Текст книги "Рождённый в блуде. Жизнь и деяния первого российского царя Ивана Васильевича Грозного"

Волчонок

Мужал княжич быстро. В 12 лет он ещё пугается толпы, которая в поисках митрополита Иоасафа ворвалась в его спальню. Но уже с группой сверстников разъезжает по московским улицам и с тайным сладострастием давит лошадью зазевавшихся прохожих. Любит издеваться над животными, выбрасывая их из окон теремов или обваривая кипятком.

Бояре на «шалости» великого князя смотрели сквозь пальцы: чем бы дитя ни тешилось, лишь бы им не мешало оспаривать власть друг у друга. Как сообщает летопись, Иоасаф был избит сторонниками Шуйских. Его лишили сана и выслали в отдалённый монастырь. Причиной столь дерзких действий в отношении главы Русской церкви было то, что митрополит был ставленником Бельских и находился в «приближении» и «в первосоветниках» у государя. То есть просто по-отечески относился к подростку.

С удалением Иоасафа встал вопрос о новом главе церкви. На исходе зимы 1541/42 годов в Москву был приглашён архиепископ Новгородский Макарий. 16 марта его избрали митрополитом всея Руси. За Макарием в столицу явились те, с кем он собирал великие Четьи-Минеи, в том числе Сильвестр. Оба сыграли в дальнейшем большую роль в воспитании и образовании Ивана, особенно первый их них.

Четьи-Минеи – 19 фолиантов огромного размера, общее число их страниц – 13 528. Это первая на Руси духовная, литературная и историческая энциклопедия. Кроме того, святитель Макарий был безоговорочным сторонником твёрдой верховной власти. Ещё в 1537 году он поддержал Елену Глинскую, возглавив оборону Новгорода от войск Андрея Старицкого. Так что с кандидатурой Макария на митрополичий престол Шуйские здорово просчитались, но поняли это поздно.

9 сентября 1543 года на заседании Думы в присутствии Ивана был избит и изгнан из дворца Фёдор Воронцов, к которому отрок был очень привязан. По мольбе Ивана к Шуйским отправился митрополит просить, чтобы не убивали любимца великого князя. Воронцова пощадили, но с самим Макарием обошлись весьма непочтительно: «Фома Петров, сын Головина, на манатью[4]4
  Манатья (церк.) – монашеская мантия.


[Закрыть] наступил и манатью на митрополите подрал» (ПСРЛ. Т. 13, с. 443).

Псари по приказанию Иоанна хватают князя А. Шуйского. Рисунок Дмитриева-Оренбургского

В ответ на это показное оскорбление Макарий спровадил великого князя из Московии. Официально Иван ехал на богомолье в Троице-Сергиев монастырь. С 16 сентября до конца декабря великий князь кружил по окрестностям столицы, питаемый нравоучениями лиц, подобранных с этой целью митрополитом. Князь М. М. Щербатов писал об этом продолжительном «турне»: «Сие время, имея при себе некоторое число бояр, употребил он для открытия туги сердца своего. Не невероятно, чтобы и сами бояре, терпящие от самовластия Шуйских, не побудили его к оказанию своей власти и к наказанию Шуйских».

И действительно, вернувшись из длительной поездки, Иван впервые показал зубы. Подобострастный летописец записал в конце 1543 года: «Той же зимой, 29 декабря, великий князь всея Руси Иван Васильевич не смог больше терпеть того, что бояре бесчиние и самовольство творят, что без воли великого князя, с совета единомышленников и советчиков своих, по своему хотению многие убийства совершают и, по молодости государей, многие неправды земле учиняют. И повелел схватить первосоветника их, Андрея Шуйского, и выдать его на расправу псарям. И схватили его псари, и убили в Кремле, напротив Ризоположенских (Троицких) ворот».

Повеление об аресте Андрея Шуйского князь-отрок отдал на заседании Думы. Его исполнение было поручено псарям (по-видимому тем, с которыми Иван был на охоте). То есть это «мероприятие» было обговорено заранее. Псари не повели боярина в тюрьму для разбора его провинностей, а прикончили по дороге к ней.

После расправы с А. М. Шуйским задним числом были оглашены его вины: ограбление дворян, насилие над крестьянами и горожанами, бесчинства его слуг. Не избежало наказания и ближайшее окружение Андрея Михайловича: кто-то поплатился тюрьмой, кто-то отделался ссылкой, а Афанасию Бутурлину за поносные слова в адрес государя урезали язык. Подводя итоги этим расправам, летописец писал: «И от тех мест[5]5
  «От тех мест» – с того времени.


[Закрыть] начали бояре боитися от государя, страх имети и послушание». «Шуйское царство» кончилось, но боярское правление продолжалось – великий князь был ещё слишком молод, чтобы твёрдо взять власть в свои руки.

…В декабре 1544 года по явным противникам великого князя был нанесён второй удар: сослали князя Ивана Кубинского, его домочадцев и родственников. Сторонникам боярского беспредела давали понять: прежнего влияния на государственные дела им не возвратить и лучше держаться скромнее и тише. Но ослушников государевой воли ещё хватало.

В декабре 1544 года крымский царевич Иминь вторгся в Белевский и Одоевский уезды южных территорий Руси. На ликвидацию набега были направлены Пётр Щенятев, Константин Курлятев и Михаил Воротынский. На встречу с противником воеводы не спешили, погрязнув в спорах по поводу старшинства. Пока они выясняли, чей род древнее и кому руководить походом, татары, разграбив городки и сёла уездов, ушли с большим полоном восвояси.

На следующий год Иван Васильевич решил предпринять поход на Казань. Командующим русскими войсками он назначил князя Микулинского. Тот порученное ему предприятие воспринял как наказание и спрашивал великого князя: за что ему такая опала? в чём его вина? Поход он сорвал, ограничившись «лёгким делом» на лодках.

Да что воеводы! Самые низшие служители ещё дерзали перечить государю-юнцу. В мае Иван предпринял большое путешествие по святым местам. Посетил Переславль, Ростов, Белоозеро, Кирилло-Белозерский, Ферапонтов, Корнильево-Комельский и Павло-Обнорский монастыри. В Кириллове из-за долгого северного дня великий князь ошибся во времени и опоздал к ужину. Подкеларник отказался кормить его, заявив:

– Государя боюся, а Бога надобе больше бояться.

Словом, до полного послушания подданных великому князю было ещё далеко, хотя он уже и показал свои коготки.

* * *

Мы уже оговаривались, что отношение историков к царю Ивану IV диаметрально противоположно: одни видят в нём выдающегося государственного деятеля, другие – тирана, маньяка и убийцу. Отсюда противоречия в оценках тех или иных его поступков. О данном В. Г. Манягин пишет, например: «Историки безосновательно обвиняют государя в расправе над Шуйским без суда и следствия. Источники свидетельствуют о том, что виноваты „переусердствовавшие" слуги. Желая угодить царю, они задушили ненавистного всем боярина вместо того, чтобы отправить его в темницу».

Источников, на которые ссылается Вячеслав Геннадьевич, он не указывает, а потому его утверждение равнозначно извечному: стрелочник виноват. Со дня случившегося минуло уже более 475 лет, и попробуй найди здесь концы. Но остаётся неоспоримым самый факт расправы над «первосоветником» царя Андреем Шуйским, и он обыгрывается каждым автором в зависимости от симпатий или антипатий к царю Грозному.

«И государя не пропустили»

На тринадцатый год формального правления Ивана IV, по весне, в Москву пришло известие о предстоящем набеге крымского хана Сахиб-Гирея. Великому князю было уже 15 лет. Поэтому опекуны решили поставить его во главе рати. В мае 1546 года русское войско выступило навстречу врагу и остановилось у южного рубежа московских земель, в Коломне. По сообщению Пискарёвского летописца, молодой царь, томясь бездельем, скрашивал свои дни разными забавами: «И тут была у него потеха: пашню пахал вешнюю и с боярами сеял гречиху. И иные потехи: на ходулях ходил и в саван наряжался». Последняя игра представляла собой пародию на обряд церковных похорон – устанавливался гроб с покойником и проходило отпевание, состоявшее из самой отборной брани.

Однажды Иван Васильевич отправился охотиться. При возвращении великий князь и сопровождавшая его свита встретились с новгородскими пищальниками. Было их человек пятьдесят. Новгородцы просили за своих опальных людей. Князь приказал гнать их.

Новгородцы забросали посланцев Ивана IV грязью. Те пустили в ход оружие. И тогда «пищальники все стали на бой и почали ис пищалей стреляти, а дворяне из луков и саблями. И бысть бой велик, и мёртвых по пяти, по шести на обе стороны. И государя не пропустили тем же местом к своему стану проехати, но объеха государь иным местом».

Это взбесило номинального владыку Московского княжества. Велено было произвести розыск и выяснить: кто напустил Пищальников на великого князя и его людей? Как осмелились новгородцы преградить путь государю и применить оружие?

Подозрительный и трусливый, Иван IV и мысли не допускал о случайности происшедшего: «Государь о сём бысть в сумнении, и повеле о сём проведати, по чьему науку бысть сие съпротивство, а без науку сему быти не можно». В случившемся царь видел заговор, а раз так, надо было искать злоумышленников в своих рядах. Поручено это было дьяку Василию Захарову.

Дьяк давно присмотрелся к молодому правителю и знал, как угодить ему. Иван IV уже дважды подвергал опале бояр, Ф. С. и В. М. Воронцовых, дворецкого И. П. Фёдорова и князя И. И. Кубенского. На них и указал догадливый дьяк.

Фёдор Семёнович Воронцов был вторым воеводой передового полка, Василий Михайлович Воронцов – вторым воеводой полка левой руки, Иван Петрович Фёдоров – конюшим, Иван Иванович Кубенский – вторым воеводой большого полка и троюродным братом великого князя по материнской линии. В застенок бросили фактическое руководство войска.

И вот в преддверии нашествия крымцев дьяк Захаров «неведомо каким обычаем извести государю сие дело на бояр». Летописец, конечно, лукавил – методы принуждения к нужным владыкам показаниям хорошо и давно известны: дыба, кнут, вода, огонь и тиски разного рода.

Все (кроме Фёдорова) выдержали пытку и вины своей не признали. Поэтому обвинительное заключение было весьма туманным: «За некоторое их к государю неисправление». То есть не за мнимый заговор, а за какие-то попущения по службе.

Тем не менее приговор был суров – смертная казнь. Постниковский летописец рассказывает: «И июля в 21 день на завтрее Ильина дня велел князь великий на Коломне у своего стану перед своим шатры казнити бояр своих. И казнили их, всем трём головы посекли, а отцов их духовных у них перед их концом не было. А боярина Фёдорова о те же поры ободрана нага держали. Но государь его не велел казнити за то, что он ся виноват чинил. А сослал его на Белоозеро. А животы их и вотчины их велел князь великий поймать на себя».

Отрок мужал, и его игры переходили в садизм зарвавшегося владыки.

* * *

Совсем иначе смотрит на описанное выше автор исследования «Иван Грозный без лжи» Н. М. Пронина: «А ведь цвела весна, май месяц, и ввиду отсутствия неприятеля (крымцы, прознав о выступлении русских войск к южным границам, отложили свой поход на Русь) Иван просто взялся вместе с окрестными жителями пахать вешнюю пашню, сеять гречиху. А ещё… ещё он, смеясь, вышагивал с гурьбой деревенских парней на высоких ходулях, шутил, „обряжаясь в саван", дабы в какой-нибудь потехе изобразить привидение.

И как не понять из этих кратких штрихов, переданных летописцем, сколь далёк был юный Иван от кровавых разборок своей аристократии. Что, вероятно, вырвавшейся из холодных кремлёвских покоев душе его, душе сироты, было теплее среди людей простых, в глазах которых пусть угадывалось и почтение, и даже страх, но они были искренними, как и улыбки их, и крепкое крестьянское словцо, напрочь лишённое показного боярского подобострастия. И он оценил и запомнил это. Запомнил на всю жизнь».

Словом, в мае – июле 1546 года под Коломной резвился отрок, ещё не вошедший в разум, а через полгода это уже царь, муж могучего интеллекта, дерзнувший на то, на что не решились его более зрелые и умудрённые жизненным опытом предшественники. Но, как говорится, свежо предание об отроческой непосредственности и невинности завтрашнего царя, но что-то не верится автору, которая дала своей книге симптоматический подзаголовок «Мученик власти». Хорош мученик, не только казнивший людей, ложно оклеветанных (ПСРЛ. Т. 13, с. 448), но и не позабывший отписать себе их вотчины.

Великий князь тешится

Кстати. На подростковое недомыслие сваливал царь свои грехи, накопившиеся к 1554 году. Обращаясь к церковному собору, он говорил, что, уйдя от заповедей Господа, «заблудился душевне и телесне» по причине «юности и неведения». О царской короне ведал, а о том, как подобает государю держать себя, – ни сном, ни духом!

«Домострой»

Это – своеобразная энциклопедия русского домашнего быта, свод житейских правил и представлений, сложившихся к середине XVI столетия. Книга сохранилась в трёх редакциях – двух основных и одной дополнительной. Ряд рукописных списков 2-й редакции заканчивается «Поучением и наказанием» Сильвестра своему сыну Анфиму. В «Домострое» имеются и заимствования из более ранних памятников письменности – «Пролога», «Стословца», «Измарагды», «Златоуста» и других. Книга состоит из трёх частей и 63 глав.

Первая часть (главы 1-15) трактует вопросы религиозной жизни: правила перстосложения при крестном знамении; необходимость творить Иисусову молитву; обязанность мирянина посещать церковь, молиться дома, слушать наставления своего духовного отца, быть милостивым к странноприимным. Вот один из фрагментов первой части: «Каждому христианину следует знать, как по-божески жить в православной вере христианской. Прежде всего, всею душой веровать в Отца и Сына и Святого Духа – в нераздельную Троицу. В воплощение Господа нашего Иисуса Христа, Сына Божия, веруй. Называй Богородицей мать, его родившую. И Кресту Христову с верою поклоняйся, ибо на нём совершил Господь спасение всех людей. Потому и иконе Христа, и Его Пречистой Матери, и святым небесным бесплотным силам, и всем святым честь воздавай, ибо Сам Он – Любовь».

Вторая часть посвящена семейной жизни. Главой семьи был муж. На нём лежала забота о материальном и духовном благополучии жены, родителей, детей, слуг. Семейные отношения подразумевали чёткое разделение обязанностей. При этом жена, как хозяйка дома, пользовалась большими правами и уважением: «Если дарует Бог хорошую жену – это дороже камня драгоценного. Блажен муж, если у него хорошая жена, число дней его жизни удвоится. Хорошая жена радует мужа своего и наполнит миром лета его. Жена добрая, терпеливая и молчаливая – венец своему мужу. Блажен муж такой жены, и жизнь свою проживут они в добром мире».

При ослушании и серьёзной провинности жену полагалось наказывать, но без злобы, с любовью: «А за любую вину ни по уху, ни по глазам не бить, ни под дых кулаком, ни пинком, ни палкой не колотить. Бить плетью – бережно, с поучением. Оно и вразумительно, и больно, и страшно, и здорово. И только за большую вину и огорчение, за серьёзное и страшное ослушание и нерадение».

Третья часть (главы 30–63) состоит из практических советов по домоводству – чистота в доме, умеренность во всём, знание правил поведения дома и в гостях: «И есть бы, и пить нам во славу Божию, а не объедаться, не упиваться, не пустотой заниматься.

А к этому добавь ещё: когда пригласят тебя на пир, не упивайся до страшного опьянения и не сиди допоздна, потому что во многом питии и в долгом сидении рождаются брань, и свара, и драка, а то и кровопролитие. И ты, если здесь находишься, хотя не бранишься и не задираешься, в той брани и драке не будешь последний, но первый: ведь долго сидишь, дожидаешься этой драки.

Не говорю: не следует пить – такого не надо; но говорю: не упивайтесь допьяна. А дара Божьего не порицаю, но порицаю тех, кто пьёт без удержу. Многие люди лишаются пьянством и земного богатства.

Если случится приветить приезжих людей, торговых ли или иноземцев, иных гостей, званых ли, Богом ли данных: богатых или бедных, священников или монахов, – то хозяину и хозяйке следует быть приветливыми и должную честь воздавать по чину и по достоинству каждого человека».

Создание «Домостроя» было связано с необходимостью регламентации быта состоятельных горожан. К ним в основном и обращены поучения сборника: «Кто с запасом живёт, у хозяйственной жены и закуска всегда запасена, никогда перед гостем не стыдно: хотя бы даже и пир – разве чего нужного прикупить, а то Бог дал – и дома всего много.

Во всём своём обиходе: в лавочном, и в любом товаре, и в казне, и в жилище, и в дворовом всяком припасе, деревенском и ремесленном, и в приходе и в расходе, и в займах и в долгах – во всём знать меру; по мере достатка и живёшь, хозяйство держишь. По приходу и расход.

Всякому человеку: богатому и бедному, большому и малому – должно всё рассчитывать и размерять, исходя из ремесла и доходов, а также и по имуществу.

Надобно каждому человеку избегать тщеславия, и похвальбы, и неправедной наживы. Жить по силе своей и по достатку, и расчётливо на прибыль от законных средств. Ибо такая жизнь благоприятна, и богоугодна, и похвальна от людей, и надёжна и себе и детям».

Эта мысль – достаток угоден Богу, если нажит честным путем, – была главной в «Домострое», ставшем настольной книгой для многих поколений русских людей.

Всему своё время

Почти два столетия назад великий русский поэт высказал мысль, которая для многих стала аксиомой: гений и злодейство несовместны. К сожалению, история человечества начисто опровергает этот постулат. Не применим он и к герою данной книги. Все, кто серьёзно занимался изучением жизни и деяний Ивана Грозного (и его хулители, и его аллилуйщики), сходятся в одном: царь был необычайно начитан и являлся одним из образованнейших людей XVI столетия.

Когда же Иван Васильевич почерпнул свои немалые знания и кто руководил образованием отрока, пребывавшего в полной заброшенности и отчуждённости от безразличного (а порой и враждебного) к нему окружения? Ни одна придворная роспись не упоминает, что у Ивана и его младшего брата Юрия были воспитатели и учителя. А между тем известно, что в Новгороде юным государем была заказана копия Софийского свода Великих Миней, только-только законченных архиепископом Макарием.

Этот документированный факт наталкивает на мысль, что первым учителем и наставником Ивана был митрополит Иоасаф, вскоре низложенный Иваном Шуйским. В марте 1542 года новым владыкой церкви был поставлен Макарий; он и взял под своё покровительство отчуждаемого высшим боярством отрока.

Митрополит Макарий был человеком гуманным и просвещённым. Получив высшую духовную власть, он начал собирать по городам и весям Руси памятники православной литературы. За десять лет Макарий создал ещё более полный Успенский свод Великих Миней. Это настоящая энциклопедия, в которой собраны все святые книги, обретавшиеся на Руси 1540-х годов. Неудивительно поэтому, что подопечный митрополита был особенно начитан в религиозной литературе.

Иван IV великолепно разбирался в богословии, целыми абзацами наизусть цитировал Святое Писание. Кроме Псалтири (книги для всех) он знал Новый и Ветхий Завет, труды отцов церкви, постановления Вселенских соборов. Свободно ориентировался в ересях, безошибочно классифицируя их основные признаки.

Обладая уникальной памятью, Иван IV не всегда прибегал к помощи первоисточника, что видно по мелким и несущественным неточностям, которые он допускал в диктовавшихся им документах и письмах (сам царь не писал). А это лишний раз указывает на обширность и основательность его знаний.

Иван IV прекрасно знал как отечественную, так и зарубежную историю. Знал работы античных философов и греко-римскую мифологию, любил ссылаться на мифологических персонажей, и всегда к месту. В своих работах царь приводил примеры из истории древнего Вавилона, Персии, Греции, Рима, даже королевств вандалов и готов. Досконально знал генеалогию всех европейских (и ряда азиатских) династий; освоил искусство риторики, поэзии, музыки и военного дела; имел определённый багаж знаний по математике, архитектуре и медицине. Словом, вопреки обстоятельствам, оказался на высоте занимаемого положения и многое мог бы дать своему народу, если бы… Но об этом чуть позже.

Глава II
Боговенчанный царь и самодержец

Венец и бармы

Московские князья рано стали претендовать на царский титул, означавший высший предел власти земных владык. Уже повесть о житии великого князя Дмитрия Ивановича Донского, помещённая в Московском летописном своде конца XV столетия, говорит о нём как о царе и самодержце всей русской земли: «царский сан держаще». В повести несколько раз упоминается венец князя, который вошёл в историю под названием «Шапки Мономаха»: «На престоле царском сидя, царскую багряницу и венец нося…»

Та же мысль проводилась в сочинении старца Ферапонтова монастыря Спиридона-Саввы «Послание о Мономаховом венце». В ней великий князь Василий III назывался царём, а всё сочинение обосновывало законность этого титула.

И вот, на что не решились мужи опытные в правлении и умудрённые жизнью, сделал юнец. 13 декабря 1546 года Иван IV заявил митрополиту (конечно, не без соответствующей подготовки с его стороны) о своём намерении венчаться на царство. Святитель, приложивший немало усилий, чтобы сделать это желание собственной мыслью вчерашнего отрока, рьяно взялся за дело.

Во вторник 14 декабря у митрополита собралась Боярская дума. На её заседании присутствовали даже те, кто находился на тот момент в опале. Самого Ивана IV не было, а это указывает на то, что ни великий князь, ни митрополит не были уверены в положительном решении поднятого ими вопроса. Но Макарию всё же удалось убедить Думу в важности и необходимости предложенного им шага. Согласие Думы было получено. В этот же день состоялось её второе заседание, но уже не в резиденции митрополита, а в царском дворце.

17 декабря проходила торжественная церемония официального объявления о венчании государя. На ней Иван произнёс две проникновенные речи, которые, по словам летописца, повергли всех присутствовавших в слёзы радости и гордости за столь раннюю мудрость молодого государя (Ивану IV было в этот день 16 лет, три месяца и три недели).

Венчание на царство проходило 16 января 1547 года. В «Летописце начала царства» читаем: «В воскресенье венчан был на царство Русское благоверный великий князь всея Руси Иван Васильевич преосвящённым Макарием, митрополитом всея Руси, и архиепископами, и епископами, и архимандритами, и всем освящённым собором Русской митрополии. А венчан был животворящим крестом, и царским венцом, и бармами, которыми на царство Русское прародитель его Владимир Мономах».

Митрополит Макарий обратился к Ивану с речью, содержавшей мысль о высоте царского служения:

– Вас бо Господь Бог в Себе место избра на земли, и на Свой Престол вознёс, милость и живот посади у вас. И нарекаешься князь великий Иван Васильевич, боговенчанный царь и самодержец всея Великой Руси.

После молебна митрополит совершил помазание: великому князю давалась благодать Божья на служение Руси. На Ивана возложили знаки власти: Честной Животворящий Крест, бармы и шапку Мономаха. После этого митрополит Макарий благословил молодого царя укреплять «суд и правду» в родной земле, оборонять её от врагов, быть милостивым к подданным и строго карать зло, строго блюсти православную веру и всячески оберегать мать-церковь.

Из всего церемониала венчания Ивана IV на царство особое значение в глазах русского человека имел акт миропомазания, так как средневековый обыватель был фанатично религиозен и не знал никаких других учений мировоззренческого характера. Митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Иоанн так объяснял смысл акта миропомазания: «Помазание царей святым миром[6]6
  Святой мир — благовонное масло особого состава.


[Закрыть] имеет своё основание в прямом повелении Божием. Об этом часто говорит Священное Писание, сообщая о помазании пророками и первосвященниками ветхозаветных царей в знак дарования им особой благодати Божией для богоугодного управления народом и царством. Православный катехизис свидетельствует, что „миропомазание есть таинство, в котором верующему при помазании священным миром частей тела во имя Святаго Духа, подаются дары Святаго Духа, возвращающие и укрепляющие в жизни духовной“.

Над каждым верующим это таинство совершается лишь единожды – сразу после крещения. Начиная с Иоанна Грозного, русский царь был единственным человеком на земле, над кем Святая церковь совершала это таинство дважды – свидетельствуя о благодатном даровании ему способностей, необходимых для нелёгкого царского служения.

Иван Грозный стал первым помазанником Божьим на русском престоле. Воцарение Грозного стало переломным моментом русской истории, завершив пятивековой процесс формирования русского народа как народа-богоносца, русской государственности как религиозно осмысленной верозащитной структуры, русского самосознания как осознания богослужебного долга, русского «воцерковленного» мироощущения как молитвенного чувства промыслительности всего происходящего. Соборность народа и его державность слились воедино, воплотившись в личность русского православного царя».

Действо коронации и акт миропомазания произвели на юного государя, психически не слишком уравновешенного, очень сильное впечатление. На несколько дней он скрылся в уединении, отмаливая накопившиеся грехи, а затем приказал собрать в Москве людей всякого чина и состояния, избранных всенародно, для важного государственного дела.

В один из воскресных дней (на исходе зимы) у лобного места собрался народ. После обедни царь вышел из Кремля с духовенством, с крестами, с боярами и охраной. Люди стояли в глубоком молчании.

Отслужили молебен, и Иоанн обратился к митрополиту:

– Святый владыко! Знаю усердие твоё ко благу и любовь к отечеству – будь же мне поборником в моих благих намерениях. Рано Бог лишил меня отца и матери; а вельможи не радели обо мне: хотели быть самовластными; моим именем похитили саны и чести, богатели неправдою, теснили народ – и никто не претил им. В жалком детстве своём я казался глухим и немым: не внимал стенанию бедных и не было обличения в устах моих! Вы, вы делали что хотели, злые крамольники, судии неправедные! Какой ответ дадите нам ныне? Сколько слёз, сколько крови от вас пролилося? Я чист от сея крови! А вы ждите суда небесного!

Тут царь поклонился на все стороны и продолжил:

– Люди божии и нам Богом дарованные! Молю вашу веру к Нему и любовь ко мне: будьте великодушны! Нельзя исправить минувшего зла: могу только впредь спасать вас от подобных притеснений и грабительств. Забудьте, чего уже нет и не будет; оставьте ненависть, вражду; соединимся все любовию христианскою. Отныне я судия ваш и защитник.

Так началось самостоятельное правление государя, дела и пороки которого до сего дня остаются предметом разногласий и острых дискуссий среди учёных самых разных исторических школ и мировоззрений.

* * *

Принятие царского титула Иваном IV стало своеобразным (и пока формальным) переворотом в отношениях государя с наиболее знатной и влиятельной частью русского общества. Известный публицист В. Ф. Иванов писал по этому поводу: «Святой митрополит Макарий защитил самодержавие Грозного против преступной попытки бояр его расшатать. Великий святой предвидел, что в лице Грозного он обретает великого царя».

Ещё более радикальна в своих выводах Н. М. Пронина: «Вместе с Иваном венчалась и сама Русь, во всеуслышание принимая на себя высокое духовное наследие Византии, равно как с „бармами Мономаха" приняла она и наследие древнего Киева».

В отношении «всеуслышания» исследовательница несколько переборщила: иностранные государства были извещены об акте венчания русского государя только через… два года. Польские послы, например, с удивлением узнали, что Иван IV «царём венчался» по примеру прародителя своего Владимира Мономаха и имя (титул) «не чужое взял». Узнали официальным путём – через Посольский приказ. Не удовлетворившись устным сообщением, потребовали письменных доказательств. На что получили категорический отказ – хитроумные чинуши иностранного ведомства боялись, что, получив письменный ответ, поляки смогут обдумать свои возражения, а это породит спор. Но это привело к тому, что Речь Посполитая отказывалась признать новый титул российского правителя вплоть до петровского времени, то есть более полутора столетий.

Елей на душу молодого царя первой пролила братия Хиландарского монастыря. В послании Ивану IV 1548 года она титуловала его «единым правым государем, белым царём восточных и северных стран, святым, великим благочестивым царством, солнцем христианским, утверждением седми соборных столпов». Сербские хроники называли Ивана IV «надеждой всего Нового Израиля», «солнцем Православия», царём всех православных христиан.

Но только в 1562 году патриарх Иоасаф прислал Ивану IV грамоту, которая узаконивала его царский титул. Основанием для этого послужила легенда о вручении константинопольским императором Константином царских регалий киевскому князю Владимиру: «Венчали на царство благочестивейшого великого князя Владимира и даровали ему тогда царский венец на главу с диадемою и иные знаменья и одежды царские».

Светские государи Европы и Рим оказались менее сговорчивыми. Первой признала (1555 год) новый титул Ивана IV протестантская Англия.

Кстати. Весьма симптоматично, что венчание Ивана IV на царство проходило в год 400-летия летописного основания Москвы. Любители астрологии и оккультных наук наверняка найдут в этом совпадении нечто мистическое.