Текст книги "Увидеть море"

То, что произошло потом, было неожиданностью даже для меня, не говоря уж обо всех остальных: мои двоюродные полукабардинские братья с достоинством поднялись из-за стола шагнули на «данс-пол» между столами и, вдруг резко взмахнув руками, завертелись в танце вокруг армянок. Со стороны это выглядело даже не как танец, а как настоящий балетный номер из «Лебединого Озера» Хачатуряна. Гибкие черноволосые и загорелые, мои кузены налетали и отступали на двух девушек в изящных светлых платьях, которые продолжали плавно скользить в танце. Двигались они при этом так стремительно и так профессионально, что когда закончился танец, я пораженный такими скрытыми умениями моих скромных младших братьев вскочил вместе с другими гостями и бешено рукоплескал их танцевальному триумфу.

После этого свадьба превратилась в откровенное соревнование. Армянские гости уже не игнорировали малочисленную кучку моих гостей, но смотрели изучающе и азартно перешёптывались, обсуждая следующий ответ.

Наша сторона, уже изрядно разгоряченная спиртным и «болением» за «своих», уже чувствовала себя посвободнее, мой отец и дядя посматривали горделиво и довольно, шумно отмечая успехи нашей стороны. Со стороны наша свадьба всё больше стала походить на конкурс «Евровидение».

Со стола «самых уважаемых гостей» поднялся особо внушительный армянин с массивной золотой цепью на шее и, хитро поблескивая глазками, начал вкрадчивым голосом:

– Как мы видим, уважаемые гости со стороны жениха не только хорошо слагают стихи, но и отлично танцуют. Мы хотели бы поблагодарить их за такое талантливое выступление, и, в свою очередь, порадовать гостей выступлением наших детей… – тут он сделал многозначительную паузу и, как заправский конферансье, вскинул руку вверх.

– Встречайте! Выпускницы Ессентукского музыкального училища по классу «вокала», Снежана и Аревик!

Это была уже реальная заявка на победу. Что ни говори, а выпускницы музыкального училища – это звучало солидно.

На небольшую импровизированную сцену с приглашенными музыкантами вышли две девушки в строгих платьях и, взяв в руки по микрофону, изобразили смиренное выражение лица.

Вид у девушек был такой собранный, что я приготовился услышать, по меньшей мере, церковный вокализ 18-го века.

Одна из них кивнула синтезаторщику, он ударил по клавишам и…

– Ветер с моря дул, ветер с моря дул, нагонял беду, нагонял беду, – хорошо поставленными оперными голосами девушки пели разухабистый кабацкий шлягер, и чем уверенней звучали их профессиональные «вибрато» и «глиссандо», тем сильнее становился заметным диссонанс между песней и манерой исполнения. Войдя в раж, девушки на ходу попытались разложить основную партию на несколько голосов, но отсутствие привычки выступать в ужасающих акустических условиях сыграло с ними дурную шутку: вокалистки плохо слышали друг друга и пару раз уверенно смазали «по соседям». Однако, несмотря на явные недостатки номера, мощные голоса вокалисток произвели впечатление на всех гостей, и аплодисменты были искренними с обеих сторон.

Мои подвыпившие отец и дядя даже поднялись и толкнули по пламенной речи с похвалами в адрес красоты и талантливости Снежаны и Аревик. Ликование на армянской стороне и подавно было безудержным.

Однако мы с Мишей знали, что точку в соревновании ставить рано. Оторвав Толика от наматывания словесной лапши на прекрасные ушки Светкиной сестры, я подтолкнул его в сторону микрофона.

– Все знают, что Паша хороший друг и достойный спутник для Светы, – издалека начал Толик, – но мало кто знает, что кроме этого он ещё и поёт, – Толик многозначительно посмотрел на собравшихся. – Так попросим же его почтить уважаемых гостей песней!

Плотный концертный график в институте и ежедневное многочасовое пение в подземных переходах к тому времени сделали из нас с Мишей настояших мастеров пения «а капелла» (то есть пения без музыкального сопровождения). Не одну пьянку среди музыкальных коллег мы просиживали, раскладывая на голоса всевозможные композиции. Но была одна, которая, на мой взгляд, как нельзя лучше приличествовала случаю. Мы с Мишей вышли на сцены с деланно скромными физиономиями и взяли в руки по микрофону.

– Что играть? – обратился к нам взмыленный от жары синтезаторщик.

– Отдохни, – отклонили мы его услуги, – мы сами.

Выждав пару секунд, пока гул утихнет, я глубоко вздохнул и запел чистым и проникновенным голосом:

– Выйду ночью в поле-е с конём, – понеслось над притихшей толпой, – ночкой тёмной тихо пойдём, – подхватил Миша в терцию.

Наши голоса, усиленные микрофонами, звучали то задушевно, то набирали мощи и звенели неистово и пафосно. В кульминационный момент песни синтезаторщик за нашей спиной не смог оставаться равнодушным и ворвался с лирической подкладкой из скрипичного оркестра на своём синтезаторе.

– Золотая рожь, да кудрявый лён, я влюблён в тебя Россия, влюблён, – на фоне пронзительных скрипок куплет прозвучал так величественно, что в последующей паузе наступила мёртвая тишина, на мгновение стало слышно, как в соседнем селе за рекой лают собаки.

Я выдержал театральную паузу и закончил один, вложив в последнюю строчку всю проникновенность и задушевность, на которую был способен:

– Мы идём с конём по по-олю вдвоём.

Труднее было выбрать более удачный момент для этой песни. Вся свадьба взорвалась ликующими криками и аплодисментами. Это был конец соревнования и настоящее начало свадебного торжества.

Уже никто после этого не путал моего имени. Армяне были так впечатлены нашим исполнением, что я для них уже стал не человеком из противоборствующего лагеря, а что ни на есть «своим» родственником. Многочисленные Светкины дяди и тёти смешали ряды и бежали обниматься и чокаться с моими родителями и родственниками. На нашей свадьбе наступил полный интернационализм и «встреча на Эльбе».

– Павлик, – отец отозвал меня в сторону и произнёс торжественным тоном, – сегодня ты сделал меня очень гордым, что у меня такой сын. Счастья, вам сынок, со Светой в жизни, и спасибо, что доставил нам с мамой такую радость!

Поцеловавшись около тридцати раз на пресловутое «Горько», мы с невестой незаметно улизнули с торжества. Навстречу попался мрачный Толик.

– Ну как там у вас с Юлей? – заговорщически подмигнул я «дружку».

– Да, никак, блин! Там папа её за ней, как ищейка следит, только отойдём куда-нибудь – «Юля-я… у вас всё там хорош-о-о?!» – Толик раздражённо передразнил Юлиного отца. – Пойду, нажрусь с горя!

– Ладно, давай, удачи, ловелас, – со смехом я и Света попрощались и направились в подготовленную для молодоженов комнату.

Жара, усталость и нервы сделали своё дело. Добравшись до кровати, мы рухнули в постель и проспали всю нашу первую брачную ночь, как убитые.

Эпизод 14: F.U.C.K.

На пятом курсе учиться совсем не хотелось. Взрослые, зачастую уже женатые люди, без пяти минут свободные кузнецы своего счастья, и вдруг – учиться. Нелепица какая-то.

Единственное дело, которое приличествовало, по нашему мнению, умудренным двадцатилетним мужам – это солидно попивать водочку по вечерам, ругая правительство и безденежье. На пары мы ходили регулярно – каждые две недели, но этого садистам-преподам казалось мало. Пятикурсников ждало испытание педагогической практикой.

Женская половина будущих учителей тряслась от ужаса. Сдавать преподам вызубренные «домашки», это не урок вести. Дитё оно в массе – свирепое: всех пробует на зуб, и при любой слабине разорвёт в секунду. Особенно это касается подростков. С младшими полегче, но тоже не сахар. Тут и лидерские навыки требуются, и умение выступать перед незнакомой аудиторией, и педагогическая жилка. В общем, как сейчас бы сказали – челендж!

С выпученными глазами студентки носились, переписывая друг у друга планы уроков и вынюхивая в какой школе дети поспокойней, и руководитель практики помягче.

Меня в этот момент занимал творческий поиск (в том смысле, что я по пьянке у кого-то оставил свою гитару и теперь не мог её найти) и кризис первого года семейной жизни. Это только позже я узнал, что кризис второго года семейной жизни гораздо страшнее, и сравним только с кризисом третьего года, который покажется просто воскресным пикником в сравнении с кризисом четвертого года. Ну, и так далее…

Соответственно я самозабвенно бухал, не задумываясь о планах уроков. К тому же проходить практику я должен был в последнем потоке и пока лишь пару раз в неделю посещал уроки других практикантов в рамках «обмена опытом». Зрелище было воистину жалкое. Красные от смущения практикантки бормотали в пустоту фразы из заготовленного заранее плана урока, изредка прерываясь, чтобы громко пискнуть, что-то вроде: «Ребята, пожалуйста, не кричите! Пожалуйста, сядьте на своё место!»

Дети, почуявшие анархию, моментально слетали с катушек и носились по классу, дёргая друг друга за косички и кидаясь «сифой». Обычно в начале урока я не вмешивался, чтобы не подрывать авторитет «преподавателя», но минут через двадцать моё терпение истощалось и, рявкнув пару раз с задней парты, я восстанавливал спокойствие в классе. Затюканные однокурсницы награждали меня благодарным взглядом, а маленькие дьяволы в шоке посматривали округлившимися глазёнками на «строгого дядю».

Единственным толковым преподавателем из десятка практикантов, чьи уроки я посетил, оказался Миша. С неизменной вежливой доброжелательностью он придумывал ученикам всё новые и новые интересные задания, и, кажется, сам с удовольствием в них участвовал. Дети были так увлечены, что просто не успевали отвлекаться для учинения беспорядков.

Входя в класс на свой первый урок в качестве преподавателя, я был абсолютно спокоен и уверен в себе. После десятка выступлений перед тысячной толпой на институтских рок-концертах «боязнь сцены» мне не грозила. Однако неприятный холодок в животе всё-таки присутствовал.

– Здравствуйте дети! Это – Павел Сергеевич, он будет вашим новым учителем, – пожилая учительница одарила меня улыбкой поддержки, и ретировалась «на Камчатку», проверять домашние задания. С первых минут урока стало понятно: преподавательство – это моё.

По правде говоря, управлялся с шестым классом «Б» я ничуть не хуже, чем его классная руководительница.

Умение работать с коллективом я отточил ещё на пьянках в общежитии, где мне приходилось ораторским искусством перетягивать внимание девушек с более симпатичных сокурсников на мою скромную персону.

Дети под моим руководством демонстрировали удивительное послушание и прилежание. Поражённая таким резким контрастом с предыдущими практикантами учительница разнесла мою славу по школе.

Учителя заглядывали на мои уроки по двое и по трое, и неизменно рассыпались в похвалах. Однажды, после уроков ко мне подошла завуч и предложила несколько уроков позамещать преподавателя в 10-ом «А».

– Павел Сергеевич, у нас сейчас тяжёлое положение с учителями, а мне коллеги сказали, что вы справляетесь. Вы как? Поможете нам? – и сорокалетняя дама посмотрела мне в глаза с особой проникновенностью. Я был смущен и торопливо согласился.

– Одиннадцатый «А»? – моя учительница казалась озабоченной, – это трудные ребята… знаете, дети обеспеченных родителей… избалованные…

– Думаю, что всё будет хорошо, – легкомысленно парировал я и направился пить пиво с нашим барабанщиком Славиком, который был недавно предан остракизму со стороны школьной администрации. Учителя накатали на него жалобу за неподобающее поведение на уроке, и Славик был отстранён от прохождения практики.

– Понимаешь, Пашка, у этих учителей синдром страуса. Я пытался дать детям новую интересную информацию, не из программы, ну вот они, конечно, и испугались конкуренции, – объяснил мне ситуацию Славик, когда мы сидели в пивняке, очищая окаменелую воблу.

– А что за «новая информация»? – заинтересовался я, по опыту зная, что на неподготовленных людей Славик зачастую мог действовать шокирующе.

– Ну, я рассказал классу историю семантического происхождения слова «fuck» – ну то, что в Викторианскую эпоху супругов, которые подозревались в занятии сексом без одежды, предавали повешению, с приговором «за незаконные плотские знания» – буквально «For Unlawful Carnal Knowledge». На шею вешали табличку, где сокращённо указывали F.U.C.K.

– Действительно занимательно. И что этим учителям могло тут не понравиться! – согласился я.

– Ну, видишь? И я говорю! А эти придурки забрали у меня не только шестой «Б», но и четвёртый «А», хотя там я ничего не рассказывал! – Славик возмущённо замахал воблой.

– Талант всегда зажимают, – не смог я удержаться от сарказма, но Славик его не заметил.

* * *

Звонок прозвенел, а в классе присутствовала только половина десятого «А». На первых партах смиренно восседала кучка отличников-ботаников, далее зияла пустота.

– Та-ак… – многозначительно произнес я и задумался. С бодуна самочувствие у меня было неважное, а настроение мизантропическое. – А где же все остальные?

– Они в столовой, – с готовностью сдала одноклассников маленькая рыжая девчушка с первой парты. Она и её соседка всем своим видом выражали пылкое желание угодить учителю. Подлиз у нас и в институте хватало, так что особой приязнью я не воспылал, но на этот раз мы были по одну сторону баррикад.

– Павел Сергеевич, я могу сбегать их позвать! – её соседка попыталась перетянуть учительскую благосклонность на свою сторону.

– Они просто знают, что сегодня практикант замещает, вот и не торопятся, – пробасил со второй парты тучный подросток и залился неожиданно высоким хрюкающим смехом.

– Ждать мы никого не будем. Отсутствующие получат двойки в журнал, – я сурово сдвинул брови и открыл учебник. Лица подростков вытянулись – «двойки в журнал» – это хладнокровно.

Не успел я прочитать тему урока, как дверь класса открылась, и на пороге показались три не по годам развитые, вызывающе одетые девушки с агрессивным макияжем. Встреть я их где-нибудь, на дискотеке, дал бы им лет по девятнадцать на вид.

– Можнзза-айти, – томно поинтересовалась самая смазливая, явно лидер группы. – Мы в столовой задержались.

Не дожидаясь ответа, они прошли, плюхнулись на свои места и начали вполголоса обсуждать что-то своё.

– Для отсутствовавших повторяю. Меня зовут Павел Сергеевич. Я – ваш новый учитель. А как ваши фамилии? – поинтересовался я.

Девушки с удивлением посмотрели в мою сторону. Симпатичная сделала брови домиком:

– Ой, а вы познакомиться хотите? – спросила она с невинным видом. – К сожалению, у меня уже есть молодой человек.

Её подружки захихикали и восхищённо уставились на предводительницу.

– Он не знакомиться, он тебя наказывать будет, – довольно гыгыкнул тучный юноша, жадно пожирая глазами возмутительницу спокойствия.

– Наказывать? Пожалуйста, Павел Сергеевич, я вся ваша. Делайте со мной всё, что хотите, – девушка соблазнительно выгнула спину, демонстрируя роскошную грудь, почти вываливающуюся из глубокого декольте. Хихиканье подружек стало громче, глаза толстяка за соседней партой налились кровью, гыгыкание перешло в храп.

– Да, нет, знакомиться с вами в другой ситуации у меня бы желания не возникло, – начал я холодно, – и парню вашему я могу только посочувствовать.

По классу прошло насмешливое гудение.

– Я бы не хотел, чтобы у меня была девушка, так озабоченная едой, что её из столовой даже на урок за уши не вытащишь, – я был жесток, но подавить подростковый бунт можно лишь, политикой «разделяй и властвуй». – Вы вроде особо худобой не страдаете, а всё пирожки на уме. А сейчас собирайте вещи и выйдите из класса. Я ставлю вам за урок двойку.

Под хихиканье класса, включая подружек, девушка подрастеряла боевой пыл.

– Моя фамилия Лисицкая, – пробормотала она и потупилась. – Не ставьте мне двойку, пожалуйста, я больше не буду опаздывать.

– Ладно, садитесь, и чтобы это было в последний раз, – смилостивился я. На самом деле за двойки в журнал учителя могли меня не понять, но, в крайнем случае, я был готов на эту меру. – А теперь все открываем учебники на странице девятна…

Не успел я договорить, как дверь бесшумно отворилась, и, не произнося ни звука, в дверь один за другим вплыли два огромных шарообразных создания в серых кофтах и, не прекращая жевать, двинули к своим местам.

Я с удивлением несколько секунд наблюдал за этим.

– На месте стой раз-два, – мой окрик застал упитанных учениц на полпути к их местам. – В столовой были?

Они согласно закивали головами. Класс грохнул со смеха, поощряемый ухмылкой, которую я не смог сдержать.

– Ладно, садитесь, – я обреченно махнул рукой.

Так постепенно класс наполнился учениками. Последними заявились главные хулиганы. Здоровенный бородатый детина, и невысокий, но нагловатый на вид франт в кожаном пиджаке, узких джинсах и с сотовым телефоном за поясом. Сотовый телефон в 1999ом году – это не то, что сотовый телефон сейчас. Тогда – это была невиданная диковинка даже и для бизнесмена, а уж сотовый телефон у школьника просто кричал о богатых и, возможно, влиятельных родителях.

Парочка плюхнулась на заднюю парту с видом надменным и вызывающим, при этом коротышка откинулся на стуле и положил ноги на парту. Эта картина окончательно вывела меня из душевного равновесия.

– Встали и вышли вон из класса, – произнёс я нейтральным тоном.

– А я еще не хочу в туалет, – хмыкнул франтоватый, кинув на стол перед собой кожаную папку. Здоровый ничего не сказал, но ухмылка его была не доброй.

– Окей, – обезоруживающе улыбнулся я. – Я вам помогу.

С этими словами я открыл дверь класса, взял со стола папку коротышки и изо всех сил швырнул её за дверь.

– Ты что себе позволяешь? – сынок богатых родителей пунцовый от гнева подскочил ко мне и через секунду был выкинут за шиворот вслед за своей папкой.

– Ну-у-у-у, – грозно промычал здоровый, вставая и протягивая ко мне руку. Мягким движением я выкрутил его руку за спину, и слегка усилив нажим, придал взвизгнувшему от боли телу ускорение в направлении коридора.

В классе воцарилась гробовая тишина.

– Мы будем жаловаться директору, – раздался за дверью приглушенный визглявый голос коротышки.

После инцидента дисциплина на уроке установилась исключительная. Я успел разобрать с учениками два текста и дать им задание на следующий урок, как в дверь постучали, и в класс вошёл директор школы, сухонький благообразный мужчина лет пятидесяти.

– Павел Сергеевич, можно с вами поговорить, – тон директора был сух и официален. Предчувствуя неприятный разговор, я проследовал за ним в коридор. Директор завёл меня за угол, и, схватив за руку, вдруг начал её энергично трясти.

– Спасибо, вам, спасибо! Вы такой молодец, – с жаром прошептал он. – Пора уже этого Алахвердова поставить на место! Он уже всех учителей довёл! Если что, я на вашей стороне!

– Да не за что, – я был немного смущён, но рад, что репрессий не последовало.

После этого в школе я стал популярен. Девочки из 10-го «А» пару раз предупреждали о том, что старшеклассники собираются побить меня после школы, но видимо, в итоге у мстителей не хватило духа. Через пару недель я вёл уроки уже в четырёх классах, а комиссии из практикантов и руководителей практики зачастили на мои уроки, приводя меня в качестве примера другим практикантам.

У учеников я пользовался таким авторитетом, что когда после меня в шестой «Б» вернулась учительница немецкого языка, она чуть голову не сломала, пытаясь переучить своих детей (отсутствие планов урока сыграло дурную шутку, и пару правил по немецкой грамматике я, таки, преподал, так сказать, в вольном изложении, хехе).

Все усилия бедной учительницы разбивались о незыблемое «А Павел Сергеевич нас так учил!»

На фоне всеобщего восхищения я преступно расслабился. Пару раз, поддавшись соблазну отличной погоды, я отпускал старшие классы вместо урока домой, пару раз сам опаздывал на занятия, но настоящим провалом стал мой контрольный урок.

Это было главное испытание для практиканта. Приходила комиссия во главе с главным куратором, и по результатам этого урока и отзывам от школьных учителей выставлялась общая оценка за практику.

Я был уверен, что не ударю в грязь лицом, и поэтому без долгих колебаний согласился на очередное предложение Славика пропустить пару бутылочек пивка перед сном. Чуть позже к нам присоединился Толик, заглянул Миша с гитарой, подтянулись Светкины подруги и подруги её подруг.

Лёгкая тень беспокойства мелькнула у меня в голове, когда обвешанные пакетами с водкой мы с Толиком лезли по балконам на третий этаж общаги во втором часу ночи.

– Да поспишь пару часов и будешь в поряде! – убедительно заверил меня Толик, и весёлая вечеринка продолжилась.

Заря заглянула в блок Толика вместе со Славиком, когда мы, как самые стойкие бойцы приканчивали остатки бутылки. Оказалось, что накануне я попросил Славика разбудить меня утром, чтобы точно не проспать свой контрольный урок.

Наскоро я побрился, облачился в костюм и, шатаясь, сделал несколько неуверенных шагов к двери. После этого пришло осознание, что я в стельку пьян.

– Не-е-е, – я обречённо махнул рукой и плюхнулся на стул напротив осоловелого Толика. – Не смогу! Ты, Славик, передай им, что я заболел.

– Но у тебя же контрольный урок! – в ужасе округлил глаза Славик. Его со скрипом недавно опять допустили к практике, и он был в шоке от такого пофигизма.

– Ага. Контрольны… й-ик, – мрачно икнул я.

– Ну… За контрольный урок! – воспрял полусонный Толик, поднимая пластиковый стакан с водкой.

* * *

Оценки за практику выставляла комиссия. Обсуждение проходило тут же в моём присутствии. Первый куратор начала своё выступление неуверенно:

– Вы знаете, за десять лет, я видела всякое… и опаздывали, и в обморок падали, но совсем не явиться на контрольный урок… такого не было, – по рядам комиссии пронёсся неодобрительный ропот. – Я, конечно, понимаю, что из школы поступили положительные отклики, но моё мнение – больше тройки мы никак не можем поставить.

На этом месте я облегчённо вздохнул. Красный диплом мне не грозил ещё со второго курса, так что я давно уже на всех экзаменах и зачётах боролся лишь за необходимый минимум. Да и проступок был действительно серьёзным.

Слово взяла следующий куратор, она была настроена уже более решительно:

– О какой тройке здесь может идти речь?! Напомню вам, коллеги. Оценка три – это «удовлетворительно»! Если кого-то удовлетворило отсутствие практиканта на контрольном уроке, то я не знаю… По-моему, это совершенно заслуженная двойка!

После её выступления члены комиссии загудели. Кто-то говорил «да что тут думать, двойка, и дело с концом!», кто-то робко заявлял, что «всё же в целом впечатление о проведённых уроках хорошее, и можно натянуть на троечку». Гул прорезал истеричный вопль самой старой участницы комиссии «Да, это – „кол“! А в наше время ещё и на партком бы вызвали!»

Постепенно обсуждение улеглось, и слово взяла Полина Викторовна Финн, руководитель комиссии. Она выдержала долгую паузу и обвела всех взглядом. Речь её была короткой.

– Во время практики мы посетили уроки всех практикантов. И я могу сказать, что среди них я увидела только одного настоящего Учителя! Павел поступил безответственно, не появившись на контрольном уроке (неожиданное обострение гастрита звучит весьма неубедительно), но между его уроками и уроками тех, кому мы ставим за практику пятёрки – пропасть! Он построил настоящий диалог с учениками, уроки у него динамичные интересные, идеальная дисциплина, индивидуальный подход к разным ученикам. Учителя школы все уши прожужжали мне про него, а директор, вообще, просил передать, что если Павел захочет пойти работать в его школу после института, он создаст ему все условия, – на этих словах она строго посмотрела на меня. – Я считаю, что поставить ему что-нибудь кроме пятёрки мы просто не в праве.

* * *

– Ну, что «неуд» влепили? – Славик встретил меня в коридоре, пряча легкое злорадство за заранее заготовленной миной сочувствия. – Ну не расстраивайся, пошли на Ромашку, там говорят чёрное георгиевское привезли. Вкуснятина!

– Георгиевское? – я задумчиво посмотрел на приятеля. – Пошли, конечно!