Текст книги "Роман на крыше"

Глава пятая

Мадам Юлали пристально всматривалась в хрустальный шар, держа его между ладонями обеих рук. Лицо, которое заставило Гамильтона Бимиша отбросить в сторону принципы, выработавшиеся за целую жизнь, сейчас было очень серьезно и сосредоточенно.

– Туман начинает рассеиваться – пробормотала она.

– А! – сказала миссис Вадингтон, которая давно уже надеялась, что туман когда-нибудь рассеется.

– Я вижу кого-то близкого вам…

– Дух? – нервно спросила миссис Вадингтон, в страхе озираясь кругом.

Каждый раз, когда ей случалось быть у этой женщины, она не в состоянии была отрешиться от ощущения, что вот-вот откуда-нибудь из угла скудно-освещенной комнаты, насыщенной ароматом какого-то пряного курева, выскочит дух или нечто в роде этого.

– Вы не так поняли меня, – серьезно продолжала мадам Юлали. – Я хотела сказать, что предмет, который я вижу около вас в хрустале, очень близкий вам человек.

– Надеюсь, не мой муж? – быстро спросила миссис Вадингтон, и голос ее прозвучал безрадостно.

Будучи женщиной весьма расчетливой и бережливой, она не могла, естественно, прийти в восторг при мысли, что надо будет уплатить десять долларов лишь за удовольствие увидеть мужа. – Имя вашего мужа начинается на «М»?

– Нет – ответила миссис Вадингтон, сразу почувствовав облегчение.

– А между тем – продолжала мадам Юлали, в хрустале то и дело вырисовывается буква «М».

– У меня есть падчерица, которую зовут Моли.

– Она высокая брюнетка?

– Нет. Маленькая блондинка.

– В таком случае, это она и есть – сказала мадам Юлали. Я вижу ее в подвенечном платье… вот она направляется к алтарю… она опирается об руку высокого брюнета с моноклем… Вам знаком такой человек?

– Лорд Хэнстантон! – вырвалось у миссис Вадингтон.

– Да. Я и сама начинаю чувствовать, что имя этого человека начинается на «X».

– Лорд Хэнстантон большой друг мой, и он очень предан Молли. Вы действительно видите в хрустале, что она выходит замуж за него?

– Я только вижу, что она направляется к алтарю.

– Ну, это одно и то же!

– Нет, это не одно и то же. Она не доходит до алтаря.

– Почему? – быстро спросила миссис Вадингтон совершенно справедливо раздосадованная. – Из толпы, окружающей жениха и невесту, выскакивает женщина… она преграждает путь к алтарю… она что-то такое быстро говорит, сильно волнуясь… у человека конвульсивно передергивается лицо… он испуганно отшатывается…выражение его лица жуткое… он поднимает руку… он наносит удар женщине, и та падает назад… но вот она выхватывает револьвер, и потом…

– Ну? – крикнула миссис Вадингтон. – Ну, что же дальше?

– Видение рассеялось, – ответила мадам Юлали и быстро встала видом человека, достаточно потрудившегося за свои десять долларов.

– Но это невозможно! Это совершенно невероятно!

– Хрустальный шар никогда не обманывает!

– Но лорд Хэнстантон на редкость милый человек – настаивала миссис Вадингтон.

– Надо полагать, что и женщина с револьвером была того же мнения о нем… пока она не раскусила его ценою своей жизни.

– Но возможно, ведь, что вы ошибаетесь. Мало ли есть высоких брюнетов с моноклем в глазу. Опишите мне этого человека.

– Опишите мне лорда Хэнстантона.

– Он высокого роста, прекрасно сложен, у него голубые глаза и маленькие усики, которые он имеет обыкновение покручивать.

– Это он и есть!

– Что же мне делать?

– Будет преступлением, если вы позволите мисс Вадингтон иметь что-либо общее с подобным человеком.

– Он сегодня должен быть у меня к обеду.

Мадам Юлали, часто поддававшаяся своим импульсам, собиралась было сказать: – «Насыпьте ему мышьяку в суп». Но она вовремя воздержалась от подобной реплики и только равнодушно пожала плечами.

– Это ваше дело, как поступить, миссис Вадингтон – сказала она. – Вам лучше знать, чего держаться. Я никогда не даю советов. Я только предостерегаю. Если вам нужно разменять крупную купюру, я могу это устроить, – закончила она, переходя на деловую нотку.

На протяжении всего пути от мадам Юлали до дома миссис Вадингтон усиленно думала. А так как она не принадлежала к числу женщин, привыкших напрягать свой мозг, то у нее, по возвращении домой, создалось такое ощущение, точно ее обухом по голове стукнули. В таких случаях она больше всего на свете нуждалась в одиночестве и абсолютном покое. Вполне понятно поэтому, что она злобно посмотрела на мистера Сигсби Вадингтона, который, вскоре после ее возвращения, вошел в комнату, где его супруга уединилась для долгих размышлений.

– Ну, в чем дело, Сигсби? – усталым голосом спросила она.

– А, ты здесь! – сказал Сигсби Вадингтон.

– Очевидно, здесь. Тебе что-нибудь нужно?

– Гм, как сказать. И да и нет – ответил Сигсби Вадингтон.

Миссис Вадингтон пришла в отчаяние, когда увидела, что человек, служивший вечным живым напоминанием о ее неудачном браке, топчется на месте, подобно танцору, пробующему новое па фокстрота.

– Будь любезен, постой минутку смирно! – крикнула она.

– Не могу. Я слишком нервничаю.

– Миссис Вадингтон стиснула руками виски, в которых, казалось, стучали молоточки.

– В таком случае, садись.

– Я попробую, – с сомнением в голосе ответил Сигсби Вадингтон.

Он опустился на стул, но в то же мгновение вскочил, точно стул был заряжен электричеством.

– Не могу сидеть. Я слишком волнуюсь.

– Скажи, ради бога, что с тобою делается?

– Мне нужно тебе кое-что сказать, но я не знаю, с чего начать.

– Что ты хочешь мне сказать?

– Признаться, я ничего не хочу сказать, – откровенно ответил Сигсби Вадингтон. – Но я обещал Молли. Она пришла ко мне несколько минут тому назад…

– Ну, и что же?

– Я находился в библиотеке, и она разыскала меня там и сказала мне… вот это самое.

– Переходи, пожалуйста, к делу. Сигсби!

– Я обещал ей передать тебе потихоньку.

– Передать потихоньку? А мне кажется, что ты решил меня с ума свести.

– Не помнишь ли ты, – начал Сигсби Вадингтон, милейшего молодого человека, родом с Запада, по фамилии Пинч, который зашел к нам на-днях во время обеда? Такой симпатичный, живой…

– Едва ли я когда-нибудь забуду человека, о котором ты говоришь. Я строго-настрого наказала, чтобы в моем доме ноги его не было.

– Так вот этот самый очаровательнейший молодой человек, которого зовут Пинч…

– Меня нисколько не интересует твой мистер молодой человек, которого, между прочим, зовут Финч…

– А мне казалось Пинч.

– Финч, я тебе говорю! Впрочем, не все ли равно, как его зовут!

– Я бы сказал, далеко не все равно, если принять во внимание, что Молли тоже хочет называться этим именем. Вот я и собирался сообщить тебе, как ты, возможно, уже сама догадываешься, что Молли пришла ко мне несколько минут тому назад и рассказала, что только-что помолвилась с этим самым молодым человеком, которого зовут Финч.

* * *

Сигсби Вадингтон кончил говорить и смотрел на свою жену с таким выражением, с каким несчастная птичка смотрит в пасть удаву. Он и раньше подозревал, что эта весть может вызвать бурную реакцию в его супруге, и теперь его подозрения начали оправдываться. Было бы смешно сказать, что миссис Вадингтон вскочила с кресла, при ее сложении и весе это было совершенно немыслимо. Но она начала медленно подниматься, точно шар, наполовину наполненный газом. Лицо ее совершенно исказилось и перекосилось, а глаза почти вылезли из орбит. Случись в эту минуту увидеть ее врачу, и он побился бы об заклад – пять против одного – что с этой женщиной сейчас сделается удар.

По какому-то чуду, однако, катастрофе (если только это можно было бы назвать катастрофой) не суждено было осуществиться. В течение довольно продолжительного времени миссис Вадингтон энергично боролась со своими голосовыми связками, но ей удалось издать лишь несколько хриплых гортанных звуков. Под конец, сделав огромное усилие над собою, она пришла в себя и заговорила:

– Что ты такое сказал?

– Ты слышала, что я сказал, – ответил Сигсби Вадингтон.

Он переминался с ноги на ногу, подергивал пальцами и думал о том, насколько приятнее было бы сейчас очутиться лицом к лицу с шайкой бандитов.

Миссис Вадингтон провела языком по губам.

– Насколько я понимаю, ты сказал, что Молли намеревается выйти замуж за этого Финча.

– Да, я так и сказал. Но, – поспешил добавить Сигсби Вадингтон, обороняясь на первой линии траншей – незачем меня винить в этом, так как я тут совершенно не при чем.

– Не ты ли притащил этого человека к нам в дом?

– М-да, пожалуй, – вынужден был признать мистер Вадингтон, упустивший это слабое место на своей оборонительной линии. – М-да, пожалуй.

В настроении миссис Вадингтон наступил жуткий штиль, подобно тому, как расплавленная лава неподвижно лежит в кратере вулкана перед тем, как она начинает пузыриться и переливаться через край, грозя неисчислимыми бедствиями жителям долин.

– Позвони, приказала миссис Вадингтон.

Сигсби Вадингтон позвонил.

– Феррис, – сказала миссис Вадингтон. – Попросите мисс Молли сюда.

– Слушаю, мадам.

– За тот промежуток времени, который прошел с момента ухода старшего слуги до появления блудной дочери, в комнате не было произнесено что-либо настолько достопримечательное, чтобы стоило об этом говорить. Лишь один раз Сигсби Вадингтон сказал «э-э-э», в ответ на что миссис Вадингтон сказала «замолкни!» И тем самым диалог закончился.

Когда Молли вошла, миссис Вадингтон смотрела прямо перед собою и ее могучая грудь бурно колыхалась, а Сигсби Вадингтон только-что успел разбить ценную фарфоровую статуэтку, которую он взял в руки со столика и пытался удержать ее в равновесии на кончике ножа для разрезания бумаги.

– Феррис говорит, что вы хотите меня видеть, – сказала Молли, впархивая в комнату.

Она остановилась, переводя взгляд лучистых глаз с мачехи на отца и обратно. Щеки ее разрумянились, и в ней было столько прелестной девичьей жизнерадостности, что миссис Вадингтон с трудом подавила в себе желание запустить в нее бронзовым бюстом Эдгара По.

– Да, я хотела тебя видеть, – сказала миссис Вадингтон. – Потрудись немедленно подтвердить, что все это вздор относительно тебя и…

Миссис Вадингтон чуть было не подавилась, но все же заставила себя закончить:

– …и мистера Финча.

– И, кстати, чтобы не было больше недоразумений, – вмешался Сигсби Вадингтон, Пинч или Финч? – скажи нам, как его зовут.

– Ну, разумеется, Финч!

– Да, признаюсь, я плохо усваиваю имена, – сказал мистер Вадингтон. – Я помню, в колледже был у нас паренек по имени Фоленсби; вообразите, я никак не мог вдолбить в башку его имя и все называл его Фергюсон. Ну, вот ни за что не мог запомнить! Я даже помню…

– Сигсби! – послышался грозный оклик.

– В чем дело?

– Замолкни! – отчеканила миссис Вадингтон и снова сосредоточила все свое внимание на Молли. – Твой отец говорит, будто ты рассказывала ему какую-то абсурдную историю о том, что…

– Что я помолвилась с Джорджем? – пришла ей на помощь Молли. – Конечно, это правда. Я действительно помолвилась с ним. Представьте себе, по какому-то странному совпадению мы встретились с ним сегодня в Центральном Парке, неподалеку от Зоологического Сада…

– Вот куда я уже сто раз собирался сходить и так и не собрался – прервал ее Сигсби Вадингтон.

– Сигсби! – послышался грозный оклик.

– Да ладно, ладно. Молчу. Я только хотел сказать…

– Мы оба, понятно, были чрезвычайно изумлены, – продолжала Молли. – «Как это забавно, что мы встречаемся здесь», – говорю я. А он отвечает…

– У меня нет ни малейшего желания слышать, что ответил мистер Финч.

– Так вот, мы с ним походили по Зоологическому Саду и разглядывали зверей и животных, как вдруг около клетки сибирского яка он обращается ко мне и просит меня выйти замуж за него… – Никогда этого не будет! – воскликнул Сигсби Вадингтон, и в голосе его вдруг прозвучала непоколебимая решимость, как это бывает иногда с людьми, которые раз в жизни отваживаются отстаивать свои права. – Если ты выйдешь замуж, то венчание будет происходить в соборе святого Томаса, а не возле клетки сибирского яка!

– Да нет же, папа, ты не так понял меня. Мы случайно оказались возле клетки сибирского яка, когда он сделал мне предложение.

А! – сказал Сигсби Вадингтон.

Глаза Молли приняли мечтательное выражение. Губы ее сложились в нежную улыбку, точно она снова переживала те дивные минуты в жизни девушки, когда любимый человек манит ее и просит следовать за ним в рай.

– Надо было бы вам взглянуть в этот момент на его уши! – вдруг воскликнула она. – Они стали совершенно красные!

– Неужели? – расхохотался Сигсби Вадингтон.

– Ну, прямо пунцовые! А когда он заговорил, он начал захлебываться!..

– Несчастный остолоп!

Молли, точно разъяренная тигрица, повернулась к мачехе:

– Как вы смеете называть остолопом моего дорогого Джорджи?

– Как ты смеешь называть этого остолопа своим дорогим Джорджи? – полюбопытствовала миссис Вадингтон.

– Потому что он мой милый, дорогой Джорджи! Я люблю всем сердцем моего прелестного агнца, и я выйду за него замуж!

– Никогда этого не будет! – воскликнула миссис Вадингтон дрожащим от негодования голосом. – Неужели ты воображаешь, что я позволю тебе загубить свою жизнь и выйти замуж за презренного искателя богатых невест?

– Это неправда!

– Он нищий художник!

– Ну, что из этого? Зато он страшно умный и, наверное, будет продавать свои картины бог весть за какие деньги.

– Вздор!

– А помимо того, вызывающе продолжала Молли – когда я выйду замуж, то получу жемчужное ожерелье, которое мой отец когда-то подарил моей покойной матери. Я продам ожерелье, и нам хватит этих денег на много лет.

Миссис Вадингтон только собралась было ответить, и едва ли может быть какое-нибудь сомнение в том, что ее ответ был бы подобен бешеному удару хлыстом. Но поток слов, который готов был политься из ее уст, был остановлен испуганным возгласом, вырвавшимся из груди ее супруга.

– Что с тобой делается, Сигсби? – крикнула раздосадованная миссис Вадингтон.

Сигсби Вадингтон, казалось, вел в этот момент ожесточенную борьбу с какой-то ужасной душевной тревогой. Он смотрел на свою дочь выпученными от ужаса глазами.

– Ты говоришь, что продашь ожерелье? – пробормотал он.

– Замолчи, пожалуйста, Сигсби! – крикнула миссис Вадингтон. Какое это имеет значение, продаст она ожерелье или нет? Гораздо важнее то, что эта заблуждающаяся девушка вешается на шею жалкому мазилке, какому-то презренному художнику, шляющемуся по улицам с мандолиной…

– И вовсе у него нет мандолины! Он мне сам говорил, что…

– …когда она могла бы, при желании, выйти замуж за очаровательного человека, носящего старинный английский титул…

Миссис Вадингтон внезапно умолкла, не закончив фразы. Ей вспомнились слова мадам Юлали, сказанные совсем еще недавно.

Молли воспользовалась случаем, представившимся ей благодаря этой неожиданной паузе, и перешла в контратаку.

– Я бы не решилась выйти замуж за лорда Хэнстантона, будь он даже единственным мужчиной на всем земном шаре!

– Родная моя – сказал Сигсби Вадингтон тихим умоляющим голосом – по-моему, тебе не следовало бы продавать ожерелье.

– Нет, я обязательно продам его. Когда мы повенчаемся, нам очень нужны будут деньги.

– Никогда вы не повенчаетесь! – крикнула миссис Вадингтон, приходя в себя. Следовало бы ожидать, что порядочная девушка с презрением отнесется к предложению какого-то омерзительного Финча. Ведь этот человек настолько жалок, что у него не хватило духу прийти сюда и лично передать мне эту жуткую весть. Он предоставил это тебе…

– Джорджи не мог прийти сюда. Бедняжку арестовал полисмен.

– Ага! – ликующим голосом воскликнула миссис Вадингтон. – И вот за такого человека ты собираешься выйти замуж? За какого-то бродягу, за арестанта!

– Ничего подобного! Это только доказывает, какая у него добрая душа. Когда я дала согласие выйти замуж за него, он вдруг остановился на углу Пятьдесят Девятой улицы и Пятого Авеню и начал раздавать прохожим долларовые кредитки. Не прошло и двух минут, как образовалась очередь вплоть до Мэдисон Авеню, и всякое движение прекратилось на протяжении четырех миль. Пришлось вызвать конную полицию, а Джорджа увезли в полицейском фургоне. Я позвонила Гамильтону Бимишу и попросила его добиться освобождения мистера Финча под залог и привезти его сюда. Они должны быть тут с минуты на минуту.

– Мистер Гамильтон Бимиш и мистер Джордж Финч! – объявил в этот момент Феррис.

По интонации его голоса всякий наблюдательный человек понял бы, что Гамильтон Бимиш-почетный гость, но что касается Джорджа Финча, то его Феррис вынужден был впустить, вопреки тому, что подсказывало ему сердце, лишь потому, что таково было поведение мистера Бимиша. Феррис не мог долго выносить холодного взгляда этих глаз, вооруженных очками.

– А вот и мы -весело объявил Гамильтон Бимиш. – Я вижу, что мы прибыли как-раз вовремя, чтобы принять участие в семейном совете.

Миссис Вадингтон посмотрела уничтожающим взглядом на Джорджа Финча, и тот сделал попытку спрятаться позади высокой тумбы. Джордж Финч превосходно понимал, до чего у него непрезентабельный вид. Ничто в такой степени не нарушает внешнего облика человека, как процесс ареста, а тем более, когда арест производят нью-йоркские жандармы. Воротник Джорджа висел на одной запонке, и на жилетке недоставало трех пуговиц. Под правым глазом его красовался фонарь, подставленный ретивым полицейским, возмущенным, во-первых, тем, что Финч нарушил тишину и порядок, раздавая прохожим долларовые кредитки, а, во-вторых и главным образом, тем обстоятельством, что к моменту ареста у Джорджа не оставалось уже ни одного доллара. А потому он не стерпел и, при посадке в патрульный фургон, украсил физиономию арестованного.

– Никакого совета тут нет – холодно возразила миссис Вадингтон. – Вы, надеюсь, не думаете, что я позволю Молли выйти замуж за подобного человека.

– Полно, полно! – сказал Гамильтон Бимиш. – Правда, нельзя сказать, что у Джорджа в данный момент очень важный вид, но, когда он помоется, переоденется и приведет себя в порядок… Между прочим, разрешите узнать, что Вы имеете против Джорджа?

Миссис Вадингтон потеряла на одно мгновение дар речи и не находила ответа на вопрос. Задайте неожиданно любому человеку вопрос, почему он не любит улитку, гремучую змею или летучую мышь, и он едва ли будет в состоянии моментально анализировать свои чувства и дать логические обоснования своим предрассудкам. Миссис Вадингтон считала свою антипатию к Джорджу Финчу чем-то настолько глубоким, естественным и обоснованным, что это не требовало никаких доказательств и рассуждений. Коротко говоря, она ненавидела Джорджа по той причине, что он был Джордж Финч. Но в данный момент, считаясь с тем, что от нее требовался логический ответ, она была вынуждена напрячь свой мозг, что всегда давалось ей с большим трудом.

– Он художник.

– Рафаэль тоже был художником.

– Я не знаю, о ком вы говорите.

– Я говорю об одном очень великом человеке.

Миссис Вадингтон недоумевающе подняла брови.

– Я совершенно отказываюсь понимать вас, мистер Бимиш! Речь идет об этом молодом человеке с грязным рваным воротником и с разукрашенным глазом, но вы к чему-то переводите разговор на какого-то совершенно незнакомого мне человека, какого-то мистера Рафаэля?

– Я только хотел доказать вам – сухо ответил Гамильтон Бимиш – что звания художника еще недостаточно, чтобы из-за этого осуждать человека, черт возьми!

– А я бы сказала – еще более сухо возразила миссис Вадингтон – что нет никакой надобности чертыхаться!

– А вдобавок ко всему, Джордж дрянной художник.

– Я нисколько не сомневаюсь в том, что он дрянной человек.

– Нет, я хотел сказать – поспешил поправиться Гамильтон Бимиш – что он невероятно скверно рисует, и вряд ли можно, вообще, называть его художником.

– Вы так думаете? – в первый раз за все время открывая рот, произнес Джордж Финч.

– Я убеждена, что Джордж один из величайших художников в мире! – заявила Молли.

– Ничего подобного! – загремел Гамильтон Бимиш. – Он-ничего не стоящий любитель.

– Совершенно верно, – подхватила миссис Вадингтон. И, следовательно, он не может даже надеяться когда-нибудь зарабатывать достаточно на жизнь, занимаясь живописью.

В глазах Гамильтона Бимиша блеснул лукавый огонек.

– И в этом вы видите главное препятствие? – спросил он.

– В чем главное препятствие?

– В том, что Джордж не имеет денег?

– Но, позвольте… – вмешался было Джордж.

– Замолчите! – приказал ему Гамильтон Бимиш. – Я вас спрашиваю, миссис Вадингтон: согласились ли бы вы дать согласие на этот брак, будь мой друг, Джордж Финч, богатым человеком?

– Я считаю это напрасной тратой времени…

– Я прошу ответить на мой вопрос.

– Возможно, что я дала бы свое согласие.

– В таком случае, позвольте сообщить вам – ликующим голосом начал Гамильтон Бимиш – что Джордж Финч чрезвычайно богатый человек. Его дядя Томас, все состояние которого он унаследовал два года тому назад, возглавлял фирму юристов – «Финч, Финч, Финч и Финч». Джордж, дорогой мой, позвольте поздравить вас! Все в порядке! Миссис Вадингтон отказывается от своих возражений…

Миссис Вадингтон фыркнула, но это было фырканье побежденного, над которым взял верх чужой ум.

– Ho, позвольте…

– Нет, не позволю – сказал Гамильтон Бимиш, поднимая руку. – Вы не можете взять обратно свои слова. Вы твердо и определенно заявили, что, будь у Джорджа деньги, вы дали бы ваше согласие на этот брак.

– Я вообще не понимаю, к чему весь этот шум – заявила Молли. – Я так или иначе выйду замуж за Джорджа, что бы ни говорили об этом другие.

Миссис Вадингтон вынуждена была сдать позицию.

– Ну, что ж? Должно быть, мое мнение ничего не значит. По-видимому, со мной здесь нисколько не считаются.

– Мама! – укоризненно воскликнула Молли.

– Мама! – укоризненно повторил за нею Джордж.

– Мама?! – точно эхо повторила миссис Вадингтон и даже вздрогнула, услышав это слово из его уст.

– Теперь, когда все благополучно закончилось, я считаю себя в праве называть вас своей матерью.

– Гм, вот как! – ядовито сказала миссис Вадингтон. – Вы считаете!

– Да, я считаю, – ответил Джордж.

Миссис Вадингтон снова презрительно фыркнула.

– Меня попросту оглушили высокопарными словами и вынудили дать согласие на брак, которого я ни в коем случае не одобряю, – сказала она. – Но разрешите мне сказать вам напоследок: я почти уверена, что этот брак никогда не состоится.

– Почему это не состоится? – полюбопытствовала Молли. – Конечно, состоится. Почему бы нет?

Миссис Вадингтон в сотый раз презрительно фыркнула и продолжала:

– Мистер Финч, будучи хотя ничего не стоящим художником, тем не менее, жил довольно долго в самом сердце Гринич-Вилледжа и ежедневно общался с богемой обоего пола, с людьми, нравственность которых находится под большим сомнением…

– На что вы намекаете? – пожелала узнать Молли.

– Я не намекаю – с достоинством ответила миссис Вадингтон. – Я говорю. И я говорю следующее: не вздумай приходить ко мне и искать у меня сочувствия, когда этот Финч твой окажется человеком, нравственный кодекс которого вполне достоин человека, по собственному выбору поселившегося близ Вашингтон-Сквера. Я снова повторяю: у меня такое предчувствие, что этот брак никогда не состоится. У меня было такое же предчувствие, когда речь шла о моей кузине и об одном молодом человеке по имени Джон Портер. Я сказала тогда: этот брак никогда не состоится. И события показали, что я была права. В тот момент, когда Джон Портер направлялся к алтарю под руку с невестой, его арестовали по обвинению в многоженстве.

Джордж Финч издал звук, который должен был, по-видимому, означать протест. Совладав с собою, он воскликнул:

– Моя нравственность находится вне всякой критики!

– Это вы так говорите, с убийственной иронией возразила миссис Вадингтон.

– Могу вас уверить, что, поскольку это касается женщин, я едва отличаю одну от другой.

– Совершенно верно – сказала миссис Вадингтон. – То же самое говорил Джон Портер, когда ему задали вопрос, зачем он женился на шести разных женщинах.

Гамильтон Бимиш посмотрел на свои часы.

Итак, – начал он – принимая во внимание, что все кончилось благополучно…

– Пока что – прервала его миссис Вадингтон.

– Принимая во внимание, что все кончилось благополучно, невозмутимо повторил Гамильтон Бимиш, – я вынужден буду покинуть вас. Мне необходимо вернуться домой и переодеться. Я сегодня выступаю с докладом на банкете общественно-литературного общества. Молчание, воцарившееся с его уходом, было, наконец, прервано мистером Сигсби Вадингтоном.

– Молли, дорогая – начал он. – Вот насчет жемчужного ожерелья… Считаясь с тем обстоятельством, что этот очаровательный молодой человек оказывается очень богатым, я надеюсь, что ты не станешь продавать ожерелье, не правда ли?

Молли некоторое время размышляла.

– Нет, я все равно продам его. Правду сказать, это ожерелье никогда мне не нравилось. Оно слишком уж бросается в глаза. Я продам его и куплю что-нибудь особенное на вырученные деньги для моего Джорджи. Скажем, целую кучу галстуков, или часов, или автомобилей, или что-нибудь в этом роде. И каждый раз, когда мы будем смотреть на эти вещи, мы будем вспоминать тебя, папочка, дорогой!

– Спасибо – хриплым от напряжения голосом ответил мистер Вадингтон. Спасибо!

– Никогда еще в жизни, – заговорила миссис Вадингтон, вдруг пробуждаясь от состояния полного оцепенения, в котором она находилась в продолжение последних минут, никогда еще в жизни у меня не было такой сильной уверенности, как сейчас, в правдивости своего предсказания.

– О, мама! – воскликнул Джордж Финч.

Гамильтон Бимиш, одевавшийся в передней, вдруг почувствовал, что кто-то тянет его за рукав.

– Э-э-э, послушайте, – сказал Сигсби Вадингтон заглушенным голосом. – Э-э-э, послушайте.

– Что случилось?

– Можете ставить ваши очки об заклад, что кое-что случилось, – быстро прошептал Сигсби Вадингтон. – Э-э-э, послушайте. Мне хотелось бы поговорить с вами. Мне нужен ваш совет.

– Но я очень спешу.

– Когда вы собираетесь ехать на эту самую пирушку вашу?

– Банкет, устраиваемый общественно-литературным обществом – что, по всей вероятности, вы имели в виду, назначен на восемь часов. Я выеду из дома в двадцать минут восьмого.

– В таком случае, не имеет смысла пытаться даже заполучить вас сегодня. Э-э-э, послушайте: завтра вы будете дома?

– Разумеется, буду.

– Ладно – сказал Сигсби Вадингтон.