Текст книги "История Смоленской земли до начала XV столетия"

В настоящее время не подлежит сомнению, что европейской прародиной славянского племени было Прикарпатье¹²². Из этого центра началось движение славянской колонизации во все стороны в виде радиусов. Я уже говорил выше, что расселение в стране, покрытой сплошными первобытными лесами и болотами, должно было совершаться по берегам рек, большая часть которых имеет приподнятые берега. От Прикарпатья расходятся в разном направлении реки. Достаточно указать Вислу, Западный Буг, Припять, Днестр. Их-то берега, а потом и берега их притоков, служили путями для колонизационного движения. Та часть славянского племени, которая в историческое время является под именами угличей и тиверцев по берегам Черного моря, спустилась туда по побережью Днестра. Является вопрос, каким образом колонизировались области по Днепру, Западной Двине и Десне? В этом именно вопросе археология может оказать значительную услугу. Замечено, что по берегам реки Припяти существовали два похоронных типа, причем дреговицкий тип присутствует к югу от упомянутой реки. Точно также к северу от нее является смешение похоронных типов. Важно при этом то обстоятельство, что дреговицкий тип, спорадический на юге, является преобладающим на северном берегу реки Припяти. Затем в углу, образуемом реками Днепром, Припятью и Березиной, на территории весьма не обширной, мы находим смешение погребальных типов, из которых один – несомненно дреговицкого происхождения¹²³, что касается другого типа, то едва ли не придется признать его кривицким. Мы указывали уже раньше, что по берегам рек Беседи, Сожа и Днепра, в южной части области радимичей, встречается похоронный тип сожжения, и сделали предположение, что это есть результат северянского влияния на радимичей; но этому факту может быть дано и другое объяснение. Мы решаемся высказать предположение, что это смешение погребальных типов по берегам реки Припяти, в углу между pеками Припятью, Березиной и Днепром, в углу между Сожем, Беседыо и Днепром, есть результат колонизационного движения русско-славянских племен из Прикарпатья. Весьма возможно, что распадение на отдельные племенные единицы произошло еще на прародине славянского племени, что предполагается и по отношению ариев¹²⁴. Тогда же могли усвоиться этим отдельным коленам особые названия по случайным обстоятельствам, особенно по характеру местности, которую занимало то или иное колено. Домыслы нашего старого летописца о том, что поляне прозвались так, потому что жили в полях, а древляне – потому что жили в лесах¹²⁵, конечно, не могут иметь значения хотя бы потому уже, что и поляне попали на новых местах своего обитания в такие же первобытные леса, как и древляне, и последние, как и первые, занимались земледелием. К тому же он отказывается дать объяснение для таких других имен, как кривичи, северяне, дулебы, тиверцы, угличи¹²⁶. Тайна этих названий кроется, несомненно, в обстоятельствах жизни русско-славянских племен еще в Прикарпатье. Колонизацию свою русские славяне начали, уже распавшись на отдельные племена. Не может быть сомнения в том, что племена, занимающие в историческое время более отдаленные местности к северо-востоку и северу, двигались впереди других. Таким образом, в северо-восточном направлении первыми колонизаторами являются кривичи, в восточном направлении – северяне. За ними следуют по порядку поляне, древляне; но раньше последних двинулись дреговичи, которые были вытеснены с южного берега реки Припяти древлянами; часть древлянского племени перешагнула и на северную сторону Припяти. Этим объясняется незначительное количество случаев похорон дреговичей на южной стороне этой реки и смешение погребальных типов в углу между Припятью, Березиной и Днепром. Дреговичи в своем движении натолкнулись в этом месте на более ранних колонистов кривицкого племени и вытеснили их отсюда за реку Днепр, вернее же, движение кривичей направилось по течению Березины и правых притоков Припяти, затем по берегам левых притоков Западной Двины, пока не достигло последней. Тут для кривицкого племени открывалась дорога на запад по берегам Западной Двины, на север через правые притоки последней, которые приводили кривичей к системе рек Великой и Волховы; на восток Западная Двина вела их в область реки Днепра. Этим движением кривицкого племени и постепенным вытеснением его дреговичами и объясняется, по нашему мнению, нахождение к югу от Западной Двины могил с кривицким похоронным типом сожжения; таким именно ходом колонизации объясняется та спорность границ между Полоцкой и Киевской землями, какую мы наблюдаем в историческую эпоху. Дреговицкая земля не образовала отдельного обособленного политического целого, а причислялась к Киевскому княжеству; в силу этого киевские князья постоянно претендуют на Минск, так как он, вероятнее всего, лежал еще на дреговицкой территории¹²⁷. Но на него изъявляют свои права и князья земли Полоцкой, князья кривицкие, и в силу именно того обстоятельства, что на левой стороне Западной Двины кривичам удалось закрепить за собою некоторые пункты, как остатки от некогда бывшего заселения ими области к югу от Западной Двины. Таким только образом, кажется нам, примиряются друг с другом и известие летописи о расселении дреговичей от реки Припяти до Западной Двины¹²⁸, подкрепляемое археологическим данными¹²⁹, и факт существования кривицкого похоронного типа к югу от упомянутой реки¹³⁰, и причисление Минска к числу городов кривицких¹³¹.

Несомненно также, что ильменские славяне представляют собой не более как часть великого кривицкого племени. Характер местности представлял все удобства для обширной колонизации на север: верхние и правые притоки Западной Двины переплетаются с реками областей Псковской и Новгородской; естественных преград нет никаких. Что новгородцы носили имя словене и удержали это имя навсегда, – этот факт объясняется просто тем, что они как передовые колонисты кривичей, столкнувшись на север от Западной Двины со сплошным населением финского племени, назвав это население чудью, в отличие от него именовали себя словене, оставаясь в то же время кривичами. Память об этом имени долго жила в народных преданиях Новгородской области, хотя, конечно, в искаженном виде¹³². Мы раньше видели, что похоронный тип, наблюдаемый в курганах области Ильменской и Смоленской, один и тот же – это преобладающее сожжение¹³³. Кроме того, мы находим прямое указание, что славянское население Псковской области представляет собой кривичей. Так, одна из летописей, рассказывая о призвании варягов и занятии Трувором Изборска, добавляет: «а то ныне пригородок псковский, а тогда был в Кривичех больший город»¹³⁴, но в одно и то же время этот город носил название Словенска, а ключи, протекающие подле него, Словенских ключей¹³⁵. Как след колонизации кривичей с верховьев Западной Двины в область Ильменя долго сохранялось для Торопца другое имя Кривич, или Кривитебск¹³⁶.

С верховьев Западной Двины не трудно было перешагнуть в область верхнего течения Днепра. Что колонизация кривицкого племени шла именно в таком направлении с запада на восток, к этому приводит еще и следующее соображение. Прежде всего, обращает на себя внимание известие летописца в рассказе о расселении русско-славянских племен. «А другии (Славяне) сели на Полоте, иже и полочане. От них же и кривичи, иже сидят на верх Волгы, и на верх Двины, и на верх Днепра, их же и город есть Смоленск: ту-бо сидят кривичи»¹³⁷. Далее при перечислении русско-славянских племен находим объяснение, что «и в Полотьске кривичи»¹³⁸ Таким образом, полочане являются такими же кривичами, как и славяне смоленские. Мало этого. В этом летописном рассказе ясно указывается и самое направление колонизации кривичей с берега Западной. Двины к верховьям, как ее, так и рек Волги и Днепра. Древнейшими поселениями кривичей приходится признать двинские, полоцкие, а самый Смоленск, появившийся еще в доисторические времена, представляет из себя город кривицких колонистов, пригород полоцкий. Сообщение летописца о том, что у кривичей главный город – Смоленск, не имеет значения, так как явилось в конце XI или в XII веках, когда Смоленск действительно или начинает играть, или уже играет политическую роль. Но такого значения первоначально он не имел. Достаточно повнимательнее приглядеться к другим летописным известиям, чтобы убедиться в этом вполне. Скомкав в одно факты различных эпох, наш летописец не сумел окончательно стереть в них давней исторической действительности. Летопись в известной легенде о призвании варягов, делая участниками его и кривичей, ясно указывает, что это были кривичи Полоцка¹³⁹. Никакого упоминания о кривичах смоленских нет. Это указание стоит в полном соответствии с другим, где рассказывается о взятии Олегом Смоленска. Князь взял с собой, в числе других ополчений, и кривичей. Выходит, что он вел кривичей на кривичей. Стало быть, те, которые находились в войске Олега, были полочане. Смоленск без всякого сопротивления сдается и принимает княжеских посадников¹⁴⁰. Не было еще распадения кривицкой земли на отдельные политически обособленные единицы, и пригород мирно следует примеру своей метрополии. Обратим внимание на договор Олега с греками. Мы видим, что князь требует дани на города: Киев, Чернигов, Переяславль, Полоцк, Ростов и Любечь¹⁴¹. В походе на Царьград участвовали и кривичи, и вот на главный город их, на старый Полоцк, как на представителя земли, и берется дань. О Смоленске не может быть и речи, как не имевшем еще политического значения. Нам как бы противоречит упоминание о Смоленске у Константина Багрянородного. Но в том месте, где мы находим известие об этом городе, трактуется исключительно о торговых сношениях, причем намечены и города, лежащие на великом водном пути. В Византии был известен путь через Новгород Великий, а о дороге через Западную Двину они совершенно не знали, в силу чего у ученого императора не упомянут Полоцк¹⁴². Другое дело скандинавы. Они прекрасно ознакомились с обоими путями и через Волхов и через Западную Двину. При существовании несомненных торговых сношений, этих витязей, предлагавших свои боевые услуги тому, кто больше даст, более интересовали политические отношения посещаемых ими стран. В их рассказах поэтому фигурируют имена местностей, имевших политическое значение. Оказывается, что в скандинавских сагах древнейшего происхождения нет упоминания о Смоленске, но зато как важный политический центр фигурирует Полоцк. Скандинавы знают Киев: он, по всей вероятности, с отдаленнейших времен известен у них под именем Днепра-города; они знают Новгород, говорят о Полоцке, но им не известен Смоленск, который появляется лишь в позднейших скандинавских литературных произведениях. Проезжая из Балтийского моря в Черное через Западную Двину и Днепр, или из Финского залива – через Неву, Ладожское озеро, Волхов, Ильмень, Ловать, Пало и т. д., или через Ловать, Кунья – Двина, Ельша, Ватря, Днепр, – скандинавы или были вблизи Смоленска, или шли мимо последнего и должны были знать его. Были кроме того и случаи, чисто политического характера, когда Смоленск мог быть упомянут, если бы играл хоть какую-нибудь политическую роль¹⁴³.

Перешедши в область реки Днепра и Волги, кривицкое племя колонизировало огромные пространства, расселяясь далее и далее на восток. Оно перешло к системе реки Вазузы с Гжатыо, оттуда перешагнуло на берега реки Москвы и колонизировало территорию, вошедшую затем в состав земли Суздальской. Что колонизация на среднее Поволжье шла с востока, лучшим доказательством служит то обстоятельство, что в состав Смоленской земли входили области по рекам Исконе и Исме и даже переходили за них к востоку.

Раздавались мнения, что кривичи не представляют из себя славянского племени или, по крайней мере, являются смешением славянского элемента с литовским, причем самое имя кривичи готовы были производить от кривее, как назывался верховный жрец у литовцев¹⁴⁴. Это мнение возникло, во-первых, потому что летопись в своем перечислении славянских племен не упоминает кривичей¹⁴⁵, а во-вторых, вследствие сильно сказывающегося на последних литовского влияния со стороны языка и некоторых черт быта. Но летопись раньше очень ясно говорит, что кривичи и полочане – одно и то же племя¹⁴⁶, а пропуск имени кривичей при перечислении русско-славянских племен вполне понятен: летописец выразил здесь только сохранившийся еще в его времена взгляд, что полочане есть главная часть племени, а стало быть, не было нужды, назвав полочан, упоминать и кривичей. Это главенство полочан подтверждается, как мы только что говорили, и другими соображениями. Лингвистическое влияние литовского племени на кривичей едва ли подлежит сомнению. По этому вопросу мы только что высказали свое мнение. Теперь, когда нам известен ход кривицкой колонизации, мы можем представить себе ее движение в таком виде.

Финское племя, подвигавшееся с востока на запад, простершее некогда, как мы видели, свои поселения до карпатской прародины славян, было, однако же, немногочисленно около этих местностей, что доказывается немногочисленностью топографических названий к западу и спорадичностью памятников древности, какие могут быть приписаны угро-финским племенам. В очень отдаленные времена литовское племя распространилось далеко на восток, разрезало угро-финские поселения надвое и стерло те из них, которые находились к юго-западу от Днепра (в районе Днепр – Двина – Припять). Славянское племя теперь было на севере отделено от чудского. Затем началось колонизационное движение славян, во главе которых двигались кривичи. Они частью уничтожили, частью ассимилировали литву на пространстве между Припятью, Двиной и Днепром, затем врезались между литовскими племенами у верховьев Днепра, раздвоили их, снова уничтожили или поглотили те из них, которые были отброшены к востоку, как, например, голядь. Но передовые ветви кривицкого племени неудержимо стремились все вперед и вперед на север, восток и северо-восток. Понятно, что те кривицкие поселения, которые ушли далее в указанных направлениях, подвергались литовскому влиянию менее, чем оставшиеся на Двине и в Приднепровьи, но зато эти передовые колонисты в своем дальнейшем движении столкнулись со сплошным, а не спорадически уже рассеянным угро-финским населением, и должны были уничтожить или ассимилировать его¹⁴⁷. Вот почему мы имеем право предполагать, что Смоленская земля при самом выступлении своем на историческую сцену носила в себе уже начала раздвоения, что в двух половинах ее, западной и восточной, существовала даже в то время значительная разница в населении, явившаяся результатом взаимодействия разнородных этнографических элементов.

В то время когда кривичи раскидывали свои поселения на огромные пространства с берегов Западной Двины до Финского залива и среднего течения Волги, территорию между реками Днепром и Сожем колонизировало другое славянское племя, радимичи. Границы его колонизации в северо-восточном направлении указываются археологией. Мы видели, что преобладающий тип похорон на пространстве, ограничиваемом указанными реками, есть погребение. К северу от города Ельны мы замечаем резкую перемену: преобладающим является сожжение. Вот эту черту, от Ельны до Днепра на запад и до верховьев Десны на восток, можно считать границей между двумя племенами – кривичами и радимичами. Тут, по верхнему течению Сожа и его притоков, столкнулись они, и вследствие характера местности должна была произойти чересполосица. Племя радимичей, насколько можно составить себе о нем понятие по летописным данным, не отличалось ни высоким культурным развитием, ни воинственностью. Оно довольно легко подчиняется власти киевских князей, а затем территория его дробится между тремя политическими центрами: Киевом, Смоленском и Черниговом¹⁴⁸. Сравнительно невысокое культурное развитие радимичей объясняется географическим положением их территории, через которую не проходило ни одного из главных культурных путей той эпохи: река Сож является второстепенной дорогой, а Днепр принадлежал им той частью своего течения, которая не имеет главного значения в торговом отношении. Все-таки их культурное развитие мы называем низким лишь по отношению к таковому же у кривичей, через область которых проходили, на территории которых связывались гигантские пути восточной и западной торговли. Кривичи должны были в очень отдаленное время перешагнуть с Днепра в область реки Сожа и его притоков. Судя по сохранившимся до сих пор народным преданиям, кривицкая колонизация не всегда носила здесь мирный характер, а скорее насильственный. На основании тех же преданий можно предположить, что кривичи проникли вглубь территории радимичей¹⁴⁹. Как не встречало помех распространение кривицких поселений в области, ограничиваемой Днепром и Сожем, так беспрепятственно должны были подвигаться кривичи и в юго-восточном направлении в силу тех же условий местности, о которых мы говорили в начале нашего очерка. С берегов Днепра их поселения легко перешли к верховьям Десны и ее притоков и реки Угры. Но в то же время сюда придвинулась колонизация северян. При отсутствии каких бы то ни было естественных границ эти два противоположных потока должны были столкнуться. На основании результатов, добытых при изучении говоров великорусского наречия, можно предполагать, что среднее Поволжье¹⁵⁰ заселилось с юга и составляло одну область с Муромом и Рязанью¹⁵¹, но не подлежит сомнению, что Муромо-Рязанская область была колонизована северянами¹⁵², которых приходится считать, следовательно, и колонизаторами земли Суздальской. Вместе с тем мы видели, что, несомненно, кривицкие поселения достигали до среднего течения реки Москвы и, конечно, благодаря условиям местности должны были подвигаться далее. Стало быть, в области мери происходило столкновение кривицкого и северянского племен, начавшееся еще на берегах Десны, Оки и Угры.

Обзор населенных мест Смоленской земли в пору самого цветущего состояния ее еще более убедит нас во всем сказанном. Но прежде нам необходимо остановиться на одном из важнейших источников для историко-географического очерка интересующего нас княжества. Мы разумеем известную учредительную грамоту Ростислава Мстиславича Смоленской епископии. Она дает указания на значительное количество городов и волостей земли, но при этом ее показания в большей части случаев не повторяются в других имеющихся у нас источниках, так что определение местностей, указываемых ею, приходится делать только на основании ее же самой. Отсюда вытекает необходимость решить, что положил в основу княжеский дьяк при перечислении местностей, в каком порядке размещал он их? Не раз уже пытались нанести на карту Смоленские города и волости, причем в основу полагалась мысль о географической их последовательности, но, к несчастью, такой строгой последовательности в нашей грамоте нет. К счастью, некоторые местности с большим или меньшим приближением могут быть прикреплены к известным пунктам. И вот, благодаря этому мы видим, что княжеский дьяк переносится с одного конца земли в другой или перескакивает значительные пространства без всякого основания, если только мы признаем географическую последовательность в его перечислениях. Так, например, от Жидчичей, лежащих в области реки Западной Двины, грамота вдруг переходит к Басее, волости, находящейся на левой стороне Днепра, в нынешней Могилевской губернии; от Путина и Бениц, городов, несомненно, восточных, совершается скачок на запад к Дедичам и Копысю; сказав о залесской дани в Суздале, неожиданно дьяк переходит в центр княжества к Вержавску на реке Верже. Таким образом, княжеская канцелярия, перечисляя местности, с которых шла десятина на епископию, руководствовалась не их географическою связью, а чем-то иным. Выпишем названия находящихся в грамоте городов и волостей с обозначением получаемых с них княжеских доходов. Вержавляне Великие – 1000 гр., Врочницы – 200 гр., Торопец – 400 гр., Жижец – 130 гр., Каспля – 100 гр., Хотшин – 200 гр., Жабачев – 200 гр., Вотоловичи – 100 гр., Шуйская – 80 гр., Демняны – 30 гр., Ветская – 40 гр., Былев – 20 гр., Бортницы – 40 гр., Витрин – 30 гр., Жидчичи – 10 гр., Басея – 15 гр., Мирятичи – 10 гр., Добрятин – 30 гр., Добрачков – 20 гр., Бобровницы – 10 гр., Дедогостичи – 10 гр., Заруб – 30 гр. Остановимся пока на этом. Вглядываясь внимательно, мы замечаем тут правильную периодичность в размещении доходов: 1000 гр., 200 гр.; затем доход берется больший – 400 гр.; спускается – 130 гр., 100 гр.; снова подымается 200 гр., 200 гр.; 100 гр., 80 гр., 30 гр.; опять возвышается – 40 гр., 20 гр.; снова увеличивается – 40 гр., 30 гр., 10 гр; опять – 15 гр., 10 гр.; новый ряд – 30 гр., 20 гр., 10 гр. Местности разбиваются на группы, и в каждой такой группе они размещаются по доходу в нисходящем порядке, и так перечислены они все. На основании этого мы можем сгруппировать города и волости Смоленской земли в такие отделы:

С этого места идет перечисление городов уже не групповое, а в разбивку. Так обозначены: Ження Великая – 200 гр., Пацынь – 30 гр., Солодовницы – 20 гр. Несомненно, снова вместе:

Отдельно стоят Лучин – неизвестно, сколько дохода, так как он колеблется, и Оболвь – также с изменяющимся доходом; далее – Исконна – 40 гр.; город Вержавск – 10 гр., Лодейницы – 10 гр. Очевидно, в конце грамоты сгруппированы города и волости с колеблющимися доходами или разбросанные в различных местностях, которые в уме писавшего не соединялись никакой ассоциацией идей. Мы не останавливаемся на городах, перечисленных в третьей грамоте, так как они размещены без всякого порядка и почти все легко определяются. Теперь является другой вопрос: на каком основании наша грамота соединяет топографические названия в группы? Отчего, например, канцелярия князя не перечислила сначала все местности, приносившие наибольший доход, затем средний, потом наименьший. Очевидно, местности каждой из вышеуказанных групп в отдельности чем-то связаны между собою. Следовательно, мы можем предположить, прежде всего, что каждая из групп лежит в какой-то определенной местности, то есть в той или иной части Смоленской земли, по той или иной реке или по одному и тому же водному пути, хотя бы в последнем случае они географически значительно были удалены друг от друга. Связи географической между отдельными группами может и не быть, и в то время как одна лежит на востоке (XI Путин – Беницы), следующая непосредственно на западе (XII Дедичи, Копысь, Прупой); две группы, рядом помещенные в грамоте (VII Басея – Мирятичи и VI Бортницы, Витрин, Жидчичи), – лежат одна (VII) на юге, другая (VI) – на севере. Если мы теперь в каждой из этих групп определим хоть одну местность, то этим самым приблизительно определится и положение всей группы. Спрашивается, на каком пространстве мы имеем право искать все города и волоси Смоленской земли? Не очерчивая пока ее границ, укажем только конечные ее пункты.

Лишь только мы ступим на юг от озера Селигера, как тотчас попадаем в Смоленскую землю. Начало реки Волги есть конечный северный пункт ее¹⁵³. На юге последним городом Смоленского княжества был Зарой¹⁵⁴, на реке Ипути, впадающей в Сож. Но особенно велико было протяжение Смоленской земли с востока на запад. Неоспоримо, ей принадлежали берега реки Исмы, левого притока Протвы, и Пахры, впадающей в Москву, входившие в состав Можайской области¹⁵⁵. На западе крайним пределом был город Жидчичи, на реке Чернейке, притоке Рудосвяты, впадающей в Касплю с левой стороны¹⁵⁶. Таково действительное пространство Смоленской земли как политического целого в период наибольшего могущества этого княжества, что совпадает с XII и XIII веками. Далее, с XIV столетия, это обширное государство начинает урезываться, терять большие куски своей территории, пока, наконец, к началу XIV века не уменьшается до объема нынешней Смоленской губернии¹⁵⁷. На очерченном обширном пространстве мы и должны отыскивать населенные местности, города и волости Смоленской земли. Центром земли, ее политической главою, являлся город Смоленск. В новейшее время он был расположен уже на правом, возвышенном берегу Днепра, но в древнейшее время главная часть города лежала на левой, низменной стороне, что доказывается нахождением там развалин церквей и монастырей. Еще Герберштейн, проезжавший через Смоленск в XVI столетии, указывал на этот факт. Положение города было выбрано кривицкими колонистами весьма удачно: он лежал в центре двух великих водных путей. Волок из Днепра в Касплю начинался почти у Смоленска, а едущий в Новгород Великий или в Поволжье должен был посетить его неизбежно. Город расположен был среди дремучих лесов; к низменной части города примыкали обширные болота, и только детинец возвышался на нагорной стороне. В нем красовалась церковь Успения Божией Матери, кафедральная церковь княжества, духовный центр всей земли. Но еще в очень отдаленное время городские поселения группировались и на горах в детинце и вокруг него. Город разделялся на гору и Подолье, и замечательно, как и Новгород Великий, на концы, из которых случайно сохранились до нас имена двух – Пятницкого и Крылошовского. Последний, по всей вероятности, лежал в восточной стороне города, по речкам Рачов и Рачовке. Вероятно, центрами этих концов были церкви, как, например, святой Параскевы-Пятницы в Пятницком конце. Предполагают также существование Ильинского конца с церковью святого пророка Илии; он лежал, может быть, по речке Ильинке. Около города, в низменной местности, на берегу Днепра, при впадении речки Смядыни, находился знаменитый Смядынский монастырь в честь святых мучеников Бориса и Глеба; развалины его сохранились и по настоящее время¹⁵⁸. Мы еще будем говорить о выдающихся памятниках этого города несколько ниже.

На недальнем расстоянии от Смоленска размещались ближайшие к нему села – Ясенское и Дросенское, принадлежавшие епископской кафедре. К югу от города лежало Долгомостье, а почти рядом с ним – волость Погоновичи, в которой находился участок Моишинская земля, также отданная на содержание епископии. К северо-западу от Долгомостья, на левом берегу Днепра, были села Нимикори, озера которых пожертвованы были церкви святой Богородицы Смоленской. К югу же от Смоленска находился укрепленный городок Воищин, как его форпост¹⁵⁹.

К юго-западу от Смоленска, к северу от Днепра, почти на его берегу, лежали Лодейницы при озере Купринском. Они стояли при начале передаточного пути из Днепра в Касплю и платили князю 10 гривен дани в год¹⁶⁰. Далее по водному пути, на берегах реки Каспли, лежала Каспля, центр волости, платившая ежегодной дани 100 гривен. Эта значительная сумма платежа указывает на важное значение Каспли, стоявшей при начале Западного водного пути¹⁶¹. К северо-западу от Каспли на реке Чернейке были Жидчичи, платившие 10 гривен годовой дани. Может быть, жители этого поселения также принимали какое-нибудь участие в перегрузке и перевозке товаров, вообще тем или иным способом промышляли благодаря близости к важному волоку¹⁶². Поднимаясь далее на север по водному пути, мы достигаем Жижецкого озера, на котором стоял Жижец, вносивший в великокняжескую казну 130 гривен дани, бывший также центром волости. Значительность этого ежегодного взноса объясняется положением Жижца на великом водном пути, на котором он является первым после Торопца по своим торговым оборотам¹⁶³. Самым северным конечным пунктом на этой главной торговой дороге в Смоленской земле был Торопец, плативший 400 гривен ежегодно. Мы уже говорили, что он в древности носил еще название Кривитебск. Можно предполагать, что в отдаленные времена город находился там, где существует в полуверсте от него городище на реке Торопе, с валом из насыпной земли, носящее имя Кривити, или Кривитебск, вследствие чего и за новым городом удерживалось в предании старое название. Новый город был со всех сторон окружен водой: с одной стороны у него озеро Соломено, а с трех других – река Торопа и речки Уклеинка и Смородинка. Река Торопа разделяется у города на два рукава и затем вливается в озеро Замковье. Замечательно, что часть реки между городом, то есть детинцем, и подгородием до озера Замковья на пространстве версты не замерзает, а в самые сильные морозы покрывается льдом, всего дня на два-три. По всей вероятности, в этой-то части реки и была гавань Торопца. Благодаря воде Торопец приобрел огромное значение в торговом отношении, но благодаря ей же ему грозила постоянная опасность. Так, в 1337 году город подвергся сильному наводнению, «потоне», по выражение летописи, что довершило бедствия от пожара, случившегося раньше. Кроме своей торговли Торопец славился еще рыбными ловлями, столь значительными, что часть улова доставлялась великому князю Смоленскому, который нашел возможным десятину этой своей части еще пожертвовать епископской кафедре¹⁶⁴.

Главная часть города Смоленска лежала на левой стороне Днепра, где, по всей вероятности, находился и княжеский дворец, в котором писалась уставная грамота. Вот почему, переходя к волости Бортницы, княжеский писец выражается: «на оной стороне». Этот городок вносил в казну князя 40 гривен дани, величина которой обусловливалась близостью Бортниц к торговому пути через реку Вотрю (Днепр – Вотря – Елша – Западная Двина – Кунья – Ловать). В таком же положении был и Витрин, плативший 30 гривен¹⁶⁵.

Эти два поселения переносят нас к великому водному пути (Днепр – Вотря – Пола – Ловать). От Смоленска он шел по Днепру, переходил в реку Вопь, затем достигал устья реки Вотри. Тут, в важном пункте, где начиналась переправа товаров и людей через ряд передаточных речек и озер в реку Елшу, а через нее – в Западную Двину, в этом важном пункте лежали Воторовичи¹⁶⁶.

Они платили 100 гривен, что состояло в связи с их важным торговым значением. Далее на этом пути, на берегу реки Ельмы, стоял город Лучин. Остается неизвестным, сколько он платил полюдья, что касается мыта и пошлин с корчем, то тут количество взноса должно было изменяться по обстоятельствам¹⁶⁷.

Перейдем теперь на север. Между рекой Западной Двиной в верхнем ее течении и рекой Торопой, при озере Песно, мы предполагаем местонахождение Врочниц. Врочницы ежегодно вносили в княжескую казну 200 гривен. Мы видели, что верховья Волги принадлежали Смоленской земле, таким образом в руках смоленских кривичей оказывается начало великого восточного пути. По нашему мнению, тут, у начала Волги, находились два значительных в торговом отношении пункта Смоленской земли, Хотшин и Жабачев, вносившие князю по 200 гривен ежегодной дани. Хотшин лежал на Волге, а Жабачев – у озера Сабро¹⁶⁸. Далее вверх по течению Волги лежала Ржевка, укрепленный пункт, закрывавший верховья волжского пути со стороны Суздальской земли. Как можно предположить, он всегда тянул к Торопцу. По крайней мере, в XIII столетии Ржевка принадлежала торопецкому князю Мстиславу и в летописи является как «городец Мстиславль». Теперь это город Ржев¹⁶⁹.