Текст книги "Меценаты зла"

– Они всегда здесь спокойные.

Кирилл отвернулся и пошел «домой». Когда он входил внутрь, на высоком потолке погасли все лампы. Теперь улица освещалась только редкими неяркими фонарями.

Внутри дома было градусов на пять теплее – это создало иллюзию уюта и ночной прохлады за окном.

На кухне сидел Жак в обществе Софьи и пил чай с пирожным. Увидев Кирилла, девушка заулыбалась.

– Поздно уже, спать пора, – едва сдерживая ярость, глухо сказал Громов.

Слова стерли улыбку юной девушки, словно ластик – бледный графитовый след.

– Да-да, я уже ухожу, – сказала Софья. Затем посмотрела на Жака и ласково добавила: – Увидимся.

«Ну давайте, поцелуйтесь еще на прощание, – зло подумал Кирилл, – я тогда лично пойду к старейшине просить изолировать француза».

– Зачем ты ее притащил? – спросил Кирилл, с подозрением осматривая аккуратно заправленные кровати.

– У тебя паранойя какая-то, – хмыкнул Жак, – сама зашла, с пирожными.

– Понятно, – буркнул Громов. – Я скоро спать.

– Доброй ночи, – улыбнулся француз, – завтра мы, по крайней мере, не умрем от голода или жажды.

– Как пальцы? – сменил гнев на милость звездолетчик.

– Почти привык. Слушаются, как родные.

– Замечательно, – кивнул Кирилл, заходя в душ. Ночь, когда они сражались с рассветными волками в чаще леса, казалась чем-то далеким и нереальным.

Громов тщательно вымылся, почистил зубы и расстелил постель. Форма повисла на грядушке кровати. Кирилл подрегулировал твердость матраса и вытянулся, слегка хрустнув позвоночником. Организм, почувствовавший подушку и теплый мягкий плед, обещал продрыхнуть часов двадцать.

Матвей ошибся, спокойная ночь им только снилась. Уже через четверть часа к ним пришли Мария и ее старшая сестра.

– Даже не думай! – прорычал Кирилл, когда увидел расплывшегося в улыбке Жака. – Хочешь, чтобы их мужья перерезали нам глотки? Или выгнали без воды и еды в каменный лабиринт?

– Как я могу им отказать? – беспомощно спросил Жак. – Они-то знают, что мы дома.

– Скажи всем, что ты импотент!

Сестры продолжали стучать и просить пустить на два голоса.

– Мы спать легли! – крикнул Кирилл.

За дверью засмеялись.

– Так мы тоже спать пришли, – сказала Мария. – Постельку вам погреть.

«Бабы здесь наглее самых неотесанных мужиков», – с ужасом подумал Громов, не зная, что ответить.

– Не в этот раз, – подал голос француз. – Нам надо отдохнуть.

– Жаль.

– Плохо.

В голосах женщин сквозило искреннее разочарование.

Стоило Кириллу задремать, как в дверь снова постучали. Почему-то все стучали, игнорируя кнопку звонка. С каждым ударом Громову все больше казалось, что стучат не по двери, а ему по голове.

Жак включил свет и подошел к двери.

– Кто? – спросил он.

За дверью была тишина. Француз приоткрыл дверь и выглянул.

Ангелина влетела в дом, оттолкнув Жака. На ней были только трусики и прозрачный голубоватый сарафан. Рыжие волосы разметались по лицу и плечам, а твердые соски недвусмысленно приподнимали ткань. Ангелина приподняла укрывающий Громова плед и юркнула к нему в постель.

Мозг отказывался верить в происходящее, а мужскому естеству было плевать – оно твердело от приливающей к нему крови. Ангелина обняла Кирилла, прижавшись к нему мягкой грудью. Когда она попыталась залезть сверху, звездолетчик вырвался и спрыгнул с кровати. Руки потянулись за формой. Ангелина обиженно надула губки и часто заморгала.

– Что тебе нужно?

– Ты мне сразу понравился…

– Что тебе нужно?! – громче повторил Кирилл.

– Я хочу тебя. Ты столько видел…

– Что тебе нужно?! – заорал Громов. Он всегда считал себя хладнокровным. Но его еще никогда не третировали женщины – и здесь он оказался слаб.

Ангелина сморщилась, словно ее заставили нюхать дерьмо.

– Семя мне твое нужно. Хочу здорового ребенка.

– Проваливай. Детей нужно зачинать в любви.

– Я сразу влюбилась в тебя…

Кирилл едва не взвыл.

– Уходи, – попросил он, одевшись полностью. С этого момента Кирилл решил снимать форму только в душе.

Оскорбленная Ангелина вышла из дома, хлопнув дверью. Громов лег поверх пледа и заставил себя заснуть.

Утром он был злой и не выспавшийся. Еще дважды ночью к ним стучались и просили впустить. Громов не реагировал, а Жак даже не проснулся.

Француз, воспринимающий пребывание в бункере как интересную игру, встал бодрым и свеженьким.

– Как думаешь, чем лучше позавтракать? – спросил он. – Бутербродами с семгой или ухой из форели?

– Я буду зеленый горошек с соевыми кусочками, – ответил Громов. – Желательно в спокойной обстановке.

– Какие вы, космонавты, нелюдимые, – пренебрежительно заметил экс-водитель. – Не зря ты сразу с Поэтом спелся.

– Я еще боевую спецшколу заканчивал, – угрожающе произнес Кирилл. – Тоже, знаешь ли, предрасполагает к мизантропии. Особенно после десятка убийств.

Француз прикусил язык и немного побледнел, став похожим на жителя Бункер-сити. Кирилл, не говоря ни слова, вышел на паркетную улицу.

В столовой сидели почти все ночные визитерши, Матвей и мужчина лет семидесяти с желтым лицом. Кирилл, поздоровавшись со всеми разом, двинулся прямиком к синтезатору. Через пару минут на его подносе красовались тарелочки с горошком, соевыми кусочками в луке и томате, свежая булка и стакан цитрусового чая с кубиком тростникового сахара.

Игнорируя приглашения, он вышел из столовой под перекрестьем удивленных взглядов.

В оранжерее пил чай с пряниками Поэт. Перед креслами-качалками появился аккуратный плетеный столик. Громов поставил на него поднос после приглашающего жеста Ивана.

Кирилл перевел кресло в стационарный режим – из краев полозьев выдвинулись четыре дополнительные ножки.

Завтракали в молчании, но без напряжения, словно старые друзья. Иван часто откладывал надкусанный пряник и записывал в тетрадь пару слов, затем делал глоток чая, ставил кружку и с остервенением зачеркивал написанное. Делал он все исключительно правой рукой. Левая ладонь была закопана в разворошенном стоге золотистых волос.

– В городке живет много людей, но у меня сложилось впечатление, что они от меня скрываются, – нарушил молчание Кирилл. – Я встречаю только женщин, Матвея да тебя с братом. Где остальные?

– На плантации.

– Что они там делают?

– Чай пьют. И летают к звездам.

Недосказанность, плотным коконом обволакивающая тему плантации вне бункера, раздражала.

– Объясни ты толком, – как можно сдержаннее попросил Кирилл.

– Не могу, – грустно ответил Поэт. – Старейшина запретил.

«Вот и первые секреты, – подумал Громов. – Хотя Матвей обещал меня туда сводить».

– С каких пор ты стал его слушать? – поддел Ивана Громов.

– Не сегодня, так завтра все узнаешь сам. Так будет правильнее, – также меланхолично ответил Поэт и встал. – Пойду в библиотеку.

Он вылил остатки чая в первый попавшийся цветок и так, с кружкой и тетрадкой, вышел из оранжереи.

«На что надеялся старейшина, освобождая нас на неделю от работы? – подумал Кирилл. – Что мы бросимся жрать, развлекаться, релаксировать? Хотя Жак наживку проглотил с удовольствием. Стоит ему забраться в постель с женщиной, и крючок будет уже не вырвать. – Тут же пришла следующая мысль. – Или придется вырывать с мясом».

Кирилл нажал на кнопку, освобождая кресло от неподвижности. Среди легких покачиваний и тяжелых мыслей прошло утро. К обеду Кирилл понял одно: хоть голову сломай в размышлениях, а ближе к свободе не станешь. Нужно действовать. И решать все по ситуации.

Громов подхватил поднос с пустой посудой и вышел из благоухающей оранжереи. В столовой, несмотря на обеденное время, было пусто. «Жак всех баб увел, – ехидно подумал Кирилл, – вот и пусть с ними сам разбирается».

Выпив апельсиновой газировки, звездолетчик решительно двинулся к зданию администрации. Тяжелая, коричнево-черная дверь была не заперта. Громов зашел и застыл под дулами двух парализаторов.

– Повод для визита? – бесстрастно, словно швейцар-андроид, поинтересовался охранник.

– Мне нужен Матвей или Ростислав Генрихович.

– Матвей еще с утра ушел, – ответил второй охранник. – Повод для визита?

«Сотня-другая человек живет, а общаются, словно никто друг друга не знает».

– А можно свой «повод» обсудить с ним лично? – кивая на дверь кабинета, спросил Кирилл.

– Ростислав Генрихович все равно не пустит вас одного, – охранник начинал раздражаться, – в любом случая я все услышу.

– Не услышишь, – раздался сзади веселый голос Матвея. Сын старейшины хлопнул Кирилла по плечу. – Пойдем.

Они вошли в знакомый кабинет. Ростислав Генрихович лежал на кушетке, скрестив руки на груди, и с неподдельным интересом разглядывал потолок.

– Что привело вас ко мне так быстро? – не поворачиваясь, спросил он.

– Я хотел бы побывать на плантации, познакомиться с жителями…

– И посмотреть возможный путь к бегству, – закончил за него старейшина. – Напрасно. Там несколько километров наших владений, но дальше – неприступный гранитный бастион.

– Вы нас не отпустите? – Громов больше утверждал, чем спрашивал.

– Идти некуда, – слегка улыбнулся Ростислав Генрихович.

– Мы можем вернуться назад.

– Вы расскажете о нас. Так что мы будем вынуждены либо убить вас, либо оставить жить здесь. У нас есть три свободных женщины, готовые к продолжению рода. Свежее солнечное семя улучшит и обновит нашу популяцию.

Слово «популяция» резануло слух, и Кирилл брезгливо спросил:

– В чем смысл подобного существования?

– Жизни, дружок, жизни. Хотя… в чем вообще ее смысл?

– Как минимум, радоваться солнцу.

– Ты видел моих внуков. Они никогда не видели солнца и прекрасно радуются без него.

«Этого подземного царька все равно не переубедить», – подумал Громов, а вслух произнес:

– Я все равно хотел бы побывать на плантации и окончательно все для себя решить.

– Да-да, во все времена для человека было главным почувствовать иллюзию возможности выбора. Матвей тебя проводит. Но за бункером – порядки другие. Будь осторожен, Кирилл.

– Не пропаду, спасибо, – кивнул звездолетчик, – до свидания.

– Матвей, без глупостей, – вместо прощания, сказал старейшина.

– Я знаю, отец, – кивнул Матвей и вышел вслед за Кириллом.

Они вошли в знакомый коридор с двумя дверьми. За одной шумел термоядерный реактор, за другой – кончался Бункер-сити и начиналась Бункер-ферма.

Матвей поочередно приложил магнитный ключ и левую ладонь к идентификатору. Ничего не произошло.

– Часовой за дверью должен подтвердить возможность доступа, – ответил Матвей на удивленный взгляд Кирилла.

– Там секретная лаборатория государственной важности? – скептически поинтересовался Громов.

– Можно и так сказать, – улыбнулся Матвей. – Здесь люди заново обретают смысл жизни, о котором ты так горячо рассуждаешь.

Наконец-то щелкнул замок, и они ступили на каменный, вытертый сотнями подошв пол. По потолку неопрятным пучком, словно спаривающиеся змеи, вились толстые провода. В десятке шагов от двери, в полумраке единственной лампы, сидел часовой. Кирилл признал в нем женщину и с любопытством начал ее разглядывать. «Хоть кто-то работает, а не гоняется за мужиками», – удовлетворенно подумал он. Слегка зауженные глаза, тонкие губы. Прическа – короткое карэ, на лице – ни следа косметики.

– Это Лера, – представил ее Матвей.

– Кирилл, – кивнул Громов, – приятно познакомиться.

– Что вы-то там забыли? – спросила Лера голосом, словно в груди у нее рокотала раздраженная львица.

– Экскурсия, – пожал плечами Матвей.

– Тебе туда вообще нельзя, – сказала Лера. – Пользуешься своим положением.

– Старейшина приказал проводить Кирилла, – оправдался Матвей. – Познакомить с другой стороной жизни городка.

– А второго?

– Тому и так хорошо. Ладно, мы пошли.

– Возвращайтесь скорее, – бросила им в спину Лера. – Будь моя воля, никого бы не пускала.

– Это потому что ты ни разу не пробовала, – бросил ей через плечо Матвей.

– Что не пробовала? – спросил Кирилл, когда они отошли довольно далеко от поста. – Работать на плантации?

Сын старейшины искренне засмеялся.

– Ни на земле, ни под землей простые люди работать не хотят, – ответил он. – А кто хочет, тот либо святой, либо одержим результатом.

– И-и? – не понимая связи, протянул Громов.

– А результатом одержимы лишь тогда, когда он приносит счастье, – словно ребенку продолжал разъяснять Матвей. – Сейчас сам все поймешь.

Плантация, грибы, все туда хотят… Громов начал догадываться, что его ждет на всеми любимой подземной ферме. Он отказывался верить, но ужимки Матвея только подтверждали его предположения.

Туннель преграждала хлипкая с виду пластиковая дверца. Порог достигал колена.

Кирилл вошел в проем и… сразу встал в боевую стойку.

Глава девятая

На Кирилла напали трое. Около рта бледно-зеленая пена, глаза у всех полузакрыты. Первый сжимал в руках стальной прут, у второго на кулаке блестел кастет, третий накинулся с голыми руками.

Ударом ноги Громов бросил обладателя кастета на каменный пол – тот не издал ни звука. Увернувшись от просвистевшего над головой прута, звездолетчик схватил противника за запястье. Другой рукой он отбил прямолинейные, как медвежий голод, выпады массивного безоружного врага.

С каждой секундой сжимая запястье противника сильнее, Кирилл спрятался за ним от третьего врага. «Кастет» очухался и уже воздел себя на колени.

– Отпусти эту игрушку, – рыкнул звездолетчик на ухо взбесившемуся мужчине. И аргументировал просьбу ударом колена в живот.

Косточка хрустнула и из безвольной кисти прут выпал на гладкий каменный пол. Обширный зал разрезал душераздирающий, нечеловеческий визг. Мужчина орал, словно свинья, которую заживо обжигают газовой горелкой.

Когда Громов отпустил его, он развернулся и побежал прочь – в глубину огромной каменной пещеры. Кастет и Толстяк, как окрестил их Громов, увидев неудачу товарища, бросились вслед за ним.

Матвей стоял с открытым ртом, наблюдая весь бой с расстояния десятка шагов.

– Хорошенький прием, – плюнув на пол, сказал Кирилл. – Обычно я сразу убиваю.

– Агрессия – самая редкая реакция, – оправдался Матвей, – мы их изолируем и на несколько лет запретим посещение плантации…

– К черту объяснения. Давай показывай, что здесь творится, – Кирилл сам не заметил, как начал приказывать Матвею. Видимо, сказалось возбуждение после драки.

Матвей послушно повел Громова вглубь зала. Воздух пах сыростью и едкими пряностями. В середине огромной пещеры, не уступающей по размерам бункеру, ютились несколько пластиковых бараков. Площадку перед ними освещали два фонаря, смотрящие на людей с высоких столбов. Перед неопрятными домиками стояли ящики с консервами, огромные чугунные казаны, электрические плитки, мешки засушенных грибов.

Все это Кириллу напомнило быт бедных погорельцев или людей, попавших на необитаемый остров и неплохо устроившихся за счет добра с напоровшегося на рифы корабля.

Люди сновали туда-сюда, не обращая ни на кого внимания. Во всех Кирилл нашел неуловимое сходство с Поэтом и его братом. Этой мыслью он и поделился с Матвеем.

– Так Псих в младенчестве грибов объелся, – ответил тот. – Он и Ванька единственные, кто родился не в бункере, а здесь, на ферме. Кроме, конечно, моего отца и еще парочки стариков.

Громов покачал головой. Ему было стыдно за этих опустившихся людей.

За бараками начиналась плантация. Вдалеке горела еще парочка больших ламп на столбах пониже. Громов принял от Матвея карманный фонарик и побрел вглубь по узкой утоптанной дорожке. Грибной запах с каждой секундой становился сильнее, у Кирилла с непривычки выступили слезы.

На сколько хватало глаз и света фонаря, пол был покрыт грибами. Громов присел на корточки и поближе рассмотрел растения. Бледно-зеленые, с толстыми ножками и широкими склизкими шляпками, они напоминали гибрид белого гриба с поганкой. Когда Кирилл отвел фонарь в сторону, не знающие солнца растения начали флюоресцировать.

И слева и справа Кирилл заметил темных змей оросительных шлангов. Земля была коричнево-красной, с большим количеством глины и песка. Страшно представить, сколько сил жители Бункер-сити вложили, чтобы вырастить хоть что-то на неблагоприятной почве при полном отсутствии солнца.

Громов брел по узкой дорожке вглубь плантации. Трижды им попадались валяющиеся на тропинке люди. Кирилл перешагивал через них не глядя, Матвей щупал пульс на шее и тут же топал следом за звездолетчиком.

Чем дальше они забирались вглубь плантации, тем лучше становилась земля, а грибы – толще и выше. Громов и сам не знал, что хотел найти. Наверное, удостовериться в словах старейшины.

Матвей говорил про роботов добытчиков. Но где же они добывают вещество, если все перекрыто? Неужели их кормят грибами, выращенными таким трудом? Или роботы грызут цельный гранит? И все туннели – их работа?

Матвей и Кирилл подошли к стене почти вплотную. Луч фонаря выхватил сидящего на корточках человека. Спиной он привалился к гладкому камню, а левой рукой баюкал правую, словно любимого ребенка. Громов узнал недавнего противника. Тот посмотрел на звездолетчика и, кажется, совершенно не узнал его.

– Почему вы не уничтожите эту плантацию? Это же мракобесие и скорая смерть всего городка, – уверенно произнес Кирилл.

– Доступ разрешен только мужчинам, зачавшим минимум двух детей. А тот, кто зачал троих – свободен в своих действиях почти полностью, – словно лектор перед полной аудиторией студентов произнес Матвей.

– А женщины?

– Те, которые уже не могут рожать или вырастили троих здоровых детей, – продолжал Матвей. – Грибной порошок дают попробовать всем. Многие только для этого живут, рожают и воспитывают детей, чтобы получить доступ к дарам плантации.

– Власть, построенная на наркотической зависимости… – пораженно проговорил Кирилл. – Я знал, что замкнутое общество не может жить в гармонии, опираясь лишь на совесть и общечеловеческие ценности. Но наркотики…

– Посмотрел? – перевел тему Матвей. Обсуждать политику отца и приемы правления ему явно не хотелось. – Пойдем к домам.

– Иди, я скоро.

Кирилл прошелся вдоль стены в обе стороны, потратив не меньше трети часа. Не найдя даже трещины, Громов возвратился к домам в понуром настроении. Казалось, будто невероятно сильный волшебник взял и испарил каменный шар внутри земной коры. Вот куда уходили материальные и духовные силы Земли под руководством «чародея» Ростислава Генриховича.

Матвей сидел в обществе двух худощавых стариков и дородной женщины, с виду разменявшей шестой десяток. Одно из пяти пластиковых кресел пустовало, дожидаясь Кирилла.

«Эти хотя бы выглядят вменяемо», – отметил про себя звездолетчик.

– Присаживайтесь, – сказала женщина. – Мы всегда рады новым лицам. Меня Варей звать.

«И новым наркоманам», – добавил про себя Громов.

На электроплитке зачихал паром обыкновенный стальной чайник. По соседству с ним, в небольшом чугунке, кипело едко пахнущее варево, напоминающее по цвету насыщенный раствор зеленой плесени.

Старики представились Карлом и Митричем. Оба попали в бункер, когда им не было еще и десяти лет.

– Что варим? – спросил Кирилл, чтобы хоть что-то сказать.

– Супчик грибной, – откликнулась Варвара.

– И как? – скептически поинтересовался Громов.

– Зря ты на нас волком смотришь, – расстроено покачала головой женщина.

– Грибочки торкают, только когда свежак сушишь, – объяснил Митрич, – После долгой варки весь кайф выветривается.

– Абсолютно никакого воздействия на мозг, – согласился Карл.

Матвей кивнул, подтверждая слова стариков. Помолчали. Тишина нарушалась лишь нахальным бульканьем кипящего супа.

– Варварочка, завари-ка чайку, – попросил Карл усталым голосом.

– А чай обычный или тоже грибной? – тут же вклинился Кирилл. Контраст между жизнью в бункере и на ферме никак не укладываться в голове.

– Обычный, обычный… вон, видишь, мешок стоит? – в голосе Митрича слышалось неудовольствие.

Громов глянул на белый мешок с кривой маркерной надписью «чай».

В горле битых полчаса саднило от жажды. Просить простой воды после того, как ему сказали, что чай обычный – было б оскорблением. Он и так нагрубил достаточно.

– Варя, налейте и мне, пожалуйста, – улыбнувшись, попросил Громов.

– А тебе, Матвей?

– Я лучше супа дождусь, – ответил он.

Женщина кивнула и достала из тумбочки под электроплиткой два фарфоровых стакана.

– Раритет, – хмыкнула она, перехватив взгляд Кирилла. – С Верхней земли еще.

– В бункере одноразовый пластик и синтетика. У нас – натуральная еда и любимая, помнящая каждую трапезу посуда, – с гордостью проговорил Карл. – Мы бы и чай выращивали бы, да семян нет.

– Если кто-то разбивает чашку – это трагедия, – в тон ему добавил Матвей. – С человеком несколько недель не разговаривают, а осколки разбирают на сувениры.

– Буду осторожен, – ухмыльнулся Громов.

– Матвей, ты хоть и сын старейшины, а ведь все равно рано или поздно придешь сюда, – с укором произнес Карл. – Сядешь рядом с нами и будешь пить чай с любимой чашечки.

– Ростик тоже не вечный, – пожал плечами Митрич. – Матвей его место займет.

Разговор сделал интересный поворот, Кирилл замер в ожидании ответа.

– Ростислав Генрихович проживет еще много лет, – подчеркнуто официально сказал Матвей. В голосе появился начальственный холод. – И у меня есть старшие братья.

– Балбесы твои братья, – отмахнулся Митрич, словно болтал с собутыльником. – Не успеет еще третий малыш у каждого родиться – прибегут сюда. В гробу они видели эту власть, когда можно целыми днями развлекаться.

Матвей мрачнел с каждым словом, но перечить не стал. Видимо, сказывалось уважение к старшим и крупное зерно истины в словах старика.

– Вот, чаек, – протягивая чашки Кириллу и Карлу, прервала неприятный разговор Варвара. – Сахара я по ложечке добавила.

– Благодарю, родная, – беря стакан двумя руками, сказал старик.

– Спасибо, – кивнул Громов и сделал глоток.

Чай обжег и утолил жажду одновременно. Пытаясь распробовать ошпаренным языком вкус напитка, Кирилл сделал еще глоток. Горячий ком понесся к желудку и, словно отбившийся теннисный мяч, скакнул обратно – в мозг.

«Главное не разбить чашку, главное не разбить чашку, главное… чашку…», – зациклился на одной мысли Кирилл и всучил стакан Матвею.

Туман застлал глаза и тут же превратился в непроницаемую тьму.

* * *

Это было страшно и завораживающе. Впереди простиралась бесконечность, но ему было тесно. Кругом царила вечность, но ему не хватало времени. И Кирилл понял, что он – Вселенная. Он постоянно расширялся, раздвигая, ломая, преодолевая рамки пространства и времени. Оглянувшись через плечо, Громов разглядел мириады галактик. Они его повлекли, словно забытые, но по-прежнему любимые старые игрушки.

Кувыркаясь среди звезд, Кирилл чувствовал в каждой частице, во флуктуациях вакуума, в бесконечном покрывале темной энергии присутствие Черной Невесты. Богиня с заботливым нисхождением дарила своему ребенку счастье. Громов купался в его лучах, надеясь остаться в этом легком, возбуждающем блаженстве навсегда.

Слившись со звездой, Кирилл почувствовал ее ласковый жар. Присвоив его себе, он вспыхнул сверхновой, затмив своей яркостью всю галактику. Оставив за спиной скуксившуюся нейтронную звезду, он снова полетел к краю Вселенной, но наткнулся на непреодолимую стену.

Волна счастья схлынула. Кирилл начал биться о преграду, словно глупая муха об стекло.

Стена исчезла, появилась боль и холод. Он застыл, но удары продолжались. Кирилл открыл глаза и тут же закрыл – его поливали ледяной водой и били по щекам.

– Очухался, – сквозь гул в ушах услышал он голос Митрича.

Кирилл заплакал – он хотел обратно в космос. Следующая порция воды смыла слезы и ускользающие, словно утренний сон, терпкие грезы.

– Ну, слава Богу, – произнес Матвей. – Отец мне за это спасибо вряд ли скажет.

– А я тем более, – садясь, добавил Громов.

Голос прозвучал сипло. Все тело ломило, будто после нескольких часов в тренажерной центрифуге.

– Зачем вы это сделали? – звездолетчик переводил укоряющий взгляд с Варвары на стариков.

Сам он сидел на полу в обширной луже. Вода продолжала растекаться, захватывая новые территории, подбираясь к мешку со злополучным чаем.

– Кто ж знал, что туда порошка подсыпали, – развела руками Варя. На лице застыла виноватая мина. – Прости меня.

– Как я мог забыть проверить чай дозиметром? – сокрушался звездолетчик. Глянув на невозмутимых стариков, он спросил окрепшим голосом: – И почему Карлу хоть бы хны?

– Он старый наркоман, привычный, – объяснил Митрич. – У него от таких доз даже в носу не засвербит.

Кирилл поднялся на слабых ногах, чувствуя себя жалким и униженным. Датчик здоровья предупреждал о «сильной слабости организма», требуя поесть, ввести витаминные препараты и хорошенько выспаться. Громов чувствовал это и без него.

– Пойдем, я все посмотрел, – сказал Кирилл и, кисло улыбнувшись, добавил: – Спасибо за чай.

Матвей попрощался со стариками за руку, извинился перед Варей, что не попробовал суп и зашагал за удаляющимся Громовым.

– Самое жуткое в этом наркотике, что я помню все галлюцинации в мельчайших подробностях, – сказал Кирилл, когда они подошли к дверце, возле которой случилась драка.

– Он полностью меняет реальность, – кивнул Матвей. – Словно телепортируешься в другой мир.

– Долго я валялся?

– Доза крохотная была, – покачал головой Матвей. – Не больше часа. Правда, ты то спокойно лежал, то начинал смеяться, извиваться, в ладоши хлопать.

«Как несмышленый ребенок. А там я был почти всесилен, – подумал Громов, – что же происходит с сознанием от большой дозы?»

Они подошли к посту. Там по-прежнему сидела Лера.

– Принял, дурачок, – покачала головой женщина, бросив на Громова быстрый взгляд. – Ну и слабаки же вы мужчины.

– Он не специально, – оправдал Кирилла Матвей. Вышло как-то по-детски.

– Ты что ль заставил? – засмеялась Лера, поднимая портативный сканер.

– Мне не понравилось, – буркнул Громов.

Женщина скептически хмыкнула и посмотрела на экранчик.

– Зайдете – сразу в душ. И одежду постирайте, – сказала она. – Свободны.

Насмешки Леры стали последней каплей. Настроение испортилось окончательно. В одной тюрьме его обвиняли в шпионаже, теперь – в наркомании.

Громов поблагодарил Матвея за прогулку, сухо распрощался и побрел к дому. Он открыл дверь и стиснул зубы, пытаясь взять себя в руки.

Софья визжала не прекращая, на одной ноте. Лишь через полминуты она позволила себе судорожный вдох и снова поскакала на Жаке, словно на брошенном в галоп жеребце. Громов бросил взгляд на ее гладкую светлую кожу, на разметавшиеся по спине волосы, на напряженные пышные ягодицы с красными пятнами от рук француза. Кирилл хмыкнул и зашел в душ. «Кобель, устроил тут студенческую общагу», – подумал он.

Звездолетчик положил одежду в стиральный модуль, а сам залез в ванну. Теплые струи смывали усталость и апатию. Тело понемногу наполнялось прежней молодой силой бойца и звездолетчика. «Значит, остался только лифт, – незаметно для себя продолжил обдумывать план побега Кирилл. – Оружие, скорее всего, хранится в здании администрации».

Когда вскрики сменились тишиной, а потом разговором, Громов вылез из ванны. На выдвинутой полочке стирального модуля лежала сухая, аккуратно сложенная форма и белье. Растершись пушистым полотенцем и одевшись, Кирилл вернулся в комнату.

Софья лежала на кровати, даже не подумав одеться или хотя бы прикрыться одеялом. Грудь молодой девушки возвышалась упругими холмами, несмотря на то, что она лежала на спине. Жак успел задремать.

– Закончили? – буднично поинтересовался Громов.

– По несколько раз, – бесстыдно подмигнула ему Софья и тут же добавила с укором: – Ангелина всю ночь плакала. Почему ты ее выгнал? Она первая красавица в городе.

– Не отлучись я – тебя здесь тоже не было бы, – спокойно ответил Громов. – Мы только пришли и еще не разобрались в ситуации, чтобы заводить связи с женщинами.

– Мы хотим помочь вам освоиться, – со смирением монашки, ответила Софья.

– Я знаю, чего вы хотите, – поморщился Кирилл. – Будь добра – оденься.

Девушка выгнулась на постели, одновременно показывая все свои прелести. Надевая белье, она спросила:

– Может, мне все-таки позвать Ангелину? Настроение сразу улучшится.

– Мой врач и то так не беспокоился за мой гормональный тонус, – процедил Громов с иронией. – Спасибо за заботу.

– Ее хоть и зовут Ангелина, в постели она – дьяволица, – продолжала с улыбкой Софья.

Кирилл, молча, вышел из дома, оставив самодовольную девчонку наедине с дрыхнувшим французом.

Столовая пустовала, что несказанно обрадовало Кирилла. Заказав себе витаминизированный фруктовый салат, овощное рагу и гусиное мясо, жаренное с яблоками и луком, Громов уселся за ближайший стол.

Кирилл пытался придумать план действий, чтобы избежать насилия над приютившими их людьми. Но приют автоматически стал тюрьмой. А тюрьму, где каждый, даже замурованный выход охраняется, не покинешь, насвистывая под нос легкий мотивчик. Здесь нужна сила, напористость, хладнокровие и, конечно, удача.

Когда звездолетчик ополовинил тарелки, в столовую впорхнула стайка из четырех женщин. Среди них он узнал Ангелину и Марию. Кирилл сделал над собой усилие, чтобы как ни в чем не бывало продолжать жевать сразу ставший пресным салат.

– Говорят, ты грибочков попробовал? Ну и как? – широко улыбаясь, спросила Ангелина. В голосе звучал неподдельный интерес. – Что видел? Расскажи!

– Кто говорит? – мрачно поинтересовался Громов. Аппетит пропал окончательно.

– Лера, кто ж еще.

– Гадость ваши грибы. Отрава и мерзость, убивающая личность.

– Неправда, – обиделась одна из женщин.

– Радость рабов, – зло продолжал Кирилл, – счастье дураков. И вообще, мне можно спокойно поесть?

«Любая женщина на их месте давно бы обиделась», – с тоской подумал Громов, наблюдая, как женщины усаживаются за стол. Кириллу казалось, что он попал в общество инопланетян. Хотя так почти и было. Их отцы и деды родились и выросли в бункере, где, в силу замкнутости, возникла совсем другая мораль, появились иные цели и стремления. Черное и белое постепенно стало серым.

– Кирилл, ты уже знаешь, чего мы хотим. Неужели так трудно нам помочь? – спросила Ангелина, придвинувшись вместе со стулом вплотную к нему.

Громов взорвался. Слова и эмоции, словно ревущий водопад, ринулись наружу.

– Вы понимаете, на что обрекаете своих детей? Не будьте эгоистками! Вы хотите, чтобы на двадцать младенцев было два отца? Вы хотите, чтобы ваши дети родились, выросли и умерли в бетонной клетке? Уже для них ресурса реактора может не хватить! Вы живете в тюрьме с комфортом, а ваши потомки будут гнить здесь, словно запертые в каменном мешке крысы! Или вы думаете только о том, как быстрее попасть на ферму наркотиков?

– Ты видел мою дочь, – накрыв своей рукой его, сказала Мария. – Я просто, как и любая женщина, хочу здорового ребенка.

– А зачем ребенку, даже и здоровому, такая жизнь? – с горечью в голосе, спросил Кирилл.

– Любая жизнь лучше небытия, – сказала Ангелина. – Помоги нам.