Текст книги "История Смоленской земли до начала XV столетия"

Из диких животных Смоленская земля изобиловала волками, медведями, зайцами, лисицами, соболями, куницами, бобрами. Звериный промысел, после пчеловодства, занимал у смольнян первое место благодаря громадному спросу на пушной товар за границей.

Как видно, бобры водились по многим рекам и озерам. По крайней мере, целый ряд грамот заключает в себе пожертвование бобровых гонов со стороны князей монастырям и церквам или упоминание о бобровых гонах как угодьях земельных владений тех или иных лиц. Нередко происходили споры о праве ловли между владельцами смежных участков берега реки или озера, «на сумежном берегу». Владельцы портили друг другу снасти для ловли, перехватывали бобров и т. д. Для ловли этого зверя употреблялись сети, рожны, осоки, поколодвы, коши. Охотились и с собаками. У нас нет указаний на отпуск бобрового меха из Смоленской земли за границу. Главным образом, сбывались меха лисьи, соболиные, куньи, а также волчьи. Мехами собиралась княжеская дань. Может быть, в благоприятных местностях все жители занимались бобровыми ловами, отчего и явились поселения с названиями Бобровницы²⁴⁴.

Вероятно, исключительно для внутреннего потребления производилась рыбная ловля. Но, тем не менее, она была значительно развита. Орудиями ее в Смоленской земле являются невод, бредник и ез. Ез в переносном смысле означал и место ловли, и самую ловлю. Какие рыбы ловились по преимуществу смольнянами, сказать нельзя. Исключение составляет осетр, который в качестве дани доставлялся и князю²⁴⁵. В заключение нам остается еще сказать о ловле птиц. Мы находим указание лишь на охоту на тетерева и на существование особых промышленников, называвшихся «тетеревниками»²⁴⁶. Едва ли подлежит сомнению, что все орудия для ловли зверей, рыб и птиц – сети, рожны, поколодвы, коши, осоки, бредники, невода и езы, были местного, туземного происхождения. Таким образом, мы встречаемся уже с развитием некоторых ремесел, были люди, занимавшиеся приготовлением этих предметов.

Раскопки, произведенные в разное время на территории Смоленского княжества, дают возможность утверждать, что племена, входившие в состав его населения, с очень отдаленного времени стояли на довольно высокой ступени культуры. В курганах в довольно большом количестве находят предметы домашней утвари, остатки одежды, украшений. Из металлов мы находим тут бронзу, железо, медь, серебро и золото. Железо является в виде гвоздей, железных скобок, пряжек, ножей, шпор, топоров, наконечников стрел, булавок, которые в иных случаях снабжены кольцами или медными ручками. Из меди же были кольца, спиральные проволоки, пуговицы²⁴⁷. Из серебряных вещей попадаются браслеты, кольца, пряжки, серебряные украшения с привесками²⁴⁸. По большей части, судя по открытым в могилах монетам, найденные предметы должны быть отнесены к X и XI векам²⁴⁹. К этой же группе мы отнесем и огромное количество глиняных изделий, частью сохранившихся в курганах в целом виде, частью в черепках²⁵⁰. Есть основание предполагать, что все эти вещи были местного изделия. В курганах мы находим также куски железа и железные кузнечные слитки; в кусках же и слитках вместе с железными встречается и медь²⁵¹. Эти факты, как нам кажется, указывают на существование в Смоленской земле кузнечного ремесла еще в X и XI веках. В историческое время в самом Смоленске в числе ремесленников упоминаются кузнецы и котельники. Поэтому можно почти с уверенностью сказать, что оружие – копья, мечи, щиты, кольчуги, шлемы, наконечники стрел – было смоленского приготовления, хотя это не мешало и привозу оружия из-за границы, как мы увидим ниже. Несомненно, что гири для взвешивания товаров делали сами смольняне²⁵².

Гораздо труднее сказать что-нибудь определенное о производстве серебряных вещей. В XIII столетии несомненно смольняне умели плавить серебро и золото. Существовали плавильщики и даже лица, на обязанности которых лежало определение пробы, «весцы», как называет их договор Смоленска с Ригой в 1229 году²⁵³.

Между тканями в курганах встречаются остатки полотна. Оно несомненно было местного приготовления. Как видно, производство полотен особенно процветало вокруг Торопца, вследствие чего его жители и обязаны были подносить князю полавочник, две скатерти и три убруса²⁵⁴. Есть некоторое основание предполагать, что смольняне умели приготовлять кирпич. При исследовании развалин Борисо-Глебской церкви близ ручья Смядыня оказалось, что кирпичи, из которых она была сложена, такие же, какие мы видим в развалинах золотых ворот в Киеве, но на этих, борисоглебских, кирпичах клейма различные, что, как думают, указывает на приготовление их разными лицами, так сказать, кустарным способом²⁵⁵.

В числе вещественных памятников, открытых при раскопках курганов в области радимичей, обращает на себя внимание бронзовая статуэтка, изображающая скифа. Бронзовые украшения найдены также и в могилах кривичей. Это привески, коньки и две бронзовые лампы, из которых одна индоперсидского стиля, другая с изображением, по всей вероятности, женского лица какого-то восточного типа²⁵⁶. У радимичей были найдены куски шелковой ткани, а у кривичей – золотой позумент²⁵⁷. Кроме того, на территории обоих племен попадаются в курганах янтарные и стеклянные бусы, последние с позолотой; а у радимичей в одной из могил оказался золотой крест с эмалью, а в другой – вещи, украшенные драгоценными каменьями²⁵⁸. Всё это, конечно, не могло быть продуктом местной, смоленской промышленности, а является результатом торговых сношений обитателей интересующей нас области с другими, иногда очень отдаленными, странами.

Гораздо раньше мы старались выяснить те физико-географические условия Смоленской земли, которые делали ее центральной областью в торгово-промышленном отношении. Припомним теперь только то обстоятельство, что на территории кривицкого племени находились узлы всех главнейших водяных сообщений восточной Европы. Тут, в этой области, должны были встречаться, отсюда должны были расходиться произведения далекого востока и запада, севера и юга. Поэтому мы имеем право ожидать, что Смоленская земля находилась в оживленных торговых сношениях со всеми своими соседями, а через них, или даже непосредственно, с далекими образованными странами, на востоке, по крайней мере, с Булгарией, на юге – с Византией.

Если мы проследим пути, которыми могли обмениваться товары Западной Европы на азиатские, то должны будем придти к заключению, что дорога через Двину, Касплю, Днепр, Вязьму, Москву является самой кратчайшей и несравненно более прямой, чем окольная дорога через Финский залив, Неву, Ладогу, Волхов и Волгу. Это направление восточной торговли ясно обозначается монетными кладами, состоящими из арабских диргемов²⁵⁹. Этот монетный след мы можем проследить от устья Западной Двины и до среднего течения реки Москвы. Так, куфические монеты VIII века были найдены в Курляндии, в Риге – VIII и IX веков, в Лифляндии, на берегу реки Двины, – X века, около Ашерадена, близ Кокенгаузена, некогда бывшего центром русского удельного княжества, монеты с начала и до конца X века, в Минской губернии – VIII–IX веков, в Витебской губернии – диргемы VIII и IX веков, а в самом городе Витебске – X века. Причем в одном месте, верстах в 30–40 от Витебска, было открыто до 100 ф. серебряных куфических монет; далее такие же находки диргемов были сделаны на водоразделе между системами рек Днепра и Западной Двины – X век²⁶⁰, вообще в Смоленской губернии – VIII, IX и X века, а в самом Смоленске – монеты VIII и X столетий. Далее путь шел по Днепру через Дорогобуж, и вот в последнем оказывается клад диргемов IX, X и XI веков. С этого места нить прерывается, но очевидно, что тут случайное обстоятельство, что на пространстве между Дорогобужем и Колочей или Москвой клады куфических монет существовали и только исчезли или не отысканы. Конец нити, далее которого нам нет нужды идти, находится на среднем течении Москвы, именно в самом городе Москве, в которой отысканы глубоко в земле диргемы IX столетия. Как мы видели раньше, великий водный – так называемый греческий – путь шел с Днепра в Ловать через целый ряд передаточных рек и речек, с другой стороны сюда подходила ветвь восточного пути (волок в Обшу из Днепра), и вот это-то соединение восточной ветви и великого пути обозначается находкой кладов большой ценности, куфических монет в Великих Луках и около города Холма. Таким образом, мы не имеем никакого основания сомневаться в торговых связях Смоленской земли с культурными странами Азии. Этими торговыми сношениями и объясняется присутствие в курганах радимичей и кривичей бронзовых ламп восточного стиля, шелковых тканей и драгоценных каменьев²⁶¹. Арабы, персы и хорезмийцы в числе прочих изделий доставляли в Европу и шелковые материи, и драгоценные камни²⁶². Посредниками в этой торговле являлись волжские булгары. Вообще, посредничество их в торговле народов восточной

Европы и в частности Руси с Азией общепризнано. Но открытие в Псковской губернии пяти обломков булгарских монет из города Сувора вместе с немногочисленными, правда, но тем более драгоценными указаниями «Рижской долговой книги» доказывают, что восточные товары проходили через руки смольнян. В «Рижской долговой книге», этом драгоценном памятнике XIII–XIV веков, мы находим сведения, что воск доставлялся в Ригу в «булгарских» кусках, что в Суздале постоянно проживали немецкие купцы²⁶³, каким в XIII столетии был некто Любберт, что из Риги купцы часто ездили в Суздаль; эта торговля в значительной степени находилась в руках крупных рижских капиталистов, которые иногда принуждали мелких торговцев отказываться от посещений Суздальской земли²⁶⁴. Теперь спрашивается, неужели каждый раз купцы из Риги в Суздаль отправлялись колесить через Новгород? Ответ понятен сам собою. Теперь понятным становится и нахождение бронзовых привесок в виде коньков в кривицких курганах. Эти коньки восточно-финского, вероятнее всего, пермского происхождения²⁶⁵. При той связи, в какой стояла восточная торговля с западно-европейской, смольняне не могли принимать в ней лишь пассивное участие, а должны были вести ее сами. Мы не имеем сведений о том, ездили ли они в Булгарию и Хазарию, но есть намек, что среди них были люди, для которых приволжские страны не были «землей незнаемой». В 1375 году ушкуйники сделали большой набег на восточные страны. Они разграбили Кострому, Нижний Новгород, бросились на Каму, произвели опустошение ее берегов, снова вошли в Волгу, доплыли до Булгара, продали там пленных, двинулись вниз по Волге, избивая гостей и захватывая их товары. Наконец, около Астрахани все ушкуйники были перебиты. Оказывается, что «воеводами» у них были двое: какой-то Прокопий и Смольнянин, люди, очевидно, бывалые, знавшие страну, куда вели своих товарищей²⁶⁶. Что касается торговли смольнян в земле Суздальской, то она не подлежите сомнению. Так, в 1216 году в одном Переяславле Залесском мы находим пятнадцать смоленских купцов²⁶⁷. Едва ли смоленские гости ограничивались лишь суздальскими городами. Вероятнее предположить, что они бывали по торговым делам и в Булгаре, и далее на юг, по Волге. Как бы то ни было, но благодаря оживленным только торговым сношениям Смоленска с Востоком арабы знают его имя, называя его Измилиниска или Азмилинска²⁶⁸.

Насколько древними были сношения Смоленской земли с южными странами, с Грецией вообще и с Византией в частности, мы точно сказать не можем. Нумизматические показания дают повод думать, что более или менее постоянная торговая связь смольнян с Грецией установилось с начала IX века. Византийские монеты, начиная с этого столетия и до XI века включительно, встречаются на территории кривицкого племени²⁶⁹. Кажется, за результат южной торговли Смоленска надо признать золотой позумент, привески сканной работы, тарелку с изображением грифона и стеклянные бусы с позолотой, найденные в курганах кривичей. Что торговые сношения Смоленской земли с Византией были уже прочно установлены в X веке, ясно говорит император Константин Багрянородный в своем известном труде «De administrando imperio», написанном в половине X столетия. По его словам, лодки с товарами приходят в Константинополь из Новгорода, Смоленска, Чернигова, Любеча и Вышгорода. Но еще в начале X века кривичи бывали в Византии. В договоре между киевским князем Олегом и императором Львом торговые привилегии выговорены, между прочим, и для кривицких купцов и их старейшего города, Полоцка. Кривичи, являвшиеся по торговым делам в Византию, получали от греческого правительства хлеб, мясо, вино и овощи, а также пользовались даровой баней; при отъезде в отечество они были снабжаемы не только съестными припасами, но также якорями, канатами и парусами²⁷⁰.

Мы увидим далее, что в домонгольскую эпоху сношения Смоленской земли с Византией были очень оживленные. Теперь мы обратим внимание лишь на каменные постройки, сооруженные князьями смоленскими. Известны храмы Успения Пресвятой Богородицы, построенный в 1101 году Владимиром Мономахом, святых Бориса и Глеба в Смядынском монастыре, выстроенный в 1145 году князем Ростиславом Мстиславичем. Давид Ростиславич воздвиг церковь святого Архангела Михаила, а князь Роман Ростиславич – храм святого Иоанна Богослова. Судя по описанию этих церквей, сохранившемуся в летописи, они отличались великолепием внутренней отделки, драгоценными окладами на иконах и внешним величием. Если украшения из жемчуга и драгоценных каменьев были добыты путем восточной торговли, то на долю Византии падает материал, из которого сооружены храмы, а также иконы и золотые и серебряные их ризы. Если в XII веке при сооружении Борисо-Глебского храма на Смядыне князья могли пользоваться материалом уже местного приготовления, то едва ли это можно сказать о начале XI века, когда смольняне лишь впервые знакомились с греческим плинтусом. Кроме драгоценных изделий из золота и серебра²⁷¹ Смоленская земля получала из Византии дорогие материи, между которыми особенно ценились оксамиты и паволоки, а также бархат. Через Киев приходили в Смоленск товары вообще южных стран, не только из Византии, но и из Венгрии²⁷². Едва ли можно сомневаться в том, что купцы Киева и других южнорусских городов посещали Смоленск. Пребывание же смоленских гостей в Киеве вполне констатируется. Торопецкий купец по фамилии Чернь бывал на юге, познакомился с жизнью печерских иноков и, раздав все свое имущество, постригся в Лавре с именем Исаакия²⁷³.

Произведения промышленности южных стран приобретались смольнянами не для личного только потребления. Они передавали южные товары далее на север и запад. Тесные торговые связи издавна существовали у Смоленской земли с Новгородом, с Суздальской землей вообще и с выделившимся из нее впоследствии Тверским княжеством. Рыбий зуб – моржовые клыки, горностаи и песцы, которыми Ростислав в 1160 году одаривал своего союзника Святослава Ольговича²⁷⁴, могли получаться только с далекого севера или северо-востока, конечно, через посредство Новгорода и Твери. Оказывается, что не одними произведениями только южных стран снабжали смольняне новгородцев, а вероятно, и тверичей. Хотя ильменские славяне и сами в больших размерах занимались пчеловодством и сбывали воск и мед в Западную Европу, видимо, им не хватало этого продукта для вывоза, в силу чего они принуждены были допустить для удовлетворения заграничного спроса на воск привоз этого продукта из земли Смоленской. Но вместе с тем они боялись конкуренции, и на воск, привозимый в Новгород смоленскими купцами, была наложена пошлина большая, чем на новоторжанина и новгородца. Смольнянин платил с одного берковца воска две гривны кун²⁷⁵. Мы видели выше, что Новгород получал хлеб из Смоленской области, что ставило его иногда в сильную зависимость от смоленских князей при различных политических неурядицах. Это обстоятельство и полная власть смольнян над главным великим водным путем заставляли новгородцев дорожить торговлей со своими южными соседями и тщательно оберегать ее, хотя бы от временного перерыва или затруднения. Вот почему в договор Новгорода с Казимиром, заключенный в 1440 году, внесено условие о свободной торговле смоленских купцов с новгородцами. Тут разрешающей стороной является литовский князь Казимир, а не господин Великий Новгород²⁷⁶. Не менее чем новгородцы, для сношения с югом дорожили торговлей со Смоленском и тверичи. Свободный проезд купцов в обе стороны обеспечивается и договорной грамотой тверского князя Бориса Александровича с Витовтом, писанной в 1427 году, то есть немного спустя после падения независимости Смоленска. В отношении торговли все должно быть «по-давному», очевидно, как было при самостоятельных смоленских князьях. Оказывается, что «по-давному» торговая пошлина – мыто – взималась с купцов, прибывавших из Суздальской земли (позже и из Тверской области) в трех городах: в Смоленске, в Дорогобуже и Вязьме²¹¹. Этот факт, как нельзя более, подкрепляет наше мнение о направлении торговых путей через Днепр и Вязьму и далее на восток и через Днепр – Вазузу на северо-восток.

Еще в более давних и гораздо более тесных отношениях стояла Смоленская земля с полоцкой, а через нее с отдаленных времен должны были установиться торговые связи с Западной Европой. Свидетельство о привозе западноевропейских товаров к смольнянам мы находим в их могильных насыпях. Из числа предметов, открытых в смоленско-кривиц-ких и радимических курганах и указывающих на давность знакомства их покойников с продуктами западной промышленности, первое место занимают янтарные бусы. Вероятно, янтарь первоначально получался кривичами от их соседей, ливов, у которых излюбленным украшением до последнего времени являются янтарные ожерелья²¹⁸. Возможно, что еще в глубокой древности путь торговли янтарем шел, между прочим, и через Днепр. Вывоз янтаря с берегов Балтийского моря на Русь продолжался и в историческое время, а русские гости передавали его странам отдаленного востока²¹⁹. Интересно, что и в народных преданиях Белоруссии²⁸⁰ сохранилось довольно ясное представление о месте, откуда получался янтарь: это было Балтийское море²⁸¹, факт замечательный, как указывающий на деятельное участие кривичей в торговле этим произведением природы и близкие отношения их к той стране, где оно добывалось. Точно также на сношения Смоленской земли с Западом указывают и найденные при раскопках ее курганов мечи. Один из них имеет рукоять в серебряной оправе. По своей форме, они вполне тождественны с мечами норманскими, «мечами викингов»²⁸². Наконец, в полном соответствии с этими находками стоят монетные клады, находимые по всей территории кривицкого племени. Тут мы встречаем монеты англосаксонские, английские, датские и немецкие. Между ними обращают на себя особое внимание открытые в Витебской губернии монеты городов Эмдена, Утрехта, Гренингена. Период времени, обнимаемый этими находками, довольно значителен. Древнейшая монетная дата относит нас к началу IX века, а позднейшая – к XI столетию²⁸³. Таким образом, посредственно или непосредственно, но кривичи получали произведения промышленности Англии, Дании, Германии. Земля полоцкая упоминается в древнейших скандинавских сагах, точно также, как Киев под именем града – Днепра, что свидетельствует о глубокой древности торгового движения по Западной Двине, Каспле и Днепру. На картах и в географических трактатах скандинавских в XII и ХШ веках начинает упоминаться и Смоленск, в эту эпоху игравший уже важную политическую роль среди северо-западных русских земель²⁸⁴.

Начиная с XII века торгово-промышленные сношения Смоленской земли с западом принимают определенный характер, упорядочиваются, входят в ясные правовые рамки. Является «Смоленская торговая правда» – так будем мы называть торговый договор между Смоленском, Ригой и Готландом, заключенный в 1229 году и рассматривавшийся всегда как основной закон, впоследствии дополнявшийся, но никогда не переменявшийся. Этот замечательный юридический памятник XIV столетия вместе с некоторыми, очень немногочисленными, другими документами – как письма князей, приписки на «Торговой правде», донесения и торговые записи – служат самым главным, если не единственным источником для истории торговли Смоленска с Западом. Отсюда возникает необходимость тщательного изучения этой «Правды»²⁸⁵. Об этом договоре Смоленска с Ригой и Готландом писалось много, им пользовались для характеристики торговых отношений смольнян к западу, но, тем не менее, остались невыясненными вопросы, без разрешения которых могут являться как в тумане некоторые моменты истории смоленской торговли.

«Смоленская торговая правда» дошла до нас в восьми экземплярах. Мы употребляем пока выражение «в восьми экземплярах», потому что всем им нельзя придавать одного и того же названия, как мы сейчас увидим, некоторые из них должны быть признаны списками, другие редакциями «Правды». В каком же отношении находятся между собою эти восемь экземпляров? В издании Археографической комиссии они обозначены буквами А, В, С, D, E, F и G. Восьмой – не имеющий значка – пусть разумеется у нас под буквой K.

Шесть экземпляров «Правды» – А, В, С, D, E, F – после небольшого вступления, на которое мы укажем ниже, начинается так: «Того лета, коли Алъбрахт, владыка Ризкии оумьрл, оуздоумал князе Смольнескый Мьстислав, Давидов сын, прислал в Ригоу своего лоучьшего попа Ерьмея и с ним оумьна моужа Пантелья своего горда Смольнеска: та два была послъм оу Ризе, из Ригы ехали на Гочкый берьго, тамо твердити мир». Следовательно, все эти шесть экземпляров представляют собою или списки, или редакции одного того же договора. Но не только в этих шести экземплярах, а и в седьмом мы находим одни и те же подписи представителей торговых городов Висби, Любека, Соста, Мюнстера, Гренингена, хотя тут исчезло вступление и недостает весьма важного в самом начале хронологического указания на смерть рижского епископа Альберта. Могут ли быть все эти семь экземпляров рассматриваемы как современные копии с оригинала договора? Если бы это было так, то мы должны были бы найти во всех этих семи экземплярах полную тождественность в языке, в отдельных выражениях и постановлениях. Не нужно специальных знаний, чтобы при первом взгляде убедиться в преимущественной древности языка экземпляра А перед всеми остальными семью²⁸⁶. Все последние, буде они современные копии, должны представлять точный противень первого, потому что иначе такая неточная копия не имела бы ни для кого никакого значения. Между тем этой-то дипломатической точности и нет. Уже между первым экземпляром (А) и всеми остальными, как я сказал, существует разница в языке. Но вместе с тем мы ясно видим, что по языку экземпляры А, В и С стоят ближе друг к другу, чем к D, E, F и G, причем разница получается лишь в правописании. В свою очередь экземпляры D, E, F и G точно также по языку близки один другому²⁸⁷. Таким образом, в отношении языка мы получаем две группы: 1) экземпляры, А, В, С; 2) D, E, F и G. Чтобы убедиться в этом, сравним вступление экземпляров А и D.

Экземпляр А: «Что ся деюте по веремнем, то вйде то по верьмьнемь; приказано боудете добрым людем, а любо грамотою оутвердить, како то боудете всем ведом, или кто посль живый останться».

Экземпляр D: «Что ся в которое время начнеть деяти, то оутвьржають грамотою: а быша ел не забыли, познайте, на память держите нынешнии и по сем веремени боудоучи, к комоу си грамота придеть». Не говоря уже о языке и правописании, мы видим здесь совершенно различные выражения, целые фразы, отсутствующие в экземпляре А и внесенные в экземпляр D. И так перед нами две редакции «Смоленской торговой правды». Если язык экземпляра А должен быть признан за древнейший, то в таком случае первая редакция, к которой принадлежат экземпляры А, В и С, есть древнейшая редакция, а другая – позднейшая, заключающая экземпляры D, E, F и G. Но старшинство первой редакции обнаруживается не только в языке, но и в различном выражении тех или иных понятий. В статье с экземпляра А, то есть в древнейшей редакции, мы читаем: «Оутвьрдили мир, что был не мирно промьжю Смольньска и Ригы, и Готскым берьгомь всем купчем». В позднейшей же редакции, в экземпляре D, это выражено иначе: «Розлюбье на сторону: оверечи, которое было межю немцы и смолнлны». Таким образом, выражения: Смоленск, Рига и Готский берег – заменены другими: немцы и смольняне. Словами «немец», «немецкий» в позднейшей редакции заменены везде выражения: латынин, латинский язык. Так, в § 9, в статье а в древнейшей редакции стоит: «Роусиноу не вести латинина ко жельзоу горячемоу, аже сам всхочете». В позднейшей редакции это место читается так: «Роусиноу же не лзе имати немчича на железо, такоже и немчичю роусина». Очевидно, древнее «варяги» сменилось позже выражением «латиняне», и еще новее является обозначение западных людей словом «немцы», хотя употребление его мы встречаем и в древнейшее время, но не так устойчиво. В древнейшей редакции «Смоленской торговой правды» выражение «немчич» употреблено всего четыре раза, в то время как в позднейшей – выражение «латынин» совершенно отсутствует. Кроме того, по большей части, в позднейшей редакции изложение статей сжатое, краткое. Наконец, что дошедшие до нас экземпляры D, E, F относятся к более позднему времени, доказывает следующая приписка в конце двух из них: «Што немецьскы дворов и дворищь Смоленьске коупленины и цоке их место, не надобе ни комоу жо, комоу дадять ли, посадять ли кого немци, то по своей воли; а на которомь подворьи стоять немцы, или гость немьцскии, не поставити на томь дворе князю ни татарина, ни иного которого посла». Хотя в экземпляре F и нет этого добавления, но так как он по языку и выражениям вполне сходен с экземплярами D и Е, то и должен относиться к одному с ними времени. Эта приписка могла быть сделана, конечно, не ранее 1240 года, но, как кажется, ее следует отнести к еще более позднему времени. В своем движении с севера на юг в 1238 году татары не тронули Смоленска, а потому и зависимость его от хана после 1240 года является сомнительной. Приблизительно в 1242 году смольнянам удалось нанести поражение татарской рати недалеко от своего города, около Долгомостья²⁸⁸, и таким образом опять отдалить от себя на некоторое время ханское иго. Но в 1274 году мы уже видим, что Глеб Ростиславич Смоленский принужден по призыву хана идти на Литву²⁸⁹. Этот факт предполагает не только зависимость от татар, но и указывает на прибытие ханского посольства, в

Смоленск. Может быть, с этого-то момента и начинается появление ханских чиновников в Смоленске. Следовательно, позднейшая редакция, имеющая вышеприведенную приписку, должна была явиться не ранее второй половины XIII столетия, то есть спустя несколько десятилетий после самого появления на свет «Смоленской торговой правды». Эта вторая редакция имеет, кроме того, несколько дополнений, отсутствующих в древнейшей редакции и представляющих новые статьи. Так в древнейшей редакции читаем: «По оухоу оударите, с четверти серебра». Позднейшая редакция эту самую статью имеет в таком виде: «Аще оударить по лицю, или за волосы иметь, или батогом шибеть, платити без четверти гривна серебра»²⁹⁰. Очевидно, с течением времени оказалось недостаточным сказать «не бейте по уху», так как практика жизни показывала, что и немцы, и смольняне, способны еще драть за волосы, бить батогом и т. д. Статьи 23 и 35 вновь составлены и внесены в «Смоленскую торговую правду». Первая из них заключает в себе следующее постановление: «Аже будеть роусину товар имати на немчичи, ли в Ризе, ли на Готьском березе, ли в котором городе в – ыном немецьскомь, н ити истьцю к – ыстьцю и взяти емоу та правда, которая то в том городе, а роубежа им не деяти; а немчичю таже правда взяти в роуси». Нас удивляет пропуск этой важной статьи в древнейшей редакции. Действительно, как надо было поступать русскому или немецкому купцу, если ему приходилось взыскивать свой товар не в Смоленске, в Риге, в Визби, а в каком-нибудь другом городе? Не менее важна в бытовом отношении и статья 35: «А поудъ дали немци волочаном, иже то имь товар возити на Волоце всякому гостьи, то ци ж даколи исказиться, а подроуг его лежить в Немецьской божници, а дроугый ковати, изверивши темь». Нет сомнения, что и эта статья явилась результатом позднейшего опыта. В 1229 году не вспомнили, упустили из виду те пререкания, которые, вероятно, происходили между перевозчиками товара на волоке из Каспли в Днепр и немецкими купцами при нагрузке клади на кола; может быть, при разгрузке оказывалось, что товар становился почему-то легче, происходило что-то вроде усушки и утечки. Необходимо было при нагрузке товар взвешивать – как для избегания его исчезновения, так, вероятно, и потому что плата бралась за перевоз с веса. Тут могли происходить споры из-за правильности гирь. В конце концов, пришлось формулировать этот вопрос, но до этого дошли не сразу. Итак, в нашем распоряжении имеются две редакции: древнейшая – в трех экземплярах и позднейшая – в четырех (D, Е, F, G). Экземпляры D, E, F, G, в том виде, как они дошли до нас, написаны не раньше второй половины XIII столетия. Теперь будем продолжать наш анализ далее. Обратимся к трем экземплярам древнейшей редакции.

Впереди экземпляра В мы находим следующую замечательную приписку: «Се яз князь смоленьский Александр докончал есмь с немци по давному докончанью, како то докончали отци наши, деди наши. На тех же грамотах целовал есмь крест, а се моя печать». Эта подпись вполне оправдывается письмом этого самого князя Александра Глебовича Смоленского в Ригу. Оно очень кратко: «Поклон от князя смоленьского, от Олександра от Глебовича, к ратманом к Рижьским и ко всем горожаном. Како есте были в яви с отцем моим Глебом, и с моимь стрыиемь Федором, тако будете и со мною в любви; а язь тоеже любви хочю с вами. Гость ко мне поущаите, а поуть им чист, а мои моужи к вам едуть, и путь имь чисто»²⁹¹. Александр Глебович после смерти своего отца захватил великокняжеский смоленский стол в 1297 году, а в 1313 году он уже умер²⁹². Таким образом, и самое письмо, и вместе с ним экземпляр В «Смоленской торговой правды» должны относиться к промежутку времени между 1297 и 1313 годом. Экземпляр В есть копия – список с экземпляра А, сделанный в конце XIII или начале XIV века для отсылки в Ригу, чем князь и показывал, что принимает все условия торговых сношений, «како то докончали отци наши, деди наши». Мы видим в этой копии уже некоторые изменения в выражениях. Так, довольно часто «латинин», «латинский гость» заменяется словами немьчин, немецький гость, хотя остаются и прежние выражения. В экземпляре А стоит «тако, аже роуский гость биються оу Ризе или на Гочьком березе», а князь Александр выражается: «такоже и роусьскии гость быють в ваших городех»²⁹³.