Текст книги "Ломаный сентаво. Аргентинец"

– Что, опять не смешно? – возмутился Удо.

И вдруг улыбка сбежала с его лица.

– Герман! – выкрикнул он в спину Фегелейну. – Я раскусил нашего малыша Вилли! Он не немец.

– А кто? – откликнулся Фегелейн.

На мгновение Удо задумался.

– Австриец! Эти никогда не понимали нашего юмора.

– Тихо! – неожиданно остановился Фегелейн.

Он бросил под ноги рюкзак и потянул со спины карабин. Медленно, чтобы не издавать металлического лязга, Герман отработал назад-вперёд затвором и, всматриваясь сквозь ветки, встал на одно колено.

– Что такое? – одними губами спросил Удо.

– Тихо, – повторил Фегелейн, кивнув вперёд. – Там что-то заметили.

Клим прислушался, но вокруг лишь трещали насекомые. Вдруг из листьев послышался хриплый шёпот Айземанна:

– Всем ко мне.

Он стоял, прижавшись к дереву, и медленно водил стволом автомата вдоль ещё недавно проломанной тропы. Рядом, прижав к груди тяжёлый «парабеллум», прятался в кустах Пёшель. В мгновение оценив, откуда исходит опасность, Фегелейн присел рядом и прицелился в заросли. Клим и себе нашёл подходящее дерево и, готовый ко всему, встал за ним боком. Так они простояли несколько минут. Наконец, первым не выдержал Фегелейн.

– Что происходит, чёрт возьми? – спросил он тихо, ни к кому не обращаясь.

В ответ Айземанн протянул ему блестящую автоматную гильзу.

«Наша», – лёгким кивком согласился Фегелейн и снова взял на прицел джунгли. Напряжение повисло в наэлектризованным воздухе. Тресни ветка, и на неё тут же обрушится град синца. Так прошли ещё несколько томительных минут. Клим сжал в руках карабин, выбрав пальцем свободный ход курка. Мелькни впереди тень, и он, не раздумывая, выстрелит. Однако шло время, а он лишь слышал над ухом треск невидимого насекомого. Клим осторожно приподнял лист и обнаружил гигантского чёрного жука. Медленно выдохнув, он вернул лист обратно. Наконец, Айземанн встал и, жестами показав остальным, куда направить стволы, крадучись, пошёл вперёд. Он ненадолго исчез, затем из кустов появилась его рука и призывно взмахнула, приказывая подойти. Первым подкрался Фегелейн, и Айземанн показал ему на ствол пальмы с обрубленной веткой. Рядом чернела засохшим соком глубокая выемка.

– Пуля, – прокомментировал собственный жест Айземанн.

– Там тоже, – указал на соседнее дерево Фегелейн. – И там, дальше.

– Здесь был бой.

– Кого с кем?

– С одной стороны, наверняка, были немцы. Гильзы от нашего оружия, – прошептал Айземанн. – А вот в кого они стреляли, пока не пойму.

Постепенно к ним подошли остальные.

– Что-то выяснил? – спросил Шмидт.

– Хорошие новости, – ответил Айземанн. – Похоже, что Борман действительно был здесь. Но не один.

– А кто ещё?

– Хотел бы я знать.

– Здесь повсюду гильзы, – обвёл жестом круг Фегелейн.

– Повсюду, – согласился Айземанн. – И палили во все стороны.

– Кто-то ещё преследует Бормана? – не унимался Шмидт. – У нас появились конкуренты?

Неожиданно Шмидт повёл носом и спросил то, что и так у всех крутилось на языке:

– Чем воняет?

– Падалью, – произнёс Айземанн, оглядываясь в поисках источника запаха. – Так воняет разлагающийся труп.

Он обвёл всех снисходительным взглядом и неожиданно улыбнулся:

– Выдохните, уже можно расслабиться. Здесь никого нет. А вот труп придётся найти. Всем растянуться в шеренгу на три шага друг от друга, и прочешем этот загородный сад от края до края.

– Может, это воняет сдохшая антилопа или свинья, – недовольно проворчал Шмидт. – Зачем нам её искать?

– Может, и свинья, а может, и кто-то другой.

– Взгляни туда, – указал вперёд Фегелейн на расчищенное от веток пятно с выкорчеванной опалённой травой.

– Граната, – даже не посмотрел в ту сторону Айземанн. – Я уже видел. И дураку понятно, что здесь держали оборону, осталось выяснить – от кого?

Клим оказался на правом фланге вытянувшейся цепи, рядом с водителем Францем. Франц вымученно улыбался, напоказ бодрился, но Клим заметил, что он исподволь пытается пропустить его вперёд. Останавливается перед каждой обломанной веткой или сучком и подолгу изучает, ковыряя в коре ногтем. Но как ни изворачивался Франц, найти труп выпало на его долю. Клим первым увидел впереди гору сваленных веток, словно кто-то собирался разжечь гигантский костёр. Он обошёл её по кругу, решив, что рухнула сломанная ветром вершина дерева. Тем более, что в этом месте сверху падали, разрезая зелёный сумрак, солнечные лучи. Уже много часов солнечный свет был редким явлением. Франц должен был обойти кучу веток с другой стороны, но снова остановился, дожидаясь, когда первым это сделает Клим. Клим презрительно хмыкнул, заметив, с каким вниманием водитель принялся изучать узоры на широких свернувшихся листьях. Франц поднял одну ветку, вторую, а затем его глаза вылезли из орбит и, закрывая нос от ударившего в лицо зловония, он отпрыгнул, беззвучно разевая рот. Затем его прорвало:

– Эй! Сюда! Все сюда! О Господи!

Договорить ему не дали подкатившие к горлу спазмы. Из сплетения веток к водителю тянулась, растопырив пальцы, будто собираясь схватить за ногу, синяя распухшая рука. Подошедший Айземанн хладнокровно разбросал кучу, открыв тело, одетое в серый комбинезон, целиком. На ногах трупа были сапоги с подошвами, подбитыми шестигранными шляпками. Этого ему оказалось достаточно.

– Кто-нибудь его знает? Это немец.

Айземанн отошёл, предоставляя возможность посмотреть другим. Задержав дыхание, подошёл Шмидт и, заглянув в свинцово-чёрное лицо, отрицательно качнул головой и поспешил отойти. Затем подошли Пёшель с Каспаром и моряк Удо с Фегелейном. Никто убитого раньше не видел. И снова отличился водитель Франц. Он сумел справиться с приступами взбунтовавшегося желудка и, взглянув издалека, уверенно сказал:

– Я его видел. В нашем гараже. Имя не помню, но знаю точно – он всегда крутился рядом с Борманом. Может, охранник, а может, как и я – водитель.

– Значит, Борман, – довольно кивнул Айземанн. – Наконец-то хоть что-то определённое. Мы на верном пути.

– Но кто его убил? – спросил Шмидт. – И когда он успел так…

Шмидт хотел сказать: «распухнуть», но, задохнувшись, замолчал. Айземанн его понял.

– Жара и влажность, – объяснил он и принялся отбрасывать оставшиеся ветки. – Разложение происходит ураганно. Помогите.

Присев на корточки рядом с телом, Айземанн принялся его изучать. Одежда во многих местах была порвана, и он расширял лезвием мачете каждую дыру, пытаясь определить, что её проделало. Наконец, это ему надоело, и он с треском срезал все пуговицы, обнажив распухшую грудь. Теперь он увидел то, что хотел.

– Взгляни, – поманил он Шмидта. – Ты же у нас полиция. Что скажешь?

Айземанн кончиком лезвия потрогал торчавшую из груди белую кость.

– Ребро? – через силу склонился Шмидт.

Не моргнув глазом, вдавив лезвие в грудь так, что зашипел вырвавшийся газ, Айземанн поддел кость изнутри и достал вместе с куском плоти.

– А если так? Что напоминает?

– Нет, это не ребро, – присмотрелся Шмидт. – Похоже на фрагмент кости крупной рыбы.

– Это наконечник, – произнёс, заглянув через его голову, Фегелейн. – Обломанный костяной наконечник. И судя по всему, в нём он не один.

– Верно, – согласился Айземанн. – Его нашпиговали, как рождественского гуся. Хотя бедняга испустил дух уже после первого удара. Вот этот удар, – словно патологоанатом скальпелем, Айземанн ткнул мачете в правую руку убитого, сжимающую такой же торчавший под горлом белый обломок кости. – Ещё живой, он пытался выдернуть обломок, но не смог – из-за загнутых зубьев. Осталось только найти, кто это сделал. Не верю, чтобы люди Тиллесена не настреляли с десяток этих любителей рыбных костей.

Айземанн встал и, бросив через плечо: «Ждите здесь!», – исчез среди зарослей. Хотя никто и не думал идти за ним следом. Шмидт потянулся к веткам, чтобы снова накрыть тело, но его остановил Фегелейн.

– Что это? – указал он на глубокий надрез от уха к подбородку. – Крови нет, резали труп.

– Пытались отрезать голову? – предположил Шмидт.

– Тогда бы резали шею.

– Ему хотели срезать лицо, – неожиданно напомнил о себе Сальвадор.

Всё это время проводник безучастно наблюдал за происходящим, не проронив ни слова, и о нём словно забыли.

Все разом, как по команде, обернулись в его сторону.

– Что ты сказал?

– Духи сельвы срезают лица. Мы зашли на их земли.

Фегелейн переглянулся со Шмидтом и спросил:

– Ты что-нибудь об этом знаешь?

– Ничего.

– Тогда почему решил, что это духи?

Проводник молчал.

– Сал! – вмешался Шмидт.

Как случалось и раньше, когда надо было вытянуть из арестованного нужную информацию, Шмидт начал говорить елейно-ласковым голоском.

– Сал, что ты от нас скрываешь? Говори, если знаешь. Кто его убил?

– Духи.

– Ну вот, опять заладил. Ты же и сам в это не веришь. Духов не бывает.

– Ваших, может, и не бывает, а духи сельвы были всегда. Кто хоть однажды побывал в сельве, тот не сомневается никогда.

– Пусть будет так, – примирительно кивнул Шмидт. Он вдруг почувствовал себя в полицейском участке и привычно начал выстраивать в уме линию допроса. – Никто же не говорит, что тебе не верит. Давай уточним детали.

– Детали! – фыркнул проводник. – Да вы даже не представляете, куда сунулись! Что вы знаете о сельве?! Что вы о ней можете знать, самоуверенные гринго?

– Вот ты нам и расскажи, – улыбнулся Шмидт тому, что так легко смог вывести проводника из себя.

– Представь, что мы глупые дети, а ты наш учитель. Начни с сельвы, раз уж так она тебе нравится, а потом дойди то того, кто его убил, – Шмидт небрежным движением носка ботинка указал на труп. – Давай, Сал, мы тебя слушаем.

– Сельва – прекрасная дева с поцелуем змеи, – начал проводник.

– Я так и знал! Конечно, змеи! – не удержался от колкости Шмидт. – Да ты продолжай, продолжай.

– Много не расскажу, но знаю точно, что тот, кто побывал в сельве и остался живым, навсегда запомнит два дня: первый и последний. В первый день, когда впервые видишь сельву, ты слепнешь от её могущества, волшебства и красоты. Ты думаешь, что попал в рай. Но существует последний день. Если тебе повезло до него дожить, и ты не сошёл с ума, то благодаришь Господа, что бежал из этого зелёного ада.

– Всё это красиво, – устало кивнул Шмидт. – Но кто его убил?

– Духи.

Все слышали пробиравшегося зарослями Айземанна, но не удержались от нервного вздрагивания, когда тот появился среди кустов.

– Что он говорит? – услыхав последние слова проводника, спросил Айземанн.

– Здесь промышляют духи, – хмыкнул Шмидт.

– Духи сельвы.

– Для духов они слишком много наследили. А ещё брызжут кровью и мозгами. Хотя и хорошо прячутся, если сумели застать Тиллесена врасплох.

– Туземцы, – уверенно произнёс Фегелейн. – Так я и думал.

– Дикие туземцы, – согласился Айземанн. – Отряд Бормана шёл оттуда, – он махнул рукой туда, откуда появились они сами. – Здесь их уже ждали. Первым шёл он, – Айземанн указал на лежавшее рядом тело. – Первым и получил. Эти одичавшие духи швыряют копья с обламывающимися наконечниками. Мне попались отломанные бамбуковые древка. Хотя и немного. Они их собирают, чтобы привязать новые кости. Но вот что удивительно: я видел много крови, но ни одного тела. Их тоже забрали. Хотя этого не тронули.

– Пытались срезать лицо, – напомнил Шмидт.

– У каждого свои привычки, – невозмутимо пожал плечами Айземанн. – Иногда дурные. Больше здесь делать нечего. Уходим!

Будто сжалившись и дав им небольшую передышку, джунгли внезапно расступились, и впереди показалась река. Текла она неторопливо, представляя собой разлившуюся пойму из нескольких сливающихся в единое целое небольших ручьёв и речушек с крохотными, заросшими кустами островками. Выбравшись из сумрака на солнце, Клим невольно закрыл глаза. Откуда-то издалека доносился гул. Монотонный гул, словно гудел потревоженный улей. Все его слышали, но никто не рискнул предположить причину. И только когда они прошли вдоль берега ещё час, и гул стал похож на рёв самолёта, стала понятна его причина. Река медленно, неспешно, без волн и ряби, течёт через сельву, и ничто не предвещает, что скоро этой воде придётся низвергнуться вниз, упасть и разбиться в пыль, струи, потоки, взлететь вверх облаками брызг и водяным туманом. Клим смотрел вниз на ревущий водопад с замиранием сердца. Где-то далеко внизу, без конца и края, простирался зелёный океан. Они стояли на гигантском обрывающемся плато, словно на краю гигантской чаши, краёв которой не было видно. Недалеко срывался ещё один водопад, за ним другой. Десятки спокойных тихих рек находили здесь свой конец, срываясь в преисподнюю, чтобы внизу снова раствориться в бескрайних зелёных джунглях.

Перекрикивая рёв водопада, Айземанн попытался заглянуть за край плато.

– Придётся спускаться! Где-то должен быть путь!

Он стоял на самом краю пропасти, рядом с падавшим со стометровой высоты потоком, и, борясь с поднимавшимся снизу ветром, водил биноклем вдоль отвесной скалы.

– Где-то же они спустились?

Рядом с ним стояли Каспар с проводником, за ними, не рискнув подойти к краю, – Шмидт с водителем. Чуть дальше, вдоль обрыва, наслаждались открывшимся чудом Фегелейн, моряк Удо и Клим. За рёвом водопада никто друг друга не слышал, но каждый жестами пытался выразить свои чувства. А чувство у всех было одно – потрясение. Все натянуто улыбались, подставляли ветру лица и, закрываясь от солнца, смотрели вниз. В нахлынувшей эйфории никто не понял, отчего вдруг у Каспара из плеча взлетел кровавый фонтан. Разлетевшись на ветру в мелкие брызги, фонтан красным облаком осел на лице проводника, превратив его в маску с тысячей веснушек. Каспар удивлённо, всё ещё продолжая улыбаться, взглянул на свою руку и начал оседать. Первым опомнился Айземанн. Сбив проводника с ног, он рухнул рядом и, пытаясь перекричать водопад, срывая голос завопил:

– Ложись!

Клим рухнул в траву и пополз прочь от края. Он успел удивиться, почему не услышал выстрела, но тут же понял, что за оглушительным рёвом водопада не услышал бы и орудийный залп.

Глава пятая

Айземанн отполз от края на десяток шагов, затем вскочил и, пригнувшись, вернулся за извивающимся Каспаром. Матерясь, Каспар пытался закрыть рану в плече, но кровь пробивалась сквозь пальцы и мгновенно пропитала рукав сверху донизу. Схватив за шиворот, Айземанн вместе с согнувшимся рядом проводником поволокли его от края пропасти. Каспар пытался встать, но Айземанн продолжать тащить, пока они не оказались в зарослях орхидей на достаточном расстоянии от края обрыва. Распахнув окровавленную куртку и с силой отдёрнув руку сопротивляющегося Каспара, Айземанн склонился над раной, затем заглянул ему за спину.

– Что случилось? – подбежал, пригибаясь, Шмидт.

– Его подстрелили! – перекрикивая гул водопада, ответил Айземанн. – Они уже внизу, а мы подставились как в тире! Теперь Борман о нас знает. Узнаю руку Тиллесена. Я бы устроил засаду где-нибудь у переправы, но он всегда торопится и предпочёл примитивно отпугнуть.

– Зачем ему стрелять в Каспара?

– Он стрелял не в него. Твоему Каспару не повезло, что вдоль обрыва сильный ветер, да и расстояние большое.

– Тогда в кого? В тебя?

– Не думаю. Мы друг друга уважаем, и, дабы не умалять вкус победы, Тиллесен предпочёл бы покончить со мной лицом к лицу.

Айземанн посмотрел на каменную глыбу, на краю которой они недавно стояли, и попытался вспомнить расположение каждого.

– В него! – он уверено указал на Сальвадора. – Тиллесен хотел убрать проводника, но промахнулся. А вот твой Каспар теперь превратился в обузу.

– Эй, я в порядке! – догадавшись, куда клонит Айземанн, попытался вскочить на ноги Каспар. – Я же вижу, у меня всего лишь лёгкое ранение. Уж в этом-то я разбираюсь, это не рана, а царапина!

– У тебя в плече пуля.

– Ерунда! У меня уже есть одно ранение. Я неделю носил в бедре осколок – и ничего, выжил! И вообще, кто ты такой, чтобы за всех решать? Ублюдок, живо отойди от меня! Герр Шмидт, вы же не дадите этому головорезу меня убить?

– Успокойся, никто не собирается тебя убивать, – вступился Шмидт. – Айземанн хотел сказать, что теперь тебе будет нелегко. Но Пёшель перевяжет рану, и ты будешь в порядке.

– Да-да, Пёшель может! – закивал, успокаиваясь, Каспар. – У него умелые руки. Я видел, как он перевязывал полицейского пса! А мне уже даже не больно. Плечо онемело, но не болит.

– Дело ваше, – встал Айземанн. – Но если будешь нас тормозить, я заставлю Шмидта пристрелить тебя собственноручно! – Айземанн взглянул на клонящееся к горизонту солнце и снова сел. – Надо успеть спуститься вниз до захода.

Он растянулся на покрытых мхом камнях и, подложив под голову рюкзак, достал пакет с галетами.

– Пусть Пёшель занимается раной, остальным отдых, но недолгий, у нас осталось не больше часа.

– Почему мы не можем заночевать здесь? – спросил Шмидт.

– Бывает, что даже я совершаю ошибки, – удручённо произнёс Айземанн. – До сих пор не пойму, как я мог так глупо подставиться? Словно залюбовавшийся на рельсах яркой вывеской сопливый мальчишка, не заметивший несущийся поезд. Так мне Тиллесена не взять. Одна ошибка, конечно, плохо, но две подряд я не допущу, потому что это уже будет катастрофа. Запомни, оберштурмбаннфюрер, если хочешь выжить, главное правило: всегда торопись покинуть место, на котором тебя заметили.

– Я же говорил! – зашипел сквозь зубы Шмидт.

– Не называй моё звание!

– Остынь, не такая уж это и тайна. А по поводу Каспара, я говорю серьёзно – уже завтра утром нам придётся его тащить на себе.

– Каспар мой самый надёжный помощник! Да и не такая у него тяжёлая рана, чтобы он не мог идти. И потом, кому жить, а кому нет, здесь решаю я! Или ты уже забыл, что говорил Мюллер? Последнее слово остаётся за мной.

– Ну-ну… – многозначительно произнёс, поднимаясь, Айземанн.

Глотнув из фляги дорогого коньяка, Айземанн посмотрел на Шмидта сверху вниз и сделал вид, что не заметил, как Шмидт протянул к фляге руку. Сделав ещё один долгий глоток, Айземанн вытер рукавом рот и, прищурившись, махнул флягой вдоль обрыва.

– Пройти они могли только здесь. Если Тиллесен сумел спуститься с гружёными мулами, то нам это тем более не составит труда.

– Почему ты всё время упоминаешь Тиллесена? – спросил Шмидт. – Прежде всего мы преследуем Бормана.

– Бормана? – хмыкнул Айземанн. – Твой разжиревший боров Борман – всего лишь пассажир, которого тянет на своём горбу Тиллесен. Не удивлюсь, если для него выделили отдельного мула. Бестолковый, болтающийся на ногах балласт. В этом вы с Борманом похожи.

– А вы с Тиллесеном, значит, наши спасители?

– То, что Борман сумел забраться в эти дебри, – заслуга исключительно Тиллесена, а то, что мы сумели его нагнать, – заслуга моя. Не будь нас, вы бы всё ещё слонялись в банановой роще.

Не сумев ничего возразить в ответ, Шмидт поднялся, бросив в спину Айземанну злобный взгляд. Будто прочитав его мысли, Айземанн, не оборачиваясь, произнёс:

– Самое обидное, когда не можешь сделать то, чего сильно хочется. Ты бы с удовольствием разрядил мне в спину обойму, но это равносильно подписанному самому себе приговору. Эй, доходяги! – теперь Айземанн обращался к отдыхавшей на поляне группе. – Всем искать спуск! Кто найдёт его первым, того освобожу от дежурства этой ночью. В нашем случае полноценный сон лучше бутылки шнапса.

– Сомнительная привилегия, – проворчал Ганс, глядя, как Пёшель безрезультатно пытается остановить кровь Каспару. – Уж я-то точно не смогу уснуть.

Награда не нашла героя, потому что не прошли они и две сотни шагов, как им всем одновременно открылась спускавшаяся вдоль склона тропа. Дабы не потерять гружённых золотом мулов, люди Бормана расчистили путь от камней и вырубили всё, что хоть как-то могло усложнить спуск. Не тропа, а ландштрассе. Однако, стоило спуститься к подножию, как она закончилась так же внезапно, как и началась, резко воткнувшись в стену из гигантских деревьев. Росли они так тесно, что их вершины переплелись в непроницаемый свод, и внезапно стало темно. Все замерли, не в силах заставить себя ступить в этот мрак. Стволы деревьев опутали сетью узловатые щупальца лиан. Нигде ни пучка травы, всюду мох и лишайник. В этом буйстве чудовищных деревьев-исполинов люди почувствовали себя тщедушными карликами. Всё вокруг теснится и лезет друг на друга в борьбе за свет. Переплетается, перекручивается, завязывается в узлы, образуя непролазную чащу. Вокруг господствует тёмно-зелёный сумрак. Не видно ни заката, ни самого солнца. Ветра нет, даже лёгкого дуновения. Воздух неподвижен и пропитан невероятной сыростью. Даже восковые листья деревьев покрылись крупными каплями влаги. Повсюду воняет гнилью и плесенью. И невероятная жара!

Общее впечатление выразил Фегелейн:

– Если раньше были джунгли, то что тогда это?

– Сверху я видел речушку, – ответил Айземанн. – Будем пробиваться к ней.

– Когда сюда пришли конкистадоры, – неожиданно блеснул знаниями Сальвадор, – то даже они, равнодушные к боли, радостям и страхам человеческим, повернули обратно. Сейчас мы стоим на пороге черты невозврата. Но ещё есть время повернуть обратно.

– Хватит болтать! – оборвал его Айземанн. – Впереди нас ждут ящики с золотом! И ты хочешь, чтобы я повернул вспять, когда уже виден его блеск? Где-то рядом река, там и заночуем.

– Это золото партии, – вяло напомнил Фегелейн.

– А я её преданный член! – расхохотался Айземанн. – Всегда вовремя платил взносы и теперь имею право на свою долю от пирога.

Он отмахнулся мачете от тучи вившихся над головой стрекоз и принялся рубить лианы. Под его мощными ударами трухлявые стволы превращались в пыль, и оттуда разлетались полчища насекомых. Сверху, из потревоженных веток, дождём посыпались пиявки, жуки, личинки, улитки. Клим увидел, как одна такая улитка упала на открытую шею Удо. Тот на мгновение замер, затем, вскрикнув, принялся пританцовывать, тряся головой и запустив под воротник пальцы. Наконец ему удалось вытащить улитку, но на шее уже успел остаться ярко-алый след её присутствия.

Когда начали сгущаться сумерки, они вышли к небольшой реке. Дышать здесь стало свободнее. Пробив брешь в чудовищном нагромождении живых и сгнивших деревьев, на удивление чистая река несла прохладу и свежесть. Клим стоял на каменистом берегу и видел, как в воде резвилась большая стая рыб с красными животами, размером со средних карасей, которых вёдрами приносил с рыбалки в детдом Данил Иванович. Действовали они как чётко работающий отлаженный механизм. Ни одна не выбивалась из резво накручивающего круги строя. К нему подошёл Айземанн и тоже заметил метавшийся косяк.

– Удивительная дисциплина, – произнёс он задумчиво.

– Да, – согласился Клим.

– Будь мы так же организованны, то никогда бы не проиграли войну, – сделал неожиданный вывод Айземанн.

Клим посмотрел на его мощные скулы, покрывшиеся серой щетиной, и, ничего не ответив, пошёл к разбивавшей лагерь группе. В отсутствии Айземанна снова почувствовав себя при власти, Шмидт зычно раздавал команды, что и кому делать. Определив центр будущей стоянки, он отмерил радиус в десять шагов и приказал вырубить всё до уровня стелющегося по земле мха.

– Чтоб ни одна тварь не пробралась незамеченной!

Когда работа была в разгаре, вернулся Айземанн. Он скептическим взглядом окинул бурную борьбу с местной флорой и, перекинув автомат на грудь, поднял рюкзак.

– Собирайтесь. Заночуем на том берегу.

– Эй! – возмутился Шмидт. – Я уже наметил ночёвку здесь!

– Как хочешь. Но на той стороне я видел стоянку Бормана. Я думал, тебе это будет интересно.

– Бормана? Хорошо, – тут же согласился Шмидт. – Всем перебираться на тот берег!

В отличие от переправы через мутное болото, переправа через прозрачную реку вначале показалась вполне безобидным делом. Клим смело вошёл в приятную, спокойную воду, почувствовав, как измученное тело встрепенулось от поднявшейся на уровень груди прохлады. Первым шёл Айземанн, за ним едва поспевал Шмидт. Его невысокий рост сыграл с ним злую шутку. Середину реки Шмидт прошёл, высоко задрав голову и хватая воздух, как задыхающаяся рыба. По твёрдому, усеянному принесёнными водопадом камнями дну идти было легко, и казалось, ничто не предвещает беды. Айземанн уже вышел на берег и, сняв сапоги, выливал из них воду. Шмидт устало сел рядом. Впереди Клима шёл Франц, до берега уже оставалось не более пяти метров, и вода едва доходила им обоим до пояса, как вдруг Клим услышал душераздирающий крик. Так и продолжавшие идти в связке проводник с Каспаром неожиданно исчезли под водой, затем показалась голова Сальвадора – бедняга кричал и неистово бил по воде руками. Позади него на поверхности воды растянулся бурый кровавый шлейф. Живым Каспара Клим больше так и не увидел. Там, где он исчез, бурлили алые пузыри. Продолжая кричать и изо всех сил отталкиваясь ногами от дна реки, проводник приближался к берегу. Получалось у него это медленно, будто кто-то хватал под водой за ноги. Когда из воды показался его ремень с пряжкой в виде бычьей головы, все уже вскочили на ноги и наблюдали за ним с берега. Одна рука Сальвадора тянулась вперёд, словно ища помощи, другая, неестественно вывернутая назад, волочила тормозившую движение тяжесть. Наконец он выбрался на сушу и тут же обессиленно рухнул. Так и не сумев избавиться от привязанной к руке верёвки, проводник вытащил на берег то, что осталось от Каспара. Тело его имело вид освежёванной туши. Туши, на которой не осталось ни дюйма кожи. Клим почувствовал, как от ужаса у него потемнело в глазах. Никто не мог произнести хотя бы слово, и все в глубоком ступоре смотрели на окровавленное тело, лишь отдалённо напоминающее человеческий силуэт. И только невозмутимый Айземанн, переступив через проводника, срезал с его руки верёвку и, взявшись за неё, потащил тело обратно в реку. Стоило тому, что осталось от Каспара, исчезнуть под водой, как над ним снова закипели пузыри. В бешеной пляске рыбы выпрыгивали из реки, сверкая серебряными плавниками, их тупые морды разевали пасти и вырывали из тела куски мяса, заставляя его вращаться, словно на вертеле, то погружаясь, то всплывая на поверхность. Постепенно всё стихало. Из воды теперь лишь изредка показывались обглоданные кости. Ещё через пару минут всё замерло. И только уплывающее по течению кровавое пятно напоминало о жуткой трагедии. Ещё не насытившиеся рыбы погнались за ним в поисках оставшегося куска плоти, но искать уже было нечего.

Не отрывая взгляда от их жутковатого танца, Шмидт задумчиво произнёс:

– А ведь ты всё знал.

Его аналитический ум прожжённой ищейки легко сложил разрозненные фрагменты в единую картину. Он обернулся к Айземанну и повторил:

– Ты знал, что так будет.

– Откуда? – хмыкнул Айземанн. – Я рыбами не командую.

– Тогда где стоянка Бормана? – обвёл взглядом окружающие деревья Шмидт. – Ты сказал, что нужно перейти реку, потому что на этом берегу ты видел стоянку Бормана?

– Значит, мне показалось.

– Нет, не показалось. Ты, сволочь, осознанно рисковал нами. Я шёл сквозь эту бешеную стаю и сейчас мог оказаться там же, где и Каспар! – покраснев и тяжело дыша, Шмидт схватил Айземанна за лацкан куртки. – В их утробе!

– Никому ничего не угрожало, – ухмыляясь, Айземанн двумя пальцами снял руку Шмидта с груди и покровительственно похлопал по плечу. – Его рана сочилась кровью, а здесь это приговор. Послушай меня, кабинетный умник: запах крови в джунглях разносится далеко. И он привлечёт таких тварей, по сравнению с которыми пираньи покажутся назойливыми мухами. Нам на глаза ещё не попался ни один ягуар, но я уверен, что их здесь хватает, и они давно за нами наблюдают. Сейчас нас много, и это заставляет их осторожничать, но, учуяв запах крови, ягуары сойдут с ума. Твой Каспар был замедленной бомбой. И потом, я избавил его от мучений. Для него всё произошло мгновенно. А не случись этого, его рана превратилась бы для него в страшную пытку. Здесь ничего не заживает. Уже завтра в ней отложили бы яйца сотни мух, поселились клещи, да ещё чёрт знает какие личинки и черви. Он бы гнил заживо, терзая нас и себя, и в конце концов мы бы всё равно его потеряли. Да, Бормана здесь не было. Гружённым мулам эту реку не перейти. Тиллесен повёл их по тому берегу, я же поведу вас по этому. Тиллесен – мастер на всяческие неприятные сюрпризы. Я думаю, никто не хочет наткнуться на его засаду или упасть в яму с кольями? Никто? Тогда давайте готовиться к ночлегу.

Айземанн развернул спальный мешок и, примерившись, перекинул через ветку гигантской сейбу верёвку.

– И ещё: если кто не хочет кормить огненных муравьёв, – прокомментировал он свой точный бросок, – делай как я.

Спорить с ним никто не стал, и каждый начал выбирать собственную ветку.

– И много у тебя ещё таких советов для тех, «кто не хочет»? – спросил Фегелейн.

– Много. Опыт есть.

– Откуда?

Подвесив горизонтально, наподобие гамака, спальный мешок, Айземанн раздумывал, стоит ли дать понять Фегелейну, что знает о нём многое. Затем, хитро прищурившись, произнёс:

– Когда ты ещё развлекал анекдотами нашего первого волка, я уже год как рыл здесь для него нору. Для него и для многих других из нашего элитного волчатника. Запомни, Герман, здешние сады сильно отличаются от белорусского парка, что видел ты. Масштаб другой, да и аппетиты тоже. Учти это, если вдруг решишь, что сможешь справиться без меня.

Видя, что Фегелейн молчит и ничем не показывает, что повержен и признал его превосходство, Айземанн добавил:

– И прекрати наконец повторять глупую мантру о «золоте партии». Только полный дурак не видит, что никакого Четвёртого рейха не будет. Некому его создавать! Созидатели выдохлись. Третий рейх мне был по душе, и я тоже верил, что он будет стоять вечно. Но оказалось, что нет ничего вечного. Однако заслуга нашего рейха в том, что, рухнув, он оставил нам богатое наследство. И я, как и ты, имеем право на свою долю. Или ты собираешься быть вечно на побегушках у сдувшегося и превратившегося в облезлую побитую дворнягу волка? Мир перевернулся, и чтобы он нас принял, нужно вертеться вместе с ним. Я здесь за своей долей, и никакие идеи меня больше не вдохновляют. Словам я предпочитаю звон золота.

– Во сколько же ты оцениваешь свои услуги? – спросил Фегелейн.

– А сколько унесу! – весело ответил Айземанн.

Забравшись в подвешенный спальный мешок, Клим прислушивался к их разговору, делая вид, что обессилел и мгновенно уснул. Притворяться было не сложно, оттого что веки действительно налились свинцом. «Пауки! – подумал он, борясь со сном. – Не заслуживающие жизни пауки». Однако «пауки» неожиданно замолчали, и Клим решил, что наконец может сдаться в неравной борьбе со сном. Располагаясь на деревьях, все негромко переговаривались, затем неожиданно разом смолкли. И уже не понимая, то ли наяву, то ли во сне, Клим услышал далёкий выстрел. Затем прозвучал ещё один, более отчётливо. Он открыл глаза и увидел, что все неожиданно начали вываливаться из своих коконов, и, падая, тут же прятались за стволами деревьев. Схватив привязанный к мешку карабин, он рывком распахнул шнуровку и рухнул рядом с Айземанном, вжавшись между торчавших из земли корней.