Текст книги "Ренегат"

Иначе – никак. Никто не имел права колдовать без лицензии. Зачастую родители предпочитали скрывать одаренность девиц, наивно полагая, будто замужество неким волшебным образом исправит ситуацию. Кто-то и в самом деле забывал о своем таланте, кто-то же… В общем, работа у каноников-дознавателей будет всегда, ибо неистребима глупость людская.

Декан выдержал долгую паузу, покосился на распахнутые двери и понизил голос едва ли не до шепота:

– И, помимо всего прочего, у нас обучается сеньорита Лорелей, дочь графа Розена. Она очень… яркая девица. Половина юнцов безумно влюблена в нее, другая половина одержима желанием залезть к ней под юбку. По настоянию графа мы разрешили присутствовать в аудиториях служанке и охраннику, пусть те и лишены дара. Ситуация крайне… непростая.

– Ральф поддерживал с ней отношения? – уточнил я.

– Нет! – вспылил декан Келер и тут же махнул рукой. – Не знаю! Я сейчас не об этом!

– О чем же?

Клос подступил ко мне и очень-очень тихо произнес:

– Не вздумайте увлечься ею! Она умница и красавица, но папенька оторвет голову любому, кто дотронется до нее пальцем!

– Вас так беспокоит моя голова?

– До вас мне нет никакого дела, – прямо ответил Келер, – но пожертвований графа хватает на содержание двух профессорских ставок! Заклинаю: не позвольте взять эмоциям верх над разумом!

И, многозначительно глянув на меня, декан прошел в аудиторию. Он встал за кафедру, а я прикрыл за собой дверь и скромно устроился сбоку. Помещение оказалось просторным, с высоким потолком и широкими окнами. Здесь и в помине не было соломы на полу, что еще встречалась в некоторых учебных заведениях, и стояли ровные ряды парт. По мере удаления от кафедры уровень пола поднимался, и дверь в дальнем конце помещения выходила уже на второй этаж.

Пока Келер пространно рассуждал о том, какие важнейшие знания несут отобранные мной к прочтению книги, я разглядывал школяров, коих собралось в аудитории никак не меньше сотни. Более разношерстное общество было трудно вообразить. Кто-то щеголял в камзолах с золотым шитьем и туфлях с загнутыми носами, кто-то носил застиранную и залатанную одежку и ботинки со стоптанными подошвами. Береты с фазаньими перьями и космы засаленных волос, перепачканные чернилами пальцы и дорогой маникюр. Юношеский пушок на щеках одних и жесткая щетина на лицах других.

И столь же разнообразны были колдовские жезлы. Резные деревянные, инкрустированные янтарем и поделочными каменьями, длиной и в пару ладоней, и в полтора локтя. Школяр с факультета тайных искусств мог выйти из дома в одном исподнем, но всегда и везде носил с собой жезл.

Девушки разместились в левой части аудитории, большинство из них были одеты в темные платья и белые кружевные чепцы. Позади сидела строгого вида матрона, то ли надзиравшая за подопечными, то ли ограждавшая их от заигрываний юнцов.

А вот сеньорита Лорелей расположилась на первой парте прямо напротив кафедры. Я опознал ее с первого взгляда и счел, что декан поступил мудро, заранее предупредив на этот счет, пусть и не в моих правилах было заводить романы с ученицами. Среди будущих колдуний хватало симпатичных девиц, но дочь графа Розена определенно затмевала их всех. Она оказалась высокой и статной, при этом очень женственной. Синее платье с серебряным шитьем облегало фигуру и выгодно подчеркивало высокую грудь. Некоторые пряди заплетенных в косы русых волос были заметно светлее остальных, глаза сияли зеленым огнем. В бледном лице чувствовалась порода, но полные губы смягчали его, наделяли дополнительным обаянием. И аура… На миг я обратился к истинному зрению и обнаружил, что эфирное тело сеньориты Лорелей выделяется на общем фоне пусть не самым ярким, зато наиболее ровным сиянием.

Сидевшие по обе стороны от графской дочки компаньонки были недурны, но и только. Немного дальше сгорбилась неприметная девица, тусклое свечение ауры которой выдало в ней лишенную дара служанку. Место с другой стороны занял рыжеволосый молодой человек, облаченный во все черное. По его губам блуждала самодовольная улыбка всезнайки, и поначалу я решил, что это и есть охранник, но различил в эфирном теле наработанные энергетические узлы и завертел головой по сторонам.

Телохранитель обнаружился на ближайшем к выходу стуле. Это был крепкий черноглазый усач моих лет в коричневом колете и широкополой шляпе, которую он и не подумал снять в аудитории. Он сидел вполоборота, придерживал одной рукой длинную шпагу и сверлил мрачным взглядом школяров позади госпожи. Тех мало занимала речь декана, все внимание оболтусов приковало к себе декольте графской дочки. Один худощавый взлохмаченный юнец, одетый весьма небогато, так и вовсе уперся локтями в парту, положил подбородок на ладони и ни на миг не отрывал взгляда от предмета своего обожания.

Я сделал несколько глубоких вдохов и постарался отрешиться от заполонявшего аудиторию шума. Собранные в одном месте адепты тайных искусств одним только своим присутствием взбаламутили незримую стихию, использование истинного зрения вызвало ломоту в висках, перед глазами все поплыло.

Пришлось загнать себя в транс и погрузиться в незримую стихию с головой. Звуки смолкли, тело потеряло вес, мир раскрасился неведомыми простецам оттенками. Сознание не удержалось на той грани, что отделяет реальное от нереального, ушло глубже, и тут же по спине мазнул огненный росчерк, словно кто-то потянул загнанный туда крюк. Мироздание в очередной раз напомнило о моей ущербности, но сейчас это напоминание пришлось как нельзя кстати. Боль лучше всяких медитаций помогла вернуть под контроль взбрыкнувший талант; я обрел равновесие, и незримая стихия открылась мне со всей своей удивительной ясностью.

Декан закончил выступление и спустился с кафедры.

– Оставляю вас, магистр. Прошу, не затягивайте вступительную лекцию, – негромко произнес он и вышел в коридор.

Аудиторию заполнил приглушенный гул, и я не стал перекрикивать сонм голосов, просто встал за кафедру и молчал. Времени при этом зря не терял и внимательно изучал эфирные тела школяров, выискивая признаки обращения к запредельному. Характерных для чернокнижников проплешин и гипертрофированных энергетических узлов с ходу заметить не удалось, но это ровным счетом ни о чем не говорило. Обученный человек сумеет закрыться от потустороннего, да и выправить со временем ауру задача не столь уж и трудная. На подобном попадаются ведьмы-самоучки, а никак не отступники из университетов. Куда показательней в этом отношении действия заклинателей в состоянии стресса. Ну, что-что, а стресс обеспечить я сумею…

Изучать ауры я начал со школяров на первых рядах и постепенно поднимал взгляд к задним партам, где обыкновенно околачивались всяческие смутьяны, лоботрясы и выскочки, полагающие себя слишком умными, чтобы внимать лектору.

Я изучал учащихся, а те пялились на меня, недоумевая, когда начнется лекция. Вслед за облаками с запада пришли тяжелые тучи, небо затянуло, на улице быстро темнело.

– Через пять лет трети из вас не будет в живых! – объявил я, не повышая голоса, и в аудитории моментально установилась гробовая тишина.

– Брехня! – неуверенно выдал кто-то с задних рядов, а кто-то нервно рассмеялся, но дело было сделано: школяры затихли и начали внимать моим словам.

– Как показывают многолетние наблюдения, – начал тогда я свою речь, – треть выпускников факультетов тайных искусств погибает в первые пять лет после окончания университетов. Не вижу причин, по которым университет Святого Иоганна должен отличаться в этом плане от всех остальных. Моя задача – свести этот показатель к возможному минимуму, и, помимо чтения умных книг, которых одни не поймут, а другие пропустят мимо ушей, я буду вынужден прибегнуть к более действенным мерам.

– Пороть нас уже поздно! – выкрикнул звонкий голос откуда-то с галерки, чем породил в аудитории немалое веселье.

– Некоторых пороть можно не ради пользы, а удовольствия для, – ответил я, переждал волну смеха и уже серьезно добавил: – Но, если сбить спесь получится только поркой, уж поверьте – мне придется взять на себя этот нелегкий труд! Да! Именно спесь и мнимое превосходство над простецами толкают большинство выпускников в объятия смерти. А ведь на самом деле вы никто!

Аудитория загудела и зароптала, задние ряды принялись топать и хлопать ладонями по партам.

– Думаете, дар делает вас избранными? – повысил я голос, перекрывая шум.

– Да-а-а!!!

Я презрительно фыркнул:

– Расскажите это истинным!

Это был удар ниже пояса, и шум как отрезало. Теперь надо мной не потешались, теперь меня откровенно ненавидели. К счастью, пока что молча.

– Эфир пронизывает все сущее, он вокруг нас, и лишь истинные могут работать с ним напрямую. Хватать руками, изменять, поглощать. Творить чудеса усилием воли, исцелять простым касанием. Магия всегда с ними! Всегда готова повиноваться! А вы? Вы будто калеки на костылях. Без жезлов вам не сотворить и простейших чар! Постоянно удерживать готовое к использованию заклинание для подобных вам – непосильный труд. А излишне усердные занятия приводят к истощению эфирного тела. Вы ущербны!

– А сами-то как? – крикнул какой-то набравшийся наглости школяр. – Будто сами не ущербны!

Я поднял правую руку, демонстрируя серебряный перстень с золотой накладкой герба, и признал:

– Я ущербен, но отдаю себе в этом отчет. Именно поэтому я прожил свои пять лет после окончания университета, а вот вам это еще предстоит.

Рыжий парень на первом ряду фыркнул:

– Плевое дело!

Сеньорита Лорелей повернулась и одарила выскочку благосклонным взглядом.

– Лишь истинные могут воссиять! – напомнил я. – Лишь истинные могут набрать столько силы, что их сияющий дух вознесется на небеса!

– Зато нам всегда открыта дверь в запределье! – выдал рыжий острослов, но на этот раз его шутке никто не рассмеялся. Кроме меня.

– Именно так, юноша. Именно так. За каждым из вас, – я обвел аудиторию рукой, – стоит распахнутая дверь в иной мир. И если потеряете осторожность, если зачерпнете слишком много силы, ваша объятая огнем душа рухнет прямиком в запределье! А оно перемалывает и превращает в чудовищ любого. Дух любящей бабушки за годы блуждания в потустороннем мраке становится кровожадным монстром, который с превеликим наслаждением растерзает внуков, если только представится такой шанс. И не стоит полагать, будто вы чем-то лучше простецов. Сохранить ясность рассудка не удалось даже великим волшебникам прошлого. Все слышали о князьях запределья, так?

Сеньорита Розен с раскрасневшимися от возмущения щеками слегка привстала и возмутилась:

– К чему вы рассказываете нам прописные истины, магистр?

Чистый девичий голос прорезал шум, как разрезает раскаленный нож кусок сливочного масла, и я вновь порадовался прозорливости декана.

– Не интересны прописные истины? – усмехнулся я и огладил короткую бородку. – Отлично! Вот вам то, о чем не принято говорить в приличном обществе. Большинство выпускников погибает не в магических поединках и умирает не от истощения эфирного тела, надорвавшись. Их убивают простецы. Не на войне – в обычных кабацких драках, уличных стычках, на глухих лесных дорогах. А все почему? Да просто за время обучения вы слишком уверяетесь в собственном превосходстве. Иллюзорном превосходстве, доложу я вам.

– Бред! – крикнул кто-то, школяры снова засвистели и заулюлюкали.

– Конечно! – рассмеялся я. – Вы же скрутите любого простеца щелчком пальца! Вы – могучие повелители эфира! Таким не страшен нож в спину! Удар табуретом не сломает шею, а движение брови остановит арбалетный болт! И остановит – да, но только если будете настороже и вовремя заметите стрелка. А что на деле? Вы ритуалисты, вы просто не успеете среагировать. Хотите наглядную демонстрацию?

Ответом был довольный рев.

– Какое именно заклинание вдалбливают вам в головы как лучшее для обороны? «Паралич Арна», так? – Я взял стоявший на кафедре графин и наполнил водой стакан. – Кто хочет опробовать его на мне? Обещаю не применять никаких контрзаклинаний. Ну, кто рискнет?

– Я! – крикнул растрепанный юнец из третьего ряда, тот самый, что все это время не спускал влюбленного взора с графской дочки. – Я иду!

Школяр явно опасался, что его опередят. Он шустро пробрался к проходу, сбежал вниз и воздел над головой деревянный жезл в локоть длиной.

– Начинай, – разрешил я, выходя из-за кафедры со стаканом в руке.

Юнец взмахнул жезлом, закрутил эфирную нить, ловко затянул первый из узлов, но тут же скосил взгляд на даму сердца, на миг потерял концентрацию и допустил ошибку в кривизне дуги.

Я покачал головой и убрал стакан обратно на кафедру. Все будет даже проще…

Школяр сосредоточился и быстро выправил рисунок, эфир потек и начал сгущаться, аудитория загудела в ожидании развязки. Я подступил к оппоненту и негромко спросил:

– Скажите, а кто этот рыжий красавчик, которому строит глазки сеньорита Розен?

Бедняга резко оглянулся, упустил контроль над заклинанием, и то ударило, словно разжавшаяся пружина. Юнец замер вполоборота, замороженный собственными чарами. Живыми остались лишь глаза.

Школяры завопили что было сил, но мигом смолкли, стоило только мне выставить перед собой руки.

– Вы видели? Я его даже не коснулся. А мог пять раз пырнуть ножом. Подумайте об этом на досуге. Обсудим завтра, а теперь все свободны!

Учащиеся повалили к выходу, кто-то покидал аудиторию через верхнюю дверь, но большинство столпились внизу. Проходя мимо парализованного бедолаги, каждый почитал своим долгом хлопнуть его по спине либо отвесить леща. На плечи влюбленному простаку накинули серый вытертый плащ, на выставленный в сторону жезл нацепили войлочную шляпу, и паренек замер нелепой пародией на вешалку. Мне отчасти даже стало его жаль.

Любовь зачастую толкает людей на весьма и весьма опрометчивые поступки.

Школяры расходились, но спешили покинуть аудиторию отнюдь не все. Сеньорита Розен двинулась прямиком ко мне, а охранник с переброшенным через руку плащом шел следом и зыркал по сторонам недобрым взглядом. Малый относился к своей работе слишком уж серьезно.

– Магистр Черен! – обратилась ко мне Лорелей. – Вы и в самом деле полагаете нас никчемными шарлатанами?

– И в мыслях не было, сеньорита, – ответил я. – Я лишь говорил о вреде излишней самоуверенности.

– Но в сравнении с истинными…

Я рассмеялся:

– У истинных магов хватает слабых мест. На завтрашней лекции я подниму эту тему. Приходите непременно, мне будет приятно вас видеть.

Сеньорита Розен ответила заинтересованным взглядом и сменила гнев на милость.

– А вы не преподаете в частном порядке, магистр? – спросила она с очаровательной улыбкой.

Лицо охранника при этих словах налилось кровью, и я в который уже раз возблагодарил предусмотрительного декана.

– Увы, сеньорита, я человек в университете новый, еще рано думать о частных уроках. Вернемся к этому вопросу позже, с вашего позволения.

Лорелей благосклонно кивнула и направилась к выходу, даже не взглянув на парализованного бедолагу, а вот одна из ее компаньонок полюбопытствовала:

– И долго он так простоит?

– Не очень. Я о нем позабочусь.

– Бедненький! – хихикнула смешливая шатенка, подобрала юбки и под перестук каблучков побежала вслед за подружками.

Усатый охранник помог хозяйке облачиться в плащ, одарил меня пристальным взглядом, острым и неприятным, и вслед за девушками вышел в коридор.

Взгляд усача категорически не понравился. Такой нож в бок загонит и не поморщится.

– Магистр… – окликнул меня рыжий школяр в черном бархатном камзоле и черных же брюках – тот самый зубоскал, что сидел в первом ряду. На вид ему было лет двадцать, но конопатое лицо со вздернутым носом смотрелось как-то слишком уж несерьезным, да еще худые запястья торчали из немного коротких рукавов, словно одежда была с чужого плеча. – Магистр, а что вы ему сказали?

Вот же наблюдательный проныра!

– А вы у нас… – вежливо улыбнулся я, не спеша отвечать.

– Аксель Хольм, – представился молодой человек с изящным полупоклоном. – Уроженец Фирлана, но это очевидно, полагаю.

Уточнение и в самом деле было излишним. Откуда еще мог приехать рыжий Аксель, как не из Фирлана?

– Так что, магистр? Что вы такое сказали простаку Уве, если он разинул рот, будто увидел привидение?

Зеленые с желтоватым отливом глаза школяра горели неподдельным любопытством, и я решил не держать его в неведении.

– Я сказал, что он допустил ошибку в третьем узле на втором витке.

Рыжий Аксель уставился на меня, будто на слабоумного.

– В этом заклинании на втором витке нет третьего узла! Он там один!

– Вы удивлены? А уж как Уве удивился!

Школяр рассмеялся:

– Отличная шутка, магистр! Возьму на вооружение! Мое почтение! – Он нацепил на макушку фетровую шляпу и, пританцовывая, вышел за дверь.

К этому времени аудитория уже опустела, я прикрыл высокие створки и вернулся к замороженному собственными чарами Уве. Крутанул кистью, разматывая четки, поднял руку к лицу школяра, и глаза того моментально прикипели к ритмично покачивавшейся звезде.

Я не слишком хорошо вводил людей в транс, но бедолага Уве предельно упростил задачу: его эфирное тело было открыто любому воздействию, а сгоравшее от стыда сознание отчаянно искало забытья. Оставалось лишь приложить малую толику усилий, чтобы взгляд школяра остекленел, дыхание еще больше замедлилось, а лицевые мышцы расслабились. Мысли и эмоции покинули опрометчивого юнца, он обрел столь желанный покой.

– Три, два, один, – негромко произнес я, одновременно воздействуя на эфирное тело. – Когда я щелкну пальцами, ты очнешься и забудешь все, что происходило с тобой с того самого момента, как началась лекция.

– Да, магистр, – бесстрастно ответил Уве.

Я снял с жезла шапку, нахлобучил ее школяру на голову и спросил:

– Ральф вон Дален, знаешь такого?

– Да.

– И кто он?

На этот раз школяр с ответом не спешил.

– Бакалавр тайных искусств, – сообщил он после заметной паузы. – Племянник епископа Вима…

Он точно собрался продолжить перечисление, и я поспешил перебить ненужное словоизлияние:

– Довольно! Кто его друзья?

Тут Уве не колебался.

– Мне такие неизвестны.

– Кто его враги? – спросил я, вынимая из онемевшей руки паренька жезл. Тот оказался неплохо отполирован, но ничего особенного собой не представлял. Я несколько раз крутанул палочку, оценивая баланс, потом сунул школяру за пояс и повторил вопрос: – Уве! Кто враги Ральфа?

Тот будто через силу выдавил из себя:

– Я!

– С чего бы это?

– Ему благоволит Лорелей!

– Они любовники?

Долгая пауза. Я уж подумал, что не дождусь ответа вовсе, но Уве словно прорвало.

– Нет! Я не знаю! Не уверен! – зачастил он с болезненной торопливостью. – Боюсь этого, но не уверен. Я не должен так думать! Не должен так думать о Лорелей. Она сама чистота и невинность!

По эфирному телу влюбленного юнца пошла рябь, эмоции сумели пробиться даже сквозь транс, и я поспешил сменить тему:

– Что связывает Ральфа и Лорелей, если не романтические отношения?

– Он преподает ей в частном порядке. Проводит с ней много времени. Я хочу быть на его месте! Я должен занять его место!

Ох уж эта невозможность мыслить ни о чем, кроме предмета обожания! Нужно было срочно уводить разговор в сторону, иначе душевные терзания грозили разрушить транс.

– Ральф преподает кому-то еще? – спросил я.

– Да.

– Кому?

– Не знаю. Он сам отбирает учеников. Одаренности мало, нужны деньги. Ходили такие слухи. Просто слухи. Я следил за Лорелей, иначе ничего бы не узнал…

– И чему такому может научить простой бакалавр?

– Не знаю.

– Ты пытался причинить вред Ральфу?

– Нет. Думал об этом, но он сильнее меня. Я должен занять его место как-то иначе!

– Ральф с кем-нибудь ссорился в последнее время?

– Не знаю…

Я продолжил задавать вопросы, но чем дальше, тем короче и невнятней отвечал Уве. Его сознание затягивала воронка транса; требовалось либо окончательно усыпить паренька, либо пробудить. Дальнейшие расспросы попросту не имели никакого смысла, да еще, ко всему прочему, явственно дрогнули на запястье четки.

Размышляя, как поступить со школяром, я начал перебирать пальцами янтарные зерна, отыскал бусину, чуть более теплую, чем остальные, и удовлетворенно хмыкнул. Спешить не было нужды, но и терять время впустую не стоило.

Усыпить или отпустить?

Ангелы небесные! Существовал и третий путь! Эфирное тело школяра было сейчас словно открытая книга, я мог бы поработать над ним, вписать некие императивы и в будущем управлять юнцом так, чтобы он об этом даже не подозревал. Или внедрить призрачную нить и в нужный момент перехватить контроль над телом. Я мог – да, но поступать так не стал.

Это было неэтично и просто мерзко. А еще явственно попахивало запретной волшбой. Иногда я совершенно сознательно прогуливался по краю, но сейчас в чрезвычайных мерах не было никакой нужды. Оправдать их могло разве что навязчивое желание ощутить себя повелителем чужой жизни и смерти…

Святые небеса! Да стоит ли об этом даже рассуждать? Я быстро отступил и резким щелчком пальцев вернул паренька в сознание. Школяр вздрогнул и принялся ошалело озираться по сторонам.

– Что случилось? Где все? Я… Магистр? Я ничего не помню!

– Держи! – вложил я в ладонь школяра грош и, ощутив вдруг иррациональный приступ жалости, посоветовал: – Теперь расскажешь всем, что я тебе заплатил.

Уве в недоумении уставился на серебряную монету, а когда я направился к выходу, крикнул:

– За что, магистр? За что вы мне заплатили?

– Чтобы напортачил с заклинанием. Не беспокойся, скоро сам обо всем узнаешь!

Я снял с вешалки плащ и шляпу и вышел за дверь. А там меня и в самом деле ждали.

– Приветствую, сеньор обер-фейерверкер! – прозвучало из темного угла, стоило только переступить через порог.