Текст книги "Ломаный сентаво. Аргентинец"

– Хоффман, так что вы говорили о Фегелейне?

– Своей неуёмной энергией он спугнул Бормана. Допускаю, что Фегелейн слишком много распространялся о золоте, возможно, даже приврал, что знает, где оно находится, чем и заставил нашего партайгеноссе пойти на крайние меры. Тайно, в сжатые сроки, Борман, никому не передоверив, лично снарядил экспедицию, чтобы перепрятать клад в другое место.

– Как на него похоже. Всё делает сам. Если это так, то вся наша работа оказалась напрасной?

– Верно. Поиски придётся начинать сначала. А Фегелейн должен замолчать, иначе никому не известно, что ещё он может выкинуть. Увы, как бы жестоко ни звучало, но его тоже придётся убрать.

– Однако, как вы кардинально привыкли решать вопросы – «убрать». Если убрать Фегелейна, то кто знает, как поведёт себя Гитлер? Пока что он сидит тихо, и это хорошо. Их время ещё не настало.

– Ещё я подозреваю, что через Штейбера, друга Фегелейна, нашего конюха водят за нос люди Бормана.

– А вот это как раз неплохо. Этот трюк всегда работает безошибочно. Ненавязчиво, через наивного Генриха мы получим канал, по которому будем сливать Борману дезинформацию.

– И всё же я настаиваю на том, что с Фегелейном необходимо покончить. Пока от него только вред, и контролировать его дальше будет ещё сложнее. Мы уже потеряли всё, когда до цели было не дальше протянутой руки. И на этот раз Борман спрячет золото так, что найти его снова будет гораздо сложнее.

Мюллер поднялся и задумчиво обошёл вокруг стола. Хоффман понял, что сумел его поколебать. Теперь Фегелейн становился для него опасен. Встреться он с Мюллером, начни говорить, оправдываться – и всплывёт двойная игра Хоффмана.

– Хорошо, Вольф, – вдруг согласился Мюллер.

– Отдаю вам Фегелейна. Но уберёте вы его не здесь. Собирайтесь пока ещё по свежим следам Бормана и пригласите с собой нашего конюха. Если Борман решил идти ва-банк, то мы ответим ему тем же. Экстренно наберите группу – и в путь. Налегке вы их быстро догоните.

– Мне – в джунгли?! – напрягся Хоффман.

– Ну не мне же! Пораскиньте мозгами, кто бы мог вам помочь? – продолжал, ухмыльнувшись, Мюллер.

– Хотя бы направить по правильному пути. Но думаю, что выбор у Бормана не так и велик. Борман наверняка взял местного проводника. Вероятней всего, он потащится на северо-запад, дальше в джунгли, в сторону Парагвая. Вот там и сводите счёты с Фегелейном, раз уж вам так приспичило. На подготовку экспедиции даю сутки.

– Как мне следует поступить, когда мы догоним людей Бормана?

– Как обычно поступают на войне. Но не питайте иллюзий, что всё пройдёт гладко и за вами будет первенство. Я знаю Тиллесена, у него богатый опыт засад и диверсий в карпатских лесах. Вам, Хоффман, ещё придётся постараться, чтобы получить право на первый выстрел. Я дам вам своего проверенного бойца. Айземанн поможет и с Фегелейном, и с людьми Бормана.

«А ещё Айземанн будет присматривать за мной», – догадался Хоффман об истинной роли навязанного помощника.

– Мои люди тоже имеют боевой опыт… – сделал он слабую попытку возразить.

– Боевой опыт?! – перебил Мюллер, швырнув по столу ручку. – Вы бредите? Ваши костоломы способны лишь выбить душу из невинной жертвы! Зарубите на носу, Вольф! Это ваш единственный шанс. Вы или вернётесь с золотом, или можете не возвращаться вообще. Если я дал вам Айземанна, значит, понимаю, что вас ждёт. Ваша задача – добыть золото, а не изображать передо мною диверсанта Скорценни. Там – Мюллер безошибочно указал в сторону парагвайской границы, – каждый человек будет на счету, а штурмбаннфюрер Айземанн стоит десятка ваших бездельников.

– Но у меня свои принципы работы, – не сдавался Хоффман.

– Принципы?! – удивился Мюллер. – Что вы, чёрт побери, несёте? Что вы можете знать о принципах? Сейчас их нет ни у кого! Или вы думаете, что они есть у меня? Разочарую. Я чуть ли не единственный член СС, у которого нет под мышкой татуировки со знаками и группой крови. А ведь это главное правило, или, если хотите, принцип моего СС. Или принципы есть у Гитлера?! – выкрикнул Мюллер. – Вот уж кто должен быть как скала. А что мы имеем в сухом остатке? Как только запахло жареным, ещё за год до поражения, наш непоколебимый фюрер начинает готовить план бегства! Но он был бы не он, если бы напоследок не закатил комедию – ах, уговорите меня бежать, а то застрелюсь! Клоун, которому мы же вылизали до блеска ботинки, а он до сих пор в них любуется и никак не уймётся.

Кажется, выговорившись, группенфюрер начал успокаиваться. Во время всего разговора у него дрожали веки, но Хоффман знал, что это не так страшно, как если бы Мюллер вдруг стал подчёркнуто вежлив и внимателен. Он уже понял – на этот раз пронесло, и скоро его отпустят.

Покидал дачу Хоффман с двояким чувством. С одной стороны, он удачно свалил провал на Фегелейна, и даже добился разрешения на его устранение, но с другой… С другой – ему придётся покинуть на время тёплое кресло и тащиться в джунгли, о которых Хоффман имел представление лишь по рассказам аргентинцев. И если хотя бы половина из всего, что наговорили местные, выпив забродившей хинебры, было правдой, то это последнее место на планете, где Хоффман хотел бы оказаться.

Вечер настраивал на минорное настроение. Утихли в кронах попугаи, от озера потянуло влажной прохладой. Смолкли цикады, замерли шорохи в овивающем террасу плюще. И даже Ольга Павловна, предавшаяся воспоминаниям о жизни в дореволюционной России, неожиданно почувствовав повисшее в воздухе настроение, тоже впала в ностальгическое молчание. Воспользовавшись паузой, Клим хотел сказать главное, но не знал, с чего начать. Он никак не решался произнести вслух то, что способно огорчить эту прекрасную, так привязавшуюся к нему пару. Однако их опека начинала напоминать заботу Октябрины Захаровны, пытавшейся каждому встречному ребёнку вытереть фартуком нос. Если Сергей Ильич ещё напоказ сохранял мужскую сдержанность, то Ольга Павловна уже вот-вот была готова назвать его сыном. Копившаяся годами нерастраченная материнская любовь всё это время искала выход, как скованная каменными берегами река, и неожиданно нашла.

– Климушка, как мои блинчики? – улыбнулась Ольга Павловна.

– Они чудесны! – благодарно кивнул Клим.

И вдруг он понял, как повернуть разговор в нужное ему русло.

– Можно, я завтра возьму немного с собой? Пусть их попробуют мои новые друзья.

– Герман? – оторвался от газеты Сергей Ильич. – Судя по твоим рассказам, он типичный немецкий аристократ. Клим, тебя как комсомольца не смущает такое знакомство?

– Аристократ? – возмутился Клим. – Помилуйте, Сергей Ильич, Герман, скорее, типичный баварский труженик. Да, он немец, но я не сужу о людях по их национальности. Родись он в нашем Советском Союзе, мог бы стать передовиком труда. Он постоянно в движении, поиске. Создал свою компанию, теперь хочет заниматься разведкой ископаемых. Разве это не достойно уважения?

– Ископаемых? – удивилась Ольга Павловна.

– Да, он снаряжает экспедицию на поиски серебряных рудников. Герман говорит, что их здесь тьма, и потом, это выгодное дело.

– Клим, все серебряные рудники давно разведаны и уже истощены, – заметил Сергей Ильич. – Поверь, я знаю, о чём говорю.

– Но не на западе, в джунглях!

– Он хочет идти на запад?

– Да, на северо-запад, в сторону парагвайской границы. Герман зовёт и меня. И я дал согласие.

Ольга Павловна и Сергей Ильич переглянулись, и по их лицам Клим понял, что с оглашением главной новости он явно поторопился.

– Это всего несколько дней! Лёгкая прогулка. И за эту прогулку Герман обещает мне пять тысяч песо. Поймите, я не хочу больше сидеть у вас на шее!

– Клим, ну если уж ты так серьёзно настроен, то я мог бы подыскать тебе работу у нас в порту.

– Но не за такие деньги! Я хочу вас отблагодарить, а не отрабатывать завтраки.

– Клим… – опешила Ольга Павловна.

– Простите, Ольга Павловна, но всё решено.

– Когда же вы собираетесь на «лёгкую прогулку»?

– поинтересовался Сергей Ильич.

– Завтра.

– Теперь хотя бы понятно, почему ты вернулся так поздно.

– Да, мы были заняты сборами.

– Поверь, мой мальчик, фальшь в отношениях между людьми – не бог весть какое искусство, потому позволь мне бестактный вопрос, – отложил в сторону газету Сергей Ильич. – А что тебе ещё известно о Германе? Да, ты пропадал в городе все эти дни, и что-то да должен был о нём узнать. Я имею в виду, кроме того, что он охотник за серебром. Чем он занимался раньше? Год, два, пять лет назад?

– Он говорил, что торговлей.

– В Германии война, а крепкий молодой человек занимается торговлей? – усмехнулся Сергей Ильич.

– Любопытно. Так он геолог?

– Не уверен, – смутился Клим. – Герман сказал, что мы присоединимся к группе профессионалов, которая знает, что и где искать.

– Какая же роль отведена вам в этой экспедиции? Или профессионалы не знают, с кем поделиться добытым серебром? Допускаю, что вас хотят использовать как переносчиков грузов.

– А хоть бы и так. Если это научная экспедиция, то я не вижу ничего зазорного в том, чтобы нести рюкзаки с инструментом.

– Да-да… – вздохнул Сергей Ильич. – Теперь о том, куда вы собрались на «лёгкую прогулку». Аргентинская сельва до сих пор практически не исследована. Но что известно точно, так это то, что в её дебрях всё подчинено исключительно единственному рефлексу – убийству.

– Я всё понимаю, – перебил Клим, – и не боюсь. Возможно, весь мой предыдущий путь был проделан только для того, чтобы я сейчас себя испытал. Как мне понять, чего я стою? И где это сделать, как не здесь – в джунглях? Вы с Маннергеймом разведывали Гималаи, мёрзли на перевалах, отстреливались от бандитов – так почему я не могу испытать себя, как это делали вы, Сергей Ильич? Иногда мне кажется, что я иду предначертанным мне путём. Этот путь швыряет меня из стороны в сторону, подрывает на мине, погружает под воду, приводит к вам, теперь он требует, чтобы я отправился в джунгли. Опасный путь! Но он мой. Предрассудки, скажете вы? А я так не думаю. Всё в нашей жизни случается не просто так, а для чего-то. Всё имеет свой смысл и предназначение.

Напоминание о бурной молодости качнуло Сергея Ильича на философский лад. Он выслушал Клима подчёркнуто внимательно, затем медленно поднял руки и сложил ладоши, изобразив бесшумный хлопок.

– Браво, мой мальчик. Если ты, в твои-то годы, задаёшься такими вопросами: как, что и для чего, – то я вижу, что жизнь тебя не жалела. Но не надейся найти ответ – нам её не понять. Раньше я тоже думал, что Наполеон пришёл в Россию только для того, чтобы граф Лев Толстой написал «Войну и мир». Но после того, как оказался здесь, в Аргентине, понял, что ничего-то я не понимаю. Хочешь, расскажу притчу?

Клим осторожно кивнул.

– Мне её рассказал служивший под моим началом казак. В его родной станице жил есаул, у которого в конюшне был прекрасный конь. Он им гордился, берёг, не привлекал к работе, а слава о скакуне тем временем разлеталась далеко за пределы казацких степей. Да так взлетела молва, что прослышал о коне император и прислал своих конюхов. Те поглядели и решили, что такому красавцу самое место в царской конюшне. Но казак и не думал продавать коня. Какие деньги ни предлагали, даже слушать не хотел. Осудили его станичники. Мол, и сам мог разбогатеть, да и станицу прославить. Но, как на грех, вскоре конь перемахнул ограду и убежал в степь. Тут уж и вовсе его подняли на смех. Дескать, за жадность наказан. Конь же нагулялся, порезвился на свободе, а потом привёл казаку целый табун. Вот тут-то станичники зубами и заскрипели. Но скоро опять обрадовались. Сын казака хотел объездить коня, да свалился и переломал ноги. Решили – так ему и надо. За упрямство наказание. Однако дальше началась война. Всех забрали, одного сына есаула из-за ног не тронули. А из тех, кого забрали, никто не вернулся. Вот и решай, что да для чего.

Сергей Ильич встал и, оставив на террасе растерянного Клима, вошёл в дом. Вернулся он, держа на ладони небольшой чёрный пистолет со звездой на коричневой рукоятке.

– Держи. Из моей коллекции. Наш ТК Коровина. Редкость большая, в Советах выдавался только высшему командному составу. Сам поначалу не поверил, что подлинный, когда увидал у местных торговцев. Жаль, что у меня к нему всего две обоймы. Но и ты не на войну собрался. Иди, Клим, раз решил. Решай свою дилемму с жизнью. А нас с Ольгой Павловной не слушай. Возрастная это сентиментальность – имеем право. Там, в джунглях, придерживайся открытых троп, спи ближе к костру и держись подальше от всего яркого. Чем красивей цветок, тем больше в нём яда. Это же правило касается и прочих тварей. А уж людям верь в самую последнюю очередь.

Глава третья

Тяжёлый трёхосный американец «Джимми» взбирался по пологому склону, чадя из-под кузова чёрным дымом. Деревянный, наполовину закрытый брезентовым тентом кузов раскачивало, и Клим, склонив голову, раскачивался ему в такт. Кажется, вот-вот должен начаться дождь. Клим поднял обожжённое солнцем лицо навстречу опускавшейся с неба влажной росе, но в полноценные капли она так и не превратилась. Он облизал пересохшие губы и вновь уткнулся в стоявший между коленей рюкзак. Весь день они гнали грузовик по пыльной, едва угадывающейся в красных пампасах дороге, и лишь после полудня на горизонте показалась зелёная полоска джунглей. Справа, не выпуская из рук лежавший поперёк живота карабин, полулежал Герман, обычно ни на минуту не умолкающий. Но сейчас лицо его было на удивление задумчиво. Он искоса поглядывал на расположившегося напротив громилу Айземанна и нервно поглаживал приклад. Представился Айземанн авантюристом, охочим до приключений и путешествий. Странно представился, с вызовом, даже не пожав никому руку, а потому Климу Айземанн сразу не понравился. Отталкивающая личность. Полный рот зубов из нержавейки, выбритая, без единого волоска голова на мощной, с выпуклыми венами шее. Тонкий шрам, начинавшийся с уголка рта и уходящий под подбородок. Оттого, когда Айземанн улыбался, становилось жутковато. Всё это могло принадлежать кому угодно, но только не учёному-геологу.

А взглянув на Клима сверху вниз, Айземанн именно так и представился:

– Как погляжу, здесь собрались исключительно проходимцы. На такую публику я и рассчитывал. Люблю поискать приключений на свою задницу, особенно за чужой счёт. Я – Айземанн, а кто остальные – мне плевать.

– Вы геолог? – удивился Клим.

– Что? Угу. Что-то вроде того. Все мы геологи, когда есть тяга поискать блестящий жёлудь в навозной куче.

Слева, заняв угол кузова и провокационно вытянув ноги, сидел появившийся в последний момент небритый тип в серой куртке моряка, со свежеоторванной свастикой на рукаве. Герман представил его как своего хорошего друга Удо. Однако герр Шмидт, лишь только завидев перед отъездом Удо и Клима, заявил, что в экспедицию их не возьмёт. Может взять одного лишь Германа. И места в машине мало, и доверяет он исключительно проверенным людям. Однако, после долгого спора и после того, как Герман заявил, что без них не поедет, Шмидту пришлось уступить. Хотя вот из всех именно Шмидта Клим, пожалуй, смог бы отнести к учёной братии. Интеллигентный лоб, глубокий, с хитрецой взгляд, из кармана жилетки торчат тёмные очки, на голове пробковый шлем – всё как полагается. Заняв место в кабине рядом с водителем Францем, Шмидт сразу дал понять, кто он для остальных. Ещё в кузове сидели трое помощников Шмидта: Ганс, Каспар и Пёшель. Молчаливые, с бегающими глазами, нервно реагирующие на любой посторонний звук. Стоило Климу обратиться к Герману, и они сразу напрягались, ловя каждое обронённое слово. В Каспаре Клим узнал типа с рынка, следившего за Фегелейном. Между Пёшелем и Гансом, зажатый с двух сторон, отрешённо уткнувшись в колени, сидел проводник Сальвадор. Этот был единственный, у кого не было оружия. Во всяком случае, напоказ.

Неожиданно «Джимми» остановился и начал неприятно пятиться задом. Скользнув по гладкой каменной плите, грузовик качнулся и замер.

– Всем вон! – выкрикнул, распахнув дверь кабины, Франц.

И только сейчас Клим заметил, что пампасы закончились, а вокруг из густых кустов потянулись редкие деревья. От подобия дороги не осталось и следа. Каменные глыбы щедрой россыпью преграждали путь «Джимми» на полпути к вершине холма. Так и не сумев вскарабкаться на вершину и сдвинуть стальным носом тяжёлый камень, грузовик, наклонившись, замер, напоследок взревев перегретым двигателем, затем так же внезапно замолчал. Стоя на подножке кабины, Франц прислушался к скрипу под колёсами и, успокоившись, выкрикнул высыпавшим из кузова пассажирам:

– Пронесло! Всем сюда – придётся толкать.

Однако Шмидт думал иначе.

– Приехали, – обернулся он к подножию холма, – дальше пешком. Машину оставим здесь.

Посмотрев по сторонам, Шмидт уточнил:

– Вон там! – указал он на густые кусты акации ниже каменной тропы. – Рубите ветки и спрячьте грузовик так, чтобы ни одна обезьяна не смогла его увидеть!

Клим бросил на Шмидта удивлённый взгляд. Он понял, что Шмидт вовсе не приматов имел в виду. Удивлял тон, так не вязавшийся с его внешностью.

– Ганс, Каспар, чего рты открыли, доставайте!

После этого его помощники сбросили с кузова мешок и размотали тёмно-зелёную камуфляжную сеть с узлами тряпичных листьев. Шмидт и дальше приказывал не терпящим возражения тоном фельдфебеля:

– Франц, заезжай задом, мимо ручья. Перелей канистры в бак, да проверь давление. Остальным осмотреть снаряжение и готовиться в путь.

Поднявшись на вершину холма, Шмидт придирчиво взглянул на исчезнувшую среди деревьев машину и остался доволен. Спускались по другую сторону вдоль камней, уже растянувшись в длинную цепочку. Первым шёл проводник, рядом с ним Шмидт, и, постоянно сверяясь с компасом, делал на карте пометки. Герман шагал замыкающим. Клим, заметив его в конце вереницы, постепенно отстал, чтобы оказаться рядом.

– Кто эти люди? – шепнул он, склонив голову и пряча лицо от шедшего впереди Пёшеля. – Герман, они не те, за кого себя выдают.

– Вот как? – усмехнулся Герман. – Какой ты догадливый. И что ты теперь сделаешь? Повернёшь обратно?

– Я думал, ты должен знать.

– Послушай, Вилли, главное, что должен знать ты, – так это то, что получишь всё, что я тебе обещал. Ты, кажется, хотел кого-то там отблагодарить? Так отблагодаришь с лихвой. Но я сейчас думаю не об этом. Вот скажи мне как один немец, оказавшийся на чужбине, другому такому же несчастному немцу, потерявшему родину: разве в жизни главное – богатство? Сейчас мы с тобой творим историю. Запомни – великая идея способна обесценить любое золото. А для меня идея куда ценнее богатств, за которыми мы идём.

– Какая идея, Герман?

– Например, возрождение нашей с тобой Германии, – остановился Фегелейн. – Или, по-твоему, это не стоит всех богатств мира?

– Германии? Ты говорил, мы с геологами идём искать серебряный рудник. Это был обман? Герман, ты меня обманул?

– Нет. Всего лишь не договорил. Тебя интересует серебро? Вот здесь я слукавил. Вилли, мы будем искать золото и бриллианты. А ещё мы идём возрождать Четвёртый рейх. Такая цель тебя вдохновляет?

– Рейх? – замер потрясённый Клим.

– Вижу, вдохновляет, – подталкивая вперёд, похлопал его по спине Фегелейн. – Прости, Вилли, что не сказал сразу. Уверен, ты бы ни секунды не сомневался, однако я решил рассказать тебе всё уже в пути. Так надёжней: у тебя не возникнет желания поделиться ещё с кем-нибудь своей радостью.

– Что ты ещё не договорил? – нахмурился Клим.

– Ещё? – неожиданно тоже потемнел лицом Герман. – Ещё то, что наша экспедиция будет далеко не лёгкой прогулкой. И рассчитывать нам придётся только друг на друга. А что нас ждёт впереди, рад бы тебе рассказать, но уж поверь на слово – вот тут точно не знаю. Обещаю только массу неприятных сюрпризов. Так что уж будь готов и не выпускай из рук оружия.

У Германа на плече висел немецкий карабин, и Климу он дал точно такой же.

Клим с уважением погладил Маузер-98 и уверенно заявил:

– Хотел бы я увидеть тех сумасшедших, которые осмелятся встать на пути десятка вооружённых до зубов мужчин.

В ответ Герман посмотрел на него, как смотрят на самоуверенного ребёнка, которому ненадолго дали подержать в руках настоящее охотничье ружьё.

– Запомни, Вилли, меня не пугают те, с кем нам предстоит столкнуться. Тут как в бою – важно не то, кто у тебя впереди, а кто рядом. А рядом… – Фегелейн бросил вперёд красноречивый взгляд. – Рядом сброд. Рассчитывать ты можешь только на меня и на Удо. От остальных жди ножа в спину. Ты уж прости, что и об этом я тоже не успел рассказать. Но сейчас мне очень нужны свои верные люди. А тебе теперь только и остаётся, что быть мне верным до конца. Иначе этот конец наступит раньше, чем ты можешь представить.

Фегелейн обратил внимание, что идущий впереди Пёшель начал отставать, пытаясь подслушать их разговор.

– Я тебе ещё кое-что расскажу, позже. А сейчас не лови ноздрями мух. Ты только что прошёл рядом с греющейся на солнце уруту и даже не заметил.

Клим отшатнулся от свисавшей на уровне головы ветки, но так и не смог разглядеть прятавшуюся в листьях змею.

– Шутка, – невозмутимо произнёс Фегелейн. – Но в следующий раз может оказаться правдой.

– Ты втянул меня в эту авантюру, даже не спросив, – зло бросил ему в спину Клим.

– Вилли, а не тебе ли нужны были деньги? Ты ведь у нас такой благодарный! Тебе хотелось сделать людям добро? Когда ты это заявил, я сразу понял, что имею дело с тем, кто мне нужен. И сейчас я даю тебе возможность заработать.

– Ты же знаешь, эти деньги я хотел не для себя.

– Да какая разница. Деньги – они и есть деньги, в каком бы виде или валюте они не были. А кому, для кого и как хотел потратить – это оставь для проповеди, когда решишь покаяться. И что бы я сам там ни говорил о великой идее, от золота тоже никогда не откажусь. Иначе я выставлю себя идиотом, а нашему новому рейху идиоты не нужны.

– Ты знаешь, куда мы идём?

– Он знает, – указал вдоль строя Фегелейн, имея в виду проводника. – Брат идёт по следу брата. Не уверен, что по своей воле, но Шмидт умеет заставить.

Неожиданно идущий впереди Шмидт остановился, резко вздёрнув вверх руку.

– Стой! Остановимся здесь!

Он поднял взгляд на тонкую красную нить исчезающего в темнеющих джунглях солнца, затем оглянулся в поисках открытого места.

– Всем сюда!

Не оглядываясь, он решительно сошёл с тропы в направлении заросшей травой небольшой лужайки, призывая остальных следовать за ним. Распугивая ударами приклада по редким стеблям мелкую живность, Шмидт прошёл поляну от края до края и остался доволен.

– Заночуем здесь, – подвёл он итог первого дня.

Клим сбросил тяжёлый рюкзак и обессиленно рухнул рядом. Механически передвигая в колонне ноги, он не замечал, как устал. Теперь же почувствовал, что его ботинки словно налились свинцом. Рядом повалился Удо. Он таинственно подмигнул и достал из-под куртки плоскую алюминиевую флягу.

– Мои запасы ещё с лодки. Хлебнём за знакомство? Мы же теперь с тобой в одной лодке? Герман сказал, что ты наш. Бери, мне для своих не жалко.

Поначалу Клим отмахнулся, но потом протянул руку. Удо довольно взглянул на его скривившееся после глотка лицо и произнёс:

– Мне Герман про тебя рассказывал. Ты из Страсбурга, а я из Бремена. Как оказался в Аргентине?

– Не хочу вспоминать, – отвернулся Клим.

– А мне есть что вспомнить, – ничуть не обидевшись, шепнул Удо. – Тебе Герман что-нибудь обо мне говорил?

– Нет.

– Ещё бы. Это тайна за семью…

Заметив, что к ним подошёл Фегелейн, Удо внезапно замолчал. Раскрыв рюкзак, он развернул спальный мешок и лёг сверху.

– Ночь будет холодная, – произнёс он, потрогав быстро остывающую землю, и протянул флягу Герману. – Мы с Вилли уже познакомились, давай и ты выпей с нами.

Не поморщившись, Фегелейн влил в себя несколько глотков спирта, затем недовольно заметил:

– Опять треплешься, как помело?

– Я? Нет! – возмутился Удо. – Герман, я был уверен, что ты ему уже всё рассказал.

– Ещё не время.

– Я должен знать что-то ещё? – поднял голову Клим.

– Должен… – задумчиво глядя мимо Клима, кивнул Фегелейн.

– Тогда я слушаю.

– Что? – наконец посмотрел на него Фегелейн. – Ещё узнаешь. Мы вот что – будем спать по очереди. Удо, ты дежуришь первым. Делай вид, что спишь, но пока я тебя не сменю, чтобы не сомкнул глаз.

– К вахте мне не привыкать, – легко согласился Удо. – По два часа? – посмотрел он на часы Фегелейна. – Ночью удобнее как раз по два часа. Если больше, можно не выдержать и уснуть.

Фегелейн не ответил. Не отрывая глаз, он наблюдал за расположившимся на противоположной стороне поляны Шмидтом. Кажется, у того возникла перепалка с Айземанном. Развернув содержимое рюкзака в стороне от остальных, Айземанн разводил костёр, и это очень не понравилось Шмидту.

– Никакого огня! – резко вскочил Шмидт и бросился на дым. – Никакой самодеятельности, и впредь ничего не делать без моей команды! Айземанн, я к тебе обращаюсь, немедленно затуши костёр!

– Затушить? – даже ухом не повёл Айземанн. – Зачем? Не знаю, кто как, а лично я привык, перед тем как консервы съесть, их разогреть. Жир должен быть расплавленным, иначе будет изжога. А я этого не люблю.

– Сейчас же погаси огонь! – зашипел, нависая над ним, Шмидт.

– Ещё я не люблю, когда мне наступают на ноги и брызжут слюной, – с угрозой в голосе произнёс Айземанн. – И ещё мне не понравится, когда поутру, проснувшись, я обнаружу полные штаны всяческих гадов. Мелких, но очень ядовитых гадов. Знаешь, Хоффман, они любят наше тепло, а когда ты пытаешься от них избавиться, то им это тоже не нравится, и, представляешь, они жалят.

Шмидт нервно оглянулся и, понизив голос, чтобы его услышал только Айземанн, произнёс:

– Запомни, штурмбаннфюрер, для тебя я, как и для всех остальных, – герр Шмидт. Командир нашей экспедиции. И никак иначе.

– Да неужели? – нагло ухмыльнулся Айземанн. – Послушай, мы оба знаем, кто мы, и кто нас сюда отправил. Верно, оберштурмбаннфюрер Хоффман? И ты знаешь, для чего я здесь. Уж никак не для того, чтобы таскать твой рюкзак. Так что успокойся и оставь свой пыл для твоих псов.

Фегелейн последних слов не услышал, но увидел, как Шмидт неожиданно сник.

«Браво, Айземанн! – Герман невольно восхитился бритым громилой. – Хоть кто-то осадил этого выскочку, возомнившего себя новоиспечённым искателем Трои профессором Шлиманом».

– Что там? – поднял голову Удо.

– Мы как отряд взбудораженных скорпионов, – довольно ответил Фегелейн, – ещё ничего не нашли, но уже готовы друг друга жалить.

«И это хорошо, что Айземанн, оказывается, не на побегушках у Шмидта, – сделал он маленькое открытие, направившись к разгорающемуся костру. – Если переманить его на свой берег… – Фегелейн на ходу обдумывал начало разговора, – то баланс сил сразу качнётся в мою сторону».

– Наш друг Айземанн прав! – выкрикнул он, широкими шагами переступая опасные островки густой травы. – Спальный мешок не защитит от пожелавшей погреться у вас на груди гадюки. Те, кто его придумал, оставили полным-полно лазеек для этих гадов. Отогнать их можно только жаром пламени.

Шмидт с Айземанном удивлённо обернулись в его сторону.

– Господа, я возьму у вас огня поджечь и наш костёр, – Фегелейн наклонился к тлеющей головешке.

– Или, может, господин Шмидт боится других змей?

– Прекратите паясничать, – тихо процедил сквозь зубы Шмидт. – Вы, Фегелейн, тоже знаете, за кем мы гонимся. Они заметят огонь и догадаются о погоне. А я не хочу, чтобы нам устроили засаду.

– Так всё дело в Тиллесене? – спросил Айземанн.

– И в Тиллесене тоже, – подтвердил Шмидт. – Мы оба наслышаны, чего он стоит.

– Да, я его хорошо знаю, – согласился Айземанн, – и потому совершенно спокоен. Сейчас Тиллесен уже далеко. Он умеет держать темп и заставит не отставать других. Даже увальня Бормана. А кстати, этот ваш проводник Сальвадор, куда он нас ведёт?

– Сал знает, куда ушёл его брат. Теперь ведёт и нас по его следам.

– Я заметил, что он на поводке у Каспара, – добавил Айземанн. – Не сбежит?

– Что-что, а выгуливать на цепи собаку Каспару доверить можно. Да и я уже нашего проводника подробно обо всём расспросил и представляю, что за местность мы ищем. Есть что-то похожее на карте в двух днях пути. Река, разливающаяся на широкой равнине с десятком водопадов. Из всех вариантов Борман выбрал именно это место. Проводник говорит, что там нас ждут непроходимые джунгли. И, кстати, брат нашего Сала тоже пошёл проводником не по своей воле.

– Смотри, чтобы он не начал изображать героя и, спасая брата, не завёл нас в болото.

Шмидт задумался, затем отрицательно качнул головой.

– Не станет. Я его предупредил, что знаю о них всё. И если что не так, то их повесят рядом на одном столбе. А если всё пройдёт по плану, то проводник сможет купить новый дом.

– Неужели заплатишь? – ухмыльнулся Айземанн.

– Нет, конечно, – пожал плечами Шмидт. – Он слишком много узнает. Таких убирают, не раздумывая. Уверен, что и Тиллесен поступит с его братом так же. Так что у них обоих дорога только в один конец.

Фегелейн понимающе кивнул и, подув на тлеющий уголёк, молча пошёл обратно. Он неожиданно осознал, что ему тоже уготована участь проводника. Если ещё оставались какие-то сомнения, то сейчас они развеялись окончательно. Он уже сейчас знает достаточно, чтобы Шмидт вынес ему приговор. Как же он его недооценивал! Когда, впервые встретившись, Фегелейн рассказал приближённому к местной власти немцу Шмидту о Гитлере, то понадеялся, что в его лице встретил ещё одного приверженца их с фюрером идеи о Четвёртом рейхе. Шмидт выслушал с пониманием, напоказ обрадовался и обещал во всём помогать. Но сейчас Фегелейн понял, что Шмидту интересно лишь золото Бормана, а на новый рейх и Гитлера плевать он хотел с высокой башни. Впрочем, как и многие обосновавшиеся здесь немцы. Напрочь погрязшие в меркантильных желаниях, касающихся собственной шкуры, и поразительно быстро забывающие Германию. Но, в отличие от стремящихся побыстрей забыть Родину безразличных соотечественников, Шмидт выжмет из возникшей ситуации максимум. Он не станет делиться ни золотом, ни даже информацией о нём. Герр Шмидт зачистит следы, как зачищают отпечатки пальцев опытные шпионы.

Возвращаясь в мрачной задумчивости, Фегелейн собрал по пути сухой хворост и, бросив его между Климом и Удо, швырнул следом уголёк.

– Вилли, – начал он таинственным, наполненным тоской голосом. – Ты должен запомнить одну истину.

Фегелейн оглянулся на вспыхнувшие по разным краям поляны костры и обратил внимание, что дистанция между ними как ничто свидетельствует, какая между собравшимися в одну группу людьми пропасть. И если несколько часов назад он предупреждал Вилли об ожидании ножа в спину, скорее в виде аллегории, то сейчас оценивал это как вполне вероятный факт.