Текст книги "Битвы за Кавказ. История войн на турецко-кавказском фронте. 1828–1921"

В эту же самую ночь ситуация для Ахмет Мухтара прояснилась. Он созвал военный совет. Никто из присутствовавших на нем не сомневался, что на следующее утро русские начнут общий штурм с севера и юга треугольника Сиври-Тапы, Визинкея и Авлиара. Положение главных сил турецкой армии на Аладжийских горах стало критическим. Начальник штаба Казим-паша считал ситуацию отчаянной и предложил начать переговоры о капитуляции. Однако гази был настроен воевать – другого выхода он не видел. Впереди оставалось еще около 12 часов темноты; за это время можно было отвести часть войск и вооружения в Карс. Мухтар надеялся, что сильные от природы и хорошо укрепленные позиции, удерживаемые в ходе упорных боев арьергардом, позволят ему продолжить на следующий день передислокацию войск с востока на запад, и он сможет с частью своей армии уйти в Саганлуг, в то время как арьергард успеет укрыться за стенами Карса. Однако этот план был осуществим только в теории; на линии турецкого фронта, шедшей с востока на запад, почти не было удобных троп, а единственная дорога от Яйла-Налбанд до Сиври-Тапы огибала с севера Борлук-Даг. Борлук был уже в руках русских, которые могли предвидеть, что турки на следующее утро попытаются атаковать Сиври-Тапу.

У Ахмет Мухтара было теперь 25 батальонов (более 10 тыс. человек), которые стояли лицом на юг, напротив Лазарева. Атаку основных русских сил с севера должны были принять на себя еще 35 батальонов (включая 4 в Визинкее), 2,5 тыс. кавалеристов и 24 орудия. Таким образом, около 15 тыс. пехотинцев удерживали бы фронт длиной 25 км. Предполагалось, что русские силами не менее 15 тыс. человек при поддержке мощной артиллерии атакуют на узком участке фронта длиной 5 км, между Чифт-Тепеси и Авлиаром.

В 7 часов утра 15 октября 48 пушек Геймана и 16 орудий фон Шака открыли ураганный огонь по укреплениям Авлиара, который очень быстро заставил замолчать турецкую артиллерию. Однако пехота противника продолжала сидеть в двух линиях траншей, окружавших гору. В 10 часов турецким батальонам, находившимся в резерве позади горы, удалось отбить попытку Геймана обойти позиции турок с северо-запада, и только в час дня батальоны грузинских и пятигорских гренадер начали штурм Авлиара. Два турецких батальона, засевшие на этой горе, сражались до последнего человека, а резервные отступили на Сиври-Тапу. Исход битвы решила русская артиллерия. Гейман потерял 700 человек, в основном из числа ереванских гренадер, которые шли в атаку с северо-запада. К 2 часам дня первый акт сражения закончился – русские взяли Авлиар.

Примерно в то же самое время Лазарев одержал не менее важную победу. Ему были даны инструкции не наступать, пока не подойдут войска Геймана.

Главные фортификационные сооружения на Сиври-Тапе смотрели на север. Лазарев приказал Шелковникову атаковать их с тыла силами двух бакинских и двух севастопольских батальонов при поддержке 20 орудий. Одновременно Цитович должен был обрушиться на южный склон горы со своим Дербентским полком под прикрытием 12 орудий. Планировалось, что генерал Гурчин с 4-м полком кавказских стрелков и двумя другими батальонами Севастопольского полка будет прикрывать правый фланг и тыл Шелковникова от турецких контратак с высот, расположенных к северо-востоку от Пазарчика или с Чифт-Тепеси. Два полка 40-й пехотной дивизии при 20 орудиях стояли в резерве у селения Пазарчик, а два других полка этой дивизии защищали коммуникации, идущие в Дигор, и оставленные в этом селении обозы. Таким образом, Лазарев бросил в бой только 11 батальонов, оставив 12 – в резерве; он предпочел положиться на кавказские батальоны, умевшие воевать в горных условиях. Эти батальоны были вооружены берданками, в то время как 40-я пехотная дивизия имела только старые ружья, выпущенные после окончания Крымской войны.

Через некоторое время после начала атаки Геймана турецкая бригада с батареей, которая стояла на Борлук-Даге, а потом отошла по Сиври-Тапе, вошла в Визинкей, оставив на Сиври гарнизон, обращенный лицом на север, и 9 полевых батальонов с батареей, обращенной на юг. Сам Ахмет Мухтар оставался на Чифт-Тепеси до 10 часов утра, намереваясь руководить действиями своих войск на Сиври-Тапе и Чифт-Тепеси. Но еще до 11 часов, когда падение Авлиара стало неизбежным, он перебрался со своим штабом и кавалерией (располагалась на Яйла-Налбанд) в селение Визинкей. Однако все эти передвижения в его сторону пехоты и артиллерии, за которыми двигались многочисленные конские табуны, не укрылись от внимания Лазарева, наблюдавшего за ними с Борлукских высот, и он отдал приказ начать атаку.

К 11 часам этот приказ был передан Шелковникову и Цитовичу. Дербентские батальоны почти не встретили сопротивления; с южного склона горы Сиври деморализованные турки, оставив 6 орудий, бросились бежать в Карс. На северном склоне гарнизон пытался удержать свои позиции и отбить атаку Шелковникова, но на него с незащищенного тыла напали нижегородские драгуны и дикие дагестанские кони, которые пронеслись по крутым склонам горы и разрушили окопы. Гарнизон турок в беспорядке бежал по Визинкейской дороге, преследуемый русской кавалерией. К часу дня гора Сиври была взята – еще до падения Авлиара.

Овладев Авлиаром, русские войска сразу со стороны Больших Ягн двинулись на Визинкей; но это селение с его фортификациями уже с 3 часов дня занял 154-й (Дербентский) полк, который за последние два дня одержал несколько громких побед, потеряв всего 300 человек. Дух турок был окончательно сломлен, и их пехота бежала из Визинкея в Карс еще до того, как появились русские. Однако туркам не удалось скрыться от русской кавалерии – целые батальоны были изрублены в куски драгунами, казаками и нерегулярными кавалеристами.

Неподалеку от Карса Мухтар-паша со своим штабом попытался остановить бегущих, а Хусейн Хами-паша отправил несколько дисциплинированных крепостных батальонов в форт Хафиз-Паша, чтобы помешать обезумевшим толпам ворваться в город и поднять здесь панику. Многие части турок миновали Карс и рассеялись группами; солдаты разбрелись по всей округе. Отступление стало катастрофой. После того как гренадеры Геймана соединились с войсками Лазарева в Визинкее, остатки армии Мухтара обнаружили, что окружены на Аладжийской позиции железным кольцом русских войск.

Генералу Кузьминскому, который командовал левым крылом русских, было приказано не торопиться с наступлением и дать туркам, засевшим на Аладжийских высотах, возможность оставаться там как можно дольше. Однако черкесский генерал Кундуков после 10 часов утра уже не тешил себя иллюзиями по поводу исхода битвы. Он оставил Инах-Тепеси и стал спасать свои войска. Его кавалерия двинулась из района Кале на юг, а часть пехоты спустилась с Аладжийских гор в Алам, откуда двинулась маршем в направлении Кагизмана. Благодаря этому от четырех до шести батальонов и 1,5 тыс. всадников сумели спастись от разгрома.

К полудню войска Кузьминского были уже на Инах-Тепеси, а кавалерия, шедшая от Арпа-Чая через Козлуку, достигла хребта Нахарчи. Перед уходом в Визинкей Мухтар приказал Хачи Решит-паше сосредоточить все находившиеся в Аладже силы у Чифт-Тепеси и прикрыть его отход арьергардом Хамди-бея, находившимся в траншеях Кизилкилисы (у основания долины Маврик-Чая). Благодаря этому 6 батальонов Шевкет-паши получили возможность соединиться с бригадами Мустафы Кавита и Эмир-паши на Чифт-Тепеси. Пехота Кузьминского, двигаясь с востока на запад вдоль Аладжийского хребта, отбросила остатки кундуковских батальонов, у которых не было времени уйти на юг, а генерал Рооп повел екатеринославских гренадер на Кизилкилисские высоты. Между 3 и 4 часами дня арьергард Хамди-бея был окружен и сложил оружие. Остатки разбитой турецкой армии сгрудились на Чифт-Тепеси, Яйла-Налбанд и севернее Пазарчика на площади менее 23 кв. км.

Когда наступил вечер, русские колонны стали ждать приказа о начале последней атаки на Чифт-Тепеси. Около 7 часов вечера Хачи Решит в качестве старшего паши собрал генералов на совет. Казим и Эмир настаивали на капитуляции: содаты потеряли веру в победу; наблюдалось уже несколько случаев отказа подчиняться приказам. «Надо сохранить наших людей для турецкого государства», – таково было мнение немца Эмир-паши. В штаб генерала Гурчина в Пазарчике отправили офицера с белым флагом, за этим последовал приказ: «Прекратить огонь!» А тем временем Эмир и Казим, знавшие европейские языки, пошли искать в темноте русского главнокомандующего. Им попался кавалерийский патруль, который доставил их сначала к генералу Чавчавадзе, а потом – к генералу Роопу. Позже приехал Лорис-Меликов, и в 11 часов вечера Хачи Решит-паша подписал капитуляцию. Семь пашей, 26 батальонов, 252 офицера, эскадрон кавалерии, в целом около 8 тыс. человек сложили оружие. Захвачено было 22 орудия. Вместе с солдатами, сдавшимися во время сражения, в плен попали 12 тыс. турок.

Днем на русском правом фланге шли небольшие бои с участием кавалерии. Вечером Мехмет-паше удалось вывести 8 батальонов со всеми орудиями с Малых Яги.

Русские одержали полную победу. Потери турок были огромными, в особенности во время панического бегства с Сиври-Тапы и из Визинкея. Помимо пленных, Мухтар потерял 6 тыс. человек убитыми и ранеными, так что его суммарные потери составили 18 тыс., то есть три пятых всей пехоты. Что касается кавалерии, то ее большая часть, состоявшая из нерегулярных бойцов, просто дезертировала. До Карса добрались около 10 тыс. пехотинцев при 23–25 полевых орудиях, а Кундуков с 2 тыс. солдат пехоты, 4 горными орудиями и 1,5 тыс. кавалеристов ушел в Кагизман[51]51
  Биографические сведения о Кундукове содержатся в приложении.


[Закрыть].

Аладжийская битва завершилась крупной победой русских; ею закончился третий период кампании и начался четвертый, который оказался последним. Русские потери были относительно невелики – менее 1,5 тыс. убитыми и ранеными. Битву выиграли благодаря маневру Лазарева, который вместе с Шелковниковым показал себя талантливым военачальником. Победу одержали быстро и без крупных потерь благодаря превосходству русской артиллерии. Массированный артиллерийский огонь позволил Гейману захватить относительно мощную и хорошо укрепленную позицию турок на Авлиаре. Сильный удар русских пушек не позволил противнику организовать успешную контратаку. В Аладжийской битве, как и при Ардагане, русские умело сочетали сокрушительный артиллерийский обстрел с яростной штыковой атакой. Ведь именно отсутствие необходимой артиллерийской подготовки против упорно сопротивлявшейся турецкой пехоты и стало главной причиной их поражения в районе Зивин-Дага, Кизил-Тапы и Ягнских высот.

Ночью с 15 на 16 октября Ахмет Мухтар-паша получил известие от бежавших с поля боя солдат о капитуляции Хачи Решила. Он созвал совет своих старших офицеров, в число которых входили немец Мехмет-паша, героический защитник Ардагана и Малых Ягн, Хусейн Хами-паша, комендант Карса, и Хусейн-бей, главный инженер цитадели. Как всегда, в сложных обстоятельствах Мухтар проявил решительность и мудрость. Положение с войсками в Карсе было следующим: около 20 свежих батальонов, которые еще не знали поражений, в гарнизоне крепости и на Малых Ягнах и около 15 батальонов, шедших из Визинкея, – всего 15 тыс. человек пехоты. Мухтар решил отправиться на Саганлугские горы, взяв с собой 8 лучших батальонов с бригадой сювари при двух батареях. Он надеялся, что так к нему присоединятся войска Измаила Хакки, пришедшие из Кёпрюкёя. Хусейна Хами оставили оборонять Карс с 10–11 тыс. пехоты. К нему должны были присоединиться 2–3 тыс. человек, которые бежали с поля боя при Авлиаре. И снова, как и в начале войны, Ахмет Мухтар вышел из Карса в Саганлуг, имея под своей командой не более бригады пехотинцев. На рассвете 16 октября он уже был на марше.

Более громоздкий механизм командования победоносной русской армии реагировал не столь быстро. Самые нетерпеливые офицеры предлагали воспользоваться паникой, которая, по слухам, охватила Карс, и без промедления штурмовать крепость, но великий князь Михаил и генерал Дорис-Меликов были более осторожными и предпочитали действовать систематически. Тем не менее требовалось срочно что-то предпринять, поскольку утром 16 октября кавалерийские патрули доложили о том, что в сторону Саганлуга движется турецкая колонна. Для преследования врага создали мобильную группу (6 батальонов, 2 казачьих полка при 2 горных батареях) под командованием генерала Геймана. Вечером 16-го он вышел из Магарчика; 17-го был уже на Эрзерумской дороге, но здесь ему пришлось дожидаться своего тылового каравана, который сбился с дороги. 18 августа Гейман весь день простоял на месте; к тому времени в русской штаб-квартире стало ясно, что догнать ушедших в Саганлуг турок не удастся. Вечером 18-го поступил новый приказ. За всеми этими заботами в штабе совсем позабыли о Тергукасове, и он узнал о победе под Аладжи только 17-го вечером.

Уже 16 октября Тергукасов получил сведения об отходе войск Измаила с перевалов Агры-Дага. Ничего не зная об Аладжийской битве, генерал решил, что его противник начал просто перегруппировать свои войска в условиях приближавшейся зимы. Однако в ночь с 16 на 17 октября Измаил полностью покинул свои передовые позиции на склонах Агры-Дага, оставив арьергардные отряды только на Ченгельском, Зорском и Гюрюнсарайском перевалах и сосредоточив основную массу войск в Мусуне. Он был готов отступать на запад.

17 октября Тергукасов заметил отсутствие турецких патрулей на северных склонах Агры-Дага, но начал движение только после 4 часов дня, когда ему доставили депешу от великого князя с сообщением об Аладжийском сражении и приказом перейти в наступление и как можно энергичнее преследовать врага. На рассвете 18 октября Тергукасов двинул свой авангард к перевалам Агры-Дага, и турки, оставленные, чтобы задержать его, отошли на позиции, прикрывавшие долину Балик-Чая. Основные силы Измаил-паши шли уже по Алашкертской долине в сторону Сурп-Оханнеса, которого они достигли 20 октября, а Тергукасов, чье продвижение замедлилось из-за малопроходимых троп Агры-Дага, в этот день сумел добраться только до Мусуна. Измаил опередил его на два дня; этот обычно ленивый командир продемонстрировал, что способен и на быстрые движения. Он сумел даже увеличить отрыв, покрыв за сутки около 50 км. 24 октября Измаил-паша достиг Зейдкана, 25-го – Тахира, а 26-го миновал Кара-Дербент и вошел в долину Пасина – через неделю после ухода из Мусуна.

Тергукасов добрался до Зейдкана только 27-го и отсюда телеграфировал великому князю, что плохие дороги, непрекращающиеся дожди и отсутствие транспорта не позволяют ему преследовать врага дальше.

В тот же самый день Измаил вошел в Юзверан, расположенный в тылу Саганлугской позиции. Здесь он установил связь с Мухтаром.

Глава 14
Битва у Верблюжьей Шеи (4 ноября 1877 г.). Попытка взять Эрзерум штурмом (8–9 ноября)

Пока Измаил-паша быстро и успешно уходил от Тергукасова, главные русские войска бездействовали частично из-за того, что надо было разработать новый оперативный план, и частично из-за сложностей в организации караванов, перевозивших припасы и снаряжение.

Великий князь Михаил Николаевич был доволен: после ряда неудач Кавказская армия одержала решающую победу, и как раз в тот момент, когда русские армии на Балканах стояли у Плевны и отражали атаки Мехмет Али-паши на Шипкинском перевале.

Очень важным следствием победы в Аладжийском сражении стало восстановление внутреннего порядка на Северном Кавказе. Как только весть о поражении турок достигла Чечни и Дагестана, там сразу же прекратились вспыхивавшие время от времени бунты, для подавления которых русские власти летом и осенью вынуждены были держать здесь крупные войсковые соединения. После разгрома турок Дорис-Меликов решил распустить по домам всех мусульманских ополченцев (за исключением 3-го Дагестанского кавалерийского полка), которые вернулись в свои селения и рассказали о том, как они помогли русской армии разгромить войска султана.

Что касается оперативного плана, то решили закончить кампанию захватом Карса, Эрзерума, а если удастся, то и Батума. Однако для взятия Карса нужна была осадная артиллерия, а ее подготовка требовала времени, поэтому штаб посчитал необходимым организовать поход на Эрзерум. Лорис-Меликов планировал отрезать Мухтара и Измаила от путей отхода в Эрзерум; для этого подготовили специальный Саганлугский отряд, который должен был соединиться с войсками Тергукасова в долине Пасин. В задачу этого отряда, которым командовал генерал Гейман, входило очистить местность между Карсом и Араксом от оставшихся там турецких войск (главным образом от бойцов отряда Мусы-паши Кундукова в районе Кагизмана), и как можно скорее установить связь с Тергукасовым. Гейман отправил в Кагизман генерала Цитовича (у которого было полтора полка, некоторое число казаков и пушек), а сам со второй частью своего отряда отправился к Сарыкамышу. Осторожный, как всегда, Лорис-Меликов оставил в Котанли (на линии, соединявшей дороги Карс – Эрзерум и Карс – Кагизман) резервную группу войск под командованием генерала Соловьева.

Операции в районе Эрзерума, зима 1877 г.

Сложности с доставкой продовольствия не позволили Гейману выйти в путь до 22 октября. 24-го он достиг Мелидуза, где получил известие о том, что турки занимают свои старые позиции на Зивин-Даге.

Несмотря на то что дружественно настроенные армяне уверяли его, что этот турецкий отряд невелик, Гейман (у которого было всего 12 батальонов) сомневался, стоит ли ему идти в Хорсан и долину Пасин или лучше сначала выгнать турок с Зивинских позиций. Чтобы снять с себя ответственность, этот обычно храбрый командир запросил в Генеральном штабе инструкций. Два дня он простоял в Мелидузе (в это время резерву Соловьева было приказано соединиться с ним), а когда Гейман наконец 27 октября добрался до Хорсана в долине Аракса, то узнал, что войска Мухтара из Зивина и Измаила из Юзервана уже идут по ней в сторону Кёпрюкёя. Боевой дух Геймана возродился. Турецкое войско после соединения отрядов Мухтара и Измаила насчитывало 30–40 батальонов при 40 орудиях. Гейман на рассвете 28-го двинулся на Кёпрюкёй, располагая лишь одной гренадерской бригадой, четырьмя полевыми батареями и некоторым числом драгун и казаков. Он безнадежно опоздал; турки шли к Эрзеруму, и их командиры прибыли туда в ночь с 28 на 29 октября. Русская кавалерия догнала турецкий арьергард в Хасан-Кале (Пасинлере) и захватила 300 человек, однако 29-го основная часть турецких войск заняла укрепленные позиции на Деве-Боюн и была уже в безопасности.

Гейман провел несколько дней в Хасан-Кале, ожидая прибытия других колонн – Соловьева, Тергукасова и Цитовича. Так неторопливость войск (в сочетании с отвратительной погодой) разрушила планы русских отрезать друг от друга два отступавших отряда турок.

И снова трудности подстегнули Ахмет Мухтара проявить самые лучшие четры своего характера. Ему повезло застать в Эрзеруме старого венгерского вояку Фейзи-пашу – он сыграл не последнюю роль в обороне Карса в 1855 г., а построенные им в Батуме фортификации помогли отбить штурм Оклобжио. С начала октября Фейзи работал над укреплением деве-боюнских позиций и готовил к боям фортификации вокруг Эрзерума. Фейзи активно помогал комендант Эрзерума Хасан-паша, который сумел сформировать здесь несколько новых батальонов редифов и одну дополнительную полевую батарею. Благодаря этому Мухтар получил возможность сосредоточить на позициях Деве-Боюн 40 батальонов пехоты (средней численностью не более 400 человек в каждом), 12 эскадронов сювари, 15 – курдских и черкесских нерегулярных бойцов и 8 батарей – всего 16 тыс. пехотинцев, 2,5 тыс. кавалеристов при 48 орудиях. Однако не менее половины пехотинцев было измотано и деморализовано долгим отступлением и ночной паникой в Хасан-Кале, когда казаки Геймана зашли им в тыл.

Силы, собранные для атаки Гейманом (за исключением подразделения Цитовича и нескольких батальонов, оставленных Тергукасовым охранять линии коммуникаций), не превышали 34 батальонов, 30 эскадронов и 12 батарей. В целом около 20 тыс. пехотинцев и 3 тыс. кавалеристов. Однако Гейман мог выставить около 100 орудий.

Именем Деве-Боюн[52]52
  Деве-Боюн буквально переводится как «Верблюжья Шея», однако на топографических картах оно обозначает понижение в пределах горной цепи.


[Закрыть] был назван перевал на горном хребте, по которому проходит главная дорога из долины Пасин в Эрзерум (этот город лежит всего лишь в 6,5 км от высшей точки перевала). По хребту проходит водораздел между бассейнами Аракса (долина Пасин) и Западного Евфрата (Эрзерумская долина). Высота хребта Деве-Боюн превышает 2440 м, однако не следует забывать, что сам Эрзерум лежит на высоте 1882 м, а высота Хасан-Кале составляет 1894 м. Высота седловины, по которой проходит дорога, на несколько десятков метров ниже 2440 м.

К северу от хребта Деве-Боюн располагается массив Каргапазар (3050 м). В целом он простирается на восток и северо-восток. Каргапазар отделяется от главного хребта Деве-Боюн в северной его части, которая носит название Чобан-Деде («Святой пастух»)[53]53
  А не Чобан-Дере («Долина пастуха»), как на современных картах. «Долина» в этом контексте не имеет никакого смысла.


[Закрыть], узким и глубоким ущельем Той, где расположено селение под тем же названием.

Южная оконечность Деве-Боюна соединяется с более высоким хребтом Паландёкен (около 3350 м), который тянется на восток-северо-восток. В углу, который образуют Деве-Боюн и Паландёкен, находится исток реки, называемой то Яглиан, то Неби (по двум деревьям, расположенным на западном склоне). Река Яглиан весьма неглубока и течет вдоль хребта Деве-Боюн, а потом поворачивает на восток, к Араксу.

Как раз в том месте, где она поворачивает на восток, ее пересекает главная дорога, идущая из Хасан-Кале в Эрзерум; в 6 км отсюда дорога достигает высшей точки перевала. В 1877 г. к этому перевалу с востока подходила труднопроходимая тропа, которая тянулась по северному берегу Яглиан-Чая, а далее – между этой рекой и Той-Чаем. Эта тропа огибала с севера отдельно стоящую гору с плоской вершиной, которую называли Узун-Ахмет («Длинный Ахмет»); к западу от горы тропа выходила на перевал по долине Хамам-Дере («Банная долина»). От главной дороги ответвлялась еще одна тропа, которая шла на юг и вела в селения Яглиан и Чепели, стоявшие на склонах Паландёкена. Далее эта тропа пересекала долину Топлака и южный конец хребта Деве-Боюн и у ворот Эрзерума сливалась с главной дорогой.

Турки выбрали и укрепили великолепную позицию на хребте Деве-Боюн, которая имела длину около 8 км. Одна часть ее располагалась севернее, а другая – южнее перевала. Гора Узун-Ахмет и склоны Паландёкена в районе селения Яглиан предоставили ее защитникам возможность создать передовые оборонительные сооружения, которые позволяли обстреливать главную дорогу продольным огнем. На своем правом фланге турки вырыли траншеи, а на высотах Топлак, Яглиан и Чепели установили батареи. На левом фланге они имели очень умело укрепленную гору Узун-Ахмет с плоской вершиной, склоны которой круто обрывались к дорогам, огибавшим ее и проходившим позади нее.

Турецкие войска на Деве-Боюн были разделены на три группы: центральная, под командованием Ахмет Мухтара, занимала траншеи по обе стороны от перевала. Ее прикрывали три или четыре полевые батареи и батарея крепостных орудий, которую привезли сюда из Эрзерума. Правым флангом в секторе Топлак – Яглиан – Чепели командовал Измаил Хакки, которому помогал венгр Фейзи. На левом фланге войсками, защищавшими гору Узун-Ахмет, а также несколькими батальонами и орудиями, размещенными на Чобан-Деде и в селении Той, командовал немецкий офицер Мехмет-паша.

Несколько дней ушло на разведку оборонительных позиций турок, после чего Гейман решил нанести свой главный удар по горе Узун-Ахмет, развивая одновременную демонстрацию силы на турецком правом фланге вдоль нижних склонов Паландёкена. После захвата Узун-Ахмета, возможно на следующий же день, он предполагал начать штурм центральной позиции на Деве-Боюн, отправив войска в атаку по тропе, проходившей по долине Хамам-Дере. Обсуждалась также возможность обходного маневра вверх по долине Той-Чая с целью выхода на тропу, протянувшуюся позади Чобан-Деде. Задача русских войск была не из легких, поскольку склоны Деве-Боюн были очень крутыми даже в тех местах, где по ним взбирались дороги и тропы; в некоторых местах невозможно было разместить даже роту. Все склоны Узун-Ахмета, за исключением северо-западного, обрывались практически отвесно. На северо-западном склоне турки пробили дорогу для переброски пушек. Она соединялась с дорогой, шедшей на Хамам-Дере, и простреливалась орудиями, установленными на Чобан-Деде.

В 7 часов утра 4 ноября войска вышли из лагеря в Куруке; артиллерия заняла свои позиции и открыла огонь. Турки на Узун-Ахмете, на батареях Деве-Боюн и на высотах Топлак на правом фланге ответили яростным огнем. На их правом фланге колонна под командованием фон Шака пошла в наступление на селение Гюллю; около 10 часов утра оно было занято тифлисскими гренадерами. На правом фланге мингрельцы начали подъем на горы Яглиан и Чепели. Эта демонстрация оказалась такой мощной, что Ахмет Мухтар подумал, что русские решили нанести главный удар именно здесь, и отправил свои резервы к Топлаку, где к полудню сосредоточились 12 турецких батальонов и 18 орудий. В долине Яглиан-Чая турецкие кавалеристы и пехота провели серию контратак. Фон Шаку пришлось очень тяжело – у его солдат заканчивались патроны, однако прибытие двух батальонов грузинских гренадер помогло ему удержать занятые позиции. Вскоре, однако, пришло избавление – в необычной форме и в совершенно неожиданном месте.

Наблюдая за ходом битвы со своего левого фланга, генерал Гейман к полудню решил, что демонстрация силы достигла цели, ибо стало видно, что турки перебрасывают свои орудия и пехоту в направлении Топлакских высот. В это время русские артиллеристы вели сильный огонь по позиции Узун-Ахмет, а на правом фланге Тергукасов овладел селением Той, рассеяв пехоту противника по долине Той-Чая и заставив замолчать несколько турецких пушек, стрелявших со склонов Чобан-Деде. Таким образом, правый фланг бригады полковника Амираджиби, которой было приказано взять Узун-Ахмет, находился под прикрытием, и в 2 часа дня елизаветпольцы и бакинцы начали подниматься по северо-западному склону этой горы, в том месте, где турки проложили дорогу. Эти кавказские полки, специально обученные взбираться на крутые склоны и прятаться в укрытиях, достигли вершины Узун-Ахмета и пошли в штыковую атаку на траншеи врага, которые упорно защищала пехота Мехмет-паши (были единственные боевые части турок, которые еще ни разу не подвергались разгрому). В то же самое время, когда результат битвы еще не был известен, генерал Броневский послал застрельщиков из Крымского и Севастопольского полков, велев им подняться по почти вертикальному восточному склону горы Узун-Ахмет.

Увидев, что на этом участке битвы обстановка складывается благоприятно для русских, Гейман послал бригаду Авинова поддержать слева фон Шака, на которого наседали турки. Эта бригада прошла по восточному берегу Яглиан-Чая; гренадеры Грузинского полка бросились в бой слева от позиций фон Шака, а Ереванского – справа, невдалеке от главной дороги. Поскольку последние сразу же попали под огонь тяжелых турецких орудий, установленных на Деве-Боюн, полковник велел им укрыться за скалистым утесом, вытянувшимся по равнине на правом берегу Яглиан-Чая почти до самой главной дороги (именно в этом месте перед войной 1914 г. турки построили Кабургу, самый восточный из Эрзерумских фортов). В этом укрытии ереванцы были защищены от пушечного огня, а турки на Деве-Боюн их не видели; это случайное обстоятельство и стало решающим для исхода битвы.

Кавалерийская бригада генерала Амилахвари двигалась вслед за пехотой Авинова по главной дороге. Когда бойцы Грузинского и Ереванского полков покинули ее и заняли позицию на берегу Яглиан-Чая, Амилахвари, не получивший четкого приказа, продолжал продвигаться вперед. Кто-то сообщил ему, что гора Узун-Ахмет уже захвачена, и он собирался уже ловить солдат гарнизона, хлынувших в поисках спасения по главной дороге. В Амилахвари сочеталось упрямство и храбрость, характерные для некоторых грузинских офицеров; без какой-либо четкой цели или приказа он бросил свою кавалерию на нижние склоны Деве-Боюн и вскоре попал под яростный ружейный огонь противника, засевшего в траншеях.

Ахмет Мухтар, которому не сообщили, что Узун-Ахмет уже в руках русских, располагался со своим штабом и группой иностранных офицеров (среди которых находились и члены военной миссии генерала Арнольда Кембелла) на вершинах Деве-Боюн. Неожиданно он приказал пехоте покинуть окопы на скалистых террасах этих гор и атаковать русскую кавалерию. С криками «Аллах! Аллах!» 8 турецких батальонов скатились со склонов Деве-Боюн, а две батареи на конной тяге взяли свои орудия на передки и последовали за ними по дороге. Амилахвари велел отступать – его кавалерия постепенно убыстряла бег, попав под плотный ружейный огонь. Преследуя грузин, турецкие пехотинцы, смешав свои ряды, пробежали густой толпой через селение Неби. И тут из-за утеса позади Яглиан-Чая неожиданно появились ереванские гренадеры, которые прятались от огня орудий, установленных на Деве-Боюн, и плотными рядами, переходя реку вброд, пошли в наступление на село. Эта атака началась по инициативе командира Ереванского полка, который увидел, как турецкая пехота преследует кавалерию Амилахвари, однако в оперативные планы Геймана она не входила.

К ереванцам присоединилась часть Грузинского полка, а Броневский, который оказался ближе всех к месту боя, вывел севастопольские батальоны из-за горы Узун-Ахмет и повел их в контратаку на левый фланг наступавших турок. Окружение противника на левом берегу Яглиан-Чая было скорым и полным. Переяславские драгуны и казаки Амилахвари развернулись и принялись рубить саблями бегущих низамов. Две турецкие батареи, несшиеся галопом по дороге, были захвачены еще до того, как артиллеристы успели снять свои орудия с передков. Русские пехотинцы в пылу боя бежали по дороге и взбирались по склонам Деве-Боюн. Паника перекинулась на турецких артиллеристов, которые побросали свои орудия, прикрывавшие перевал, и убежали. К 5 часам вечера позиции на Деве-Боюн были уже в руках русских, а войска Мухтара отрезаны друг от друга.

Положение защитников Узун-Ахмета тем временем стало отчаянным. Кавалерия хана Нахичевани обошла левый фланг Мехмет-паши и вторглась в долину Хамам-Дере. Войска на горе прекратили сопротивление и бросились малыми группами бежать к Чобан-Деде. Только на правом фланге турок сохранялась еще некоторая видимость порядка, а Фейзи-паше удалось отвести свою пехоту и 14 орудий в Эрзерум.