Текст книги "Спящий"
Автор книги: Павел Корнев
Жанр: Боевое фэнтези, Фэнтези
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 3 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
– Свободу братьям! – единым криком выдохнула толпа. Рабочие усилили напор, и полицейским пришлось отступить, но вскоре к ним подоспело подкрепление и ситуация выровнялась.
Только надолго ли? С высокого крыльца станции было прекрасно видно, что протестующими заполнена не только площадь перед заводоуправлением, но и примыкавшие к ней улицы.
Большего я рассмотреть не успел – какой-то излишне ретивый констебль из охраны грузовиков обратил на меня внимание и двинулся к станции, на ходу подтягивая ремешок шлема.
Я без промедления сбежал с крыльца и зашагал по улице прочь от шумной толпы. Констебль преследовать меня не стал и вернулся к броневику. Не иначе принял за газетчика; на рабочего в своем недешевом костюме я нисколько не походил.
Сейчас это обстоятельство позволило избежать объяснений с бывшими коллегами, но в дальнейшем дорогая одежда могла послужить причиной самых серьезных неприятностей: попадавшиеся навстречу работники окрестных заводов поглядывали на меня с нескрываемым подозрением, а то и злостью. Еще летом ничего подобного не было и в помине, и оставалось лишь гадать, из-за чего произошло столь резкое обострение классовой борьбы.
Решив лишний раз не мозолить глаза представителям пролетариата, я свернул в первый попавшийся переулок и окольными путями пробрался к Слесарке – району частных мануфактур. В узких проездах сразу прибавилось грязи и мусора, стало попадаться еще больше людей, но одновременно я словно стал невидимкой. На Слесарке никому не было до меня никакого дела.
Оно и немудрено: добропорядочным обывателям тут делать нечего, и солидный господин мог оказаться либо жуликом, либо деловым партнером одного из местных дельцов. А здешние заправилы терпеть не могли, когда кто-то начинал совать нос в их дела. Да и частники классовой солидарности по отношению к заводским рабочим сроду не испытывали. Высокие идеалы равенства и братства тут были не в чести, значение имели только деньги.
Ночью шел дождь, дороги толком не подсохли, и, когда я добрался до конторы Рамона, мои туфли потеряли всякий вид. Отскрести комья грязи с подошв о железную решетку не получилось, лишь впустую потратил на это время, дожидаясь, пока кто-нибудь ответит на мой стук.
Я уже намеревался постучать вновь, но тут распахнулась калитка и на улицу выглянул невысокий паренек в рабочем комбинезоне, смуглый и черноволосый. Именно он изображал полицейского водителя, когда мы трясли индусов в поисках пропавшего бармена в мой прошлый приезд в столицу.
– Рамон у себя? – спросил я не здороваясь.
– Да, – ответил тот и посторонился, освобождая проход. – Он в конторе.
Я пересек двор и поднялся на второй этаж пристроенного к длинному складу флигеля, где и располагался кабинет моего бывшего напарника.
Рамон Миро сидел за столом и делал пометки в толстой амбарной книге. От происходившей из аборигенов Нового Света матери он унаследовал не только красноватый оттенок кожи, но и внешнюю невозмутимость, и все же при моем появлении не удержался от удивленного присвиста.
– Лео?! – озадачился Рамон, рассеянно приглаживая черные жесткие волосы, которые стриг коротко, на военный манер. – Что на этот раз?
– Ничего хорошего, – ответил я, и в черных глазах бывшего констебля мелькнуло раздражение.
– А конкретней? – потребовал он объяснений.
Я встал у открытого окна и посмотрел на улицу. Низкая облачность растеклась над городом серым плотным пологом, густые клубы дыма из заводских труб ввинчивались в него огромными столпами, и лишь властвовавший на высоте ветер развеивал их, превращая в нарисованное небрежными мазками гениального живописца подобие мутных волн. Грузовые дирижабли на их фоне казались нападавшим в сточные воды сором.
– Лео! – заволновался Рамон, поднялся из-за стола и принялся расправлять закатанные рукава сорочки. – Что стряслось? Говори уже прямо!
– Ворованные пистолеты, – обернулся я к нему, – те, что предназначались для восставших Рио-де-Жанейро. Что ты сделал с ними?
– Ты просил избавиться от них, Лео, забыл? Я сделал все, как ты велел!
Я вздохнул.
– Рамон, каким именно образом ты избавился от них? Продал кому-то, спрятал или утопил в доках? Мне важно знать, что пистолеты не приведут к тебе наших бывших коллег, понимаешь?
– Утопил в канализационном коллекторе, – спокойно ответил Миро, и на его скуластом лице промелькнула непонятная ухмылка. – Что, не ожидал? Думал, стану мелочиться? Нет, Лео. Ты сказал – дело серьезное, и я избавился от них. У меня серьезное предприятие, не хочу прогореть из-за таких мелочей. К тому же ты компенсировал все издержки.
– Компенсировал, да, – кивнул я, с облегчением переводя дух.
После увольнения из полиции бывший констебль занялся частным сыском, и, к моему немалому удивлению, изрядно в этом деле преуспел. Что послужило тому причиной – опыт работы в полиции или заведенные за это время полезные знакомства, сказать было сложно.
Тот Рамон, которого я некогда знал, никогда бы не выкинул ящик новых пистолетов в канализационный коллектор, но люди меняются. По-крайней мере, мне хотелось в это верить.
– Может, теперь расскажешь, что происходит? – в свою очередь потребовал объяснений Рамон.
– Налей воды, в горе пересохло, – попросил я, уселся в шаткое кресло для посетителей и выставил перед собой перепачканные тушью для снятия отпечатков ладони. – Что, кстати, подсказывают твои дедуктивные способности?
Рамон Миро налил мне содовой, затем разбавил ею белое вино для себя.
– Говори! – потребовал он, сделав длинный глоток.
– Помнишь такого Бастиана Морана, старшего инспектора Третьего департамента?
Мой бывший напарник болезненно скривился. Вылетел со службы Рамон именно из-за этого господина.
Я в несколько глотков осушил стакан, жестом попросил приятеля наполнить его вновь и вздохнул.
– Моран решил, будто сумеет меня сожрать, – медленно произнес я после этого. – Он немного просчитался, но, если свяжет меня с тем пистолетом, я сяду надолго.
– Что ты натворил?
Врать я не стал.
– Помнишь, в начале лета мы как-то наведались к индусам, и примерно в это же время полицейские устроили облаву на тугов и застрелили шестерых?
– Да, дело было громкое, в газетах про него много писали. Главный инспектор даже получил благодарность от министра юстиции.
– Так вот, это сделали не полицейские, а я.
– Вот черт! – выругался Рамон, одним глотком допил вино и наполнил стакан вновь, добавив на этот раз содовой куда меньше, чем прежде. – Как на тебя вышли?
– По отпечаткам пальцев с гильз.
– И с такими уликами тебя отпустили из-под ареста? – удивился крепыш и насторожился: – Тебя ведь отпустили? Проклятье! Лео, скажи, что ты не удрал!
– Успокойся! – потребовал я, отпив воды. – Улики против меня исключительно косвенные, поэтому и отпустили.
– Нет, пистолеты не всплывут, – задумчиво произнес Рамон и потер широкую переносицу. – И знаешь… через неделю после того, как ты предупредил о пистолетах, на Слесарке устроили облаву – якобы искали взрывчатку. У меня тоже перевернули все вверх дном. Вот теперь я и думаю: а может, дело было вовсе не в динамите?
– Дьявол! – поежился я, допил воду и отошел к окну. – Обложили…
– Успокойся! Пистолетов больше нет!
– Хоть это радует, – вздохнул я и махнул рукой. – Ладно, черт с ними! Скажи лучше, у тебя самого как дела? Стачки не беспокоят?
– Шлялись какие-то мутные личности, но ты же знаешь – у нас агитаторов и провокаторов не жалуют.
– Пошумят и успокоятся, думаешь?
Рамон пожал плечами.
– От меня ничего не зависит, не вижу смысла забивать себе этим голову, – резонно отметил он и вдруг сказал: – Скорее всего, в ближайшее время покину город.
– Далеко собрался? – заинтересовался я.
– На Карибы. Куба, Эспаньола, Ямайка.
– Гонять ацтеков?
– Нет, ацтеков оттуда давно выгнали и без меня. Сейчас начались волнения среди рабочих на плантациях. Слышал о вуду? Власти хотят приструнить служителей культа, готовится полицейская операция.
– И ты?
– Мне предлагают возглавить собственный отряд. Деньги обещают серьезные.
– Ну не знаю… – неуверенно протянул я. – Хорошо, если спицу в твою куклу сразу в сердце воткнут, а ну как куда пониже?
Рамон взглянул на меня в ответ со столь обиженным видом, что я не выдержал и рассмеялся собственной шутке. Крепыш нервно фыркнул, отхлебнул вина и спросил:
– У тебя самого какие планы?
– Не решил еще, – пожал я плечами и перевел взгляд на грязную обувь. – Слушай, Рамон, получится где-нибудь у вас поймать извозчика? А то пока сюда шел, все туфли в грязи изгваздал.
Рамон выглянул в окно и крикнул племяннику отправить кого-нибудь за коляской, затем отпер один из железных шкафов и выложил на стол увесистый брикет.
– Лео, глянь, что у меня для тебя припасено. Интересует?
Я развернул плотный серый пергамент и присвистнул от удивления при виде темно-коричневого бруска. Воткнутое ближе к углу острие ножа отломило небольшой кусочек, а стоило только сунуть его в рот, и по языку немедленно разошелся горьковатый вкус шоколада.
– Откуда?! – поразился я, поскольку торговые отношения с ацтеками были давно прекращены, а из-за наводнивших Атлантический океан каперов цены на контрабандный шоколад, как и на прочие экзотические товары, взлетели просто до небес.
– Есть связи, – ответил Рамон с довольной улыбкой.
– Карибские острова? – догадался я.
– Не важно. Берешь?
– Сколько?
– Триста. И давай без торга – я на этом вообще ничего не заработаю. Взял только для тебя.
Я отсчитал шесть банкнот по полсотни франков каждая и отдал их приятелю, а обернутый пергаментом брусок убрал в боковой карман. Весил тот никак не меньше четверти килограмма, и пиджак перекосило, но, к счастью, не слишком сильно.
– Извозчик приехал! – послышалось с улицы.
Я быстро распрощался с Рамоном, вышел за ограду и забрался в стоявшую на дороге коляску.
– Куда ехать? – спросил дядечка средних лет в лихо заломленной набок фуражке.
– Михельсона, один, – сообщил я новый адрес своего поверенного.
Поправив финансовое положение, мой юрист первым делом перебрался из высотки на окраине столицы в старинный особняк на границе Иудейского и Посольского кварталов. Его теперешняя контора едва ли превосходила размерами старую клетушку, зато окнами выходила на тенистый бульвар и арку, посвященную полувековому юбилею свержения тирании падших. Округа та полагалась весьма достойной и престижной, но имелся у нее и один весьма существенный недостаток: ни ветки паровиков, ни линии подземки туда проложено не было.
Поэтому и понадобился извозчик.
Поверенный оказался на месте. Об этом сообщил швейцар, с благодарностью принимая монету в полфранка, когда я поинтересовался, как отыскать нужную контору: прежде мне бывать здесь еще не доводилось.
По широкой мраморной лестнице я поднялся на третий этаж и очутился в коридоре с горевшими через один газовыми рожками. Здание порядком обветшало, лепнина на высоком потолке требовала обновления, а паркет был истерт ногами бесчисленных посетителей, но даже в таком состоянии убранство создавало впечатление не запустения, а некоей благородной старины.
Обзавестись секретаршей или помощником поверенный не удосужился, поэтому я без стука прошел в его невеликих размеров кабинет с парой широких окон, портретом императрицы Виктории над рабочим столом и рядами металлических шкафов картотек вдоль стен. От неожиданности розовощекий молодой человек подавился сигаретным дымом и надсадно закашлялся.
Я не удержался от усмешки.
– Спокойствие, мэтр. Только спокойствие. Это всего лишь я.
– Виконт? – изумился поверенный, кинув газету на стол. – Не ожидал сегодня вашего визита!
– Обстоятельства непреодолимой силы, – сообщил я, прикрывая за собой дверь. – Мне понадобится адвокат.
– Адвокат?
– Лучший адвокат по уголовному праву, которого только можно нанять за деньги.
– Все так серьезно?
– Чрезвычайно серьезно, – подтвердил я и спросил: – Здесь есть туалетная комната? Надо вымыть руки.
Упитанная физиономия поверенного вытянулась от страшного подозрения, и мне не удалось удержаться от смеха.
– Видели бы вы свое лицо, мэтр! – отсмеявшись, покачал я головой. – Это не кровь, всего лишь краска для снятия отпечатков пальцев.
– Я не дальтоник, – надулся обиженный юрист и раздраженно вдавил сигарету в дно фарфоровой пепельницы. – Кровь красного цвета, это знают даже дети!
– Так есть у вас туалетная комната?
Поверенный указал на неприметную дверь, прятавшуюся между двумя металлическими шкафами.
– Проходите.
За дверью обнаружилась совсем уж крохотная уборная без окон. Встав у раковины, я отрегулировал краны, заткнул сливное отверстие и какое-то время просто держал руки в теплой воде, затем намылил их и попытался смыть краску, но безуспешно. Только зря оставил на полотенце серые разводы, кожа нисколько не отмылась.
Когда я вернулся в кабинет поверенного, тот стоял у железного ящика с картотекой и перебирал какие-то бумаги.
– Как срочно вам понадобится адвокат, виконт?
– Договоритесь о встрече на завтра, лучше на первую половину дня, – ответил я и обреченно вздохнул, поскольку только сейчас окончательно осознал, что планам покинуть Новый Вавилон сбыться уже не суждено. – И подготовьте договор о долгосрочном представлении интересов.
– Я мог бы сам представлять вас в суде!
– Не говорите ерунды! – отмахнулся я, уселся на стул и вытянул ноги. – С финансами вы справляетесь неплохо, но за решеткой я не хочу находиться ни одного лишнего дня. Оспорить арест или внести залог надо будет незамедлительно. И для этого потребуется надавить на все рычаги. Нужны связи.
– В этом есть определенный резон, – сдался юрист. – Какого рода обвинение вам предъявлено?
Я решил не расстраивать его больше необходимого и махнул рукой.
– Пока никакое. И, возможно, вообще ничего предъявлено не будет, но мне нужны гарантии.
Если поверенный и догадался, что я попросту не хочу вводить его в курс дела, то никак этого не показал. Он спокойно убрал газету в ящик стола и уточнил:
– Посмотрите ежемесячные отчеты?
Я задумался, не заказать ли сюда обед из какого-нибудь окрестного ресторана, но решил дольше необходимого в конторе поверенного не задерживаться и покачал головой.
– Нет, пожалуй. У нас ведь все в порядке?
– В полнейшем, не извольте сомневаться. Усадьбу на Кальварии мы продали в конце прошлого месяца, выручки хватило на погашение большинства требований кредитора.
– Кто выиграл торги?
Поверенный принял вид оскорбленной невинности и объявил:
– Разумеется, мы! Разве я вас когда-нибудь подводил?
– Отличная работа, мэтр!
– Куда доставить вывезенные из особняка вещи? Я пока арендую склад, но все самое ценное храню у себя на квартире, а это не слишком удобно…
– Потерпите еще немного, мэтр. Мы все разберем, как только у меня появится свободное время. – Я поднялся из-за стола, посмотрел на хронометр и напомнил: – Не забудьте об адвокате. Позвоню после шести, надеюсь, к этому времени уже появится какая-то конкретика.
– Разумеется, виконт! Займусь этим прямо сейчас!
Я попрощался с поверенным, спустился на первый этаж и остановился на тротуаре, в нерешительности поглядывая то на арку, то на спокойный бульвар, где в полной неподвижности замерли раскидистые платаны.
Напрямую к площади императора Климента отсюда было не проехать, если поймаю извозчика, тому придется делать крюк по запруженным транспортом дорогам. В итоге добираться до отеля буду даже дольше, нежели пешком через Посольский квартал.
Это соображение и решило дело. В палатке на углу я купил стакан газированной воды без сиропа, утолил жажду и двинулся к арке. Людей на улицах было совсем немного, только спешили по своим делам представительного вида господа с портфелями и свернутыми газетами да изредка пробегали взмыленные мальчишки-посыльные. А вот патрульных хватало с избытком; более того – в тихих дворах и переулках нет-нет да и попадались на глаза полицейские броневики. Впрочем, для столичных полицейских усиленный порядок несения службы являлся делом обычным. Ожидайся властями серьезные беспорядки, в центр города ввели бы гвардейские части.
От пристальных взглядов постовых сделалось не по себе; я сунул руки в карманы и непроизвольно ускорил шаг. Немного успокоился, лишь когда узенькие неровные улочки Посольского квартала с цветастыми флагами и гербами на фасадах старинных особняков остались позади. Дома раздвинулись, подул легкий ветерок, и хоть над крышами по-прежнему растекалось плотное серое полотнище облаков, мне будто стало легче дышать.
Впереди замаячил Римский мост, туда я и направился.
Некогда это величественное сооружение соединяло Старый город и Посольский квартал, а после того как обмелевший приток Ярдена упрятали под камень, мост облюбовали уличные художники и музыканты. У меня с этим местом были связаны не самые приятные воспоминания. Я его не любил и по возможности избегал.
Навстречу под размеренный цокот подков на брусчатке проскакали два верховых констебля. Я не обратил на них никакого внимания, просто шел и разглядывал поток, который вырывался из огромной каменной трубы с одной стороны моста и вновь исчезал под землей не далее чем в полусотне метров с другой. Мутная после недавних дождей вода бурлила и пенилась.
По боковой лестнице я поднялся на мост и огляделся по сторонам. Хмурая погода отпугнула далеко не всех здешних художников; праздные зеваки с интересом разглядывали их работы, но мало кто задерживался заказать карандашный шарж или полноценный портрет. Куда большей популярностью пользовался уличный бэнд, перепевавший недавний хит «Выключи свой свет, лунный человек». Впрочем, монеты в футляре от скрипки звенели не так уж и часто.
Мой старый знакомый Шарль Малакар сидел на складном стульчике у статуи Микеланджело. Сейчас он был занят очередным клиентом; я посмотрел на хронометр и решил подождать, пока художник освободится.
Торопиться мне было некуда. Перед возвращением в отель еще предстояло решить, что можно открыть Лилиане, а придумать правдоподобную причину для столь крутого изменения планов совсем не так просто, как это может показаться на первый взгляд.
С обреченным вздохом окинув взглядом дворцы и башенки Старого города, я облокотился на ограждение и посмотрел вниз на быстрый и мутный поток воды. Неподалеку вдруг гулко хлопнуло, и мост в один миг заволокло густым оранжевым дымом. Полагая, что это дурачатся уличные комедианты, я выпрямился и недобро ругнулся, стягивая с лица очки, но тут же раздался еще один хлопок, куда тише прежнего.
Тело среагировало само. Я припал на левую ногу, накреняясь, и тотчас что-то прогудело у правой щеки.
И тут же – новый хлопок!
Инстинкт бросил меня в сторону, но на этот раз невидимый стрелок рассчитал упреждение, и в бедро словно забили раскаленный штырь. Я упал на одно колено, и лишь это уберегло от второго ранения. Пуля угодила в ограждение моста, полетели каменные осколки.
Резким рывком я поднялся на ноги и вскинул выхваченный из кармана «Цербер», но из-за безветрия затянувшая мост оранжевая пелена развеивалась чрезвычайно медленно, и стрелка разглядеть не получилось. А вот он видел меня отлично.
Очередной хлопок застал на полушаге, и вновь лишь сверхъестественное чутье позволило избежать верной смерти. Я шатнулся вбок, что-то ударило по правой руке, и она тотчас обвисла словно плеть. Шок от ранения заставил замереть на месте, следующая пуля угодила в живот.
В голове помутилось, все мысли растворились в ошеломляющей вспышке боли, осталось лишь желание жить. Вцепившись в каменное ограждение моста, я выпрямился и тут же навалился на него грудью, получив пулю в спину. На миг замер так, а потом перевалился через отполированный прикосновениями случайных прохожих гранит и рухнул вниз, в несшийся под мостом поток.
Прямиком во тьму.
Часть вторая
Пациент. Наследственная патология и электротерапия
1
Колокола. Когда я очнулся, звонили колокола.
Беспрестанно звонили. Звон то усиливался, полностью заполоняя голову, то стихал и доносился откуда-то издали, едва-едва, на самой грани слышимости.
Но полностью он не умолкал ни на секунду, ни на миг – все гудел, гудел и гудел.
Бом! Бом! Бо-о-ом!
Иногда звук плыл, иногда его перекрывал какой-то посторонний шум, но я слышал звон и только звон, как если бы колокола надрывались прямо в голове. Быть может, они и пробудили меня к жизни? Я этого не знал. Я плыл в беспредельной черноте, не чувствуя собственного тела, не способный пошевелить ни рукой, ни ногой, и мог только слушать. Вся моя жизнь была одним сплошным звоном.
Бом! Бом! Бо-о-ом!
А потом вернулось обоняние. Сквозь дурман забытья пробился резкий запах нюхательной соли, и тут же накатили все остальные ароматы. Пахло медикаментами и антисептиком, к ним добавлялась вонь человеческих испражнений и гниющей плоти.
Больница?!
Запахи пробудили память; вспомнилось, как на Римском мосту кто-то всаживал в меня пулю за пулей, и немедленно навалилось головокружение. Головокружение? О нет! Закружило меня всего целиком! Закружило и потянуло в безмолвие и тьму.
На миг пропал даже неизменный колокольный звон, но тут выяснилось, что осязание оставило меня не в полной мере. Резкие шлепки пощечин пробились даже через онемение забытья.
– Нет! Нет! Нет! – послышалось откуда-то из беспредельного далека. – Не покидай нас! Этот бренный мир еще не готов распрощаться с тобой!
И вновь в нос ударила едкая вонь нюхательной соли. Я на миг задохнулся, потом закашлялся и задышал.
О дьявол! Я же под наркозом!
Морфий? Похоже на то…
И сразу перестали звонить колокола. Взамен пахнуло дешевым табаком и перегаром.
– Ну наконец-то заткнулись! – недовольным тоном произнес кто-то поблизости. – У меня от этого паршивого трезвона голова разболелась!
Собственного тела я по-прежнему не ощущал, сознание мягко покачивалось в беспредельной черноте, и даже думать не хотелось, что станется со мной, когда отпустит наркоз.
Сколько было попаданий? Три, четыре? А ведь еще я сверзился с моста…
– И главное, было бы ради чего трезвонить! – вновь нарушил тишину невидимый жалобщик.
– Уймись! – одернул его голос грубый и недобрый. – Не каждый день императрицы умирают.
– Давно старуху черти в аду заждались.
– Уймись, я сказал!
Почудилось легкое покачивание, а потом толчок, как если бы с носилок меня переложили на больничную койку. Санитары удалились, и я остался в тишине, темноте и одиночестве. Но ненадолго.
Слух почти полностью восстановился, и потому я расслышал и скрип двери, и стук подошв по каменному полу.
– Ну и что тут у вас? – с протяжной вальяжностью поинтересовался кто-то пару секунд спустя.
– Сиятельный, – прозвучал быстрый ответ с легкими нотками заискивания. – Доставлен без документов, в сознание не приходил. Пулевые ранения в предплечье и бедро сквозные, пулю из внутренностей мы извлекли, еще остается одна в спине.
Профессор, почему-то я подумал именно так, фыркнул и с недоумением спросил:
– Почему вы решили, что этот случай меня заинтересует?
И вновь местный врач ответил без малейшего промедления:
– Сиятельный и христианин. Вам такое нравится, профессор.
– Откуда вы это узнали, если он не приходил в сознание? Он что же, разговаривал под наркозом?
– Посмотрите сами, господин Берлигер.
Почудился порыв воздуха, словно с меня сдернули простыню, а потом профессор озадаченно протянул:
– Да, это многое объясняет.
– Я, как только увидел татуировки, сразу вспомнил о вас, господин Берлигер.
– Но полумертвый сиятельный, пусть даже и христианин…
– Состояние пациента стабильное, – уверил собеседника врач.
– А пуля в спине?
Вопрос застал медика врасплох, и он замялся.
– Скрывать не буду – ранение серьезное. Подозреваю, пуля застряла в позвонке. Я за столь сложную операцию не возьмусь, но вы и ваш ассистент творите настоящие чудеса!
– Не надо лести, – с легкими нотками брезгливости ответил господин Берлигер. – Лесть – это лишнее.
– Ваш ассистент – лучший хирург, которого я знаю!
Нестерпимо захотелось, чтобы мной занялся столь опытный врачеватель, но, как ни тужился, я не смог выдавить из себя ни слова.
Проклятье! Да что за напасть?!
А профессор явно сомневался, стоит ли ему браться за мой случай.
– Даже не знаю, – задумчиво протянул он. – Пусть нам и доводилось оперировать сложных пациентов, но нет никакой гарантии, что его получится довезти до клиники живым.
– Но это уникальный случай!
– И чем же он так уникален? Сиятельные христиане вовсе не редкость.
– А вот, поглядите! – загадочно произнес врач, и послышался странный звон, словно в стеклянной баночке стучал о стенки комочек металла. – Это пуля, которую я извлек из брюшной полости пациента.
– Серебро? – опешил профессор. – Его пытались застрелить серебряной пулей?!
– Так и знал, что вас это заинтересует!
– Тут вы, безусловно, правы! – признал господин Берлигер. – Так, говорите, у него при себе не было никаких документов?
– Никаких.
– А родственники?
– Какое это имеет значение? – фыркнул врач. – Обратите внимание на его ладони.
– Что это?
– Следы краски для снятия отпечатков пальцев. Судя по всему, перед нами – закоренелый преступник, никто не станет его искать.
– И вновь ваша логика безупречна, коллега, – согласился с медиком профессор и зашуршал банкнотами, а на меня сквозь ватную апатию наркоза накатила волна дикого ужаса.
Что происходит?! Почему меня не должны искать?!
Кто такой этот профессор Берлигер?!
– Но сначала – небольшая проверка, – заявил профессор, а потом мое веко приподняли, и в глаз ударил ослепительный луч карманного фонарика. – Отлично! Зрачок реагирует на свет. Я его беру.
– Сделать дополнительную инъекцию морфия?
– Будьте так любезны, коллега. Путь нам предстоит неблизкий…
2
Чем плох морфий, так это отсутствием выбора.
Поначалу вам вкалывают эту гадость, чтобы унять боль, но очень скоро болью становится пропуск очередной инъекции. И не поможет никакой самоконтроль, слишком сильно привыкание. Физиология и психология свиваются в единую удавку, которую обычному человеку так просто не снять.
Сиятельному – тоже. Особенно мне.
Морфий воздействовал напрямую на мой талант, заставлял видеть то, чего не существовало на самом деле, и путать реальность с наркотическим бредом. И нет бы грезились райские кущи! Будто нарочно видения оказывались одно хуже другого. Под воздействием морфия в памяти всплывали странные и страшные события прошлого. Я вновь и вновь переживал те жуткие мгновения, только теперь они были во стократ реальней и ярче действительности.
Я бы даже наплевал на боль и потребовал прекратить колоть мне наркотики, но не мог вымолвить ни слова. Тело мне больше не повиновалось.
Впрочем, обо всем по порядку. Сначала была тьма, ничто, пустота.
Как долго – не знаю, ведь времени не было тоже. По-крайней мере, для меня.
Да и был ли я сам? Не уверен. Вовсе нет…
Слишком путано? Но как иначе, если сначала меня накачали морфием, а сознание вернулось уже в палате с белыми стенами и гирляндой фонарей под потолком. Обнаженный, я лежал на спине и пытался вспомнить, где нахожусь и как сюда попал. Пытался – и не мог.
«Операционная!» – понял вдруг я.
Но где тогда врачи? Почему меня бросили на операционном столе одного?
А потом лязгнул ящичек с инструментами и холодно прошуршал металлом о металл скальпель. Хирург склонился надо мной, и я его узнал. Узнал врача и сразу вспомнил операционную. Дернулся, но тщетно, руки и ноги были притянуты к столу прочными кожаными ремнями.
– Нет! – заорал я. – Ты мертв! Я убил тебя!
– Чепуха! – с холодной улыбкой ответил маэстро Марлини, упер острие скальпеля в мою грудь, и только вспорол кожу, как из разреза забило жгучее жидкое пламя!
«Совсем как кровь падшего…» – мелькнула пугающая мысль, а потом рана взорвалась нестерпимой болью, и меня вышвырнуло из кошмара в непроглядную тьму.
Второе пробуждение оказалось уже не столь быстрым и куда более болезненным.
Я лежал на панцирной кровати в какой-то комнатушке, которую даже не мог толком разглядеть. Перед глазами все плыло, тело грызла боль, тошнило. И хоть лежал я полностью неподвижно, меня раскачивало, словно находился в каюте морского судна.
На приставленном к койке стуле сидел кто-то в белом халате; я облизнул губы и хрипло выдохнул:
– Что со мной, доктор?
– С тобой все хорошо, Леопольд. Все просто замечательно. Пока.
Врач склонился надо мной, и я разглядел темно-синие отпечатки ладоней на его шее. Отпечатки своих собственных ладоней!
Маэстро Марлини выдернул у меня из-под головы подушку, накрыл ею мое лицо и всем весом навалился сверху. Задыхаться было мучительно больно.
Вновь сознание вернулось ко мне в полной темноте. И я не лежал. Я стоял и боялся шевельнуться. Потому что рядом во тьме был кто-то еще. Кто-то большой и страшный. И он меня искал.
Кто-то? О нет! Я прекрасно знал кто. И потому неподвижно стоял, не смея даже вздохнуть. Ноги по колено провалились в ледяное крошево, оно осыпалось и шуршало, выдавая мое присутствие, а потом во мраке мелькнул огонек зажигалки. Неровный отблеск осветил подвал фамильного особняка и темную фигуру с разделочным ножом в руке. Но фигуру неправильную, совсем не того человека, которого я страшился увидеть.
– Очень интересно… – задумчиво протянул маэстро Марлини, и лишенный последних остатков логики кошмар начал рассыпаться, будто разрушенный сквозняком карточный домик.
Меня утянуло под лед, до костей ободрав при этом с них плоть.
Та еще смерть.
Паскудная.
Вы когда-нибудь жаждали кого-нибудь убить?
Взять и удавить человека собственными руками без какой-либо корысти для себя, просто потому что накатило?
Если желали, то, без сомнения, знаете, насколько это неправильно. Страсть оставляет пробоину в душе, изменяет вас и делает другим человеком. Тянет на дно и не отпускает уже никогда.
Я знал это наверняка, ведь я не просто хотел убить, но и сделал это. И готов был убить вновь! Мои ладони стиснули шею маэстро Марлини, и пальцы дрожали от желания сжаться и удавить гипнотизера, который не оставлял меня в покое даже после смерти. Своей смерти, разумеется, не моей.
Привязанный к спинке широкой двуспальной кровати гипнотизер смотрел без всякого страха. Прежде он не верил, что у меня хватит решимости отправить его на тот свет, а теперь знал все наперед и потому нисколько не боялся развязки. Мертвецы – бесстрашные ублюдки, худшее с ними уже произошло. Они так думают.
– Ты мертв! – прорычал я.
– Разве? – удивился гипнотизер и рассмеялся бы, но я стиснул пальцы, не дав ему этого сделать.
– Ты мертв! Я убил тебя! Убил!
И я сделал это снова, для надежности на этот раз полностью смяв неподатливую гортань. Это непросто с непривычки, но у меня большой опыт в подобных делах.
Хрустнули косточки, и летний день тотчас налился зноем, с улицы дыхнуло жаром преисподней, нестерпимо завоняло серой. Я обернулся к окну и поспешно прикрыл ладонью лицо. Объятая пламенем фигура, размытая и ослепительно-белая, ступила в комнату, и вслед за ней в сон ворвался пылающий дождь. Яростный пожар в один миг пожрал мой кошмар, и, опаленный до костей, я пламенной кометой рухнул в бездонную пропасть раскинувшейся кругом тьмы.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?