Последняя когорта людей, которых можно, правда, уже с натяжкой (как-никак пережили годы «большого террора» – значит, спрятали головы в песок и сами дрожали от страха), назвать идейными коммунистами, сложила свои головы на фронтах Великой отечественной войны. Как написано в миллионах скорбных похоронок, пали смертью храбрых. Автор ни в коем случае никого не упрекает и не обвиняет. Речь идет только о констатации фактов. Нет ли здесь противоречия? С одной стороны – дрожали от страха, с другой – пали смертью храбрых? Противоречия нет. Не очень-то образованные, дезориентированные и в значительной степени деморализованные творящимся беспределом, теряя близких друзей, которых увозили по ночам «воронки», идейные члены партии 20—30 годов в большинстве своем не понимали, что творится в их царстве-государстве. Откуда, собственно, на их головы свалилась такая страшная напасть? А партийная дисциплина еще с военного времени (да и в дальнейшем в стране насаждалась обстановка осажденного лагеря) требовала как в армии беспрекословного подчинения вышестоящим органам. Когда началась война, у таких людей наконец-то появилась определенность. Вот – наши, а вот – враги. На фронтах Великой отечественной солдаты защищали свою землю, свои семьи и отдавали свои жизни не за партию и тем более не за Сталина, а за Родину. В замечательном фильме Андрея Смирнова «Белорусский вокзал» об этой коллизии совершенно четко и определенно говорит герой Анатолия Папанова.

Бесславная история КПСС

Завершился революционный и контрреволюционный этапы биографии РСДРП-РКП (б) -ВКП (б). Началась совершенно бесславная история КПСС. Вся деятельность так называемой Коммунистической партии Советского Союза проникнута ложью, демагогией и неприкрытым цинизмом. Партия Ленина-Сталина в кадровом отношении превратилась в полную противоположность РСДРП и РКП (б). Законы диалектики неумолимы. Всякая власть развращает. Абсолютная власть развращает абсолютно. Это аксиома. Рыба начинает гнить с головы. Абсолютный самодержец заразил гнилью свое окружение. Гнилые волны расходились по всей партии и стране. Того, кто пытался противостоять распространению этой заразы, уничтожали физически, превращали в лагерную пыль. Генеральный палач Советского Союза успел напутствовать партию с новой аббревиатурой – XIX съезд партии состоялся в 1952 году. Советский фюрер был еще жив.

XIX съезд, к которому партия пришла с названием ВКП (б), переименовал ее в КПСС. Хрен редьки не слаще. Черного кобеля не отмоешь до бела. Сам съезд как раз и явился ярчайшим свидетельством полного отсутствия в партии идейных и принципиальных коммунистов. Иначе перерыв между двумя съездами – XVIII и XIX не был бы вопреки Уставу партии таким несусветно и неоправданно длинным. Кстати, об оправданиях. Идеологи и руководители партии оправдывают столь длительный перерыв (свыше 13 лет) объективными причинами – прежде всего войной. Подобные аргументы, как и все объяснения и оправдания, приводимые руководством партии, заведомо лживы. Все зависело исключительно от воли одного человека. Захоти Сталин провести очередной съезд, съезд бы состоялся в любое время. Даже в том самом страшном октябре 1941-го, когда немецкие генералы рассматривали Москву в бинокль. Ничего фантастического в этом предположении нет. Состоялось же по распоряжению Сталина 6 ноября того же года на станции метро «Маяковская» торжественное заседание, посвященное 24 годовщине октябрьской революции. А на следующий день и военный парад на Красной площади, приуроченный к той же дате.

А теперь факты. Первые шесть съездов партии плюс одна общепартийная конференция состоялись в течение 19 лет. То есть даже в неблагоприятных условиях подполья предшественники коммунистов пятидесятых годов проводили съезды в среднем раз в три года. После прихода к власти, несмотря на тяжелейший период гражданской войны, большевистские съезды проходили ежегодно. Но это еще при Ленине. Даже через год после его смерти очередной XIV съезд состоялся своевременно в 1925 году. Но, как уже отмечалось выше, вожжи управления партией и страной попали в руки нового генсека. И пошло-поехало. Сверхубедительной наглядной иллюстрацией свертывания в партии предписанных Уставом демократических норм служит неуклонная динамика увеличения перерывов между съездами. Итак, с 7-го по 14-ый съезды проходили ежегодно. Между 14-ым и 15-ым съездами перерыв увеличился до двух лет. Между 15-ым и 16-ым перерыв составил три года. Между 16-ым и 17-ым – четыре года. Между 17-ым и 18-ым – пять лет. Понятное дело, Сталин так любил демократию вообще и внутрипартийную демократию в частности, что, в конце концов, задушил ее в своих страстных объятиях.

Помимо взаимной любви генсека и демократии увеличение перерывов между съездами и, следовательно, сокращение количества самих съездов объясняется в первую очередь не объективными трудностями, переживаемыми партией и страной, а единственно личными интересами самого Сталина. Он делал все возможное, чтобы перед очередным съездом закрепить за своими сторонниками наиболее важные должности в аппарате ЦК, в советских и хозяйственных структурах. Генсек по сути дела готовил почву для полного государственного переворота. Ему недостаточно было убрать с высоких должностей своих партийных конкурентов – амбициозных и влиятельных в партии деятелей – Троцкого, Зиновьева, Каменева. Сталин возжелал сделаться полновластным самодержцем партии и страны. Его амбиций, претензий и тщеславия хватало на сотню Бонапартов. Этим параноиком владела фанатичная жажда абсолютной, единоличной, непререкаемой власти. Марксизм, коммунизм, партия, ее Устав и Программа, всякие там съезды, люди, точнее, не люди, а массы – все это не более чем инструменты для достижения единственной достойной его амбиций цели.

Проблему полного единовластия ему удалось решить в основном к началу тридцатых годов. Но уже упомянутые результаты 17 съезда (1934 год) заставили Сталина заволноваться и пойти на крайние, впрочем, для него вполне естественные меры, о чем уже написано выше. Настали годы большого беспричинно жестокого и массового террора, в результате которого он не только устранил от власти всех возможных соперников. Он уничтожил их физически. И не только действительных (правда, в прошлом) конкурентов, но и тех, кто мог в такие конкуренты вырасти. Всех, кого он мог достать в своей стране. А достать он мог всех. Буквально из-под земли. Но и этого ему показалось недостаточно. Он не мог успокоиться и спокойно спать, пока по земле ходил его однопартиец, единомышленник, заклятый соратник и вечный революционер Лев Троцкий. Безапелляционный приказ Сталина «найти и уничтожить» его подручные выполнили в 1940 году. Как известно, убийцы нашли Троцкого в Мексике. Это убийство принесло генсеку удовлетворение, но не успокоение. Спать спокойно он все равно не мог. Будучи по натуре болезненно подозрительным, он до самой смерти подозревал ближайших соратников, командный состав армии и карательных органов во всевозможных заговорах, перенося все неприглядные черты собственного характера на свое окружение.

Сталин оставил своим наследникам страну с населением, привыкшим к абсолютной монархии и феодальным порядкам, повязанным беззаконием и тотальным страхом перед систематическим террором. Коммунистическая идеология превратилась в служанку узурпатора и его преступной клики. Пожелай Сталин после 1937—38 годов, а тем более после победы над Гитлером короноваться на царство и принять титул коммунистического императора, никто из его ближайшего окружения и пикнуть бы не посмел. Не нашлось бы возражающих против такого его природного и естественного намерения ни среди «народного авангарда» – членов КПСС, ни среди арьергарда – прочего населения. Как там – у классика, в его гениальной ремарке? «Народ безмолвствовал».

Правящую партию развратила и добила собственная монополия на власть, отсутствие всякой конкуренции в политической, идеологической, социальной областях. И, разумеется, начала она гнить с головы – партийной элиты. Хотя какие у коммунистической элиты головы?! За них думали, сочиняли и писали клерки, референты, консультанты, спичрайтеры – короче говоря, лакеи различных должностей и рангов. «Элита» только озвучивала. Однако, там, где речь шла о конкретных решениях, о властных полномочиях и привилегиях, лакеям указывали на их истинное место. Тут элита своего не упускала – ни грамма. Проблемы у «элиты» были не только с головами, но и с лицами. Разве лица мы видели, когда они выползали по большим праздникам на трибуну мавзолея? Обрюзгшие, откормленные деликатесными кремлевскими пайками, с застывшим брезгливым выражением (по отношению ко всем нижестоящим на социальной лестнице), с искусственной дежурной праздничной гримасой, выдаваемой за улыбку, не наделенные Господом интеллектом, лишенные даже намека на интеллигентность, разве эти застывшие маски можно назвать лицами? Морды, рожи, хари или, выражаясь интеллигентнее, физиономии. Стоит только вспомнить весь этот синклит пациентов кремлевской геронтологической лаборатории, так невольно всплывают в памяти строки «И с лицом, что быть годится и лицом и ягодицей».