Текст книги "Рождённый в блуде. Жизнь и деяния первого российского царя Ивана Васильевича Грозного"

«Ведать свой чин»

Русская православная церковь не раз и не два отлучала и проклинала своих врагов. Но 14 января 1554 года случилось необычное: от церкви отлучили «правую руку царя» дьяка И. М. Висковатого.

Иван Михайлович возглавлял Посольский приказ, но не был слепым орудием в руках Ивана Грозного. Самостоятельно мыслил и действовал и на иных поприщах. Конфликт с церковью продолжался три года. Связан он был с росписями Благовещенского собора Кремля.

Во время пожара 1547 года собор сильно пострадал. Для восстановления его росписей пригласили мастеров из Новгорода и Пскова. Иконы и фрески, созданные по образцам северо-западной школы, казались многим ревнителям старины слишком вольными, далеко отходящими от канонов, сложившихся в Московской земле.

И всё время, пока работали псковичи и новгородцы, Висковатов приходил в Благовещенский собор и обращался к находившимся в нём людям с обличениями, стараясь как можно сильнее возбудить общественное мнение против «еретиков». В определении церковного собора, данном «диаку Ивану Михайловичу к его душевному исправлению», о действиях Висковатого говорилось так: «От своего мнения о тех святых честных иконах сомнение имел, и вопил, и возмущал народ в соблазн и поношение многим».

Отлучили дьяка Посольского приказа, правда, временно – на три года. В первый год он должен был стоять у храма, каяться и просить входящих в собор помолиться за него. На второй разрешался вход в церковь для слушания Божественного писания. На третий было позволено находиться в храме, но без права принимать причастие. Довольно грубо в определении собора Висковатому предписывалось «ведать свой чин» и не воображать себя головой, будучи ногой. Но что удивительно: Иван Михайлович не смирился с этим уничижительным приговором и продолжал отстаивать свои взгляды на искусство северо-западных мастеров. В итоге церковный собор согласился с рядом его замечаний, в соответствии с которыми иконы были исправлены. Не пошатнулась и служебная карьера Висковатого.

Словом, явление в российской действительности уникальное: одной рукой церковь наказывала ослушника и противленца, а другой исправляла по его указанию «святые» иконы и не менее ценные фрески.

* * *

1555 г. В январе в Москву прибыли Тягруп и Панчады, послы сибирского хана Едигера. Их целью было бить челом царю Ивану IV, чтобы он «всю землю Сибирскую взял под своё имя и от сторон ото всех заступил[14]14
  Защитил.


[Закрыть], и дань свою на них положил, и человека своего прислал, кому дань собрать».

Первый английский посол

Вернувшись на родину, Ченслер постарался закрепить свой успех – вскоре на прилавках лондонских торговцев появилась его книга «О великом и могущественном царе Русском и великом князе Московском». Не

зная русского языка, кормчий ухитрился собрать много ценных сведений о России, её рынках, образе жизни русских и их обычаях. В книге скрупулёзно отмечались все особенности территорий, через которые проехал англичанин со своим экипажем, вообще всё, что могло быть предметом интересов лондонского купечества.

Многому не поверил бы первый английский посол в Московии (как самозванно именовал себя этот путешественник), если бы не увидел собственными глазами. И как ни странно, его записки удивительно современны, ибо лейтмотив их – всего много, но ничего нет.

В стране, где и летом привычнее было ездить на санях, столько родилось хлеба, что ежедневно доставлялось в столицу от 700 до 800 подвод. И тем не менее Ченслер отмечал: «Бедняков здесь неисчислимое количество, и живут они самым жалким образом. Я видел, как они едят селёдочный рассол и всякую вонючую рыбу. Да и нет такой вонючей и тухлой рыбы, которую бы они не ели и не похваливали».

Бедность народа резко диссонировала с роскошью царского двора. Эта роскошь обеспечивалась и защищалась небывалой для Европы воинской силой – до 300 тысяч человек. Но и вооружённые массы не могли похвастаться особыми привилегиями. Скудность и суровость их быта являлись правилом, а не исключением:

– Нет под солнцем людей, столь привычных к суровой жизни, как русские, – утверждал Ченслер. – Простой солдат не имеет палатки, ни чего-либо иного, чтобы защитить свою голову. Сам он живёт овсяной мукой, смешанной с холодной водой, и пьёт воду.

Ченслер и его спутники жили на посольском дворе, лишённые права свободного передвижения по городу. Однако наблюдательный чужестранец сумел заметить главное – подданные самодержавного государя низведены до положения бессловесной скотины. Никаких прав на имущество и землю, всё под юрисдикцией царя, всё зависит от его злой воли. Произвол и насилие возведены в принцип. «Можно сказать, – констатировал Ченслер, – что русские люди находятся в великом страхе и повиновении и каждый должен добровольно отдать своё имение, которое он собирал по клочкам и нацарапывал всю жизнь».

Отсюда беспробудное пьянство, отчаяние и апатия. Не сегодня, не вчера и не в один день родилась у русского народа пословица: «Трудом праведным не наживёшь палат каменных». Отсюда такая форма сопротивления властям предержащим, как тюрьма, самозаключение. «Я слышал, – свидетельствует Ченслер, – как один русский говорил, что гораздо веселее жить в тюрьме, чем на воле. Там они получают пищу и питьё без всякой работы, да ещё пользуются благотворительностью добрых людей».

Вывод путешественника о положении народа одной из обширнейших и богатейших стран мира грустен и сегодня вызывает невесёлые думы и ассоциации: «По моему мнению, нет другого народа под солнцем, который вёл бы такую суровую жизнь».

…Ченслер покидал Англию при короле Эдуарде VI, а вернулся в неё в начале правления его дочери Марии. Рассказы кормчего о Московии произвели на королеву и купцов огромное впечатление, и в начале 1555 года в Лондоне было учреждено специальное общество для торговли с Россией, Персией и северными странами – «Московская компания».

В Вестминстерском дворце королева Мария утвердила устав компании. В её правление вошло 28 «правительственных членов», то есть лиц самого высокого ранга. Председателем общества стал Себастьян Кабот – известный путешественник, участвовавший в экспедиции, открывшей наиболее удобный путь в Новый Свет.

Королева и её супруг решили вновь направить Ченслера в Московию, на этот раз на корабле, названном их именами, – «Филипп и Мария». В Англии не нашлось людей, знавших русский язык. Королева сомневалась и в том, что в Москве кто-то знает английский. Поэтому грамоты к Ивану IV написали на трёх языках: греческом, польском и итальянском, так как знали о связях Московии с этими странами.

Первые личные послания английской королевы к русскому государю были проникнуты горячим желанием установить с «открытой страной» самые дружественные и тесные отношения. О чём наш современник пишет: «В те далёкие времена связи между странами зависели прежде всего от отношений монархов. Королева, хорошо понимая это, восхваляя государственную мудрость русского царя, „просила и молила“ его оказать милость английским деловым людям, обещая предоставить на основе взаимности такие же привилегии русским купцам».

В избытке восторга от удачи Ченслера Ивана IV титуловали не просто «императором», а аж «великим императором». Правда, это не помешало Марии внести в устав «Московской компании» тайный пункт о запрете продавать русским оружие.

Кстати. Королева Мария Тюдор была достойной парой русскому царю. За жестокое преследование сторонников Реформации её прозвали Кровавой. К счастью для англичан, правление её оказалось недолгим (1553–1558).

Храм Покрова

В первый летний месяц 1555 года на будущем Васильевском спуске, на краю рва, защищавшего Кремль с Торга, началось необычное для Москвы строительство – повелением государя Ивана IV и митрополита Макария возводился Покровский собор. Он был заложен в память о взятии Казани и посвящён празднику Покрова Божьей Матери. Задумывался собор как соединение нескольких церквей, которые ставились на одно основание и должны были служить приделами к основному храму. Церквей намечалось воздвигнуть восемь, но… Вот что случилось согласно «Сказанию о построении собора»: «Даровал Бог благоверному царю Ивану Васильевичу двух мастеров русских, по имени Постник и Барма, и были они премудры и обучены таковому чудному делу. И по совету святительскому повелел им царь строить церкви каменные заветные – восемь престолов. Мастера же, Божием промыслом, основали девять престолов – но так, как Богом дано было им уразуметь…»

Словом, проявили зодчие инициативу. А инициатива, как известно, наказуема на Руси. И повелел «благодарный» царь за создание шедевра архитектуры ослепить мастеров. Заодно обезопасил себя от возможности постройки ими где-либо ещё чего-то подобного.

Собор Василия Блаженного

Это, конечно, легенда. Достоверных данных о строительстве собора нет, а те, что дошли до нас, крайне противоречивы. В одном из дореволюционных описаний храма Василия Блаженного говорится: «Это сфинксовая загадка, которая не нашла ещё своего Эдипа». Почему? Дело в том, что долгое время никто не знал имени зодчего, создавшего это «чудо в камне». Только в 1896 году в «Чтениях в императорском обществе истории и древностей российских при Московском университете» было опубликовано сенсационное сообщение настоятеля Покровского собора Ивана Кузнецова. Просматривая рукописи, хранящиеся в Румянцевском музее, он нашёл в коллекции Д. В. Пискарёва отрывок из какой-то неизвестной летописи. В ней указано, что «повелением царя и государя и великого князя Ивана зачата делать церковь обетная еже обещался в взятие Казанское Троицу и Покров и семь приделов еже именуется на рву, а мастер был Барма с товарищи».

Выходило, что собор строил зодчий Барма. Вскоре там же И. Кузнецовым был найден другой исторический источник. В нём уже говорилось о «двух мастерах русских, по реклу Постник и Барма быша премудрии и удобни таковому еюдному делу». Так появились разночтения исторического документа, которые вызывают споры и среди современных историков.

Одни утверждают, что собор был построен Бармой Постником, другие считают Барму и Постника разными людьми. Но как бы то ни было, в Москве был создан такой памятник, который не подавил своим величием знаменитые кремлёвские соборы, а лишь дополнил их.

Главная церковь собора, центральная, во имя Покрова. Была освящена в 1561 году. Храмы, возведённые вокруг неё, – 1 октября 1559 года. Это церкви Живоначальной Троицы, Входа Господня в Иерусалим, Николая Великорецкого, Святых Киприана и Иустины, Трёх патриархов Константинопольских, Варлаама Хутынского, Александра Свирского и Григория Великой Армении. Эти церкви символизировали наиболее важные события казанской войны. Освящал их лично митрополит Макарий.

Собор построен в стиле деревянного зодчества Древней Руси. Твёрдый камень, подчиняясь мастерству строителей, покорно перенял мягкость и причудливость дерева. Изукрашенный, пёстрый и свободный, храм стал архитектурным символом Москвы. Это – великое творение, которое своей затейливой декоративностью, всем своим ярким и жизнерадостным обликом восхищает уже не один десяток поколений москвичей и невольно заставляет каждого задуматься о характере и душе народа, создавшего этот шедевр.

Покровский собор занимает особое место среди архитектурных памятников Москвы. Явление это уникальное. Ни один мастер за последующие столетия ничего подобного не создал. Зато попытки уничтожить древнее творение были.

По генеральному плану столицы (1935) через Красную площадь предполагалось провести широкую магистраль Север – Юг (Сокол – завод имени Сталина). Рассказывают, что при одном обсуждении проекта плана в Кремле докладчик убрал для наглядности с карты города макет Покровского собора.

Вождь сухо обронил, указывая на игрушку:

– А это поставьте на место.

По другим преданиям, собор уцелел благодаря активному противлению намерениям властей архитектора-реставратора П. Д. Барановского.

* * *

Большинству москвичей Покровский собор больше известен как храм Василия Блаженного. Это название связано с юродивым, долгое время обитавшим в Москве.

Василий родился близ столицы в 1464 году. Юродствовать начал с 13 лет. Не имея крова, он постоянно бродил Москве, едва одетый и зимой и летом. Ночевал обычно на паперти какой-либо церкви. Ни друзей, ни знакомых у него не было. Над странным бродяжкой насмехались, нередко били. Кормился Василий подаяниями. Носил вериги. Говорил мало – только в преддверии какой-либо беды.

Внимание на его предсказания и реплики начали обращать довольно поздно. В основном они связаны с пожарами – главным бедствием русских городов, строившихся из дерева. Именно с Василием Блаженным связывала летопись первый московский пожар 1547 года: «Прииде в монастырь Воздвижения и став перед церковью, плакал безутешно, и люди, видя это, удивлялись». На следующий день выгорели Кремль и Китай-город.

О Блаженном знали митрополит Макарий и молодой Иван Грозный. Одна из встреч царя и юродивого произошла на богослужении, во время которого Грозный думал об обустройстве дворца, воздвигавшегося на Воробьёвых горах.

Случайно узрев юродивого после службы, царь спросил:

– Где ты был, тебя я не видел.

– А я видел тебя, только не в церкви, а на Воробьёвых горах, – к удивлению Ивана, ответил Блаженный.

Конечно, царь запомнил этот случай и как-то велел привести юродивого на свои именины. Василию трижды подносили от имени государя ковш с вином, но он каждый раз выплёскивал его содержимое.

Разгневанный владыка уже готов был вспылить, но Блаженный успокоил его:

– Не кипятись, Иванушка, надобно залить пожар в Новгороде, и он уже залит.

Самодержец успокоился, но, привыкнув никому не доверять, послал в Новгород нарочного. Сказанное юродивым оказалось правдой – там был пожар, но его погасили.

Без угла и приюта, неухоженный, никому не нужный, Василий тем не менее прожил 88 лет, что для Средневековья само по себе уже было чудом. Умер он 2 августа 1552 года и был погребён на кладбище Троицкой церкви во Рву. Когда там возвели Покровский собор, церковь соединили с ним. Поскольку в сознании москвичей это место связывалось с памятью о юродивом, Покровский собор получил в народе название храма Василия Блаженного.

Русская церковь причислила Василия к лику святых. В день кончины юродивого празднуется его память. Его имя ежедневно поминается за всенощной и во время освящения воды в числе великих русских святых.

Старейшее торговое здание города

В 1555 году английской «Московской компании» были предоставлены в России большие права – не только беспошлинно торговать во всех городах государства, иметь дома и лавки, нанимать слуг и работников, но и отвечать за свои действия только перед государем. А тот мог отнять у преступника честь и жизнь, но не трогать его имения.

Наряду с этими привилегиями англичане получили в Москве, вблизи Кремля, на древней улице за Торгом, каменные палаты (Варварка, 4а). Жилые каменные постройки в средневековой Москве были большой редкостью и стоили очень дорого. Палаты принадлежали ранее богатому купцу, выходцу из генуэзской колонии Сурожа Ивану Бобрищеву (Юшке), а после его смерти перешли в казну. О пожаловании палат англичанам упоминается в Патриаршей летописи под 1556 годом.

Занесённые северными ветрами к берегам Московии англичане прочно, почти на столетие, обосновались на Большом посаде, в доме на Варварке. Усадьбу вокруг каменных палат обнесли прочным забором, поставили баньку, вырыли колодец, построили конюшни, развели огород и сад с яблонями, грушами, сливами и вишнями, поставили «палаты и амбары для своего товарного бережения».

Но основным сооружением усадьбы оставался дом Юшки. Здесь, в главной Казённой палате, украшенной большой русской изразцовой печью, за мощной металлической дверью хранилась казна английской «Московской компании». Здесь проходили торжественные встречи.

Подвал и чердак здания по обычаю купеческих домов Западной Европы были оборудованы подъёмным устройством, облегчавшим транспортировку товара. В фундаментальном каменном строении держали наиболее ценный товар. Агенты «Московской компании» проживали на Варварке семьями. Здесь останавливались английские дипломаты. Купец Томас Смит писал в Лондоне, что это был «лучший дом во всей Москве».

При Иване Грозном «Московская компания» достигла пика своего процветания. Это было связано с обширными планами царя, которые простирались до женитьбы на королеве Елизавете. Но здесь у самолюбивого самодержца вышла осечка. Скрывая уязвлённое самолюбие, русский тиран писал английской королеве в октябре 1570 года, что в её державе правит не она, а «торговые мужики», а сама королева пребывает «в своём девическом чину как есть пошлая девица».

В XVII веке «Московская компания» продолжала успешную торговлю с Россией. В 1636 году англичане купили в Москве новую усадьбу, так называемый дом Дия, за Ильинскими воротами Белого города. С этого времени владение в Зарядье стали называть Старым Английским двором.

Старый Английский двор

Торговая экспансия англичан вызвала недовольство русских купцов, неоднократно обращавшихся к царю с просьбой выгнать заморских конкурентов. Удобный повод для этого представился после казни короля Карла I. Самодержавная Россия должна была как-то отреагировать на это событие. Тишайший царь Алексей Михайлович издал указ о выдворении английских купцов из пределов своего государства: «Англичане всей землёй учинили большое злое дело, государя своего Карлуса короля убили до смерти, и за такое злое дело в Московском государстве вам быти не довелось».

Старый Английский двор был конфискован. Здание перешло к боярину И. А. Милославскому, а затем его передали Посольскому приказу. С 1676 года в нём размещалось Нижегородское подворье, в начале XVIII столетия – Арифметическая школа. Затем на протяжении почти полутора столетий здание принадлежало различным купеческим родам. В результате многочисленных перестроек оно не только утратило свой первоначальный архитектурный облик, но и оказалось встроенным в четырёхэтажный доходный дом позднего времени.

Московскому архитектору П. Д. Барановскому удалось теоретически определить точное местонахождение Старого Английского двора. Реставраторам потребовалось затратить немало сил и времени, чтобы освободить здание от поздних наслоений и приблизить его к первозданному виду. Под руководством архитекторов И. И. Казакевича и Е. П. Жаворонковой в 1968–1973 годах были восстановлены белокаменный подклет с двумя палатами XV–XVI веков, Казённая палата (парадный приёмный зал) и другие помещения XVII столетия.

Старый Английский двор – уникальный памятник гражданской архитектуры эпохи Ивана Грозного, времени, от которого построек такого рода практически не сохранилось. Это памятник политической истории Русского государства XVI–XVII веков, по своей значимости не имеющий аналогов, пожалуй, не только в нашей стране. И неслучайно при своём визите в Россию в октябре 1994 года здание посетила королева Великобритании Елизавета II. Принимала Её Величество «королева Английского двора», как прозвали музейные работники Инну Рощину, приложившую немало сил, чтобы довести это многострадальное здание «до ума».

Кстати И. С. Рощина несколько лет вела все дела по реставрации Старого Английского двора совершенно одна, числясь научным сотрудником. И только перед приездом высокой гостьи её «возвысили» в должности до заведующей филиалом Музея истории города Москвы. Инна любила «свой» Английский двор и посвятила ему следующее стихотворение:

 
Есть Английский двор с обрубком крыльца,
С ростком тополиным на крыше.
Кто строил? Кто жил в нём? Века.
Они здесь сквозили по каменным нишам.
 
 
В распалубках залы звенели шаги,
А сильные люди, сгружая тюки,
Косяк задевали плечами,
И люстры слезились свечами.
 
 
Матросы, торговцы, послы, знахари —
Такие далёкие речи —
Любили погреться у русской печи,
Болтая на странном наречье.
 
 
Их море носило из дальней земли,
А с морем не всякий поспорит.
Строители, дел золотых мудрецы
Знавали, что мужество стоит.
 
 
И что мне до них? Почему не могу
Не думать, как жили, что пели?
Россия, тебе поверяли судьбу
В те давние годы Горсеи.
 
 
И льстили тебе, и бранили тебя,
Дивились, страшась, разоряли.
А всё-таки деток родили
И язык твой учить наставляли.
 
 
Пожары – татары, поляки – война,
Опалы, лихие годины.
Людины, людины – чужая страна,
Врозь веры – а беды едины.
 
 
Да, многое помнит тот англицкий дом,
Тот – русский, за частым забором.
 

* * *

1556 г. Уложение о службе. С выходом этого документа военная служба для дворян стала обязательной. За свои ратные труды дворяне получали земельные наделы размером от 150 до 3000 гектаров, а также жалованье от 4 до 120 рублей. Последнее выдавалось перед очередным походом или перед каждым третьим годом службы.

За каждые 50 гектаров выделенной земли дворяне выставляли одного воина в доспехах и на коне. За перевыполнение этой разнарядки полагалось вознаграждение, за уклонение от службы – строгое наказание.

Поместье, выделенное дворянину за службу, являлось (как и сама служебная должность) наследственным. С 15 лет дворянин зачислялся в служебный список, после чего был обязан являться на регулярно проводившиеся смотры. Такая организация военного дела позволяла иметь до 50 тысяч неплохо подготовленной дворянской конницы, составлявшей костяк царской армии.