Текст книги "Проклятый металл"

– Ну и шли бы в открытую. Чего усложнять?

– А ну как зятек запаникует? У него рыльце в пуху, запросто в бега удариться может, – пожал плечами Пратт. – Объясняйся с руководством потом. Мол, усложнять не хотел. На авось понадеялся…

– Странно, что собак нет, – поглядывая по сторонам, заметил я, когда мы отошли от ворот и шли через темный сад.

– Может, ему на работе собачьего бреха хватает? – предположил напарник. – Или жена не любит?

– И такое может быть, – невольно поежился я. – Надо было карету подогнать. Не вести же его пешком.

– Подгонят, – показал мне Джек служебный свисток. – Как спеленаем, так и подгонят сразу.

– Стой! – насторожился я, миновав темную лужу засыпанного листвой пруда. Вроде ничего особенного, а будто рукой против шерсти провели. Неприятное такое ощущение. Но – знакомое.

– Чего?

– Здесь жди.

– Сдурел? – опешил Пратт.

– Жди здесь, – разминая пальцы, повторил я. – И не мешай.

– Да что случилось-то? – ухватив меня за рукав, прошипел рыжий.

– Там что-то не так. У меня на бесноватых теперь чутье, но это что-то другое. Жди здесь.

– Но…

Дальше я напарника слушать не стал. Прямо на землю скинул плащ и бросился к дому. Внутренний голос вопил как резаный, требуя убираться отсюда немедленно, но послушаться его сейчас не было никакой возможности. Нечто неподвластное здравому смыслу заставляло меня ускорять и ускорять бег. Будто где-то в глубине души билась жилка, ставшая вдруг единым целым с чем-то несравненно большим. Чем-то пронизывающим этот мир насквозь и способным менять его законы по собственному усмотрению.

Сначала я даже не сообразил, что именно вибрирует во мне, будто натянутая струна. А когда вспомнил о бесе, было уже слишком поздно.

На крыльце дома стояли двое. Невысокий худощавый мужчина – даже в темноте без труда удалось узнать крысеныша – и коренастый тип в дождевике и широкополой шляпе. С такого расстояния не было никакой возможности разглядеть его глаза, но откуда-то мне было прекрасно известно, что они черны, будто адский пламень.

Эти двое стояли на крыльце. А вокруг… Вокруг крыльца неподвижно замерли пятеро отправленных Джеком устроить засаду парней. И не осталось ровным счетом никаких сомнений, какая именно сила заставила их выбраться из кустов на открытое пространство.

Да какие еще сомнения?!

Чужая воля ударила в меня подобно тарану, и, оступившись, я растянулся на земле. Морщась от боли в поцарапанных ладонях, медленно поднялся на ноги и стиснул зубы. Выкинуть из головы чужой голос оказалось весьма непросто, и даже проштудированные тома из закрытой библиотеки столичного монастыря Всех Святых мало чем смогли помочь. Но все же я справился. Справился лишь затем, чтобы в очередной раз укротить рванувшего на свободу беса.

Сговорились они, что ли?

– Ну надо же! – хмыкнул крепыш и зашагал вниз по лестнице. И сразу, будто повинуясь неуловимому движению его руки, воздух вспыхнул ослепительным разрядом молнии.

Спастись удалось чудом: пальцы сами сплелись в сложную фигуру, с губ сорвалась намертво зазубренная фраза, и смертоносная энергия с шипением ушла в землю у моих ног. Вот только победа в этом коротком поединке далась вовсе не легко: из глаз потекли кровавые слезы, а по рукам будто шибанули кузнечным молотом. Сразу онемели пальцы…

– Даже так? – Бесноватый присмотрелся ко мне повнимательней. – Кто ты, брат?..

Я попытался ответить. Ответить на языке, которого не знал. И только в последний момент сумел прикусить язык. Заточенный в душе бес взвыл в бессильной ярости и рванулся на волю, но на сей раз я удерживать его не стал. Наоборот, собрал все оставшиеся силы в кулак и выкинул нечистого вон.

Но не просто из себя. Ожидавший ответа крепыш рывок прозевал, и моя ладонь ударила его в грудь. От несильного вроде толчка дядьку отшвырнуло шагов на двадцать. Снеся хлипкий заборчик палисадника, бесноватый со всего размаху врезался в стену особняка. Врезался, отскочил, рванул ко мне – и тут его накрыло.

Движения вмиг потеряли плавность, стали дергаными, будто у попавшей в ловчую сеть птицы. Оказавшиеся запертыми в одном теле бесы сцепились друг с другом в жуткой схватке. Не было криков, воя, вырванных собственными пальцами глаз и откушенного языка – ничего из обычных проделок бесноватых. Но когда через несколько мгновений тело рухнуло на землю, жизни в нем оставалось не больше, чем в могильном прахе. Седые волосы, высохшая и потрескавшаяся кожа, жутковатый оскал перекошенного судорогой рта.

И никакого следа потустороннего присутствия – не сумевшие поделить тело бесы зашли слишком далеко и просто-напросто уничтожили друг друга.

Да и со мной творилось нечто непонятное, и обвисшие, будто плети, руки были наименьшей из проблем. Внезапно возникло ощущение, что вместе с бесом ушла едва ли не половина жизненных сил. Словно не слишком опытный хирург не стал разбираться и вместе с опухолью откромсал скальпелем добрый кусок здоровой плоти. И прямо сейчас в открытую рану утекают воспоминания, эмоции и желания. Вся моя жизнь. А ее место заполняет пугающе-безликая пустота. Серая хмарь. Ничто.

Что происходит?!

Неужели я настолько сросся с бесом?

А вот и тьма пожаловала…

VI

Очнулся я от тряски, растревожившей и без того нывшую правую кисть.

Карета на колдобинах подпрыгивает? Так и есть.

А с рукой что? Отлежал? Нет, не похоже…

О Святые!

Воспоминания навалились разом: короткая схватка, изгнание беса, видения…

Когда очнулся во второй раз, в голове немного прояснилось, и я начал обращать внимание на будто через толщу воды доносившийся разговор.

– Сколько? Сколько, я тебя спрашиваю? – рычал Джек, хорошенько прикладывая связанного зятя покойного барона головой о дверцу кареты. Все верно: допрос надо начинать, пока арестованный не успокоился, не вспомнил о высоких покровителях, не начал изворачиваться и лгать, пытаясь спасти собственную шкуру. – Сколько?!

– Полсотни, может, пять дюжин… – простонал крысеныш. – Не больше!

– Получал сколько? – даже не обернулся на мой полувздох-полувсхлип Пратт.

– По сотне за оставшихся, за вернувшихся – по три.

– Возили куда? Норвейм, Ланс, Драгарн?

– Не знаю… – Кровь, стекавшая по лицу из разбитого носа, пятнала белоснежный воротник сорочки растерявшего весь свой лоск помощника коменданта.

– Куда?! – озверевший Джек двинул кулаком тюремщику по уху. – Убью!

– В Ла-а-анс, – всхлипнул тот. – Там отше-е-е-льник…

– А братья-экзекуторы, они в деле?

– Не зна-а-аю…

Я закрыл глаза. Меня это теперь совершенно не интересовало. Меня уже вообще ничего не интересовало. Абсолютно.

Только сейчас, немного придя в себя, я понял, что натворил. Понял, на что себя обрек. И мне стало страшно.

Когда человек теряет зрение или слух – это можно пережить. Когда человек теряет часть себя – гораздо хуже. Но тоже не смертельно. А вот собственноручно вырванный и выброшенный на помойку талант – это будет жечь всю оставшуюся жизнь. Да и можно ли назвать подобное существование жизнью?

Теперь мне стали прекрасно понятны устремления экзекуторов. Стоит только ощутить в себе отголосок силы, запретного знания, нечеловеческого могущества – и уже невозможно остановиться. Именно поэтому умирали на дыбах и горели на кострах бесноватые; в муках отдавая частицы своего таланта неодаренным, но умным, хитрым и практичным палачам. Делая их сильнее и могущественней. Давая им смысл жизни – ибо все остальное только тлен и прах.

А я сам – пусть спасая жизнь, но все же сам! – отрекся от таланта. Таланта, позволявшего видеть и ощущать недоступное простым людям. Таланта, который никогда больше не загорится во мне подобно маленькому солнцу. И который я не смог оценить по достоинству, пока не потерял.

Я обменял его на собственную жизнь.

Но был ли равноценным обмен?

Впрочем…

Да какая теперь, собственно, разница?

Накладывать на себя руки я точно не собираюсь.

И вообще, если уж на то пошло, раз люди бывают одержимы бесами, кто сказал, что невозможна обратная ситуация?

Действительно – кто?..

Часть вторая

Год 973 от Великого Собора

Глава 1
Писарь. Осада Нильмары

Месяц Святого Иоанна Грамотея

I

Ополченцы покидали Мерн на исходе ночи. В предрассветной тишине, лишь изредка разрываемой заполошным собачьим лаем. Ни красивых слов чиновников городского магистрата, ни плача жен и матерей, ни скупых напутствий отцов и старших братьев. Только скрип тележных колес, лошадиное ржание и негромкие голоса отправлявшихся на войну мужчин. Да еще брех собак, но куда ж без него…

По листве деревьев, дорожной грязи и лужам шелестел мелкий дождик, окраина города постепенно таяла, теряясь в серой пелене. Обоз с ополчением уходил на войну ночью, чему назначенный на время пути старшиной помощник бургомистра Арнольд Вадер был только рад. Меньше всего ему хотелось утешать заплаканных женщин и, глядя им в глаза, врать, что «все будет хорошо». Хорошо уже точно не будет, и далеко не все из ополченцев вернутся домой. Далеко – да…

Помощник бургомистра зябко поежился, поправил воротник плаща и вновь привычно-обреченно принялся перебирать в памяти имена отправлявшихся на войну горожан. Многие из тех, кто помоложе, выросли на его глазах, да и остальных он хотя бы в лицо, но знал – Мерн городок не из великих. Все на виду.

И пусть в ополчение отбирать старались в основном «кого не жалко» – бездетных холостяков, запойных пьяниц, голытьбу да парней из многодетных семей, легче от этого не становилось. Еще ведь и добровольцы были…

Арнольд Вадер тяжело вздохнул и обернулся к шагавшему рядом с телегой невысокому худощавому пареньку. Умное лицо, вихры выбивающихся из-под капюшона плаща светлых волос, въевшиеся в пальцы чернильные пятна…

– Да, дядя?

– Не передумал? – в который уже раз уточнил у племянника старшина городского ополчения. – Еще не поздно…

– Нет! – упрямо сжал губы Карл Вадер и отвернулся. В предшествующие сборам дни ему удавалось этого разговора избегать, но дальше так продолжаться не могло. Приказ «ни шагу от телеги!» не оставлял никакой возможности для маневров.

– Ну зачем тебе это, а? – досадливо поморщился Арнольд. – Сколько тебе – семнадцать? Восемнадцать? А уже секретарь в магистрате! Да с твоими способностями я бы еще лет десять назад бургомистром стал. И мать, о матери ты подумал? Я ж ее знаю – она твоей смерти не переживет!

Паренек только втянул голову в плечи и, ухватившись за борт телеги, молча шлепал по лужам. Разговор с матерью вышел не из легких, и вспоминать о нем не хотелось.

– Карл, – позвал дядя. – Ну зачем тебе это, а?

– Долг каждого мужчины защищать родину и истинную веру…

– Тю-у-у! – только и всплеснул руками Арнольд Вадер. – Ты эти сказки для девочек оставь. Долг каждого мужчины, понимаешь…

– Но если Ланс захватит Нильмару, мы лишимся выхода к морю! – начал горячиться, явно накручивая себя, паренек. – И Пакт…

– К бесам Пакт! – выругался помощник бургомистра. – Лично от тебя в этом деле не зависит ничего!

– Но без Пакта нас раздавят поодиночке! – запротестовал Карл.

– Поверь мне, сынок, с Пактом тоже, – невесело улыбнулся дядя. – Что еще придумаешь?

– Да какая, к бесам, разница, где воевать?! – вспылил парень. – В Нильмаре хоть крепостные стены есть!

– Считаешь, получится за ними отсидеться? – задумался Арнольд. – Не уверен…

– Почему? Взять город непросто, припасы можно с моря подвозить…

– Если еретики перекидывают войска к границе с Нильмарой, значит, война – дело решенное. И закончить ее Лансу надо, кровь из носу, прежде чем Норвейм соберется половить рыбку в мутной воде. Я тебе так скажу: Вельм сто лет никому не сдался, а вот Нильмара – другое дело…

– Порт?

– А то ж! Еретикам нужен порт, и еретики его получат.

– Вас, дядя, послушать, – фыркнул Карл, – лучше сразу сдаться…

– Во всяком случае, не рваться на войну из-за смазливого личика, – не остался в долгу помощник бургомистра.

– Но я…

– Записался в добровольцы лишь потому, что в ополченцы забрали старшего брата Эльзы, – уставился на племянника Арнольд. – Так?

– При чем здесь это?!

– При том, что у нее еще ветер в голове гуляет! Секретарь магистрата, видите ли, ей не пара! Все принца на белом коне ждет! А ты не подумал, что никому ничего своим поступком не докажешь? Просто поломаешь собственную жизнь – и все?!

– Она обещала меня дождаться, – уставился себе под ноги паренек.

– А-а-а, – только и махнул рукой дядька. – Твоя жизнь, тебе решать. Не пожалей потом только. Не пожалей.

– Не пожалею, – решительно заявил Карл, но по спине у него побежали мурашки. От ночной прохладцы, должно быть…

II

В разбитый на самой границе с Омелем лагерь ополченцы из Мерна прибыли уже в потемках. Дождь к этому времени давно стих, но промокшие ботинки натерли Карлу ноги и при первой же возможности он уселся на сброшенный на сырую траву заплечный мешок. За день пути парень вымотался просто жутко, от голода сводило живот, да только сил подняться и отправиться за причитающимися харчами на другой конец лагеря уже не оставалось. Вместо этого Карл сжевал припасенный в дорогу сухарь, забрался в шатер и, укутавшись в сыроватое одеяло, забылся беспокойным сном.

Утром лучше не стало. Утром стало только хуже. Ступни распухли, ноги не сгибались, спину ломило. Приготовленный армейскими поварами завтрак оказался несъедобен, а слонявшиеся по лагерю ополченцы – на редкость отталкивающими типами. Все верно: Вельм был не настолько велик, чтобы отправлять на помощь Нильмаре регулярные войска. Четыре-пять сотен набранных из непонятного сброда ополченцев – вот, пожалуй, и все, чем княжество могло помочь своему закатному соседу.

С отвращением проглотив несколько ложек остывшего варева, Карл уселся на ошкуренное бревно и принялся наблюдать за начавшейся в лагере суетой. Ни с кем из земляков близко сойтись он не успел, дядя непонятно куда запропастился с самого утра, так что паренек закутался в плащ и незаметно для себя задремал.

Толком отдохнуть, впрочем, ему не удалось – вскоре у кого-то из офицеров дошли руки до прибывшего поздним вечером отряда, и ополченцев Мерна передали под начало одного из сержантов. Так что уже буквально через четверть часа Карл Вадер стал обладателем тяжеленного копья, длинного ножа, открытого шлема с истрепавшимся ремешком да обшитой железными бляхами кожаной куртки.

– Эй, малый, – оглядев выстроенных в неровную шеренгу ополченцев, окликнул паренька сержант, – ты, говорят, грамоте обучен?

– Ну? – насторожился Карл и моментально заработал подзатыльник. Великоватый шлем съехал на глаза, но парень не обратил внимания на раздавшиеся смешки и поспешил исправить собственный промах: – Да, господин сержант!

– Так-то лучше, – кивнул служивый и сунул ему в руки какой-то листок. – Давай, писарь, проводи перекличку…

Пробежаться по списку оказалось минутным делом, хотя, будь известны Карлу планы сержанта, он бы, несомненно, постарался потянуть время. Пусть и получил бы нагоняй, но лучше отделаться подзатыльником, чем оставшуюся часть дня маршировать с тяжеленным копьем наперевес.

Да, по плану на сегодня у сержанта была муштра. Построиться в шеренги, выставить копья. Убрать копья, повернуться, выставить копья. Пройти строем, развернуться, выставить копья. И так – до самого вечера…

Элементарная задача для одного человека превращалась в сущую муку при попытке проделать это одновременно всем отрядом. Да и частенько пускавший в ход дубинку сержант не столько объяснял премудрости строевой науки, сколько вколачивал в ополченцев привычку повиноваться командам без единого вопроса и малейшей заминки.

Ветеран не без основания полагал, что настоящих бойцов из присланного городами сброда не сделать, и главное для них – суметь выйти на поле боя и выполнить одну-единственную команду. Одну – потому как вряд ли кто из них доживет до второй…

Карл по мере сил гнал из головы зарождающиеся сомнения, но с каждым нагоняем, с каждым ударом сержантской дубинки в нем крепла уверенность, что добром все это не кончится. Впрочем, на душевные терзания времени не оставалось – тяжеленное копье так и норовило вывалиться из уставших от непривычной нагрузки рук, поясницу ломило, а одежда давно промокла от пота.

Единственное, что парню оставалось, – это вспоминать совет дяди: «Не пожалей». Совет был хорош, но помогал не лучшим образом. Не жалеть себя не получалось. К счастью, пока получалось цепляться за спасительную мысль, что он поступил как настоящий мужчина…

Несколько раз сержант давал ополченцам перевести дух – в основном с целью объяснить самым непонятливым, что они теперь в армии, – и повалившиеся на землю парни пытались хоть немного прийти в себя. У кого-то еще находились силы шутить, кто-то вымотался не меньше Карла, который с ужасом понимал: в следующий раз подняться с земли может просто не получиться. На его счастье, заслышавший удар гонга сержант распорядился устроить перерыв на обед, и в голос проклинавшие все на свете ополченцы потянулись к полевой кухне.

Карл стянул с головы шлем, взъерошил слипшиеся от пота волосы и заметил прогуливавшегося поодаль дядю. Но подходить не стал: Арнольд Вадер о чем-то увлеченно беседовал с незнакомым господином в зеленом камзоле. Вместо этого паренек кое-как отряхнулся и, повторяя про себя, будто заклинание, «не жалеть, не жалеть, не жалеть…», отправился на обед. Чтобы потом с изжогой от непривычной кормежки вновь вернуться к муштре.

На следующий день Карл Вадер еле встал. Долго пытался размяться, превозмогая боль в натруженных руках, сорванной пояснице и стертых ступнях, потом, немного оклемавшись, отправился умываться. И почти сразу наткнулся на разыскивавшего его дядю.

– Не передумал? – первым делом поинтересовался Арнольд Вадер.

– Нет, – передернул плечами писарь.

– Ладно, твое дело. Устроился как?

– Нормально, – стараясь не сутулиться, буркнул Карл.

– Вот и хорошо, – кивнул непривычно задумчивый помощник бургомистра.

– Не переживайте, дядя, со мной все будет хорошо, – поспешил успокоить родственника писарь. – Вы когда домой возвращаетесь?

– Сегодня, – потер переносицу Арнольд Вадер и тяжело вздохнул: – Боюсь, бургомистр будет не в восторге от моих известий…

– Что-то случилось?

– Да пообщался я тут с понимающими людьми давеча…

– И?

– Только между нами, – предупредил племянника помощник бургомистра, – на границе уже начались бои с еретиками. И там творится что-то странное.

– Странное? – не понял Карл, на что намекает дядя. – Это как?

– То в нильмарских солдат молнии начинают бить, то с чистого неба град с голубиное яйцо падает. Или туман ни с того ни с сего наползает. Люди по ночам пропадать стали. А еще… – Арнольд огляделся по сторонам и понизил голос: – гарнизон одной из крепостей разом Святым души отдал. Просто умерли солдаты – и все.

– Чего только люди не придумают! – поежился писарь. – Врут, поди…

– Может, и врут, – легко согласился дядя. – Да и неважно это. Нам бы время выиграть, чтобы Норвейм на Ланс навалиться успел. Если они промеж собой сцепятся, до нас дела никому не будет.

– А Драгарн? Если Ланс к границам Драгарна выйдет?

– Не знаю, – пожал плечами Арнольд Вадер. – В давешние времена они и из-за Нильмары войной грозить начали бы, а теперь – не знаю. Слишком большую силу еретики набрали.

– Ладно, дядя, мне бежать пора, – заторопился Карл, приметив, как засуетились ополченцы из других городов. Кое-где уже собирались шатры, начали строиться в колонны невыспавшиеся парни, сломя голову забегали между офицерами вестовые. – Передайте маме, что все хорошо будет…

– Передам, как не передать…

Писарь сломя голову бросился к своему шатру и подскочил к спокойно наблюдавшему за всеобщей суетой сержанту:

– А мы как же, господин сержант?

– А мы следом, – зевнул служивый и сунул пареньку замусоленный и изрядно помятый листок. – Устраивай перекличку, писарь, и будем собираться…

Сразу после переклички ополченцам велели грузить на телеги шатры и копья, а вот обшитые железными пластинами кожаные куртки сержант приказал оставить. День обещал выдаться жарким, и Карл с ужасом представил, что станет с ними во всем этом обмундировании на солнцепеке. Хорошо хоть шлемы разрешили пристроить в заплечные мешки, а то бы точно кого-нибудь солнечный удар хватил. Пусть лето только начиналось, но вчера весь день так и пекло, да и сегодня распогодилось с самого утра.

– Шевелитесь, бесовы дети! – заорал сержант, заметив, как начинают строиться последние из остававшихся в лагере отрядов. Замечание от одного из офицеров он уже схлопотал и теперь с недовольным видом постукивал дубинкой по ладони. – Живей ногами шевелите, задохлики!

Карл глянул на медленно багровевшую физиономию служивого и сразу же отвел взгляд в сторону. По всему выходило – взбучки ополченцам сегодня никак не избежать. Но, как оказалось, сержантских оплеух парень опасался напрасно: отправиться в путь с земляками ему было не суждено. Тот самый незнакомый господин в зеленом камзоле перекинулся парой слов с командовавшим отрядом ветераном, и вояка незамедлительно подозвал писаря к себе.

– Ты это… – замялся сержант. – С господином Орном теперь будешь. Под его начало, значит…

– Мне нужен писарь и переводчик, – пояснил господин Орн, молодой мужчина с осунувшимся лицом невесть как прибившегося к армии обывателя. Зеленый камзол оказался порядком поношен, на боку короткая сабля. А сапоги хоть и заляпаны грязью, но новехонькие и ничуть не стоптанные.

– Писарь, господин? – и не подумал скрыть удивление Карл Вадер. – Но я хочу воевать!

– Успеешь еще повоевать, – хмыкнул Орн. – Можно подумать, мы не на войну отправляемся. Бегом за вещами!

– Господин! – Схватив заплечный мешок, Карл нагнал нового командира у кареты, в которую была запряжена пара разномастных коняг. – А вы по какой части?

– А сам не догадался еще? – распахнул дверцу господин Орн и указал на задки, где уже устроился широкоплечий здоровяк в забрызганной грязью куртке и штанах с заплатами на коленях. – Лезь давай…

– Не догадался, господин, – помотал головой Карл.

– Контрразведка мы, парень, – оскалился щербатой улыбкой новый сослуживец. – Мешок на крышу кидай, да закрепить не забудь. И рот закрой, как бы ворона не залетела…

III

До границы с Нильмарой Карлу со своими обязанностями ознакомиться толком так и не удалось. Драками и воровством среди ополченцев занималась армейская жандармерия, а дезертиров господин Орн оставлял на растерзание своим местным коллегам.

Командование старалось направлять порядком растянувшийся обоз в обход городов, и большую часть пути по обочинам тянулись поля и леса, да изредка попадались выстроенные у дорог деревни и села. Все это время Карл трясся на задках прыгавшей на кочках кареты, стараясь не задремать и не сверзиться в грязь. Его спутник – тот самый здоровяк, назвавшийся Хансом Молтом, – был не шибко разговорчивым, а потому времени подумать о последствиях столь опрометчиво принятого решения уйти добровольцем у паренька оказалось в избытке. Надо сказать, теперь Карлу ситуация виделась в несколько ином свете. И быть может… быть может, юноша и ударился бы в меланхолию, но его сердце грели воспоминания об Эльзе. О самой прекрасной девушке на свете, которая пообещала его дождаться… И это обещание с лихвой перекрывало все свалившиеся на него невзгоды.

Но стоило обозу пересечь границу Нильмары, от былого спокойствия не осталось и следа. С появлением первых же слухов о разгроме союзных войск армией Ланса начался сущий кошмар. Навстречу ополченцам хлынул настоящий поток непонятного отребья, беженцев, дезертиров, а потом и отступающих с полуночи остатков сводного войска государств Пакта…

Карл чуть ли не в кровь стер пальцы, фиксируя показания, составляя сводки и записывая донесения, которые господин Орн ежедневно переправлял в Вельм. Работать приходилось от рассвета и до заката, да и среди ночи частенько возникала необходимость в присутствии писаря на допросах и совещаниях.

Впрочем, вскоре армия Ланса предприняла очередное наступление на полдень, и ополчение Вельма в срочном порядке перекинули в Нильмару. Вот тогда Карл Вадер в полной мере и осознал, какого он свалял дурака, записавшись добровольцем…

– Опять дрыхнешь? – потормошил Ханс Молт уронившего голову на скрещенные руки Карла и усмехнулся: – Ну, сколько можно, в самом деле?

– А? Чего? – встрепенулся задремавший прямо за конторкой парнишка и потер покрасневшие глаза.

Вчера допрос пытавшегося вывезти из города пшеницу торговца закончился далеко за полночь, сегодня тоже встать пришлось ни свет ни заря. Поэтому, как только выдалась свободная минутка, писарь сразу же попытался хоть немного вздремнуть.

– Подъем, – скомандовал здоровяк. – Так приступ начнется, а ты все проспишь…

– Не просплю, – зевнул Карл. – Наверняка ведь кого-нибудь допросить понадобится…

– Ты даже не представляешь, насколько прав, – рассмеялся Ханс.

– Ну еще бы. – Парень начал складывать в потрепанный саквояж письменные принадлежности. – Кстати, о штурме какие слухи ходят?

– Ждут со дня на день, – поежился помощник господина Орна. – Ладно, давай живее.

– Куда опять? – обреченно уточнил Карл Вадер, успевший за три дня пребывания в Нильмаре объехать добрую половину города.

Временами ему начинало казаться, что служба в контрразведке ничуть не отличается от его прежней работы в магистрате. Разве что общаться приходится с куда более неприятной публикой. А уж записывать…

– В порт.

– Пешком?

– Прикажете подать экипаж, ваша милость?

– Да уж не помешало бы. – С тяжелым вздохом писарь поднял с конторки саквояж и покинул комнату. Спустился по лестнице, дождался, пока Ханс отопрет входную дверь выделенного контрразведчикам жилища, и вышел на крыльцо.

Мимо промаршировал вооруженный чем попало отряд городских ополченцев, и Карл Вадер невольно вспомнил своих земляков. Погадал, куда их могло закинуть Провидение в лице высоких армейских чинов, потом сбежал по ступенькам на мостовую и моментально вляпался в конское яблоко. Настроение паренька от ехидного смешка сослуживца вовсе не улучшилось, и он, выбросив из головы посторонние мысли, начал куда внимательней смотреть под ноги.

Несмотря на раннее утро, на улицах уже наблюдалось лихорадочное оживление: спешили по своим непонятным делам непонятные личности; приглядывали за порядком стражники и дюжие парни из сформированной цехами милиции; зазывали покупателей неспешно прохаживавшиеся лоточники. А на блошиных рынках и вовсе продавались и покупались столь странные вещи, что в мирное время пытавшиеся заключить подобные сделки горожане, без всякого сомнения, были бы сочтены душевнобольными.

Нильмара оказалась красивым, только очень уж суетным городом, размерами превышавшим Мерн в разы, но Карлу не было до ее достопримечательностей ровным счетом никакого дела. Позади оставались площади и мосты, колокольни молельных домов и часовен, скверы и сложенные из белого мрамора особняки, а писарь как уставился себе под ноги, так и продолжал понуро шагать рядом со старшим товарищем.

До разгрома союзных войск все было просто и понятно: он приедет на войну и даже если не станет героем, то уж непременно отличится в бою. Возможно, будет ранен, но вскоре вернется в Мерн бывалым ветераном. И уж тогда Эльза…

Теперь все мечты полетели псу под хвост, а сам Карл застрял в осажденном врагами городе!

– О, смотри – девки гулящие! – ткнул писаря под ребра беззаботно мурлыкавший себе под нос какой-то веселый мотивчик Ханс Молт. – Снимем?

– Нет.

– А я, пожалуй, приценюсь к той с большими… глазами.

– Шеф все под корень оторвет, – понимая, что это лишь пустой треп, усмехнулся запыхавшийся от быстрого шага Карл.

Ханс хоть и глазел по сторонам, но темп выдерживал приличный.

– Ты, как всегда, прав, мой юный друг, – моментально позабыл о девицах Молт, купил у лоточника два расстегая с рыбой и сунул один из них писарю. – Держи.

– Чего это ты такой щедрый?

Карл отказываться от угощения не стал. Цены на продовольствие в готовящейся к долгой осаде Нильмаре резко пошли вверх, и до последнего времени единственным исключением оставалась свежая рыба. Но с началом морской блокады города каперами Ланса подорожала и она.

– Шеф просил купить пожевать чего-нибудь, чтобы ты душу бесам не отдал.

– И ты купил эти пирожки на выданные деньги? – догадался писарь.

– А ты бы со мной не поделился?

– Поделился. Но я бы взял с луком и яйцом.

– Ну, в следующий раз, когда деньги дадут тебе, бери хоть с морковкой…

– И возьму!

– Вот и бери…

К зданию, в котором располагалась администрация порта, Карл Вадер подошел уже порядком взмокшим. Кивнул стоявшим на карауле знакомым ополченцам – хоть и не земляки, но все же из Вельма – и поспешил в прохладу сложенного из массивных каменных блоков особняка.

– Нам куда? – уточнил он у сослуживца.

– В подвал вам, в подвал, – махнул куда-то вниз сидевший на подоконнике караульный. – Заждались уже.

– Пошли! – поторопил писаря Молт и заскакал по лестнице, перепрыгивая через две стоптанные ступеньки за раз.

Одна из дверей в темном коридоре оказалась приоткрыта, из нее слышались приглушенные голоса. Карл вслед за сослуживцем прошел в освещенный факелами подвал, устроился за стоявшей в углу конторкой и принялся зажигать свечи.

– Ну, вот все и в сборе, – обрадовался господин Орн. – Пожалуй, можно приступать…

Молт тем временем стянул куртку, кинул ее на стоявшую вдоль одной из стен лавку и начал облачаться в бесформенный, испещренный многочисленными пятнами балахон. Карл мельком глянул на сидевшего в центре комнаты человека и сразу отвел взгляд в сторону. В каком только состоянии не приводили на допросы, но настолько избитого – никогда. Нос сломан, губа расквашена, левый глаз заплыл. На лбу глубокая ссадина. Да и рубаха чуть не до пупа разорвана.

– С вашего позволения, мы откланяемся, – сразу же засобирался карауливший арестанта толстый усатый ополченец и указал на выход двум вооруженным дубинками подчиненным. – Если что – зовите…

– Конечно, конечно, – покивал внимательно приглядывавшийся к избитому парню Орн и, повернувшись к писарю, прищелкнул пальцами: – Пиши… – Карл поспешил макнуть гусиное перо в чернильницу и быстро заполнил заготовленную заранее шапку. – В три часа пополуночи обходившим территорию порта патрулем в составе ополченцев великого княжества Вельм – оставь место, имена потом впишешь, – и старшины грузчиков Артуро Ланды был задержан у хранилища с зерном некто Гильермо Конра, уроженец города Нильмара, двадцати двух лет от роду. При досмотре у него изъяты потайной светильник, заправленный ламповым маслом, трут, кремень, ломик и нож. Характер поведения указанного выше господина и обнаруженные при нем предметы позволяют предположить, что планировался поджог одного или нескольких складов с продовольствием…