Электронная библиотека » Павел Федоров » » онлайн чтение - страница 11

Текст книги "Синий шихан"


  • Текст добавлен: 3 октября 2013, 19:14


Автор книги: Павел Федоров


Жанр: Историческая литература, Современная проза


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 11 (всего у книги 30 страниц)

Шрифт:
- 100% +

– По русскому обычаю, сначала гостя накорми, напои, а потом веди разговор… Так я говорю?

– Правильно. Только вы уж извините, выпивать не хочется… Я в трактире пил. У меня к вам дело есть.

– По маленькой рюмочке можно. Вы, я вижу, очень аккуратный молодой человек, это похвально.

Англичанину понравилась Митькина непосредственность и деловитость. Кроме того, он терпеть не мог пьяных людей.

– Ради нашего знакомства, мистер Степанов, по одной рюмочке!

Хевурд наполнил рюмки.

– Ну что же, по одной так по одной, – согласился Митька. Опрокинув в рот вино, он, морщась, добавил: – Это какая-то пакость! У нас так водку на красном перце настаивают и от лихоманки пьют…

Взявшись за бока, Хевурд откинулся на спинку кресла и громко расхохотался.

Видя веселое настроение хозяина, Митька, не дав ему опомниться, сразу же приступил к делу:

– Можно у вас про одну вещь спросить?

– Спрашивайте сколько угодно… Как вы это сказали про коньяк? Пакость, что это такое?

– А просто настойка ваша невкусная…

– Ах так! Ну извините! Я вас слушаю.

– Почем вы продаете золото?

Хевурд вытаращил глаза и, как бык на огонь, уставился на Митьку. Такого нелепого вопроса он никак не ожидал.

– Простите, мистер Степанов, я вас не понимаю.

– Чего же тут не понимать? Вы свое золото продаете? Я тоже хочу продать, а вот цены-то и не знаю… Чтобы не продешевить, пришел совета у вас попросить. Вы тут все знаете…

– Есть же скупочные конторы, они вам скажут цену и определят кондицию.

– А что такое кондиция? – откусывая кусочек жесткого сыра, спросил Митька.

– Кондиция – это чистота металла, качество, так называемая проба. Вы, конечно, знаете, что такое проба?

«Как можно иметь богатство таким варварам?» – удивляясь Митькиному невежеству, подумал Хевурд.

– О пробе слыхал… На колечках, на крестиках полагается пятьдесят шестая, кажется, а ишо не знаю… Но наше золото, не сумлевайтесь, чистое.

– И много у вас золота? – осторожно спросил Хевурд, разгадавший, наконец, что требуется этому дикарю.

– Когда взвесим, видно будет, – неопределенно ответил Митька, чувствуя, что в вопросе англичанина кроется какое-то нехорошее любопытство.

– Отлично. Отлично. Вы хозяин своего дела. Я понимаю, что трудно входить в наш мир. Мне очень приятно с вами познакомиться. Я согласен дать вам добрый совет и помощь… Будьте так любезны, приходите завтра, и мы все устроим…

– А нельзя ли сегодня?

Митька вздохнул и нахмурился. Он хотел поскорее разделаться с золотом, чтоб позабыть о нем. Да и побаивался погони. Вдруг нагрянет брат вместе со стариком Сухановым, да еще казаков прихватит! Он почему-то больше всего стыдился Тараса Маркеловича, который уже кой-чему его научил и относился к нему, как к родному сыну.

– Завтра поздно будет, – решительно встряхнув рыжими кудрями, заявил Митька Хевурду.

– Вы весьма нетерпеливы, молодой человек. Вам, как я понимаю, срочно нужны деньги. Отлично.

Хевурд подошел к телефонному аппарату и снял трубку…

Сумерками Митька с Микешкой привезли бочонки в условленное место. Заключили сделку быстро. Степанов получил сто тысяч рублей. Через подставных лиц, при содействии инженера Шпака, золото купил Хевурд, заработав на этой операции огромную сумму. Кроме того, там оказались редкостные по величине самородки, которые купили бы музеи.

Часов в одиннадцать вечера Шпак повез Митьку к Авдею Иннокентьевичу Доменову. Шпак побоялся не выполнить поручения бывшего хозяина, да и Степанов охотно согласился.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

У Авдея Иннокентьевича собрались золотопромышленники. Чествовать нового, молодого промышленника решили в узком кругу. В богатом доме на центральной улице Зарецка царили простые нравы. Можно было отлично закусить, выпить, бросить соленое словцо. Хозяин иногда под пьяную руку отплясывал русскую. Он был вдовцом. За столом распоряжалась Марфа. За Митькой ухаживали наперебой. Он уже был навеселе.

Митька сидел рядом с Марфой и млел от запаха дорогих духов. Один раз даже запросто обнял девушку за стройную талию. Она немножко съежилась, покраснела и больно наступила ему на ногу.

В просторной горнице, обставленной на купеческий лад, за большим столом сидели Роман Шерстобитов, хорунжий Парфен Гурьев и приисковый врач Бикгоф. Они расспрашивали Митьку о Синем Шихане, но тот отвечал невпопад, много пил какой-то вкусной настойки и злился, что ему мешают говорить с Марфой.

Шпак заиграл на рояле, и казачий офицер увел Марфу танцевать. В белом платье с широким розовым поясом она соблазнительно подкидывала ножки и легко выгибала сильную, стройную фигуру. Потом вышел Авдей Иннокентьевич да так притопнул, что стены задрожали. В Митьке тоже забурлила подогретая вином удалая казачья кровь. Он выскочил на середину комнаты и отколол такого трепака, что развеселил всех.

– Ну как, гостек-то понравился? – улучив минутку, спросил у дочери Доменов.

– Он, папа, такой забавный!.. – Марфа поняла, что отец спросил о Степанове неспроста. Историю со Шпаком она не забыла: просидела тогда две недели взаперти да еще родитель пригрозил отправить ее в уральский скит к тетке. Петра Эммануиловича она сегодня, казалось, не замечала, да и тот, побаиваясь Доменова, старался на девушку не смотреть.

Вообще Марфе приисковый, чиновничий и торговый мир давно надоел. Появление грубоватого казака повлияло на нее, как прохладная степная свежесть. Ее взволновала молодая сила его горячей руки, с которой еще не сошли жесткие мозоли. Видела она и то, как он смотрел на нее, и не стыдилась его взгляда.

– Надолго приехал Дмитрий Александрыч? – обмахиваясь веером, спросила она у отца.

– А ты желаешь, чтобы он погостил? Ничего не имею против… Парень молодой, как жеребчик… Выездить можно, хорошо пойдет в упряжке… Иди к нему, развлеки…

Между тем Шпак, склонившись к Митьке, говорил:

– Прелесть какая девушка… Вот вам и невеста. Самая богатая во всем округе…

– Я за богатством не гонюсь, – лениво отвечал Митька. – А вы давно ее знаете?

– Да, порядочно… жил у них на прииске.

Плавно, вразвалочку, подошла Марфа. Шпак встал, уступив ей место, сказал несколько пустых фраз и отошел к мужчинам.

– Бывает же такое… – поглядывая сбоку на девушку, проговорил Митька и покачал головой.

– О чем вы, Дмитрий Александрыч? – помахивая веером, спросила Марфа.

Они сидели у открытого, выходящего в сад окна. Было уже далеко за полночь. За кустами акации, над крышей какой-то пристройки, перемигивались звезды. Небо, как показалось Митьке, было похоже на Марфины глаза. В них тоже светились неяркие, ласковые звездочки.

– Случай такой, Марфа Авдеевна, – продолжал притихший Митька. – Золото я ведь как раз нашел у Марфина родника. Святая такая была. Когда наследник наши места посещал… тоись нынешний инператор… вот и назвали в честь той святой Марфы… Родничок-то там у нас бойкий, вода в нем, как в чугунке, кипит, ну и промывала земельку, может быть, мильён лет… Сколько она там песчинок желтеньких намыла! Много! Вот и вас, вишь, Марфой зовут, бывает же…

– Неужели правда, что так родник называется? – спросила Марфа, тронутая словами Митьки.

– Да ей-богу же! Мы там с братом пахали… Земля около этого родника вся наша. Заставил он меня колоду чистить… Не люблю вспоминать и рассказывать, а вам ничего, могу рассказать… Стал я труху из-под конского месива выгребать, гляжу, что-то блестит… Думал, стеклышко какое, а потом разглядел и догадался – золото… Вот ить какая история! Счастливая, наверно, была эта самая святая…

– Это вы счастливый, Дмитрий Александрыч, – тихо, с грустью в голосе проговорила Марфа.

– Сам ишо не знаю… Вроде как и счастливый… А вот сегодня продал на сто тысяч золота, а сам чего-то боюсь…

– Чего же вам бояться? Вы же в святом роднике умывались…

– Сколько раз. Там водичка чистая, как лед, холодная… А сейчас можно умыться? – тряхнув головой, вдруг спросил Митька. – Голова такая тяжелая… Куда ни приедешь, везде пить надо…

– Вам нехорошо? – тревожно и участливо спросила Марфа.

– Голову бы смочить и лицо сполоснуть…

– Идите за мной, – решительно проговорила девушка и поднялась.

Прошли две большие полутемные комнаты и очутились в третьей, едва освещенной привернутой лампой. За полураздвинутой шелковой занавеской виднелась кровать. Несколько стульев вокруг маленького, уставленного флаконами столика игриво выпятили точеные ножки. Все здесь было пропитано нежными запахами. У Митьки еще пуще закружилась голова.

– Кто же здесь живет? – спросил он, пораженный необыкновенной обстановкой.

– Это моя комната. Подождите здесь.

Марфа оставила Митьку посреди спальной, щелкнув замком, скрылась за следующей дверью, задернутой голубой гардиной. Митька слышал, как она чиркала спичкой, что-то передвигала. Через минуту вернулась с чистым полотенцем в руках и провела гостя в ванную. Пока он мылся и освежал лицо, она дожидалась, сидя за столиком. Прищурив улыбающиеся глаза, о чем-то задумалась и даже не слышала, как он вошел с мокрыми руками и с капельками воды на рыжих бровях.

Марфа поднялась и подала ему полотенце. Он долго тер влажное лицо, шею. А она стояла около него, тоже белая и чистая, словно молодая березка после дождя, смотрела куда-то в сторону. Митька видел ее плечи, колечки завитых волос на шее, волнующее его колыхание груди. Митька качнулся, точно стоявший позади него бес подтолкнул его к ней. Кинув полотенце себе на плечо, словно недоуздок, сорванный с головы взбунтовавшегося коня, схватил ее своими ручищами за талию, рывком притянул к себе и начал целовать. Марфа, не ожидавшая этого, сначала замерла от страха, но опомнившись, сильно толкнула его в грудь и несколько раз хлестнула по щеке. Он попытался было поймать ее за руку. Началась возня. В это время скрипнула дверь. Марфа отскочила и спряталась за ширмой. Митька обернулся. На пороге с длинной папиросой в зубах стоял Авдей Иннокентьевич Доменов. Заметив, что дочь увела гостя, он пошел почти вслед за ними и все время стоял за дверями.

– А ты, оказывается, как кот, уже знаешь, где сметанка, а где сливочки… Тэ-экс!..

Митька опустил голову и руки.

– А ты, Марфенька, уж его и повела! Ай-яй-яй! Ну ладно… За то, что хорошо по усам дала, хвалю. А тебе, гостек, следовало бы кости помять, да уж бог с тобой… Не стану… Добрый я сегодня… А теперь пошел вон, болван! Вон, пока не рассердился!..

– Да мы… – залепетал Митька.

– Ступай!

Доменов поднял толстую, тяжелую руку и показал на дверь. Косясь на него, Митька бочком выскользнул из девичьей комнаты.

На другой день при помощи Петра Эммануиловича, которого Митька взял с собой, закупив множество подарков, ни минуты не медля, он выехал в Шиханскую. План его был такой: загладить вину перед Липочкой, быстро обвенчаться, нанять квартиру и приступить к строительству дома в городе. Но еще по дороге все его планы были нарушены.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Не успел Гордей Турков опомниться от злосчастной эпидемии открытия золотых приисков, внезапного степановского богатства, едва убрала жена его, Феодосия Дмитриевна, в глубокие сундуки Ивашкины подарки, как произошло еще одно немаловажное событие.

В станицу Шиханскую нежданно-негаданно на паре резвых чистокровных коней, запряженных в легкий закрытый экипаж, прикатила молодая Печенегова. Постукивая высокими каблучками, небрежно посмотрев на усатых писарей, прошла прямо в комнату атамана и предъявила документы на владение печенеговской усадьбой.

Гордей Севастьянович вынужден был пригласить гостью к себе домой. От ее зеленоватых с поволокой глаз, вольных, не женских речей, от особенного вкуса привезенных госпожой Печенеговой вин и настоек Гордей Севастьянович растерялся. В присутствии Печенеговой ежеминутно краснел, щелкал каблуками, покусывая кончики своих усов, ходил за барынькой по пятам и делал для нее все, что она требовала: нанял плотников для ремонта большого печенеговского дома, восстановил конюшню, устраивал пикники и даже взял на себя поручение скупать для будущего конного завода овес и сено.

Перед отъездом в Оренбург Печенегова всех членов семьи Туркова оделила подарками и этим расположила к себе всю семью. Не забыла она также нанести визит братьям Степановым, смутила своими вольностями Аришку, показала ей новые городские моды, подарила какие-то сарафаны и не раз заставила покраснеть Ивана и Митьку.

– Черт, а не баба! – решил после ее ухода Иван и, посмотрев на курносую жену, прищурил глаза и закрутил рыжие усики. На пикнике эта дамочка пила с ним на брудершафт и так развольничалась, что едва не довела бог знает до какого соблазна. Старший Степанов вздыхал и облизывал обветренные губы. «Ить народится же на свет божий такая анафема», – с испуганным восхищением думал Иван, ловя себя на мысли, что все время льнет к Зинаиде Петровне и с презрением поглядывает на свою жену…

С тех пор как уехала Печенегова, прошло больше месяца.


Перед вечером, выехав из города, изрядно подгулявшие Митька и Шпак гнали резвых рысаков почти без отдыха. Под утро, не доехав до Шиханской верст пятнадцать, Микешка, пустив лошадей шагом, решительно заявил:

– Как хотите, Митрий Лександрыч, а так ехать – коней загубить можно.

– Это еще что? – сердито крикнул Митька.

– А то, что коням надо отдых дать. Нельзя же гнать без останову… В городе с утра гоняли и всю ночь…

– С кем разговариваешь, а?

За последние дни Митька так изменился, что его невозможно было узнать. При каждом случае словно нарочно старался унизить Микешку, подчеркнуть свою беспредельную власть хозяина. От Доменова он вернулся особенно злой, словно его там подменили. То ему не так, то не этак.

Микешка начинал противоречить и огрызаться. В его сознании хозяин все еще оставался рыжим, взбалмошным Митькой, который только благодаря случаю вытащил свой билетик счастья…

– С кем ты разговариваешь, я тебя спрашиваю? – кичась перед инженером, приставал к Микешке Митька.

– С золотодобывателем и продавателем, его превосходительством господином Степановым… Вот так и буду тебя называть, – с издевкой ответил Микешка, теряя терпение.

Митька еще пуще разгневался.

– Помолчи, кобылий урядник, да погоняй без рассуждениев, а то вдоль спины кнутом перекрещу!

– Ну, кнут-то пока я в руке держу, Митрий Лександрыч… хозяин-барин, как говорится…

Обидные слова бывшего товарища больно задели Микешку. Сжимая в кулаке обвитое тонким ремешком кнутовище, решил было стегнуть по лошадям, но сдержался, только щелкнул хлыстом и, тронув вожжами, поехал легкой, перевалистой рысью. Микешка с детства привык любить и жалеть коня, как самого верного друга. Потому и пошел в кучера, да и привлекла на первых порах Митькина доброта. От бессонной ночи, безалаберной езды, от пьяного Митькиного куража, от разлада с Маринкой тяжело и горько было на душе у Микешки. С грустью вспомнил он, как в разгар весны, когда травы от легкого ветерка начинают шевелиться и словно шептаться на разные голоса, выходил он с табуном на широкий степной простор. Много знает Микешка разных степных трав. Как приятно растереть на ладонях иван-чай, душистый шалфей, чабрец, сорвать пучок желтоватой кислятки, поднести его к губам трехмесячного жеребенка или приманить брыкливую озорницу с белой звездочкой и поймать за теплую шею. А как хорошо лежать на пригретой солнцем земле или промчаться по степи на диком коне!

Раздумье Микешки прервали звуки дорожных колокольчиков и глухой топот конских копыт. Микешка оглянулся. Пара больших коней рыжей масти катила экипаж. Позади ехала повозка и маячили двое верховых на таких же рослых серых конях. Чубатый, с красным лицом кучер, догнав степановский тарантас, крикнул:

– Эй, любезный! Сколько верст осталось до Шиханской?

– Пятнадцать будет!

– С гаком?

– Не мерил, – ответил Микешка и придержал коней.

– Ну что еще? Кто там? – встревоженно закричал Митька. Разбуженный его криком Шпак вздрогнул и в полусне часто заморгал.

Сопровождавшие экипаж верховые, плечистые, вислоусые казаки в серых косматых папахах, молча поклонились, сдерживая разгоряченных коней.

Из экипажа высунулась женщина в зеленой шапочке. Прищурив глазки, она рассматривала попутчиков. Потом вдруг, замахав рукой, крикнула:

– Боже мой! Кого я вижу! Петр Эммануилович!.. Неужели это вы?

Шпак продолжал спросонья хлопать глазами и ничего не мог сообразить, да и трудновато было думать после нескольких бутылок выпитого вина.

– Чего же вы, голубчик, старых знакомых не хотите признавать? – улыбаясь дерзкими зелеными глазами, спросила женщина.

– Зинаида Петровна!.. Нет, нет, я даже сам себе не верю! Может быть, продолжается чудесный сон?

Петр Эммануилович выпрыгнул из коляски и бросился целовать у Зинаиды Петровны руки. Согнув спину, он застыл в каком-то оцепенении. Не то он прятал свои глаза, не то был сильно взволнован неожиданной встречей.

«Что это он перед ней гнется, того и гляди спину переломит?» – с неприязнью подумал Митька, тоже вылезая из тарантаса.

– Ах, вот кто еще мой попутчик! – с удивлением воскликнула Зинаида Петровна. – Здравствуйте, милый степной богатырь, здравствуйте! Это сам господь бог сжалился надо мной и послал вас, – неустанно щебетала Зинаида Петровна, лукаво посматривая на растрепанные Митькины волосы, огнем горевшие при утреннем солнце. – Днем ехать жарко, так мои изверги ночью нас везут. Уморили! Я и спать хочу, и пить, и кушать… Слушайте, господа! Давайте-ка устроим маленький пикничок. Ехать еще порядочно. Подкрепимся на воздухе! Дашенька! Ты проснулась?

– А я, Зинаида Петровна, давно не сплю, – раздался из экипажа приятный женский голосок.

Вместе с Печенеговой из экипажа легко выпрыгнула молоденькая девушка с припухшими от сна голубыми глазами, повязанная беленьким измятым платочком. Когда экипажи свернули от дороги в сторону и остановились, Даша подошла к повозке и стала вынимать из-под козел какие-то свертки и бутылки, укладывая все это прямо в густой ковыль.

Верховые спешились в сторонке и отпустили подпруги у коней. Микешка хлопотал около своих лошадей. Свернув из сухого ковыля жгут, смахивал с лошадиных крупов серый налет пыли. Даша при помощи кучера разостлала на траве ковер и скатерть, расставила тарелки с закусками и бутылки.

У экипажа кто-то крякнул и громко рассмеялся. Микешка обернулся. Даша из темной бутылки наливала вино в синюю чашку и угощала казаков и чубатого кучера. Те выпивали, разглаживали усы и благодарили. Даша посмотрела на Микешку, в одной руке держа бутылку, в другой чашку, направилась к нему.

– Не хотите выпить немножко? – спросила она нежным, певучим голосом.

Микешка вдруг так растерялся, что выронил из рук ковыльный жгут.

– Это не крепкое, хорошее вино, – наполняя чашку розовым вином, проговорила Даша.

Взгляд ее больших, смелых глаз был ласков. Вьющиеся волосы густыми прядями лежали на открытой нежной шейке и спадали на стройные плечи.

– Мы тоже всю ночь ехали, – продолжала Даша, когда Микешка выпил и поблагодарил. – Хорошо ехать ночью, прохладно… А я все смотрела, как в небе звезды пролетали… Спать неудобно, трясет… А ваш хозяин смешной, правда?

– Он больше, наверное, дурной, – неожиданно вырвалось у Микешки.

Даша тихонько засмеялась и отошла. Ее позвала Зинаида Петровна.

Микешка ласково посмотрел вслед Даше. В синем платье и белой косынке она походила на степную бабочку, порхающую среди кустов серебристого ковыля. Он потер ладонью горячий лоб, нахмурил сросшиеся у переносицы брови и, сам не зная почему, засмеялся. Подняв голову, огляделся вокруг. Все словно бы изменилось… Солнце пробилось через мглистую тучку и засветило с яркой утренней силой. Над степным ковыльным морем высоко парил ястреб.

Микешка стоял с непокрытой головой, загорелый и сильный, и чему-то улыбался.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Все сидели на разостланном ковре. Петр Эммануилович успел шепнуть Зинаиде Петровне, что этому богатому казаку непременно захотелось жениться.

– Не вы ли выступаете в роли свата? – поджав тонкие губы, сухо отозвалась Печенегова, что-то обдумывая. Глаза ее прищурились, брови сбежались к переносице.

– Помилуйте! Эта роль мне совсем не идет, – оправдывался Шпак.

– Уж вас-то я, милый, знаю, – грозя ему маленьким, с розовым ноготком пальчиком, проговорила Зинаида Петровна. – Вас иногда считают французом по легкомыслию, поляком по темпераменту, по некоторым деловым качествам вы можете сойти за англичанина, за еврея… Каков вы сейчас, трудно сказать…

– Вы хотите спросить, на кого я работаю?

– О том, что вы работаете на мистера Хевурда, не трудно догадаться…

Шпак низко склонил голову. «Ох, умна!» – подумал он и, стараясь вложить в слова возможно больше искренности, ответил:

– Сейчас, Зинаида Петровна, думаю поработать сам на себя.

– Вы, Петр Эммануилович, какой-то неуловимый… Я знакома с вами около трех лет, а даже не знаю, откуда вы родом.

– Моя родина там, где больше платят…

– Понимаю! Теперь отвечайте мне: зачем вам понадобилось женить этого рыжего мальчика?

– О-о, поверьте! У него есть какая-то вдовушка, но я ее и в глаза не видел! Предполагаю, что не дурна и не глупа, коли сумела так привязать к себе. Да к тому же наш новый друг непостижимо упрям. Ему захотелось иметь жену – вынь да положь… Он даже успел поссориться… И знаете с кем? С Авдеем Доменовым… Что у них вышло, не говорит. Пробовал расспрашивать, гневается и молчит. У него есть характер… Поговорите с ним и убедитесь. Я с ним знаком всего два дня. Знаю, что ради своей вдовушки он решил порвать с родителями и разделиться. Буду с вами откровенным, мы еще пригодимся друг другу… Сейчас я вступаю в какое-то новое, магометанское или черт знает какое царство, где золото, насколько мне известно, черпают деревенскими пудовками и насыпают в бочонки… Сейчас меня не интересуют никакие гурии.

Зинаида Петровна почувствовала, что на этот раз ее старый друг не лгал. Митька, выпив много дорогого вина, впал в блаженное состояние. Этому способствовало внимание Зинаиды Петровны. Примерно через час она уже знала всю его подноготную и даже историю о двух бочонках с золотом. Не удержавшись, она выкрикнула:

– Продешевили!

– Ну и пусть! Они ить как вороны на падаль, – махнув рукой, ответил Митька. – У нас его на Синем Шихане, как дерьма…

Зинаида Петровна склонилась к Митьке и тихо сказала:

– С этого дня, милый Дмитрий Александрович, разрешите мне быть вашей опекуншей и другом. Я сама устрою вашу свадьбу и предоставлю в ваше распоряжение мой дом…

Это было как раз кстати. Митька расчувствовался.

– Уж я вас так отблагодарю, век будете меня помнить!

Веселье продолжалось. Откупоривались новые бутылки. Шпак, чувствуя, что начинает пьянеть, высказал желание выпить крепкого кофе. У Печенеговой нашелся кофейник, но не было спиртовки.

– В этой проклятой степи и деревца не увидишь, – брюзжал инженер.

– Ты, Петр Эммануилович, нашу степь не ругай. На Урале есть такие леса – медведи водятся. А насчет дров аль там чайник скипятить, это мы сейчас устроим. – Приподнявшись на локте, Митька крикнул: – Микешка, подь сюда!

Микешка руками дергал траву и кормил ею лошадей. Вытерев попоной руки, он подошел и остановился неподалеку.

– Чего ты, байбак, стоишь, как телеграфный столб? – швыряя на скатерть опорожненную рюмку, спросил Митька.

– Ложиться рано, еще ночь не пришла, – посматривая куда-то в сторону, ответил Микешка. По мрачным его глазам было видно, что обида все еще кипела в нем горячим ключом.

– Вот невежа! – возмутился Митька. – Ты когда-нибудь научишься правильному обхождению? Как учил тебя Петр Эмманунлыч? Должен подойти и сказать: «Слушаю».

– Кроме ругани, Митрий Лександрыч, я пока ничего не слышу… А что нужно, можно и оттуда сказать, услыхал бы, не за горами… Мое дело кучерское, коней кормить…

– Это еще что такое! Да я…

Митькины слова заглушил громкий смех Зинаиды Петровны. Шпак, растянувшись на ковре, тоже визгливо похохатывал. Только Даша, покусывая зеленый стебелек, поворачивая головку, серьезно посматривала то на растрепанного Митьку, то на его смелого кучера.

– Не надо волноваться, – спохватилась Зинаида Петровна. – Вы прикажите, что нужно… Впрочем, я сама скажу. Микеша, – кажется, тебя так зовут?..

– Как хотите, так и называйте, – угрюмо ответил Микешка.

Митька попытался было встать, но Зинаида Петровна, положив свою руку ему на плечо, ласково и внушительно продолжала:

– Нам нужны дрова, чтобы сварить кофе, понимаете?

– Понимаю… Чайник, что ли, скипятить? Так бы и сказали сразу… Дров никаких не надо… Тут в степи столько кизяку, можно целого барана зажарить. Я сейчас, барыня, мигом…

Микешка повесил попону на плечо и быстро зашуршал сапогами по ковылю.

Через несколько минут, набрав в попону кизяку, он уже расчищал место для костра. Рядом с наполненным водой кофейником стояла Даша. Она наблюдала, как Микешка выдирал крепкие корни ковыля и откидывал их в сторону, видела его широкую спину, обтянутую темно-синей сатиновой рубахой.

«Наверное, он очень сильный», – подумала почему-то Даша.

Над степью сияло утреннее солнце. Трещали кузнечики. Где-то шумно вспорхнула стая куропаток и с пронзительным свистом пронеслась в стороне. Из норки выглянул желтенький суслик.

Когда костер загорелся, Даша присела на корточки и хотела поставить кофейник на огонь. Но Микешка, коснувшись ее плеча, не поднимая головы, дул на костер. Задыхаясь от дыма и напряжения, он глуховато сказал:

– Погодите маленечко, барышня… Как только разгорится, я сам повешу.

– Зовите меня просто Дашей.

Девушка улыбнулась и, отмахиваясь от ядовитого кизячного дыма, спросила:

– А на что вы его повесите?

– Железку принесу.

Микешка поднялся и, отряхивая на ходу коленки, побежал к тарантасу. Вернулся он с двумя железными приколами с кольцами на концах и куском проволоки. Быстро и ловко воткнул острые концы приколов в землю, на проволоку подвесил кофейник, стал подкладывать в костер сухой кизяк.

– Вот как это делается! – проговорила Даша. Охватив оголенными по локоть руками колени, она сидела на корточках, глядя в костер.

– Ничего тут хитрого нет. Привычное дело, – ответил Микешка.

– Вы давно служите у господина Степанова? – после двух-трех минут молчания спросила Даша.

– Нет, недавно… Я лошадей пас… – Микешка коротко рассказал, как он попал в кучера.

– Вы его, видно, этого вашего хозяина, вовсе не уважаете?

– Раньше вроде как ничего парень был, а теперь… куда там… Я, наверное, уйду от него, – тихо проговорил Микешка.

– А что же вы будете делать? Снова табуны пасти?

– Туда меня не возьмут… Атаман не позволит.

Даша продолжала свои расспросы. Положение Микешки напомнило ей о ее собственной судьбе. Зинаида Петровна обходилась с ней хоть и без грубых окриков, но помыкала, как хотела. Даша родилась в семье сельского учителя. Рано лишившись родителей, она сначала жила у чужих людей, потом ее отдали в сиротский приют. Печенегова однажды посетила этот приют. Ей понравилась красивая десятилетняя девочка. Зинаида Петровна взяла ее на воспитание. Даша много читала. По мнению Зинаиды Петровны, жизнь ее была сытой и устроенной, но тихая и внешне покорная девушка чувствовала между собой и Печенеговой пропасть. Когда Степанов грубо кричал на Микешку, Даша подумала, что и с ней Зинаида Петровна частенько обращалась почти так же. И сейчас ей вдруг стало жаль себя.

Солнце припекало все сильнее, укоротились тени привязанных к экипажам лошадей. Откуда-то долетели неясные звуки и звон колокольчиков. Микешка встал и приложил руку к глазам. То же самое сделала Даша. На шляхе заклубилась туча пыли. Вскоре из-за ближайшего небольшого бугорка выехало около десятка фургонов, попарно запряженных лошадьми. По обеим сторонам дороги шли два конских табуна. Тонконогие, мелкоголовые жеребята, склоняя шеи, на ходу щипали зеленую поросль. Густогривые, с длинными крупами, породистые кобылицы встревоженно поднимали головы и призывно ржали. Киргизы-табунщики, посвистывая, взмахивали длинными чоблоками, бойко вертясь на низкорослых лошадях, сгоняли их в кучу.

Постукивая железными осями, подводы остановились.

С переднего фургона, из брезентовой кибитки вышел длинноусый, с широким калмыцким лицом казак в синем чекмене, подпоясанный дорогим наборным ремнем. Это был конский ремонтер и коновал Кирьяк, служивший у Печенеговой главным коневодом.

– Вот и мои приехали! – поднявшись с ковра, крикнула Зинаида Петровна.

Кирьяк степенно, разминая кривые, затекшие от долгого сидения ноги, обутые в сапоги с низкими голенищами, неторопливо закосолапил навстречу барыне. Не дойдя шагов пяти, остановился, согнул широченную спину, низко поклонился.

– Нижайшее почтение госпоже Зинаиде Петровне, – приветствовал он хозяйку грудным хриповатым голосом.

– Здравствуйте, Кирьяк. Ну, как шли? – зорко оглядывая повозки и табунившихся по ковыльному полю лошадей, спросила Печенегова.

– Обыкновенно, матушка Зинаида Петровна… Малым шажком да с сытой прикормкой. Матки веселые, сосунки за птичками гоняются.

– Я не попадья… Что ты меня матушкой величаешь?

– Вот тебе раз! Опять не угодил… Уж я-то старался угодить, жеребчиков, как детишек, берег, – посматривая на хозяйку влажными, с лукавинкой глазами, обиженно проговорил Кирьяк.

– Вижу… Спасибо. Поили давно?

– Насчет водички тут плоховато. На зорьке к лиману сворачивали. Вода вроде как тухлая, пить тошно, а коням ничего, пили.

– Придете на место, там будет привольно, – сказала Печенегова. – Попасите немного здесь, тягловым коням дайте отдохнуть – и с богом. К вечеру быть на Урале, выкупать и помыть весь табун. Жеребцов отдельно… И не спускать – погрызутся.

– Что и говорить, известное дело, как звери друг на друга кидаются, – согласился Кирьяк.

Покачиваясь, подошли Митька и Шпак. Полуобнявшись, тупо смотрели на прибывший табун и подводы с имуществом Печенеговой. Даша с Микешкой укладывали подушки, пледы, разбросанные по траве пустые бутылки и оживленно разговаривали.

Митька, показывая на привязанных, не стоявших на месте жеребцов, с восторгом говорил:

– Ух, конищи! Таких и у Полубояровых нету! Слушай, Петр Эммануилыч, давай купим вот ефтих белоногих и подарим раскрасавцев лапушке моей в подвенечный подарок! Барыня-госпожа, слышь? Лошадей я у тебя покупаю! Говори цену, сейчас же магарыч разопьем!

– Не продажные, Дмитрий Александрович, – кокетливо прищурив улыбающиеся глаза, самодовольно заявила Печенегова.

– За деньги, Зинаида Петровна, все продается, все! – упорно твердил Митька, бесцеремонно обнимая Печенегову за плечи. Она ежилась и увертывалась от его рук, как кошка. Хлестнув его плеткой по руке, загадочно сказала:

– Не всегда, мой дорогой…

– За золото все можно… Мне на свадьбу самые лихие кони нужны… Хошь, я весь косяк закуплю, хошь? – настойчиво приставал к ней Митька. – Уж я за ценой не постою!..

– Для вашей свадьбы еще лучше найдем, – уверила Зинаида Петровна.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации