Текст книги "Поцелуй негодяя"

– С добрым утром, – сказала Вера, как и в прошлый раз, хотя давно уже стоял день.

– Привет, – беззаботно кивнула прозорливая.

– Добрый день, – озадаченно произнес Воронцов, осмотрел кухню, задумался ни о чем, а затем мысленно махнул рукой и отправился принимать душ. Ему хотелось в первую очередь выйти из сомнамбулического состояния, и только потом заниматься прояснением своего текущего положения.

Обедали они вчетвером, и за едой Воронцов узнал имя ночной знакомой – Лена. Сам он и Петька не произнесли ни слова, кроме нескольких междометий, а женщины разговаривали непрерывно на самые разные темы, словно встретились после долгой разлуки. Искатель ночных приключений упорно думал об одном: почему новая знакомая до сих пор не ушла домой? Может, и ей негде жить? Такого сильного перебора Воронцов бы не выдержал, но предположение не виделось ему оправданным. Казалось, Лена жутко заинтересована судьбой Веры и ее будущим, а вовсе не ее благодетелем.

После обеда Воронцов проводил девицу до дверей и вернулся на кухню, где его квартирантка гремела посудой. Он хотел спросить ее об успехе переговоров с мужем, но передумал. Подумал: будет выглядеть так, будто он мечтает поскорее выставить незваных жильцов из дома.

5

– Вера, тебе нужно подумать о будущем, – сказал Воронцов.

– О каком еще будущем?

– О твоем будущем. Или ты крест на себе поставила?

– У тебя есть какие-то идеи? Интересно послушать.

– А у тебя нет?

– Нет.

– Как это – нет?

– Очень просто. Я не знаю, что делать дальше.

– Ты обдумала разные возможности?

– У меня нет никаких возможностей.

– Ты ошибаешься.

– Серьезно? Какие же возможности ты высмотрел для меня?

– Решать тебе, мои фантазии не имеют никакого значения.

– И все-таки, ты ведь нафантазировал что-нибудь? Расскажи, не стесняйся.

Воронцов замялся и внимательно всмотрелся в лицо собеседницы. Она сидела напротив него, в своих единственных джинсах и в единственной футболке, сложив руки на коленях и внимательно их разглядывая.

– Я скажу, а ты начнешь обзываться.

– Не начну, ты не бойся.

– Хорошо, почему ты не хочешь вернуться к мужу? Если он тебя не прогонял, то, я подозреваю, не отдает вещи только из расчета на твое возвращение.

– Вот поэтому и не хочу. Я ему не марионетка.

– Ты уже доказала. Уверен, он ждал твоего появления в первый же вечер, а теперь злится на самого себя.

– Он злится на меня за ослушание. Приехала без спроса, да еще и посмела претензии предъявить. Какое нахальство!

– Ты ведь взрослая женщина и понимаешь, что мужик не может два года обходиться без секса.

– Плевать я хотела на ваши потребности. Тоже мне, рабы похоти. Надоело в тысячный раз слушать одно и то же. Я хочу всего-навсего мужика, которого заботит семья. Они ведь есть на свете, я знаю, я их видела! Правда, со стороны.

– Определенно, есть, – осторожно вставил Воронцов. – Только на них не нужно охотиться методом загона, на них нужно устраивать засады.

– Спасибо за совет, обязательно учту.

– Ладно, ладно. Не возвращайся. Тогда тебе следует начать новую жизнь. Профессия у тебя есть, простор для деятельности в Москве налицо.

Вера оторвала взгляд от своих рук и подняла голову:

– У тебя есть планы? Я могу, конечно. С радостью. Хоть какая-то определенность.

– Имеются некоторые соображения. Можно взять учеников частным порядком. У нас в подъезде есть соседки, прикосновенные к занятиям музыкой детей и внуков, они могут прозондировать почву в своих кругах.

– Я с удовольствием. Только… шумно ведь будет.

– Ерунда, после обеда будут приходить, когда я не сплю. А когда я не сплю, меня трудно побеспокоить. Здесь есть другая подробность.

– Какая?

– Думаю, тебя уже давно обсуждают все соседки, я скажу, что вы – дальние родственники.

– Пожалуйста, говори, мне не жалко.

– И еще – тебе нужно строгое платье. Учительское. Придут клиенты знакомиться, нужно произвести положительное впечатление.

Вера задумалась.

– Ты купишь мне платье?

– Нет, деньги дам. Откуда я знаю, какое тебе нужно. И не только платье – вообще, прикупи там все, что нужно. Объедем мужа на хромой козе.

Последовала долгая пауза.

– Ладно. Я отдам, если начну зарабатывать. Когда начну.

– Пожалуйста, если хочешь.

– Хочу. Я и так в загадочном положении. Никак не пойму, за кого саму себя принять.

– Считай себя свободной женщиной.

– Звучит двусмысленно.

– Тут уж точно – пусть будет стыдно тому, кто плохо об этом подумает.

– А еще я не пойму, за кого принять тебя.

– Меня? В каком смысле?

– В самом прямом. Ты кто?

– Здрасьте, приехали. Знакомились уже.

– Нет, я в другом смысле – что ты такое?

Воронцов долго, молча и пристально смотрел на Веру.

– Никогда в жизни не отвечал на подобные вопросы. И понятия не имею, как на них отвечать.

– Очень легкий вопрос.

– Ну конечно! А сама можешь на него ответить?

– Запросто. Я – неудачница. Мужчины выбрасывают меня за ненадобностью после использования, и я уныло бреду к следующему. Просвета пока не видно.

– Но твой муж не хочет с тобой расставаться, ты сама ушла.

– Он не только со мной не хочет расставаться, в этом и проблема. Состоять в гареме я не желаю, а ему приспичило завести гарем. По-твоему, что мне еще оставалось?

– Тем не менее, он тебя не бросал.

– Не обязательно сказать прямым текстом «пошла вон», можно так себя повести, чтобы женщина ушла – разницы, в сущности, никакой.

– А Петькин отец, а этот хозяин квартиры, который тебе прохода не давал? Они тоже тебя бросили или сделали так, чтобы ты сама ушла?

– Ты к чему клонишь?

– Мне кажется, ты – роковая женщина. Но сама себе боишься признаться в этом. Наоборот, даже воображаешь себя жертвой.

– Часто ты встречал бездомных роковых женщин? Вот если бы все мои бывшие один за другим оказывались бездомными, а я получала их квартиры, тогда бы я с тобой согласилась.

Междугородний телефонный звонок прервал дискуссию, и Воронцов снял трубку с висящего рядом на стене аппарата. В динамике раздраженный мужской голос потребовал к телефону Веру, в ответ Воронцов попытался выяснить личность звонящего, а тот стал грязно ругаться.

– Послушайте, хватит ругаться, – попробовал прервать агрессора самочинный переговорщик, но не добился успеха и после долгой паузы пообещал повесить трубку.

– Я хозяин квартиры, она должна мне деньги, – сообщил голос с легкой хрипотцой.

– А где вы взяли этот номер? – искренне поинтересовался Воронцов.

– Какая вам разница? Ее муж сказал.

– Муж? А у вас не возникло мысли слупить деньги с мужа?

– Я ей квартиру сдавал, а не мужу!

Переговорщик отвернулся от трубки, прикрыл ее рукой и сообщил Вере суть происходящего. Она пожала плечами, с прежним безразличным выражением лица отобрала у Воронцова трубку и произнесла очень спокойным, ровным голосом:

– Я ничего вам не должна.

Ответ она слушала долго и внимательно, не прерывая звонящего, затем продолжила:

– Сообщайте, куда хотите и о чем хотите. Денег я вам не должна и ничего не воровала.

Последовал новый отрезок времени, выглядевший со стороны паузой, но в действительности являвшийся внешним проявлением неслышного, но отчаянного психологического поединка. Затем Вера заговорила вновь:

– Хорошо, приезжайте. Ничего нового от меня не услышите. На все ваши предложения я уже неоднократно ответила со всей определенностью.

Диалог продолжался в такой односторонней форме довольно долгое время и успел утомить Воронцова. Он с позиции наполовину глухого человека понимал только очевидные вещи: Вера холодна, полна отвращения и презрения и горит желанием довести до собеседника все свои отталкивающие эмоции. Иногда казалось – она обсуждает с ветеринаром кастрацию ненавистного соседского кота. Вопрос какого-либо рода неплатежей не всплыл ни разу за все время разговора, зато раз за разом выскакивали из речи отдельные словечки, имеющие отношение вовсе не к финансам, а к великому делу продолжения рода человеческого. Вера постепенно приближалась к пределам допустимого приличия, затем легко и даже в некоторой степени воздушно преодолела их, чем озадачила Воронцова не меньше, чем в день знакомства. Теперь усердному слушателю мерещилось, будто он слышит из динамика доносящийся за тысячи километров мат. Когда мастерица убалтывания с издевательскими интонациями отозвалась, судя по всему, на угрозу физической расправы, домохозяин даже задумался, не пора ли вмешаться. Возможно, яростный владелец далекого челябинского жилища, вступивший в заочное противоборство со своим московским коллегой, изливал бы горячечные мысли и дальше, но Вера встала и сама повесила трубку.

– Каким образом он смог сюда позвонить? – осторожно поинтересовался Воронцов.

– Откуда я знаю? Может, ему муж номер дал.

– Откуда у твоего мужа мой телефон?

– Не знаю. Наверно, у него определитель номера стоит.

– И что у тебя за отношения с этим типом?

– Которого из двух ты имеешь сейчас в виду?

– Разумеется, того, который звонил.

– У меня нет с ним отношений.

– И никогда не было?

– Не было, хоть тебя это и не касается. Ты меня ревнуешь?

– Пока нет, просто пытаюсь понять. Значит, он просто сдавал тебе жилье и вдруг возжелал тебя?

– Примерно. Ты сомневаешься в моей соблазнительности?

– Нет, воображаю живописную картинку. Он хотя бы от денег отказывался, или хотел и того, и другого?

– Понятия не имею, чего он хотел. Меня это никогда не интересовало. Он просто привык грабастать все, что попадалось ему на глаза, и не сумел перестроиться.

– И угрозы реальны?

– Возможно. Он сидел.

– Зачем же ты с ним связалась?

– Я с ним не связывалась.

– Я имею в виду – в жилищно-финансовом смысле.

– Я его реноме не изучала. Зачем ты задаешь так много вопросов? Хочешь его найти и набить морду? Он сам кого хочешь изобьет.

– Занятно. У меня появилось смутное чувство, будто я постепенно становлюсь одним из твоих мужчин. Двое из них уже знают мой телефон, с одним я даже разговаривал. А ты с сыном живешь у меня. Интересно, что же я такое?

– Пока ты просто невероятно хороший человек.

– Невероятно?

– Конечно. Ни с того, ни с сего поселил у себя чужих людей.

Воронцов подумал, что не поселил их, а предоставил пристанище на пару дней до разъяснения ситуации, но промолчал. Второй день уже заканчивался, а ситуация только сильнее запутывалась.

– Чем там Петька занимается?

– Телевизор смотрит.

– Опять? Второй день подряд?

– Подумаешь, второй день. Он и месяц может, если друзья на улице не ждут.

– Нужно ему приятелей найти.

– Как ты их найдешь? Можно подумать, заждались его во дворе. Нужно знакомиться, в чужую компанию встраиваться. Дома-то со своими ребятами вместе рос, с пеленок друг другу гугукали.

– Да ладно, выйти на улицу, и все дела.

– У тебя дети есть?

– Нет, ну и что? Я сам пацаном был.

– Вот именно – был. А приходилось радикально менять адрес?

– Нет, я здесь всю жизнь просидел.

– Оно и видно. Это ведь жуткий стресс для ребенка.

– Честно говоря, твой Петя поначалу не произвел на меня впечатления тихого домашнего мальчика.

– Опять ты за свое? Я тебе говорила, он просто очень расстроился. При его подростковых гормонах всякое может случиться.

– И тем не менее, компания нужна, и завести знакомства он может только сам. Если ты выведешь его за ручку, то тем самым убьешь идею в зародыше. Нет, мне страшно представить впечатление, которое мог бы произвести на пацанов мальчишка, которого им представит мамочка.

– Успокойся, я не собираюсь выводить его во двор за ручку.

– Но его нужно выпустить одного. Иначе ничего не получится.

– Я понимаю. Ты держишь меня за дурочку?

– Ну так выгони его на улицу. Или он у тебя домосед?

– Хочешь избавиться от его общества?

– Какого общества? Я его не вижу и не слышу. Какое-то противоестественное положение дел – в доме старого холостяка появляется подросток, а холостяк его даже не замечает. Видимо, проблема в подростке.

– Оставь моего сына в покое. Займись своими делами.

И Воронцов пошел к себе работать. Он давно привык к компьютеру, как привыкают к своим орудиям производства люди, долго занятые одним и тем же делом. Погрузился в свои проблемы и совсем перестал думать о хозяйстве – теперь им занималась Вера.

6

Прошло несколько дней. Петька стал время от времени выходить на улицу, Вера готовила еду, поддерживала порядок во всей квартире, кроме кабинета, а еще купила себе черную юбку с белой блузкой, в которых и принимала желающих доверить ее педагогическому искусству своих детей. Скоро появились и ученики, которые подолгу бренчали на усталом фортепьяно в гостиной, а Воронцову пришлось вновь заниматься едой, теперь уже в очередь с Верой. Он по-прежнему ходил только в свой любимый магазин и готовил только свои любимые блюда, но теперь из расчета на всех, а не на себя одного.

В один из таких дней, когда из гостиной доносились гаммы, Петька ушел гулять, а на кухне в меру своих талантов колдовал Воронцов, в дверь позвонили. Хозяин открыл дверь и увидел высокого худого мужчину, очень решительно настроенного. Первым делом он, не поздоровавшись, потребовал впустить его в квартиру.

– С какой стати? – искренне изумился Воронцов, машинально вытирая руки о фартук.

– Слушай, ты, мерзавец, – угрожающе понизил голос незнакомец, – лучше не мешай мне. Тебя это не касается.

– Ничего себе! – ухмыльнулся насторожившийся благодетель бесприютных. Он начал догадываться о том, кто к нему пришел и зачем. – Лезет в мою квартиру и еще говорит, что меня это не касается.

Пришелец схватил оппонента правой рукой за грудки и попытался его приподнять над полом, но не смог. Воронцов обеими руками попытался оторвать от себя пятерню агрессора, но тоже не добился успеха и только болтался из стороны в сторону, быстро перебирая босыми ногами – тапки почти сразу слетели. Во взрослом возрасте Воронцов совсем не дрался, да и в детстве ему редко выпадал случай поупражняться в единоборстве, поэтому теперь он пытался привлечь на помощь смутные остатки познаний в физике. В его голове вдруг сами собой стали складываться расчеты наиболее выгодных векторов приложения силы, которые позволили бы вывести из состояния равновесия возвышающееся над ним более тяжелое тело. Фундаментальная мысль пришла не из давних школьных лет, из виденного уже в новейшее время американского фильма – чем ниже у единоборца центр тяжести, тем труднее его свалить. Он поджал ноги, шмякнулся головой о собственную открытую дверь, почувствовал, как враг наваливается на него всем весом сверху и резко оттолкнулся ногами от пола. Голова Воронцова ударилась обо что-то твердое, сознание его затуманилось, но хватка противника заметно ослабла, и вторым судорожным движением от нее удалось вовсе освободиться. Незнакомец стоял, чуть покачиваясь, словно успел за время драки изрядно подвыпить. Воронцов попробовал захлопнуть дверь, но та отскочила от упорного агрессора и едва на дала сдачи своему собственному хозяину. Попытка вытолкнуть неизвестного также не привела к успеху. Напротив, тот вновь схватил Воронцова, теперь уже за шиворот, и принялся раскачивать его из стороны в сторону. Пыхтение и сипение борющихся, а также их отдельные короткие выкрики могли привлечь внимание третьих лиц, чего тихий домохозяин вовсе не желал. Пытаясь прекратить идиотские раскачивания, он обнял врага за торс и прошипел:

– Отстань, идиот!

Тот прижал похитителя чужих женщин к дверному косяку и приблизил к нему искаженное ненавистью лицо:

– Заткнись, козел! Где она?

– Занимается, не слышишь, что ли? Отпусти!

Воронцов рванулся из последних сил, от рубашки отскочила пуговица и покатилась по полу. Брошенный муж продолжал в упор разглядывать соперника.

– Когда вы познакомились?

– После того, как ты ее выгнал.

– Не ври! Она бы не поселилась у первого встречного.

– Почему бы и нет, если родной муж водит домой любовниц.

– Не ври, сказал! Она ведь к тебе приехала?

– Ты, мужик, больной на всю голову.

Муж шагнул вперед, отбросил в сторону расслабившегося хозяина и углубился в его квартиру, следуя на звук приглушенных закрытой дверью гамм. Воронцов бросился за ним, оставив открытой входную дверь, но все равно не успел – догнал противника только в гостиной.

За фортепьяно сидела аккуратная маленькая девочка в белой кофточке и клетчатой юбочке, рядом с ней Вера. Обе с удивлением смотрели на ворвавшегося к ним мужика.

– Коля? – растерянно спросила непослушная жена, словно не была уверена в утвердительном ответе.

– Да, это я, – с тихой угрозой произнес тот.

– Ты что здесь делаешь?

– Пришел за своей женой. А что, не стоило?

Страсти накалялись стремительно, ученице стало страшно, она как-то съежилась и робко смотрела снизу вверх на расходившихся взрослых. Вера ободрительно погладила ее по головке, велела повторить гамму несколько раз, затем встала и быстро вышла из комнаты, по пути схватив за рукав и вытащив вслед за собой несуразного мужа.

– Зачем ты пришел? – спросила она его на кухне.

– А ты не догадываешься? Хочу вернуть тебя домой.

– Я не вернусь домой.

– Почему?

– Потому что у меня нет дома!

– Даже так? Глядя на тебя, не скажешь. Где ты сошлась с этим типом, когда? Почему прямо не объявляешь, что приехала к нему?

Воронцов поспешил закрыть входную дверь, боясь привлечь внимание соседей к скандалу, и стоял в коридоре, не зная, следует ли ему вмешаться в семейный конфликт. Получалось, он не является посторонним, по крайней мере, с точки зрения одной из сторон. Крики из кухни становились все громче и громче, постепенно заглушая бренчание из гостиной, наконец послышался явный звук оплеухи. Затем воцарилась тишина. Воронцов замялся на короткое время, но потом все же вышел на сцену.

Вера сидела за столом, закрыв лицо руками, муж стоял рядом на коленях и безуспешно пытался заглянуть ей в глаза. Драться с ним Воронцов определенно не мог, он успел в этом убедиться, поэтому теперь остановился в смятении чувств и в нерешительности.

– Я, конечно, человек посторонний, – сказал он, глядя на затылки супругов, – но женщину бить не позволю.

Его никто не услышал, он оставался стоять, чувствуя себя полным ничтожеством.

– Вера, прости, – жалобно пробормотал муж. – Это от обиды. Я просто забылся. Это никогда не повторится, я ведь никогда тебя не бил.

Несчастная молчала, Воронцов решил вмешаться:

– Послушайте, вам лучше уйти. Вы все испортили, лучше отложить новую попытку на потом.

Супруги не обращали на посредника ни малейшего внимания, поэтому он повелительно положил руку на плечо раздавленному обстоятельствами мужчине. Тот стряхнул ее резким движением, а когда Воронцов повторил попытку, отбросил его руку, вскочил на ноги и вперился во врага слепыми от ненависти глазами.

– Убирайся отсюда!

– Я из своей квартиры никуда не собираюсь, а вот тебе точно пора. Я ведь и милицию могу вызвать, имею полное право.

Мужик коротко ударил Воронцова локтем в грудь и ринулся из кухни прочь, словно с места преступления. Незадачливый драчун, даже не охнув, скорчился и опустился на корточки. Он бессмысленно хватал ртом воздух, но никак не мог сделать вдох, словно ему на голову надели полиэтиленовый пакет. После короткой агонии, когда смерть уже присела рядом в ожидании своего торжества, страдалец все же задышал и утомленно привалился спиной к кухонному шкафу.

– Ты как? – услышал он голос Веры.

– Кажется, живой. А где твой?

– Ушел. Ты куда мясо положил? – Вера копалась в холодильнике, вынимая из него по очереди всевозможные упаковки.

– На верхней полке, у задней стенки. Молоко, наверное, загораживает.

Словно бывалая жертва избиений, брошенная жена достала из холодильника свою добычу, отрезала кусочек и приложила к скуле.

– Если глаз заплывет, точно учеников потеряю. Еще и Машутка родителям расскажет, что приходил какой-то дядя и громко кричал.

– Ну и приключение. Мне теперь нельзя дверь открывать? Буду, как подозрительный пенсионер, с посетителями через дверь разговаривать.

– Вообще-то, незнакомым и раньше открывать не стоило.

– Никак не вникну в твои отношения с благоверным. Если уж он меня бить начал, хотелось бы хоть примерное представление получить.

– Тоже мне, нашел тайну века.

– Нет, серьезно. Если он живет с любовницей, почему он не хочет отпустить тебя восвояси?

– Я уже говорила – гарем задумал.

– Ладно, брось. Гаремы создают из доброволок. Или он у тебя совсем на голову больной?

– Совсем.

– Так и говорит открытым текстом: будем жить втроем?

– Нет, он просто считает: если он меня не отпускает, я обязана оставаться с ним.

– А Петьку почему не усыновляет?

– Он хочет, но я боюсь. Привыкла, что сын – только мой.

– То есть, муж готов его усыновить?

– Если верить его словам – готов.

– А ты не привыкла верить его словам?

Вера замолчала, потом ушла с кухни, приоткрыла дверь гостиной, похвалила ученицу за исполнение задания, велела сыграть другую гамму и вернулась.

– Какая разница, привыкла или нет? Я просто хочу спокойно жить, не стесняясь знакомых и соседей. Там ведь весь подъезд наперечет знает всех его шлюх. Я бы не смогла там жить.

– Если вся проблема в соседях, можно переехать.

– Как? Ему за квартиру еще платить и платить. Как представлю себе тамошних кумушек, обсуждающих меня и Петьку, тошно становится.

– Я думал, женщины друг за друга горой стоят. Скорее, они загрызут его и его наложниц.

– Если бы я была их подружкой – возможно. А так – чужая тетка, можно и посмеяться всласть.

Воронцов подумал: а как же здешние соседки? Чуть не задал свой вопрос вслух, но осекся. Как ни поверни, получится, будто он ее укоряет двусмысленностью ее нынешнего положения и призывает не корчить из себя образчик невинности. Кто их разберет, этих женщин? Может, роль приживалки или предполагаемой любовницы устраивает ее больше, чем положение жены неверного мужа?

Затрезвонил телефон, Воронцов снял трубку и услышал знакомый женский голос:

– Привет.

– Здрасьте.

– Как поживаешь?

– Спасибо, не жалуюсь.

– Можно Веру к телефону?

– Пожалуйста.

Воронцов протянул трубку с озадаченным выражением лица:

– Тебя.

Вера взяла у него трубку и минут пятнадцать болтала на всякие женские темы, в которых Воронцов ничегошеньки не понимал, после чего сама повесила трубку.

– Это Лена? – осторожно поинтересовался неудачливый прохиндей.

– Да, – беззаботно подтвердила Вера.

– Вы что, подружились?

– Я бы не сказала. Пока просто познакомились.

– Просто познакомились?

– Да, просто познакомились. Почему тебя это заботит?

– Почему? Ты серьезно?

– Вполне. Ты не ответил на мой вопрос.

– Почему меня это заботит?

– Да, почему тебя это заботит?

– Потому что я сам с ней толком не знаком! Я имя ее от тебя узнал.

– Тем хуже для тебя. Все вы одинаковы.

– Приехали! Хоть бы что-нибудь новенькое придумала.

– Зачем же придумывать новенькое, если и старенькое идеально к вам подходит.

– Мы ругаемся почти как супруги.

– Спаси и помилуй.

Рассерженный и избитый Воронцов вернулся к себе в кабинет и накинулся на работу так, словно ему месяц не позволяли заняться любимым делом.

7

Спустя дня три после описанного выше приключения содержатель импровизированного общежития возвращался из рейда на магазин, навьюченный несколькими пакетами. Пока он возился со своим дверным замком, открылась дверь напротив, и в проеме появилась соседка, Матрена Ивановна. Вдова какого-то знатного передовика производства советских времен, она, едва ли не единственная из всех жильцов подъезда, не была испорчена высшим образованием и всегда вела себя простодушно.

– Сережа, – произнесла она скрипучим старческим голосом, – ты не мог бы в следующий раз, когда соберешься в магазин, прикупить и мне кое-что?

– Конечно, теть Моть, запросто, – залихватски ответил Воронцов и не забыл впоследствии о сказанных словах. Отправляясь в свое очередное дежурство за покупками, он позвонил в соседскую дверь и принял заказ на батон хлеба, пачку маргарина, пакет кефира и пакет молока. Вернувшись с продуктами, он занес их в старушечью квартиру и словно окунулся в собственное прошлое.

С обстановкой и топографией комнат он ознакомился еще в детстве, когда ребенком посещал младшего из тамошних обитателей, своего ровесника Ромку. Пролетарская квартира была двухкомнатной, но изолированность жилых помещений позволяла забыть о малометражности. Пацаны устраивали в детской настоящие крепости из стульев и диванных подушек и долгими часами обороняли их от воображаемых врагов. Перейдя в более опасный подростковый возраст, они стали играть в более суровую версию солдатиков: делали человечков из пластилина, снабжали их самодельным игрушечным оружием, а затем вели настоящие бои посредством «стрелялок», изготовленных из шариковых ручек с отпиленным концом и стержней от шариковых ручек с прикрученными к наконечнику иголками. Следовало только приноровить к одному из концов «стрелялки» резинку, вставить в устройство боевой стержень, натянуть резинку, прицелиться и пригвоздить вражеского пластилинового солдатика к диванной подушке. В семидесятые годы не существовало другой игры, в которой можно было ранить врага в ногу или руку и даже точно узнать, сквозная у него рана или нет. Раненный в ногу солдатик мог бросить свою крошечную винтовку и сесть, обхватив обеими руками пораженную конечность. Особо жестокий игрок мог его добить, и всегда было ясно, попал он или не попал, а если попал – то куда именно.

Воспоминания нахлынули на Воронцова, теплое чувство прилило к груди, и он водрузил сумку Матрены Ивановны на ее кухонный стол с щемящим чувством нежности.

– Спасибо тебе большое, Сереженька, – поблагодарила его хозяйка.

– Да не за что, теть Моть, пустяки.

Он беззаботно махнул рукой и направился к выходу, но его остановили.

– Сережа, подожди. Я хочу тебя спросить кое о чем.

– Да, я слушаю.

– Ты, наверное, сам понимаешь… Соседки все переполошились.

– Из-за меня?

– Нет… Из-за гостей твоих.

– А что с ними?

– Да так… Взялись неизвестно откуда.

– Теть Моть, а зачем вы за меня переживаете?

– Ну как же! Зачем-то врешь про какую-то родственницу. Сроду не слышала о таких ваших родственниках. Да и позвонили твоим уже давно – они ничего не знают.

– Кто же это додумался моим-то звонить? – взбеленился Воронцов не на шутку.

– Да я толком не знаю… говорят, кто-то позвонил.

– Да зачем позвонили? Я что, школьник? У меня что, шумные компании собираются? Я спать кому-то мешаю?

– Да нет… но мы же соседи.

– Вот именно – соседи. Не опекуны, не родственники, не дружинники какие-нибудь, а просто соседи! Кстати, в милицию еще никто не позвонил?

– В милицию не звонили, нет.

– И на том спасибо!

– Сережа, ты не расстраивайся так – за тебя ведь все переживают.

– Со мной что – беда какая приключилась? Зачем за меня переживать?

– Ну как же – женщину привел. Ребенок ведь не твой?

– Да вам-то какая разница?

– Ну как это – какая разница! Ты ведь не чужой. Тебя на наших глазах обманывают, мы переживаем.

– С чего вы взяли, что меня обманывают?

– Ну, если чужая женщина с чужим ребенком у тебя поселяется, ей ведь нужно что-нибудь. Вот ты знаешь, что она задумала?

– Она задумала остаться в живых, вот и все. Я ведь к вам ее не подселяю, вот и не переживайте попусту.

– Да что ты все – не переживайте, да не переживайте! А вот переживаем! Захватит она у тебя жилплощадь, тогда сам поймешь, почему мы переживаем, да поздно будет.

– Теть Моть, а можете вы себе представить, что ей пока просто негде жить, вот она у меня и перекантовывается? Почему вы обязательно какие-то козни видите?

– И сколько времени она еще будет у тебя перекантовываться?

– Я откуда знаю? Пока все не утрясется.

– А что может утрястись? Она купит себе квартиру? Она у тебя олигарх?

– Почему обязательно купит? Снимет себе нормальную квартиру, а не угол. На худой конец – комнату в ближнем Подмосковье. Только капиталец какой-никакой подсоберет для начала.

– А ты с ней об этом говорил? Это она тебе сказала, или ты сам сейчас сочинил?

– Я сам сейчас сочинил. Но я по этому поводу не страдаю.

– Ты думаешь, она сама вот так соберется и куда-то переедет?

– Думаю.

– Почему?

– Потому что ей самой так будет удобней.

– Почему же ей будет удобней? Ты с нее плату берешь?

– Нет, конечно.

– А как ты думаешь, ей удобней бесплатно жить здесь или за деньги в ближнем Подмосковье?

– Думаю, за деньги в Подмосковье.

– Почему?

– Потому что независимость всегда удобней зависимости.

– Независимость хороша, когда деньги есть, а вот сможет ли она зарабатывать хотя бы на комнату – никто не знает.

Матрена Ивановна принялась настырно выяснять у Воронцова, видел ли он паспорт постоялицы, может ли кто-нибудь вообще в этом мире подтвердить ее историю, и сын ли вообще с ней живет, или юный сообщник замаскировался. Получив серию невразумительных ответов, она стала вспоминать разнообразные истории, случившиеся не так давно с людьми, которые тоже неосторожно впустили в собственный дом постояльцев, выглядевших невинно, как агнцы небесные.

– Теть Моть, небесных агнцев не бывает, – твердо заявил Воронцов. – А все твои истории приключились, наверно, с одинокими пенсионерами, если вообще приключились.

– Ну конечно, ты-то у нас мудрый и сильный, тебе никто не страшен!

– Женщина с ребенком уж точно не страшна.

– Ребенок! Тоже, нашел ребенка. Уже успел спутаться с какими-то бандитами.

– С кем он спутался? – настороженно переспросил Воронцов.

– Я их по именам не знаю. Сидят по подъездам, водку-пиво хлещут.

– Вообще-то, водку-пиво я за ним не замечал.

– А как ты заметишь? В гаишную трубочку дуть заставишь? Он с тобой здоровается хоть?

– Здоровается. Да ладно, теть Моть! Он и домой не поздно возвращается, еще до полуночи.

– Во-во! До полуночи! Разве дело – до ночи шляться, неизвестно где.

Воронцов заверил соседку, что ни ей, ни ему никакая опасность от квартирантов не грозит, но в свою квартиру вернулся несколько озабоченным.

Вечером, после ужина, он завел разговор с Верой о случившемся обмене мнениями, но она новость приняла спокойно. Мол, соседки – всегда и везде соседки, на всякий роток не накинешь платок. Главное – учеников у нее пока никто не забрал. А от Петьки никаким алкоголем здесь, в Москве, ни разу не пахло, хотя в Челябинске пару раз случалось.

– А он там со своим отцом общался? – грубо поинтересовался Воронцов.

– С отцом? – удивленно переспросила Вера. – И давно тебя заинтересовал его отец?

– Он меня не интересует.

– Зачем тогда спрашиваешь?

– А ты почему не отвечаешь?

– А ты почему отвечаешь вопросом?

– Ты то же самое делаешь. У меня возникает некоторое подозрение насчет этого отца. Ты его помнишь и хочешь, а он тебя знать не желает. Угадал?

– Плохой из тебя гадатель. Только половину угадываешь. Я не хотела от него уходить, он меня бросил, но не хотел меня отпускать и с тех пор ждет моего возвращения.

– Звучит трагично и запутанно. Странные мужчины попадаются тебе на жизненном пути, но до крику похожие, словно отксеренные. И кто же вас развел по разным сторонам света?