Текст книги "Самый лучший пионер"

– Дояркой! – не менее гордо поведала она, немного подумала и добавила: – Передовица сельского хозяйства!

– А папа? – спросил я.

Уже не комплексующая девушка – классово близкий же, из рабочей семьи – ответила:

– А он – председатель колхоза!

– Передовика? – уточнил я.

– А как же! – посмотрела она с видом «это же очевидно!».

– Это хорошо, кормить народ – это очень благородно! – выдал я ее родителям комплимент. – Это твоего папу лошадь лягнула? – показал себе на лоб.

– На себе не показывай! – суеверно одернула меня деревенская девушка и хихикнула: – У нас в колхозе конь есть, Рыжик, вредный жутко! А его перековать было надо, вот отец помогать пошел, и… – махнула ручкой. – Его мама потом ругала: ты же председатель, а не кузнец, чего поперся? А кем твой папа работает? – почти без паузы спросила она.

– Нету папы, – развел руками.

– Как так? А в докумен… – Осеклась, смутилась и извинилась: – Прости!

– Вообще про это не переживай! – улыбнулся я. – У меня зато мама очень хорошая!

– Это здорово! – улыбнулась она в ответ, и мы пошли гулять по территории санатория.

Глава 9

С Соней мы гуляли уже неделю, и девушка начала общаться гораздо живее, чем в нашу первую встречу. Конкретно сегодня мы сидели на скамейке в санаторском парке и поедали мармелад. На Соне – платье аж из ГДР (сама сказала) и югославские туфельки. Она у нас вообще вся в импорте, причем частично – с чужого плеча, потому что председателя с дочкой «в люди» провожали всей деревней.

– И вовсе тут ничего смешного нет! – надулась девушка.

– Конечно нет! – покачал я головой. – А улыбаюсь я потому, что такая забота и взаимовыручка – это трогательно!

Рассказывала девушка и о грустных периодах своей жизни:

– У нас корова теленка родила, мы его Кузей назвали. Смешной был, головастенький, и ножки тоненькие! – Улыбка с ее лица стерлась. – А потом Хрущев приказал скотину забивать, и не стало у нас Кузи. Настоящий урод, все в стране сломал! – поделилась своими (родительскими) соображениями о деятельности предыдущего генсека и перешла к нынешнему: – Зато при Брежневе хорошо стало! – просветлела девушка. – И корову держать обратно разрешили, и зарплаты повысили, и маме путевку вот дали! – Хихикнула: – А тут папу Рыжик лягнул, она и говорит, езжай, мол, лечи свою голову дурную!

Посмеялись, и я перевел тему:

– А ты знала, что люди умеют делать одежду из нефти?

– Опять выдумываешь! – фыркнула Соня.

– Вовсе нет! – покачал я головой и погладил обтянутую капроном колготок коленку девушки: – Вот, видишь капрон…

– Лапать не разрешала! – хлопнула она меня по ладошке.

Не прокатило!

– Больно оно мне надо!

Моя хилая отмазка вызвала у Сони лишь ехидную усмешку.

– Просто капрон как раз из нефти и делают!

– Да быть не может! – фыркнула она.

– А вот и да!

– А вот и нет!

– А вот и да!

– А вот и нет!

– А давай у мамы моей спросим! – предложил я. – Она точно знает, что одежду умеют делать из нефти!

– Да как ты из нефти одежду сделаешь, глупый? – постучала она себя кулачком по лбу. – Она же жидкая и вонючая!

– Цепочкой химических реакций! – в очередной раз ответил я. – Ну что, спорим?

– А твоя мама все равно за тебя будет! – предъявила она убойный аргумент.

– Тут на третьем этаже доктор химических наук живет, – предложил я другую кандидатуру.

– А ты откуда знаешь? – подозрительно прищурила глазки Соня.

– Они с женой в столовой около нас с мамой сидели, вот, подслушал немного, – развел руками я.

– Подслушивать нехорошо! – заметила она.

– Я же не нарочно! – отмазался я. – Мне что, уши затыкать, если они пожилые и слышат не очень?

– И правда, – вздохнув, признала она мою правоту. – А на что спорим?

– Если я прав – будем гулять за ручку!

– Пф! – весело фыркнула она и цапнула мою ладошку в свою. – Чего тут такого-то?

Огляделась, наклонилась ко мне – она сантиметров на пять повыше, плюс немного накидывают «ортопедические» туфли – и прошептала:

– Только когда никто не видит, ладно? – Немного покраснев, пояснила: – А то мне от папы влетит.

– Хорошо! – принял я такие условия.

Сонина ручка была приятно прохладной в сегодняшнюю жару и по большей части мягкой на ощупь – в силу деревенского происхождения ладонь девушки обзавелась мозолями. Менее приятной от этого, конечно же, не стала!

– Так на что спорим? – переспросила она.

– Поцелуй? – предложил я.

– Ага! Щас! – с видимым удовольствием выговорила Соня.

– Боишься проиграть! – издал я ехидный смешок.

– Вовсе нет! – фыркнула она и, к жуткому моему удивлению, чмокнула меня в щеку. Полыхнув своими, смущенно улыбнулась: – Нужно что-то поинтереснее.

– Понял! – Ощущая, как горят уши, предложил: – Давай на самый страшный секрет?

– Это – гораздо лучше! – полыхнули ее глаза любопытством. – Я бы хотела узнать твой!

– Пошли искать профессора!

– Пошли!

* * *

– Откуда ты знал?! – Как только мы оставили палату напоивших нас чаем с конфетами умиленно улыбающихся на любознательных деток химических пенсионеров, стукнула меня кулачком по груди Соня.

– Ответы на все вопросы есть в Большой Советской Энциклопедии, – отшутился я. – Гони секрет!

Она замялась, ковырнула туфелькой мрамор пола, залилась краской и, мельком на меня поглядывая, тихонько что-то пробубнила себе под нос.

– Так не пойдет, – расстроился я, шагнул ближе к девушке и подставил ухо: – Повтори-ка вот сюда!

– У меня плоскостопие, – шепнула Соня.

– Ну это несерьезно, – отмахнулся я. – Нашла секрет!

– Заметно? – расстроенно спросила она.

– Чуть-чуть заметно, – честно подтвердил я. – А еще – мы в «плоскостопном» крыле живем.

– У тебя тоже плоскостопие?!

Как много надежды в этих глазах!

– Нет, просто путевки другой не было, – признался я.

– Ты – один большой обман! – надулась она.

Так-то оно так, но ведь не так!

– А где я тебе наврал?

Девушка залипла, задумалась, покраснела и была вынуждена буркнуть:

– Нигде.

– Ну вот видишь! – развел я руками. – Кто виноват, что я много всякого знаю?

Интернет виноват.

– Ладно, – отмахнулась она, остановилась, зажмурилась, сделала глубокий вдох и выпалила: – Когда мы с двоюродным братом были совсем маленькие, постоянно играли в доктора и «семью», трогали друг друга за письки и целовались!

Ржака!

– Вот это я понимаю, секрет, – одобрил я. – Не переживай, клянусь – я никому и никогда не расскажу.

Девушка облегченно вздохнула:

– Спасибо. – И улыбнулась мне: – Знаешь, я столько лет никому про это не рассказывала, что теперь у меня будто камень с души упал.

– Называется «облегчить совесть», – пояснил я. – Не переживай, дети делают много всякого глупого, и винить за это себя взрослую нет никакого смысла.

– Я тоже так думаю, – кивнула довольная Соня.

– Я бы с тобой тоже в разное поиграл, – добавил я.

– Ага, губу закатай! – с явным удовольствием отшила она меня.

* * *

За ужином к нашему с мамой столику подошел какой-то мужик с приятной рожей, лет тридцати, в белой рубахе с коротким рукавом, брюках и с часами. И почему я до сих пор не заимел себе такие же? Надо будет озаботиться. Это мамин хахаль? Нет, она тоже с ним раньше не общалась – в столовке-то регулярно его видим.

– Извините, у вас здесь свободно? – кивнул он на неиспользуемый стул.

Мы заверили, что не занято, мужик уселся и представился:

– Кампов, Андрей Борисович. Физик.

Мы представились в ответ, все пожелали всем приятного аппетита. Откушав шурпы, гость решил пообщаться:

– Это ни в коем случае не упрек, но это не из вашего номера на весь коридор тарахтит «Москва»? – с улыбкой спросил он.

– Из нашего! – улыбнулась в ответ мама. – У меня сын писателем хочет стать, пишет вот… – Не удержавшись, похвасталась: – И у него очень хорошо получается! Если бы я не видела своими глазами, как он это делает, я бы ни за что не поверила!

– Даже так? – хмыкнул мужик и спросил меня: – Это ты поэтому, Сережа, на Евгению Викторовну наседал? – подмигнул, давая понять, что шутит.

– Поэтому! – подтвердил я. – Она зенитчицей была, вот, как раз на повесть интересного рассказала. Я ей по мере написания кусочки ношу – вдруг где наврал? А про войну врать никак нельзя!

Опять же легендирование – а если у настоящего автора в столе лежит совершенно секретная половина рукописи с дальнейшим планом? Вот придет в суд Евгения Викторовна и расскажет, как на этапе черновика вносила поправки.

– Про войну – это ты правильно! – серьезно кивнул товарищ физик. – Я потому и пришел, если честно, – мы с ней некоторым образом знакомые, и она со мной советовалась. – Он откашлялся и процитировал: – «Вот, Андрюша, мальчик спрашивает, где и чего исправить, а я и не знаю даже – написано-то здорово!» – подмигнул спокойному (не в мой адрес похвала же) мне.

– Очень рад, что у нее такое мнение! – улыбнулся я.

– А самое забавное – я тоже не смог найти ничего, кроме опечаток, к которым придираться можно только от бессилия! – продолжил он делать мне приятно. – Но тут вот какое дело… – Он сделал вид, что ему неловко, и спросил: – Наталья Николаевна, а это точно не ваше совместное с сыном творчество?

– Ваши сомнения мне понятны, – спокойно кивнула мама. – И вы не первый, кто об этом спросил.

Пользуясь моментом, я добавил:

– В прошлый раз я писал книжку при классной руководительнице больше часа подряд. Могу устроить демонстрацию и вам, но это только если в этом будет смысл. На слухи нам с мамой все равно, верно, мам?

– Верно! – кивнула родительница. – Мой сын не обязан что-то доказывать, уж простите, случайному знакомому.

– Справедливо! – кивнул мужик, отпил компотику, промокнул рот салфеткой. – Мой отец – Борис Николаевич Полевой.

– Урожденный Кампов! – сложил я два и два.

У Полевого был (есть) жутко секретный научный сын Андрей. Вот он сидит, приехал из физических недр Родины в Кисловодск подлечиться.

– Главный редактор «Юности»! Ничего себе! – ахнула мама.

– Мир тесен! – улыбнулся он.

– Готов дописать книгу при вас! – пробудился во мне энтузиазм. – Там где-то половина осталась.

– Если тебе это не помешает, было бы здорово, – кивнул он.

– А еще у сына сказка есть! – решила мама ковать, пока горячо. – С ней сейчас в гороно решают, что делать, – так всем понравилась!

– Есть копия? – заинтересовался физик.

– Есть! – обрадованно кивнула мама.

Она заказала у знакомой машинистки печатную копию – мы же в элитный санаторий ехали, мало ли чего. Вот – пригодилось.

– Тогда, если вы не против, я бы почитал, пока ваш сын печатает. Сегодня получится?

Мама немножко поникла – у нас перед ужином состоялся разговор формата «как думаешь, ты способен сегодня переночевать один?».

– У мамы сегодня очень важные дела в городе, так что она будет рада, что кто-то за мной немножко приглядит! – подмигнул я ей.

– Не беспокойтесь, Наталья Николаевна, мы без вас не пропадем! – заверил ее мужик, правильно поняв сигнал.

Мама уговорилась, мы закончили ужинать, родительница обнялась со мной, прошептав: «До завтра! Допоздна не засиживайся!» – и отправилась весело проводить время, бросив меня с незнакомым взрослым мужиком. В моем времени это выглядело бы жуть как безответственно, но что со мной случится в элитном санатории аж в шестьдесят восьмом году?

– Пойдемте, Андрей Борисович, – позвал я нового друга, и мы пошли в палату.

Выдав ему «Мишу Добрина», заправил в машинку свежий «бутерброд» – бумага, копирка, бумага, копирка, бумага, получается сразу три копии – и принялся за дело, время от времени демонстративно сверяясь с занесенными в тетрадки воспоминаниями Евгении Викторовны.

Когда время подошло к полуночи, сказка была осилена наполовину, повесть добралась до финальной трети, а Андрей Борисович задремал прямо на моей кровати. Пришлось его растолкать.

– А? – открыл он глаза, проморгался, зевнул и поднялся на ноги. – Очень хорошо, Сережа, ты большой молодец! Прости, что сомневался в тебе. Можно одолжить копию? – указал на свежие листочки.

– Берите, конечно! – одобрил я. – И предыдущий текст вот возьмите, для сравнения!

– И сказка у тебя – просто замечательная! – похвалил он напоследок и отправился дочитывать к себе.

Мама пришла, как и обещала, утром. Никаких следов порока на лице в виде потекшей туши и красных глаз – «штукатурку» она смыла и сменила вечернее платье на сарафан в горошек. Довольный вид сытой кошки – в наличии, но присутствует и некоторая «виноватость».

– Блат успешно получен! – сразу же отрапортовал я ей, исправив это недоразумение.

– А я вот и нисколечко не сомневалась! – облегченно улыбнулась она и предложила: – А поехали сегодня на экскурсию!

– Совесть замучила? – ехидно улыбнулся я.

– Именно! – подтвердила она. – Устрою себе «сыновний день», а то ты так в санатории как сыч весь отдых и просидишь!

– Поехали! – охотно согласился я.

В самом деле – даже Кисловодск толком не посмотрел!

* * *

– Даже не верится, что все уже закончилось! – грустно шептала мне на ушко Соня, когда мы обнимались под кедром в сумрачном углу парка – последнюю неделю сезона мы провели здесь.

Учились целоваться, да, но ничего больше.

– Обменяемся адресами? Будем писать друг другу длинные письма! – вполне чистосердечно предложил я.

Сонечка хорошая!

– Нет! – к моему удивлению, покачала она головой, оттолкнула меня и драматично выдала: – Боюсь, у нашего курортного романа нет будущего! Прощай, Сережа, я тебя никогда не забуду!

И, махнув ручкой и всхлипнув, она быстро зашагала к санаторию.

Да, я могу ее догнать, но разве так не лучше? Навсегда останемся в памяти друг друга драгоценным воспоминанием, которое всю жизнь будет тихонько греть в трудные минуты. Дав девушке скрыться за деревьями, отправился восвояси.

И «Мишу», и «Зори» Андрей Борисович увез с собой уже неделю назад – возвращаться в свои секретные края он будет через Москву и обещал закинуть рукописи важному папеньке. Будем ждать результата.

– Попрощались? – спросила мама, упаковывая печатную машинку в футляр.

Чемодан уже собран – еще полчаса, и мы покинем санаторий имени Орджоникидзе.

– Попрощались! – подтвердил я, смакуя светлую грусть в душе.

– Адрес взял?

– Не дала, – покачал я головой. – «У нашего курортного романа нет будущего», – сказала она мне.

– Насмотрелась кино! – прыснула в кулачок мама. – Будешь по ней скучать?

– Буду! – кивнул я. – Она в педагогический будет поступать, может, однажды попаду в возглавляемый ей во время летней практики отряд.

– Мир тесен, – одобрила такой оптимизм мама, потрепала меня по волосам, и мы пошли выписываться.

Москва встретила нас серым небом и теплым дождиком. Таксист у аэропорта попытался слупить с нас три счетчика, приняв за туристов, но был осажен опытной мамой. Настроения это все, впрочем, ничуть не испортило. Заглянув по пути в кулинарию, купили торт «Наполеон» – отмечать наше возвращение в тесном коммунальном кругу.

Утро двадцать девятого августа выдалось солнечным, и, наряженный в школьную форму, в компании одетой в формальные черную юбку и белую блузку мамы, я бодро обходил вчерашние лужи на пути в школу. Сегодня решится вопрос моего окончательного зачисления в седьмой класс, поэтому родительница сильно нервничает.

– Мы же вчера полночи все повторяли – я все знаю! – в очередной раз попытался я ее успокоить.

– Я знаю, но все равно не могу ничего с собой поделать, – с лихорадочным весельем похлопала меня по плечу мама.

Школа у меня двухэтажная, красного кирпича. Нормально – территория ухоженная, скамейки и все остальное явно красят каждый год, а за школой – полноценный стадион с беговой дорожкой и воротами для мини-футбола. Двор засажен уже начавшими опадать березками, клумбы – цветущими цветами. Красиво!

Внутри нас встретила троица из директора, завуча и классной руководительницы. Практически тройняшки, если ориентироваться на внешний вид. Помимо них – «пришлые» учителя-предметники из соседних школ. Они принесли билеты – по два вопроса в каждом. Помимо педсостава – врач-психиатр, который ставил мне «амнезию». Нет, так и не вспомнил. Да, тоже надеемся, что это – временное явление.

Стоит ли говорить, что никаких проблем на экзамене не возникло? Все «отлично» в Сережином табеле успеваемости были признаны полностью легитимными, я – вполне здравомыслящим, и завуч отправилась провожать нас с жутко довольной мамой.

– У вашего сына – золотая голова, Наталья Николаевна! Поверьте, его ждет великое будущее, и книги – это только начало. Я бы посоветовала тебе идти в науку, Сережа, – важно покачивая головой, поведала она.

– Спасибо, Вера Львовна, мы обязательно подумаем, – поблагодарила ее мама.

– А еще я бы посоветовала вам задуматься об экстернате – с такими крепкими и обширными знаниями вашему сыну совершенно нечего делать в седьмом классе.

– А как же социализация? – встал я на защиту своего беззаботного детства. – Мне будет очень тяжело поладить со старшими ребятами. Простите, Вера Львовна, но я бы очень хотел доучиться в этой замечательной школе как все!

– Вот видите, Наталья Николаевна! – обрадовалась завуч. – С такими мозгами – и в седьмой класс?

Да дались тебе мои мозги!

– Мы хорошенько обо всем подумаем, Вера Львовна, – снова пообещала ей мама, и завуч наконец-то нас отпустила.

– Можно мне хотя бы до старших классов нормально доучиться? – жалобно спросил я родительницу. – Не хочу в пятнадцать лет в институт поступать!

– Да ну ее! – фыркнула мама. – Нашла себе мальчика-гения, вот, выслужиться через тебя хочет – мол, заметила, помогла крылья расправить. – Шутливо выпучила глаза: – Поступай так, как хочешь, Сережа!

– Спасибо!

Глава 10

Катя позвонила рано утром:

– Андропов, с днем рождения, ты уже в Москве?

– Спасибо, в Москве, Солнцева, – откликнулся я.

– В три часа ровно будь в клубе, – приказала пионерка. – Не опаздывай!

И, не дожидаясь ответа, повесила трубку. Ладно.

Позевывая, вернулся в комнату.

– Кто там звонил? – сквозь зевок спросила потревоженная мама.

Телефон ближе всего к нашей комнате, вот я первый до него и добежал.

– Катя. Про мероприятие напомнила.

– Ну ладно. – Она закрыла глаза и повернулась на другой бок, пробубнив: – С днем рождения, сыночек, подарок вон там возьми, – вяло махнула рукой на встроенную в стенку тумбочку.

Открыв, узрел шикарнейший толстый блокнот с кожаной обложкой и петлями, куда вставляется карандаш. Царский подгон маленькому писателю!

– Спасибо, – шепнул маме, поцеловал ее в щечку и начал одеваться. Спать уже не хотелось – молодость, едрить ее за ногу! Выглянул в окно – Вовка на месте. Жалко пацана, но ничем помочь я пока не могу. Пойду потусуюсь, догуливая остатки каникул, – впереди долгий учебный год, и минимум пару месяцев мне в школе будет прикольно и ностальгично.

Надев спортивные штаны и футболку, привычно сыпанул в карман мелочи, аккуратно покинул комнату, позавтракал чаем с вареными яйцами и бутербродами с сыром. Мы с мамой на курорте поднабрали и дружно решили немножко сбавить обороты.

– Здорова! – обрадовался рыжий моему появлению. – С днем рождения! Как отдохнул?

– Спасибо! Шикарно, – честно признался я, пожимая ему руку. – А ты как? – Уселся на скамейку рядом с ним.

– А меня к бабке в деревню на две недели ссылали, – поморщился Вовка. – Только вчера приехал. А Артем в Ленинграде, с отцом в командировку поехал, только завтра вернется. – Поделился и другими новостями: – А мамка его с мелким – аж в Гаграх, – завистливо вздохнул и ощерился: – А еще Танька по тебе вздыхает все время!

Растревожил девичье сердечко! Ничего, в эти годы влюбляются по первому чиху, и обижать Таню я ни за что не стану, так что пускай.

– А я одну клевую штуку нашел, – округлив глаза, таинственным шепотом похвастался Вовка. – В Сокольниках.

– Покажешь? – заинтересовался я.

А ну как клад?!

– Пошли! – чуть ли не подпрыгнул от нетерпения он, и мы быстро пошли в парк.

Да это же настоящий лес! И, несмотря на явную популярность у местных отдыхающих, мусора почти что и нет. Не свинячит народ! Прошагав по подлеску с половину километра, забрались в настоящие дебри, и Вовка ткнул пальцем в дупло:

– Во!

– В лесу Дубровский долго искал, где у Маши дупло, – пожал плечами не впечатленный я.

Рыжий заржал и полез в дупло, откуда вынул промасленную тряпку:

– Зырь! – развернул сверток, и я узрел каноничный фашистский «Люгер». – Трофейный, наверно! – прокомментировал Вовка, взялся за рукоятку обеими руками, навел на меня и нажал на спуск, добавив губами: – Бах! – И, гаденыш мелкий, ехидно заржал на присевшего на корточки меня.

– Долбо*б! – встав, отвесил ему смачного леща. – Никогда, ни в какой ситуации не наводи оружие на людей, а тем более – не пытайся стрелять! А если бы шмальнул?

– Да он бракованный! – обиженно отозвался держащийся за затылок Вовка. – Смотри, – проявив обучаемость, он вытянул руку с «трофеем» в воздух и пару раз тщетно попытался нажать на спуск. – Зато нашел, как пули вынимать. – Он щелкнул пистолетом и показал мне полнехонькую блестящих патронов обойму.

Ой, плохо мне. Спасибо тебе, немецкий инженер, за предохранитель! Нашел бы Вовка ТТ, закончилась бы моя попаданческая карьера не начавшись.

– Ну-ка пошли, – взял его за запястье и поволок из зарослей.

– Куда? А деньги?! – возмутился рыжий.

– Ты че, в дупло их сунул? – удивился я.

– А чего? Если там такое… – покачал пистолетом, вщелкнул обойму обратно. – …хранится, значит, и денежки в порядке будут.

Святая наивность!

– Иди забирай, – велел я.

– Ща! – обрадовался Вовка, так с пистолетом в руке и сбегал обратно – весь, блин, в смазке уже – и вернулся с банкой из-под мармелада «Дольки апельсиновые».

– А пистолет? – укоризненно поднял я на него бровь.

– Чужое брать нельзя! – решил схитрить рыжий.

– Не в этом случае.

– А куда?

– До первого милиционера.

– Я не хочу его отдавать!

– Ты не понимаешь, – вздохнул я. – Из этой штуки могли людей пачками убивать, и милиция все эти трупы на него записала. Представляешь, что будет, если его у тебя найдут?!

– В тюрьму посадят? – не очень уверенно предположил Вова.

– Именно! На всю жизнь.

– Не хочу! – насупился он.

– А если сдадим пистолет в милицию – могут даже грамоту почетную дать. Или вообще – медаль!

Глаза Вовы мечтательно затуманились.

– Только про деньги ничего не говори – просто гулял, нашел пистолет в Сокольниках, показал мне, и мы пошли сдаваться.

– Да что я, тупой, что ли? – отмахнулся от инструкций рыжий.

– Тогда за пистолетом бегом марш, – скомандовал я.

– Есть! – И он снова ломанулся в заросли.

Жесть находка, конечно. А если на нем реально «висяки»? А если участковый – гнида и повесит ствол на меня? Да ну, полная херня – мужик той ситуацией явно не наслаждался. Спустили «указивку», и давай, иди, прогибай мать-одиночку с ребенком. Тем более не расстреливал же он нас, а отправлял в элитный санаторий. Вот к жирному у меня вопросов гораздо больше, но это уже потом. Пока – проверяем систему на чистоплотность.

– Забрал! – махнул тряпицей Вова.

– А это, – указал я на торчащую в кармане его штанов банку, – закопаем по пути.

– Верно! – одобрил он, и мы пошли.

Похоронив банку под кустарником, присыпали место листочками – работал один Вовка, это же его банка, и он уже грязный – и встретили патруль прямо на парковой аллее метрах в полста.

– Здравствуйте, дяденьки милиционеры, – вежливо поприветствовал я их.

– Здравствуйте, ребята, – не менее вежливо ответил усатый коп, с подозрением покосившись на грязнючий – сильно деградировал по пути, масло же, налипает всякое – сверток в руках моего младшего товарища.

– Дяденьки милиционеры, мой младший товарищ гулял в парке и нашел в дупле вот эту тряпку. В ней – немецкий пистолет.

– Это очень плохая шутка, мальчик, – не поверил мне усатый.

В мое время нас бы уже уложили носом в асфальт, и были бы правы – вдруг шмальнет малолетний придурок?

– К сожалению, это правда, – грустно вздохнул я. – Заберите у него, пожалуйста, только аккуратно, пистолет заряжен, но на предохранителе.

– Стрелять пробовали, – нахмурился усач, дав отмашку напарнику.

Тот аккуратно принял из рук Вовы сверток, брезгливо откинул тряпицу:

– Они не врали, – показал пистолет на тряпочке старшему.

– Ай, молодцы! – тут же забыл он про попытку стрельбы. – Как звать?

Мы представились.

– Вот что, Сережа и Вова, мы сейчас к нам в гости пойдем и позвоним вашим родителям и участковому – должен же он знать, какие сознательные пионеры на вверенном ему участке растут!

Рыжий гордо выпятил грудь, а я испытал облегчение – больно уж неприятным вышло первое знакомство с советской милицией.

Дяденьки отвели нас в опорный пункт, где приятной полноты тетенька средних лет напоила нас с Вовкой (его сначала заставили умыться) чаем с карамельками, а в отведенный кабинет периодически заглядывали сотрудники, чтобы выдать нам по «молодцу». Вова выглядит до жути самодовольным.

Сначала прибыла моя мама – ей же близко. Взволнованная и бледная, узнав, что в этот раз ее чадо со всех сторон молодец, она поцеловала меня в щеку и добавила к карамелькам коробку шоколадных конфет, которыми, видимо, собиралась выкупать меня из застенков.

Следом в помещение вкатилась мама Вовина, которая сразу же влепила рыжему леща, а потом долго извинялась, когда узнала, в чем суть дела. Тетя Настя – так ее звали – оказалась дородной громогласной женщиной лет тридцати пяти, одетой в черную юбку, черную же блузку и черный платок, – плакаться пришла, видимо, с теми же целями, что и нацелившаяся на дачу взятки мама.

Далее к нам присоединились наш участковый – к его чести, неловко отводит взгляд от гневно взирающей на него мамы – и работница детской комнаты милиции. Спустя тридцать секунд после их появления в кабинет влетела запыхавшаяся директор школы – в ней учится и рыжий. Уже когда начался опрос (не путать с допросом!), приперся худой кадыкастый вихрастый очкарик – корреспондент «Пионерской правды» с болтающимся на шее фотоаппаратом. Еще одна мамина мечта, вон как влюбленно на чудо техники смотрит. Увы, пока дорого.

Благополучно рассказав, как все было, – никто особо нас и не «колол», а зачем? – получили от участкового заверения в неминуемой награде и вместе с ним, директрисой и мамами сфотались на фоне трофейного «Люгера». Ай какая статья получится! «Отстрелялись» мы к половине второго, и нас даже довезли до дома на настоящей милицейской «Волге»!

– Ну ты даешь, Сережка! – улыбнулась мама, когда мы зашли домой. – А рожу его видел? – Ехидно захихикала: – Умыл, как есть умыл!

– Это Вовка все, лазит где попало, – отмахнулся я: – Ты на участкового сильно не сердись – он же не по личной инициативе к нам пришел, приказ такой.

– Фашисты так же говорили, – фыркнула мама. – Но с санаторием получилось просто невероятно удачно.

– Это так, – согласился я.

– Покормить тебя? – посмотрев на свои аккуратные дамские часики (от Фила, надо полагать), спросила мама.

– Не, тебе же на работу, – проявил я понимание. – Иди, у меня на сегодня подвиги кончились.

– А ДК? – хихикнула она.

– В ДК, уверен, и покруче меня герои найдутся, – заявил я, и довольная сыночком родительница ушла.

Зазвенел телефон.

– Андропов у аппарата, – не без удовольствия представился я.

– Сережка, а чего это тебя милиция возит? Случилось чего? – раздался в трубке взволнованный Танин голос.

– Опять телефон заняла, пи*да мелкая! – раздался на фоне мужской рев.

– Мама на работе! – напуганно пискнула Таня.

– Ко мне прийти можешь? А потом – в клуб вместе? – предложил я.

Она же тоже пионерка, значит, должна присутствовать.

– Да, сейчас! – подтвердила она и повесила трубку.

Успокойся, Сережа, как минимум на девочке побоев нет. Она и сама рассказывала, что он на нее только орет, но не трогает – тетя Тоня выдвинула муженьку ультиматум «тронешь дочь – и живи в своих комнатах один, а мы к сестре в Таганрог уедем», и тот держится. Пока держится.

Понаблюдав в окно, как переодевшаяся в парадную пионерскую форму Таня – такой у нас сегодня дресс-код – чапает через двор, пошел открывать.

– Привет! – радостно поприветствовала она меня.

– И тебе привет, – выкинув ее синего папашу из головы, улыбнулся я.

– Как отдохнул? – спросила она, снимая купленные в комиссионке туфельки – царапину чем-то замазали, и теперь ее можно разглядеть только в упор и зная, где она раньше была.

– Отлично! – ничуть не покривил я душой.

Девушка протянула мне книжку.

– С днем рождения!

– Спасибо! – обрадовался я, глядя на обложку с названием «Электроник – мальчик из чемодана: повесть-фантазия» и честно признался: – Не читал.

Только кино смотрел. Вот такой я некультурный.

– Обязательно почитай, интересная, – заверила Таня.

Пошел поставил книжку на самое видное место стенки:

– Пойдем перекусим, а то я с Вовкой тут приключение пережил, аппетит нагулял.

– Да я не голодная, – попыталась она отказаться.

Верю – тетя Тоня дочку кормит на совесть, суп из кастрюли папаша-то пропить не может.

– Чаем угощу, у нас «Наполеон» есть, и мы из Кисловодска фруктов засахаренных привезли – объедение!

– Фрукты я люблю, – простодушно призналась она, и мы переместились на кухню. Аккуратно поправив подол юбки, она опустилась на стул и спросила: – А что там за приключение?

Рассказ занял столько же времени, как и выхлебать тарелку супа с лапшой и фрикадельками, а потом еще попить с Таней чаю.

– Ничего себе, – оценила она и завистливо вздохнула: – И почему все интересное вы с Вовкой делаете без меня?

– Нам надо чаще гулять, – ловко воспользовался я ситуацией. – Давай, например, ходить в школу вместе.

– Давай, – полыхнув щечками, радостно кивнула она.

Приятная компания по утрам получена! Будет мне вместо плеера.

Помыв посуду, сходил переоделся и заодно принес Тане открытку с видом на Кавказ:

– Вот! Маленький сувенир. Извини, там, кроме фруктов и винища, с подарками плохо – в Москве больше всякого можно найти.

– Красиво! – заценив горы на вытянутых руках, порадовалась маленькому подарку соседка. – Спасибо! Ой, а мне убрать некуда. Пусть у тебя полежит.

И протянула подарок обратно.

И почему у меня все время кто-то что-то хранит?

– Вечером заберешь тогда, – пообещал я, убрал открытку в шкаф, Таня поправила мне пионерский галстук, и мы отправились постигать азы безопасного дорожного движения.

– А ты в каком классе учишься? – спросил я ее по пути.

– В твоем! – протянула девушка с видом «ты что, дурак?».

– Не помню же, – напомнил я о важном.

– Точно! Бедняжка, – посочувствовала она мне.

– Это хорошо, что в одном классе, а то еще заблужусь.

– Со мной – точно не заблудишься! – гордо пообещала она.

– А у тебя когда день рождения?

– Третьего июня, уже пропустил! – хихикнула она.

– В следующем году наверстаю вдвойне, – пообещал я.

– Да ну чего ты! – смутилась скромная девочка Таня.

Подошли к ДК, и я немного потаскал девушку по коридорам – отметился в музыкальном и «английском» кружках, мол, прибыл, здоров, к самосовершенствованию готов. Получив расписание на сентябрь там и там, отправились к актовому залу – действо состоится именно там.