Текст книги "Линия обесточена"

Колония

Колония «Лотос» находилась далеко от Земли. Собственно, так ее никто не называл, кроме Кима и трех членов экипажа маленького челнока, неспешно летящего по орбите Весты. Сверху поселок действительно напоминал цветок лотоса – лепестками раскрытые солнечные батареи, жадно ловившие лучи далекого Солнца, и купол оранжереи в центре, под которым среди низких грядок ютились несколько блочных домиков.

– Думаете, они обрадуются мне? – Ким брел по залитой солнцем равнине к поселку. Острые лепестки солнечных батарей выплывали из-за близкого горизонта, становились все ближе. Скорее всего его заметили уже и ждут.

– Не сомневайся. У них уже полгода не было гостей, – это голос Иры в шлеме. Она там на орбите с остальными, пьет горячий кофе и рассматривает серую поверхность астероида, изредка перекидываясь с ним парой слов. Скоро нельзя будет. По крайней мере, пока он не покинет колонию.

– Ким, двое по курсу. Направляются к тебе. Встречай гостей.

– Скорее, я тут гость. Вижу, до связи.

Ира чмокнула губами в эфире и стало тихо.

Белые скафандры сияли на солнце, только темные светофильтры на шлемах казались провалами в пустоту. Словно люди без лиц, даже не люди, манекены, наспех слепленные из белого пластика. Их было двое. Один, ниже другого почти на голову, приветственно помахал рукой. Над ними медленно поднималась в звездном небе громада мертвого космического корабля.

– Капитан, добро пожаловать в наш скромный поселок.

– Я доктор. Капитан занят подготовкой грузов к отправке.

– Что ж, – в голосе человека не чувствовалось никакого разочарования. – Мы давно ждем вас. Прошу за мной, тут не так просто найти входной шлюз.

Похоже было, что они действительно соскучились по новым лицам. В колонии два десятка человек. Если быть более точным – двадцать три. Троим еще нет восемнадцати, двое уже ищут по утрам очки и опираются на трость. Остальные еще молоды и полны энергии. Чистота и аккуратность внутри купола говорили об этом и не только. Поселок действительно был скромным – четыре маленьких домика из стандартных блоков, склад и несколько палаток. Почти все население было занято на небольших плантациях грибов и водорослей – того, что могло тут жить и кормить колонию. Тут и там белые халаты, перепачканные грунтом перчатки, усталые лица. Лица! Ким невольно отвернулся.

Сопровождающий Кима снял шлем. Он был стар. На скулах искрилась седая борода, от глаз разбегались густые глубокие морщины. Он улыбнулся, протянул руку без перчатки.

– Уно. Честно говоря, не знаю, как себя правильно называть – губернатор, начальник, мэр. Выбирайте сами.

– Можно просто – господин Уно? – неуверенно спросил Ким.

Продолжая улыбаться, Уно пожал плечами.

– Как вам угодно, доктор. Мы узнали о вашем прибытии слишком поздно. Хотели организовать встречу, но потом оказалось, что и организовывать особо нечего. Угощениями мы вас не удивим, – Уно обвел рукой унылые грядки. – Экскурсию проводить тоже особо негде. Вы отсюда видите весь наш дом и все наше хозяйство.

– Уютно, – сказал Ким. Доля правды в этом была. Аккуратный поселок внушал умиротворение и покой – то, чего не хватает в долгих многонедельных перелетах. По дорожкам и крышам домиков проползла тень – огромный изувеченный корабль проплыл над ними, заслонив солнце.

– Я познакомлю вас с остальными, но немного позже. Сейчас все заняты работой. А пока давайте пройдем в мой кабинет. Да, не удивляйтесь, у меня есть кабинет, правда оборудован он в самой обычной палатке. Вигинти! – окликнул он парнишку, возившегося с огромной лампой над бассейном с водорослями. – Вигинти, пожалуйста, принеси нам кипяток. Сейчас я угощу вас, доктор, тем, что мы тут называем чаем.

Кабинет Уно был мал. Небольшой стол, старое кресло и диван в углу. Похоже было, что здесь он не только работал, но и жил. На стене карта колонии и окрестностей и фотопортрет Алекса Портмана. Астронавт печально смотрел сквозь очки в нижний угол своей же пластиковой рамки. Под картиной искусно сделанная табличка с фамилией и именем основателя колонии, датой рождения и предполагаемой датой смерти.

– Портман, – Уно улыбнулся и привычным движением протер пыль с рамки. – Вы знали его, доктор?

Ким покачал головой.

– Он вернулся из пояса Койпера незадолго до моего первого рейса, – Ким немного почтительно помолчал и затем добавил. – Говорят, он был великим человеком.

Уно улыбнулся, нацепил очки и извлек из ящика стола пачку исписанных листов. Между кривых строчек изредка прятались аккуратные карты и рисунки.

– Здесь все, доктор. Когда я закончу, это будет достойный труд об основателе нашей колонии. И самый подробный, – Уно вздохнул и наугад вытащил лист из середины стопки. – Тот рейс был самым смелым и самым трагичным. У вас на Земле не принято об этом рассуждать, просто голые цифры да пара строчек в учебнике. А ведь это была целая жизнь.

Ким кивнул и опустился на второе кресло, принесенное мальчишкой из недр поселка. Беседа обещала быть долгой и неспешной.

– Я не представляю такого, доктор, а он это видел. Абсолютная темнота космоса и наше Солнце – как искра, а вокруг безграничное кладбище мертвых комет, огромных как целые миры. Их корабль провел там почти год, изучая до того невидимую часть нашей Солнечной системы. Их было семеро и среди них тот, чье имя мы стараемся не упоминать, тот, кто совершил роковую ошибку в навигации. Корабль пострадал от столкновения с Потоком, а Портман выжил и смог сам ликвидировать утечку воздуха. Но починить корабль и вернуться домой он не мог. Один на искалеченном пустом корабле так далеко от дома и солнца – что нам и представить нельзя. Он провел там восемь лет. Восемь долгих лет в попытках починить двигатели и проложить обратный курс.

– У вас сохранились копии судового журнала?

Уно пристально взглянул на Кима сквозь очки и усмехнулся.

– У нас сохранился сам журнал. И много еще такого, чего нет в ваших музеях. Кроме дневника капитана Портмана. Я подавал не одно прошение…

– Быстро у нас на Земле ничего не делается, – уклончиво заметил Ким. – Наберитесь терпения и верьте в лучшее.

– Только и приходится. Вы не откажетесь взглянуть на наш музей?

– Охотно.

– Тогда сразу после чая. Да, это мы зовем чаем, – Уно засмеялся, разливая зеленоватый настой по пластмассовым чашкам.

– Однажды он высадился на комету. Сам. Он понял, что потери воды и атмосферы слишком критичны и на обратную дорогу не хватит ни того ни другого. С помощью грузового челнока он опустился на одну из комет и провел там почти неделю, заготавливая лед. То была героическая неделя без сна и отдыха. Мы часто представляем на наших пятничных встречах как капитан Портман сидел на ледяном утесе в призрачном свете далекого солнца и выискивал на небе дом. Любой из нас отчаялся бы или сошел с ума. Кстати, доктор, конечно, сегодня не пятница, но мы планировали собрание в честь вашего прибытия и годовщины Обратного Пути. Вы не хотели бы?..

– С радостью!

Чай был не так уж плох. Немного отдавал водорослями, но скорее всего из них его и делали, экспериментируя с ферментацией. За второй чашкой Уно долго рассказывал о проблемах колонии: перебоях с поставками воды и запасных частей для ремонта, плохой связи, неурожае, болезнях и подготовке к большому празднику. Главным вопросом, беспокоившим его было бесплодие.

– У нас четыре пары в поселке, четыре семьи. Последнюю свадьбу мы праздновали месяц назад и по этому случаю смастерили из запасных блоков отдельный домик вроде этого за теплицей. Но эта напасть… Скорее всего последствия космической амнезии, но мы все надеемся, что это лечится. Поселок без детей, доктор, лишен того счастья, которое должно быть в любом поселении.

– Я осмотрю всех и дам рекомендации, – пообещал Ким.

Глаза старика засверкали радостью.

– Еще чаю, доктор?

***

Вечер был даже веселым. За долгий месяц перелета от Базы к Весте Киму до смерти надоели припасенные сериалы и разговоры об очередных поломках с Ирой и другими. Сейчас, наблюдая за сценками, разыгранными с помощью нехитрого реквизита и отточенного до мелочей сценария, он думал о том, что жизнь здесь на окраине пояса астероидов не лишена своих странных радостей и своих героев.

Парнишка Ундеви страшно нервничал. Он играл капитана Портмана, его высадку на Каллисто во время обратного пути. Там ему удалось найти обломки старого исследовательского зонда и починить систему связи. Ундеви стоял в плаще из целлофана на утесе из пустой коробки и смотрел на водопад – поток жидкого аммиака, падающий в озеро. Огромный Юпитер был нарисован прямо на стене.

– Одна из самых захватывающих историй, – шепнул Уно, наклонившись к Киму. – Немного приукрашенная. Полагаю, что никакого водопада не было, но вот озеро очень даже может быть. И зонд. Его обломки есть в нашем музее. Вы видели?

Экскурсия в музей была час назад. Действительно впечатляло, сколько можно сделать усилиями небольшой группы людей и с помощью безграничной любви к основателю колонии.

– Наш главный экспонат там, – говорил Уно и показывал вверх, где бесшумно летел по орбите Весты гигантский мертвый корабль. – «Астра», ионный исследовательский корабль капитана Портмана. – Вы бывали на нем, доктор?

– Однажды.

Старик поджал губы.

– И я хотел бы. И каждый из нас. Наверное, там все сохранилось как тогда, в последний день перед тем, как напитан Портман достиг орбиты Земли. Его кресло, мониторы, термос. Та рубка, в которой он слышал Голос звезд – неизвестный радиосигнал из других миров, когда он пересекал орбиту Нептуна.

– Когда-нибудь…

– Когда снимут карантин? Не утешайте меня, доктор, у знаю, насколько опасна космическая амнезия. Иначе капитан Портман не основал бы эту колонию для таких как мы. Он отдал все, что ему причиталось за завершение экспедиции на основание нашего поселка. Прежде чем исчезнуть навсегда в новом рейсе к другим мирам.

Ким кивнул, украдкой взглянул на морщинистое лицо Уно, на огромный портрет на стене, на свои руки.

– Как вам спектакль?

Голос Уно выдернул его из раздумий.

– Это потрясающе!

– Они начали готовиться едва узнав, что вы прибудете к нам. После ужина еще посмотрим историю о встрече с блуждающим астероидом. Ее ставили самые младшие, не судите строго, – Уно улыбнулся.

– Разумеется. Вы не против, я отойду на несколько минут?

В поселке было тихо, безлюдно. Все собрались в столовой, а покинутые домики смотрели на Кима пустыми окнами. В темном небе очередной виток завершала полуразрушенная «Астра». Ким нацепил шлем, наладил связь.

– Ира, ты тут?

– Куда же я денусь? У меня дежурство. Остальные дрыхнут давно. Как там дела?

– Они умирают.

Из эфира донесся сдавленный смешок.

– Клоны долго и не живут. Пять-шесть лет и все. Они даже не настоящие люди.

– Прекрати.

– Что, проникся местным колоритом? Ты что, забыл? Они все – неудачная копия этого придурка Портмана, только разного пола и возраста. Он успел наштамповать их в корабельном репликаторе для трансплантационных органов чтобы с ума от одиночества и скуки не свихнуться на обратном пути. Пронумеровал и беседовал с ними о жизни, изредка добавляя в коллектив новых. Если бы его не перехватили в Поясе и не сняли с корабля, до Земли он привез бы личную маленькую армию. Сейчас в психушке у него полно собеседников, но он иногда этих вспоминает.

Ким вздохнул.

– Чего замолк? Расстроился, что ли? Через два-три года от них ничего не останется. Закроем этот «санаторий» и сдадим в утиль корабль вместе с музеем. Хорошо, что этим чудикам память успели почистить прежде, чем отселить в поселок. Иначе ты торчал бы целый день в колонии психов. Как там, они все еще болтают о космической амнезии?

– У них тут лекарств и воды мало. Можешь добавить в груз завтра?

– Не вопрос. А сам что возвращаться не собираешься?

Ким ответил не сразу.

– Подожду груз. Проверю, чтобы все было в порядке.

– А, хорошо. Не скучай там.

И снова повисла тишина. Ким долго смотрел на заваливающийся за горизонт остов корабля, на немерцающие звезды. Наверное, в такой тишине можно услышать тот Голос Звезд, даже без радиостанции. На что он, интересно, похож?

– Доктор? – Уно стоял в дверном проеме и опирался на трость. – Вы идете? Не начинаем без вас, а мальчики уже готовы.

– Да, конечно, – Ким улыбнулся и положил шлем на край неровно обтесанного камня. – Уже иду.

Бархатный сезон

Я взобрался на утес, долго смотрел на особенно яркий закат, протянувший бордовую дорожку по спокойному мелкому морю. Хорошее место для маяка, просто идеальное. Скорее всего, тут его и поставили бы если бы в этих океанах был хоть один корабль. Но теплые моря Венеры не знали мореходов в прошлом и не узнают никогда. Если не считать кораблем слегка покачивающийся на воде остов города-дирижабля, большая часть которого скрыта в глубине.

Я помню, как просто лежал на песке и смотрел в небо с редкими облаками, пока Марта спасала вещи с тонущего города. Мне все казалось бессмысленным, и ее брожение по колено в воде с прижатыми к груди пожитками тоже. Она не смотрела на меня, поджав губы вновь и вновь заходила в воду, ныряла и плыла, едва вода доходила до пояса, размахивая руками. Тогда казалось, что она просто сошла с ума, но сейчас я понимаю, что ей было так же страшно, как и мне. И ругаю себя за то, что не бросался раз за разом в воду вместе с ней. Без нее не было бы ничего – ни нашего маленького лагеря на берегу, ни костра по вечерам, ни маленького огорода за палаткой, ни, возможно, меня.

– Сегодня яркий, – сказала Марта. Она подошла бесшумно, положила голову мне на плечо. Ее еще мокрые от соленой воды волосы щекотали мне шею. – На Земле таких не бывает.

– Бывают, – уверенно сказал я. – И довольно часто.

Она хмыкнула.

– Тебе виднее.

На Земле Марта почти и не была, только однажды подростком на экскурсии, большую часть которой занял перелет на челноке. Марта родилась на Венере в таком же облачном городе, как тот, руины которого сейчас омывали волны теплого моря. С детства смотрела на бурлящие внизу облака, под которыми кипел самый настоящий ад, где пятисотградусная жара раскаляла каменистые пустыни, где стремительные ветры при давлении в сто атмосфер превращались в настоящие течения, а по желтым камням моросил сернокислотный дождь. Но об этом всем она узнала много позже, в школе, спрятанной в глубинах похожего на гигантский дирижабль города, на внутренней поверхности которого обитали три тысячи человек. Когда я прибыл под его своды – молодой инженер с дипломом, мечтами и амбициями, Марта уже проходила практику наладчиков компрессоров, готовилась к защите диплома и была достаточно симпатичной чтобы успешно игнорировать меня – самоуверенного переселенца с далекой Земли.

Как мы оказались в одной бригаде, проверяющей систему охлаждения в только что построенном и еще не сданном городе-дирижабле – уже не важно. Важно, что две недели были настоящей мукой. Мы – три специалиста на только кажущийся небольшим надувной поселок, каждый со своим мнением и желанием вписать свое имя в историю нового города, который вот-вот должен отправиться в свободное плавание над облаками. Марта ненавидела меня, а я ее, и оба мы терпеть не могли Антона, тело которого теперь где-то там под волнами, раздавленное тысячами тонн металлического каркаса. Сообщение о том, что под нами грозовой фронт, и город может войти в зону турбулентности, мы проигнорировали. Шторм мы тоже пытались игнорировать некоторое время. Но не падение сквозь синий клокочущий туман и раскрывшийся перед нами океан.

– Пойдем, – сказала Марта. – Скоро костер догорит.

В лагере две палатки. Одна наша с Мартой, в другой спасены от дождей перенесенные с искореженного города вещи. Жаль, что так мало удалось спасти. Город был почти пуст, еще не заселен и даже не сдан в эксплуатацию. Ценное вроде еды, одежды и пары книг укрывал брезент, остальное сушилось на берегу – обломки мебели, куски утеплителя, который удалось отодрать от стен. Потом все это шло в костер.

Мы сели на песок, поджав ноги. На все побережье только свет от костра, от звезд на безлунном небе и тонкой бардовой полоски, оставшейся от заката. Сегодня тепло, можно не прятаться в палатку. Можно не бояться зверей, не опасаться за провиант. Планета пуста и мертва, если не считать меня, Марту и тысячи разновидностей прибывших с нами бактерий. Ее каменистые равнины, широкие пляжи, отмели и глубины теплых морей и океанов абсолютно безжизненны. Идеальный курорт, не будь он самой комфортной могилой.

– Я сегодня плавала, – сказала Марта, не отрывая взгляда от пламени костра. – Наверное, в первый раз по-настоящему. Расслабилась и просто плыла. И знаешь, о чем думала?

Немного помедлив, я вопросительно кивнул.

– Думала о том, как странно это. Ни медуз, ни рыб, ни водорослей. Никто не коснется твоей ноги, ни ужалит. Даже наглотаться воды не опасно – просто вода и соль. Можно выйти на берег и просто идти, не опасаясь хищников, скорпионов, змей. Никакой опасности нигде, представляешь?

Я промолчал. Я знал к чему обычно приводят такие разговоры.

Марта долго смотрела на меня, потом снова отвернулась к костру.

– Нужно еще утеплителя или брезента. Скоро будет нечего кидать в огонь.

– Можно обойтись без костра, – пожал плечами я. – Тут некого отпугивать. А друг друга мы все равно увидим – звезды яркие.

– Нет. Без костра совсем не то. Идем спать.

***

Утром я нашел на берегу ящики – их выкинули волны, протащив от каркаса города-дирижабля до нашего лагеря. В двух инструменты и спецодежда, в третьем несколько сухих пайков, несколько разряженных инженерных планшетов и настоящий чистый блокнот. Его я припрятал немедленно, закопав в сухой песок. Еще месяц до дня рождения Марты, если мы правильно делаем зарубки на столбе возле палатки. То-то будет радости, даже если она раньше найдет мой тайник. Марта хорошо рисует, даже очень хорошо, но пока негде – разве что на мокром песке. Сейчас ее рисунки неспешно лижут морские волны.

Еще несколько недель назад мне бы и в голову не пришло дарить ей подарки. Мне казалось, что это Марта виновата в том, что с нами случилось, хотя, разумеется, я прекрасно знал, что ее вины в этом нет. Первые дни после катастрофы мы просто сидели на берегу и смотрели на волны. Не помню на какой день Марта принесла мне бутерброд – найденный среди припасов сухарь с комочком соленых водорослей из банки. Я взял, хотя есть совсем не хотелось. Хотелось проснуться и понять, что все это не больше, чем сон. Но каждый день мы все больше убеждались в обратном. Я спал на берегу, подложив под голову скомканные обрывки своей куртки, Марта в палатке из куска брезента среди спасенных вещей. Наверное, они были для нее спасением, средством чтобы не сойти с ума. Я тоже был на грани, но моим спасением была Марта. Однажды она растолкала меня среди ночи. Молча показала на скелет дирижабля. По нему бегали яркие голубые огни, словно играли в догонялки на стальном каркасе. Мы не слышали их треска, только видели, как перемигиваются огоньки на фоне темного неба над неспокойными волнами. Воздух был пропитан электричеством. А потом началась гроза. Она была великолепной и страшной. Не из тех, что бушуют на Венере постоянно, на настоящей Венере, а почти настоящая земная гроза. Мы сидели в палатке, обнявшись и дождь хлестал по скользкому брезенту. Там снаружи волновалось море, шипели потоки дождя, и небо то и дело озарялось яркими вспышками. В одну из них я увидел, что Марта улыбается мне.

Тот день был, кажется, месяц назад. Может больше. Хорошо бы уточнить по нашему календарю. Хорошо бы ввести хоть какие-то памятные даты. Для потомков, которых не будет.

– Что ты тут делаешь? – Марта присела рядом и вручила мне кружку кипятка с редкими чаинками. Мы экономили как могли.

– Смотрю на море. Смотри сколько коробок прибило.

– Надеюсь, что-то полезное?

Я пожал плечами.

– Ну, я так и думала. Если что-то интересное и осталось, оно там – под водой. Но никто из нас не ныряет. Где-то там должен быть комплект для теплиц – его доставили в город незадолго до нашего прибытия. Семена, овощи, водоросли. Если его найти…

Я не слушал дальше. Я надеялся, что найти его не удастся никогда. У нас есть немного еды, на первое время хватит, а потом…

– Команда Зельмана, – сказала Марта, прихлебывая кипяток и рассматривая далекий остов города. – Я догадываюсь, что наше перемещение сюда – их рук дело. Никакое это не чудо и не мистика.

Я все еще молчал. Скорее всего она была права. Команда физиков доктора Зельмана проводила на Венере опыты, которые никто и никогда не разрешил бы проводить на Земле. Что это были за эксперименты, мы не знали. Догадывались лишь что частые северные сияния в средних широтах над Венерой и вздымающиеся куполом облака – их работа. Не исключено, что и та гроза, и голубой туман, сквозь который провалился город – тоже часть эксперимента. Теперь уже не важно. Мы здесь, на планете Венера в ту ее эпоху, когда вместо образцовой преисподней она была лучшим пляжем Солнечной системы.

– Где мы, как ты думаешь? – спросила Марта, словно прочитав мои мысли.

– Скорее – когда мы. Может миллиард лет до нашей эры, может два. Как знать. В любом случае, мы знаем, чем все закончится, верно?

Я повернул голову к ней, заканчивая фразу, а Марта покусывала губу.

– Какая она сейчас? Я про Землю.

Земля висела над горизонтом яркой немерцающей звездой. Там под душными облаками могли бродить среди каменноугольных лесов примитивные ящеры, могли острыми пальцами устремиться в небо прототакситы девона, могли неспешно разлагаться после великого вымирания миллионы миллионов трупов неизвестных животных. Там и мысли нет о человеке и о тех временах, когда он заполнит пластиком океаны, а небо дымными ракетами.

– А может быть это будущее, а не прошлое?

– Мы уже обсуждали это. Никаких радиосигналов, никаких следов человека. И солнце несколько холоднее. В будущем настолько отделанном оно точно не будет холодным. На подобное терраформирование нужно не меньше миллиона лет, а даже по его завершению, если учесть, что человечество внезапно бесследно вымерло, должны остаться биологические следы – те же бактерии и водоросли в такой благоприятной среде, как эта. Или грибы, например. Тут даже плесени нет. Планета стерильна. По крайней мере была до нашего появления.

– И значит нет никакого шанса вернуться домой.

– Разве что постараться дожить, – усмехнулся я. И тут же пожалел об этом.

– Ты очень жесток, – сказала Марта после длинной паузы.

Дни проходили однообразно. Мы старались далеко не уходить от лагеря, всегда следили чтобы корпус города-дирижабля был виден и ориентировались на него. Собственно, и искать было нечего – низкие скалы, каменистая равнина, река среди камней. Иногда я просто часами лежал в прозрачной воде и смотрел на небо, в котором плыли высокие облака. Однажды моря испарятся, а сам воздух станет плотным раскаленным океаном, насыщенным кислотой и парниковыми газами. Но это случится не сегодня и не завтра.

Марта выкладывала из камней низкую ограду – первую постройку на этой планете, за которой пыталась прорастить на мертвых камнях какие-то зерна. Иногда, как и я, бродила по пустынному берегу. Я заметил ее тень над собой, открыл глаза.

– Мы состаримся и умрем, – сказала она. – Прямо здесь вот на этом берегу.

– Ты снова об этом…

– Да. Нам нужны дети.

Я вздохнул, устало закрыл глаза.

Даже если отбросить генетические нюансы, возрождение человечества было чрезвычайно глупой затеей.

– Марта… Ты же ученый, Марта, ты прекрасно знаешь, чем все закончится для этой планеты.

– Но не сейчас же! И не завтра!

– Может даже не через тысячу и не через миллион лет. Может через миллиард, но это случится. Неизбежно. Ты то уже не увидишь, как наших потомков…

Я замолчал. Нес смысла рассказывать очевидные вещи. Где-то в глубинах космоса уже летит по своей орбите гибель этого уютного мира. Пройдет неизвестное количество лет, и Меркурий столкнется с планетой, лишившись части своих легких пород, замедлит вращение Венеры одним решительным ударом, обнажит мантию, создав чудовищных размеров вулкан, после которого от океанов и морей не останется ни следа. И от детей, которыми так грезит Марта, тоже.

– Чем ты сбираешься их кормить?

Марта была готова к этому вопросу.

– Я говорила – контейнеры биостанций. Если нырнуть…

И я нырнул. Я уплывал все дальше от берега, видя сквозь толщу воды одинокую расплывчатую фигурку. Она смотрела мне вслед.

***

– Вставай!

Марта трясла меня за плечо. Я медленно вываливался из тревожного сна.

– Что-то не так!

Была ночь. За палаткой стояла непривычная тишина, тол ко ветер слегка шуршал песком. Выбравшись наружу, я понял, о чем говорила Марта. Море ушло. Там, где я вчера рассматривал облака сквозь прозрачную воду только мокрый песок. Далеко в свете звезд виднелся белый гребень, откатывающийся все дальше не запад. На фоне темного неба возвышался огромный остов города-дирижабля, открывший некогда затопленное брюхо.

Марта бежала по мокрому песку к исполинской громаде.

– Подожди! – я бросился за ней. Пронзительно свистел ветер, а море клокотало где-то далеко, стремительно отступая.

Но Марта не слышала. Она бежала туда, под остов города, где в недрах изодранной обшивки таились припасы, которые могли изменить многое.

– Да стой же! – я догнал ее, развернул к себе. – Море уходит. Это значит…

– Я знаю! – она кричала мне в лицо. – Я знаю, что это значит.

Скоро большая волна накроет все на много километров вокруг – вот что это значило. Если волна – страшно и смертельно, если цунами – тоже губительно. Где-то далеко отсюда подземный толчок колыхнул мелководье. И сейчас стремительно отступающее море готовилось так же внезапно вернуться. Но спастись здесь негде. Вокруг только низкие скалы и равнина. От воды не убежишь на равнине, она настигнет тебя, сколько бы часов ты не бежал. Но и этих часов у нас не было.

– Туда, – Марта показывала на вершину остова. – Достаточно высоко.

– Да его сомнет как пустую банку!

– Он прочный, выдержит. Его строили очень прочным

Глупая идея, но другой у нас нет.

Мы полезли вверх, помогая друг другу.

– Должен выдержать. Он застрял среди скал, упирается прямо в них. Иначе город просто прокатило бы по равнине, разламывая на куски.

Ветер хлестал нас по лицу. Словно готовил к тому, что следует за ним.

Марта вжалась в меня, вцепилась в куртку тонкими пальцами. Далеко на западе показался гребень. Марта зажмурилась, повторяла как мантру снова и снова одно и тоже, пока рев не заглушил ее.

– Нет, только не здесь! Не в этом мире! Не здесь! Не здесь. Не в этом…

И оглушительный рев…

***

…разбудил меня. Я с трудом открыл глаза.

Знакомый потолок. В свете тусклой лампочки плясали тени – ветер шевелил тент, изрисованный и исписанный искусной рукой. Тут даты, рисунки, имена, ее лицо. Еще молодое.

Рука прикоснулась к моему лбу.

– Все в порядке, – я облизнул сухие губы, попытался встать.

– Ты кричал.

– Просто плохой сон. Ничего.

Я сел. Старые кости ломило. Так часто бывало перед грозой. Но пока вроде грозы нет. Небо чистое и крупные звезды над тихим морем. В воде отражаются отблески огня.

– Папа, пойдем к костру, если все равно не спишь.

Я улыбнулся, кивнул.

– Да, помоги мне встать. Пойдем к остальным.