Текст книги "Посылка для капитана"

– Спасибо вам большое, Леонид Шмулевич, – Анастасия проводила старика до двери. – Еще раз простите за беспокойство.

– Это я должен быть благодарен вам за всё. Спокойной ночи. Завтра загляну.

Анастасия на цыпочках вошла в комнату, но Валентина не спала. Она немного повеселела, щеки порозовели. Было заметно, что ей стало гораздо легче.

Анастасия взяла брошенные второпях на стул куртку и джинсы девушки, вынесла их в прихожую, включила свет и осмотрела.

Куртку надо будет почистить щеткой, как только просохнет, а вот джинсы только стирать.

И вообще надо бы всё с девчонки постирать, в ванной комнате даже жарко от раскаленного стояка горячей воды и грубовато приваренного к нему полотенцесушителя – к утру всё высохнет.

– Сейчас поужинаем с тобой.

Анастасия подошла к брошенной в прихожей хозяйственной сумке, но вспомнила, что молоко и хлеб оставила в магазине, на дне лежала лишь утренняя бандероль, которая перекочевала на тумбочку

– Ну, ничего, сейчас мы с тобой чего-нибудь придумаем.

Анастасия удивилась, но в холодильнике оказался кусок сыра граммов на двести, маленькая баночка сметаны, немного молока, и пяток яиц. Половинка батона белого хлеба чуть зачерствела, ну да это ничего.

– Ты хоть где живешь?

Она не хотела задавать вопрос, зачем девчонка пыталась своровать коньяк. На алкоголичку не похожа, молода больно, да и кожа на лице чистая, здоровая, без косметики.

Может, воровала на спор с одноклассниками, сегодняшние школьники чего только ни придумают?

Нет, вряд ли, на школьницу Валентина тоже не похожа, выглядит значительно старше.

– Я не из вашего города. Отца приехала проведать.

Анастасия выглянула из кухни с эмалированной миской, в которой взбивала яйца для омлета.

– А что же он тебя не встретил? Поздним вечером, в такую погоду, и одна в незнакомом городе?

Валентина опустила ноги с дивана на пол, села.

– А он не знает, что я приехала. Сюрприз хотела ему сделать своим появлением и бутылку подарить самую дорогую, пусть нажрется!

В голосе девушки зазвучали слезы.

– Я пойду покурить.

Она резко поднялась с дивана, но боль исказила лицо, и пришлось плюхнуться обратно.

– Сиди уж, не скачи.

Анастасия достала из серванта пепельницу, которая всегда стояла там, на случай прихода курящих гостей.

– Сигареты в моей куртке возьмите, пожалуйста, в левом кармане. И зажигалка там же.

Анастасия вышла в прихожую, достала из куртки Валентины пачку "Мальборо" и тяжелую зажигалку с непонятным серебристым гербом на металлическом корпусе.

"Сигареты не дешевые, да и зажигалка тоже, наверное, денег стоит".

И тут не сдержалась, спросила, как выдохнула.

– А воровать то зачем надо было в магазине? Ну, не хватило у тебя денег на этот коньяк, будь он неладен, взяла бы водки, или вина недорогого, если отца хотела угостить, он бы уж не обиделся на дочку-то, тем более, в гости приехавшую, сам бы, глядишь, на радостях в магазин побежал.

– А я в вашем славном городе с утра без копейки осталась, будь он проклят.

Мелодично щелкнула откинутая крышка зажигалки, сверкнул оранжевый кинжальчик пламени, к потолку потекла голубоватая струйка дыма.

"Надо же, а запах приятный" – удивилась Анастасия.

Вспомнился, словно прокисший, вонючий табак, которым всегда разило от майора Щетинина, когда он торопился подмять её на старых простынях конспиративной квартиры продуваемой северным ветром пятиэтажки.

Уже была готова яичница из всех яиц, что нашлись в холодильнике, мелко потертый сыр таял на кусках разогретого в микроволновке хлеба, большой заварочный чайник отдавал домашнее тепло.

– Давай помогу тебе до кухни дойти, или лучше сюда принести? –

Закончив с готовкой, Анастасия вытерла руки полотенцем, повесила его на раковину.

Валентина затушила сигарету, осторожно поднялась с дивана.

– Спасибо, я сама. В туалет можно сходить?

– Полотенце для рук слева висит, синее.

Анастасия разложила яичницу по тарелкам, разлила по чашкам ароматный свежезаваренный чай.

– А это кому?

Валентина стояла возле тумбочки, на которой лежала утренняя бандероль.

– Не важно, – Анастасия резко убрала сверток в стоявший рядом шкаф.

Поняла, что погорячилась, но ей показалось чересчур бесцеремонным проявление у девушки интереса к чужой вещи.

– Давай быстрей, а то всё остынет, – сказала, словно пытаясь загладить вину.

Но девушка, похоже, обиделась.

Чтобы немного разрядить атмосферу, Анастасия включила небольшой телевизор, стоявший на кухонном подоконнике.

Показывали очередной сериал, которых в последние годы стало так много на всех телеканалах, что не знаешь какому отдать предпочтение, и стоит ли вообще их смотреть.

Когда Владимир был в походе, Анастасия пыталась скрасить одиночество за просмотром "мыльных опер", но посмотрев одну-две серии понимала, что это не её, и усаживалась в кресло с книгой, а то и вовсе ложилась спать.

Валентина ела молча. Лицо её изменилось, но это не была обида, скорее, девушка о чем-то напряженно думала.

– У тебя утром несчастье какое-то случилось?

Анастасия понимала, что воспоминание о пропавших деньгах не будет приятным, но надо было начать разговор хоть с чего-нибудь.

– Что?

Девушка словно вынырнула из омута, ясно, что ей было не до вопроса, которого она, погруженная в свои мысли, даже не слышала.

– Это вы про деньги? Да встретилась тут с козлами какими-то на вокзале…

– И что, обворовали? А ты в милицию обращалась?

Но девушка опять была где-то далеко.

"Ладно, – подумала Анастасия. – Завтра поговорим. Сегодня она устала, да и событий, конечно, многовато для одного дня"

А что завтра? Завтра Анастасии к восьми утра на работу, а как быть с девчонкой? Оставить дома? Конечно, пусть отлежится до вечера, сосед, опять же, обещал принести чудотворную мазь, а там помогу ей и отца разыскать в городе.

В голове мелькнула еще одна мысль.

– Слушай, а ты выпить не хочешь, все легче ноге будет, и боль утихнет? У меня немного вина есть.

Из нижнего ящика кухонного стола возникла початая бутылка "хванчкары", которую подарил когда-то Владимиру сослуживец грузин, получивший посылку от родственников из Кутаиси. Следом за бутылкой извлеклись два пузатых стакана чешского стекла с золотым отливом

Валентина выпила с удовольствием. Вино, действительно, было хорошим, она немного поела, а потом её заметно развезло – сказался тяжелый и не самый удачный день её молодой жизни.

Анастасия разложила в маленькой комнате диван, застелила его чистым постельным бельем и помогла гостье встать из-за стола.

Уснула девушка почти сразу же, как улеглась, постаравшись аккуратно пристроить травмированную ногу.

«Хорошее лицо у девчонки, доброе, – отметила Анастасия, задержавшись немного у дивана, и поправив плед. – И, по-моему, она совсем не такая, какой хочет казаться людям».

Анастасия погасила в комнате свет, аккуратно прикрыла дверь, и тихо прошла в ванную.

Взяла голубой пластмассовый тазик, в котором лежала одежда Валентины, откинула крышку стиральной машины.

В заднем кармане джинсов лежал паспорт.

Анастасия отложила его на полочку под зеркалом, загрузила в машину еще кое-что из своих вещей, нажала кнопку, и в барабане зашипела тугая струя воды.

С фотографии в паспорте смотрела миловидная, веселая девушка со свежим черноморским загаром, резко отличающаяся от той, что тихо спала сейчас в комнате.

– Южанка настоящая, – улыбнулась Анастасия, машинально перевернув несколько листков паспорта.

Через минуту бандероль, тихо вытащенная из шкафа, в который была упрятана от любопытных глаз Валентины, лежала на крышке мерно гудящей стиральной машины.

Анастасия внимательно сравнила адрес прописки по месту постоянного жительства своей гостьи с обратным адресом отправителя, указанного на этикетке бандероли.

Адреса полностью совпадали.

Глава 4

Одежда давно перестирана, и развешана в ванной комнате.

Анастасии не спалось, разные мысли лезли в голову.

Сомнений быть не могло, бандероль отправлена Валентиной Владимировной Снегиревой, проживающей в городе Новороссийске, в пятнадцатой квартире дома номер семь по улице Сипягина.

Анастасия встала, снова прошла в ванную. Достала бандероль из-за дверцы стенной ниши, скрывавшей водопроводные трубы, еще раз развернула упаковку.

Мужской свитер, шарф и перчатки – всё связано из очень мягкой, нежно приникающей к рукам, шерсти.

Да, Владимир был женат до приезда в этот суровый северный город, Настя знала, что у него есть дочь, но адрес той семьи никогда не упоминался, ни в разговорах наедине, ни в дружеском домашнем застолье в кругу друзей, поэтому сообщать о смерти бывшего отца и бывшего мужа было некому и некуда.

Но Анастасия не стала бы этого делать, даже если бы у нее и был адрес бывшей жены Владимира

"Возьму ему бутылку, пусть нажрется!" – резануло в памяти.

Со слов девушки отец был горьким пьяницей, но Владимир не то, что не пил спиртного, даже не курил никогда.

А что, если при Насте не курил, и пить перестал лишь после того, как новую любовь встретил?

Нет, не похоже было, чтобы бравый, улыбчивый капитан-лейтенант, девять лет назад зашедший на почту, злоупотреблял спиртным.

Что-то здесь непонятное, загадка какая-то кроется, и знает разгадку лишь девушка, тихо спящая в соседней комнате, а вот ей – Анастасии, без малого десять лет прожившей с человеком бок о бок, так и не удалось узнать всей правды о нем. Странно как-то всё это, очень странно.

Она забылась сном лишь в четвертом часу утра, когда уставший от раздумий мозг начал давать сбои, вызывая странные видения: то ей виделся покойным муж, карабкающийся на каменистую сопку в водолазном костюме, то Валентина стояла в рубке подводной лодки, высунувшись по пояс, и громко крича что-то неразборчивое навстречу волнам и ветру.

Будильник коротко тренькнул, Настя открыла глаза. Ей показалось, что она совсем не спала, но голова, тем не менее, была достаточно ясной и спать вовсе не хотелось.

Конечно, девчонка увидела бандероль, потому и замкнулась, когда вышла на кухню, потому и ела так рассеянно.

Как же её сказать о смерти отца, и как она вообще переживет это известие?

То у неё желание преподнести ему бутылку, чтобы нажрался до чертиков, а то вдруг бандероль с отдающими теплом и заботой свитером, шарфом и перчатками.

И почему она до сих пор не задала вопроса, а где же мой отец, если я по воле случая оказалась по нужному адресу?

Анастасия тихо поднялась с постели и вышла в коридор. Пустила в ванной слабую, чтобы не разбудить девушку, струйку воды, быстро умылась, причесалась.

Надо бы до работы в магазин забежать, купить девчонке чего-нибудь к завтраку, а то в холодильнике шаром покати, вчера всё, что оставалось, подмели.

Она взглянула на часы. Минут двадцать будет, чтобы успеть до работы забежать отовариться. Сама перекусит и выпьет чаю уже на почте.

Анастасия тихо прихлопнула входную дверь, когда на лестничную площадку, словно всю ночь там карауля, выглянул старый хирург.

– Настенька, возьмите эту мазь. Чудеса творит. Моя разработка, между прочим.

От темного пузырька, заткнутого резиновой пробкой, пахло чем-то неуловимым, но запах был приятный.

Она еще не успела закрыть дверь на ключ, поэтому решила оставить лекарство дома, чтобы, не дай бог, не разбить пузырек по дороге в магазин.

"Лучше поставить рядышком с диваном, как проснется, пусть сразу намажет".

Анастасия поблагодарила старика и вернулась в квартиру.

Стараясь не скрипнуть, медленно повернула ручку двери в маленькую комнату, и тут же поняла, что предосторожности напрасны.

Валентины в комнате не было, как не было её куртки на вешалке в коридоре, и постиранных джинсов, которые с ночи сохли на веревке в ванной комнате.

"Как же я не заметила, что джинсы не висят, ведь заходила же умываться? Спросонок, наверное…" – ругала себя Анастасия, понимая, что все равно не смогла бы вернуть девушку, если с момента её ухода прошло достаточно много времени.

А когда же она ушла?

Если я заснула около четырех, значит, в интервале с четырех до шести?

А если она ушла ночью, когда я еще не спала? Вряд ли. Я бы слышала. Да и джинсы еще не успели просохнуть, а в мокрых сейчас не очень-то походишь.

Анастасия внимательно оглядела комнату.

Постельное белье аккуратно свернуто, и лежит стопкой на диване, тут же рядом стоят тапочки.

Хоть бы записку оставила.

Анастасия еще раз внимательно осмотрела комнату.

Нет. Ничего нет.

Бежать в магазин уже не было смысла.

Она посмотрела на часы – времени хватало лишь на чашку чая.

"Вот где её искать?»

Анастасия торопливо прихлебывала горячий напиток и рассуждала вслух.

– На вокзале? Поезд на большую землю пойдет только вечером. Скорее всего, сидит в зале ожидания. Но если вчера она сошла с поезда утром, то где же до вечера болталась, пока в злосчастный магазин не зашла? Адрес отца она знала, а при свете дня найти нужный тебе дом гораздо легче, нежели в темноте. Где она была всё это время? Не по городу же под дождем гуляла в легкой куртке? И кто у неё деньги отобрал?

Кстати.

Анастасия открыла верхний ящик письменного стола, где она держала деньги в небольшой шкатулке.

Купюры были на месте. Правда, их было немного, что-то около пяти тысяч рублей, но тем не менее.

– Чего она испугалась? Ну, всякое бывает в жизни, на то она и жизнь. Девушка она, вроде, неплохая. Ну, поговорили бы, я рассказала бы ей об отце, которого она очень давно не видела, а может быть даже и в лицо не помнит, маленькая ведь была, когда он от них с матерью ушел. Да и я, глядишь, узнала бы от нее что-нибудь новое о Володьке, хотя зачем мне теперь это? Ни к чему. Послезавтра выходной. Надо будет на кладбище съездить, поговорить насчет памятника – однополчане мужа обещали помочь. Но где же, все-таки, девчонка?

Дорога на работу заняла обычные полчаса, ну, может быть, в этот раз чуть меньше – Анастасия была взволнована и шла быстрее, чем всегда.

Почтовая машина только что ушла, и Рая с Лидой начали заниматься разборкой корреспонденции,

Мария Кондратьевна Соломатина по утреннему обыкновению шумела в санузле водой, звеня свежевымытыми чашками.

Пара первых посетителей терпеливо стояла у крыльца, ожидая открытия.

Анастасия подошла к платяному шкафу, задумчиво потянула на себя дверцу, но резко захлопнула и пошла навстречу заведующей, несущей на вытянутых руках заполненный до краев чайник.

– Мария Кондратьевна, мне надо уйти. Ненадолго.

Вспыхнувший в глазах Соломатиной вопрос погасил раздавшийся телефонный звонок.

– Тебя, – заведующая нехотя протянула трубку опять с вопросом в глазах, но уже другим.

– Анастасия Владимировна?

Холодный баритон на том конце провода излучал тревогу.

– Из полиции говорят. Не могли бы сейчас подъехать к нам в отделение? Ваша дочь нами задержана.

И хоть дальнейшие слова невидимого сотрудника полиции теперь доходили до Анастасии как сквозь вату, она хорошо их расслышала, и сразу запомнила адрес.

– Мария Кондратьевна, я пошла.

Отделение полиции находилось далековато.

Анастасия выскочила чуть ли не на середину проезжей части, высоко подняла руку.

Водитель "уазика" с надписью "аварийная" на забрызганном грязью боку оказался чересчур словоохотливым мужиком в натянутой на самые уши кепке из потрескавшегося кожзаменителя, но, похоже, ему не столько понравилась пассажирка, сколько возможность срубить денег в столь ранний час.

– Это какое же отделение? – сверкнул он золотым зубом. – Возле женской консультации которое?

Ясно – мужик валял дурака, уж кому-кому, а ему-то, прожженному шоферюге, были доподлинно известны все городские закоулки, но, видать, хотелось обрести с утра полезное с приятным и, может быть, уболтать на грех еще не старую, симпатичную женщину – а вдруг выгорит?

Анастасия была глубоко в своих мыслях, и водительского вопроса не слышала. В голове вертелся свой.

"Какая дочь? Откуда?"

Опять начался дождь, стекла в машине запотели, но она разглядела вывеску отделения полиции над дверью здания, к которому подъехали.

Водила не торопился пихать в карман заработанный стольник и продолжал держать руку протянутой, словно ожидая добавки, но Анастасия уже отвернулась от него и открыла дверцу машины.

Прямо с порога околотка в нос шибануло хорошо надраенными сапогами, затхлыми бумагами, и раскаленным от круглосуточного горения металлическим колпаком допотопной настольной лампы на столе дежурного, который, почему-то, на своем посту отсутствовал.

От его застекленного закутка шел резкий поворот по коридору направо, откуда доносилась какая-то возня вперемежку с нечленораздельным бурчанием, сдабриваемым сочным матом.

Анастасия осторожно выглянула из-за угла, обитого фанерным листом.

Прямо на выщербленном линолеуме валялся в дымину пьяный мужик с бочкообразным животом, в рваной майке, и в черных от грязи тренировочных штанах, а на скамейке у стены отдыхали, утирая пот со лба, двое молоденьких постовых, только что доставивших забулдыгу в отделение. Вытрезвителей в городе не было, поэтому районщикам приходилось заниматься и пьяными.

– Ну, что, он так и будет здесь лежать? – возмущенно шепелявил капитан с красной повязкой дежурного на рукаве. – Давай его в обезьянник!

Молодым полицейским совсем не хотелось снова упираться в этого борова, едва сил хватило сюда занести.

– Слышь, Монахов, ты его сюда не тащи, он нам тут всё обоссыт, а я в новых туфлях, или мне босиком прикажешь сидеть? А колготки импортные?

Из-за решетки обезьянника, выглянуло испитое лицо в белом парике, съехавшим набок, и оттого делавшим его хозяйку – дамочку неопределенного возраста, похожим на какой-то комедийный персонаж детского театра кукол.

Дежурный по отделению капитан Монахов пропустил пожелание мимо ушей, поскольку все свое внимание сосредоточил на доставленном алкаше, который тяжело повернулся на бок, закряхтел и, оттянув резинку штанов толстой, волосатой рукой, медленно, но уверенно полез себе в трусы.

– Машка, сюда скорей! С ведром! – рявкнул дежурный, и тут же из неприметной, словно в каморке папы Карло, двери рядом с дежуркой вынырнула уборщица – маленькая, сухонькая старушенция с короткой шваброй в одной руке и оцинкованным ведром в другой.

Подскочив к борову, она ловко присобачила ему спереди ведро, в котором сразу же бурно зажурчало.

– Вам кого? – словно очнувшись, обратился дежурный к Анастасии.

– Мне недавно звонили. Сказали, дочь задержана… Какое-то недоразумение…

– Восьмой кабинет! – капитан Монахов махнул рукой вдоль коридора.

За обитой черным дерматином дверью было тихо.

Анастасия глубоко вздохнула и постучала.

В прокуренной до синевы комнате за столом, обтянутым зеленым, биллиардным сукном, удобно расположился следователь – мужчина лет тридцати пяти, в коричневом, хорошо сидящем на нем пиджаке.

Напротив стола, почти посредине кабинета, сидела на стуле девушка, которую Анастасия узнала бы и со спины – это была Валя.

Глава 5

– Вы ко мне? Подождите в коридоре, вас пригласят.

Самодовольное лицо и барский тон хозяина, воняющего денником кабинета, словно ужалили Анастасию.

– Что значит, подождите? Сами срочно вызываете, а теперь – подождите? – неожиданно для самой себя смело вскинулась она.

Следователь к такому обращению явно не привык.

Прицелившись в вошедшую шариковой ручкой, которой минуту назад писал протокол, резко указал ею же на второй свободный, стоявший у стены, стул.

– Присаживайтесь! Вы мать задержанной? Документы попрошу.

– Чьи документы? – опешила Анастасия. – Я что, тоже задержана?

Следователь поднялся из-за стола, направился открыть форточку.

Брюки, такого же цвета, что и пиджак, тоже сидели на нем неплохо.

"Интересно, покупал в магазине, или шил на заказ?" – машинально отметила Анастасия.

Сырой, чистый воздух плавно потек в кабинет.

Валентина сидела, согнувшись, словно у нее что-то болело, и глядела, не отрываясь, в пол.

– Документы задержанной я уже изучил, теперь хотелось бы взглянуть на ваши, прежде чем мы начнем беседу.

– "Неужели опять кража?»

Анастасия знала, где в сумке лежит паспорт, но, оттягивая время, судорожно дергала молнию, лихорадочно соображая.

– "Наверняка, кража! Неужели опять коньяк? Отца то она не застала. Или деньги на обратную дорогу вытащила у кого-то?»

Следователь медленно перелистывал странички паспорта Анастасии. Дойдя до последней, начал листать заново.

Где-то недалеко прогудел корабль, Анастасия поняла, что порт совсем рядом.

Следователь зябко передернул плечами и пошел закрывать форточку.

– Фамилия моя Савин. Зовут Игорем Ивановичем.

Медленно и нараспев произнес он, когда, справившись с оконным шпингалетом, вернулся к столу и продолжил изучение паспорта.

– Я следователь. Буду вести дело вашей дочери. Вопросы?

– А что совершила моя дочь? В чем её обвиняют?

– Обвинять будет суд, а мы пока лишь проводим следственные действия.

Савин протянул паспорт, но вдруг, словно передумав возвращать, резко отдернул руку назад.

– Фамилии у вас, почему разные? Почему дочь проживает в Новороссийске?

– Фамилия по отцу, мою брать не захотела, потому и живет в другом городе одна, а меня навестить приехала.

Анастасия посмотрела на Валентину, и, отметив, как у той зарозовели щеки, поняла: попала в точку, наверняка, девчонка рассказала следователю то же самое.

– Так в чем же обвиняется, простите, в чем подозревается моя дочь, Игорь Иванович?

– Валентина Владимировна Снегирева обвиняется в краже дорогого, коллекционного коньяка, совершенной вчера вечером в магазине на углу Пролетарской и Молодогвардейцев.

"Ну, это ты шалишь, – подумала Анастасия, – Этот номер у тебя не пройдет. Задержать преступницу на месте кражи не удалось, выскользнула, как угорь, а нет тела – нет и дела, как говорится"

– Здесь явное недоразумение, Игорь Иванович.

Анастасия старалась говорить спокойно, придав своему голосу уверенность и достоинство.

– Моя дочь не могла находиться вчера вечером в магазине на углу Пролетарской и Молодогвардейцев по той причине, что утром, сходя с поезда, на котором приехала в наш город проведать маму, получила серьезную травму ноги, после чего была доставлена каким-то добрым человеком, дай бог ему здоровья, ко мне на квартиру, где и провела весь день до позднего вечера, пока не уснула. Кстати, получение травмы может подтвердить мой сосед, врач хирург на пенсии Леонид Шмулевич Розенфельд, оказавший ей первую помощь.

Савин резко дернул головой, снял трубку аппарата внутренней связи, нажал кнопку.

– Где там Кречет? Пусть зайдет.

Через минуту дверь громко, словно от пинка, распахнулась, и в кабинет уверенно вошел крепкий, широкоплечий мужик лет пятидесяти, в котором Анастасия сразу же узнала вчерашнего магазинного охранник.

Мужчина прошел на середину кабинета, встал, широко расставив ноги, и уперев крепко посаженные под густыми бровями глаза в Анастасию.

Ей стал виден лиловый подтек на правой скуле охранника – след вчерашнего удара, то ли кроссовками Валентины, то ли свежеструганным черенком лопаты от кассирши с крашеными хной волосами.

– Я вас узнал. Вы вчера вечером заходили в магазин одновременно вот с этой, – охранник кивнул в сторону девушки.

– Во-первых, что значит вот с этой? – вскипела, войдя в роль, Анастасия.

– Это моя дочь! А во-вторых, ни я, ни она никуда не заходили потому, что весь день провели в квартире. Дочь физически не могла ходить, потому, что у нее травма ноги, полученная еще утром на вокзале, и у меня есть свидетель, готовый это подтвердить – заслуженный человек, врач, между прочим. Я же вам уже говорила, – Анастасия посмотрела на следователя Савина.

– У меня тоже есть свидетель, – вскипел Кречет. – Кассирша магазина, которая помогала мне её задерживать.

– И что же не задержали? Вдвоем девчонку то?

Анастасия поняла: снова в точку!

То, что дело шито гнилыми нитками, это и к гадалке не ходи.

Скорее всего, Кречет где-то повстречал сегодня Валентину и, желая отыграться за вчерашний позор, а, возможно, и за денежный начет, произведенный администрацией магазина за порчу товара по его, охранника, недосмотру, схватил девушку в охапку – мужик то здоровый – и поволок в участок. Вот только непонятно, почему здесь так легко поверили его рассказу. На каком основании, преступник ведь не задержан на месте преступления, а не пойман – не вор?

– Имейте в виду, в магазине установлено видеонаблюдение. Покажем запись происшествия специалистам, те сразу установят, что преступник – ваша дочь.

Кречет не успокаивался, хотя, было заметно, что он уже понял: его ставка не сыграла.

– Или кто-то неизвестный, похожий на мою дочь! – парировала Анастасия.

Сообщения, что в магазине работает видеокамера, она боялась больше всего, ожидала его, когда чисто инстинктивно, как волчица, защищающая детеныша, выстраивала линию защиты, но отступать было уже поздно.

Мозг работал четко, хладнокровно, и она понимала, насколько уверенно она будет сейчас говорить, настолько высока вероятность того, что Валентину отпустят за отсутствием состава преступления.

– Давайте вашу видеозапись! Я имею права её посмотреть? Я же мать! Давайте!

Анастасия удивилась не столько своей решимости, сколько поведению следователя Савина, отстраненно, словно его тут и не было, курившего у открытой форточки.

– Игорь, кончай дымить, знаешь ведь, терпеть ненавижу, когда в кабинете курят! – заиграли желваки на помятом во вчерашней схватке лице магазинного охранника.

– Да ладно тебе, откомандовал уже. Или всё никак забыть не можешь? – недовольно буркнул Савин, бросая окурок в форточку.

"Вот это да! – удивилась Анастасия. – Так он, оказывается, работал здесь, и, похоже, не на последних ролях был. А что ж теперь в магазине? Не иначе оборотнем в погонах оказался, о которых газеты так много писали? Так радуйся, что не на нарах сидишь, легко отделался. Получается, случайно встретил Валентину, и по старой памяти сюда в отделение потащил, будучи уверенным, что бывшие коллеги помогут дело состряпать?"

Но бывшие, как видно, помогать не очень то и торопились.

Савин прошел к своему рабочему месту, основательно уселся на стул, предварительно расстегнув пуговицы добротно сшитого пиджака, и поддернув брюки, неторопливо вытряхнул пепельницу в мусорную корзину, спрятанную под столом, сложил в дешевую картонную папку какие-то бумаги, оставив на столешнице лишь одну – бланк протокола допроса Валентины Снегиревой, и внимательно его прочитал.

После чего разорвал документ на мелкие кусочки и отправил под стол в мусорную корзину, следом за улегшимися там окурками.

Снова пошел дождь. Анастасия вспомнила, что оставила зонт на почте.

– Ну, что? Пойдем или переждем?

Она стояла с Валентиной под навесом у входа в отделение. По улице проносились машины, куда-то спешили по своим утренним делам прохожие.

– Здорово испугалась? – обратилась она к девушке.

– Скорее растерялась. Я ведь знала, что никакого дела мне не пришьют, но когда этот вчерашний боров меня в кабинет втолкнул, а следователь сходу трамбовать начал…

Валентина достала сигареты, чиркнула зажигалкой, шумно выдохнула дым первой затяжки.

– Да ладно, видали мы таких. Правда, испугалась, когда на автобусной остановке этот черт сзади подкрался, и руки мне назад завернул. Думала, убьет. Глаза сумасшедшие, воняет, как от козла.

Валентина щелчком отбросила окурок под дождь, потянула из пачки новую сигарету.

– Честное слово, струхнула, когда поняла, что он в этой ментовке работал, а те своих не сдают, друг за друга держатся, даже за бывших.

– Я бы так не сказала, – усмехнулась Анастасия. – А что же следователь протокол-то порвал?

– Да ссыкун он, этот следователь!

Девушка от негодования закашлялась дымом прямо в лицо Анастасии.

– Понял, что с работы попрут за такие игрушки, вот и порвал, словно не было ничего. А так оно и есть! Кто меня в ментовку доставил? Наряд милицейский в воронке привез? Хрена лысого! Простой прохожий, считай, меня сюда доставил, магазинный охранник зачуханный, тем более, не при исполнении. А может он вообще пьяный был, попутал меня с кем-то…

"Ничего, ничего, – решила Анастасия. – Пусть выговорится, ей сейчас необходимо, стресс, как-никак"

Наконец Валентина, действительно, выговорилась.

Растерла в пальцах табак размокшей сигареты, дунула на ладонь.

– Вы простите меня, Анастасия Васильевна, что я так поступила – прикрылась вами, но у меня, честное слово, другого пути не было, когда я поняла, куда вляпалась. А ведь в этом городе никого, кроме вас и отца у меня нет.

– Кстати, – резко повеселела Валентина. – А с камерами то он облажался. Нет у них видеокамер в магазине, тоже мне торгаши называются. Разве так можно? На копейках экономят, зато тысячи от воровства теряют.

– А откуда ты знаешь, что камер нет?

– Просто знаю, где их нормальные хозяева в нормальных магазинах ставят.

– А если ненормальные?

– И этот вариант я тоже просекла. Господи, да с камерами они бы меня еще в винном отделе застукали, когда я бутылку под куртку прятала. Просто не знала, что охранник – бывший мент, и видно не из простых, а у таких нюх будь здоров, даже под одеждой всё видят.

Анастасия, наконец, решилась спросить.

– А что же ты из дома ночью убежала? Испугалась чего или обиделась?

Плечи Валентины обмякли, руки виновато повисли вдоль тела.

– Да я как посылку увидела, где и адрес мой новороссийский, и имя с фамилией, сразу подумала, что вы меня за аферистку приняли, или того хуже, за воровку квартирную. Дескать, разыграла падение, несчастный случай, и всё такое. Надо же мне было так поскользнуться прямо у дома отца родного. Как говориться, знал бы, где упасть. Вот я и свинтила от вас ночью. Неприятно мне как-то стало, самой себе противной сделалась. Думала, доберусь как-нибудь до вокзала, а там видно будет. Мир не без добрых людей, уехала бы. Жаль только отца не повидала, ну, да ладно.

Из пачки вылезла третья сигарета.

– А я ведь раньше не просто ревновала его к вам, я зла была ужасно. Думала, вот приеду, найду её и убью. Мать после ухода отца пить начала, уже черт знает в кого превратилась.

Валентина уже была спокойна, говорила тихо, размеренно, словно вколачивая каждое слово накрепко, как гвоздь.

– А теперь я совсем другого мнения о вас, Анастасия Васильевна. Вы очень хорошая, правда. И как только вас угораздило полюбить такого непутевого, вот горя, наверное, с ним хлебнули?

– Ну, зачем же ты так об отце? Он был очень хорошим человеком.

– Был? – Валентина резко повернулась.

– Я похоронила его позавчера.

Анастасия не сдержалась, отвернулась в сторону и заплакала.

Валя больше не задавала вопросов, лишь положила ладонь ей на плечо и тихо погладила.

У входа в отделение остановилась патрульная машина.

Открылась дверца и перед Валентиной вырос мордастый сержант, дожевывающий на ходу бутерброд с колбасой и подозрительно посмотревший на девушку с сигаретой. В воздухе остро запахло чесноком.