Текст книги "Маршал Италии Мессе: война на Русском фронте 1941-1942"

Единственными транспортными средствами, способными функционировать, были только самолеты, но их процент в общем объеме перевозок оставался очень низким. К их помощи прибегали только в самых крайних случаях и для эвакуации тяжелораненых из района Сталино в Днепропетровск. Но, несмотря ни на что, войска не останавливались и быстро захватили все назначенные объекты.

Приходилось недоедать на марше, а в бою солдаты нуждались во всем: обувь, униформа, боеприпасы, горючее, медикаменты.

Зима была уже на пороге, поэтому требовалось срочно переместить вперед продовольственные базы. Оставалось надеяться только на железные дороги, но и в этом вопросе немцы пользовались своим приоритетным положением и показали себя страшными эгоистами, часто нарушая собственные обязательства перед союзниками.

Интендантство К. С. И. Р. разработало свой план сокращенного снабжения по железным дорогам и убедительно просило германские власти соблюдать установленные квоты на ежемесячные эшелоны. Решения очень часто принимались не в нашу пользу из-за недостаточной пропускной способности дорог, а наши и без того скромные требования урезались почти в несколько раз.

Представляю отрывок из письма, направленного 15 ноября 1941 года из Интендантства К. С. И. Р. в Генеральный штаб Вооруженных сил:

„…Не понимаю причин, по которым немецкое командование сократило с 25 до 15 количество эшелонов, ежемесячно отправляемых для К. С. И. Р., так же, как и не понимаю поведения Генерального штаба, одобрившего такое решение.

Проблемы железнодорожного транспорта обострялись каждый месяц, не находя своего решения, а сегодня мы снова пришли к самому началу. Интендантство 13 сентября дополнительно просило один эшелон в день для войск за Днепром. Нам гарантировали сначала один в каждые два дня от командования группы армий „Юг“, потом 25 в месяц от Немецкого Верховного командования, однако внезапно эти цифры были доведены до 20 от группы армий „Юг“ и еще 15 от немецкого Верховного командования. Но даже это обещание с уменьшенным количеством эшелонов не было выполнено. С 15 сентября по 15 ноября прибыло всего 25 эшелонов, между тем, как вторые обязательства, сделанные в Умани командованием группы армий „Юг“ 13 сентября, и последующие обязательства от немецкого Верховного командования предусматривали получение в этот период 40 эшелонов.

По этой причине мы просто аннулировали определенную часть своих штатных планов по подготовке и транспортировке.

Дальнейшие задержки привели к тому, что материалы, необходимые для распределения в войсках до конца октября, скопились на складах в Днепропетровске, а у нас не было никакой возможности вывезти их по причине остановки автомобильного транспорта из-за дождей. Другие материалы, требующиеся для организации зимней кампании К. С. И. Р., находятся еще в Италии и, вероятно, поступят, когда в них уже не будет большой необходимости.

В связи с вышеизложенным, прошу Генштаб Вооруженных сил безотлагательно поднять эти проблемы перед Верховным командованием и добиться от немцев выполнения своих обязательств, обеспечив К. С. И. Р., как минимум, 25-ю эшелонами в месяц для перевозки грузов, за исключением госпитальных поездов, войскового транспорта и составов, предусмотренных для перемещения отставших тыловых баз. Одновременно настаиваю взять у германской стороны на местах причитающиеся К. С. И. Р. 20 вагонов в день, чтобы (пока восстанавливают железную дорогу Днепропетровск – Сталине) подтянуть склады к линии фронта“.

Конечно, железные дороги имели низкую пропускную способность и были перегружены, фронт нуждался буквально во всем. На этом фоне поведение немецких союзников выглядело крайне странным: кражи имущества в широких масштабах (иногда пропадали целые вагоны), бесконечное переформирование эшелонов, за время следования много раз изменяющих свой первоначальный маршрут, приоритетное направление для составов, отправляющихся в Германию.

Мы рассмотрели главные вопросы снабжения, изо дня в день терзавшие жизнь Экспедиционного корпуса. Другие союзники (румыны, венгры) тоже испытывали нехватку во всем, а германское командование продолжало давать новые обещания, остававшиеся только словами. В сложившихся условиях мы добились немногого.

Трудности в плановом снабжении К. С. И. Р. усугублялись новой оперативной обстановкой. К счастью, восстановление железной дороги на участке Днепропетровск – Сталино в ноябре 1941 года существенно улучшило ситуацию в войсках, по крайней мере, в отношении предметов первой необходимости.

В этих условиях наши солдаты отказывали себе во многом, терпели изнурительные неудобства и лишения, но складывалось впечатление, что трудности только усиливали их желание победить и поднимали исключительный боевой дух наперекор всем обстоятельствам!»[54]54
  Дж. Мессе Война на русском фронте. Итальянский экспедиционный корпус в России (К. С. И. Р.). – М.: Книжный мир, 2009. – С. 109–118.


[Закрыть]

Мессе в процессе организации взаимодействия с командирами соседних частей приходит к выводу о важности человеческого фактора в налаживании контактов и связей. Он отмечает зависимость эффективности этого взаимодействия от конкретных личностей и сам старается встроиться в систему взаимоотношений с высшим командным составом 11-й, а затем и 17-й армий.

Так он описывает факт смены офицера связи с немецкой стороны в октябре 1941 года. «В мой штаб прибыл новый германский офицер связи – майор генерального штаба Фелмер, заменив майора Гульденфельда. Многое все-таки зависит от личности. Благодаря Фелмеру, стали улучшаться наши прохладные отношения с немецкой стороной. Этот человек, интеллигентный, живой и открытый, демонстрировал взаимопонимание и признавал доблесть итальянского солдата, а также знал, какое давление иногда оказывает немецкое командование. В критических ситуациях при возникновении разногласий я чувствовал его внутренние страдания из-за необходимости выполнять приказы своего командования, наносящие ущерб репутации Итальянского корпуса или лично мне. В общении майор Фелмер демонстрировал душевность более живую, чем у многих своих соотечественников, почти латинскую вежливость, веселый нрав и способность всецело отдавать себя работе.

Я неоднократно обращался в штаб танковой группы для разъяснений, относительно будущего использования К. С. И. Р. и возможных перспектив его участия в операциях за пределами Донецкого бассейна. Мое поведение явно не нравилось немецкому командованию, так как оно считало, что если Итальянский корпус находится в окружении немецких соединений, то он должен подчиняться так же, как обычное подразделение армии Рейхсвера без лишних вопросов. Логика немцев понятна, К. С. И. Р. действительно находился в оперативной зависимости от немецкого командования, но одновременно представлял вооруженные силы другого государства, поэтому я, как командующий, был обязан заботиться о своих солдатах и нес ответственность за их жизни только перед моей страной!

Свою точку зрения я довел до командования группы армий через майора Фелмера и попросил уточнить дальнейшие распоряжения насчет К. С. И. Р. Наги офицер связи, полковник Киузи, получил аналогичное задание. Я не исключал, что мое положение может усложниться, но все равно направил рапорт на имя Верховного командования по радио, где изложил волнующие меня проблемы:

„№ 7346/Op. 26 октября 1941 года

Продолжается тяжелая ситуация со снабжением. Сейчас на первое место вышли отвратительные дорожные условия, но прежде всего, беспокоит невыполнение германцами обязательств по воинским эшелонам. Мы не получили даже минимальное количество эшелонов после занятия промышленных районов Сталине и Горловки. Вместо этого от немецкого командования поступил новый приказ: „Дислокация К. С. И. Р. должна служить конечной цели нашей армии, состоящей из двух основных объектов: 1-й объект – Сталинград; 2-й объект – скважины Майкопа“. Поэтому я срочно поручил полковнику Киузи представлять при армии интересы службы тыла К. С. И. Р., так как его дальнейшее использование в операциях за пределами районов Сталине и Горловки в полной мере зависело от незамедлительного решения проблем тыловых служб.

Необходимо:

– получить скопившиеся эшелоны в Днепропетровске;

– использовать поезда до Сталино, как только эта ветка начнет функционировать;

– организовать временное снабжение продовольствием с германских складов в Сталине, пока там не будет создана наша передовая база;

– организовать снабжение горючим в Днепропетровске;

– предусмотреть возможность использования авиационного бензина в Запорожье и в Сталине для создания передовых баз авиационного транспорта;

– приостановить активные боевые действия частей для обеспечения продовольствием и боеприпасами, а также для получения шерстяной одежды, которая уже в пути.

Сообщаю, что некоторые батальоны и подразделения из дивизий „Пасубио“ и „Челере“ выполняют свои боевые задачи без должного продовольственного обеспечения, а многие солдаты нуждаются в обуви. Все это следует решить до начала зимних холодов.

Прошу Верховное командование принять срочные меры, чтобы избежать катастрофических последствий.

Генерал МЕССЕ“.

Но Верховное командование вообще не ответило на это послание. Моя позиция официально не одобрялась и не критиковалась! Достаточно сказать, что не только Экспедиционный корпус, но и вся Танковая группа фон Клейста, не имея достаточных сил и средств, остановилась и увязла в Донецком бассейне. Так началась немецкая трагедия 1941–1942 гг.

Я рассмотрел этот эпизод не для того, чтобы показать свою значимость, а для достоверного воспроизведения тех, уже далеких, исторических событий. Опыт, приобретенный в России, пригодился мне потом Тунисе, но еще нигде, ни в Греции, ни в Албании, ни в Эфиопии, я не сталкивался с такими трудностями. Мне выпала роль связующего звена между германским Верховным командованием, отдающим приказы, и простыми итальянскими солдатами, обязанными их честно выполнять, несмотря на однобокую позицию немцев в вопросах распределения средств для наших войск, что постоянно шло нам во вред»[55]55
  Дж. Мессе Война на русском фронте. Итальянский экспедиционный корпус в России (К. С. И. Р.). – М.: Книжный мир, 2009. – С. 120–122.


[Закрыть].

Боевое содружество, которое сложилось у Мессе с представителем немецкого генерального штаба, не всегда определяло характер взаимоотношений между должностными лицами в оперативном звене итальянских и немецких войск. Так происходило в августе 1942 г. в случае с дивизией «Сфорцеска».

Мессе объясняет, что события в секторе обороны К. С. И. Р. еще раз показали важность операций на южном участке русского фронта. Немецкое наступление было в полном разгаре. На юге силы Группы армий «А» наступали на Кавказ и уже заняли важный район нефтедобычи Майкоп и Пятигорск. Севернее, на правом фланге группы армий «Б», продвижение развивалось не так быстро из-за многих трудностей по пути к Волге. 4-й немецкой танковой армии удалось приблизиться к реке в 30 км южнее Сталинграда. Но на левом фланге 6-я армия наткнулась на отчаянные контратаки советских войск и не смогла пройти Дон в долине Серафимовича.

Борьба продолжалась с крайним упорством в течение всего августа 1942 года, и только в первые дни сентября немцам удалось, наконец, закрепиться на Волге, севернее и южнее Сталинграда. Развернулась смертельная борьба, так как русские понимали важность судьбы этого города. Советское наступление с новой силой обрушилось на 6-ю армию и ее коммуникации, открыв третью фазу битвы на Дону.

Линия фронта К. С. И. Р. проходила северо-восточнее Ягодного по высотам 197,2–208, 4–218,9. Восточнее полк «Савойя» после боя у Избушенского закрепился на высоте 217,3. «Я приостановил осуществление своего плана, – пишет Мессе, – так как днем 24 августа русские возобновили широкомасштабное наступление при поддержке многочисленной артиллерии и минометов, стремительно атаковав наши позиции между дивизиями „Челере“ и „Пасубио“ на высоте 208,4. Затем, расширив атаку на севере, они ударили по сектору немецкого полка. Упорное сопротивление немцев и берсальеров из XVIII и XIX батальонов при эффективной поддержке нашей артиллерии позволило сдержать серию постоянно повторяющихся атак, угрожавших прорвать фронт на широком участке. Мы понесли серьезные потери, но не такие огромные, как у неприятеля, потерявшего весь 889-й стрелковый полк из 197-й дивизии.

В 21:00 того же дня противник снова нанес удар и опрокинул позиции на правом фланге дивизии „Челере“. Силы атакующих оценивались в 3 батальона при поддержке интенсивного артиллерийского и минометного огня. С наступлением темноты русские продвинулись дальше, охватывая фланг и заходя в тыл дивизии. Наши части были вынуждены отступить к Ягодному на высоту 186,1.

Действия русских 24 августа ослабили нашу оборону и уменьшили возможность маневров между секторами. Утром 25 августа неприятель атаковал рубежи у Ягодного, где держали позиции берсальеры и пехотинцы из 53-го полка. Удары наносились с северо-запада, с севера и с северо-востока. Сказывалось подавляющее численное превосходство атакующих. Русские ворвались в населенный пункт, прорвав передовую линию обороны артиллерии, и далеко проникли в долину между реками Кривая и Цуцкан.

Вся связь прервалась. Наступил кризис командования. Отступление стало неизбежным. Подразделения 54-го пехотного полка пытались сдержать неприятеля на восточном склоне долины Цуцкан, прикрывая отступление чернорубашечников и остатков II батальона из 54-го полка, полностью лишенных боеприпасов. Полк „Новара“ получил приказ сгруппироваться, пересечь долину и противостоять неприятелю, обеспечивая защиту группе конной артиллерии. В III группе артиллерии осталось целым только одно орудие. Орудия из остальных групп артиллеристы 17-го полка дивизии „Сфорцеска“, лишенные горючего и лошадей, тащили вручную!

25 августа, ближе к полудню, кавалерийскому полку „Савойя“ приказали действовать с высоты 213,5 по направлению на юг, чтобы создать угрозу на левом фланге атакующей колонны русских. Одновременно я попросил провести аналогичный маневр командование XVII немецкого корпуса в случае, если противник продвинется за Большой и отрежет нам пути отхода на Горбатовский. Но полк „Савойя“ не смог выполнить свою задачу, так как русские уже прорвались в долину со стороны Ягодного и продолжали успешно двигаться вперед. Полк не смог сделать ничего другого, как спешиться и совместно с пехотинцами 54-го полка занять оборону на правом фланге, стараясь замедлить неприятельское наступление. Позднее к ним присоединились кавалеристы из полка „Новара“.

XVII немецкий корпус, командование которого я попросил о поддержке, продемонстрировал в течение всей битвы недостаточное чувство товарищества и солидарности, необходимые в бою независимо от того, какой нации союзники. Их поведение достойно осуждения. Это тот самый армейский корпус, ради которого наша дивизия „Челере“ была обескровлена у Серафимовича. Наши войска находились в отчаянном положении между Чеботаревским и Большим, вражеская атака против дивизии „Сфорцеска“ расколола позиции в нашей обороне, русские преследовали нас во время всего трудного отступления вдоль долины реки Цуцкан, – и в это время нам отказали в помощи.

Ситуация осложнилась еще больше с потерей Чеботаревского. Боеспособность частей за шесть дней непрерывных боев сильно упала, войска просто истощились без отдыха. В долине Цуцкан возникла серьезная проблема, потому что XVII немецкому корпусу не удалось вовремя соединиться с нашим правым флангом, появилась брешь в линии соприкосновения, ликвидировать которую собственными силами мы не могли из-за полного отсутствия резервов. Инициатива на территории между Ягодным и Большим полностью перешла в руки русских. Весь тыл между реками Кривая и Цуцкан остался практически беззащитным, и неприятель мог создать хороший плацдарм для атаки на Горбатовский – важный дорожный узел, открывающий свободный доступ на всем южном направлении по течению Кривой, с возможным охватом и окружением с юга оборонительных позиций у Ягодного и всего правого фланга 8-й армии.

Понятно, что следовало принять срочные меры, чтобы не допустить такое неблагоприятное развитие ситуации. Но мои настойчивые просьбы, обращенные к командованию XVII немецкого корпуса не дали результатов, хотя я просил у них немного: восстановить тактическое соприкосновение с моим правым флангом и содействовать в задержке неприятеля вдоль линии разделения, проходящей между нашими корпусами. Бездействовать было нельзя, поэтому я принял решение выровнять фланг обороны своими силами.

25 августа в 14:15 я приказал дивизии „Сфорцеска“ отойти из долины Цуцкан на гребни высот у реки Кривая и организовать новую линию обороны в районе Горбатовского. Такие меры помогли создать более сокращенный оборонительный рубеж с хорошо укрепленными флангами и подготовить позиции для начала контратаки против неприятеля на правом фланге, как только прибудут новые подкрепления.

Для понимания дальнейшего хода событий следует рассмотреть некоторые подробности относительно прохождения и выполнения моих вышеупомянутых приказов.

Майор Фелмер, немецкий офицер связи при XXXV армейском корпусе, был обязан постоянно информировать свое командование о любых происходящих событиях. Обычно сообщения передавал лично для меня по телефону из штаба 8-й армии генерал Малагутти. Все телефонные сообщения подтверждались копиями приказов в штабе армии, где их утверждали. Итак, майор Фелмер представил мне решение командования Группы армий „Б“, которое явно переоценивало ситуацию, не видя причин для отступления из долины Цуцкан. Я ответил, что мои приказы уже утверждены командованием 8-й армии, и добавил, что я руководствовался складывающейся оперативной обстановкой, стремясь предотвратить негативные последствия русского наступления. Тем временем, на наше счастье, активность неприятеля снизилась, поскольку русские, очевидно, решили сделать передышку для подготовки серии атак в долине Цуцкан. Это обстоятельство означало, что намеченное перемещение на новую линию обороны между Ягодным и Горбатовским может сопровождаться серией трудностей, поэтому ночью следовало активизировать наблюдение. К тому же необходимо было срочно обеспечить связь с правым флангом 8-й армии, что позволяло осуществить только создание новых оборонительных рубежей у Горбатовского, автоматически усиливающих фланги армейского корпуса.

В сложившейся ситуации я не мог принять другого решения, так как не располагал силами для обороны сразу двух долин, а со стороны командования XVII немецкого корпуса продолжалось полное отсутствие даже простого сотрудничества. Поэтому я направил рапорт, где еще раз ясно изложил свой план и попросил частично пересмотреть решения относительно диспозиции армейского корпуса. Обстановка на передовой не допускала промедления, и я подтвердил для дивизии „Сфорцеска“ приказ упорядочить линию обороны у населенного пункта Горбатовский, а также послал ей на помощь различные подразделения, оставшиеся в моем распоряжении: противотанковая рота с 47-мм орудиями, рота берсальеров-мотоциклистов.

Полк „Новара“ в это время поддерживал прикрытие долины Цуцкан в районе Большого, где и должен был соединиться любой ценой с 79-й дивизией из XVII немецкого корпуса. Но этого не произошло.

Я еще раз проинформировал майора Фелмера о сложившейся обстановке. В ответ он поблагодарил меня от имени своего командования и объявил, что в этой ситуации предпринятые меры являются лучшим, что можно было сделать в целом и конкретно в интересах XVII немецкого корпуса.

Командование 8-й армии одобрило отход из долины Цуцкан дивизии „Сфорцеска“ для создания нового оборонительного рубежа у Горбатовского. Сначала я получил соответствующее подтверждение по телефону от оперативного офицера подполковника Бонцани, а затем и сам бюллетень в 18:30 того же дня.

Как только мы провели реорганизацию линии обороны и приняли контрмеры для выправления критической ситуации на фронте, ночью, 25 августа, через штаб 8-й армии я получил следующий приказ Группы армий „Б“:

„1) никто не имеет права отходить назад с занимаемых позиций; всякий, кто отдаст подобный приказ, подлежит самому суровому наказанию;

2) разграничением справа 8-й итальянской армии будет дорога Боковская – Еланское; войска, дислоцируемые за ней, переходят в распоряжение XVII немецкого корпуса. По поводу резервов вопрос решается“.

26 августа в 8:30 от командования 8-й армии я получил новое сообщение, полностью дублирующее предыдущий приказ:

«Непосредственно переходят в распоряжение XVII корпуса все части, расположенные между действительной линией разграничения 8-й и 6-й армии и дорогой Боковская – Еланское. Это касается дивизий „Сфорцеска“ и „Челере“, а кроме того, подразделений армии, итальянского армейского корпуса и 179-го немецкого пехотного полка. Задача XVII корпуса – по приказу командования 6-й армии препятствовать продвижению неприятеля в направлении Перелазовское – Боковская и остановить любой ценой отступление дивизии „Сфорцеска“».

Было очевидно, что внезапное вмешательство немецкого командования отнимало из рук итальянских генералов все управление оборонительной битвы и говорило о шокирующем высокомерии и самонадеянности немцев. Получалось, что достаточно мастерства одного немецкого генерала, чтобы все вернуть на прежнее место и, прежде всего, «остановить» отступление нашей дивизии. За год кампании я много раз был свидетелем грубого вмешательства немецкого командования в дела румынских и венгерских частей. Например, в январе, когда шла битва вокруг Изюма, в одной из румынских дивизий внезапно заменили командира на немецкого генерала. Однако, я не верил, что немцы могут применить эту их потрясающе грубую и скотскую систему по отношению к итальянской армии.

Что касается меня, как командира, и, прежде всего, как итальянца, не могу смириться с таким несправедливым обвинением в адрес моей дивизии, тем более выполняющей приказ, направленный на защиту позиций 8-й и 6-й армий в условиях угрожающего наступления.

В тот же день, 26 августа, я передал в штаб 8-й армии свой протест против недопустимого поведения немецких союзников: «Я воздержусь от рассмотрения с точки зрения здравого смысла тактического хода группы армий „Б“ – переподчинить сектор дивизии „Сфорцеска“ командованию XVII немецкого армейского корпуса, что говорит, безусловно, об общей эгоистичной оценке всех моих войск, которые, исполняя мои приказы, вели тяжелейшую, храбрейшую и кровопролитную борьбу в течение шести дней с превосходящим неприятелем, не получая никакой помощи извне. От имени мертвых и живых, как их командир, как прямой свидетель и как итальянец, я должен выразить гордый протест против гнусных суждений о том, что отступление моих героических частей было добровольным и что достаточно немецкого командира для того, чтобы восстановить положение. Прошу личной встречи с Вашим Превосходительством. Генерал МЕССЕ».

Генерал Гарибольди ответил сразу: «Учитывая обстановку, не следует Вашему Превосходительству оставлять командный пост для встречи. Я уже сделал необходимые замечания в органы Группы армий. Сейчас важно победить. Генерал ГАРИБОЛЬДИ».

Но я не стал откладывать такой деликатный вопрос, так как он затрагивал понятия воинской доблести и чести, и утром, 27 августа, снова направил письмо командующему армией Итало Гарибольди:

«Так как обстановка не допускает моей личной встречи с Вашим Превосходительством, то прошу рассмотреть представленное Вам письмо, где я выражаю свою точку зрения. Как командир, я забочусь о защите морального наследия войск, выполняющих мои приказы, и я за них отвечаю. До глубины души меня ранила одна оскорбительная фраза, и я прошу, чтобы было сделано соответствующее исправление. Штаб Группы армий должен убрать из официального документа, предназначенного для истории, фразу, относительно второй задачи, и поручение командованию XVII армейского корпуса, звучавшее дословно так: „остановить любой ценой отступление дивизии „Сфорцеска“.

Я гордо утверждаю и буду утверждать всегда, что итальянские войска сполна отдали дань кровью за восемь дней сопротивления ударам противника в долине Кривая – Цуцкан, защищаясь и контратакуя без какого-либо содействия союзников, которые кроме четырехсот человек из полка фон Алберти (выделенных из 62-й дивизии) и компенсации одним батальоном вместо дивизии „Торино“, больше ничего не дали. Могу добавить, что еще сегодня войска были в моем распоряжении, а теперь они находятся в других руках.

То, что командование Группы армий «Б» определило, как «отступление дивизии „Сфорцеска“ остановить любой ценой», не являлось результатом упадка духа, а только лишь отражало изменение линии фронта, вызванное неблагоприятной тактической обстановкой, объективно не связанной с храбростью войск.

Принятое решение зависело от следующих факторов:

1. открытый правый фланг был разделен, на нем развивалась первая атака, там были размещены резервы;

2. абсолютное отсутствие совместных тактических действий с частями левого фланга XVII немецкого корпуса; в противоположность этому – эпическая атака полка «Савойя Кавалерия», проведенная 24: августа и сумевшая предотвратить угрозу для флангов;

3. сильное истощение дивизии «Челере» после битвы в излучине у Серафимовича; она была просто обескровлена, действуя в интересах XVII немецкого корпуса;

4. слабая активность бомбардировочной авиации, из-за чего возник кризис на флангах и в тылу 6-й армии;

5. нехватка горючего, что не позволяло на фронте маневрировать артиллерией и своевременно выдвинуть вперед танковый батальон и части альпийских стрелков.

Завершая эту тему, хочу сказать, что мы держались без немцев и, возможно, вопреки поведению немцев. После восьми дней битвы на фронте мы отступили, потеряв территорию максимально не более пятнадцати километров в глубину. Это послужило основанием для легкомысленных, необоснованных и эгоистичных определений, сформулированных в одной неудачной фразе, поэтому я обращаюсь с просьбой формально убрать ее из приказа, являющегося официальным документом. Даже германский офицер связи, майор Фелмер, передал его мне с тяжелой душой, спонтанно объясняя, что обращал внимание штаба Группы армий на совершенную психологическую ошибку, имеющую ярко выраженный политический аспект. Речь идет о защите чести моих войск. Возможно, есть недоверие к моим личным действиям, как командира. Но в свое время была дана ясная оценка, сделанная высшими германскими эшелонами по итогам деятельности К. С. И. Р. более чем за одиннадцать месяцев кампании в России.

В мои задачи, как командира, входила, прежде всего, забота о национальных интересах Италии и Итальянского Верховного командования. Переход войск к другому союзному командованию в острый критический момент принижает наш военный престиж, особенно ярко показывая превосходство германских генералов.

Конечно, Ваше Превосходительство, сейчас важна победа. Это стало нашей единственной мыслью и нашей единственной целью за предыдущие четырнадцать месяцев боев и продолжается сегодня. Но не думаю, что ради победы должна быть унижена национальная гордость войск и их командиров. Как раз взаимное уважение за кровь, обильно пролитую ради совместной победы, способствует ее быстрому достижению. Генерал МЕССЕ».

Менее чем через 24 часа, штаб Группы армий «Б» отменил свой приказ, и дивизия «Сфорцеска» вместе с другими подразделениями вернулась в распоряжение XXXV армейского корпуса. Ночью, 27 августа, по линии связи штаба 8-й армии мне поступило объяснение:

«27 августа в 23:05 от командующего группы армий „Б“ получен следующий телекс № Ia 2684/42: на доклад по телексу от Вашего Превосходительства от 25 августа уведомляю, что решение о переходе соединений из XXXV итальянского армейского корпуса в подчинение XVII армейскому корпусу было принято нами на основании абсолютно объективных данных для создания более тесной линии соединения двух армий во время атакующих действий неприятеля. Фраза „остановить отступление итальянской дивизии „Сфорцеска“ соответствуют германской военной терминологии и, следовательно, не допускает никакого принижения боевого духа и военных способностей итальянских войск. Ее следует понижать только лишь, как передачу в распоряжение XVII армейского корпуса сил, оставшихся у дивизии „Сфорцеска“, с целью препятствовать дальнейшему продвижению противника на южном направлении. Фрейхерр фон ВЕЙХС“.

Документ сопровождался краткой запиской от командования 8-й армии, содержащей дополнительную пометку о том, что начальник штаба Группы армий „Б“ в разговоре с генералом Малагутти дал мне высокую оценку: „Мы не испытываем никакого чувства недоверия к командиру XXXV корпуса генералу Мессе. Он в полной мере показал свои способности во время испытаний, пройденных в России“.

Я не могу сказать, что остался удовлетворен такими туманными объяснениями, где чувствуется мало искренности и много фальши. До сих пор меня мучает та фраза в официальном документе – „остановить любой ценой отступление дивизии „Сфорцеска“, так как она ущемляет честь итальянской армии, итальянского оружия, а, значит, и мою!»[56]56
  Дж. Мессе Война на русском фронте. Итальянский экспедиционный корпус в России (К. С. И. Р.). – М.: Книжный мир, 2009. – С. 232–241.


[Закрыть]

И ещё Мессе приводит примеры, как нарушение элементарного взаимодействия между итальянскими и немецкими войсками приводили к неоправданным потерям. Командующий корпуса пишет, что в конце августа 1942 г. было спланировано контрнаступление с целью вытеснить русских за Дон: «Наступление планировалось провести в секторе линии фронта, соприкасающемся с левым флангом XVII немецкого корпуса.

Командующий Группы армий „Б“ одобрил мое предложение, правда, без конкретизации согласованных действий между двумя участвующими армейскими корпусами. Русские понимали важность захваченных ими позиций для дальнейшей борьбы за спасение Сталинграда. Неудавшаяся попытка наступления на фронте XXXV корпуса заставила их искать другие пути в тыл 6-й армии. Свое внимание они перенесли в сектор у Серафимовича, что стало повторным испытанием оперативного взаимодействия между двумя армейскими корпусами: XVII немецким и XXXV итальянским. Командование XVII корпуса старалось использовать свои силы только для обороны собственного сектора, не выделяя их для совместных контрнаступательных действий на территории смежных участков, где находились итальянские войска.

Вследствие этого я был вынужден ограничивать цели операции, чтобы обеспечить надежное соединение флангов своих двух дивизий и не повторить ситуации, произошедшей в августе. Предварительно мы создали прочную связь по линии: высота 228,0 – северная окраина Котовского – высота 206,3 – высота 217,4. Контратаку доверили итальянским частям: батальонам „Вестоне“ и „Валь Кьезе“ из 6-го полка альпийских стрелков, подразделению танков L6/40[57]57
  Танк L6/40 продолжил серию 5-тонных боевых гусеничных машин, разработанных фирмой «Фиат-Ансальдо». Итальянская армия заказала 283 танка L6/40, поставка которых была осуществлена в 1941–1942 гг. Корпус L6/40 был клепаным, его бронирование – от 6 мм до 30 мм. Вооружение – 20-мм пушка и 8-мм пулемет, экипаж – 2 человека. L6/40 должен был заменить танкетку CV 3/33. L6/40 являлся самой тяжелой машиной, которую итальянское командование отправило на Восточный фронт. (Прим. авт.).


[Закрыть] и подразделению огнеметчиков. Наши действия немцы обещали поддержать подразделением бомбардировочной авиации и подразделением танков, так как у меня этот вид оружия практически полностью отсутствовал, за исключением LXVII танкового батальона, оснащенного 5-тонными танками. Также, по договоренности, на левом фланге мы рассчитывали на помощь 79-й немецкой дивизии для атаки на Калмыковский, чтобы отвлечь часть неприятельских сил.