Текст книги "История Смоленской земли до начала XV столетия"

Но оказывается, как мы сказали раньше, что у славян был обряд похорон, состоявший из простого погребения с незначительным различием в подробностях, не составляющим существенной важности. И вот лишь только мы зайдем за город Ельну, вступим в область верхнего течения Десны и реки Сожа, как тотчас попадаем на территорию какого-то племени, у которого преобладающим, если не единственным, типом похорон является погребение. Так, во время одной только большой археологической экскурсии в области реки Днепра и Сожа, Дрюти (нижнее течение), Осетра и Беседи оказалось около 66,7 % курганов с типом погребения и только 33,3 % – с трупосожжением⁴⁵. Самое погребение совершалось таким образом. Покойника клали или прямо на грунт, или в ямы, глубиной 0,5–1,5 аршина. Иногда устраивали деревянный сруб, труп полагали в него. Тут же устраивался костер, на котором, может быть, приносилась жертва, хотя мы склонны также думать, что причина устройства этих костров вблизи лежащего покойника заключалась в веровании в очистительную и предохранительную силу огня. На это указывает, по нашему мнению, тот факт, что не только зажигали около покойника такой костер, но и клали затем труп на потухшие угли. Рядом с покойником клали, как при трупосожжении, разные вещи и ставили горшки с пищей, останками сожженных животных. Затем все это засыпалось землей, воздвигался курган⁴⁶. Находимые в курганах арабские монеты XI века⁴⁷ указывают нам на племя, хоронившее таким образом своих покойников. В XI и XII веках, по известию летописи, между Днепром и Сожем жили радимичи⁴⁸. Простое погребение мы находим также и у дреговичей⁴⁹, и у древлян⁵⁰. Если мы перейдем теперь к северу от Днепра, в область озера Ильменя, на территорию ильменских славян, в Псковскую и Полоцкую земли, по обеим сторонам реки Двины, то есть, в области тех же кривичей, мы находим трупосожжение как преобладающий тип похорон, причем урны встречаются в курганах чаще, чем кострище⁵¹. Таким образом, при обрядах погребения или сожжения у русских славян курган насыпался просто из земли, причем для нашего вопроса не имеет значения, какая для этого бралась земля: песок, мергель, чернозем и т. д. Нам важно констатировать лишь одно, что восточные славяне другого материала, кроме земли, для сооружения могил-курганов не употребляли. Из приведенных нами фактов оказывается, что и в земле кривичей и радимичей при господствующем обряде встречаются случаи, и сравнительно довольно многочисленные, когда над покойником совершен был обряд иной, простого погребения (у кривичей) и сожжения (у радимичей и дреговичей)⁵². Мало этого. В области верховьев реки Западной Двины, Волги и Днепра мы также находим курганы с погребальным обрядом⁵³. Из 28 курганов, разрытых на пространстве между Днепром, Вопью и городом Ельной, всего только один оказался заключающим в себе обряд погребения⁵⁴. Но по правую сторону Днепра, по верховьям Западной Двины, наоборот, такой тип открыт во время одной экскурсии в 18 курганах. Стало быть, приходится думать, что на территории смоленских кривичей, по левую сторону Днепра, был похоронен случайно иноплеменник. Но далее является уже не случайность, а обнаруживается пребывание какого-то населения, которое следовало при похоронах обряду погребения. Затем, если мы обратимся к земле радимичей, то должны будем, кажется, признать, что обряд сожжения или принадлежал колонистам северянам, или появился у наших радимичей под северянским влиянием, потому что курганы такого типа расположены в южной части области радимичей, по берегам pек Беседи, Сожа и Днепра, то есть в соседстве с землями северян⁵⁵, и только один случай трупосожжения мы находим между pеками Дрютью и Днепром (на высоте Дрютеск-Копысь)⁵⁶, что может быть объяснено совершенно случайным погребением кривича или, пожалуй вернее, распространением кривицкой колонизации по верхнему течению реки Дрюти. Нахождение курганов с погребением у верховьев Днепра, Волги и Западной Двины заставляет предполагать существование этого похоронного типа и у кривичей. Действительно, факт простого погребения с насыпкой земляных курганов мы находим в области Западной Двины, в области древних полочан и ильменских славян. Такие курганы мы находим на берегах реки Волхова, около старой Ладоги⁵⁷, в Витебской и Минской губерниях⁵⁸.

Но рядом с этими памятниками славянской древности на обширной территории кривицкого племени мы замечаем несколько таких, которые отличаются своей особенностью, оригинальными чертами, резко отличающимися от присущих могилам славянским. Начнем наш обзор с левого берега Западной Двины. По берегам рек Начи и Уллы, впадающих в Западную Двину, тянется множество курганов, обложенных камнями⁵⁹. Около города Логойска существуют они также в большом количестве⁶⁰. На реке Березине, около города Борисова и далее на запад от этой реки встречаются могилы с каменными сводами над покойником или пепел от сожжения покрыт большим камнем. Подобные же могилы есть и на берегах реки Бобра, впадающего в реку Березину⁶¹. Вообще к югу от Западной Двины попадаются еще гробницы внутри земли без всякой насыпи над ее поверхностью. Иногда они обозначаются небольшой продолговатой фигурой из положенных камней или рядом камней вокруг на пространстве гробницы, а в головах стоит большой камень; иногда они покрыты большим камнем или плитой. Что касается внутренности гробницы, то она представляет собой четырехугольный ящик, продолговатый, из плоских больших камней или плит, вымощенный на дне камнем и покрытый одной или несколькими каменными плитами⁶². Если мы теперь перейдем на северный берег Западной Двины, то и там наткнемся на подобные же факты. В Витебской и Псковской губерниях существуют могилы, имеющие внутри камни или каменные камеры, покрытые сверху каменной же плитой⁶³.

Иногда куча пепла покрыта только плитой⁶⁴. По берегам реки Ловати встречается особый тип могил, носящих в народе название «жальников». Все эти курганы без исключения обложены по основанию рядом, а иногда и двумя рядами камней; внутри гробница состоит из груды камней, покрытых одним большим камнем в форме плиты. Эта постройка, по словам производившего раскопки, близко подходит к друидическому дольмену⁶⁵. Снаружи характеристическою чертою являются правильные фигуры, по большей части, в виде кругов, прямоугольников или квадратов, сделанные из валунов или из огромных, торчмя стоящих, каменных плит. Иногда внутри, по бокам ямы, стоят две такие же плиты, причем величина их достигает до трех аршин высоты и до двух аршин ширины⁶⁶. Таким образом, мы можем рассматривать указанные нами памятники как виды одного рода, так как отличительным признаком их является присутствие камней, каменных плит, внутри или снаружи могилы. Как мы видели, большой сравнительно материал, добытый при исследовании могил славянских, не дает нам этих характеристических особенностей, а потому приходится искать их в другом месте. Прежде всего, аналогичные только что описанным явления мы находим на юге России. Так, в Уманском уезде Киевской губернии существуют могилы, обставленные валунами довольно значительной величины, которые составляли круг⁶⁷. Точно также в Александровском уезде Екатеринославской губернии некоторые могилы по окружности основания, а иные и по всей поверхности обложены камнем⁶⁸. Оставляем вопрос о народности этих курганов как не входящий в наши цели, но не можем не указать на сходство некоторых из них с сибирскими, о чем говорилось археологами не раз⁶⁹. Если эти похоронные памятники далеко лежат от территории кривичей, то взамен них мы укажем такие же и в местностях, ближайших к кривицкой области. В Бежецком уезде Тверской губернии мы находим круги торчмя стоящих камней, а иногда и сами курганы расположены в виде кругов, или встречаются целые кладбища, на которых в большом количестве стоят большие одиночные камни в наклоненном положении⁷⁰. Поднимаясь далее на север, этого рода памятники располагаются по реке Луге и ее притоку Ордежу. И здесь они являются в виде могил, обложенных камнями по основанию, причем иногда стоят камни торчмя на самых могилах⁷¹. Тут мы попадаем уже в область финноугорских племен. С особенной силой выступает этот тип могил в области финского племени воти, входившего в состав Вотской пятины Великого Новгорода. Курганы воти обложены гранитными валунами; внутри могил также оказываются камни, причем покойник или прислонялся в сидячем положении к одному из камней, или последний служил ему изголовьем⁷². Другие финские племена, ливы и эсты, точно также обкладывали могилы камнями, или обозначали их фигурами из мелких камней на поверхности земли, причем иногда внутри устраивались камеры из плит⁷³. В Финляндии сохранились предания о первобытном населении, чуди, которой приписываются могилы, построенные из камней⁷⁴. Таковы показания археологические местностей, соседних с территорией кривичей. Те же факты мы найдем и далее, а особенно выдающимся является известный Ананьинский могильник в области древнего Болгарского царства: те же каменные плиты внутри, обкладка камнями снаружи⁷⁵. Очень близко к перечисленным памятникам стоят могилы Сибири. Мы найдем там и огромной величины плиты, поставленные в наклонном положении на могилах в виде монументов, и могилы, обставленные торчмя стоящими камнями; видим там каменные плиты внутри самых курганов⁷⁶.

Мы не решаемся из приведенных фактов делать вывод о племенной принадлежности могил с камнями, но нам кажется возможным вывести из них лишь одно заключение, что на территории кривичей, взятой во всем ее объеме, существовало в разные эпохи не одноплеменное население, а было разнородное, и если мы припишем одни признаки похорон славянам, то другие придется отнести на счет какого-то чуждого им племени⁷⁷.

Несомненно, что до появления в Европе ариев эта часть света была уже занята каким-то населением, которому приписываются некоторыми учеными каменные орудия, находимые на всей европейской территории вообще и в частности на почве России⁷⁸. В настоящее время все более и более устанавливается мнение, что таким первобытным населением была одна из ветвей урало-алтайского племени, именно ветвь чудская⁷⁹. К такому выводу привело развившееся в широких размерах и притом глубокое изучение урало-алтайских и, как ветви их, финских языков. Прародиной чудского племени считается область у Алтайских гор и к северо-востоку от них по равнинам Сибири⁸⁰. Мало-помалу чудское племя распространилось на огромные пространства и колонизировало Европу. Распространение его уже на европейской территории и интересно для нас, главным образом, со стороны вопроса о первобытном населении кривицкой области. Несомненно, что все пространство по среднему течению реки Волги, на восток от нее до Уральских гор, на северо-восток и север до Ледовитого океана и Белого моря, оба берега Финского залива и берега Балтийского моря заняты были угро-финским племенем. Как известно, к нему принадлежат частью еще существующие, частью исчезнувшие народцы: меря, весь, мурома, ливы, эсты, куры, финны в Финляндии, мордва, черемисы, карелы, зыряне, вотяки⁸¹.

Природа страны представляла все удобства для обширного распространения этого племени во все стороны, и, действительно, в доисторические времена мы видим существование финских поселений в таких местностях, где в историческую эпоху живут уже чуждые им арии.

Черноморские степи России некогда заняты были, как известно, скифами. Вопрос о племенной принадлежности этого народа решался различным образом. То видели в них монголов, то ариев; но раздавались голоса и в пользу их финнизма⁸². Нам кажется, можно признать лишь одно, что, судя по имеющимся историческим и лингвистическим данным, скифы, как и принимается теперь, есть термин географический, а не этнографический, и что в числе народов, скрывающихся под этим именем, были и финского происхождения. Таким образом, приходится допустить распространение угро-финского племени далеко на юг. Но не одно только это соображение приводит нас к такому заключению. В настоящее время на скифов устанавливается новый взгляд. Изучение дошедших до нас скифских слов и эпиграфического материала, заключающегося в надписях, открытых в развалинах черноморских греческих колоний, – заставляет видеть в скифах народ арийского в широком смысле, и эранского, или иранского, происхождения в тесном значении, то есть родственный, если не тождественный, с осетинами, и теперь живущими на Кавказе⁸³. Оказывается, что угро-финны подверглись в доисторическая времена сильному иранскому влиянию, что доказывается присутствием осетинских корней и целых слов в угро-финских языках⁸⁴. Мы не знаем, как далеко на север простирались скифско-эранские поселения: но можно, кажется, сказать, что угро-финское население спускалось далеко на юг, даже в нынешнюю Малороссию⁸⁵.

Прежде чем следить далее за распространением его по Европе, нам необходимо сказать несколько слов по поводу одного весьма важного при решении подобных вопросов материала, именно топографической номенклатуры. Несомненно, пользование этим материалом с историко-географическими целями весьма опасно и не раз уже приводило исследователей к шатким выводам, но все зависит от того, для решения какого вопроса мы воспользуемся топографической номенклатурой. Применяли пользование ей для определения этнографических границ славянских земель путем подыскивания созвучных названий. Такой способ исследования не может, конечно, не привести иногда к неправильным заключениям. Так, наших кривичей мы можем отыскать и на территории Греции⁸⁶. Географических названий с корнем крив мы найдем много и в области племени северян. Такие урочища, как Кривое озеро, Кривой рог, Кривичи, Кривка и т. д. могут ли указывать на границы распространения племени кривичей? Мы не знаем, какие причины создали такое имя для данного урочища; не есть ли данное имя простой выразитель главного признака данной местности? В силу родственности русско-славянских племен, каждое из них могло давать урочищам тождественные названия. Но отсюда еще не следует, что топографическая номенклатура совсем не может ничего дать исследователю. Она может сослужить важную службу, если мы пожелаем определить этнографическое распространение двух неродственных племен и направление их колонизации. В этом случае, соображения относительно пользования подобным материалом, высказанные очень давно Надеждиным, кажутся нам вполне основательными⁸⁷. Не нужно доискиваться, что, собственно, значит каждое название; довольно, если определится его происхождение, если откроется, какому языку принадлежит оно. Мы думаем, что главное значение в топографической номенклатуре имеют названия урочищ, то есть гор, рек, озер, а не населенных местностей, так как судьба последних крайне изменчива, их существование и исчезновение с лица земли стоит в зависимости от множества случайностей, а между тем далеко не всегда новое поселение получает имя прежнего, хотя бы жители его были и старые. Но и новые пришельцы не изменяли старых названий у природных урочищ. В этом случае наблюдается, действительно, важное явление. «На всем лесном севере России, за реками и озерами, новгородские славяне до наших дней сохранили их первоначальные чужеземные имена, объяснимые только языком народов финского или чудского племени. Исключения так ничтожны, что славянам не удалось дать своих имен не только крупным рекам и озерам, но даже и мелким речкам притокам, запрятанным в самых глухих лесных трущобах. Обстоятельство это настолько существенно, что именами этих урочищ и в настоящее время можно определить грани земель, занятых финскими племенами, и выделить те земли, на которых славянские племена были и первыми пришельцами, и коренными жильцами»⁸⁸.

Признавалось и раньше, что центральная Россия была некогда занята угро-финскими⁸⁹ поселениями, но оказывается, что следы этого племени сохранились в топографической номенклатуре и гораздо южнее. Так, некоторые реки южной России носят имена, созвучные с номенклатурой северо-восточных областей⁹⁰. В топографических названиях далее Курской губернии можно найти некоторые, объясняющиеся из угро-финских языков, не говоря уже о губернии Черниговской⁹¹.

Если мы теперь обратимся к западу, то увидим факты, указывающие на еще более широкое распространение угро-финского племени. Так, в языках датском, франкском, иберийском и баскском находят заимствования из языков финских⁹². В свою очередь финны взяли много слов у готов⁹³. В топографической номенклатуре Германии, Италии и Франции находят следы пребывания там финнов в доисторическую эпоху⁹⁴.

Если мы обратим теперь внимание на географическое положение кривицкой области, то окажется, что она лежит в середине этого обширного пространства, на котором, как мы видели, есть основание предположить расселение угро-финского племени в доисторические времена, а потому нельзя допустить, чтобы территория, лежащая на самом важном колонизационном пути, на соединении Волжской и Днепровской систем, осталась почему-то обойденной, не захваченной этим первобытным населением. И действительно, мы имеем данные, дающие возможность отвечать на этот вопрос утвердительно.

Считается несомненным, что большая часть рек с окончаниями на ва, га, ма, ра, са, ша и за носит имена угро-финские, изменившиеся в устах позднейших славянских колонистов и потерявшие всякий смысл, или переделанные для осмысления на славянский лад⁹⁵. Никто не сомневается, что земли по реке Москве, Клязме, Угре, Жиздре и Оке принадлежали угро-финским племенам; но вместе с ними идут: Икша, Шоша, Руза, Пахра, Протва; подвигаясь на юг и юго-запад, мы найдем реки с именами: Пюмень, Мордвеза, Тюмень, Мышега, Клютома, Нугра, Таруса, Болва, Витьма, Вехра (Вахра), Удога, Езва и даже сам Сож едва ли объясним из языка славянского. Если от Москвы-реки мы двинемся прямо на запад, то попадаем к верховьям Днепра, а перейдя последний, достигнем двинского бассейна. Это местности, где, по сказанию летописи, находилось ядро кривицкого населения. Между тем и здесь угро-финны оставили следы своего пребывания в топографической номенклатуре. На этом пространстве от востока к западу мы находим имена: Желонга, Берега⁹⁶, Исма, Рема, Вазуза, Костра, Сежа, Осуга, Вязма, Осма, Воп(ь), Вопец⁹⁷, Надва, Обша, Ельма, Сапша; затем или реки, или поселения: Полга, Толва, Сига⁹⁸. Перейдя затем к верховьям Волги, мы и тут найдем то же самое. Во-первых, самое имя Волга должно быть, как кажется, причислено к категории только что перечисленных. Тут же оказываются по обе стороны Волги: Симога, Серема, Цна, Емша, Тюдьма, Сорога, Млинога, Ажева. Приходится и верховье Поволжья считать областью угро-финской и удалить с нее кривичей как первоначальных насельников. Третий пункт, верховье реки Западной Двины, точно также не может остаться за кривичами. Уже имя Двина – не славянского происхождения⁹⁹. Кроме вышеуказанных имен: Обша, Сопша, Емша, на пространстве между Западной Двиной, Торопой и Ловатью мы находим: Дапша, Перегва, Комша, Ока, Олио, Але, Насва. Даже новгородская река Шелонь носила некогда другое название – Сухона¹⁰⁰. Если мы направимся теперь вдоль течения Двины, по ее северному берегу, то встретим имена: Ижма, Оша, Спастерей, Лосма, Перевза, Олола, Каруза, Иса, Оршо. Нам остается перейти на левый берег Западной Двины и на правый берег Днепра. Казалось бы, что тут мы должны попасть на территорию, чуждую по своей топографической номенклатуре всякому финнизму. Действительно, редко, в виде единичных случаев, но, тем не менее, и здесь попадаются аналогические имена. Встречаются Цна, Волма, Олса, Жижма и Вижна. Приводя эти факты из топографической номенклатуры, мы думаем, что воспользовались далеко не всеми, предоставляя полностью собрать их знатокам угро-финских языков, но предполагаем, что и приведенных данных достаточно для обоснования той мысли, что в отдаленнейшие эпохи славянское племя вообще не занимало той обширной территории, назначаемой для его европейской прародины, которой может быть признано лишь Прикарпатье в тесном объеме; тем более мы не можем признать за исконные области кривичей ни верхнее Подвинье, ни Поднепровье: нам приходится отодвинуть это племя далеко на юго-запад и исходным пунктом колонизации считать северо-восточные отроги Карпатских гор¹⁰¹.

Позволим себе теперь остановиться на одном соображении, которое в ряду с другими получает, по нашему мнению, некоторое значение. У финнов западных существует для русских два имени: Venoa и Kriev, Русская земля называется Venoama и Krievma¹⁰². Обыкновенно народ называет своих соседей по имени ближайшего к нему их племени или колена. Каким образом здесь мы находим двойное название для одного и того же народа? Можно дать такое объяснение, что Venoa явилось при первом столкновении финнов с ильменскими славянами, а потом было перенесено на всех русских славян; что затем, когда приблизились к финнами кривичи, первые, ознакомившись с последними, усвоили их племенное имя, которое и перенесли затем на всех восточных славян. Но, как мы увидим далее, ильменские славяне – те же кривичи и, судя по народным преданиям, также называли себя в древности последним именем. Кроме того, раз установившееся для славян имя Venoa должно было удержаться как первое, ранее укоренившееся, или получить частное значение, а мы видим, что и оно и имя Kriev имеют значение общее. Это соображение не теряет своей силы даже и в том случае, если мы предположим, что имя Venoa получило свое начало при знакомстве финнов со славянами балтийскими. Мы имеем указание, что имя Venedi, из которого, конечно, и произошло Venoa, долго держалось на юге. В письме хазарского кагана Иосифа, писанном около 960 года к испанскому министру финансов Хосдаи Ибн-Шапруту, славяне названы Венентер или Ванантор. Последнее, несомненно, есть измененное Veneti, вариант Venedi¹⁰³. В VI веке еще вся масса славян носила это имя, хотя и разбивалась уже на два больших колена: Sclavi и Antes, как об этом говорит Иорнанд¹⁰⁴. Трудно предположить, чтобы имя Veneti дошло до Хазарии длинным путем с берегов Балтийского моря через Поволжье. Естественнее допустить, что оно за все время от Иорнанда до Иосифа не исчезло и не принадлежало исключительно славянам балтийским. Необходимо обратить внимание еще и на следующий факт. Латыши, и вообще литовцы, знают для русских только одно имя Kreews, то есть кривич¹⁰⁵. У них нет, насколько нам известно, никакого намека на имя Venedi или Veneti. Чем объяснить это явление? Перечисляя народы, покоренные Германрихом, Иорнанд между прочим упоминает мерю, мордву, чудь и др.¹⁰⁶ Сомнительно, чтобы власть готского короля простиралась так далеко на север, в область среднего течения реки Волги и нижней Оки. Едва ли не следует здесь видеть указание на факт обитания угро-финских племен гораздо южнее, что стояло бы в прямом соответствии со всеми вышеприведенными фактами. Имя Venoa для русских славян может вести свое начало от финнов с того отдаленного времени, когда они соседили на юго-западе нынешней России со славянским племенем еще до окончательного раздробления его на отдельные колена. Имя Kriev указывает на момент этого распадения и на ближайшие затем отношения, по большей части враждебные, к передовому русско-славянскому племени, кривичам, шедшим в авангарде колонизации. Тот факт, что у литовских племен для русских славян есть одно только имя Kreews, доказывает только, что в отдаленнейшую эпоху, когда русские славяне группировались у Прикарпатья, они были отделены друг от друга угро-финскими поселениями, а затем столкнулись уже во время разлива русско-славянской колонизации, во главе которой шли кривичи. О движении литовского племени мы будем говорить несколько ниже.

В настоящее время нам не приходится останавливаться долго на описании колонизационного движения угро-финского племени. Мы отметим здесь лишь те факты, которые имеют ближайшее отношение к интересующему нас вопросу. Вначале мы замечаем поступательное движение угро-финнов на запад. Так, племя емь из Заволочья постепенно придвигается и занимает нынешнюю Финляндию. Есть основательное предположение, что весь и емь составляли лишь колена одного племени, причем весь обитала значительно западнее, чем живут в настоящее время остатки этого племени под названием Vepsa¹⁰⁷. Несомненно также, что в языке мордвы сохранилось много литовских слов, а самый язык близко стоит к западно-финским, что указывает на пребывание этого народа гораздо западнее, чем в настоящее время¹⁰⁸. По всей вероятности, также и ливы в отдаленнейшую эпоху занимали весь правый берег Западной Двины, что видно из их преданий и из топографической номенклатуры¹⁰⁹. Весьма возможно также, что поселения корси были расположены в позднейшей Новгородской области и занимали ее юго-восточную часть¹¹⁰. В сопоставлении с раньше приведенными фактами эти данные говорят также в пользу заключения, что вся та территория, на которой в историческую эпоху мы видим действующими кривичей, была занята угро-финскими народами.

Наша летопись, при перечислении инородческих племен, указывает и на отдельные народцы литовского племени. Так, мы находим литву, зимеголу, летьголу¹¹¹, причем они помещаются на тех местах, где находятся в настоящее время. Но есть основание думать, что правый берег Западной Двины никогда им не принадлежал. Это доказывается существованием топографических названий угро-финского происхождения, во множестве сохранившихся в указанных местностях. В преданиях ливов мы встречаем намек на насильственное подчинение, на вытеснение их с мест прежних поселений латышами. Среди латышского населения сохранился почти до последнего времени остаток этого первобытного ливского населения в виде кревингов¹¹². Таким образом, литовское племя в доисторические времена начало колонизационное движение по берегу Западной Двины. Как угро-финны подвигались с востока на запад, так литовское племя, благодаря тем же условиям местности, направило свою колонизацию на восток. К несчастью, в нашем распоряжении нет уже теперь того материала, который послужил при определении распространения племен угро-финских. Топографическая номенклатура наших западных областей до сих пор с этой стороны совершенно не подвергалась разработке. Раньше нам приходилось приводить археологические данные, указывающие на пребывание в доисторическое время на правой стороне Днепра, в области кривичей, какого-то инородного населения, чуждого позднейшим колонистам, славянам. Может быть, в числе этих оригинальных памятников некоторые должны быть приписаны литовскому племени, но мы не решаемся ничего сказать утвердительно, не чувствуя себя достаточно компетентными в подобных вопросах¹¹³. Существуют мнения о распространении литовского племени в отдаленнейшие эпохи до берегов реки Припяти на юг¹¹⁴. Что касается расселения его на восток, то тут могут до некоторой степени помочь косвенные указания. Замечено, как сказано выше, что в языках угро-финнов сказывается сильно влияние на них литовского языка¹¹⁵, притом на такие отдаленно живущие племена, как мордва. Если по языку последняя принадлежит к западным финнам и, следовательно, некогда обитала ближе к западу, то, с другой стороны, можно предположить также и проникновение литовского племени на левую сторону Днепра, распространение его поселений в восточном направлении гораздо далее, чем мы это видим в настоящее время. Наша древнейшая летопись сообщает, между прочим, странный на первый взгляд факт о существовании по берегам реки Протвы какого-то народца, носившего имя голядь. Эти известия крайне отрывочны. В 1058 году «победи Изяслав голядь», а в 1147 году «шед Святослав и взя люди голядь, верх Поротве»¹¹⁶. При перечислении литовских народцев Дюсбург, древнейший прусский летописец, упоминает землю Galindia и народ Galinditae¹¹⁷. Упоминание об этом народе мы встречаем в очень отдаленную эпоху. Император Валузиан, в III столетии по Р. X., носит прозвище: Финский, Галиндийский, Венедский (Фгюпход, TaXivSixog, OvevSipog)¹¹⁸. Голядь, голяди, Galindia и Galindi так близки друг к другу, что едва ли возможно видеть здесь простое созвучие, и весьма возможно, что в лице голяди перед нами является обрывок литовского племени, забравшийся чересчур далеко в своем колонизационном движении на восток и отрезанный затем от главной массы движением племени славянского¹¹⁹.

С вопросом о расселении литовского племени тесно связан другой – об образовании белорусского наречия. Несомненно, тут связываются влияние местности, историческая судьба племени кривичей, радимичей и отчасти вятичей, но нельзя отрицать также и влияния между племенных отношений в доисторическую эпоху. Оригинальные особенности наречия появляются в областях Полоцкой, Смоленской, Новгородской и Псковской еще в такое время, когда ни о каком политическом влиянии Литвы не может быть речи. Укажем хотя бы на торговый договор 1229 года, в котором уже ясно слышны звуковые особенности белорусского языка¹²⁰. Оказывается, что потомки кривичей на среднем Поволжье говорят впоследствии на великорусском наречии, а по Западной Двине, по правому, а отчасти и по левому берегу Днепра – на белорусском. То же самое, хотя в меньшей степени, случилось с вятичами. Так, самая западная часть Орловской губернии, именно часть Брянского уезда Орловской губернии, – говорит по-белорусски, и поселения жителей, объясняющихся на этом диалекте, тянутся спорадически по Мглинскому и Сурожскому уездам, до пределов Малороссии¹²¹. Чем объяснить этот факт, что одно и то же племя, кривичей, говорившее некогда, конечно, на одном наречии, является затем объясняющимся на двух различных диалектах? Единственное объяснение, какое, по нашему мнению, здесь возможно, заключается в том, что две половины одного и того же племени – кривичей, вятичей, все равно – попали в доисторическую эпоху под разные этнографические влияния, которые и оказали различное воздействие на музыкальную, звуковую сторону их языка. Насколько мы знакомы с наречиями великорусским, белорусским и малорусским – различие их состоит не в обилии особенных слов, а в звуках, в музыкальном отношении. Несомненно, эти звуковые особенности в значительной степени обязаны смешению разнородных племенных элементов в доисторическое время, взаимному чисто музыкальному влиянию одного языка на другой. Если мы присмотримся к географическому распространению наречий, то не можем не заметить интересного факта. Великорусское наречие господствует во всех тех областях, где в доисторическое время констатируются угро-финские поселения. Точно так же там, где распространен язык белорусский, мы можем предполагать в доисторическую эпоху распространение литовского племени. После сказанного нами, конечно, сам собой появляется вопрос – каким образом мы представляем себе ход славянской колонизации? К этому вопросу мы теперь и приступаем.