Текст книги "В борьбе с большевизмом"

Для поддержания связи с корпусом и для установления порядка во время сосредоточения войск в Валк был командирован с особыми инструкциями и полномочиями корпусного коменданта подполковник фон Бреверн.

Начальником над всеми находившимися в Риге офицерами и добровольцами, исключая, конечно, чинов штаба, был назначен полковник Родзянко.

Ввиду того, что впоследствии полковник Родзянко был одним из главных печальных деятелей Северо-Западной армии, я считаю необходимым несколько остановиться на нем и рассказать более подробно его карьеру на поприще добровольческого движения.

Владея весьма значительным имением недалеко от Риги, полковник Родзянко во время большевистского переворота и вообще в период смуты в самой России оставался в Прибалтийском крае, который находился под прикрытием германских оккупационных войск.

В конце октября, то есть во время расцвета формирования русского добровольческого Псковского корпуса, когда слухи о его успехах разнеслись далеко за пределы его района, полковник, опасаясь остаться за флагом в решительный момент судьбы России, решил, что ему пора принять участие в деле, и потому отправился в сопровождении начальника рижского вербовочного бюро капитана Гершельмана в гор. Псков.

Там он, явившись в штаб корпуса, выразил пожелание переговорить с командующим генералом Вандамом, которому он имеет будто бы сделать очень важное и ценное предложение. Какое это было предложение и насколько оно было ценно, выяснилось только при вторичном посещении полковником гор. Пскова в период командования корпусом полковника фон Нефа, тогда же он после беседы с генералом Вандамом был в очень скверном настроении духа и сейчас же, еще в штабе, начал критиковать все дело, называя его авантюрой.

По его словам, офицеры и солдаты корпуса – оборванцы с распущенным видом, что многих офицеров он видел торгующими за прилавком; штаб ничего не знает, германские офицеры для связи – мальчишки, командующий и его начальник штаба – канцелярские крысы, Балахович – разбойник и т. д.

Конечно, офицеры штаба на этот поток хулы и разошедшегося критика возражали, указывая, что некоторые недочеты при формировании в настоящий тяжелый момент, естественно, должны быть, но что со временем все это сгладится, когда будет налажен хотя бы временный государственный аппарат. Пока же корпус висит в воздухе и напрягает все усилия, чтобы встать на твердую почву, и долг каждого истинного русского помочь в этой работе по мере своих сил.

Однако полковника Родзянко убедить в чем-либо, даже вполне очевидном, было довольно трудно, и он продолжал увлекаться своей критикой.

Особенно полковника волновал ротмистр Булак-Балахович, триумф перехода которого не давал ему спокойствия, и он потому решил развенчать героя, рассказывая, что Балаховича он знал еще раньше, во время войны и притом с плохой стороны.

В подтверждение этой характеристики он привел один случай, имевший будто бы место во время отступления после революции наших войск из-под Риги, где полковник Родзянко временно командовал бригадой 17-й кавалерийской дивизии. Тогда ротмистр Булак-Балахович, попав случайно со своим партизанским отрядом в расположение 17-й кавалерийской дивизии, ночевал вместе с полковником, перед которым якобы хвастался своим геройством, но затем, когда Родзянко предложил ему утром произвести разведку, то Булак-Балахович скрылся.

Этим рассказом полковник хотел скомпрометировать ротмистра Булак-Балаховича, но цели своей не достиг, так как все отлично понимали, кто в настоящий момент стоит выше: тот ли, кто спокойно сидел в своем имении, защищенный германскими штыками, или тот, кто с громадным риском формировал свой отряд в стане врагов.

Тогда, в первый свой приезд, полковник Родзянко, по-видимому не встретив сочувствия у генерала Вандама к своим желаниям, громогласно заявлял, что он в авантюре участвовать не хочет, а потому уезжает восвояси. Таким образом, его вторичный приезд был совершенно неожиданным, хотя и объяснялся очень просто. Новый командующий корпусом был его товарищем по Пажескому корпусу, а новый начальник штаба – сослуживцем по 1-й гвардейской кавалерийской дивизии, и поэтому полковник Родзянко рассчитывал, что теперь он будет иметь успех при осуществлении своих планов.

Эти планы или, вернее, желания выражались в следующем: полковник непременно хотел командовать стрелковыми батальонами (русским, немецким и латышским), формировавшимися в гор. Риге, и для этого настаивал на производстве его в генералы, зачислении на должность генерала для поручений при штабе Северной армии и на командирование его в гор. Ригу с определенным приказом принять командование стрелковыми батальонами.

Первый командующий генерал Вандам отказал в этом, будучи вообще против производства и не желая вмешиваться в дело назначения командира стрелковыми батальонами в Риге, однако полковник фон Неф не устоял под натиском полковника Родзянко и в частной беседе дал ему свое согласие, о чем и поставил в известность на другой день, 24 ноября, начальника штаба.

Начальник штаба сделал по этому поводу следующий доклад: 1) производство в генералы командующим в чине полковника не считает вообще удобным, и к тому же нет никакой причины такого производства, то есть отличия; 2) назначение для поручений встречает затруднение, так как в короткий срок со времени ухода генерала Вандама принято новых три штаб-офицера для поручений и четыре обер-офицера, что при желании нового командующего сократить число чинов штаба является полным противоречием; 3) назначать командиром стрелковых батальонов, формирующихся в Риге и неподчиненных командованию Отдельного Псковского добровольческого корпуса, вряд ли будет тактичным шагом.

Ввиду этих соображений начальник штаба предложил командующему производство в следующие чины вообще оставить до приезда генерала графа Келлера, который в этом вопросе даст свое заключение, а полковника Родзянко, зачислив в отдельный Псковский добровольческий корпус, командировать в Ригу с предписанием, в котором выразить, что с целью объединить все формирования в Прибалтике желательно назначение его командиром стрелковыми батальонами.

Командующий согласился с докладом, но не счел удобным отказать полковнику Родзянко в производстве и потому решил его все-таки произвести, основываясь на том, что представление его в генералы было сделано еще прежним его начальством при Временном правительстве.

Полковник Родзянко уехал 24 ноября обратно в Ригу, получив предписание с полномочием вести переговоры с англичанами, если они наконец прибудут и предписание с пожеланием объединить под его начальством стрелковые батальоны в Риге.

По-видимому, командующий передал ему соображения и доклад начальника штаба, потому что он, придя за бумагами к ротмистру фон Розенбергу, недовольным тоном заметил, что не ожидал от сослуживца по дивизии такого недоброжелательного отношения.

Почему справедливые соображения ротмистра и его доклад, как начальника штаба, полковник Родзянко решил рассматривать как недоброжелательство, является вопросом, который может быть разрешен исключительно психикой последнего.

Через день после этого, то есть 26 ноября, произошла, как было указано выше, катастрофа и корпус под натиском противника вынужден был отойти в район Валк – Верро. При таких обстоятельствах очередной приказ по Отдельному Псковскому добровольческому корпусу на 26 ноября не был выпущен, и собственно приказа о производстве полковника Родзянко в генералы не было.

По прибытии в гор. Ригу начальник штаба узнал, что стрелковыми батальонами, вследствие изменившейся общей обстановки, назначен командовать германский штаб-офицер и что полковник Родзянко по этому поводу выразил в очень резкой форме германцам свое неудовольствие.

В частной беседе с командующим ротмистр высказал, что в назначении германского майора командовать стрелковыми батальонами, а также в нежелании, чтобы Отдельный Псковский добровольческий корпус отступал на Ригу – Митаву, он усматривает все ту же германскую политику изоляции Курляндии от русского влияния, но что он надеется эти недоразумения устранить, если командующий все переговоры с германцами предоставит исключительно ему, и воздействует на полковника Родзянко, чтобы он не вмешивался в дела политического характера, а также и в военные, касающиеся непосредственно компетенции штаба корпуса.

Командующий подтвердил, что полковник Родзянко назначен им только начальником над офицерами и добровольцами, находящимися в Риге, и с той целью, чтобы освободить начальника штаба от этих забот местного порядка и предоставить ему возможность работать исключительно по делам корпуса.

На этом были закончены совещания, и командующий в сопровождении ротмистра Гоштовта выехал 3 декабря утром для переговоров с эстонцами в гор. Ревель.

Перед прощанием начальник штаба еще раз обратился к ротмистру Гоштовту с предупреждением, чтобы тот напомнил в нужную минуту командующему, что он просит освободить его от занимаемого поста, если полковник фон Неф решит все-таки отступать на Ревель и базироваться на Эстляндию. В последнем случае он посоветовал Гоштовту остановить выбор командующего, как на его заместителе в роли начальника штаба, на полковника Генерального штаба фон Крузенштерна, который, по сведениям, проживал в гор. Ревеле.

На другой день после отъезда командующего к начальнику штаба приехал товарищ латышского военного министра с приглашением для командования Отдельного Псковского добровольческого корпуса принять участие в совещании латышского правительства относительно общего положения в стране и обороны гор. Риги. Узнав, что командующий уже выехал в Ревель, товарищ министра выразил глубокое сожаление и очень настойчиво просил начальника штаба прибыть вечером на совещание.

Прибыв вечером на совещание министров латышской республики, начальник штаба был встречен военным министром Залиттом и в сопровождении его прошел в комнату, где заседали министры, которые, стоя, приветствовали в его лице русское командование в Прибалтийском крае.

Из переговоров выяснилось, что латышское правительство никакого заявления о нежелании принять Отдельный Псковский добровольческий корпус на свою территорию германскому командованию не делало, а напротив, будучи совершенно неготовым к обороне своей границы, хотело обратиться с просьбой к русскому командованию за содействием, но германцы ответили им, что корпус заключает договор с Эстонской республикой. Они очень сожалели, что отъезд командующего лишил их возможности вести переговоры непосредственно с ним, но, ознакомившись с полученными начальником штаба полномочиями, успокоились и просили его немедленно дать знать командующему об их полном согласии работать вместе в деле борьбы с большевиками.

Они жаловались на штаб А.О.К. 8, который дальше обещаний не идет и тем самым ставит их в очень тяжелое положение, так как они, за неимением достаточного количества вооружения, снаряжения, обмундирования и прочего военного имущества, не могут создать для защиты границ своей национальной армии.

Получив таким образом подтверждение своим предположениям относительно особых планов германцев на Курляндию, начальник штаба решил, однако, не поднимать немедленно этого щекотливого вопроса и потому просил латышское правительство передать урегулирование всего этого дела непосредственно ему. Он рассчитывал, и притом, как будет видно дальше, не без основания, что этот больной вопрос со временем благодаря самим обстоятельствам потеряет свою остроту и затем совершенно исчезнет.

Вот почему начальник штаба, не входя с А.О.К. 8 ни в какие переговоры по этому поводу, а базируясь лишь на согласии латышского правительства и инструкциях командующего, отдал приказание о сосредоточении, под прикрытием особого конного отряда Булак-Балаховича, частей корпуса в районе Фелин – Валк, откуда он надеялся впоследствии, в силу сложившейся обстановки на фронте, отступить на Ригу и тем самым поставить германское командование перед совершившимся фактом.

Разрешив таким образом первое задание командующего, ротмистр фон Розенберг принялся за выполнение второго, то есть за обеспечение корпуса денежными средствами и за снабжение его продовольствием, а также боевыми припасами, для чего 5 декабря отправился к начальнику штаба А.О.К. 8 подполковнику Франтцу.

Вместе с ним, кроме капитана Гершельмана, взятого ротмистром в качестве переводчика по собственной инициативе и, как он сам заявил, для поддержания русского престижа, пошел также и полковник Родзянко в генеральских погонах.

Впоследствии, в период своей деятельности в Северо-Западной армии генерала Юденича, полковник Родзянко, описывая эти печальные события в своих «Воспоминаниях», всегда добавляет безапелляционно, что то или другое его действие было сделано им исключительно только «для пользы дела».

По-видимому, и тогда в Риге и затем в Либаве Родзянко, вмешиваясь во все и разыгрывая второго командующего корпусом, преследовал также те же цели, но, насколько это было полезно для дела, будет видно из моего дальнейшего описания событий.

В данном случае, придя к начальнику штаба А.О.К. 8, полковник самостоятельно взял на себя право вести переговоры и в категорической и резкой форме потребовал оказания помощи корпусу, основывая это требование на том, что германцы вовлекли русских офицеров и добровольцев в авантюру, а потому и должны помочь им выйти из создавшегося тяжелого положения. К счастью, он не владел немецким языком, а Гершельман, переводя это ультимативное заявление, смягчил его и придал ему приемлемую форму, избежав тем самым неприятного инцидента, который нарушил бы наши всегда взаимно корректные отношения с германцами.

Подполковник Франтц ответил, что он, прекрасно понимая затруднение корпуса, все же вынужден отказать ему в помощи, так как он бессилен и не может изменить распоряжения своего нового правительства, которое, как он уже заявлял ротмистру, вполне определенно потребовало прекращения поддержки добровольческих формирований.

Полковник Родзянко, выслушав в переводе от Гершельмана ответ, вскочил со своего места и, громко стуча и бормоча отборные ругательства, демонстративно вышел из комнаты.

Подполковник Франтц недоумевающе смотрел на эту сцену и после ухода полковника Родзянко перевел вопрошающе свой взор на ротмистра, который, извинившись за происшедшее, перешел снова к делу.

Он подтвердил, что очень хорошо помнит свой последний разговор с подполковником, и потому абсолютно не собирается настаивать на чем-либо невозможном и намерен лишь обратиться к нему с небольшими просьбами, которые всецело подлежат компетенции штаба А.О.К. 8 и в силу этого не могут встретить отказа.

Эти просьбы следующие: 1) продолжить приказ о снабжении частей корпуса продовольствием и боевыми припасами на общих основаниях с германскими войсками, так как корпус продолжает сражаться вместе с ними против большевиков; 2) разменять имеющиеся в казначействе корпуса 200 553 рубля кредитными билетами Псковской области на германские ост-рубли, ибо первые местным населением не принимаются; 3) выдать остаток в размере 86 000 рублей (думских), которые остались от ассигнованной общей суммы в Пскове.

– Как видите, господин подполковник, – добавил ротмистр, – это все вопросы, касающиеся ликвидации наших прежних отношений и, выполняя их, Вы не нанесете ущерба Вашей стране и не нарушите приказаний Вашего нового правительства.

После короткого размышления подполковник дал свое согласие исполнить все эти просьбы и обещал сделать соответствующие распоряжения, сказав, что о дне выдачи и обмене денег ротмистр будет извещен начальником ликвидационного отдела майором фон Клейстом.

Таким образом, и это задание командующего корпусом было разрешено вполне благоприятно, и корпус, получая около полумиллиона марок, избегал временно денежного затруднения. Последнее давало возможность оглядеться и, оценив создавшуюся обстановку, спокойно принять наиболее выгодное решение.

Известия с фронта также приходили довольно утешительные, и по ним можно было заключить, что части корпуса после поспешного и совершенно неожиданного отступления от Пскова постепенно приводят себя в порядок и в настоящий момент образовали три группы: первая группа в составе отряда Булак-Балаховича, отряда внешней охраны города Пскова, батальона Талабских островов и Волынского стрелкового добровольческого полка, под общим командованием подполковника Ветренко, находилась в районе гор. Верро и выполняла задачу арьергарда; вторая группа в составе 1-го Псковского, 2-го Островского, 3-го Режицкого стрелкового добровольческого полков, батареей артиллерии и отряда полковника Бибикова, под общей командой последнего, представляла собой главные силы и, перейдя в район Валка, расположилась в местечке Ермес, и, наконец, третья группа – отряд Афанасьева – по-прежнему продолжала свое отступление на Крейцбург – Ригу.

Сведения о противнике указывали, что большевики направили свои главные силы в направлении Крейцбург – Рига и по соединительной железнодорожной ветке Альтшванебург – Рамоцкое, желая этим движением запереть корпус в районе Ревель – Валк – Юрьев.

Начальник штаба корпуса, основываясь на всем изложенном уже выше, определенно высказывался за отход на Ригу, ибо преимущество такого решения являлось очевидным и диктовалось самой обстановкой.

Он с нетерпением ждал известий от командующего из Ревеля о результатах его переговоров с эстонцами и торопился ликвидировать дела с германским командованием.

6 декабря он получил от гауптмана Хольца оставшиеся 86 000 рублей думских и уведомление, что размен первой партии кредитных билетов Псковского областного казначейства назначен на 7 декабря.

На следующее утро начальник штаба, взяв с собой двух своих офицеров, поехал в местную военную кассу (Darlehnskasse-Ost), где ему без всяких задержек был сделан обещанный обмен.

В тот же день он получил от командующего корпусом телеграмму с приказанием сформировать новый штаб и выехать в город Ревель. Такого рода приказание явилось полной неожиданностью для ротмистра и нарушало все его расчеты, а потому он, ответив сейчас же также телеграммой, что выедет через четыре дня, по сформировании нового штаба и ликвидации всех дел с германским командованием, отправился в А.О.К. 8, чтобы оттуда переговорить с командующим по телефону.

Было уже 6 час. вечера, когда наконец после долгих напрасных попыток удалось добиться телефонной связи с эстонским военным министерством, откуда на запрос ротмистра о полковнике фон Нефе ему ответили, что он уже более часу как ушел из министерства и что там не знают его адреса, а потому не могут вызвать его к аппарату.

Ротмистр просил передать командующему, что ему необходимо переговорить с ним по служебным делам и что он будет завтра, 8 декабря, около 5 час. дня, снова пытаться получить телефонную связь с эстонским военным министерством.

8 декабря утром из Ревеля приехал обер-квартирмейстер Гоштовт и доложил начальнику штаба, что командующий подписал 6 сего декабря договор с эстонским правительством, но что условия договора и тяжелое положение корпуса в Эстляндии заставили его в последний момент изменить свое решение отступать на Ревель, а потому он приказывает начальнику штаба принять все меры к тому, чтобы перебросить корпус на Ригу и далее на Митаву – Либаву.

Согласно этому договору, корпус не имел права увеличивать свою численность более 3500 человек и, подчиняясь эстонскому штабу и позволяя вмешиваться в свои хозяйственные дела эстонскому интенданту, парализовал тем самым свою самостоятельность и лишил себя возможности выполнить свои национальные задачи.

Далее ротмистр Гоштовт сообщил, что по дороге из Ревеля в Ригу он видел командиров отдельных частей корпуса, которые также единогласно настаивали на отходе в южном направлении.

Кроме того, он доложил, что попытка командующего перевезти русские части морским путем в Финляндию не увенчалась успехом из-за недостатка перевозочных средств, а в то же время эстонское правительство не исполняет, да и не может фактически исполнить, принятых на себя обязательств по снабжению корпуса всем необходимым.

Все это вместе взятое заставило командующего переменить свое первоначальное решение перейти на службу к эстонскому правительству и признать, что единственным выходом для корпуса из создавшегося положения является движение его на Ригу и далее в Курляндию.

На вопрос начальника штаба относительно телеграммы с приказанием ему сформировать новый штаб и выехать в гор. Ревель Гоштовт доложил, что телеграмма была послана до перемены решения командующего, но что он все-таки приказывает ротмистру фон Розенбергу организовать новый штаб и прислал ему даже список офицеров, которых он хотел бы видеть в числе чинов этого штаба.

При этом Гоштовт добавил, что командующий приказал в том случае, если начальник штаба из-за дел в Риге не может немедленно выехать, то чтобы временно вместо себя выслал бы капитана фон Мевеса, назначив его старшим адъютантом по оперативной части.

Новый штаб должен был быть выслан в местечко Ермес, что севернее гор. Валка, где были сосредоточены, как было указано выше, главные силы корпуса под общим командованием полковника Бибикова.

Сам Гоштовт был командирован командующим в Литву и Польшу, чтобы переговорить с их правительствами и подготовить почву для корпуса, который, отойдя в Курляндию, будет в непосредственном соседстве с этими государствами.

Выслушав доклад ротмистра Гоштовта начальник штаба решил действовать согласно своему первоначальному плану, то есть основываясь на соглашении с латышским правительством о переброске корпуса на их территорию и не вступая об этом во вторичные переговоры с германским командованием, отдать приказ корпусу об отступлении его на Венден – Вольмар и далее на Ригу – Митаву.

Такого рода действием он надеялся выиграть время, не тратя его на бесплодные, по его мнению, переговоры с германцами, а кроме того, он избегал острых столкновений с ними на этой почве, ставя их просто лицом к лицу с совершившимся фактом.

Однако присутствующий при докладе обер-квартирмейстера полковник Родзянко высказался за то, что с германцами церемониться не следует, а потому от них необходимо незамедлительно потребовать ультимативным порядком распоряжения о высылке, для перевозки корпуса по железной дороге, шести эшелонов в гор. Вольмар.

Тут будет уместно пояснить вообще взгляд полковника Родзянко на создавшуюся обстановку, а также и на тот выход из нее для корпуса, который он считал наиболее выгодным.

Как было уже указано выше, он постоянно вмешивался в распоряжения начальника штаба и упорно хотел присвоить себе компетенции командующего корпусом. По его мнению, которое он открыто передавал офицерам штаба, спасти корпус возможно было только при решении: 1) совершенно порвать с германцами, рассматривая их как живых трупов и поставив их в положение исполнителей, а не руководителей; 2) бросить монархический лозунг для армии, выставив взамен его демократическую программу; 3) связаться с прибывающими англичанами, которые единственные могут оказать помощь и деньгами, и военным имуществом; и, наконец, 4) отступать на Ригу – Митаву, войдя об этом в соглашение с латышским правительством и представив об этом германскому командованию ультимативное требование.

Для приведения всего этого плана в жизнь полковник Родзянко считал необходимым переменить командующего корпусом, основывая это предложение на том, что старый командующий, полковник фон Неф, работал с германцами, носит немецкую фамилию и потому вряд ли будет приемлем для новых покровителей – англичан. Упоминая о своей программе спасения корпуса, он довольно прозрачно намекал, что самым подходящим командующим будет он, полковник Родзянко, ибо к германцам он всегда относился отрицательно и не верил в их искренность, а его фамилия, прославленная на революционном поприще его дядей, председателем Государственной думы, дает вполне неоспоримые гарантии о демократизме и отсутствии каких-либо монархических тенденций в той армии, которой он будет командовать. Касаясь должности начальника штаба, полковник заявлял, что ничего не имеет против того, чтобы оставить ее за ротмистром фон Розенбергом, предполагая, видимо, этим жестом прибрести в нем союзника для достижения своих целей.

Эти предложения и соображения полковника Родзянко были переданы ротмистром Гоштовтом и другими офицерами начальнику штаба, который ответил, что о перемене командующего он вообще не желает и говорить, ибо еще никогда не интриговал против своего начальника; относительно же указанной программы полагает, что: 1) с германцами, помогавшими до настоящего времени армии в ее формировании, он не видит надобности порывать и поступать некорректно, тем более что они переживают сейчас большое бедствие, явившееся, собственно, единственной причиной их отказа в дальнейшей помощи; 2) монархическому лозунгу изменять не собирается, так как, будучи ротмистром лейб-гвардии Кирасирского Ее Величества полка всегда был убежденнейшим монархистом и советует в данном случае полковнику Родзянко вспомнить также о том, что он служил в Кавалергардском Ее Величества полку; 3) связаться с прибывающими англичанами считает необходимым, но на их помощь не надеется, так как вряд ли они, поддержавшие русскую революцию с целью ослабить своего союзника Российскую империю, будут теперь, когда мировая война кончена, работать на восстановление могущества своего соперника в Азии, и, наконец, 4) с отступлением корпуса на Ригу – Митаву вполне согласен, как это высказывал неоднократно, и к осуществлению этого отступления он уже приступил согласно своему плану, причем с латышами соглашение достигнуто, а что касается переговоров с германцами, то, если полковнику так хочется представить им ультимативное требование и он надеется таким способом добиться отправки эшелонов в гор. Вольмар, пусть предъявляет его самостоятельно.

Получив такой категорический ответ, который разрушал его честолюбивые замыслы, Родзянко решил избавиться от присутствия начальника штаба в Риге и потому заявил ему, что удивляется, почему он, несмотря на приказание командующего выехать в Ревель, до сих пор остается здесь.

Начальник штаба ответил, что просит полковника не вмешиваться в его решения и распоряжения, ответственность за которые он несет только перед своим прямым начальником – командующим армией.

Выслушав этот отпор, полковник Родзянко временно успокоился на том, что подал германскому командованию письменный ультиматум, подписанный им за командующего армией, в котором он требовал перевести на эшелонах все части Отдельного Псковского добровольческого корпуса от гор. Вольмара в район Митавы – Либавы.

Германское командование, не желая создавать конфликта, ответило через лейтенанта Списа, что даст окончательный ответ по этому поводу на днях, так как им необходимо предварительно навести справки – имеется ли на железнодорожной ветке Валк – Рига такое количество свободных вагонов, которого было бы достаточно для составления 6 эшелонов.

9 декабря от германского командования в Либаве была получена телефонограмма, что туда прибыла английская эскадра, начальник которой адмирал Синклер просит немедленно выслать для переговоров уполномоченных от русской Северной армии. Согласно еще раньше полученным инструкциям от командующего, начальник штаба командировал для переговоров в гор. Либаву полковника Родзянко, ротмистра Гоштовта и в качестве переводчика ротмистра князя Ливена.

Затем начальником штаба было дано предписание капитану фон Мевесу вступить в исполнение должности старшего адъютанта по оперативной части и выехать с новым штабом к месту расположения главных сил армии в местечко Ермес. Кроме того, он отправил через подполковника фон Бреверна донесение полковнику Бибикову.

Перед отъездом уполномоченных в Либаву ротмистр князь Ливен пришел к начальнику штаба за справками для составления на английском языке письменного доклада о Северной армии, который депутация предполагала передать адмиралу Синклеру. Доклад был составлен князем Ливеном по прибытии на место в гор. Либаве, и представлен английскому командованию, однако содержание его далеко не удовлетворяло своему назначению, а главное, многое было преувеличено и освещено совершенно с иной точки зрения.

10 декабря начальник штаба получил донесение от коменданта гор. Валка подполковника фон Бреверна, что занятие города Красной армией ожидается с часу на час и что местный Совет солдатских депутатов германского гарнизона (Soldatenrat) вступил уже в переговоры с большевиками, а потому эстонский штаб и он сам вынуждены оттуда выехать.

11 декабря утром прибыл в гор. Ригу фон Бреверн и доложил, что гор. Валк занят большевиками. Выехавшие 10-го утром офицеры штаба были возвращены обратно со станции Венден германскими военными властями, которые сообщали, что на ст. Валк большевики контролируют пассажиров и всех причастных к добровольческому корпусу высаживают из вагонов и арестовывают.

Таким образом, нормальное сообщение с армией было прервано, но связь еще поддерживалась случайно пробившимися людьми. Вследствие этого начальник штаба отставил поездку капитана фон Мевеса к главным силам и послал срочное донесение полковнику Бибикову с агентом контрразведки (местным жителем). В этом донесении им была изложена общая обстановка, последние события, а также основанное на приказании командующего и на создавшемся положении на фронте заключение о необходимости корпусу немедленно всеми силами двинуться в направлении на Вольмар – Венден, чтобы этим движением обеспечить себе путь отступления на Ригу и далее на Митаву – Либаву.

Будучи вполне уверенным в том, что части корпуса немедленно начнут отступление на Вольмар – Венден – Ригу, начальник штаба занялся подготовкой всего необходимого для их прихода.

Положение в Риге было очень тревожное и неопределенное. Город был наводнен большевистскими комиссарами, среди которых были такие «звезды», как Хаустов, Сиверс, Жабин, и даже говорилось много о приезде Склянского. Все эти комиссары вели открытую пропаганду и имели какие-то тайные совещания с Советом солдатских депутатов германского гарнизона.

Латышские власти были совершенно неорганизованны и не располагали никакими исполнительными органами, а германское командование в своих распоряжениях было связано Советом солдатских депутатов.

Так, например, ротмистр фон Розенберг, получив от своей разведки самые точные сведения о месте сбора большевиков и их намерении поднять восстание в Риге, передал все это германскому командованию и просил их принять срочные меры для ликвидации этого.