Текст книги "Нелегал. Том 2"

Они ушли, и только тут я опомнился, опрокинул в себя рюмку и с шумом перевёл дух.

Прапорщик?! Это что сейчас было вообще?!

Впрочем… Я мог правильно угадать род деятельности озадачившего меня господина, но ошибиться с местом его службы. Если это армейский офицер, то по тамошней табели о рангах я и в самом деле прапорщик. Только откуда бы тогда ему знать меня в лицо?

Я вновь плеснул себе коньяка, и тут же в соседнее кресло плюхнулся раскрасневшийся Герасим. Вроде как собирался перевести дух, но не тут-то было.

– Ли-и-ия! – осуждающе протянул он, когда ему на колени уселась моя бывшая одноклассница. – Веди себя пристойно!

Та и не подумала встать.

– Стесняешься своей невесты? – захлопала она ресницами.

Герасим закатил глаза.

– Мы же в гостях!

Лия фыркнула и поднялась на ноги, а когда я вознамерился освободить ей собственное кресло, только махнула рукой.

– Сиди, Петя! Не собираюсь тут с вами киснуть! – Она вдруг улыбнулась. – Да! Тобой интересовалась хозяйка дома!

– И старшая дочь хозяина дома, – многозначительно добавил Герасим.

– И Ника тоже, – подтвердила Лия.

– И как же вы меня отрекомендовали? – поинтересовался я.

– Навели тень на плетень! – рассмеялась барышня, смахнула с лица кудряшку и вдруг спросила: – А ты Льва давно видел? У него всё хорошо?

Я только руками развёл.

– С лета, пожалуй, не встречались. Никак не получается его дома застать, а в институте он больше не появляется.

В сентябре Лев разорвал договорённости с профессором Палинским, перевёлся из РИИФС в учебный центр ОНКОР и напрочь выпал из моего поля зрения. Как оказалось – не только моего.

– Я ему несколько записок оставила, не зашёл, не перезвонил, – пожаловалась Лия и вздохнула. – Ладно, чего уж там! Веселитесь!

Она оставила нас, Герасим покачал головой, взял бутылку коньяка и пригляделся к потёртой и какой-то очень уж невзрачной этикетке. Мне не удалось отыскать на той ни единого знакомого слова, а вот он даже присвистнул.

– Однако! Ты никак разорил коллекцию Кондрата Семёновича?

– Ну уж нет. Если кто-то и залез в его буфет, мне об этом ничего не известно.

– Это я удачно к тебе присоединился, – усмехнулся Герасим, глянул в сторону фуршетных столов, и один из опекавших гостей официантов немедленно принёс чистую коньячную рюмку.

Мы чокнулись и выпили, я попытался оценить вкус выдержанного напитка как-то по-новому, но никаких дополнительных нюансов для себя не открыл. Да оно и не удивительно – после трёх-то или даже четырёх рюмок!

– И как тебе приём? – поинтересовался Герасим.

– Начинаю понимать, почему отказался идти Звонарь, – заявил я и мысленно улыбнулся двусмысленности своего ответа.

– А! Так это он тебя пригласительным снабдил?

– Ну а кто же ещё?

– Говорят, у него с супругой в очередной раз нелады. Ходят слухи, кто-то из них роман на стороне завёл, – сказал Герасим и вдруг ухмыльнулся: – Петя, твой выход!

Я лишь кисло улыбнулся в ответ.

Подошла Виктория, озорно сверкнула глазами.

– Пётр! Не пригласишь на танец?

– Хулиганы не танцуют, – покачал я головой. – Хулиганы дерутся.

Барышня вмиг надулась.

– Это тебе Ника наплела? – прошипела она. – Ну сейчас я ей устрою!

Вика порывисто развернулась и умчалась прочь, а Герасим вновь приложился к рюмке и улыбнулся.

– Смотрю, на тебя обе сестрички глаз положили!

– Ой, что ты! Тут такая интрига была! – подмигнул я ему и поспешил перевести разговор на другую тему. – К слову, о сёстрах! Я так понимаю, Василий Архипович женат на кузине Эльвиры Хариус?

– Был женат, – поправил меня собеседник. – Она… умерла. Покончила с собой. Давнее дело.

Я поудобней устроился в кресле в ожидании продолжения.

– Ну что ты смотришь на меня? – возмутился Герасим.

– Ещё капельку амброзии? – предложил я.

Отказываться мой старший товарищ не стал. Какое-то время он вертел в руке рюмку, наблюдая за маслянистыми дорожками коньяка, потом вздохнул и произнёс:

– Жена Василия Архиповича навоображала себе невесть что, приревновала его к своей кузине и застрелилась. Вроде как она была слегка неуравновешенной в эмоциональном плане… – И он покрутил поднятой к голове ладонью. – Если понимаешь, о чём я.

– А кто её папенька, если не секрет? Я так понял, с ним Хлоб из комендатуры знаком. Тоже оттуда?

– Папенька её был главой аналитического дивизиона. Умер вскоре после того случая. Сердце не выдержало. А так с ним не только Хлоб, но и Дичок с Городцом работали в своё время. Их потом уже по разным дивизионам раскидало.

Я присвистнул.

– Дела!

Вернулась Лия, ухватила Герасима за руку и чуть ли не силком вытянула из кресла; тот едва коньяком не облился.

– Идём танцевать! – заявила барышня. – Петя, хватит чахнуть! Пригласи кого-нибудь!

Кого-нибудь? Выбор был не так уж и велик, точнее сказать – его не было вовсе. Я ощутил давно вроде бы позабытую неуверенность и наперекор всему двинулся к Нике. На пару шагов опередил нацелившегося на барышню молодого человека и протянул руку.

– Позвольте пригласить на танец…

Ника смерила меня пристальным взглядом, но всё же не отказала.

– И зачем вы здесь, Пётр? – спросила она, когда я положил ладонь на её стройную талию.

– Мне захотелось, – ответил я в общем-то чистую правду.

– И только?

Я посмотрел в серые глаза и улыбнулся.

– А разве этого недостаточно?

– Вы всегда делаете то, что вам вздумается?

– Не вздумается, а захочется. И да, я прилагаю к этому определённые усилия. Следую своим приоритетам.

Ника насмешливо фыркнула.

– Неужто танец со мной – один из них?

– Так и есть. Я ведь здесь!

– Даже не хочу гадать, как вам это удалось!

– Это было просто, – небрежно усмехнулся я.

Барышня ответила пристальным взглядом.

– Для простого студента вы знаете слишком многих приглашённых, а среди них нет случайных людей.

– Вы меня раскусили: я – секретный агент!

– А для секретного агента, Пётр, – рассмеялась Ника, – вы слишком плохо танцуете!

К чести своей, я не только не покраснел, но и за словом в карман не полез, сразу нашёлся с ответом.

– Это лишь маскировка!

Увы, танец подошёл к концу, и Нику у меня немедленно увели. И пусть ни на что изначально не рассчитывал, скомканный и невнятный разговор оставил после себя гаденький привкус разочарования. Я всерьёз вознамерился вновь навязать барышне своё общество, и тут у входной двери началась непонятная суета, послышались громкие голоса, а следом в гостиную ввалилась компания молодых людей. Я насторожился было, но тех здесь знали и более того – ждали. Раздались охи и ахи, начались обнимания с дружескими похлопываниями по спинам и даже сердечными поцелуями.

Поприветствовать вновь прибывших вышел сам хозяин дома.

– Ну-ка дай посмотреть на тебя, восходящая звезда комиссариата иностранных дел! – обратился он к одному из молодых людей в парадном мундире.

– Скажете тоже, Кондрат Семёнович! – рассмеялся молодой человек, на плечах которого мне удалось рассмотреть непривычного вида погоны с двумя просветами и одной крупной золотой звездой. – В двадцать пять лет всего-то второй секретарь!

– Второй секретарь первого класса! – воздел к потолку палец Вран.

– Получивший назначение в Джунгарию!

– Брось! Через год перед тобой будет открыт весь мир! – Кондрат Семёнович приобнял старшую дочь и рассмеялся. – Не упусти, Ника, этого красавца! А то упорхнёт Кирилл, только его и видели!

Охватившее меня раздражение было насквозь иррациональным, так что я поддаваться ему не стал и вернулся на своё место, но оба кресла уже успели оккупировать какие-то дамочки, да и на журнальном столике не обнаружилось ни бутылки, ни рюмок.

– На ходу подмётки режут! – пробурчал я себе под нос, немного поколебался и решил отправиться восвояси.

Хватит с меня этого праздника жизни. Повеселился и будет!

Наутро на институтской проходной меня перехватил Митя Жёлудь.

– Товарищ Линь, вас ожидают на военной кафедре! – объявил он официальным тоном, но сохранить серьёзного выражения лица не смог и расплылся в улыбке. – Петя, видел бы ты, как тебя перекорёжило!

– Чего надо? – хмуро бросил я.

– В двадцать пятый кабинет зайди, – ответил Митя.

– Прямо сейчас?

– Нет, блин, на следующей неделе! Я ж не просто так тебя тут битый час караулю!

– Ну ладно, – пожал я плечами, а уже на территории студгородка собрался с мыслями и уточнил: – Случилось чего?

В отличие от меня Митя форсил в одном пиджаке, он сунул руки в карманы брюк, поёжился и сказал:

– Тебе видней. Не меня на ковёр с утра пораньше вызывают.

Ну да – не его. И вовсе не Митя на приёме у заместителя комиссара промышленности вчера побывал, где куче высоких чинов на глаза попался. Ох, чую, влетит мне сейчас по первое число…

Но вопреки опасениям Георгий Иванович вот так сразу рычать не стал и даже удостоил рукопожатия.

– Ну, рассказывай! – потребовал он и закурил.

Вместо ответа я достал из портфеля и выложил на стол еженедельный отчёт. Майор Городец бегло проглядел его, один раз даже одобрительно кивнул, а затем удивлённо присвистнул, вдавил папиросу в пепельницу и уточнил:

– Восемьдесят рублей на спирте заработал?

– И ещё до того четвертной, – напомнил я. – Это уже чистыми.

– Серьёзная сумма, – хмыкнул Георгий Иванович и похлопал по столу. – Деньги на бочку! И доллары тоже выкладывай.

– Уверены? – засомневался я. – Если Джон узнает, что я их на рубли не обменял, возникнут вопросы.

Городец покачал головой.

– Наши заокеанские гости об этом точно не узнают. Да и мало ли кому ты их сдать мог? А вот если сунешься с валютой в банк, об этом точно станет известно тем, кому знать этого определённо не стоит. У нас, чай, не столица – такие вещи отслеживаются в обязательном порядке.

Я пожал плечами, отсчитал сто пять рублей и добавил к ним стопочку двадцатидолларовых банкнот.

– Держите!

Георгий Иванович начал составлять расписку.

– Что ты смотришь? – усмехнулся он. – Ты хоть деньги и не под отчёт получал, а на оперативные надобности, лучше такими вот бумажками обложиться, чем потом коллегам свою правоту доказывать. Так?

Я кивнул.

– Так.

– Рассчитаться с иностранцами выданных средств тебе хватит, и ещё что-то около сотни сверху останется. Но если что – обращайся, добавлю, – предупредил Городец и предупредил: – Активных мер по вербовке этого Джона не предпринимай. Посмотрим сначала, что он за фрукт. – Городец хрустнул костяшками сцепленных пальцев и вдруг спросил: – Вечер как провёл?

По спине пробежал неприятный холодок, но я с показной беспечностью откинулся на спинку стула и заложил ногу за ногу.

– Замечательно провёл. Просто замечательно.

– Не высовываться не можешь, да?

– Неужто были жалобы?

Георгий Иванович покачал головой.

– Пока что лишь вопросы. Но хрен редьки не слаще: их ведь не только мне адресовали. Ты даже не представляешь, в какое количество оперативных разработок разом угодил!

Я покаянно вздохнул, и майор сменил гнев на милость.

– Ладно, – улыбнулся он, – я тебя не за этим позвал. Пора с твоим распределением определяться.

Меня так и подбросило.

– В смысле?! Я ещё только на третьем курсе!

– Ну а как ты хотел? Нормальных студентов по кафедрам на третьем курсе как раз и распределяют!

– Но я же на военной…

– Индивидуальный учебный план тебя не смущает, значит? – хмыкнул Георгий Иванович. – Ну хоть немножечко? Смущает? Так вот, Петя, перед тобой сейчас открыты решительно все дороги!

– Скажете тоже!

– Ну – почти, – поправился Городец. – В пределах разумного.

Я усилием воли задавил приступ нервозности и даже нашёл в себе силы пошутить:

– А что же Альберт Павлович от определения этих пределов самоустранился? Не похоже на него.

– Не в принципах Альберта брать в таких делах самоотвод, тут ты совершенно прав, – ухмыльнулся в прокуренные усы майор Городец. – Но в этом конкретном случае он решил положиться на твой здравый смысл. Твоя жизнь, тебе её жить. Ты уже большой мальчик, через колено ломать не станем.

– Слушаю вас, Георгий Иванович.

Тот упёрся руками в край столешницы и с силой откинулся на спинку жалобно скрипнувшего кресла, помолчал миг, потом сказал:

– Есть мнение, что тебя стоит выдвинуть в исполняющие обязанности руководителя дисциплинарного комитета.

– Даже так? – удивился я. – Неожиданно!

– Ну а почему нет? – развёл руками Городец. – Неплохой трамплин для политической карьеры. Перескочишь через годик в Февральский союз, а то и сразу в горком к Стройновичу под крылышко, а там и до столичного уровня дорастёшь. Плохо разве?

О партийной карьере я никогда не задумывался, к тому же в голосе куратора послышались скептические нотки, вот и спросил:

– И какие тут подводные камни? Думаете, не справлюсь?

Георгий Иванович пожал плечами.

– Ты как секретарь комитета чисто технической работой занимался, все принципиальные вопросы Стройнович решал, и он же острые углы сглаживал. А почему? Да просто он своему месту соответствовал. Аспирант с боевым опытом и обширными связями. Ты тоже не абы кто, но должность эта для тебя на вырост. И поначалу без поддержки будет никак не обойтись, а значит, придётся брать на себя некие встречные обязательства. Долгов на тебя навешают – будь здоров! Не веришь?

– Почему не верю? – буркнул я, припомнив своё недавнее общение с проректором по воспитательной работе и его многозначительную улыбку. – Даже знаю кто. Вопрос лишь в том, так ли это плохо.

– Тебе решать, – хмыкнул Городец. – Дальше будешь слушать?

– Конечно!

– Особый дивизион, – коротко сказал куратор и замолчал, с интересом изучая выражение моего лица.

Я прикинул, как такое назначение сочетается с моими приоритетами, и расценил его вполне уместным, но всё же счёл нужным отметить:

– Командир разведывательно-диверсионной группы в чине старшего лейтенанта как вершина карьеры?

– До капитана рано или поздно дослужишься, – уверил меня Георгий Иванович. – И потом, откуда такая меркантильность? Пользу стране ты о-го-го какую принесёшь!

– Если такая необходимость возникнет, меня на это направление с любого другого в пять минут мобилизуют. Хотелось бы, раз уж есть такая возможность, и мирную профессию освоить. А то комиссуют по ранению и останусь у разбитого корыта.

Городец наставил на меня указательный палец.

– Вот! Слова не мальчика, но мужа!

Я вздохнул.

– Давайте! Выкладывайте, что напоследок приберегли!

– Если не интересна политическая карьера и нет желания поступить на военную службу, остаётся научная деятельность, – заявил Георгий Иванович и встопорщил усы в ироничной улыбке. – Ну что ты смотришь на меня? Сам же хотел с профессором Чеканом поработать! Или перехотел уже?

Вот так сразу переварить услышанное не удалось, и я заявил немного невпопад:

– Так Чекан же под домашним арестом до сих пор?

– Заточение в четырёх стенах не лучшим образом сказалось на состоянии здоровья профессора, его перевели в загородный санаторий. Туда же поместили ещё ряд научных работников, утомлённых непонятливостью студентов, придирками начальства и недостаточностью финансирования. Понимаешь, к чему я?

– Организовали исследовательский центр закрытого типа? – предположил я.

– Это лишь одно из направлений деятельности новой структуры, – отметил Городец. – Если всё пойдёт по плану, она возьмёт на себя все разработки секретного характера.

– И что это за структура, если не секрет?

– Научный дивизион.

– В отдельном научном корпусе есть научный дивизион? – удивился я. – Никогда о таком не слышал.

– Его только формируют, – пояснил Георгий Иванович. – И предупреждая твой следующий вопрос: Звонарь в курсе и не возражает. В Службе реабилитации тебе самое большее должность младшего научного сотрудника светит. И то не сразу, а когда-нибудь потом.

Я кивнул и вдруг припомнил недавнюю громкую отставку главы контрольно-ревизионного дивизиона, которому аукнулась ведущая роль аналитиков в ликвидации неуловимого Гросса, присовокупил к этому слухи о серьёзных чистках в рядах контрразведки и осторожно уточнил:

– А сами вы?

Городец в ответ подмигнул.

– Ты меня сегодня просто радуешь, Пётр! Да, это новое направление мне чрезвычайно интересно, тут ты прав.

– И Альберту Павловичу тоже? – высказал я очередное предположение.

Именно обоснованное предположение, а не шальную догадку. Очень уж серьёзные трансформации претерпевал РИИФС – всё большую роль в жизни студентов и преподавателей начинали играть институтские организации Февральского союза молодёжи и объединённой соцпартии, а реформированная Служба охраны уже вполне могла претендовать на статус одного из дивизионов ОНКОР. Пёстрое и разношёрстное научное сообщество мало-помалу втискивали в некие жёсткие рамки, его контроль приобретал системный характер, а это не могло не сказаться и на деятельности теневого ректората.

– И ему, – кивнул Городец. – Вообще, это была его идея. Создание научного дивизиона, я имею в виду.

– Даже так? И думаете, выстрелит?

– Поживём – увидим.

– А мне какой фронт работ нарежут?

– Ответственный, – неопределённо проворчал Георгий Иванович и хлопнул ладонью по столу. – Но выбор за тобой. Есть время подумать. С ответом я тебя не тороплю.

Голова шла кругом, вот только я вовсе не был уверен, что мне так уж нужен тайм-аут.

Политика – это замечательно, только перспективы в высшей степени туманны, а шансы на продвижение вверх по партийной линии, прямо скажем, не очень высоки. Я свои способности оцениваю трезво. Не моё это. Просто не моё.

Военная служба? Я готов был с оружием в руках защищать интересы республики, но посвящать этому всю свою жизнь и становиться кадровым военным откровенно не хотелось. О работе в контрольно-ревизионном или аналитическом дивизионе ещё бы подумал, а в особом – нет. Пожалуй, всё же нет.

Академические исследования меня, впрочем, тоже особо не привлекали, но Георгий Иванович заниматься ими и не предлагал. А то, что он предлагал, вполне укладывалось в мои приоритеты. Тут даже о выборе меньшего из зол говорить не приходилось, поскольку иных направлений своего профессионального роста я пока попросту не видел.

Так стоит ли тогда тянуть резину?

– Займусь наукой! – решительно заявил я.

– Уверен?

– Да!

Георгий Иванович никак мой выбор комментировать не стал, откинулся на спинку кресла и сказал:

– Тогда с должности секретаря дисциплинарного комитета тебя завтра-послезавтра турнут. Скажешь – почему именно так? Давай! Прокачай ситуацию! Все исходные данные у тебя на руках!

Тут уж я с ответом торопиться не стал, встал со стула, прошёлся по кабинету.

– Вихрь попробует вернуть в студсовет то злополучное дело, Сева надавит на меня, я продолжу стоять на своём. Служба охраны предложит новую кандидатуру секретаря, руководство студсовета тремя голосами против одного её примет. Пока суд да дело, у оперчасти выйдут сроки, и они будут вынуждены рассмотреть вопрос о благонадёжности ревнивого аспиранта. В итоге его отправят в санаторий закрытого типа, и вроде как всё получится само собой.

– Молодец, – похвалил меня Городец. – но не зацикливайся на том случае, смотри шире.

– Вяз меня не сожрал, а Вихрь сможет. Вроде пустяк, но авторитета у него прибавится. Репутации Стройновича такой манёвр тоже на пользу пойдёт, раз уж он меня в прошлый раз прикрыть сумел, а вот на президиуме студсовета это не лучшим образом скажется. На перевыборах кто-то из них при вашей посильной помощи точно отсеется. Ну и вы с Альбертом Павловичем своих людей в дисциплинарный комитет проведёте. Брак и Жёлудь там теперь будут, так?

– Так, – подтвердил Георгий Иванович. – Заслужили.

– Да я не спорю.

– И хорошо, что не споришь. – Куратор наставил на меня указательный палец. – Сессию не завали! В конце месяца твою группу планируют задействовать по линии особого дивизиона, так что времени на пересдачу может и не оказаться. В идеале все долги уже на следующей неделе закрыть.

Прозвучало это заявление столь обыденно, что я отнюдь не сразу осознал его смысл. Потом только уже встрепенулся.

– Задействовать – это как?

Георгий Иванович пожал плечами.

– Надо понимать, устроят аттестацию в боевых условиях. Подробностей не знаю, не мой профиль. Но аккуратней там.

– Ага, – кивнул я. – Буду.

И невольно передёрнул плечами. Невесть с чего стало не по себе.

Глава 4

В штаб корпуса вызвали в среду, двадцать второго числа. Ранним утром на квартиру заявился вестовой и вручил повестку, согласно которой мне надлежало явиться на приём к начальнику особого дивизиона – подполковнику Дерябе.

Волей-неволей закралось подозрение, что благодаря кураторам в очередной раз угодил в жернова ведомственных интриг, отчасти успокоило лишь примечание «форма одежды парадная». Если б вызывали на ковёр, не до таких мелочей было. Наверное.

Волосы с момента последней подстрижки у меня отрасти ещё не успели, так что я наскоро избавился от щетины, облачился в форму и встал перед зеркалом, оглядел свои награды: знаки «За отличную службу» и «Защитник республики», медали «За храбрость», «За боевые заслуги» и «За отличие в охране общественного порядка».

Последней меня удостоили вроде как за участие в изобличении Резника, которое с подачи Эльвиры Генриховны и Эдуарда Лаврентьевича по всем отчётам проходило как ликвидация агентурной сети Гросса. Думал, Георгий Иванович запрёт её в сейф, но тот лишь похлопал меня по плечу.

– Носи! Официально тебя по совокупности заслуг наградили.

Но куда носить-то? Не в институт же! Сегодня первый раз при полном параде в свет выберусь.

На улице шёл дождь вперемешку с мокрым снегом, и после недолгих колебаний я уставной шинели предпочёл плащ. Пока добирался до штаб-квартиры ни разу об этом выборе не пожалел, а там, дабы не смущать неподобающим видом высокое начальство, сразу снял своё кожаное чудовище и оставил его в дежурке.

В приёмной подполковника я неожиданно для себя столкнулся со старшим лейтенантом Пономарём, который первое время руководил подготовкой нашей группы, и кое-что стало проясняться.

– Здравия желаю, товарищ старший лейтенант! – поприветствовал я наставника.

Тот протянул руку.

– Здравствуй, Пётр! Давно не виделись.

Я приметил бледность кожи, осунувшееся лицо и запавшие глаза, а ещё – две новых нашивки за ранение, сложил одно с другим и предположил:

– Вы никак из госпиталя?

– Фактически – из двух, – усмехнулся старший лейтенант. – В Окресте контузило, так меня для поправки здоровья на юг отправили, морским воздухом подышать.

– Жарко там было?

– Да уж не холодно.

Распахнулась дверь, из коридора в приёмную вошёл Герасим Сутолока. Снял шапку, стряхнул с неё снежинки, поздоровался с нами. Он ещё только убирал на вешалку пальто, когда на столе коротко тренькнул телефонный аппарат.

– Проходите, вас ожидают! – объявил адъютант, вернув трубку на рычажки.

Я поборол совершенно иррациональную неуверенность, поднялся со своего места и двинулся вслед за старшими товарищами. Подполковник Деряба оказался высоким статным господином лет сорока – подтянутым и светловолосым, и был он мне совершенно точно знаком. На приёме у Врана поименовал меня прапорщиком именно начальник особого дивизиона.

При нашем появлении подполковник поднялся из-за стола и поздоровался за руку с Пономарём и Сутолокой, а меня покровительственно похлопал по плечу.

– Поздравляю с производством в офицеры, товарищ прапорщик! – сказал он после этого и усмехнулся. – Надеюсь, на сей раз обойдётся без разжалований.

– Служу республике, товарищ подполковник! – отозвался я.

Деряба ответил пристальным взглядом и спросил:

– Группа готова к выполнению боевого задания? – Он тут же выставил перед собой руку. – Отчёты я читал, интересует твоё личное мнение. Готова группа к операции в тылу врага? Да или нет?

Что я мог на это ответить? Разумеется, коротко выдохнул:

– Готова!

Подполковник кивнул и обратился к Сутолоке.

– А ты что скажешь, Герасим?

– Обучение идёт с незначительным опережением графика, последние три месяца все тестовые задания сдавались на высший балл.

– И всё же: да или нет?

Герасим колебаться не стал.

– Да.

Начальник особого дивизиона вновь кивнул и объявил:

– Прапорщик Линь, с завтрашнего дня поступаешь в распоряжение старшего лейтенанта Пономаря. Сбор в семь утра на аэродроме при учебном центре. Документы в приёмной. Свободен!

Документов оказалось много. Не мало – так уж точно. Приказ о присвоении звания, о призыве на действующую военную службу и постановке на довольствие, распоряжение о назначении командиром разведгруппы в составе отдельной роты старшего лейтенанта Пономаря, разнарядка на форму и снаряжение, новое удостоверение. Не забыли даже подготовить справку для института, дабы меня не отчислили за прогулы, благо все зачёты и экзамены я уже сдал.

Службу реабилитации должны были уведомить в общем порядке, но одной только учёбой и работой на Звонаря мои обязательства отнюдь не ограничивались, поэтому, спустившись на первый этаж, я и позвонил из закреплённого на стене телефонного аппарата майору Городцу. Тот выслушал мой доклад и коротко приказал:

– Поднимайся!

Несмотря на немалый чин, Георгий Иванович секретарём не обзавёлся, да и комнатушка его размерами недалеко ушла от каморки уборщицы, ещё и располагалась в глухом закутке, а к двери были прикручены лишь медные цифры, таблички не имелось вовсе. У того же Эдуарда Лаврентьевича кабинет был не в пример просторней.

Вопреки моим ожиданиям, подробностями встречи с начальником особого дивизиона Городец интересоваться не стал, вместо этого выложил на стол отчёты по работе с заокеанскими соискателями и принялся вычерчивать на листе писчей бумаги какую-то сложную схему. Время от времени он уточнял отдельные детали, хмыкал и делал пометки, а потом кинул карандаш и нахмурился, встопорщив усы.

– Не вижу смысла форсировать работу с твоим контактом. Сдаётся мне, от нас только этого и ждут.

Я отнюдь не был так уж уверен в том, что Джон – подсадная утка, но оспаривать утверждение куратора не посчитал нужным. Тот выждал немного и вздохнул.

– Но в любом случае придётся на время твоего отсутствия вводить туда нового человека. – Городец постучал карандашом по столу. – Звонарь из меня всю душу вынет!

– А только на время моего отсутствия? – засомневался я. – Не подозрительно будет?

– А какие ещё варианты есть? Тебя с этого дела вовсе снять? У меня категорическая нехватка людей, двух человек на том направлении я задействовать не могу.

Я задумчиво потёр подбородок.

– Присмотритесь к Василию Шумку.

– Это что за птица?

– Ассистент из третьей лаборатории. Он раньше в госпитале на Кордоне работал, всех там знает. Обратно с готовностью возьмут, и такой перевод ни у кого подозрений не вызовет. Правда, он в последнее время за воротник закладывать начал, но проблемой это пока ещё не стало. На новом-старом месте его быстренько образумят. А человек он компанейский, в футбол за медиков играл.

Георгий Иванович хмыкнул.

– Ладно, поручу его прощупать. Может, что и выгорит. А ты! – нацелил он на меня указательный палец. – Ты давай осторожней! Попусту не рискуй! Понял?

– Так точно! – отозвался я и конечно же не упустил возможности прояснить ситуацию. – А вы не в курсе операции?

– В подробности не посвящён, – со вздохом признал Городец. – Да и планы зачастую на ходу перекраивают в зависимости от оперативной обстановки, не говоря уже о том, что у нас правая рука не знает, что делает левая. Пока, насколько понимаю, готовится некая разовая акция. Перебросят вас в столицу, задачу будет ставить Василий Дичок. Он в большие чины выбился, пустяками не занимается – так что ты там уж не оплошай.

Заявление куратора об отправке в столицу несказанно удивило, поскольку я полагал, что действовать нам придётся в окрестностях источника-девять, но говорить об этом не стал и лишь кивнул.

– Ни пуха ни пера! – напутствовал меня Городец.

– К чёрту!

Покинув штаб-квартиру корпуса, я посетил расположенный по соседству складской комплекс, получил причитающееся мне обмундирование и с закинутым на плечо вещмешком поехал в институт. В сквере перед главным корпусом застал необычное для столь прохладной погоды столпотворение – шёл какой-то митинг, доносились отголоски призывов к солидарности с кем-то и борьбе с чем-то, но я прислушиваться не стал и взбежал на крыльцо. Там курил знакомый вахтёр, вот у него и спросил:

– Чего тут у вас опять?

Дядька выставил перед собой указательный палец, призывая меня подождать, затем достал сунутую в карман пиджака газету, сдвинул папиросу в уголок рта и прочитал:

– Передовая общественность Суомландии объявила о создании правительства национального спасения. О как! – Он свернул газету и сунул её обратно. – Наши, стал быть, их признали, а молодые да активные требуют всемерную поддержку оказать.

– Дела! – присвистнул я и зашёл на проходную.

Сходил на военную кафедру и сдал в канцелярию полученную в штабе справку, а только вышел и сразу наткнулся на Антона Пуха.

– Петя, привет! – вцепился в мой рукав рыжий студент. – Слушай, тут такое дело: у меня на кафедре сложности с подписанием документов по отсрочке возникли, есть какая-то возможность заседание дисциплинарного комитета на следующий месяц перенести?

Я пожал плечами.

– Да есть, наверное. Только это не ко мне вопрос. Меня уж неделю как с поста секретаря попросили.

Антон враз скис.

– И как же быть? – жалобно спросил он. – Кто там теперь вместо тебя? Получится договориться?

– Дерзай! – приободрил я его. – Но тут я тебе не помощник. Отношения, знаешь ли, с президиумом студсовета не те. Полезу – только хуже сделаю.

Я похлопал собеседника по плечу и зашагал прочь. Что он сумеет договориться с Митей или Сергеем, я нисколько не опасался: сразу предупредил их на сей счёт. Да и этой парочке сейчас не до резких телодвижений. К ним пока ещё решительно все в студсовете присматриваются, за каждым их действием следят.

Куда пошёл? Не домой, понятное дело. Сборы много времени не займут, а одному в комнате киснуть радости мало, так что заглянул к Инге. С принарядившейся Маринкой разминулся уже в прихожей – она сделала мне ручкой и убежала, ну а мы с Ингой сели пить чай да так и просидели до самого вечера.

Мне б её в койку напоследок перед вылетом затащить, да настроение не то. У неё – такое впечатление, тоже. А поговорили душевно. Хорошо посидели.

Вот только дальше меня ждала пустая комната и холодная постель, я поколебался немного и предложил:

– Может, ко мне?

Инга ответила задумчивым взглядом, потом кивнула.

– Подожди, я сейчас.

Сомнения навалились, уже когда поднимался с барышней по скрипевшей рассохшимися ступенями лестнице к себе на верхний этаж. Нет, ни к бывшей однокласснице, ни даже к предстоящему вылету они не имели ни малейшего касательства, дело было в деньгах. Точнее – в валюте. Той самой пачке марок, франков и фунтов, от которой после ликвидации функционера Лиги Наций приказал избавиться Альберт Павлович и которую я припрятал в тайнике.