Текст книги "Кубанский егерский корпус 1786-1796 гг."

Вооружение оставлено прежнее, введенное в егерских батальонах в 1777 году, а именно: штуцер с медным прибором, с винтообразным каналом, кортик в черных ножнах и пистолет. Но в табели сначала положено было иметь в роте по 11-ти штуцеров (в батальоне 66), остальные егеря имели ружье со штыком.(Ист. од. и воор. Войск; 1-е П.С.З.).

Подъемную часть егерского батальона составляли: три патронных ящика, шесть провиантских фур, один фургон (для перевозки больных), трое роспусков (для перевозки разных предметов хозяйства), шесть вьюков с котлами и шесть фурьерских лошадей, а всего 11 повозок и подъемных лошадей 76 (со включением вьючных и фурьерских).

Знамен и палаток егерям не полагалось.

Оклады жалованья офицерам и нижним чинам, а равно рационы офицерам и провиант нижним чинам определены на общих основаниях, применяясь к окладу гренадерских полков.

Таким образом на содержание егерского батальона исчисленого жалованья и рационов, без вычета на медикаменты и госпиталь 16527 р. 52 % к., на ежегодные ремонты вещей, положенных по табели, 7724 р. 57 У) к. В том числе полагалось: на содержание батальонных дел 50 руб., на наем подвод 150 руб., на фуражное довольствие 76-ти лошадей 840 рублей. Всем нижним чинам отпускалось на провиант по 4 рубля 21 % копейки.

В общей сложности содержание егерского батальона в 1000 человек исчислялось приблизительно в 28000 рублей.

Егерский батальон был самостоятельной частью, имел свой штаб, свою артиллерию, и при ней фузилеров, и свой обоз. Батальоном командовал подполковник, избираемый из числа штаб-офицеров, отличавшихся боевыми заслугами. В Кубанский егерский корпус для командования батальонами, впоследствии, с 1792 г., назначались штаб-офицеры из гвардии и артиллерии. Штаб батальона составляли, кроме батальонного командира: один младший штаб-офицер (премьер– или секунд-майор), один адъютант, один лекарь, один провиантмейстер, один обозный и один надзиратель за больными, последние трое сержантского чина, и четыре писаря. Для починки оружия и содержания его в исправности при батальоне состояла мастерская с соответствующим инструментом; в ней состоял один слесарь с двумя учениками, один ложник, один кузнец и при последних двух по одному ученику. Оклады слесаря и кузнеца были усиленные.

Артиллерия, обыкновенно в числе двух орудий малого калибра, с боевыми припасами, прислугой и лошадьми, придавалась к батальонам Кубанского егерского корпуса на время военных действий.

В составе батальонного обоза, кроме подъемных лошадей, постоянно имелись воловьи подводы, числом до 20-ти.

Но эти положения по штату и табели 1786 г. получили применение Кубанскому егерскому корпусу лишь в конце 1787 года.

Приказание президента военной коллегии, генерал-фельдмаршала Г. А. Потемкина, о переименовании Бутырского и Селенгинского мушкетерских полков в Кубанский егерский корпус последовало 4-го июня 1786 г. До того времени (с 1784 г.) Бутырский полк, имея постоянные квартиры в Воронежском наместничестве, принимал участие в военных действиях на Кубанской стороне и располагался в новопостроенной крепости Московской (недалеко от Ставрополя), а Селенгинский полк, состоя в Кавказском корпусе, действовал на линии, имея квартиры в Кизляре, Науре или Моздоке. В 1783 году, когда Бутырский полк действовал с Суворовым на Кубани, Селенгинский обращен был против кабардинцев и прикрывал два егерских батальона: Белорусский и Горский, на походе их до границ Грузии.

К преобразованию бутырских и селенгинских мушкетеров в кубанских егерей местные власти не были приготовлены. Более чем в течение года кубанские егерские батальоны оставались в одежде и оружии мушкетеров и в том же составе, в котором они были ранее. Вышло только несколько офицеров, вероятно за старостью, или по неспособности к егерской службе, уволенных в отставку на собственное пропитание или переведенных в гарнизоны (например, в Бутырском полку ушло только семь офицеров), а также несколько престарелых нижних чинов, устроенных в новых поселениях нынешней Ставропольской губернии. Все прочие офицеры, сержанты, капралы и рядовые мушкетеры и гренадеры Бутырского и Селенгинского полков, оставаясь в форме мушкетеров, должны были приучаться к егерской службе. То же назначение получила и двуротная команда, бывшая в Воронеже. Командирами батальонов определены: подполковник Фридрих Вреде из Кабардинского мушкетерского полка, умерший в том же 1786 г., а на его место военная коллегия определила подполковника Финка, во 2-м – подполковник Каспер Рациус, Бутырского полка, где он командовал 2-м же батальоном, в 3-м – премьер-майор Феодор Кривцов, Селенгинского полка и в 4-м – премьер-майор Отто Кельнер, Кабардинского полка.

Из дел бывшего Моздокского архива и журнала исходящих бумаг князя Потемкина видно, что в Бутырском полку, при переименовании в 1-й и 2-й батальоны Кубанского егерского корпуса, состояло всех чинов, со включением нестроевых, 1723 человека, между тем, по штатам в двух батальонах Кубанского егерского корпуса полагалось, со включением деныциков, 2056, т. е. на укомплектование требовалось 333 человека, в том числе 12 офицеров и 268 рядовых. Офицерские вакансии в том же 1786 году пополнены переводом офицеров из других частей, бывших на Кавказе и производством сержантов в подпоручики (в егерском батальоне прапорщиков не полагалось). Унтер-офицерский состав был в полном комплекте, хотя из сержантов Бутырского полка было произведено в офицеры 10 человек, в том числе только один с оставлением в своей части, остальные назначены для замещения вакансий, преимущественно в Ладожском мушкетерском полку. Недостающее число рядовых могло быть пополнено не ранее как через год, уже после открытия второй Турецкой войны и тогда же бутырские и селенгинские мушкетеры стали «совершенно на егерской ноге»: полковые штабы заменены батальонными, знамена, палатки и палаточные ящики сданы в обер-кригс-комиссариатскую комиссию; из Москвы доставлены материалы для обмундирования в егерскую форму, от комиссионера получены штуцера, кортики и другие принадлежности амуниции по егерскому положению.

В самом начале по сформировании Кубанского егерского корпуса шефом его был назначен генерал-майор Андрей Григорьевич Розенберг, бывший командир Вятского полка, а прежде служивший в Бутырском полку. Но с этим званием не соединялись начальнические права, по крайней мере из дел моздокского и георгиевского архивов не видно никаких распоряжений генерала Розенберга и ниоткуда не известно, в чем состояли обязанности шефа егерского корпуса того времени. В сущности Кубанский егерский корпус не был самостоятельною административною единицею, подобно стрелковой бригаде новейшего времени. Обыкновенно все четыре кубанские батальона состояли в непосредственном подчинении начальника Кубанского корпуса; таковыми были: сначала Потемкин, командовавший вместе с тем и Кавказским корпусом, генерал-майор барон Розен (в чине генерал-поручика) и, наконец, Гудович. Впрочем, в 1788 и в 1789 году, во время действий против турок за Кубанью, Кубанский егерский корпус находился под командой Бергмана, бригадира, потом генерал-майора.

По собранным нами подробным сведениям о дислокации Кубанского егерского корпуса, со времени устройства его в 1786 г. и до сформирования из него 18-го егерского полка в 1797 г.[8]8
  18-й же егерский полк, или егерский полк генерал-майора Лазарева, в 1801 году переименован в 17-й егерский, знаменитый в «Истории Кавказской войны «своими геройскими подвигами, а в 1816 г. за отличия назван Карабинерным, что ныне лейб-гренадерский Эриванский Его Величества полк, известный своею боевою славою.


[Закрыть], из месячных ведомостей, хранящихся в делах архива Моздокского отдела главного штаба, каждый из батальонов занимал следующие зимние квартиры:

1-й батальон: в 1786 и 1787 г. – в селе Надежда, близ Александровского, в 1788 и 1789 г. – в земле Войска Донского, в 1790 и 1791 г. – в Бериславе и Малой Визке, Таврической губернии, в 1792 г. – в Донском округе Екатеринославского наместничества, в 1793, 1794 и 1795 гг. – в крепости Усть-Лабинской.

2-й батальон: в 1798 г. – во Владикавказе, в 1787 г. – в Новоселицах, близ крепости Александровской, в 1788 г. – в земле Войска Донского, в 1789 г. – в Таганроге и его окрестностях, в 1790 г. – в Таганроге, в 1791 г. – в Сухом Ташлыке или Голодае, Таврической области, в 1792 г. – в слободе Новых Байдарах, близ крепости Св. Димитрия, в 1793, 1794 и 1795 – в крепости Усть-Лабинской.

3-й батальон: в 1786 г. – в Кизляре, в 1787, 1788 и 1789 гг. – в земле Войска Донского, в 1790 г. – в слободе Знаменской, на реке Днепре, в 1791 г. – в слободе Тишкове, в 1792 г. – в слободе Старой Белой, в 1793 г. – у крепости Св. Димитрия, в 1794 и 1795 гг. – в ст. Кобылянской, на Дону и в г. Богучаре, Воронежского наместничества.

4-й батальон: в 1786 г. – в ст. Каргалинской, на Кавказской линии, в 1787 и 1788 гг. – в земле Войска Донского, в станицах Верниковой и Семи-Каракорской, в 1789 г. – на Дону, в ст. Бабской, в 1790 г. – в слободе Меловой по Днепру, в 1791 г. – в слободе Новопавловской, близ Днепра, в 1792 г. – в слободе Марковке, Беловодского округа, Воронежского наместничества, в 1793 и 1794 гг. – сведений нет (вероятно, в Воронежском наместничестве), в 1794 г. – в слободе Калачах, Богучарского уезда, Воронежского наместничества.

Зимние (винтер) квартиры, по общей дислокации войск, для Кубанского егерского корпуса намечались в Воронежском наместничестве; но в летнее время егерские батальоны передвигались на Кубанскую окраину для занятия важнейших постов или для участия в военных операциях на Кубани и за Кубанью от Владикавказа и до Анапы. Осенью 1790 г., после овладения Таманью и утверждения нашей власти на р. Кубани, Кубанский егерский корпус в полном составе переходит на Крымский полуостров, потом на зиму в Екатеринославское наместничество и поступает под начальство генерал-поручика Коховского. В 1792 году, по окончании второй Турецкой войны, все четыре егерские батальона, занимавшие в апреле месяце низовья Днепра, были возвращены в распоряжение начальника войск на переднем Кавказе, генерал-аншефа Гудовича, а затем 1-й и 2-й батальоны, в 1793 году после летнего компамента возле крепости Св. Димитрия, переходят на постоянные квартиры в «благополучную» крепость Усть-Лабинскую, а 3-й и 4-й батальоны занимают квартиры в Воронежском наместничестве, поблизости земли Войска Донского. В таком расположении егерей Кубанского корпуса застает Персидская война, в которой довелось принять участие 2-му, 3-му и 4-му батальонам; 1-й же батальон занимал крепость Усть-Лабинскую, имея часть в Екатеринодаре.

Эти условия квартирного расположения имели значительное влияние на комплектование Кубанского егерского корпуса.

Офицерские ваканции в батальонах в рассматриваемую эпоху пополнялись преимущественно производством в подпоручики сержантов из русских дворян или малороссийского шляхетства, зачисляемых на службу рядовыми или фурьерами. До производства в офицеры, в течение нескольких лет, фурьеры, подпрапорщики и сержанты из дворян разделяли с рядовыми егерями боевую службу, несли наравне с солдатами все тягости походной жизни. В составе офицеров сначала преобладали уроженцы Воронежского, Симбирского, Екатеринославского и Смоленского наместничеств; некоторые из них дослуживались до офицерского чина на 30-м, даже на 40-м году Впрочем, в числе сержантов встречаем и весьма молодых, лет 16-ти и 17-ти. С этих лет собственно и начиналась в то время действительная боевая служба большей части дворян, служивших в кавказских войсках.

Другую более значительную категорию унтер-офицеров Кубанского егерского корпуса составляли сержанты, капралы и каптенармусы бывшего Бутырского и Селенгинского мушкетерских полков, происходившие из солдатских детей и крестьян и получивших унтер-офицерские чины после долговременной службы, большей частью за какие-либо боевые отличия, в возрасте от 30-ти до 40-ка лет. Поэтому нередко встречаем сержантов, заслуженных в возрасте свыше 50-ти лет, совершивших походы против турок с графом Румянцевым в 1770 и 1771 годах и Суворовым против татар в 1783 году (Бутырского полка), или бывших в военных действиях на Крымском полуострове с 1770 года, в Кубанских степях – в 1773 и 1774 годах и в Кавказских горах, в верховьях Зеленчука и против чеченцев в 1783 и 1785 годах (Селенгинского полка).

То же самое должно сказать о рядовых егерях, старших по службе, которые в звании гренадер или мушкетер принимали участие в тех же кампаниях и находились в боях с помянутыми унтер-офицерами. Впоследствии на укомплектование нижних чинов Кубанского егерского корпуса поступали по наборам крестьяне Воронежского, Екатеринославского, Рязанского и других смежных наместничеств частью русского, частью же малороссийского происхождения.

Наконец, нужно заметить, что егерским батальонам Кубанского егерского корпуса приходилось действовать почти всегда с донскими казаками, а егерям l-ro и 2-го батальонов, кроме того, в последние три года (1793–1795 гг.) вместе с донцами и запорожцами, образовавшими Черномрское войско, занимать посты по реке Кубани[9]9
  Так, в 1794 году от 1-го и 2-го батальонов, занимавших Усть-Лабинскую крепость, выставлялись следующие посты: впереди крепости 30 егерей и 30 донских казаков, при Ладожском редуте 25 егерей и 30 донских казаков, в Тифлисском редуте 50 егерей с пушкою и офицером 50 черноморских казаков.
  Георгиев, арх. дело № 12-й


[Закрыть] Постоянное общение с донскими казаками зимою на квартирах, летом в экспедициях за Кубанью и на постах сообщало дух отваги, смелости, предприимчивости и другие высокие боевые качества егерям Кубанского корпуса.

Впрочем, и самые топографические условия театра войны не могли не иметь влияния на развитие у егерей известных качеств, особенно находчивости в применении к местности.

Наконец, на образование боевых качеств егерей немалое влияние оказали свойства противников – черкесов.

Очерк Кубанской окраины. Действия егерей Кубанского егерского корпуса с самого начала их образования в 1786 году, происходили, главным образом, на Кубани с ее важнейшими притоками и по Азовскому побережью, в пределах нынешней Кубанской области.

Степная равнина от Дона до Кубани орошается реками Манычем и Кумою. Оба Егорлыка (большой и средний или вонючий), впадающие с левой стороны, и Подкумок, вливающийся в Куму, почти единственные значительные притоки; прочие притоки летом пересыхают. Вода в речных системах большею частию дурного качества. Летом в степях жара достигает 30 градусов, зимою господствуют вьюги и метели и холод достигает до 20 градусов. Характер унылой степной равнины, населенной в то время кочевавшими ногаями, остатками монголо-татарской орды, оживлялся несколько по мере приближения на юго-восток к предгориям главного Кавказского хребта, замыкающим с востока Кубанскую долину.

Кубань (Князь-река – Пшиз у черкесов), скатываясь с подножья Эльбруса множеством истоков, прорывает Черные горы, постепенно спускаясь на низменность, круто, почти под прямым углом поворачивает на запад и впадает одним рукавом в Азовское море, а другим в Черное, образуя обширную и болотистую дельту. Протяжение ее от верховья до устья 680 верст. Начинаясь в глубоких ущельях Эльбруса, Кубань, прорвав Черные горы, течет медленно, образуя от наносного песка и ила острова. Несколько раз в течение года эта величественная река разливается и затопляет все низменные места; в нижнем течении, случается, разлив Кубани доходит местами до 20-ти верст. В остальное время, особенно в верхнем течении, открываются через реку удобные переправы вброд.

В реку Кубань с левой стороны впадает множество притоков, берущих свое начало в северной покатости главного хребта, западнее Эльбруса, и протекающих в северо-западном направлении в живописных ущельях, большей частью лесистых. Важнейшие из притоков: Большой и Малый Зеленчуки, Уруп, Лаба (Малая и Большая) и Белая, и ниже – Пшиш, Псекупс, Супе, Афипс, Убын (или Абин) и Адагум. Между Убыном и Адагумом, по направлении к Кубани, многочисленные притоки теряются в болотах и не доходя ея, образуют кубанские плавни, никогда не просыхающие.

Против устьев Кубани находится остров Тамань, соединяющийся с сушею посредством Темрюкской косы и отделенный от степи протоком. Тамань служит как бы этапным пунктом, связывающим жителей Крымского полуострова с поселенцами северных предгорий Кавказа. Занятием Тамана прерывалась естественная связь между крымскими татарами и черкесами, на которых крымские татары имели большое влияние.

С правой стороны Кубани нет ни одного значительного протока, на котором можно было бы остановить внимание.

Оба берега Кубани в верхнем течении часто обрываются кручею, а в нижнем, начиная от впадения Лабы, мало доступны по свойствам болотистого, почти не просыхающего грунта и болотистых плавней.

По ту сторону Кубани, от Анапы и Суджука и до Кбарды, прилегала единственная дорога, удобная сколько-нибудь для движения тяжестей; от Заны на Кубани (ниже нынешнего Екатеринодара) до Анапы она проходила через ряд ущелий между болотами или по густому лесу, прорезанному дикими ущельями, удобными для засад и нечаянных нападений. Самое важное из этих ущелий Абинское или Убинское.

Удобнейшими переправами на лодках ниже устья Лабы считались четыре: первая – немного выше впадения в Кубань Шекупса, вторая – при урочище Зана, третья – против укрепления Курки и четвертая – при самом устье Кубани на острове Тамане. Последняя читалась едва ли не самою удобною.

Вся территория Закубанской стороны в топографическом отношении представляла собой две резкие особенности: от Кубани до Лабы представляло холмистую равнину, перерезанную сухими балками, сильно нагреваемую палящими лучами летнего солнца; однако, по мере приближения на юг к горам возрастает богатство производительных сил природы, появляются тучные пастбища, которые могут прокормить громадные стада скота и табуны лошадей. От Лабы и Белой верхние части притоков Кубани были покрыты дремучими лесами, а нижние их части до самой Кубани – болотами, затруднявшими движение даже пехоты в сомкнутом строе, и вредными для здоровья.

Такова была территория закубанцев, т. е. черкесов, известных под именем Адыге.

Правая, степная сторона реки Кубани на пространстве от Азовского моря до Маныча и Кумы перерезана множеством рек и речек, берущих свое начало недалеко от русла Кубани и текущих в северо-западном направлении, параллельно реке Манычу, образуя при впадении в Азовкое море, болотистые, труднодоступные плавни. Все эти реки, богатые пастбищами, служили хорошим пристанищем кочевавшим ордам ногаев с многочисленными стадами скота, преимущественно овец. Эти же самые реки становились удобными этапами для движения регулярных русских войск и донских казаков в их наступательном движении от Дона к Тереку и Кубани.

После разгрома ногайской орды Суворовым в 1783 году, описываемая страна по бассейну Ей опустела; тут оставалось лишь несколько тысяч кочевавших ногаев, остальные удалились за Кубань по Лабе, в соседство кабардинцев; впрочем, в 1787 году, более 1000 ногаев возвратились из-за Кубани на прежние кочевья по Ее.

Так было до заселения этой страны запорожскими казаками и другими выходцами, с 1793 года, образовавшими знаменитое Черноморское казачье войско.

Этнографические особенности черкесов. Река Кубань с ее притоками с древнейших времен была торговым путем на Северном Кавказе. Этим путем распространилось и христианство среди туземцев, с которыми греческие колонии, бывшие на Черном море, вели деятельную торговлю. Распространялось оно, по свидетельству церковной истории, с первого века по Р. X., среди всех черкесских народов, известных под названиями кабардинцев, абазии, абадзехов, бжедухов и натухайцев. Свидетельством тому служат уцелевшие до наших дней христианские памятники. В уезде Баталпашинском, Кубанской области, три года тому назад, в ущельи Большого Зеленчука, с благословения Святейшего Синода, открыта иноческая обитель[10]10
  Свято-Александро-Авонская Зеленчукская


[Закрыть] на том месте, где по всем признакам, существовал город, населенный христианами, и где сохранились еще развалины трех христианских церквей. Но успехи распространения христианства между черкесами-адыге были приостановлены в XI столетии. Адыге подпали сначала под власть хазар, потом половцев и, наконец, в XIII столетии монголо-татар, принявших в XIV веке мусульманство, распространявшееся огнем и мечом. Христианские храмы между черкесами с этого времени запустели, но в памяти черкесских народов сохранялись многие признаки принадлежности их предков к христианской греко-восточной церкви.

В описываемую нами эпоху, когда пало в Крыму татарское царство, мусульманский фанатизм турок, расшевеливший горцев на всем Кавказском перешейке, поднял дикие инстинкты черкесских народов. Черкесы становились опасными своими отчаянными нападениями, небольшими партиями, человек по 50 и менее, на русские посты, распространявшиеся на реке Кубани. Хищничество за рекою Кубанью становилось делом душеспасительным. Переправившись ночью через реку, партия черкесов проскакивала далеко в наши пределы, захватывала пленных, грабила жителей, отгоняла скот. Под влиянием мусульманского фанатизма, в виду грозившей опасности от русских с севера, черкесы стали собираться в скопища тысячи в три, четыре и под предводительством своих князей или избранных храбрейших витязей, являлись серьезными союзниками турок, желавших удержать свое господство на Кавказском перешейке.

Мохнатая баранья шапка прикрывала бритую голову черкеса; бурка, бешмет, черкеска, ноговицки, сафьянные чевяки были приспособлены к боевой жизни на коне. Винтовка, перекинутая за спину так была пригнана, что наездник легко заряжал ее на всем скаку и после выстрела легко перекидывал ее через левое плечо, чтобы обнажить шашку, которою он владел в совершенстве. «Черкесская шашка остра, как бритва, страшна в руках наездника и употреблялась им не для защиты, а для нанесения удара, который всегда был смертельным». Для самозащиты были заткнуты за пояс два пистолета и кинжал. Последний был неразлучным спутником черкеса и в домашнем быту. Вместо шпор ему служила плетка. Седло было легкое и покойное. Конь повиновался уздечке в совершенстве. За седлом привешены были: присошка из гибкого и тонкого дерева, сума с небольшим запасом продуктов и тренога, без которой черкес не выезжал из дома[11]11
  Впрочем, в описываемую эпоху огнестрельное оружие – Мультук (штуцер-карабин) и пистолеты имели только зажиточные горцы. Горцы-панцырники и не панцырники были вооружены луком и стрелами, насекой (прямой топор), джеридом (короткое копье), клычом (в роде меча) или шашкой да кинжалом неразлучным товарищем горца. «Военный Сборник», 1873 г., № 10-й, «Записки старого казака», стр. 429.


[Закрыть].

В военном отношении черкесские народы вообще не имели определенной организации; для наших войск несравненно опаснее были нечаянные нападения на посты мелких партий, нежели действия многочисленного их скопища. Впрочем, топографические особенности местности способствовали значительным отрядам черкесов, преимущественно абазинцев и шапсугов защищаться с упорством, причем горцы действовали в пешем строю – стреляли метко и с искусством занимали сильные, мало доступные оборонительные позиции. Абазинцы и шапсуги были в то время опасными противниками для русских и, как видно, их отряды были организованы турками, занимавшими Суджук и Анапу своими гарнизонами.

Социальное устройство черкесских обществ представляло собой смешение начал аристократических с демократическими. Кабардинцы, бесленеевцы, темиргоевцы, хатукайцы и бжедуги имели князей и делились на сословия: князей, узденей (дворян), княжеских отроков (составлявших конвой князей), крестьян или рабов и дворовой прислуги. Абазинцы и абадзехи, убыхи, натухайцы и шапсуги, образуя вольные общества, имели дворян, крестьян и рабов. Каждое общество – псухо, управлялось самостоятельно старшиною. На крестьян возлагалась обработка земли, плата податей и исполнение разных повинностей. Рабы, происходившие от пленников, не имели никаких прав, ни личных, ни имущественных. Рабыни могли иметь только временного мужа. Рабов могли иметь и крестьяне. Время и труд раба принадлежали его владельцу.

У черкесов допускалось многоженство. Обычаями поощрялось похищение невесты и брак на похищенной девушке предпочитался обыкновенному. С давних пор черкешенки, которые вообще славились красотою, были предметом выгодной торговли на востоке. Торговля черкешенками еще более усилилась с конца XVIII столетия, после того, как турки утвердили свою власть в Суджуке и Анапе. Для похищения женщин черкесы готовы были предпринимать самые рискованные предприятия. Убыхи похищали девушек даже у своих соплеменников. Кровомщение сильно укоренилось у всех племен адыге. Общества и отдельные племена черкесов вели почти постоянную междоусобную брань. Такое разъединение черкесов облегчало борьбу в горах с этим диким и воинственным народом; ни христианская религия, ни ислам не могли, по-видимому, перевоспитать нравов этих отважных представителей дикой свободы и необузданного хищничества. Мусульманство привилось к ним, так сказать, с внешней стороны; в сущности же верования черкесов состояли из остатков язычества и христианства с примесью исламизма.

В памяти народов черкесских жили, когда-то бывшие предметом сознательного поклонения, Аузгирге, т. е. Иисус греческий, пророки Яллия (Илия), Аймыс (Моисей). В быту удерживалось греческое деление годов и месяцев, почиталось воскресенье; его черкесы называли «Божьим днем» и не работали, среда и пятница по-черкесски назывались малым и великим постом. Народ клялся именем Божией Матери и ев. великомученика Георгия. В день ев. великомученика Георгия (23-го апреля) черкесы ущелья Зеленчука и в настоящее время собираются к храму у Хумаринского укрепления, который, по преданиям, был посвящен в честь этого святого: здесь они молятся и приносят жертвы.

Рядом с обычаями, свойственными христианам, существовали обычаи и обряды чисто языческие. У черкесов имелись покровители стад овец, морских и речных вод, садов, лесов, охотников, наездников, и в честь этих богов приносились жертвы. Повсюду имелись священные деревья, священные рощи.

Муллы и кадии, поставляемые, большею частью, Турцией, развили мало по малу религиозный фанатизм; после падения Крымского ханства они стали проповедовать ненависть к русским, уверяя, что «гяуры», принудившие Магомета спасаться из Мекки в Медину, никто другие, как русские, что правоверных, павших в бою с русскими, ожидают райские блаженства, а покоряющихся им – адские муки. Ислам, однако, поддерживал в народе веру в единого Бога, в бессмертие души и в загробную жизнь, но не мог поколебать ни некоторых языческих обрядов и соблюдения обычаев, привитых христианскою верою по греческому обряду.

Кабардинцев от прочих черкесов, на пространстве между Лабою и Кубанью, отделяли ногайские татары, за которыми в горах на верховьях Кубани и в покатостях Эльбруса жили карачаевцы. Те и другие говорили на татарских языках, но карачаевцы, занимаясь торговлею, не склонны были к предприятиям хищных ногаев. Подобно черкесам, ногаи были воинственны, неустрашимы и способны к перенесению всякого рода лишений. С удивительною быстротою они переносились по степному пространству между Лабою и Кубанью под предводительством своих узденей, делая частые набеги за Кубанью; поэтому требовалась неусыпная бдительность на постах, занятых по Кубани частями нашей пехоты и казаков.

Русские поселения на переднем Кавказе. Присоединение Крыма к России и разгром ногайской орды отозвались в горах Кавказа движением, явно враждебным к русским, которые при Екатерине РР стали твердою ногой на берегах Кубани и Терека. Для поддержания Грузии со всех сторон окруженной врагами христианства, надобно было обеспечить безопасность пути через Кавказский перешеек и с этою целью развить колонизацию русских поселений далее, до верховий Терека, где проходила через горы единственная дорога от Моздока в Тифлис. Распря между Россиею и Портою по поводу крымских татар не могла кончиться миролюбиво. После сделанных поправок в Кучук-Кайнарджинском трактате, отношения между Портою и С.-Петербургским кабинетом обострились. Можно было опасаться объединения сил горцев, черкесов и чеченцев под знаменем ислама. В этом убеждала движение горцев за Тереком под знаменем лжепророка Ших-Мансура. Восстание горцев было подавлено не без значительных усилий русских войск, действовавших на Тереке и Сунже в 1785 году. В случае войны с Турцией могла подвергнуться большой опасности наша весьма длинная операционная линия от Азова до Моздока, совершенно открытая со стороны Кубани. Предприимчивые и дерзкие черкесские витязи и ногайские уздени, скрытно перебираясь через Кубань, неожиданно появлялись между начинавшимися поселениями русских на реке Куме и ее притокам, уводили пленных, угоняли скот, жгли и производили злодейства.

Вскоре после заключения Кучук-Кайнарджинского мира императрица Екатерина II утвердила доклад (5-го мая 1778 г.) наместника Азовского и Астраханского, генерал-аншефа князя Григория Александровича Потемкина о возведении целой системы укреплений, чтобы связать с Азовом Терскую линию. Работы по возведению укреплений не только от Ростова до Моздока, но и по реке Кубани, возложены были сначала на астраханского губернатора Якобия, потом на сменившего его генерал-поручика Суворова и, затем, с половины 1784 года на генерал-поручика Потемкина, поставленного после Фабрициана главным начальником войск по всей линии от Каспийского и Черного моря (по Тереку и Кубани) до Азова. Таким образом, в течение десяти лет, с 1777 по 1786 год, было сооружено трудами войск несколько крепостей и множество укрепленных постов или редутов: на Малке, притоке Терека, на некоторых притоках Кумы, на Кубани, На Ее и на операционной линии от Ростова (Св. Димитрия) до Моздока.

Назовем важнейшие из крепостей или укрепленных станиц: Екатериноградская на р. Малке, Георгиевская на р. Подкумке, Александровская на р. Томузлоаке, все три начаты в 1777 году; Андреевская или Северная на р. Чечоре, Ставропольская на речке Чле, обе начаты в 1778 году; Московская и Донская на речке Ташлу, обе начаты в 1779 году; Константиногорская на Подкумке, начатя в 1780 году. Затем Суворов построил несколько укреплений и ряд редутов по реке Кубани. Таковы: Каменный мост, Осторожное, Преградный стан, Прочный окоп, Темишбек (Ратебор), Мегалополис (впоследствии, с 1793 г. Усть-Лабинская), и весною 1784 года у входа в Дарьяльское ущелье основана крепость Владикавказ; тогда же между Владикавказом и Моздоком, в Малой Кабарде, построена несколько редутов.

Одновременно с постройкой укреплений, производилась колонизация страны: сначала, в 1779 году, остатки Волгского казачьего войска между Малкою и Подкумком, от Екатеринодара до Георгиевска (поселенцев обоего пола в 1781 году считалось 4637 душ), образовали Волгский пятисотенный казачий полк; севернее его, под прикрытием крепостей Московской, Донской, Ставропольской и Северной, поселены Хоперские казаки, образовавшие другой пятисотенный Хоперский полк. Оба казачьи полка имели свою артиллерию. Для большей безопасности поселенцев от набегов хищнических партий черкесов в названных крепостях, на зимних квартирах располагались пехотные полки Кубанского корпуса. В летнее же время с Дона придвигались несколько казачьих полков, занимавших посты вместе с командами пехоты в укреплениях и редутах по Кубани. Между тем, отставными солдатами пехотных и кавалерийских полков, составлявших Кавказский (бывший Астраханский, потом Новолинейный) и Кубанский корпуса, заселялись новопостроенные крепости. Им давали от казны оружие, лошадей, волов, коров и деньги на первоначальное обзаведение. Для них выписывали из России жен. Особенное внимание было обращено с самого начала на пресечение связи между кабардинцами и закубанскими горцами, т. е. черкесами других племен, отодвинувшихся за Лабу и Белую. С этою целью воздвигнута и заселена Константиногорская крепость на Подкумке.