Текст книги "Телевизионные сказки (сборник)"

Новенькая

Семёнов скучал.

Ему, конечно, было чем заняться. Но это были занятия, недостойные такой личности как Семёнов.

Например, надо было срочно доделать сюжет о предвыборной поездке депутата на места.

Это было слишком пошло. Все эти предвыборные места были похожи друг на друга, как и сами депутаты.

А в противоположном конце офиса скучала Новенькая. Первый день на работе давался с трудом.

Сначала получение пропуска и беседа с охранником, который здоровался таким тоном, что хотелось ответить ему «Сам дурак!». Потом поиск нужной комнаты и, самое главное, многочасовое ожидание руководящих указаний. Начальство задерживалось, поэтому весь офис находился в состоянии блаженной дремоты.

А Семёнова всё раздражало.

Во-первых, он забыл где оставил свою «восьмёрку». В принципе, мест, где он мог её оставить, было всего три. У телецентра в час пик был не такой уж большой выбор. Но где именно? У пожарного выезда, на тротуаре или под знаком «стоянка запрещена»?

Во-вторых, он поссорился со своей Танькой. Он не очень помнил деталей. Может быть, это она с ним поссорилась, а он с ней нет? Дело было утром. Семёнов ещё не проснулся, поэтому говорил и слушал с трудом. Танькин монолог он помнил смутно, но по всему получалось, что дома ему сегодня делать нечего.

В-третьих, и это было самым главным – Семёнов никак не мог найти свою чашку для кофе. Он нервничал, подозревая интриги.

Можно было, конечно, взять любую другую. Но это был путь для слабых духом – это было слишком просто. Поэтому Семёнов сидел без кофе и мрачнел с каждой минутой.

А, тем временем, Новенькая активно входила в «курс дел».

Вхождение в курс дел заключалось в рассматривании наглядной агитации на стенах и чтение научно-популярной литературы. Как и во всяком офисе, на стенах висели всякие жизнеутверждающие лозунги, вроде, «шеф не спит, шеф размышляет» и шаманские заклинания, ускоряющие наступление пятницы.

А Семёнов внезапно возжаждал творчества и самореализации. Другими словами – он решил перекурить.

Перекурить можно было на лестничной площадке. Собственно, Семёнов, обычно курил прямо в монтажке. Это было его негласной привилегией. Однако, сейчас он хотел общения.

А Новенькая, осматривая достопримечательности, дошла, наконец, до курилки.

На площадке лестнице было людно. Два Сисадмина, три Бухгалтерши и одна Новенькая.

Семёнову Новенькая сразу понравилась.

Она явно ничего не понимала в компьютерах и бухгалтерии. Ей, как и Семёнову было скучно и хотелось творить.

Семёнов первым завязал разговор, одолжив Новенькой зажигалку. Некоторое время он томно рассматривал свои кроссовки, собираясь с мыслями, а потом решительно продолжил разговор:

– Лёша!

– А я, Аня. Очень приятно, – Новенькая игриво запрыгнула на подоконник, – Я тут недавно и всех не знаю. А ты кто?

Врождённая интеллигентность не позволила Семёнову проявить себя рифмоплетом, и он решил блеснуть в другом качестве.

– Я тут главный… – решил напирать на скромность Семёнов, – Главный по монтажу. Ну, то есть по всей творческой части.

Увидев, как широко у Новенькой раскрываются глаза, он продолжил.

– Если там, например, сюжет, клип или передачу, то это всё ко мне.

– Ой, как интересно, – защебетала Аня, – А я как раз тут корреспондентом хочу поработать. То есть, я, конечно, никогда корреспондентом не работала, но очень хочу. Всё это вот творчество… ну, презентации, корпоративы – очень люблю. Прям, совсем люблю.

Но я тут первый день и всё никак не освоюсь.

В это время вниз по лестнице угрюмо скакал Начальник. Он только что приехал с совещания. Его распирало от эмоций. Увидев такой скопление подчинённых, он не удержался и решил поднять корпоративный дух:

– Раздолбаи… Всех уволю. Если в этом квартале у нас цикл передач не примут, так и знайте, что никто денег не получит.

– Это наш Палыч, – снисходительно пояснил Семёнов, когда Начальник скрылся за дверью, – Он всегда не по делу гудит. Что с него возьмёшь… А примут ли работу – от меня зависит.

– Не люблю таких. Уволю, уволю… Нельзя так в творческой профессии, – поддержала Семёнова Новенькая, – Я его боюсь. Он какой-то дикий и неадекватный. Даже не поздоровался.

Семёнов деловито пощёлкал кнопками мобильного телефона, демонстрируя Новенькой внушительный список контактов.

– Ничего. Держись меня – не пропадёшь. Я тут всех знаю.

Следующие несколько часов пронеслись для Семёнова незаметно. Его буквально тошнило знаниями, которыми он щедро делился с Аней.

Новенькая охотно впитывала мудрость, умело поддакивая и делая умное лицо в нужный момент.

Вообще-то, чувство нужного момента – было её сильной стороной. В те короткие промежутки времени, когда Семёнов отвлекался, она ловко выскакивала из монтажной.

Новенькая постепенно втягивалась в работу – нашла бесплатный автомат с кофе и журнал «Космополитен». Потом познакомилась с секретаршей, администратором и трафикменеджером. Это было легко, потому что все эти трое были одной и той же Ленкой.

А познакомившись с Ленкой, можно было считать, что знаешь весь офис. Уж кто-кто, а Ленка-то точно «была в теме».

Семёнов ревновал. Он первый открыл Новенькую и считал, что имеет на неё «право первого рабочего дня». Однако, ему трудно было разорваться между монтажной c депутатом и общей комнатой. Для Новенькой общая комната имела неоспоримое преимущество перед монтажной Семёнова. Там был диван, телевизор и последние сплетни про Начальника, любезно предоставленные Администратором.

Со своей стороны, Новенькая охотно делилась сведениями о своём прежнем начальнике.

Оказалось, что он очень похож на нынешнего – такой же козёл.

Однако, когда Семёнов обманом затаскивал Новенькую к себе в монтажку, он смог оторваться по полной. Он пообещал показать ей скандальные материалы, не пошедшие в эфир, а потом два часа рассказывал о таинствах прямой склейки. Аня ничего в этом не понимала, но вежливо спрашивала о каждой кнопочке на видеомагнитофоне.

«А ещё я ей покажу, как умею на фотках прыщи замазывать», мстительно подумал Семёнов, вспомнив о ссоре с Танькой.

В своих мечтах он уже показал Новенькой свой богатый список спецэффектов. Она согласилась покататься с ним по ночной Москве. Они вместе рассекали темноту на тюнингованной «восьмёрке» Семёнова. Он давал ей трогать нежную кожу на спортивном руле.

Внезапно дверь распахнулась и, приветливо хрюкнув, вошёл Палыч.

Потом Начальник почесал мобильником нос и перешёл к делу:

– Ха, Семёнов! Чё, опять облажался с эфирной кассетой? Уволю!!!

Семёнов понял, что Палыч в хорошем настроении, ведь в предложении не было матерных артиклей. Он ободрился, и решил поддержать разговор:

– Это не я!

– Знаю, что не ты. Это я так, для профилактики, – изволило пошутить Начальство. А потом

шутки кончились:

– Аня, а ты что здесь делаешь? Здесь пыльно! А ну, давай-ка ко мне, я тебя введу в курс дела.

Семёнов хотел было сказать, что он уже два часа, как инструктирует Новенькую, но не успел даже набрать воздуха для фразы. Новенькая с шефом уже исчезла в пучине телецентра.

Когда через несколько часов Семёнов оторвался от сюжета с депутатом, ему оставалось лишь грустно слоняться по коридорам телецентра. Он смотрел, как Новенькая с Начальником пошла пить кофе, потом у них на двоих была летучка, планёрка, совещание…

Палыч махал руками, Новенькая смеялась и тоже что-то рассказывала. Несколько раз Семёнов пытался перехватить её в коридоре, но она отделывалась парой фраз. Она очень торопилась. Теперь весь её рабочий день был расписан по минутам.

Начальство фонтанировало жизненно важной, для начинающего подчинённого информацией и Новенькая понимала, что ей, наверняка, придётся задержаться на работе допоздна.

Ведь Шеф обещал ей рассказать, как на одной презентации, один очень известный артист, рассказал ему про одного очень известного бизнесмена, что у того жена редкостная нимфоманка.

«Вот и освоилась,» – подумал Семёнов и заперся в монтажной. Он ещё раз просматрел сюжет с депутатом. Ему было скучно и хотелось творить.

Он взял чёрный маркер и размашисто нарисовал непристойность на листке по технике пожарной безопасности.

В конце концов, каждая творческая личность по-своему ищет путь для самовыражения.

Звёздный час Семёнова

На монтаже популярной юмористической передачи «Икс-студия» было невесело. Точнее, когда кто-то пытался острить, всем становилось ещё хуже.

Режиссёр хмуро околачивал ногой коробку с кассетами, автор сценария и, одновременно, Руководитель программы метался, как тигр в клетке. Семёнов же пребывал в философском расположении духа. Другими словами, он размышлял о финансировании Нового года. Финансов особо не было, поэтому оставалось только философствовать – это успокаивало.

Проблема была в том, что было нарушено святое правило любого монтажа – «Больше трёх в монтажной не собираться».

Парадокс, но на съёмках все шутки выглядели очень смешными. Но чем смешнее на съёмках, тем хуже для монтажа. Как и в любом деле, при производстве передачи хорошо смеётся тот, кто смеётся последним. И вот сейчас-то всем было не до смеха.

Однако, каждый из участников монтажа был просто уверен, что надо лишь «сделать всё как надо» и сразу станет опять смешно.

«Делать как надо» должен был Семёнов. Он всё переделывал уже третий раз, но «как надо» всё не наступало. Мрачно и неотвратимо наступало совсем другое. На канале должен был наступить Новый год, а за Новый год на канале отвечала «Икс-студия».

Но то, что сейчас лежало перед Семёновым, никак нельзя было назвать каким-либо приличным словом.

Нет, конечно, там была Снегурочка, ёлка и пьяные, но для наступления Нового года на федеральном канале этого было явно недостаточно.

– А давайте на всём этом крупно титры поставим, – вдруг предложил Весёлый Соавтор, – Скажем, спонсор сегодняшней вечеринки – ларёк турецкой шаурмы на Савёловской.

Руководитель посмотрел на него с неприязнью и сделал контрпредложение:

– Лучше всё ускорить в два раза.

Все тактично молчали и Руководителя прорвало:

– А что вы тут все расселись! Я что – один должен всё это дерьмо разгребать! Всё вам не так, а сами нихера не делаете! Я смотрю, что вам всё уже пох…

– Да мы уже сколько раз предлагали. Это уже третий вариант. У нас монтажная смена уже позавчера закончилась, а мы всё переделываем. Тут лучше уже не будет. Ну, если только переснять всё по другому сценарию, – мрачно подметил Режиссёр.

– Ты чё несёшь! Сценарий тебе плохой?! – Руководитель, как творческая личность и главный автор передачи, просто захлебнулся от ярости.

Весёлый Соавтор, бросился грудью вперёд, как рефери на ринг.

– Ребят, ну вы чего кипятитесь. Сейчас всё сделаем. Давайте всё ускорим в три раза и будет смешно. Мы так в КВН пробовали – голоса такие смешные у всех получаются.

Семёнов гонял курсор по экрану.

– А давайте всё в розовый покрасим! – поучаствовал он в мозговом штурме.

***

Была ранняя весна, когда Танька вытащила Семёнова погулять по городу.

Они оставили машину где-то в переулках и пошли пешком.

Семёнов не знал, как себя вести, будучи пешеходом в весеннем городе, всего пугался и жмурился, как котёнок, у которого только что открылись глаза.

Танька, чтобы не пугать Семёнова непривычными ощущениями, повела его в центр – туда, где много машин.

И вот там, посреди гигантской автомобильной пробки они неожиданно наткнулись на киноконцертный зал. Перед ним тоже была пробка, но уже из двуногих почитателей «Икс-студии».

Со смешанными чувствами Семёнов глядел на афишу. Здесь были все его старые знакомые.

Они натужно улыбались и тыкали конечностями в зрителя, словно умоляя купить билет.

***

В предновогодней монтажной кончалось кофе. Сигареты ещё были, а кофе оставалось всего две ложки. Именно их демонстративно всыпал в свою чашку Руководитель, намекая на непрофессионализм и халатность, проявленные остальными членами коллектива.

Режиссёр тоскливо поёжился и посмотрел на Семенова. Формально рабочий день уже давно закончился и Семёнов только пожал плечами, а Соавтор запустил пробный шар:

– Ну, так чего? Может, тогда всё замедлим? Все будут так сме-е-е-е-ешно разговаривать. Как эстонцы!

У Руководителя уже не было сил ходить. Силы для размышления оставили его ещё раньше, а вот силы материться ещё были. После монолога Руководителя, полного вековой начальственной мудрости, в монтажной наступила гнетущая тишина. Она прерывалась лишь вздохами Режиссёра и сопением Семёнова.

Семёнов думал. Он уже долгое время думал о передаче. Думал он о ней плохо. И чем дольше он ней думал – лучше не становилось. Тогда он подумал о наступающих выходных. Это тоже было невесело, потому что зарплату не платили уже второй месяц.

При таком раскладе, Новый год мог и не наступить. Поэтому Семёнов и сопел, стараясь вложить в это сопение всё свои претензии к мрачной действительности.

Соавтор, стараясь вызвать прилив креатива, наматывал круги по монтажной и, в конце концов, так размотал один из кругов, что выскочил в коридор. Руководитель, словно только этого и ждал – метнулся за ним.

Семёнов воспользовался моментом, решив проявить характер:

– Ну, это, давайте уже решайте что-то. Передача давно смонтирована. Чё тут править-то?

Пять раз уже всё пересматривали. Если материала нового нет, то надо сливать на кассету так, как есть. Лучше-то уже не будет. Мне мама в детстве говорила, что от перемены мест слагаемых, сумма не меняется.

Режиссёр поморщился, как от зубной боли:

– Ну, видишь, чего тут происходит? Как тут сливать-то?

– Я, конечно, ни на что не намекаю, но смена уже кончилась. Я на этой неделе с вами уже на пятую переработку иду, – решил поставить вопрос ребром Семёнов.

– Ну, подожди чуть-чуть. Сейчас они что-то придумают.

– Ну что – вы что-нибудь придумали? – с этим вопросом вернулся в комнату Соавтор.

– Предлагаю всё покрасить синим, – немедленно отозвался Семёнов.

***

Танька неуверенно посмотрела на Семёнова. Семёнов был нестабилен – он попинал сугроб, а потом инстинкты потянули его к кассе:

– Пойдём глянем, сколько билеты на этот шабаш стоят. Я-то уже бесплатно на это насмотрелся. Интересно, сколько с пролетариев дерут за посмеяться.

Протиснувшись сбоку через толпу фанатов, он посвистел немного от увиденного и бойким дельфином вынырнул из людского круговорота:

– Ничё себе, у них аппетиты! Петросян столько не зашибает!

– Ну, так он же, посмотри, тут почти каждый день выступает, а они всего два дня. Конечно, у них дороже, – пожала плечами Танька.

***

А в монтажной уже запахло Новым годом – туда грузно впорхнул Руководитель. От него разило шампанским и коньяком. Он обвёл мутным глазом монтажку и к нему подскочил Режиссёр, задвигая его в смежную комнату. Момент для разговора был явно неподходящим, но другого выхода не было. Режиссёр зажмурился и на выдохе выпалил:

– Надо бы Лёхе деньги отдать. А то мы ещё за прошлый монтаж ему не отдали, а он с нами уже которые сутки сидит. Нехорошо получается.

Руководитель хрюкнул и резко наклонился вплотную к Режиссёру, словно готовясь укусить его в шею. Кроме запаха коньяка и шампанского Режиссёр уловил ещё и водочный перегар. Он понял, что дело плохо, но убегать уже было поздно.

– Ты чё, совсем обурел? – шипел, раздувая ноздри и вращая глазами, Руководитель, – Какие, нах, деньги? Нам канал не платит и Леха ничё не получит. Он и так слишком много получает. Мля… Передачу нормальную сделать не можете, а туда же…

– Причём тут Семёнов-то! По монтажу нет вопросов-то… А деньги ведь за рекламу вчера пришли. А ещё корпоратив был… Мы же обещали!

От ярости Руководитель подавился алкогольной отрыжкой. Подобно марсианским каналам, выступили на его лице синие прожилки.

– Это ты, мля, обещал, ты и плати! Ты же, я смотрю, самый умный! Но, слышь, ты – умник, твою мать… тебя НАШИ корпоративы и реклама не касается. Иди, вон кнопки тыкай. Будут деньги на монтаж – получите. А так – хер!

Описав широкий круг и спугнув с насиженного места Соавтора, Руководитель плюхнулся в кресло:

– Всё, мля.. Ща будем всё перемонтировать.

Семёнов вздрогнул.

– Но ведь сценарий был утверждён! Мы же начисто делали!

– А я передумал. Всё будет по-другому. Так смешнее.

– Но это же на всю ночь работа! Уже третий раз подряд!

– А ты, что – хочешь халтуру в эфир пустить! Мы же на качество работаем! Выкидывай всё это нах…

Семёнов выбежал в туалет. У него немного тряслись руки. Режиссёр трусил сбоку:

– Лёха, ты только ничего такого не думай. Мы всё заплатим. И за переработку и за прошлое всё… Я тут всё записываю. Я сейчас с Петей говорил, он в курсе всего.

Семёнов дышал тяжело, но ровно. Он уже почти смирился с очередной ночной работой:

– Эх, надо было всё в зелёный покрасить…

***

Танька подпирала собой колонну, а Семёнов курил, когда к ним подбежала Корреспондентка, возникшая из ниоткуда. За ней угрюмо волочился оператор. Ему было жарко и хотелось пива, но он был привязан к корреспондентке шнуром микрофона.

– Ой, а вы же на «Икс-студию»? Можете сказать пару слов? – защебетала Корреспондентка.

Танька вопросительно посмотрела на Семёнова. Он решил соответствовать:

– Ну, можем, если надо…

– Лёлик, включай мыльницу. Типа, мотор, – Корреспондентка захихикала и сунула Семёнову в рот микрофон, – Ну и как вам Икс-студия.

Семёнов понял, что это его звёздный час. Он закатил глаза в потолок, выпустил кольцо табачного дыма и покровительственно посмотрел на Корреспондентку:

– Хм… Икс-студия… Я работал с ними как-то в Новый год. Вся неделю по ночам сидел.

– Ну и как вам? – икнула Корреспондентка.

– Как, как… Полное дерьмо! Нифига не смешно! Да и денег у этих лузеров нет. Мне половину так и не заплатили.

Оператор хихикнул и чуть не уронил камеру. У Корреспондентки обмяк микрофон.

Семёнов же вышел из кадра с чувством выполненного долга и небрежно обхватил Таньку за талию.

– Пойдём что ли отсюда? Я знаю место, где можно на что-то более смешное посмотреть.

Семёнов на халтуре

Семёнов халтурил.

Ему нужны были деньги на ремонт своей восьмёрки, которую покалечил мусоровоз.

Надо сказать, что восьмёрку Семёнова постоянно преследовали разные транспортные средства. Причём, они её преследовали всегда рано утром во дворе, когда Семёнова спал и ничем не мог помочь своему четырёхколёсному другу.

Каждый раз его верная восьмёрка мешала кому-то проехать, припарковаться или развернуться. Результатом были оторванные бампера, вырванные зеркала и помятые крылья.

В этот раз Семёнов поставил машину там, где она, по его мнению, уже никому не могла помешать – в песочнице на детской площадке.

И вот сейчас Семёнов халтурил и думал, откуда на детской площадке взялся мусоровоз.

Халтура подвернулась хорошей. Семёнов был в монтажной один и ему никто не мешал. Когда никто не мешает, работать скучно и хочется побыстрее домой.

Семёнов делал сериал. Задача была нетрудная, ведь монтаж спокойный, сюжет неприхотливый, а игра актёров незамысловатая.

Семёнов расслабился и даже стал воспринимать одну из героинь сериала не только как «тупую овцу, которая всё время забывает свои реплики», а как женщину. Он благосклонно отметил, что она не всё время вываливается из кадра, а иногда очень даже к месту закатывает глаза и ломает пальцы.

Хотя роль у актрисы была второстепенной – она играла служанку главной героини, но, во-первых, она старалась как могла, а во-вторых, была симпатичной. Для актрисы это несомненный плюс – как ни крути.

Спустя ещё некоторое время, Семёнов вынужден был даже признать, что она ему нравится. Он поймал себя на мысли, что больше обращает внимание на её глаза, а не на грудь и ноги.

Но всё хорошее быстро кончается, иногда даже толком не начавшись.

В это время за дверью раздалось хихикание и чудовищный грохот каблуков. Через мгновение всё это оказалось в монтажной у Семёнова.

Семёнов традиционно всегда задавал себе риторический вопрос, откуда продюсеры берут себе таких симпатичных ассистенток. Но в этот раз он не успел этого сделать – всё развивалось слишком стремительно.

– Хай! – в комнату по-американски деловито ввалился зарубежный консультант.

– Привет, это Американец и он хочет посмотреть последнюю серию, сделать правки и дать несколько советов – перевела Семёнову Ассистентка.

– Майкл! – продолжил Американец.

– Наши с ним уже все переругались. Он непонятно чего хочет. Послали к тебе. Ты человек новый – авось, разберёшься.

Ассистентка, поправила причёску, щёлкнула крышкой телефона и перешла на личности:

– А меня, кстати, Лиза зовут. Я ему и переводчик и гид.

– А я Лёша, – поддержал разговор Семёнов.

– Окей, – некстати влез Американец и деловито расположился за спиной у Семёнова.

Семёнов занервничал. Он не любил, когда чей-то взгляд упирался ему в спинной мозг.

Но дальше всё пошло как по маслу. Диалог культур кое-как налаживался.

Иностранец что-то нечленораздельно булькал, а Семёнов монтировал и беседовал с Ассистенткой. Она расположилась к нему боком, словно специально демонстрируя Семёнову свой профиль.

– А что, ты его и в столовку водила?

– Нет, конечно. У них своё питание. Что русскому хорошо, то американцу три дня поноса.

Американец утвердительно икнул. Переводчица отреагировала:

– Ну ты понял…

– Понять-то его немудрено, – кивнул головой Семёнов, вздохнул и укоротил сцену вдвое, выкинув фрагмент, где его любимая актриса красиво, но совершенно не к месту принимает особенно соблазнительную позу. Он сразу сообразил, что продюсер, хоть и мычит не по-русски, но в своём деле понимает. А что же тут непонятного, если дело ясное! Таким образом, Семёнов с Американцем быстро нашли общий язык.

Формально, Ассистентка была их общим языком. Но тут всю свою силу проявляла поговорка «язык до Киева доведёт»…. В данном случае, только в Киев он и вёл.

Семёнову приходилось полагаться только на интуицию и свои скромные познания в американском английском.

– О кей, мистер?! – Семёнов тыкнул пятернёй в экран монитора, объясняя заморскому гостю, что правая камера берёт общий план в то время, когда должна брать крупный. А поэтому, то, что делает в данный момент актриса, может быть понято зрителем только по выражению лица главного героя. Отсюда у него, Семёнова, нет другого выхода, кроме как показывать не то, что надо, а то, что есть.

– Идиоты! – на чистом русском согласился с Семёновым продюсер.

– У него с режиссёром разное понимание сверхзадачи. Отсюда и несовпадения ключевых точек мизансцены, – перевела Лиза.

Семёнов посмотрел на Ассистентку с уважением. Лиза посмотрела на Американца, а тот, в свою очередь на Семёнова.

Семёнов опять вздохнул и выкинул двухминутный кусок, где ничего не происходило, а все герои молча тупо пялились друг на друга. Особенно ему было жалко крупный план служанки, где камера заглядывала в глубокий вырез её платья.

По пометкам в сценарии, это была душераздирающая сцена, где «на лицах героев отображается нечеловеческая внутренняя борьба». Фактически же главный герой старательно и нечеловечески пучил глаза, а остальные, глядя на него, старались хотя бы не рассмеяться.

Потом последовали ещё правки, ещё и ещё… И когда Семёнов в очередной раз, под одобрительные возгласы Американца, укорачивал очередную нудную сцену, вдруг вмешалась Лиза:

– А вот это вы зря выкидываете!

– Переведи, – автоматически попросил Семёнов.

Американец разродился долгой тирадой. Семёнов промолчал и после опять вступила Ассистентка:

– Вечно он одно и тоже говорит. Заткнулся бы уже. Потом обратно всё ставить придётся. Режиссёр эту сцену два часа снимал. Так на операторов орал, что свет во всех туалетах дважды гас. Грозился, что лично весь монтаж проверять будет. Что-то ему в этой сцене особенно дорого.

Американец замахал руками, произнося какой-то пламенный монолог. Семёнов узнал много ругательств, знакомых ему по фильмам… Было ясно, что он не одобряет творческих методов Режиссёра. Когда в тираде Американца уже стали встречаться и русские слова, Лиза зевнула:

– Ну его… То же мне, самый умный! Пусть как хочет делает, но я предупредила, – всё придётся назад менять.

Семёнову, по личным мотивам, самому нравилась эта сцена. Ведь в ней присутствовала служанка, которая бойко скакала перед камерой в одной ночной рубашке. Семёнов с удовлетворением отметил, что в этом актёрском этюде всё выглядело вполне натурально, выпукло и ярко.

Но, к сожалению, нужно было признать и правоту Американца. По сценарию, служанка только что куда-то уехала за город и целых три серии не должна была появляться на экране.

Семёнову было жалко симпатичную актрису, которую заставили почти полностью раздеться и неизвестно зачем прыгать перед кучей людей. Актриса был явно начинающей. У неё и слов-то почти не было.

Когда Американец отвлёкся, Семёнов пошёл на компромисс. Он слегка укоротил сцену и переставил её пораньше. Так это выглядело не совсем позорно.

А спустя полчаса, когда монтаж уже подходил к концу, случился творческий кризис. Творческий кризис ворвался в монтажную в виде Режиссёра.

Режиссёр был модный, то есть, молодой и лысый. Он смотрел на мир через жёлтые очки, носил сумку цвета хаки и на груди у него был большой британский флаг. Всё это давало ему основания быть недовольным пошлостью и серостью мира.

В данный момент, вся пошлость мира для него воплотилась в Американце. Они сходу начали ругаться, словно продолжали какой-то ранний спор.

Всё это было бы забавно, но Режиссёр несколько раз помянул недобрым словом искусство монтажа. Семёнов, в той части своей натуры, где он был художником, помрачнел. А как художник, он был натурой ранимой, поэтому вставил несколько реплик. В сценарии скандала, который составил для себя Режиссёр, эти «реплики из народа», не были предусмотрены. Он озадачился, но потом разозлился ещё больше, когда узнал про вырезанную сцену.

Семёнов как раз собирался объяснить, что он её просто переставил, когда в монтажную зашла Актриса. Причём, именно та, которая играла служанку.

Бывает и такое, хотя, вообще-то, актрисы редко бывают в монтажных. Ведь там странно пахнет и нет зеркал во весь рост.

Семёнов не успел ещё положить глаз на размер бюста Актрисы, как Режиссёр уверенно положил ей руку пониже талии:

– Испортили, всё испортили. Ну сколько раз говорил, чтобы ничего не трогали, если не понимают. Сколько можно их учить! Представляешь, они выкинули ту сцену! Вся кульминация к…

– Ну, Артурчик, – жеманно поджав губки, вдруг заговорил Актриса, – Ты же сам говорил, что в этой стране нет профессионалов!

Режиссёр, в поисках сочувствия, потискал правую ягодицу Актрисы:

– Знаешь, Лёля, когда я стажировался в Штатах, то мой друг Джереми… Ты же знаешь моего друга Джереми? Вот, всегда, когда я ему рассказываю, он всегда в шоке от этого совка.

Американца стошнило каким-то ругательством, а Режиссёр продолжил:

– Придётся завтра исправлять монтаж. Ни на кого нельзя положиться… Ну, кроме тебя. Ты отработала на все сто. Чтобы я без тебя делал!?

Режиссёр слизал с Актрисы помаду и они триумфально покинули помещение.

– Я же говорила, – удовлетворённо подвела итог Ассистентка.

Но все и без неё поняли, что уж кто-кто, а Актриса отработала «на все сто».

Американец неприязненно покосился на Лизу и выскочил из монтажной. Та тенью проследовала за ним.

Оставшись в одиночестве, Семёнов, задумчиво протёр монитор.

– А вот хрен тебе, завтра исправлять монтаж, – философски подвёл свой итог Семёнов, надёжно стирая из компьютера сцены со служанкой.