Текст книги "Запах дождя"

Запах дождя
Пётр Некрасов

Дизайнер обложки Георгий Эдуардович Кобиашвили

Корректор Эрик Борисович Мартюков

© Пётр Некрасов, 2024

© Георгий Эдуардович Кобиашвили, дизайн обложки, 2024

ISBN 978-5-0064-0938-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Капли барабанят по карнизам. Дождевая пыль висит в воздухе над перекрёстком.

Ночью в дождь тут мало кто ходит. Вдоль тесных улиц выстроились старинные пятиэтажные дома. Квартир в каждом мало. Все, кому надо после работы домой, уже вернулись и уже спят.

Здесь самый центр Петербурга. От сияющего рекламой Невского, от площадей с вокзалами разбежались главные проспекты, от тех – улочки поуже, пятиэтажной прямоугольной паутиной.

Светофор повешен на перекрещенных проводах точно над перекрёстком. Зачем он тут нужен – непонятно. Но электрический постовой добросовестно работает – мигает на все четыре стороны четырьмя жёлтыми огнями. Как престарелый регулировщик, который тронулся умом и сам не знает, кому куда ехать. Только предупреждает.

Девушка вышла с боковой улицы и сразу остановилась. Ей вдруг почудилось, что на пустом перекрёстке кто-то ждёт.

Капюшон зелёной куртки оторочен зелёным искусственным мехом. Ходить в такой одёжке можно и осенью, и зимой – тепло и не слишком намокает. Похожие куртки носит теперь чуть ли не половина жительниц города Санкт-Петербурга моложе сорока. Красные, рыжие, синие, но курток зелёного, болотного цвета побольше. «Мейд ин Чайна», чего уж тут греха таить. Завязочки на талии и у ворота. Если как следует затянуть, даже муж не отличит супругу от тысяч молодых жительниц культурной столицы.

На безымянном пальце правой руки у девушки тонкое золотое колечко. Ради такой ерунды не грабят, подумала она, пряча ладони поглубже в рукава. Перчатки на работе оставила. Ничего, дома согреюсь, если жилконтора не обманула с отоплением. Осталось пройти пару кварталов, балансируя на остреньких как копытца каблуках. Бегать в таких сапожках неудобно.

А зачем мне от кого-то сейчас убегать? – удивилась собственным мыслям девушка.

И решительно шагнула на проезжую часть. На отражение светофорных глаз в мокром асфальте. На скользкие полоски пешеходной «зебры». По другую сторону улицы запах дождя привычно смешался с ароматом кофе. Сладким, полузабытым.

Коробочку с пирожными надо нести, поддев пальцами капроновую ленту. Ленточка врезается в кожу, и можно насладиться этой маленькой нестрашной болью как весомым предвкушением волшебства. Когда пирожные уже водружены на кухонную клеёнку с круглыми следами от горячих кастрюль. Тогда ленточку торжественно разрежут маникюрными ножницами или ножом. Ибо разорвать её невозможно…

Воспоминание детства. Девушка помнит, как много лет назад на этом же углу помещался кондитерский магазин. Вернее, кафе. Даже не так —

Домовая кухня

Именно эти слова красовались на вывеске. Слойки с пушистым кремом, хрупкие корзиночки с разноцветными масляными цветочками и кофе с молоком. Приторный вкус, зато этот кофе и первокласснице разрешали пить без риска для детского здоровья. Вкусно было…

Девушка грустновато улыбнулась, где-то там, под надвинутым на лицо капюшоном. Вывески больше нет. Прошлое убежало, кондитерская закрыта. Кофе в наши дни варят только чёрный, пирожные лепят замысловатые на вид и неинтересные на вкус.

На ступеньке крыльца мокнет под дождём брошенная кем-то газета.

Девушка прошла ещё два шага и оглянулась.

Над окнами бывшей «Домовой кухни» выступает небольшой козырёк. Капли летят сверху, разбиваются об асфальт, брызгают на ступеньки. Но если кто захочет спрятаться от дождя, непременно заберётся на крыльцо. Если поджидает кого-то.

Газета лежит тут совсем недавно. Верхняя страница ещё шебуршится, ещё не совсем пропиталась водой.

«Он ждал меня здесь», – неожиданно для себя подумала девушка.

Ждал тут с коробкой пирожных в руке. Читал газету в свете уличного фонаря. Потом глаза устали, он бросил газету на ступеньки. Ножиком срезал с коробки прочную капроновую ленточку и растянул в руках. Ему надоело. Он вышел из себя и больше не намерен ждать.

Эту ленточку можно разрезать только ножом. Попробуешь порвать руками – только пальцы покалечишь.

Светофор терпеливо мигал над головой. Девушке захотелось оглянуться, удостовериться, что перекрёсток так же пуст, как во все другие скучные вечера. Но она не обернулась. Стояла, спрятав руки в карманы куртки, сведя плечи, не видя из-под намокшего капюшона почти ничего. Только отблески фонарей в летящем сверху дожде.

Девушка ждала, пока маленький, игрушечный, только что выдуманный страх станет настоящим. Почти удалось. В водяной пыли на секунду привиделось лицо – мужское, будто бы даже знакомое. Волосы тщательно прилизаны, взгляд уклончиво скошен в сторону, на месте глаз виден только жёлтый мигающий отблеск. Ясно – светофор отражается в круглых стёклах очков. Их владелец глумливо улыбается, прячет глаза и шепчет странным чувственным шёпотом: «Спасибо, милая!».

Он меня знает? Откуда? Что за мерзость мне тут померещилась?

Девушка решительно сдёрнула капюшон, завертела головой. Светлые волосы рассыпались по плечам, сразу намокли. Конечно же, пусто. По соседнему перекрёстку прошуршала колёсами машина. Только и всего.

А за ближайшим углом неслышно отступил в тень серый силуэт. Тощий и гибкий, он прятался, опустившись на четвереньки. Это показалось уродливо и тем страшнее, что рядом. Руку протяни – если у тебя рука метров пять длиной. У девушки перехватило дыхание, но ещё секунда – и она догадалась, что видит просто собаку. Бездомную собаку под дождём.

Да, забавно вышло. Первоклассницу послали за пирожными, а та до смерти испугалась мокрой собачки на перекрёстке. У обеих теперь коленки дрожат.

Пёс за углом принюхался, осознал, что опасность невелика. Пересёк перекрёсток наискосок и неторопливо потрусил мимо, как будто полгорода уже пробежал, а ещё половина пути впереди. Даже морду повернуть не соизволил. Надо бы ему кусок колбасы бросить или сосиску. А нету с собой.

Взрослой женщине смешно пугаться чего-то страшного на ночной улице, верно? Это в детстве можно было. В детстве легко верится и в счастье, и в беду. А когда первоклассница подрастёт, то догадается, что самое страшное в жизни – это не злодей за углом, а время, одиночество и тоска. Главные убийцы большого города. Они не торопятся, они убивают наверняка и каждую. От них не убежишь, не спрячешься.

Светловолосая девушка зябко повела плечами и побрела по тротуару – туда, где ждёт съёмная квартира с холодными батареями отопления под каждым окном. И голодный мужчина, задремавший у телевизора с кружкой растворимого кофе в руке.

Газета осталась мокнуть под дождём. Над мокрой улицей по-прежнему сигналил светофор. Без красного-опасного и зелёного-влюблённого глаз. Только четыре мигающих во все стороны жёлтых:

– Смотри сам!

– Думай сам!

– Решай сам!

– Гляди в оба!

Дождливой осенью 1996 года молодые девушки могли без особой опаски гулять по ночным перекрёсткам в центре Санкт-Петербурга. Смерть в том году поджидала их на окраинах. Там, где останавливаются пригородные электрички и автобусы.

Часть первая

Глава 1

Объявление оказалось приклеено прямо на столб автобусной остановки. Майя заметила его сразу.

Осень в Питере – это всегда красиво. Даже если ты не гуляешь по Таврическому саду или парку в царском пригороде. Даже если просто вышел из метро в пролетарском районе и двадцать минут ждёшь нужного автобуса. А час самый что ни на есть «пик», и людей с неприветливыми лицами на остановке всё прибывает. Зато над головой шелестят деревья в красной и жёлтой листве, и частью вся эта красота уже шуршит под ногами, а солнце нет-нет да и выглянет из облаков. И снова покажется, что всё хорошо.

От метро автобус катит мимо красно-жёлтого сквера, мимо музыкальной школы, спрятавшейся за жёлто-красными клёнами. Пара проспектов, пара поворотов, мост над железной дорогой, где на путях толпятся цистерны и товарные вагоны. Потом потянулись заводские заборы, склады. Пассажиры трамбуются в автобус всё плотнее, а Майе надобно не пропустить нужную остановку. Больницу легко распознать по бетонному забору бурого цвета. И листья на чахлом каштане тут тоже жёлто-бурые. А на серый столб приляпано объявление.

ПРОПАЛА СОБАКА

Будем считать это добрым знаком, подумала Майя, стараясь выбраться наружу и не утратить сумочку, застрявшую между спин двух упитанных пассажирок. Снаружи изрядная толчея: автобус покинуло много народу, да и зайти попыталось не меньше. Майя, сама студентка-медичка, хорошо понимает, что в этот час в лечебном учреждении самое людское половодье. Родственники навещают пациентов, у врачей кончилась смена, амбулаторные больные едут на приём. Если тебя встречают, не сразу и увидишь.

Но Димы Лаврова на остановке не оказалось вообще.

Автобус завыл натужно, как неисправная сенокосилка, и наконец отъехал. Прибывшие повалили к больничному входу по обочине. Тротуаров здесь нет и в помине, вместо них – лужи, заваленные каштановой листвой. Через дорогу ещё одна автобусная остановка – в обратную сторону, и там тоже толпа, и тоже не видно Димы Лаврова. Зато над хмурыми нахохлившимися бедолагами торчит лохматая голова в тёмных очках. Это знакомый студент из Димкиной группы, по фамилии Лесовой. Костя Лесовой. Следовательно, подумала Майя, можно выдохнуть. Хотя бы маршрутом она не ошиблась, до больницы доехала до какой надо, а Димка раз обещал, значит, скоро подойдёт. Может же студент-шестикурсник задержаться на клиническом занятии?

Костя, кстати, тоже узнал Майю, извлёк из толпы народа свою длинную руку и величественно помахал. Так генералиссимус мог бы приветствовать первомайский парад с трибуны Мавзолея. Костя не только высокий, но и высокомерный – это видно по тому, как он плечом рассекает толпу, как ступает с остановки на проезжую часть, всей душой презирая тех трусов и слабаков, кому нужен пешеходный переход. Как свысока студент Лесовой смотрит вслед грузовику, что не уступил ему дорогу.

У Майи сердце упало от дурного предчувствия. Неужели Димка сам не смог прийти и послал вместо себя приятеля? Точнее, бывшего приятеля? Этого ещё не хватало.

Лесовой всё-таки перешёл дорогу и, подойдя к Майе, оценивающе оглядел от капюшона кожаной куртки до сапожек, задержав взгляд на сумочке. Аккуратная отличница, дочка декана, что с такой взять, говорил его взгляд. Точнее, говорил бы, кабы глаза не были заслонены зеркальными очками. Это в осенний-то дождливый день.

– Ф-р-р-ивет, – сказал он вместо нормального «привет». Никто Костю Лесового в институте особенно не любит – ни студенты, ни преподаватели. За манеру держаться и за расхристанную, вызывающе небрежную внешность. Он очень редко стрижётся и не снимает солнечные очки с носа даже в больничной палате, а белый халат стирает не чаще раза в семестр. Образу доброго доктора это всё не на пользу. Ну и устная речь дополняет впечатление. Костя вечно разговаривает с людьми так, будто делает им огромное одолжение, втолковывая убогим очевидные вещи:

– К метро автобус в другую сторону едет!

– Привет, Костя. Я знаю, – сказала Майя, вежливо улыбаясь. – Мы с Димкой Лавровым тут договорились встретиться. Нам нужен автобус, который дальше на окраину. Отсюда как раз идёт.

Вообще-то, это тактичный намёк. Раньше Костя с Димой дружили. На шестом курсе перестали. Если они, как утверждает студент Лавров, и правда «месяц уже на разговаривают», студенту Лесовому самое время перейти дорогу в обратном направлении и ехать к своему метро.

Но не тут-то было.

– А куда это вы собрались?

Похоже, теперь вдобавок к лохмам и очкам Костик Лесовой ещё и бриться перестал. Благообразной внешности не получилось, скорее неопрятная сантиметровая щетина, торчащая вместо усов и бороды. То ли молодой Иисус, то ли сутенёр из итальянского неореализма, нищий художник, хиппи – кто угодно, только не будущий врач, студент выпускного курса мединститута.

И такой вот персонаж ещё и вопросы задаёт, словно всерьёз прикидывает, разрешить сокурснику с сокурсницей намеченные на сегодняшний вечер планы или категорически запретить.

– У меня собака потерялась, – пояснила Майя, – дог. Сорвался с поводка и сбежал два дня назад. На ошейнике бирка, слава богу. Утром звонили, что нашёлся. Сказали, что отвезут в собачий приёмник. Димка решил, что вместе поедем за собакой. Я сама смогла бы. Но Димка посмотрел, где это, и сказал: отсюда ближе.

Майя говорила сейчас чистую правду. Но Лесовой, услышав про сбежавшего дога, недоверчиво покачал головой и задумчиво повёл вокруг солнцезащитным взглядом. Протянув руку к столбу, принялся задумчиво обрывать, а вернее, отламывать от объявления про собаку задубевшие кусочки бумаги.

Дождь лил ночью. С утра пасмурно, но без осадков, поэтому листок на столбе успел высохнуть и скукожиться. «Пропала собака» ещё видно, а вот номер телефона, куда позвонить о найденном животном, расплылся синими разводами. Как будто неизвестный художник изобразил абстрактную картину на половинке тетрадной страницы. Глупо писать объявление фломастером в такую погоду. Сегодня опять пойдёт дождь.

Майя догадалась, что Костя ей просто не поверил. А с обычной проницательностью решил: у Майи с Димкой тайное интимное свидание. Но девушке, мол, признаться в таком стыдно, вот она и выдумала второпях, поглядев по сторонам, историю про потерянную собаку. И надобно непременно показать, что он, Лесовой, не слепой, всё замечает, обо всём догадывается и только из вежливости молчит. Чёрт знает что такое!

Майя Сорокина почувствовала, что краснеет. Ну что за хамская манера вести разговоры у этого Кости?

– Димка сказал, что на эту окраину он меня одну не отпустит.

– А чего так?

– Чтоб меня там не задушили.

Прозвучало нелепо, но это снова чистая правда. К шестому курсу серьёзный, думающий о будущем студент-медик обязан прибиться к кафедре, где намерен получить одну из бесчисленных врачебных специальностей. Доктора ведь бывают разные. Майя, например, давно уже выбрала психиатрию – науку увлекательную, но туманную. Жадные студенты мечтают попасть «на стоматолога», хотя берут туда далеко не каждого. У офтальмологов свой норов, у неврологов свой, у санитарного врача своя бумажно-чиновничья судьба. Хирурги вообще святые люди, при этом страшные жлобы и циники.

Дима Лавров твёрдо выбрал себе ремесло судебного медика. Он – будущий спец по насильственной смерти, уже делает самостоятельные вскрытия, уже значится соавтором пары статей в научном журнале. А Костя Лесовой, насколько знает Майя, так и не выбрал ничего. То ли прилежания не хватило, то ли твёрдых знаний. То ли ни один завкафедрой не пустил на порог своего кабинета парня с такой причёской. Хотя парень и неглуп.

– А-а, – протянул Костя насмешливо и понимающе, – Лавров маньяков боится!

Константин Лесовой неглуп, но завистлив. Димка, помнится, рассказывал Майе, как прошлой зимой, узнав про опубликованную статью, бывший приятель на время престал его замечать. Вроде обиделся. И не то чтоб Костя очень уж мечтал заниматься научной работой – причина куда романтичнее и куда глупее. Костя любил маньяков. Точнее, как и тысячи других бестолковых юношей, считал, что прекрасно разбирается в маньяках, убийцах, преступлениях и прочей нечисти, щекочущей нервы подростка. Ну допустим, старшеклассника. Ну допустим, даже первокурсника. Но и на третьем курсе он таскался, нацепив на бесформенную футболку значок с Фредди Крюгером, а на правую руку кожаную перчатку. Это летом-то на практике по пропедевтике! И вот поди ж ты – ещё через пару лет на кафедру судебной медицины зовут не его, а Димку Лаврова, который, может, и фильма-то «Молчание ягнят» толком не смотрел и уж конечно не оценил!

Детский сад, штаны на лямках, подытожил Димка.

Подкатил ещё один автобус, оттуда снова повалил народ. Костя, напрашиваясь на недоброе, стоял посреди людского потока, глубоко засунув руки в карманы вязаного кардигана. Кардиган у него хороший, модный, но с кедами смотрится нелепо. Как можно осенью ходить в кедах, они же намокают? Костю обозвали пару раз, но с места так и не сдвинули, и убедившись в этом, он снисходительно сообщил Майе:

– Дима скоро придёт, не переживай.

– Я не переживаю, – сказала Майя.

– Когда я уходил с занятий, он звонил из ординаторской. Про какой-то там приют спрашивал.

Среди множества неприятных привычек Кости Лесового – его потрясающий слух. Он слышит любые разговоры, которые ведутся в его присутствии. Как правило, те, что его совершенно не касаются. Слышит, запоминает и делает неожиданные, но иногда совершенно точные выводы.

– Это, по всей видимости, собачий приют? Туда твоего потерявшегося дога отвезли?

– Приют «Каштанка», у Андриановской церкви, – кивнула Майя. – Верно. Оттуда и звонили.

 
– Осень, осень, листопад,
На сосне висит комбат…
 

– задумчиво сказал Дима Лавров, выглянув в больничное окно на втором этаже. Медсестра средних лет усмехнулась, продолжая заполнять лист назначений. Шестикурсник попался симпатичный. Иначе она не позволила бы ему занимать телефон в ординаторской столько времени.

Телефонный номер приюта для бездомных собак «Каштанка» нашёлся в толстенном справочнике «Весь Петербург» с жёлтыми страницами. С первого же звонка там трубку сняли, но ничего не ответили. Дима Лавров ждать не очень любит – он нажал на рычаг телефонного аппарата и перезвонил. Перезвонил ещё раз. Впустую – теперь в трубке слышались только длинные гудки.

Обе автобусные остановки видно из окна. Майя пока не подъехала. А студенты группы, где учится Лавров, уже все повтискивались в автобусы до метро. Последним, как и полагается, подошёл Лесовой – Костя всегда последний, он не ходит вместе со всеми. Ему ведь необходимо запихать в рюкзак авторучку, тетрадку и мятый медицинский халат. Вообще-то врачебный халат принято называть белым, но только не у Кости Лесового, которому принципиально важно если и выполнять требования, то лишь формально. Халат у него всегда не то чтобы грязный, но настолько мятый, что и врачебным его никак не назовёшь.

А кстати, где его рюкзак? – с привычным раздражением подумал Лавров, глядя на остановку. Нету за плечами у Кости рюкзака. Этот гений ещё и рюкзак забыл, сейчас это поймёт и возвращаться станет. Или не поймёт, преспокойно сядет в автобус и укатит, без рюкзака и халата в одной только вязаной кофте на пуговицах. Мозг, не связанный с телом…

В том, что Костя Лесовой умный, сомневались в разное время многие, только не Дима Лавров. Лесовой из тех гениальных сыщиков, кому помощь не нужна. Кто умеет умножать в уме многозначные числа и при этом забывает на занятиях рюкзаки.

И вдруг Лаврову стало немного жаль, что Лесовой уедет сейчас к метро. Что нельзя догнать его и предложить: «А поехали с нами, на окраину?».

Ещё месяц назад это не вызвало бы вопросов. Поездка в приют «Каштанка» оказалась бы спланирована ими заранее, ещё днём во время занятий. И звонил бы по телефону, уж конечно, сам Костя. И уж точно дозвонился бы по телефону сразу.

– Ещё разок, и всё, – улыбнулся Дима медсестре.

 
– Телефонные звонки,
Как на речке поплавки.
 

Медсестра покачала головой и улыбнулась уже суше. Студент, конечно, симпатичный, но не изменять же мужу она с ним собралась, да и пора уже разносить лекарства по палатам. А оставлять ординаторскую незапертой не полагается. Медсестра поднялась из-за стола, оправила халат на талии. Заглянула в зеркальце, повешенное на шкафчик, но макияж подправлять не стала. Было б для кого.

Костя Лесовой, окажись он тут, непременно сделал бы вывод: «Ты ей, Димка, понравился, но она замужем». Костя ведь не только гениальный сыщик, но и тонкий психолог. Во всём, что его самого не касается.

Нет, правда, жаль, что нельзя теперь Лесового позвать с собой искать сбежавшего Майкиного дога. Майя вообще сначала одна нацелилась ехать в этот приют. Сумасшедшая.

И тут Лавров наконец признался самому себе, почему именно в эту поездку хочется прихватить с собой бывшего приятеля. С которым пять лет дружили, а теперь практически не разговариваем.

Недавно на кафедре судебной медицины говорили о задушенных молодых женщинах. Весь прошедший год убитых находили недалеко от платформ пригородных электричек на окраинах Петербурга. В больших городах такое случается и на языке профессионалов называется серийным убийством. Профессионалы из угрозыска – нередкие гости на кафедре, где опытные медицинские эксперты растят себе смену.

Адрес приюта «Каштанка» особой тревоги не внушает – нету там рядом железной дороги. И всё же Дима Лавров, не вдаваясь в подробности, настоял, чтобы без него за догом не ездили. Пусть Майя не поленится и выйдет из автобуса у больницы.

Вот как она в данный момент и делает.

– Спасибо, извините за беспокойство, – сказал Лавров медсестре.

– Да звони ещё, если надо, – великодушно предложила та. И поняла, что совершила роковую ошибку. Студенты-медики за шесть лет обучения привыкают к обращению на «вы» и по имени-отчеству. Пациенты обращаются к студентам на «вы». И пожилые профессора – тоже. Панибратства симпатичные курносые шестикурсники не прощают. Особенно медсёстрам средних лет.

– Да там меня уже девушка ждёт на остановке…

Лавров подхватил на плечо удобную спортивную сумку, где кроме выглаженного халата, фонендоскопа и пары учебников хватило места ещё для термоса и пары бутербродов. Обаятельно улыбнулся и вместо нормального «спасибо» нараспев проговорил:

 
– Кто меня на остановке ждёт,
Тот нас всех сегодня и убьёт…
 

Медсестра обиженно дёрнула бровями. Но Дима уже вышел, понимая, что вряд ли сможет объяснить, почему пропел именно эти две строчки на мотив известной ещё советским школьникам песни «Лесной олень».

А виноват всё тот же Костя Лесовой.

Давным-давно приятелям, как и другим студентам, доводилось скучать на институтских лекциях. Лекарство от этого было найдено простое: из тетради для конспектов вырывался листок клетчатой бумаги. Один пишет две строчки, загибает бумагу так, чтобы их не было видно, и называет рифмы. Другой придумывает на эти рифмы ещё две строчки, чтобы получился нелепый стишок.

Костя Лесовой в ту пору мнил себя сумрачным гением и сочинял стишки в основном про смерть и убийства. И не признавал стихотворных размеров, кроме того, которым написана песенка про лесного оленя.

Ибо имелась у Кости Лесового в своё время девушка, точнее возлюбленная, точнее знакомая, с которой он познакомился на перроне пригородной электрички в мае месяце. Девушка тогда была ещё девочка-старшеклассница, сидела на лавочке и чистила апельсин. А Костя был уже студент-медик и со свойственной ему проницательностью уловил, что похожей на беззащитного оленёнка девочке грустно и одиноко. Он сел на ту же лавочку. Школьница-оленёнок чего-то у него спросила. Или он у неё что-то спросил…

За пять лет дружбы Лавров слышал эту незамысловатую историю в тысяче разных вариантов. Как и фразы «Вот с этого вокзала я ездил за город вместе с Бемби», «Вот эта электричка довезёт до пляжа, где у Бемби дача», «Вот на этой станции метро я кормил Бемби мороженым».

Один раз купил девушке мороженое. Один раз в жизни! И долгие годы убивается, что расстались. Пару лет убивался, потом утешился, безжалостно уточнил свою мысль Лавров. Этим летом любовь Кости Лесового к оленям наконец-таки отбросила копыта.

Странное дело. Давняя любовь умерла. Былая дружба иссякла. А привычка на ходу выдумывать и вслух декламировать нелепые стихи въелась в Димку Лаврова намертво.

Из больничного корпуса Димка выбежал чёрным ходом, примеченным заранее. Там грузили бидоны с кашей и супом для пациентов, ароматы стояли не ахти какие, зато два шага до ворот и автобусной остановки. Лесовой, конечно, уже уехал, но Майя-то ждёт. И так даже намного лучше. Не нужна нам с Майей помощь сумрачных гениев, сами как-нибудь собаку потерявшуюся найдём.

Но подходя к остановке, Лавров с удивлением заметил Костю Лесового, который мило трепался о чём-то с Майей Сорокиной. Придётся теперь напомнить бывшему приятелю о забытом на занятиях рюкзаке. Чтоб проваливал за ним.