Текст книги "Душа вашего подростка. Гид-антистресс для родителей"

Совсем не обязательно доводить ребенка до какой-то экзистенциальной пустоты и только после этого пытаться обратить его к Богу. Мы должны закладывать новые представления о Нем постепенно, по мере взросления человека. Апостол Павел писал: Вера от слышания (Рим. 10:17). Всякий, кто призовет имя Господне, спасется. Но как призывать Того, в Кого не уверовали? Как веровать в Того, о Ком не слыхали? Как слышать без проповедующего?…Прекрасны ноги благовествую-щихмир! (Рим. 10:13–15).

Вера у ребенка не возникнет на пустом месте, а значит, нужно как-то рассказывать ему о Боге. Как рассказывать – вот один из самых трудных вопросов.

Тут на помощь нам приходит замечательный русский педагог К. Д. Ушинский. Он считал, что, когда мы говорим с ребенком, очень важно забыть ту форму, в которой мы получили информацию, и изложить ее на языке, понятном ребенку. Как не вспомнить слова апостола Павла: Для Иудеев я был как Иудей, чтобы приобрести Иудеев… для немощных был как немощный, чтобы приобрести немощных. Для всех я сделался всем, чтобы спасти по крайней мере некоторых (1 Кор. 9:19–22).

Очень важно понимать, что мы ограничиваем не темы, мы ограничиваем лишь формы их подачи. Ответ «Ну, это тебе еще рано знать» – неправильный в корне. Рано излагать ответы на сложные вопросы в форме, предназначенной для взрослых, а дать представление об этом вопросе не рано: раз он возник, значит, пора отвечать.

Чтобы отважиться говорить с подростком серьезно о том, что Бог действительно любит всех людей, взрослому нужна его собственная убежденность в этом, его личная вера в эту правду. Если у нас есть личная вера, личный опыт, мы можем сказать ребенку: «Смотри, видишь, как Он меня любит, так же Он любит и тебя». Тогда все будет значительно проще. Иначе подросток усвоит не веру, а лишь какое-то относительное знание, что Бог – это четыре «щий»: Вездесущий, Всеведущий, Любящий и Всемогущий.

Подростков очень волнует тема теодицеи[4]4
  Теодицея – совокупность религиозно-философских доктрин, стремящихся согласовать идею благого Божественного управления миром с наличием зла.


[Закрыть]. Они задаются вопросами, почему в мире существует зло, несправедливость и «куда смотрит» Бог.

Из письма подростка:

«Мам, ты думаешь, что Господь думает о наших жизнях? О жителях Зимбабве, которые вообще непонятно для чего пришли сюда? Все эти объяснения… что они Хамовы дети… КАК ЖЕ так? Если Господь и в самом деле о каждой жизни заботится? Как же Он мог пренебречь жизнями этих несчастных? Как же вселюбящий Господь так может поступать? Наказать негров… Если Он всех их обобщил, как Хамовых детей… Как Он все человечество наказал за провинность только двоих. Значит, Он и сейчас всех обобщает…

Нет, Библия – это легенды. Это ерунда. Это не Господь писал. Неужели Он так разделил человечество? Одним Он раскрыл все тайны, еще тогда, пять тысяч лет назад… Моисею… А мы? Чем мы хуже??? Мы такие же люди.

Нет, мам! Господь нам не раскрывал тайн и идеи мироздания… Он не разговаривал с нами. Не было этого».

Эти вопросы могут возникнуть и в 7, и в 8 лет, и нужно всегда быть готовыми говорить о них на понятном ребенку языке. А мы откладываем разговор на потом и думаем: «Ну, теодицея – это не школьная тема. Это для взрослых». Оказывается, школьная, а для некоторых подростков – это еще и насущный вопрос!

Создание в церкви детского пространства помогает связать воедино духовную и обыденную жизнь подростка. Нельзя допускать, чтобы в восприятии подростка существовали две параллельные жизни – одна в храме и другая – за его стенами.

Дети чувствуют особенно остро, что храм – не просто пространство, это небо на земле, где и время, и события идут по своим законам. Из этого храмового пространства для ребенка обязательно должна быть сделана ступенька, переход к обыденной жизни. Ведь подросток может пока не знать, не догадываться, что Божьи наставления, Божья правда, ее красота и высота могут каким-то образом прилагаться к его личной жизни. Воскресная школа, подростковый клуб, подростковый лагерь для юных прихожан храма – это как раз и есть актуализация для ребенка тех духовных реалий, которые он чувствует. В этом особом пространстве школы или лагеря дети занимаются привычными вещами – рисуют, читают, лепят, ходят в походы – и одновременно осваивают духовные реалии, принципы духовной жизни и Слово Божие.

Нам иногда кажется, что подростки нечувствительны к греху, что они равнодушны, отстраненны, живут в своем собственном мире. На самом деле подросток очень глубоко переживает грех и очень тяготится его повторением. К сожалению, самые мощные ресурсы человека, такие, как возможность исповедоваться, часто оказываются закрытыми для детей, и это большая беда.

Из письма подростка:

«Упадочное состояние. У меня все чаще такое настроение из-за мыслей о смысле. Зачем и за чем я пришла в этот мир? Я умру. Родители умрут. Кошмар какой.

Все дети тут бегают, безмятежные… беззаботные… И чего? Вырастут. Полюбят. Родят. Дети… Хочется детей. А зачем? Чтобы воспроизвести на свет очередного мученика и искателя? Или еще того хуже: заурядного элемента серого мирского общества? Потом все умрут. А потом чего? Иногда хочется поскорей “туда”. Увидеть. Узнать. Сдерживают только две вещи… Первая: у меня больше не будет возможности сюда вернуться, и, может быть, там будет еще хуже, или действительно постигнет кара за самовольное посещение “второго”мира без приглашения. Вторая: что, может, там действительно ничего нет. Тогда я потеряю жизнь тут и там ничего не приобрету…»

Наша задача – сориентировать подростка на активность в своей духовной жизни. Родители часто предлагают ребенку выбрать из готового списка названия тех грехов, в которых он намерен покаяться. Этот перечень, составленный «по всем правилам», и приносится священнику. «Жадность, сребролюбие, гортанобесие, леность, праздность», – читает батюшка. Какое отношение все эти абстрактные понятия имеют к конкретной жизни? Никакого. Когда священник просит подростка самостоятельно оценить свои поступки и назвать те, которые являются самыми нехорошими с его точки зрения, – вот тогда возникает совсем другая картина.

Очень трудно поставить знак равенства между абстрактно названным грехом и реальным случаем. Иногда название становится как бы ширмой, за которой скрывается серьезный грех. Например, «невоздержание глаз» ни о чем серьезном, кажется, не говорит, а на самом деле подросток подсматривал за родителями, за старшей сестрой или, оставшись дома в одиночестве, рассматривал «картинки» в интернете.

Родительская помощь подростку может заключаться в том, чтобы перенаправить его усилия с простого перечисления грехов на оценку своих действий, своих поступков. Можно предложить ему вспомнить случай, когда ему было очень-очень стыдно за что-то, когда он готов был бы все отдать, только бы это не повторилось. Что это за случаи – решать самому ребенку, это дело ребенка и Бога, ребенка и священника, но не родителей и не бабушек и дедушек. Самое большее, что они могут сделать, – туманно намекнуть на какие-то известные им случаи. При этом ребенок сам должен решать, что в его жизни является грехом, а что – нет, о чем стоит говорить на исповеди, а что не важно. Еще лучше – показать ему нечто подобное из опыта своей жизни, и особенно из детства. Эти рассказы наведут его на воспоминания и размышления о себе.

Когда мы ориентируем подростка на самоанализ, он действительно начинает серьезно оценивать свои действия, поступки, свою жизнь за прошедший от исповеди до исповеди период. Это та работа, которая его по-настоящему трогает. Он понимает, что вытащить этот случай, который он, может быть, даже сам с собой проговорить боялся, совсем не то же самое, что произнести вслух ничего особенно не значащее «праздность», «непочитание родителей»…

У подростка всегда есть на душе что-то, что его мучает, и помочь ему отыскать и вытащить болезненное переживание – значит не просто помочь осознать его. Порой мы таким образом помогаем ему избавиться от этих мучений. Да, иногда рассказ подростка может не соответствовать правилам, он будет не похож на покаяние, в нем может звучать обида, обвинение кого-то другого (подростки любят жаловаться).

Подросток активно вторгается в жизнь, он похож на естествоиспытателя, который открывает неведомую землю. Что делали все мудрые путешественники и первооткрыватели? Они старались найти себе проводника из числа местного населения. Вот и подростку тоже нужен такой проводник по этому миру страстей, искушений, грехопадений. Проводник, который помог бы разобраться, что на самом деле является грехом, а что нет.

Очень серьезным препятствием на пути к исповеди для подростка является факт повторяющегося греха. Поэтому взрослым нельзя давать ему такие установки: «Ай-ай-яй! Что же ты наделал! Ну ладно, на первый раз прощается, но чтобы больше такого не было». Это пустые слова, потому что, скорее всего, «такое» снова повторится, и не один раз.

Надо объяснить подростку, что в тот момент, когда мы только называем грех, когда мы его обнаруживаем и вскрываем, мы его как бы «засекли». Он уже известен нам, а значит, стал менее опасным. Очень важно, что мы его заметили и оценили, осознали саму ситуацию как проблему, которая, может быть, сразу не решится, но проведенная нами работа – это уже хорошо. А чтобы победить грех, недостаточно простого решения: может быть, понадобятся определенные усилия. И своих собственных сил может не хватить, нам потребуется помощь Божия. Но главное, что впереди нас точно ждет победа над этим грехом и слава Божия, потому что все, что мы делаем, мы делаем во славу Божию. И от нашей веры, усердия, духовных усилий многое зависит, хотя и не все. Тогда подростку становится понятно, что если один и тот же грех будет снова появляться, но уже реже, этой маленькой победе можно радоваться.

Самое главное, что родители должны передать ребенку, – что не надо ассоциировать себя с грехом, считать его свойством своей души и думать, что по-другому быть уже не может. Вот сказали подростку: «хулиган», и он может в это поверить и начать вести себя соответствующим образом. Подростку нужно понять, что человек и его грех – это не одно и то же. По слову апостола Павла, грех может жить в нас и действовать, но это не то, чего мы на самом деле хотим: Желание добра есть во мне, но чтобы сделать оное, того не нахожу. Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю. Если же делаю то, чего не хочу, уже не я делаю то, но живущий во мне грех (Рим. 7:18–20).

Есть грехи, которые не приносят никому вреда – только самому подростку. И нужно объяснить ему, что склонность вредить себе, например выпив вина или выкурив сигарету, не характеризует его как человека с врожденной испорченностью, ведь Господь создал каждого из нас совершенным. Грех в человеке – это всегда наносное. И борьба с грехом – это путь нахождения, обретения самого себя, своей подлинности.

Если подросток будет верить в себя, в то, что он лучше, чем его собственные поступки, ему будет легче с ними бороться. И нам надо постараться помочь ему, указать ему путь к преодолению.

Итак, в борьбе с грехом нужно: обнаружить его существование; попросить прощения у Бога; признаться и покаяться в нем на исповеди; минимизировать последствия этого греха; принести извинения тем, кого он затронул и кому был нанесен определенный урон, если это возможно; просить Бога, чтобы Он в будущем избавил нас от этого греха.

Все это нужно для того, чтобы грех, живущий в нас, не стал сильнее нас самих. Даже если нам случилось оступиться, мы все равно не соглашаемся с таким поступком. Не соглашаемся хотя бы тем, что просим прощения у тех людей, которых задели, и тем, что просим Бога, чтобы он избавил нас от этого греха.

Нельзя заставлять подростка каждое воскресенье идти на исповедь. На собраниях, посвященных этому вопросу, в которых участвовали многие уважаемые священники, после долгих обсуждений, обобщения накопленного опыта был сделан вывод, что подростку не обязательно исповедоваться каждый раз, когда он идет к причастию. Иначе может возникнуть тягостная ситуация, которая приводит к формальному исполнению таинства: ребенок начинает придумывать провинности и проступки, в то время как на самом деле у него – спокойное и мирное отношение к тому, как он провел это недолгое время, прошедшее с момента предыдущей исповеди. Если подросток начнет ходить к исповеди и «сдавать» свои грехи точно так же, как сдает домашнее задание, исповедь для него станет будничным делом и утратит смысл. «Заформализовать» детей легче всего, и результаты таких усилий всегда плачевны.

Будет лучше, если подросток подойдет к батюшке и скажет: «Я хочу причаститься, а грехов за собой что-то не вижу, не готов исповедоваться». И как хорошо, если священник ответит: «Ну, иди, детка, причастись.

А дома посиди, подумай о том, что мешает тебе жить, общаться, учиться, и уже с плодами этих размышлений приходи к аналою».

Разумнее было бы предложить ребенку подготовиться к подробной исповеди каждым постом и раз в месяц – к обычной исповеди, которая подведет некоторый итог тому, что произошло за этот период. Важно, чтобы подростку была понятна динамика: как его нынешнее состояние соотносится с предыдущей исповедью. А постом пусть он исповедуется так, чтобы стать на ступеньку выше, чтобы стараться что-то преодолеть в себе. Подросток должен понимать, что исповедь – это попытка взять новые рубежи, это попытка духовного движения.

Как уже говорилось, у каждого подростка есть искра недовольства собой, сомнения в правильности своего поведения. При грубом нажиме эта искра гаснет и пропадает, поэтому нужно всегда помнить слова Писания, где о Христе говорится, что он трости надломленной не переломит, и льна курящегося не угасит, доколе не доставит суду победы (Мф. 12: 20).

Мы должны стараться эту искру не погасить и не переломить нашу «тростинку» – нашего подростка – своим осуждением. Ведь наша главная задача – не упрекать ребенка, не «давить» его своим авторитетом, а помочь ему самому обнаружить неудовольствие от своего поступка, которое станет началом покаяния и раскаяния.

Не лучшим образом поступают и те родители, которые действуют наоборот: «Да не бери в голову! Зачем переживать по пустякам? Ничего страшного». Если родителю кажется, что подросток как-то чересчур переживает, излишне рефлексирует по поводу своих проступков, не нужно его оправдывать, убеждать, что он поступил хорошо. Лучше объяснить ему, что Бог все простит, что на свете нет непоправимых ситуаций, и застревать в этих печальных чувствах, убиваться – значит перестать уповать на милость Божию, не верить в Его милосердие.

Мы можем найти достойный выход из трудного положения, и даже больше того – такое решение, которое поможет сделать отношения с человеком, которого мы обидели, а потом попросили у него прощения, еще лучше. Не ошибается тот, кто ничего не делает, и сам Господь в Писании говорит, что грешник – не тот, кто грешит, а тот, кто не кается, кто упирается в своем грехе.

На небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии (Лк. 15:7).

Бывает радость у Ангелов Божиих и об одном грешнике кающемся (Лк. 15:10).

Задача родителей – поддержать искорку покаяния, суметь ее сохранить в ребенке, воспитать, усилить, чтобы он смог сделать правильные выводы из всего, что с ним происходит. Но взрослые часто бывают склонны к преувеличенной реакции негодования на проступки детей. «Ну и что теперь делать? Вот как теперь быть?» – восклицают они. Этими риторическими вопросами они хотят напугать ребенка, продемонстрировать ему ужас содеянного, загнать в тупик.

Ребенку это ничего не дает. Ему и так плохо, тяжело, а родители еще и выворачивают все наоборот: «Добился своего, да? Доволен? Ну, я тебе устрою!» Гораздо лучше показать, что вы – на стороне подростка и стараетесь его понять: «Да, плохо дело. Ну, давай думать, что теперь делать».

Иногда приходится слышать о такой воспитательной практике, как «отлучение» от Причастия. Это, конечно, сильная мера воздействия, и, по идее, она должна иметь какой-то положительный результат. Но часто ли так бывает? На самом деле, накапливая или подытоживая проступки подростка, отлучая его от Причастия или наказывая его каким-то другим образом, мы не учитываем его актуального состояния. Неприятная история, случившаяся какое-то время назад, уже забылась, ребенок пережил ее, осознал, сделал для себя выводы, а мы снова к ней возвращаемся. В подростке это может вызвать чувство несправедливости. Если подросток приходит ко мне на исповедь и говорит: «Поссорился с братом», я спрашиваю: «А потом помирился?» – «Нет, не помирился». – «А брат сейчас здесь, в храме?» – «Да, здесь». – «Подойди к нему, помирись и возвращайся ко мне, я тебя уже без очереди пропущу». Или, допустим, подросток говорит: «Нет, не могу сейчас помириться, брата с нами нет, но я очень жалею о том, что поссорился с ним. И мне сейчас от этого так плохо». Такое раскаяние открывает дорогу к Причастию.

Для нас важнее всего то состояние души, с которым подросток приходит к Причастию, а не наличие тех или иных фактов, фиксирующих его провинность. Нам предстоит поддержать его чувство раскаяния, пусть даже он не столько раскаивается, сколько сомневается в том, правильно ли он поступил. Даже такое сомнение нам надо как-то сохранить, уберечь. А если мы скажем ребенку: «Все, за это ты не пойдешь к Причастию», он может отреагировать протестом: «Да я вообще никогда не пойду. Очень надо!»

Покаянное чувство очень сложно вытащить наружу, слишком многое мешает ребенку его признать: и гордость, и недоверие к священнику, и опасение, что он неправильно поймет, осудит, отругает. Подростки часто думают, что покаяние – это проявление слабости, бесхарактерности, крах чувства собственного достоинства, потеря уважения к себе. Ведь через это сомнение в своей правоте к ребенку приходит более глубокое осознание содеянного. Очень важно разговаривать и думать вместе с подростком, анализировать и сомневаться.

Митрополит Антоний Сурожский говорил о том, что очень важно слушать детей с живым интересом, что «ребенок знает больше, чем ты воображаешь, и ему доступно больше, чем тебе. Ты уже привык к миру сему, а у него взор не привык, слух не привык, чутье не привыкло…»[5]5
  Антоний, митр. Сурожский. Брак и семья: Ответы на вопросы. – М.: Фонд «Духовное наследие митрополита Антония Сурожского», 2014. – С. 262.


[Закрыть].

Период с 9 до 11 лет – время потрясающих духовных открытий, удивительных интуиций о Боге, духовном мире, его устройстве и его принципах. Эти духовные фантазии бывают очень непривычны нам по форме, но они очень ценны по сути. Детское богословие не менее интересно, чем детский рисунок, который всегда является творческим открытием, потому что он не связан никакими правилами и канонами. Многие дети впоследствии теряют этот дар. Случается это во многом потому, что мы, желая «огранить» этот алмаз, пытаемся научить их профессиональной академической технике, принципам и отработанным приемам.

Детские духовные интуиции могут обескураживать нас несоответствием стереотипам или штампам внешних форм. И, к сожалению, часто бывает, что взрослые относятся к таким открытиям как к ничего не значащим словам, не видят в них духовной сути.

Из воспоминаний взрослых:

«Одна девочка некоторое время думала, что люди ходят в церковь, чтобы слушать “ангельское пение”. Дело было в советское время, бабушка брала ее с собой в храм на праздник, ничего толком не объясняя. Девочка стояла где-то в уголке среди толпы и видела перед собой только спины, множество спин, и возвышающиеся над ними, пропадающие в дыме свечей темные стены, сверкающие позолотой. Она даже не знала, что в церкви есть священники, дьяконы, хор. Она знала одно: Бог и ангелы действительно существуют, хотя в школе говорили, что их нет.

Эта девочка слышала, как непонятные дивные голоса переговариваются над головами, перелетая под сводами храма из одного угла в другой, перекрывая собой тихие разговоры прихожан. Эти чудесные голоса взывали к чему-то высокому, вопрошали, стонали и плакали, жалея бедных людей. И девочка думала, что церковь – такое особое место, где слышно, как Бог разговаривает со Своими ангелами, а люди собираются здесь именно для того, чтобы послушать их небесные беседы. И хотя Бога нельзя увидеть, зато Его можно услышать, и поэтому все будет хорошо – это была общая тайна всех, кто сюда приходит. Потому-то после службы все расходятся по домам в таком приподнятом настроении».

Подчас неосторожное, неделикатное или даже равнодушное отношение к духовным интуициям ребенка приводит к тому, что он теряет этот росток заинтересованности Богом, теряет желание продолжать думать в этом направлении. Все мы знаем, как бережно надо относиться к первой любви подростка, которая, кстати, тоже приходится на этот возраст – с 9 до 13 лет, той любви, что не несет в себе сексуального влечения, а является скорее платонической. К этому первому чистому опыту взрослые часто относятся насмешливо: «Ну, какая там любовь-морковь! За ручки ходят, стихи читают, разговаривают о чем-то по телефону. А послушаешь – все о какой-то ерунде». И, конечно, часто бывает, что эти насмешки ломают сердце ребенка.

К опыту духовной жизни подростков нужно относиться не менее бережно, чем к первой платонической любви, потому что это духовное устремление действительно бескорыстно. Оно идет от какой-то внутренней потребности ребенка в богообщении, которую мы не в силах осознать, от потребности «объяснить мир» не только с естественнонаучной точки зрения, но и с духовной. Ребенку хочется ощущать себя в этом мире не одиноким, он как бы переходит из-под опеки родителей под крыло Небесного Отца. Ему важно понять, что в этом большом мире существуют законы любви, справедливости, что в нем есть какой-то порядок и вполне определенный смысл.

Я знаю случай, когда один подросток предложил собственную философскую систему устройства мира, в которой было отведено место и Богу, и научным законам. Преподаватель посмотрел и сказал: «Ну, ничего нового. Обычный объективный идеализм. Типичное заблуждение вследствие недостатка информации. Вот когда ты закончишь школу и поступишь в институт, узнаешь, что место объективного материализма должен занять материалистический идеализм, – тогда у тебя будет правильный взгляд на мир». Интересно, что эта «система» была изобретена подростком в советское время, когда о Боге было принято говорить как о заблуждении.

В основе этой «детской философии» или «детского богословия» лежит какое-то глубокое ощущение порядка, разумности и справедливости мира. Эти ожидания подростки лелеют в своей душе даже в отсутствие необходимой информации. Возвращаясь к приведенному выше примеру, надо сказать, что пренебрежительное высказывание преподавателя, конечно, нанесло определенный урон ребенку. Взрослому следовало проявить какой-то интерес, хотя бы просто удивиться: «Надо же, да ты просто второй Гегель!»