Текст книги "Ягоды русского поля"

Минуло несколько лет, встречи продолжали поддерживать теплившуюся любовную связь. Как-то раз Женька опять затронул вопрос о браке и совместной жизни. Светка вновь решительно отказалась. Её главной причиной отказа были слова:

– Дорогой, я люблю тебя, как и прежде. Зачем ты мучаешь меня? У меня сейчас неприятности: болен муж, ему нужна операция. Ты меня сам бы осудил, если б я ушла в это время из семьи. Конечно, сейчас браки не совершаются на небесах, вначале людьми движет чувство любви, потом они привыкают друг к другу, гаснет то пламя страсти, что некогда разжигало семейный очаг, в конце лодка счастья разбивается о сермяжный быт паскудства нищенской жизни. Прожив пятнадцать, двадцать, тридцать лет, поздно что-либо менять. Мы далеко не дети. Многое понимаем. Сегодня важно быть с человеком, которым одарила или наказала нас судьба, особенно в тяжёлые моменты жизни. Сейчас как раз он настал. Операция серьёзная, и могут быть последствия. Прости, я не могу, я не последняя сволочь и не могу бросить его в беде. Мне кажется, что он догадывается о наших встречах, чувствую, ревнует.

Женька согласился с доводами и добавил, что его самочувствие в последнее время ухудшилось, скорее всего, проявилось чернобыльское эхо. Ему необходимо выехать в Москву на консультацию.

Так и расстались эти два любящих сердца, найдя консенсус в своих желаниях. Женька уехал и обещал позвонить. Вскоре Виталику сделали операцию. Она прошла успешно, однако предстоял длительный процесс реабилитации, несколько сеансов химии, после которых он практически облысел, похудел на несколько килограммов, но врачи дали обнадёживающий прогноз, что лечение проходит успешно и всё идёт на поправку. Звонков из Москвы так и не было. Виталий медленно поправлялся, но характер его сильно изменился. Он стал нервным, по пустякам придирался, по поводу и без высказывал недовольство. Особенно его раздражали подруги жены, которые, когда он был в больнице, стали частыми гостями в их доме. Он считал их дурно влияющими на неё. Светка пыталась его успокоить, сократила число подруг, которым не был закрыт вход в дом. Их осталось только две. С одной она ездила в Турцию, Египет, с другой несколько раз была на Кавказе. У одной был муж, с которым подруга Лариса уже несколько лет не жила, как с мужчиной, вторая – Вера – была чёрной вдовой, так как похоронила двоих мужей.

Таким стал круг её общения. Он тяготил её тем, что в нём не было места для Женьки, он исчез, как сквозь землю провалился. Подруги не смогли заменить душевную брешь. Вскоре и этим подругам закрылся доступ в дом. Её жизнь стала каторгой, она, как Серая Шейка, плавала в доме-полынье с чувством страха перед очередным ревностным скандалом о нормах и правилах поведения: «Не там стала. Не туда пошла. С кем стояла? Почему так долго?» Ей хотелось свободы. Она уже вынашивала идею о разводе с мужем, о чём поведала дочери. Назло притязаниям и занудству мужа, просто от тоски она по вечерам закрывалась в комнате, говорила и переписывалась по «Скайпу» со многими мужчинами, от которых ждала комплиментов и лестных слов, которых практически никогда, тем более в последнее время, не слышала от мужа. Это была отдушина от кошмара домашнего гнёта.

Встречи с подругами проходили вне дома, обычно в детском парке, где Светка гуляла с внуком далеко от недовольных глаз мужа и придирчивых ушей соседей. Здесь душа её чуть-чуть приоткрывалась и раскрепощалась. Обсуждению подвергалось всё, в том числе, конечно, тема мужчин. Все они сходились в одном: не было в прошлой жизни у каждой из них женского счастья. Однообразие жизни, скука, любовь и ласки обошли их стороной, а если были эпизодично, то потешны или скоротечны. Комплекс бальзаковского возраста витал над ними. Им было много лет, они страдали от неумолимо приближающейся старости. Всем известно, что старость не защищает от любви, однако любовь защищает от старости. Вот они, как могли, цеплялись за стремительно летящий миг жизни. Разговоры о любви занимали ниши пустот в сердцах, в томительных душах молодящихся женщин наперекор отлетающим годам жизни. Они любили жизнь, хотели остаться в одной поре, но против старости нет лекарств, а дальше – смерть, избавление от дум и страданий за прошлую жизнь, бесцельно и напрасно прожитую.

Оставшись наедине со своими мыслями, часто по ночам она думала о том, что счастье так и не пришло к ней. Судьба распорядилась грустно. Дочь, внуки – это ли счастье? Что же случилось? Почему жизнь так несправедлива? Как она изменилась, грубо и жестоко! Казалось бы, тёмные силы и стороны жизни умирают под натиском яркого света жизни, любви, честности, сострадания, милосердия, но в нынешнее время нравственные ценности изменились и нашли себе замену. В двух словах их суть: врать, воровать и воевать. Традиционные исконно русские ценности семьи и брака порушены сильными мира сего и самой церковью.

Где вера? Где совесть? Чем добрее душа, тем труднее судьба в этом злом мире. Сердце её ёкнуло. Жизнь невозможно распланировать. Остаётся незыблемым одно пожелание матери: «Живи по совести, и всё к тебе придёт». Она этот постулат часто повторяла уже своей дочери. Раньше думалось, что счастье живёт где-то за горами и долами, за тремя реками, в тёплых водах и синих морях, а на поверку вышло, что счастье живёт в голове каждого человека, потому что он – кузнец своего счастья. Не заметил, просмотрел – оно и улетучилось, как у неё. Душа ещё не состарилась, тело – может быть, а бесенята всё ещё горят в глазах, не всё потеряно. Куда ж она живёт?..

«Где ж он потерялся? – думала она. – Прошёл год – и никакой весточки. Ведь я любила его всю жизнь, как Ассоль своего моряка. Не всё ещё потеряно и утрачено. Может, изменить образ жизни? Всё воспринимается теперь вот по-иному, по-взрослому, когда отбушевал гормональный фон, а когда-то я боялась причинить боль или сделать больно себе. Наступил момент старости, когда чертовски хочется жить, а зачем? Часто теперь отодвигаешь человека от себя, хорошо зная, что он тебе тоже нравится и что тебе хотелось с ним быть наедине, как с совестью. Есть желание прикоснуться и потрогать предмет вожделения, неудержимо тянет к нему, а ты, рационалистка, делаешь шаг назад, тебя останавливает непонятная сила и страх быть отвергнутой. Семейные узы – это не повод для обрыва своей мечты и желаний. Не надо бояться, что будешь неправильно понята обществом. Какое сейчас оно, общество? Меркантильно, живёт под лозунгом „Каждому своё, ничего своего не отдам“. Жадное, эгоистичное. Вот теперь не надо загонять своё сердце в дальний угол и закрывать дверь перед судьбой. Надо раскрепоститься. А может быть, это и есть та любовь, которая возродит к жизни, отодвинет старость? От судьбы и любви нельзя убежать, их ждут, лелеют и стараются поглотить душой и сердцем. Только теперь становится понятно, что один есть выход в этой ситуации – любить самой или быть любимой. Второй выход напрашивается сам: твоё сердце превратилось в камень, а тело – в прах. Открылась прямая дорога на кладбище. Кстати, давно не была там, могилки родных позарастали бурьяном, надо в ближайшую субботу навестить и убраться».

В субботу выдался погожий день. Светило солнышко, в небе порхали птички, на деревьях чирикали воробьи. Весь этот гомон образовал какофонию звуков вместе с переливчатыми трелями, как будто кто-то собрал их в большую стаю, пытаясь создать ВИА «Русские перезвоны». Небесные твари радостно порхали на фоне перистых облаков, видимо, хотели отдать дань прошедшему лету, доброму началу дневной жизни и обрадовать людей своей довольной жизнью. Всё было спокойно и мирно. Вековые дубы, клёны и вязы держали своими кронами небо.

Муж остался парковать машину, забрать нужный инструмент. Светка медленно шла по тропинке между кладбищенских погребений, направляясь к месту захоронения матери и бабушки. На главной аллее, где были захоронения уважаемых людей города, она вдруг увидела профиль когда-то любимого человека. Добрые, ласковые глаза смотрели на неё со щемящей тоской и укоризной. Чисто ухоженная могилка с мелкой газонной травой и маленьким кустиком фиалок в мраморном надгробье памятника говорила, что это не забытое и не заброшенное людьми захоронение. Одно смущало, что из-под уголка левой боковинки просматривался едва различимый кусочек красного материала. Потянув за уголок этого лоскута, Светка выудила из-под земли фрагменты трусиков. Присмотревшись повнимательнее, она вспомнила, что это её красные сексуально-манящие трусики, которыми она когда-то соблазняла Женьку.

Они всегда его сильно возбуждали и приводили в неописуемый восторг, к желанию овладеть ею. Эти трусики пропали, когда они вместе с Верой отдыхали на Кавказе. Исчезли, и всё тут. Значит, это дело рук Веры. Но зачем? И тем более почему они нашли пристанище именно здесь? В голове Светки всё это не укладывалось. Чёрная вдова – колдунья? Моей смерти захотела? Лучшая подруга, а навела порчу? Точно, она как-то проговорилась, что Виталий ей нравится.

Когда она спрятала трусики в сумочку, на душе у неё как-то полегчало. Она оглянулась по сторонам. Кругом никого не было, только на деревянный крест соседней могилы присела и неприятно каркнула чёрная ворона. Птица обернулась по сторонам, увидев человека, вспорхнула, тяжело взмахнув крыльями, ещё раз издала мерзопакостный звук и уселась на полуоблетевшую от листьев ветку клёна. Карканье вороны привело женщину в испуг, и она почувствовала, как капельки тёплой мочи непроизвольно и совсем неожиданно обмочили трусы. Это был стресс больного воображения.

Так вот почему не было звонков. Такая неожиданность. Она снова подняла голову. Чёрная гранитная стела, казалось, надвигалась на неё. Когда-то ласковые глаза, а теперь навечно застывшие в граните, как два кинжала, пронизывали её исстрадавшееся тело. Да, это были его глаза, давно забытые, но всегда любимые. Даже сейчас они манили к себе, таинственной силой притягивали и просили заговорить с ним. Она просто растерялась. Потом ей послышался глухой голос:

– Прости меня.

Голос дрогнул и пропал. Она не раздумывая отделила половину принесённого матери букета цветов и воткнула их в землю надгробья, принадлежавшего глухому голосу. Она подняла голову, ей показалось, что он улыбнулся, однако его цепкие чёрные глаза продолжали пронизывать её тело мёртвой энергией. И она взмолилась:

– Любимый мой, я так хочу жить, я хочу быть счастливой!

Ей показалось, что снова какая-то неведомая сила отпустила её из цепких рук мёртвого духа. Мягкая поволока и счастливое тепло охватили всё её тело. Она снова прошептала:

– Милый, отпусти меня, я ещё жива, у меня внуки, дочь, муж, отведи болезни и продли время жизни.

Она на мгновение ушла в транс. Слёзы сами медленно текли из её глаз, падали на бежевый джемпер, некоторые скатывались на парапет. Сколько времени плакала, она не помнила. Плакала долго, худенькое тело вздрагивало. Казалось, что в этот момент всё вокруг застыло и что только в этом хрупком теле сочилась жизнь, только известными ей словами вымоленная у Бога. Она очнулась, услышав шёпотом произнесённые слова:

– Любовь моя, иди с богом! Живи и помни. Я жду тебя.

Обернувшись по сторонам, она ничего и никого не увидела. Затем издалека послышался голос мужа:

– Ты чего плачешь? Кто здесь? А-а-а, еврейский мальчик. Женя. Милый друг. Ну и достал ты меня в этой жизни! Шерше де жув! Пошли убираться.

Занудный до боли голос и обидные слова в адрес своего бывшего приятеля затронули спавшие в глубине души струнки и вызвали вспышку гнева. Гнев поднимался и разрастался, превращаясь в ярость и желание отобрать у него грабли и ударить сильно и больно. Но вокруг царствовало безмолвие обитателей священного места, где всегда присутствуют покой и тишина. От греха подальше она зажала в кулак свои нервы и успокоилась, чтоб не нарушить эту мёртвую тишину. Светка тихо следовала за мужем, беззвучно плача и вытирая слёзы горечи и обиды. Ей казалось, что всё закончилось для неё в этой жизни. Согревавшая её надежда на счастье быть любимой потерпела крах. Она шла, а губы её шептали:

– Мы живём, точно в сне неразгаданном, на одной из удобных планет… Много есть, чего вовсе не надо нам, а того, что нам хочется, нет…

Жизнь прошла, точно как та книга с интересным началом и драматическим концом. Все эти книги вырастают не из воздуха, а из жизни. Каждая человеческая жизнь – это своя книга, день и ночь её странички, которую надо прочитать до конца, как и нести крест судьбы, выпавший на твою долю с правдами и кривдами. Потому что это правда жизни, а её надо принимать такой, какова она есть на самом деле, без прикрас и ретуши, и не сгибаться перед трудностями. Ибо она кого балует, кого гнобит, кого в саночках везёт, а кому спокойно умирать не даёт. В правде жизни есть что-то такое, о чём сделала вывод наша героиня: «Жизнь прожить – не поле перейти!»

В завершение рассказа о странной и прелестной представительнице женского пола, обычной и простой, каких тысячи живут на нашей прекрасной земле, хочется пожелать им, несмотря ни на годы, ни на расстояния, найти своё счастье: любить и быть любимой.

Расколотое небо

Господь не может поспеть повсюду, поэтому он создал матерей.

П. В.

В городе этим летом стояла страшная жара, плавился асфальт под ногами, особенно когда по нему двигались тяжёлые грузовики. Следы протекторов чётко отпечатывались на асфальте. Люди попрятались в тень, ожидая благоприятного времени, чтобы вновь подышать свежими струями вечерней прохлады. Жара не покидала землю до позднего вечера. Духота, тяжёлый, спёртый жарой воздух не давал дышать полной грудью, и казалось, что пот струится со всех частей тела. Вокруг мёртвая тишина, редко какой листочек колыхнётся на молчаливых деревьях и снова примет состояние покоя. Нет ему конца. Птицы, эти вездесущие неугомонные спутники нашей жизни, увидев кастрюльку или чашку с водой, неожиданно появлялись из зарослей и, что-то чирикнув, помочив свой клюв несколько раз в воде, быстро исчезали в кустах. Снова наступал покой и сонное состояние в природе, и такое состояние висело до самого вечера.

Нет такой силы, способной всколыхнуть мёртвое царство, встряхнуться от немилосердного знойного солнца, выйти на простор и крикнуть: «Эй, солнышко, не жги нас! Пошли нам тучки грозовые и ветер, окропи нас дождиком и обвей свежим сполохом ветра с прохладой!» Но всё напрасно, не слышит оно нас, как всё наше правительство – свой народ, а, наоборот, гонит в тень к надоевшему до чёртиков телевизору с его нескончаемыми тупыми рекламами, одними и теми же рожами лицедеев. Хотя стоп, недавно освещали события, происходившие в мире, так там показали хвалёный шведский социализм с его европейской толерантностью. В одном из городов Швеции элгэбэтэшники устроили массовые беспорядки. Так вот, при разгоне демонстрации гей-меньшинств пострадало несколько полицейских, в одном из них многие соседи из нашего двора узнали Пашку Зотова, у которого кличка Шельмец. У него на левой ноге выше колена было родимое пятно чуть больше куриного яйца. А у нас, у русских, так не проходит незаметно, сразу вспомнили поговорку «Бог шельму метит!» Несколько раз обозвали шельмецом, так и прилипла эта кличка к нему навсегда. И что ж там за история приключилась? Как он там оказался? История эта, признаюсь по чести, хотя и принадлежит к числу тех, которые весьма справедливо называются обыкновенными, но, тем не менее, грустно слышать, что некоторые читатели их называют скучными. А я вам скажу, что скучных историй не бывает – бывает скучный читатель, который поверхностно пробегает страничку текста читаемой книги, начинает «философствовать», искать причину, как отложить книгу в сторонку со словами: «Но это ж не „шедевры“ Робски, Улицкой, не „Бесы“ Достоевского или „Анна Каренина“ Толстого». И не донцовский это детектив, всегда доступный современному обывателю. А вот – западло, или «в голове кишок нет», современному читателю заглянуть в душу героя, поразмыслить, что бы он делал или как поступил, оказавшись на его месте? Слабо пораскинуть мозгами! Уважаемый мой читатель, отодвинь свою философию и лень в сторону, попробуй почитать – не пожалеешь, не скучная история перед тобой.

После окончания школы она с четырёхбалльным аттестатом без особых усилий переступила порог географического факультета пединститута, который всегда грешил недобором студентов. Какое раздолье! Вырвалась из деревни, свобода от родительской опеки и общежитие вдохнули в неё новую жизнь и просторы самостоятельности: что хочу, то и верчу. Красивая жизнь. Красиво жить не запретишь.

Красивая жизнь захватила её целиком. Всё началось с общественной работы. Она активно участвует во всех мероприятиях факультета, комсомола, профсоюза. На общественных началах работает в комитете комсомола института. Она – участница слётов, конференций, научилась правильно говорить со сверстниками, толкать пламенные речи, давать интервью. Кто прошёл комсомольский путь, тот хорошо знает, что такое «шестой пункт мероприятий». Этот пункт был в комсомоле самым обожаемым пунктом съездов, конференций и слётов. Ибо для выполнения данного пункта приглашался ограниченный круг доверенных лиц из числа актива. Местом проведения были застольные вечеринки, рестораны, выезды на базы отдыха или природу. Там был настоящий шабаш, много выпито спиртного, были групповые сношения, конечно, по желанию. Поиметь за вечер одного-двух мужиков было чистой доблестью и утверждением личности, без намёков на продолжение или упрёков – быть преданным только ей одной. Кто-то отслеживал ситуацию и на следующие мероприятия с такими неординарными подходами и претензиями не приглашался.

Лариса выдержала проверку с потерей невинности. Кто был первым её мужчиной, она так и не вспомнила. Очнувшись поутру, Лариса никогда не замечала, чтобы была всеми забыта или отвергнута. Кто-то последний из могикан засыпал рядом с нею и на утренней зорьке мог ещё обрадовать её неугасимое пепелище любви. Искромётные страсти любви в ней разгорались день ото дня с яростной силой. Всё это было не то, чего-то не хватало. Не было оргазма, о котором так много говорилось в среде женского сообщества. Она страдала, ей так хотелось его испытать, а он не приходил. Казалось, что эта страсть никогда не закончится.

Мероприятия ей пришлись по душе, и весь период обучения прошёл красиво, интересно, правда, пришлось сделать два аборта, и на этом всё закончилось. В качестве дежурного человека на последнем курсе она избрала Мишку Зотова с физкультурного факультета, который отслужил в армии, был мастером спорта по дайвингу. С ним она успокоилась и готовилась к замужеству. Мишка не интересовался её прошлыми делами, скромно шёл к намеченной цели – создать семью, построить дом, иметь детишек и продолжать любимое увлечение. Ларискины страсти постоянно горели, но закипали с адской силой в выходные дни, которые они проводили в измятой и скомканной постели, потому что в тот момент «Камасутра» отдыхала и пыль в глаза не попадала. Мишка в эти дни становился необузданным жеребцом и настоящим Жиль Бласом. Она одаривала его своим опытом любовных утех, которые познала в оргиях комсомола. Он покорял её тем, что не претендовал на верховенство, был удалым самцом с достоинствами и размерами породистой мужской сути, которые тоже нашли милое и упоительное для себя чрево. По складу характера он был послушным тюхой, имел свои планы на дальнейшую жизнь, что её вполне устраивало. С Мишкой она постоянно испытывала сладости оргазма. Лариска по-настоящему влюбилась, как говорится, по уши, перестала шататься по мероприятиям, решив свить своё кровное гнёздышко любви и счастья.

Вот учёба закончилась. Они сыграли студенческую свадьбу и как семейная пара получили распределение в один из приморских городков области. В областном центре скитаться по квартирам не захотели, потому уехали на периферию. В школе работа была предоставлена обоим в соответствии с распределением. Комната в семейном общежитии, твёрдая зарплата, через полгода получили однокомнатную квартиру в новом микрорайоне. Всё было прекрасно, всё ладилось, но были и причины для озабоченности. Одна из них стала проблемой: у Лариски не могло быть детей, последний аборт стал коварной причиной бесплодия. Это был приговор за бурную молодость и пламенные страсти. Мишке знать причины отсутствия беременности было не суждено. Зачем тюху посвящать в таинство любви и разъяснять причину отсутствия функции деторождения? Болезнь внутренних органов – вот и весь сказ, точка.

С этого момента Лариска стала жить не только двойной, но и тройной жизнью. Теперь до её сознания стало доходить земное предназначение женщины. Она металась в тревоге: «Что ж делать? Как выйти из тупика?» Дважды выезжала на курорт – якобы лечить бесплодие. Но всё было тщетно. Курортные романы были, но и они не дали возможности забеременеть. «Лечение» и грязи не помогли. Мишка страшно желал иметь детей, задумал строить новый дом, получил участок, работал не покладая рук на двух работах. По выходным, кроме всего прочего, подрядился в качестве водолаза обследовать в научных целях морские глубины в поисках пропавшей Атлантиды. Старые друзья из комсомола нашли её здесь и предложили работать заведующей орготделом горкома комсомола. Она согласилась, так как школа её тяготила, а зарплата на новом месте была несколько выше, чем у педагога. Всё складывалось в жизни: дом построили, жили безбедно, отдыхали на курортах. Одна беда – нет детей.

Чувствуя, что земля медленно уходит из-под ног, Лариска начала уговаривать Мишку взять на воспитание ребёнка из детдома. Вначале тот был против, а затем согласился. С трудом в одном из городов области взяли из детдома мальчика трёх лет. Родословная их не интересовала. Мальчика звали Павликом. Жизнь обрела смысловой характер и наполнилась полнотой счастливого обитания. Павлик рос смышлёным мальчуганом, быстро усвоил грамоту, до школы читал и писал, отец не чаял в нём души. Ему ещё не исполнилось шесть лет, а он уже переступил порог школы.

Лариска не оставалась в стороне. В ней проснулись материнские чувства, казалось, что всё образумилось и счастье не обошло их дом стороной. В целях безопасности тайны усыновления они решили сменить место жительства, продали дом и купили новый в пригороде Волгодонска. Работа в горкоме комсомола нашла её и там. Денег от продажи дома и покупки нового хватило с гаком. Получив небольшой кредит, они купили ВАЗ шестой модели и зажили счастливо.

Счастье длилось недолго, так как к власти пришёл пятнистый шельмоватый генсек со своей перестройкой и райской утехой. Комсомол ушёл в формирование «нового мышления» и создание кооперативов (вороватый бизнес будущего капитализма). Лариска не была обделена скудным умом и воровской сноровкой: что плохо лежало, обычно прилипало к её рукам. Она быстро сориентировалась в текущем моменте перестройки, закончила школу бухгалтеров и приобщилась к коммерции. Казалось, что всё это было далёким прошлым, но оно не забывалось и временами высвечивалось в памяти маленьким ностальгическим оттенком в нижних слоях серого вещества мозга. История – это жизнь.

Компьютеров ещё в обиходе не было. Были громоздкие, минского производства, занимали целые комнаты. Все конторы и учреждения, в которых велась учётная деятельность и бухгалтерия, имели в своём обиходе десятки счётных аппаратов типа «счёты». Продвинутые виртуозы из числа работников бухгалтерии непременно с гордостью изрекали прибаутки: «Кость об кость – и долой, в карман бабки – и домой». Более цивилизованные и понюхавшие тлетворность Запада считали на счётной машинке типа «Феликс». Цифры набрал, ручку крутнул, и вот тебе решение примеров и задач, проблем – тоже. Эти аппараты были в дефиците и не всем доступны; большинство бухгалтеров почему-то прикипело по старинке к счётам, которые стрекотали в воздухе и били по ушам неугомонными костяшками.

Виртуозы и новаторы всегда были в почёте. Лариска Зотова была одной из них. Она была бухгалтером-самоучкой, она горела на работе. Домашняя работа была для неё каторгой. Домашнюю работу она взвалила на прислугу. Работа бухгалтера очень занудная и скучная, хотя всегда денежная. Ну не может сапожник ходить без сапог. Да и никто не поверит, что, вращая сумами денег на бумаге, бухгалтер не может положить на хозяйственные расходы себе копейку в карман, правда, только по согласию с шефом. Потому что шеф – это обыкновенный человек-лох. Плохо, когда он жадный и со своими тараканами в голове, которые шепчут в его обвислое ухо, как правильно украсть деньжат, чтоб не оказаться невзначай в местах не столь отдалённых, там, куда Макар телят не гоняет, но при этом доверять своему бухгалтеру. Хорошо, если он не увлекающаяся натура и не бабник. Как говорится, время – деньги, ведь не прошла ещё та эпоха, когда большинство преступлений совершалось по вине женщин и водки. В жизни всё взаимосвязано, потому садиться в кутузку часто приходится обоим.

Блондинистая девчонка с весёлыми кудряшками, голубыми глазами и не обделённой природой сексапильной фигурой привлекала внимание и взгляды со стороны мужского пола. Многим её фигура будоражила сознание и воспаляла похотливые чувства самца-охотника. Заметим, ей это нравилось. Зная, что никто из мужчин не откажется в рыцарском порыве оказать содействие или выполнить просьбу, она часто пользовалась этой мужской озабоченностью: «А вдруг?» – в своих корыстных целях. Соответствуя веянию времени, она быстро освоила компьютер и навсегда позабыла костяшки дремучих счётов.

Ситуация в стране от нового веяния складывалась таким образом, что комсомол задышал смердно и вскоре издох, напоминал о себе как атавизм прошлого строя. От него остался один лишь главный орган – «Комсомольская правда», которая вскоре пропиталась чрезвычайной злобой и желтизной к её членам, даже к таким, как дядюшка Зю. Последний долго не мог понять ситуацию, но вскоре сообразил, возможно, по подсказке Госдепа, и приватизировал Компартию. Перерос по годам, но комсомольский задор ещё долго оставался в его душе. Для себя он решил, что временно расстался с комсомолом, ибо другого занятия у него не было. Говорить пустозвонные речи он научился при советской власти. С пустопорожними лозунгами до сих пор мечется под ногами у народа, подтанцовывая бывшим соратникам – прохиндеям и оборотням, теперь уж «коммунистам-единороссам», – и, как Сусанин, ведёт свой электорат в необозримую глухую даль. Достаточно полно изучил назначения пестика и рыльца, ради чего встаёт в пять часов утра. Мичуринский опыт пришёлся ко двору. Теперь вместо модернизации программы партии пишет книги по размножению кустарного цветоводства типа садовой ромашки («любит, не любит»). А вместо пламенной революционной борьбы с нищетой, борьбы против всех буржуинов бесконечно и безнадёжно выставлял и выставляет, неугомонный, свою провальную кандидатуру в качестве президента РФ. Уцепился за кресло, как его бывшие пращуры, не готовит смену и себе замену. Хлеб партии надо ж отрабатывать, эх, Семён Семёныч! Сам такой.

Страна после перестройки и предателей идеологии социализма ударилась во все тяжкие и до сих пор не может вытащить ноги из дерьма капитализма. Точно буриданов осёл, двадцать лет не может определиться: то ли быть с народом, то ли быть его могильщиком. Страшно подумать, какой хаос, какая вакханалия началась в стране. У всех случилась разруха в головах, а ум дебилизировался до состояния питекантропного лузера. О принципах морали и нравственности с приходом «будущего вчера» в наступившее сегодня говорить не приходится. Их оставили на задворках, да и теперь вероятность их возврата в общество абсолютно приравнялось к нулю. Капиталистическая олигархия прозелитов царственно прибрала всё к своим рукам. А посланный всегда нами руководить богоизбранный и приближённый к небу и корыту люд всё прочее население послал к Богу, а сам грабил подчистую сталинское наследие. Начался всплеск и поклонение кресту. Их расставили там, где надо и не надо. В одном только нашем городишке больше десяти крестов. Примирение с кем? Едешь на машине, вдруг навстречу выплывает крест. Это что, кладбище? Нет, это пугало для демонов. Ставьте кресты, восстанавливайте церкви – напрасная трата времени и денег. Лучше бы бездомным людям приют соорудили или детский дом в нормальное состояние привели. Мораль и нравственность, совесть и честь так и не вернулись. А десять заповедей Библии ещё продолжают околачиваться за околицей около погостов и крестов. Едва только начали восстанавливаться приходы и церкви, как в них засновали всякообразные сектанты и священнослужители праведных и бесправедных взглядов, наконец чистый опиум народа пробил себе дорогу.

Ячейка общества – семья – треснула по швам сверху до низу. Сперва лицедеи переспали всяк и с каждым, а потом вершители судеб развратили общество. Разводов стало больше, чем браков. Вместо сожительства придумали гражданский брак. Ночные бабочки расплодились, как саранча, повсеместно, вылезли из щелей и заняли все вакантные места. Появились многочисленные мегаполисы, жрачки – полные короба и прилавки, японские машины чуть ли не в каждом шестом дворе. В стране произошла техническая революция и модернизация, а ума-то всё равно не прибавилось. Всё пошло прахом. Растлевало и развращалось общество в виде метаморфозы. Везде объявились и снуют голосистые разнопартийцы, выползли среди электората Мальчиши-Плохиши «с чашкой мёда и корзинкой печенья», отвлекали сладким пряником от бедности, нищих пенсий, растущих тарифов ЖКХ, всё брошено на подкуп избирателей. Странный народ, он всё сразу не заметил, наживочку схавал и проголосовал по наводке, за кого подсказали.

Что ж нам самим не хватало сотворить социальное справедливое чудо при советской власти? Хотелось людям жрать – получили капиталистический «рай». Только вот зачем было хребет ломать и народ уничтожать? Сотворили чудо, наелись досыта, что едва не канули в вечность от «сытости», а лозунги и призывы дядюшки Зю объявили эфемерными и тупиковыми. Китайцы смогли, а русские всё профукали. Ум честь, совесть и моральные принципы полностью были похерены. Демоны пришли на русскую землю и устроили шабаш. Фабрики и заводы уходили караванами барж с металлоломом на берег турецкий. Турция стала страной богатого ВВП, где «всё было включено», за исключением мозгов, опять же у «россиян».

Во главу угла были поставлены эгоизм, страсть к наживе, жадность, свобода, вседозволенность и неиссякаемая любовь к золотому тельцу. Все знали давно, что капитализм не несёт избавления трудовому люду, у него глухое сердце к жалобам народа, усталого и обременённого, с наболевшим телом и опустошённой душой, проживающего скудную жизнь в вековой темноте и обездоленности. Разрешением споров отныне занимались смотрящие «решалы». В судах решать мирские дела, не имея денег, бесполезно. В процессе отбора имущества и приватизации соцсобственности доминировали правоохранительные органы: они по своей сути стали рэкетирами, деградировали, крышевали. Всё, что двигалось и лежало в стране, переходило прокурорам и судьям, оставшееся дербанилось и перераспределялось между мелкими сошками.