Текст книги "Шпион"

Полоний

Алек сразу понял: Черкасов прицепился к несогласованной с ним энциклопедии всерьез. Так что обед он попросту пропустил – думать о еде в такой момент не хотелось.

«А еще тут эта Софа Ковалевская… навязалась на мою голову…»

Нет, эта девочка оказалась на диво работоспособной и цепкой: в первый же день она принесла несколько банковских чеков, и вместе с тем, что поступило на счет, она заработала для него около четырехсот тысяч рублей! Немыслимые для столь мелкой операции деньги… и все-таки фонд был для Алека не главным.

Честно говоря, он ждал из Штатов вовсе не эту девчонку; он ждал такого же жуткого типа, как тот, что нашел его в Москве первым…

– Сволочи…

Алек знал, что эта встреча состоится; он знал, что эти люди сделают все, чтобы он, Алек оставался в безопасности, и все-таки он боялся. Легкость, с какой его вынудили оставить вожделенную Америку и отправиться обратно в Москву, заставляла подозревать, что у этих ребят всегда пятый туз в рукаве, – как бы ни повернулась ситуация.

Все началось в Нью-Йорке. Алеку довольно быстро надоело работать менеджером в магазинах Манхэттана, куда в то время принимали без рабочей визы и рекомендаций, и он постепенно сообразил, как можно прокручивать аферы с чужими кредитными картами. На том и попался.

Алек поежился. Сидеть в одной камере с несколькими афроамериканцами атлетического телосложения и с не слишком высоким IQ и само по себе было кошмаром, а уж когда ему предъявили обвинение… в общем, чтобы выскочить, Алек сделал все. Сдал фэбээровцам всех своих подельников и… вышел сухим из воды, – ему удалось убедить америкосов, что он – «сбоку припека», а всем заправляла группа выходцев из Союза, бомбивших почтовые ящики добропорядочных американских граждан.

Громкий процесс потряс всю Америку. Но этим дело не закончилось. Вскоре Алеком серьезно заинтересовались смежники, и через пару недель заключения оборванного и исхудавшего Алека посетили два серьезных немногословных парня в черных костюмах. Парни сразу взяли с него подписку о неразглашении их беседы и по капле, слово за словом выкачали из него буквально все: и об учебе, и о работе – в Союзе, естественно, а не на Манхэттане. После этого парни сказали, что в ближайшее время с Алеком свяжется их человек. Но главное, они очень убедительно и доходчиво «порекомендовали» ему вернуться в Россию, в свой институт, чтобы и дальше работать по специальности.

Расставание со страной-мечтой стало для Алека таким шоком, что его не радовало даже то, что ему купили билет в Москву за счет американских налогоплательщиков и с шиком, едва ли не под руки проводили до трапа самолета. И тот тип за столиком закусочной, что не так давно отыскал его в Москве и посреди ночи вызвал на другой конец города, оказался прямым продолжением старого кошмара…

Алек дрожащей рукой открыл тумбочку письменного стола и вытащил бутылку настоящей «Смирновки». Эта бомба была припасена для экстренного случая. И он, видимо, наступил.

– Будьте осторожнее с этим Черкасовым, – предупредил его «человек с той стороны» во время их второй встречи. – Да, пока вы с ним справляетесь. Но если он пьет, значит, может и сорваться – в любой момент. А если пьющий человек сорвется… Вы понимаете, что это будет значить?..

Хорошо представляющий, что случится, если Черкасова понесет, Алек Кантарович вытер со лба испарину.

– И что же мне тогда делать?

Человек с той стороны порылся в кармане и положил перед собеседником малюсенькую капсулу из материала похожего на пластик. Алек машинально убрал руки со стола и уставился на капсулу застывшим взглядом.

– Тогда, мой друг, – пододвинул к нему капсулу визави, – вы угостите его выпивкой. Эта капсула растворяется без следа в любом напитке. Тем более в алкогольном крепче десяти градусов. Вы сказали, что он любит водку?

Алек помертвел.

– Да. Водку. Хотя пьет все, что горит. Но… я не смогу… я не убийца.

Собеседник презрительно скривил рот и покачал головой.

– Насмотрелись голливудских страшилок? Никто не собирается никого убивать. Это новейшая разработка.

Алека затрясло.

– Но ведь это яд?

– Никакой это не яд. Так, один из элементов таблицы вашего Менделеева. Про полоний, что-нибудь слыхали?

– П-п-полоний? Нет. Не слышал.

– Зря, – улыбнулся визави, – собственно говоря, это не сам элемент, а его производная. Эдакая таблетка от проблем. Берите, берите…

Алек побледнел, и визави принялся объяснять, как это работает.

– После приема внутрь в течение семидесяти двух часов развивается обширный атеросклероз. Через два дня он забудет, как его зовут, а вы, Алек, окажетесь в безопасности.

«А я буду в безопасности…» – повторил, словно заклинание Алек и аккуратно, кончиком ножа для бумаг подцепил жестяной ободок вокруг горлышка под пробкой. Прошелся по кругу. Медленно, придерживая чуть увеличившийся ободок, отвернул пробку. Удачно. Без разрывов. Он облегченно вздохнул. Правой рукой нащупал в кармане полученную от недавнего собеседника капсулу, достал ее и, затаив дыхание, вскрыл пробочку. Пинцетом вынул голубой лоскуток и опустил его в горлышко бутылки.

– Есть…

Едва коснувшись прозрачной жидкости, источавшей пронзительно сладкий и едкий аромат, лепесток зашипел и исчез. Алек задержал дыхание и закрутил пробку. Провел тупой стороной ножа по контрольному ободку. Оглядел плоды своей работы со всех сторон, ухмыльнулся и вдруг безудержно захохотал. Спустя четверть минуты он уже бился в конвульсиях и гоготал во весь голос. Тело сотрясалось от смеха, слезы заливали глаза и лицо. Истерика закрутила Алека в вихре безудержных судорог. Он пытался что-то сказать, но корчился, давился словами и вновь, уже беззвучно, раскрывал и закрывал рот:

– Гы-га-гы-го-го-гыыыыыыыыыы!!!

А затем смех сам собой иссяк, и он захрипел и обессиленно растянулся на столе – поверх гранок энциклопедии. И первое, что увидел Кантарович, спустя целых полчаса разлепив слезящиеся глаза, было огромное слово «CLEAR».

Это слово переливалось и извивалось, пройдя сквозь толстое стекло бутылки водки. Оно даже искрилось. Алек замер, чтобы слово не сбежало и не исчезло. Не шевелясь, чтобы не спугнуть слово, он пытался понять, откуда это словечко? Кто его принес? Как оно забралось к нему в кабинет? И что значит «ЧИСТЫЙ» или, может, «ЧИСТО»? Может быть, это знак? Знак, что никто и никогда так и не узнает, насколько «чистой» была водка, которую должен выпить зам по режиму, чтобы раз и навсегда уйти с его пути?

– Раз и навсегда… – вслух, чужим хриплым голосом повторил он и вгляделся.

Буквы все еще скакали в лихорадочной пляске, и тогда он сжал обеими руками голову, а чудовищная скачка остановилась. Теперь он уже мог прочитать полностью фразу, частью которой и оказалось слово «CLEAR». Поверх первого листа гранок тянулось название «The Nuclear Physic Encyclopedia».

Он поднялся. Еще раз проверил пробку, затянул ее потуже, мгновение разглядывал свое любимое детище, затем резким движением схватил заглавный лист гранок со стола и завернул в них бутылку. Подарок Черкасову был готов.

Друзья

Артем поднялся со стула и двинулся к дверям, но на пороге уже возник Юра Соломин, и на лице Железного Юрика сияла широкая дружеская улыбка.

– Ну, здравствуй, здравствуй, великий адвокат!

Соломин, не дожидаясь ответа, схватил Артема в свои мощные объятия. Павлов ответил такой же железной хваткой. Со стороны сцена выглядела как дружеское приветствие соскучившихся закадычных приятелей. Однако взаимные объятия и похлопывания были чуть крепче и жестче нужного – так, словно старые однокашники проверяли один другого на прочность.

– Ты совсем не изменился, – отодвинулся Соломин, – а ведь я лет сто тебя не видел.

– Я тебя тоже сто лет не видел, – так же отодвинулся Артем, – и честно скажу, очень рад нашей встрече!

Мгновенье друзья, как зеркальные отражения, сверлили друг друга взглядами, и Соломин, словно пытаясь очнуться от наваждения, покачал головой, а Артем в одно мгновение оценил галстук Соломина: явно английский – или на Джеромин-стрит покупал, или на Сильвер Роу. А узелок виндзорский вяжет.

«Чистый денди!»

– Ты давно из Англии?

– А ты откуда… – Соломин на мгновенье оцепенел, но тут же справился с удивлением. – Ну-ну, Шерлок Холмс Павлов, упражняешься все? Ясное дело, разглядел мои ботинки и гардеробчик. Я-то уж думал, кто-то тебе насплетничал.

Артем улыбнулся:

– Юрка, ты же знаешь… – он развел руками и тут же крепко сцепил их перед собой на коленях.

Соломин понял и этот жест. Говорить откровенно не будет. Ну что же посмотрим. Он улыбнулся:

– Да уж, знаю. Помню, что тебя хлебом не корми, а дай попрактиковаться. Дедукция-продукция. Помню, помню, – он тоже сложил руки вместе и задумчиво, даже тоскливо поднял грустные глаза на Павлова: – Меня подставили. Там, в Лондоне. Вот и прибыл до срока.

Соломин вздохнул, и лишь тогда Павлов – на мгновение – увидел его настоящего. Юру, не позирующего перед публикой. Юру, бывшего свидетелем на свадьбе Артемы и Любы. Юру, которого Павлов частенько прикрывал при опозданиях на утреннее построение, когда тот после страстной бессонной ночи, безнадежно опаздывая, мчался от очередной возлюбленной через всю Москву в «Вышку».

Артем улыбнулся и слегка пожал руку товарища:

– Не кисни! Здесь тоже полно работы и жизнь, поверь, не хуже, чем в Лондоне. Если, конечно, знать места.

– Спасибо тебе, Тем! Мне реально было хреново, – Соломин заиграл желваками. – Я ведь так эту мразь и не вычислил.

Артем прищурился.

– Ты про того, кто тебя… того? Подставил?

– Да. Понимаешь, как-то странно все случилось. Я же подстраховался кругом. Никто из посольских ничего не знал. Я их всех за жабры взял в первые же месяцы.

– Может, посол? – предположил Артем. – Все-таки тебя убрать – это решение серьезное, ранг нужен соответствующий…

Соломин решительно отмахнулся.

– Нет, не думаю. Посол со своей послихой как раз наладили, понимаешь, бизнес. Брали на каждое мероприятие новые шмотки из «Хародса». Ну, это самый крутой магазин в Лондоне.

Артем поднял руку:

– Я знаю. Ну, и… что посол?

– Что!? То-то и оно. Наденут пару раз шмотки, и послиха тащит их обратно – мол, не подошли и тэ дэ и тэ пэ. Ну, а те связываться не будут же. И либо бабки возвращают, либо за полцены предлагают. Типа, согласны.

– И ты… – подтолкнул друга к сути Артем, и Соломин усмехнулся.

– Понятное дело, знал, но я же не стал никому стучать. Я ж не падла! У самого грешки были. И они это понимали…

Артем озабоченно огладил затылок.

– А как вело себя торгпредство?

– Та же история, – махнул рукой Соломин. – Торгпред, тот «консультации» бизнесменам давал направо-налево. Подрабатывал, понимаешь. Ему-то я тонко так намекнул, что не на все он имеет право, не на все… Но он все правильно понял.

Артем вздохнул. Самоуверенность Юры его уже угнетала.

– А кто там еще вес имел? Атташе?

Соломин пожал плечами.

– А что атташе? Атташе кинжалы да пистолеты старинные скупал. Коллекционер хренов. Когда к нему ни придешь, он все время на толкучках! Запарил!

Артем лишь развел руками.

– И ты еще удивляешься?!

Соломин насторожился.

– А что?

– Слушай, Юр, – рассмеялся Артем, – ты же всем наступил на хвост. Буквально за яйца прикрутил и хотел, чтобы тебя не подставили. Ну, ты даешь! Это же гадюшник. Террариум единомышленников. Я то уж знаю. Мой батя по этому поводу столько геморроя поимел!

Соломин хлопнул глазами и замер.

«Не, – подумал Артем, – бесполезно! Как был упертым, так и остался… ничему его жизнь не научила!»

Герой

Пока все шло ровно так, как полковник Соломин и запланировал. Он так и продолжал разыгрывать из себя наивную жертву дипломатического заговора, и Павлов, как ни странно, клюнул, начал его жалеть, и даже советы явно давал от души. Это было правильно. Юра глубоко и тяжко вздохнул:

– Эх, ё! Подрезали мне, Тёма, крылья на самом взлете. Обживал бы я сейчас генеральские звезды где-нибудь в Брюсселе в штаб-квартире НАТО или в Нью-Йорке в ООН. А меня пинком под зад! Обидно!

Он сглотнул, отвернулся, а Павлов окончательно растаял, потряс его за плечи и потянул к себе.

– Юрка, не хандри! Кончай, брат! Ты что?! Где наш герой-Казанова Юра Соломин? Гроза непорочных девиц и зазевавшихся мужей-рогоносцев?

– Ха-ха! Да уж, есть что вспомнить. – Соломин прищурился и засмеялся. – Ну, и здесь у меня одна есть. На вид малолетка, а такое вытворяет… Богиня секса!

Павлов нарочито сурово нахмурился:

– Так! Товарищ полковник, держите себя в руках, – и тут же засмеялся: – Ах ты, неугомонный ловелас! Доиграешься…

– А у тебя как по женской части? – заинтересовался Соломин.

Артем пожал плечами.

– Регулярно. Как спорт и зарядка.

– Не-не! – захохотал Соломин. – Ты от ответа не уходи. Ишь ты, хитрец! Я тебе тут душу изливаю, а ты мне «зарядка». А ну, колись!

Павлов неловко рассмеялся, и Соломин отшатнулся и сделал испуганные глаза.

– Темочка, а может, ты тоже решил заголубиться?

Павлов возмущенно фыркнул.

– Да ты что, обалдел, Соломин?! Хрыч ты старый! Совсем охренел в своей Англии?! Я этих пидоров не то что на вид или на дух – даже на слух не выношу.

Соломин захохотал.

– Что, совсем радио не включаешь?! Даже в машине?! И телек не смотришь?

– А как это можно смотреть?! – возмутился Артем. – Девяносто девять процентов эстрады – педики!

– Да ну?!

– А ты их послушай, вживую! Все эти Филиппики, Биланчики, Борюсики, Колюсеньки, Женечки, Пупочки, Писички. Тьфу! Блевотина!

Соломин хохотнул и вдруг посерьезнел.

– Кстати, Тема, а ты знаешь, чем в мире измеряется демократия?

Павлов озадаченно уставился на друга.

– А что ты имеешь в виду? Свобода слова? Выборы?

– Не-а! Не гадай! – отмахнулся Соломин и тут же пояснил: – По мнению очень умных людей, показателем демократии, как ни странно, в современном обществе является уровень голубизны.

– Чего? – Артем поднял брови.

– Да-да, – печально подтвердил Соломин, – чем больше гомиков на телеке, эстраде, в политике, на улицах, то есть везде, тем круче демократия! Это не я придумал. Это как раз они и насадили. Сначала за свои права борются, затем эти права нам навязывают.

– Слушай, Юра, ты меня достал уже со своими педерастами! – Артем несильно толкнул друга кулаком в плечо, тот тут же поставил блок.

– Ладно, не скули! – беззлобно ответил полковник и посмотрел на часы. Это был модный хронограф по цене новенькой иномарки. – А лучше давай продолжим вечерком. Я приглашаю тебя поужинать в новый ресторанчик. В центре, на Спиридоновке. Ты как к японской кухне?

– Отлично! – кивнул Павлов, – это сейчас в Москве просто эпидемия какая-то. Девушки сели на диету из сашими, мужики пожирают суши и маки. Короче, полный банзай!

– Вот и отлично! Давай там и потолкуем. В восемь, годится?

– Годится.

Соломин задумался.

– Слушай, а может, с девчонками? У тебя как – есть бабец?

Артем неожиданно смутился.

– Я, понимаешь, сейчас с девушкой встречаюсь. Необычной. Она особенная.

«Оп-ля! – отметил Соломин. – Да он запал – и серьезно!»

– Ну, так тем лучше! – хлопнул он друга по плечу. – Такая не даст нашему вечеру скатиться в политику или в работу.

– Договорились, – счастливо улыбнулся Артем.

Мужчины встали и обнялись. Теперь уже нормально, как приятели. Пожали друг другу руки и разошлись.

Режимник

Ровные стопки свежераспечатанных листов громоздились на столе, и Черкасов аккуратно перекладывал страницы и сверял отдельные моменты со своими записями. Зам ректора по режиму не любил терять время попусту, а потому, едва получив от Рунге «добро» на «помощь» Смирнову, немедленно принялся ее осуществлять.

– Согласен, здесь фраза переделана и звучит по-другому, – как бы принимал он сторону взмыленного ученого, – но если сравнить с вашим секретным учебником 1972 года, то смысл, в общем-то, тот же. Гляньте сами…

Борис поднес распечатку ближе к глазам и прочитал:

«Если стенка сделана из жаропрочной стали толщиной 5 мм, то ее сопротивление тепловому потоку, передаваемому от газов в охлаждающее топливо, составит около 50 % общего теплового сопротивления».

Он перевел взгляд на тоскующего Смирнова.

– Верно? Я ничего не путаю?

Смирнов заиграл желваками.

– А вы, Борис Васильевич, дочитайте до конца, и тогда вам все станет понятно.

Профессор едва держал себя в руках; ему определенно уже хотелось сказать какую-нибудь гадость этому «офицеру действующего резерва». Черкасов это видел, но, похоже, ничуть не расстраивался.

«Примерно сорок пять процентов, – последовал он совету прочесть то, что написано дальше, – приходится на тепловое сопротивление лучисто-кон-век-тив-но-го теплообмена».

Смирнов тихонько застонал; по слогам это слово не произносили даже его первокурсники. А Черкасов тем временем невозмутимо шел дальше:

«И пять процентов – на сопротивление теплоотдачи от стенки в охлаждающее топливо».

Он снова остановился и присмотрелся к закатившему глаза Смирнову.

– Николай Иванович, вам плохо?

Смирнов открыл глаза и тряхнул своей лысой круглой головой так, что казалось она сейчас отскочит от его пухлого тельца и превратится в Колобка, который заживет самостоятельной жизнью сдобного беженца. Он вздохнул и потер лоснящийся лоб:

– Нет-нет. Уже гораздо лучше.

– Тогда я продолжу, – кивнул Черкасов и невозмутимо продолжил пытку чтением:

«Уменьшение же теплового сопротивления стенки за счет ее толщины или замены материала приведет к относительному увеличению теплового сопротивления лучисто-кон-век-тив-но-го теплообмена».

Смирнов скрипнул зубами.

– Борис Васильевич! В конце концов! Зачем вы мне зачитываете мой же доклад? Я не понимаю! Решительно не понимаю!

Черкасов сделал недоуменное лицо, а профессор, мгновение поколебавшись, перешел к сути дела.

– Неужели вы против нашего международного сотрудничества? – волнуясь, задал он главный вопрос? – А ведь вы поставили подпись под договором тоже. Так?

Смирнов наклонил голову набок и сверлил глазками Черкасова. Но тот был непробиваем. Как щит на эмблеме госбезопасности. Даже глаза отсвечивали стальным блеском – словно заклепки. Он степенно выслушал истеричную реплику профессора и так же степенно ответил:

– А я потому и зачитываю, чтобы еще раз напомнить вам, уважаемый Николай Иванович, что нахожусь я здесь вовсе не по своей воле, а по поручению государства. Меня поставили сюда охранять секреты Родины.

Смирнов густо покраснел.

– Послушайте, Борис Васильевич! Что такое секреты, я тоже прекрасно знаю. Более тридцати лет тружусь в институте. Но где вы нашли секреты?

Он демонстративно приподнял кипу листов, которые перебирал Черкасов, и так же демонстративно опустил их на стол. Зам по режиму насупился.

– А вот нашел. Есть совпадение с вашим секретным учебником. Есть. Смотрите сами.

Смирнов растерянно моргнул; он уже видел, что «лекция» повторится, причем, с того же самого места. Так оно и вышло: сначала зам по режиму напомнил, что даже перечень упомянутых материалов секретен, затем он указал на особое значение материалов для конструирования твердотопливных ракет, и закончилось все безобразной склокой – пусть и без использования ненормативной лексики…

– Ах, вас интересует, что Британия дает нашему институту?! – кричал Смирнов. – Ну, так извольте! Великая Британия дает нашему институту то, что Родина, извините, не дает уже много лет! Деньги она дает, вот что! Деньги!! Валюту! И мы эту валюту, да будет вам известно, тратим на закупку оборудования! Того самого, которого Россия-матушка не закупала со времен Леонида Ильича! Чтоб ему земля была пухом!

Черкасов молчал. Ситуация в науке, а точнее в материальном снабжении науки страны и впрямь была аховая, просто катастрофическая. Умнейшие кадры либо влачили нищенское существование, держась на одном энтузиазме, либо давно бежали из страны. Тому имелись подтверждения, и Черкасов их знал. За счет кого подняла производство автомобилей Южная Корея? За счет огромной группы русских ученых, выехавших из автомобильного исследовательского института НАМИ. Кто теперь разберется, какие технологии и изобретения они вывозили в самом начале девяностых? Но факт налицо: авто корейского производства – одни из самых востребованных в мире, хотя еще вчера о них никто ничего не знал, а позавчера таковых не было вообще. Ну, а то, что русские мозги двигают производство в Силиконовой долине, знают уже далеко за пределами Лубянки.

Черкасов, сидя в своем домашнем кабинете, с болью в душе перечитывал списки уволившихся и уже уехавших сотрудников института, где теперь именно он лично отвечал за секреты. И одним из наиболее тревожащих заказов стал пресловутый контракт, подписанный Смирновым.

Да, формальности были выполнены, и даже санкцию Академии наук, как вышестоящего учреждения, ученые получили. Но Черкасов не мог просто так разрешить выпуск за рубеж этого третьего доклада. Даже на взгляд не посвященного в эти вопросы зама по режиму, в докладе содержалось нечто уникальное и удивительное. Волосы вставали дыбом от цифр и показателей. Оказалось, существуют сверхмалые, но при этом сверхмощные двигатели на твердом топливе, которые позволяют носителю перемещаться со скоростью, сравнимой со сверхзвуковой, даже в твердых и жидких средах, то есть, в воде и даже под землей! Эти разительные по феноменальности данные и не давали покоя офицеру действующего резерва Черкасову.

Он бы очень хотел с кем-нибудь посоветоваться, но не знал и не мог даже придумать, с кем. Работая в головном подразделении отечественной науки, Черкасов был изолирован от окружающих, а «своя» научная среда его, по понятным причинам, не приняла.

Черкасов снова перелистал доклад и, вздохнув, обратился к ожидающему ответа Смирнову:

– Николай Иванович, мне нужны еще день-два посоветоваться в конторе и возможно со специалистами. Заходите ко мне послезавтра. Я все вам скажу. Договорились?

Черкасов попытался улыбнуться и протянул руку. Смирнов закряхтел, поднялся и, не замечая протянутой руки, вышел из кабинета.