Текст книги "Аквасфера"

Петр Заспа
Аквасфера

Хочешь выжить – кусайся!

(Из свода правил бродячих собак)

Часть первая
Восход Аквасферы

Глава первая
ЭОН

Как провожают пароходы? Совсем не так, как поезда! Всё верно! Слова песни точно бьют в цель, как трезвый кузнец молотом по наковальне. Однако о том, как провожают боевые корабли, не спето ни в одной песне. А зря. Потому что – это что-то!

Сергей Субботин сидел на выкрашенной красным суриком вертолётной палубе ВПК «Североморск» и глазел на сверкающее в кильватерном следе солнце. Корабль, вздрагивая корпусом на рассекаемых волнах, мчался шестнадцатиузловым ходом на запад, и только что вставший за кормой яркий шар слепил глаза, будто дуга электросварки. С нижней палубы матросы вывалили за борт отходы с камбуза, и одуревшие чайки сломя голову бросились вниз, вырывая друг у друга из клюва куски хлеба. Такого с палубы парохода тоже не увидишь. А что пароход? Ну сыграют марш славянки на причале, ну помашут ручками пассажиры из иллюминаторов. Скукота! То ли дело, когда в дальний поход уходит боевой корабль! Да ещё с такой ответственейшей миссией – представлять Родину на чужбине. Тут уж от блеска адмиральских кокард слепит в глазах! От застывших в строю напряженных лиц отдаёт отчаянием самураев, решивших скопом вспороть себе животы. Да и сам оцепеневший строй – будто с выставки мадам Тюссо, рискнувшей вылепить из воска экипаж большого противолодочного корабля «Североморск». Ещё бы! Ведь провожать их приехал сам Командующий Северным флотом!

Это было вчера, потому Субботин помнил всё в деталях. Чёрная «Вольво» Командующего наконец-то выкатила на причал, и три часа ожидавший его прибытия экипаж облегчённо вздохнул, затем подобрался, подтянул животы и замер с каменными лицами. Адмирал принял доклад командира, выслушал ответный лай экипажа на своё приветствие, прошёл вдоль строя и, удовлетворённо кивнув, приступил к напутственной речи:

– Товарищи североморцы! Вам оказано огромное доверие…

Дальше голос Командующего пошёл на убыль, и до Сергея доносились лишь обрывки фраз, да сливавшееся в «та-та-та», да «бла-бла-бла» адмиральское мычание под собственный нос. Субботин стоял на левом фланге строя, где обычно пряталось от глаз начальников авиакрыло, и понимал, что лёгкие у старенького комфлота не кузнечные меха, да и глотка уж не та, что была раньше, а потому пусть рассказывает сам себе затасканные речи, только бы поскорее их закончил.

– Ура-а-а! – Ни с того, ни с сего вдруг заревел строй, и у Сергея зародилась надежда, что дело движется к концу.

Но адмирал и не думал подводить черту и с напутственных слов перешёл к угрозам:

– А если кто… А не дай бог, кто опозорит… Если какая сволочь…

Троекратное ура!

Субботин украдкой зевнул и покосился по сторонам. Такой диалог Командующего с экипажем напоминал ему разговор глухого с немым. Или анекдот об офицере, прибывшем в незнакомый гарнизон:… Офицер остановил первого попавшегося солдата и спросил:

– Рядовой, как пройти в штаб?

– Никак нет!

– Что – никак нет? – опешил офицер.

– Ура-а-а! – дико заорал солдат и побежал в столовую.

Адмирал, тем временем, чувствуя, что запас его напутствий начал иссякать, набрался сил и напоследок выложился, едва не сорвав горло:

– Родина в вас верит! Так оправдайте это доверие!

Дальше его слова заглушил оркестр, и строй радостно качнулся, чтобы торжественным маршем наконец-то закончить этот мазохизм.

Нет, что ни говорите, а далеко пароходу до таких пафосных проводов! Пусть нет пёстрых юбок и сопливых детей на причале, потому что их убрали подальше с глаз долой за забор, чтобы не подслушивали адмиральских откровений, но зато какой драйв в онемевших ногах. А и вправду – зачем на причал пускать семьи? Лишние слёзы, да повисшие дети на шеях. Не вяжутся они с торжественной обстановкой такого серьёзного мероприятия как проводы боевого корабля в дальний поход. Отпустили же ночью офицеров корабля на три часа домой, чтобы не забыли, что у них есть жёны. Да чтобы приняли от знакомых метровые списки с заказами на подарки из далёкой чужбины. Вот и хватит им этого. Но чтобы в шесть ноль-ноль были на корабле! Хотя все знали, что адмирал прибудет к одиннадцати, но тут сработал, так называемый «сержантский зазор». На час раньше назначил построение командир эскадры. Ещё час добавил командир дивизии. Часом перестраховался начальник штаба дивизии. Вот и стояли с рассвета, как умирающие на ветру деревья, ожидаючи Командующего. Зато когда дождались – какая радость!

Нет, пароход – это блестящее эмалью корыто, по сравнению с серым и стройным боевым кораблём! Субботин ни разу не пожалел о том, что подался после школы в военное авиационное училище и стал морским лётчиком. Другие варианты возможных жизненных течений приводили его в ужас. Ну, к примеру, закончил бы он какой-нибудь гражданский институт? И что? Был бы сейчас в той или другой конторе запуганным офисным планктоном. А так, он – командир боевого вертолёта и сейчас идёт представлять с дружеским визитом великую Россию в далёкой Венесуэле! Звучит?! То-то!

А ведь поначалу, как блажила вся его родня! Чего только не говорили. И нет у нас в роду ни одного военного! И армия уже не та, что была раньше! Спрячут тебя в таком гарнизоне, что и на оленях не добраться!

А он упёрся, как носорог, застрявший рогом в баобабе, и ни шагу назад. А всё потому, что однажды подросток Серёжа Субботин понял – труднее всего даются сильные решения. Проще всего – тупо ходить на работу!

И пусть он видит облупленные пятиэтажки родного гарнизона Сафоново вместо неоновых огней столичного мегаполиса, зато наелся романтики и адреналина по самое горло. Да ещё и с другими поделиться останется. Жизнь даётся один раз, а удаётся ещё реже. Капитан Субботин считал, что она ему удалась, и ни разу не пожалел о своём выборе.

Чайки, подобрав с воды оставшийся мусор, теперь осмелились примоститься на леера и глазели на руки Серёги взглядом медведя-попрошайки из зоопарка. Субботин достал из кармана блестящую фольгу от шоколада, скомкал и бросил за борт. Купившись на обман, чайки сорвались вниз и устроили в воздухе жестокую бойню. Сергей улыбнулся и подошёл к краю вертолётной палубы, наблюдая за птичьей дракой.

– Товарищ капитан, – оторвал его от созерцания чаек прапорщик из технического экипажа. – Полёты по маршруту до прибытия в Венесуэлу будут? Нам бы регламентные работы организовать. Вооруженец просит в проводке цепи сбрасывания покопаться.

Немногим известно, что у любого летательного аппарата всегда есть два экипажа. Первый – это лётный, а второй – технический. И ещё неизвестно, кто для вертолёта важнее – те, кто его эксплуатирует, или те, кто с ним нянчится. Главная нянька – это старший техник. А ещё есть спецы по авиационному оборудованию, двигателям, вооружению и прочей всячине, без которой немыслим современный боевой вертолёт. Субботин техников уважал и потому, похлопав прапорщика по плечу, доверительно сказал:

– Спроси, Миша, чего попроще. Сами ничего не поймём. На инструктаже о полётах ни слова.

– Да, удивительно как-то, – пожал плечами прапорщик. – Сколько служу, первый раз вижу, чтобы на подвески бомбы цепляли. Да ещё в поход.

Сергей согласно кивнул. И вправду – странный какой-то дружеский визит в чужой порт получался. Он уже имел опыт таких походов и прекрасно знал их специфику. Обычно на борту корабля было не протолкнуться от бесцеремонной орды всяких представителей, которым край как надо побывать в иностранном порту. Тут и главный штаб ВМФ пришлёт своих адмиралов, чтобы проветрились на морском воздухе, да привезли мешок сувениров. И гражданская власть, прослышав о походе, постарается протиснуться на борт боевого корабля, вспомнив, что где-то там есть город-побратим.

Ах, это не в этой стране?! Тем более нам нужно с вами! Заключим новые дружеские связи!

Обязательно пришлют попа – а то как же матросики будут без утешающего слова пастыря! Будто это утешающее слово им не нужно было, когда корабль уходил на боевую службу. Но там шторма, тяготы, боевой поход длится долго, нет заходов в чужие порты. А это уже никому не интересно.

Но отсутствием всяческих прилипал необычность этого похода не ограничивалась.

Большой противолодочный корабль. Название само за себя говорит: главные цели – вражеские подводные лодки. Все системы и вооружение корабля направлены именно на борьбу с ними. Чтобы расширить боевые возможности, ВПК прячет в своих ангарах два противолодочных вертолёта Ка-27. Но перед походом, неожиданно, один из вертолётов заменили на Ка-29. А это, пусть и созданный на одной базе с противолодочником, но уже штурмовик. Случай исключительный, так как основными носителями Ка-29 являются большие десантные корабли, а не ВПК. Но и это ещё не всё! Если обычно на Ка-29 на четыре точки подвески оружия крепились блоки неуправляемых ракет или могли установить контейнер с двуствольной двадцатитрёхмиллиметровой пушкой, то, к огромному удивлению вооруженцев, телеграммой сверху приказали подвесить четыре авиационных бомбы ФАБ-100.

Всё это скорее напоминало поход корабля в «горячую точку», чем визит в дружественную страну.

– Спроси у Дмитриева, может, он чего знает? – пожал плечами Сергей.

Прапорщик поморщился и, ныряя по трапу с вертолётной площадки вниз, бросил на ходу:

– Пусть стартех спрашивает.

Командир эскадрильи подполковник Александр Михайлович Дмитриев был старшим авиагруппы, разместившейся на ВПК. Все вопросы, касающиеся авиации, командир корабля решал только с ним. Но Субботин сомневался, что и Михалычу что-то известно. Обычно, если он что-то знал, то это тут же становилось достоянием всех.

Неожиданно двое корабельных офицеров, вышедших подышать свежим воздухом на верхнюю палубу, разом бросились внутрь корабля, а матросы, вяло наводившие лоск возле рубки дежурного, схватили щётки и ринулись скрести палубу.

Субботин оглянулся и тотчас понял причину тихой паники. На ходовой мостик, сверкая шитыми погонами на жёлтой безрукавке вышел Клизма. Конечно, у командира дивизии была другая фамилия. Но уж очень он любил, громыхая на совещаниях, повторять:

– Я вам, товарищи офицеры, вставлю клизму по самое не балуйся! Я вам мозги прочищу!

Странное представление было у контр-адмирала об анатомии морских офицеров и местоположении их мозгов. И неизвестно, стали они умнее после адмиральских угроз или нет, но только прозвище «Клизма» приклеилось к комдиву намертво. За глаза так его называли все, от матроса до старпома. Командир стеснялся.

Пошевелив торчащими в стороны усами, Клизма недовольно бросил взгляд на тусклую рынду и крикнул кому-то внутрь:

– Командира ко мне!

«Понятно, – подумал Субботин. – Сейчас будет прочищать мозги. Рында-то не горит огнём! Как с такой рындой идти в Венесуэлу? Впору домой поворачивать!»

Комдив немного потоптался и, не дождавшись командира, исчез внутри корабля. Зато рядом с Субботиным из трюма вынырнул старпом. Сергей усмехнулся и кивнул в сторону ходового мостика:

– Пошли кого-нибудь драить рынду, а то Клизма уже за сердце хватался.

– Да? – старпом тусклым взглядом огляделся по сторонам и нехотя огрызнулся: – Подождёт. Я уже не успеваю туда, куда он меня носом тычет. Нет людей! Все на работах заняты.

– Да, – согласился Субботин. – Тихо как-то для визита. А этот, что в костюме рядом с комдивом трётся, – кто это?

– Не знаю.

Старпом не был склонен к беседе и всё время крутил головой, дабы не прозевать очередное явление командира дивизии. Но контр-адмирал не появлялся и, немного успокоившись, он добавил:

– Из Москвы. Мутный какой-то. Клизма сам ездил его в аэропорт встречать. Какой-нибудь куратор из правительства или МИД. Я ему специально каюту рядом со своей выделил, чтобы получше познакомиться. Вчера вечером по-людски взял спирт, зашёл в гости.

– И что? – заинтригованный Субботин вздёрнул бровь.

– А ничего! Вежливо меня послал.

Старпом презрительно сплюнул за борт и вновь исчез в трюме.

Таинственный незнакомец в строгом чёрном костюме был единственным посторонним человеком на корабле. Ни с кем не разговаривая, он некоторое время ходил хвостом за комдивом. Затем, немного освоившись на корабельных трапах, исчез в своей каюте, появлялся лишь изредка, чтобы подняться палубой выше, во флагманскую каюту, на обед.

Сергей немного поразмышлял над словами старпома и тоже пришёл к выводу, что скорее всего «пиджак» из Министерства иностранных дел. Какой-нибудь советник или консул из посольства, присланный, чтобы подсказывать начальству, как вести себя на дружеских банкетах, чего можно болтать, а где лучше помолчать и не ляпнуть лишнего по пьяни.

Не дождавшись командира корабля, на верхней палубе вновь появился Клизма. Теперь он раздувался от праведного гнева. Глаза выкатывались из орбит, щёки налились багровым огнём, и ему срочно нужна была жертва. Не заметив никого достойного, комдив ринулся в рубку дежурного по кораблю. Уж там-то будет кем поживиться! Но, не дойдя нескольких шагов до своей цели, комдив неожиданно споткнулся взглядом об Субботина. Он замер и, пошевелив усами, неопределённо заметил:

– A-а… авиация…

Не зная, что произнести дальше, потому что заставлять лётчика драить рынду не в адмиральских полномочиях, Клизма оглядел голубой комбинезон Сергея и добавил:

– Старпома не видел?

– Никак нет, товарищ комдив.

Безмятежный и нагловатый взгляд Субботина подействовал на Клизму успокаивающе. Он тяжело выдохнул. Кровь откатила с лица. Гнев сменился на милость, и уже спокойно, дёрнув рычаг на двери рубки, комдив приказал дежурному по кораблю:

– Дай команду, чтобы командир и старпом прибыли ко мне в каюту.

Затем, ещё раз окатив Сергея подозрительным взглядом, контр-адмирал заковылял к трапу.

Субботин хмыкнул ему в спину. Всё-таки как хорошо иметь авиационный иммунитет! В этом вечном споре между корабельным экипажем и лётчиками, последние всё-таки сумели отстоять свою независимость. А начались эти разногласия ещё в те времена, когда авиация только разместилась на кораблях. Флотоводцы упорно требовали от лётчиков жить по закону корабельного устава. Авиация яростно отбивалась и создавала свои, всё новые и новые приказы и наставления, требующие соблюдать их лётные законы. И точку в этом споре, можно сказать уверенно, поставил элементарный шантаж – жизнь по внутреннему корабельному распорядку не даёт возможности лётному экипажу спокойно готовиться к полётам. А это, в свою очередь, неминуемо приведёт к катастрофе!

Если, не приведи Господи, рухнет вертолёт, то комиссия по расследованию лётных происшествий первым делом спросит:

– А был ли предоставлен экипажу предполётный отдых? Как не был?! Кто посмел?! Адмирал Клизма? В тюрьму адмирала Клизму!

Так что с лётчиками лучше не связываться – себе дороже. Проще топтать своих, корабельных. Этим крыть нечем, эти всё стерпят.

Так и жили лётчики сами по себе. Вроде бы прикомандированные и прибывшие в подчинение флотского командования, но полностью независимые. Со старшим авиагруппы согласовывались предстоящие полёты, задачи на поиск лодок, ведение разведки по курсу движения корабля, но не больше.

За спиной Субботина загудели открывающиеся настежь двери вертолётного ангара, и он, поднявшись на полётную палубу, заглянул внутрь. Техники разворачивали кабели электропитания, готовились к работе.

– Дмитриев добро дал? – поинтересовался Сергей.

– Он самый, – ответил старший техник. – Сказал, что до Проливной зоны точно полётов не будет.

«Ну что ж, – пожал плечами Субботин, – не будет, так не будет. С полётами, конечно, время пролетает быстрее. Но раз нет, так нет».

Он немного поглазел, как техники, расположившись в его кресле и кресле штурмана, щёлкают тумблерами, оживляя вертолёт огнями, затем спустился в каюту к Дмитриеву. Командир эскадрильи сидел за столом и перелистывал стопку документов.

– Александр Михайлович, разрешите? – Субботин постучал в открытую дверь. – Там на обоих вертолётах техники копаются? Регламентные работы затеяли.

– Я разрешил.

– Да? – Сергей сделал удивлённое лицо. – Я подумал, вдруг по пути понадобится какой-нибудь корабль облетать? А они свою работу на день развезут. Может не стоило сразу на двух бортах начинать?

– Никого облётывать не будем. Приказано беречь топливо. В Венесуэле налетаемся.

– А-а… – Сергей понимающе кивнул. – Опять показухой будем заниматься?

– Похоже на то. – Дмитриев нашёл нужный лист и, скомкав, бросил в урну под столом. – Я так думаю, что наши хотят впарить венесуэльцам свою технику. А потому ещё налетаемся.

Субботин наморщил лоб. Теперь понятно, почему противолодочник заменили на Ка-29. От штурмовика грохоту больше. А на представлениях, где надо произвести впечатление на потенциального покупателя, это главное. Побольше огня, дыма и рёва турбин. В таком контексте и бомбы вроде как к месту.

Сергей удивился, почему он сам до этого не додумался? Это же так понятно и логично!

Он с уважением посмотрел в спину Дмитриеву – старый воин, мудрый воин! Да… обидно, что сам сразу не раскусил смысл их визита в другую страну. Стало быть, есть ещё чему учиться у бывалых товарищей! Теперь и этот тип в костюме тотчас обрёл смысл своего нахождения на корабле. Наверняка, представитель оборонной промышленности. Как говорил кот Матроскин из Простоквашино: «Чтобы продать что-нибудь ненужное, нужно сначала купить что-нибудь ненужное». Иначе говоря, чтобы построить что-то новое, нужно продать что-то старое. Вот и идут они к венесуэльским товарищам вроде как выразить уважение дружеским визитом и в тоже время невзначай подмахнуть пару контрактов на поставку вооружения. Ну что же, дело надобное! Если Родина скажет, то уж грохоту они наделают на чужой земле! Пусть она не сомневается – такого дыма напустят, что покупатель даже торговаться не станет, только бы не упустить подобное чудо техники! И пусть оно у нас уже летает тридцать лет! Ну и что? Стало быть прошло проверку временем, а потому ценней вдвойне.

Субботин закрыл дверь каюты комэска и пошёл в свою, расположенную по соседству. Жили они вдвоём со штурманом. Женя Голицын лежал в ботинках на заправленной койке и храпел из-под толстенной книги «Война и мир». Шедевр Льва Толстого сморил его на самом интересном месте, когда свистящее ядро вот-вот должно было оторвать ногу князю Андрею Болконскому. Женя считал, что обязательно должен одолеть этот роман, так как к тому обязывала фамилия. Он был уверен, что своими корнями тянется к знаменитым российским князьям, и потому должен соответствовать их интеллектуальному уровню. Женя учил иностранные языки, много читал, мечтал в отпуске сходить в конный клуб, чтобы по-настоящему почувствовать, как благоухает взмыленная лошадь. Субботина называл не иначе как Серж. Никогда не матерился и любым своим словам пытался придать лоск благородства и изысканного совершенства. Поначалу над ним смеялись, потом привыкли. Сергей был уверен, что в автобиографии Жени наверняка указанно рабоче-крестьянское происхождение, иначе бы не видать ему военного училища, но если уж другу так хочется, то пусть чувствует себя потомком князей. Тем более, штурман он грамотный, и слетались они с ним так, что понимали друг друга с полуслова. У Сергея даже было подозрение, что попал он в этот поход, сходить в который имелось немало желающих, лишь благодаря своему штурману. Женя неплохо владел испанским языком, и, возможно, Дмитриев рассчитывал иметь под рукой переводчика, а потому вторым экипажем пришлось назначить экипаж Субботина. Невысокого роста, щуплый, с неизменно грустным взглядом побитой собаки, всегда рассудительный и невозмутимо спокойный, Женя был классическим примером истинного штурмана. Потому что у этой прослойки авиационной интеллигенции главное не тело, а голова. Сергей хорошо помнил, как в училище преподаватель давал характеристику такому существу, как штурман. Вначале он свернул из пальцев фигуру напоминающую кукиш, с тем отличием, что большой палец вставил не как положено между указательным и средним пальцами, а между средним и безымянным. Затем, гордо взглянув на своё сооружение, сказал: «Это лётчик». Развернув, чтобы всем было видно еле видную фалангу большого пальца, он пояснил: «Это голова, а остальное плечи!» Потом показал кулак и добавил: «А это штурман».

– Вот это всё голова! – произнёс он, обхватив кулак ладонью. Затем, глядя сверху вниз на притихших курсантов и потрогав пальцами узкое запястье, изрёк: – А это плечи! Чувствуете разницу? И самое обидное, товарищи курсанты, что вам, будущие пилоты, придётся слушаться этот так называемый мешок с поправками.

Критерии подобного отбора накрепко осели в приёмных комиссиях лётных училищ. В лётчики отбирали крепких парней, с непоколебимым вестибулярным аппаратом. А если слаб в математике, ну так что же, на тот случай рядом с лётчиком будет штурман. А вот штурманам, если и давали небольшие поблажки на медкомиссии, то уж на экзаменах по точным наукам спуску не было никакого. И если Голицын напоминал классического штурмана, то уж Субботин точно был настоящим лётчиком. Широкоплечий, коренастый, с коротким ёжиком на голове и цепкими, сильными руками, способными бороться с большими нагрузками на штурвале и рычагах управления. А вот оперировать в уме градусами курса или поправками угла сноса, как это делал Женя, тут уж извините, кто на что учился…

Сергей задумчиво понаблюдал, как от храпа трясётся книга, затем двинул ботинком в койку штурмана.

– Капитан Голицын, вы храпите как полковая лошадь!

– А-а! – спохватился Женя. Затем, увидев перед собой Субботина, недовольно спросил: Чего тебе, Серж? Напугал меня…

Штурман потянулся, протёр глаза и, зевнув, поинтересовался:

– Что там в мире творится?

– Пока всё спокойно.

– А зачем ты меня разбудил?

– Да так… узнать, как тебе спится.

– Нормально спалось, – ответил раздражённо Женя, так и не сумевший привыкнуть к подобным выходкам друга, – пока кое-кто не продемонстрировал своё свинство.

– Ничего, у тебя ещё получится. Можешь спать до самой Венесуэлы.

– Любопытно. Наступил мир во всём мире, и мы больше не нужны?

– Скорее, наоборот. Михалыч сказал, что будем впаривать своё железо нашим друзьям. Нужно, чтобы и у них такое же было.

– Ну так покажем в лучшем виде. А будить зачем?

– Потому что сам уже спать не могу.

– Да… – только и смог выдавить Женя. – Где вы только такие берётесь?

Субботин не кривил душой. Военная служба – это своеобразная синусоида. То вверх, то вниз. Чаще всего это такая запарка, что забываешь собственное имя. Постоянный пресс, аврал и нервотрёпка. Но бывают и будни, подобные этим, когда никому не нужен, можешь спать дни напролёт и никто о тебе не вспомнит. Поначалу это безделье радует, потом превращается в пытку. Рубеж у всех наступал по-разному. У кого-то через недели, а кому-то и суток хватало. Прошёл лишь день, а Сергей уже начинал мучиться от такого ничегонеделанья. И перспектива пройти весь маршрут в подобном режиме, без полётов, без охоты за подводными лодками и без облётов всего, что попадалось на пути, начинала пугать.

Сейчас ВПК шёл вдоль берегов Норвегии, огибая Скандинавский полуостров. Через три дня на картах корабельных штурманов показались справа на траверзе Фарерские острова, а слева Шетландские. И тогда Субботин понял, что ещё немного и он сойдёт с ума. Все сканворды перерешены, газеты перечитаны, от шахмат пестрит в глазах, а сутки поделились на завтрак, обед и ужин. Теперь, глядя как слаженно работают офицеры корабля, у которых всё время разбито на вахты и на безделье не остаётся ни минуты, Сергей сам пошёл к старпому.

– Назначь меня на какое-нибудь дежурство! – попросил он, заглянув к тому в каюту. – Куда угодно!

Старпом удивлённо оглянулся, посмотрел на Субботина выпученными глазами, напоминая вытащенного на поверхность краба, и недоверчиво переспросил:

– Куда?

– Говорю же – куда угодно!

Подумав с минуту над словами Сергея, старпом предложил:

– Походный штаб уже перегрызся, кому по ночам с обходом по кораблю ходить. Хочешь, я тебя им предложу?

– Давай!

– Время какое возьмёшь? Раз сам вызвался, думаю, они тебе выбор предоставят. Бери после подъёма. Не сильно напрягает.

– Нет. Запиши в самую задницу!

– Как хочешь. – Старпом безразлично пожал плечами. – С четырёх до пяти подойдёт? Не проспишь?

– Самое то!

Довольный Субботин пошёл в корму, где располагались каюты авиакрыла. Теперь и он не трутень в этом улье. И от него какая-то польза появилась. Он деловито установил будильник на часах, чем поверг штурмана в изумление, и с чувством собственного достоинства рухнул на койку. И надо же! Лишь ощутив ответственность за порученное дело, он сразу уснул. От бессонницы не осталось и следа.

Звёздная ночь Атлантики ошеломила своей красотой и бесконечной глубиной. Безлунная, освещённая тысячами звёзд, сплетающихся в узлы Млечного пути, и усеянная пятнами скоплений и галактик, она зависла над головой, казалось, на расстоянии вытянутой руки. Субботин вышел на верхнюю палубу, да так и застыл, оглушенный и оцепеневший. Вот так вот и просыпаешь настоящее чудо. Если бы не ночной обход, то и не увидел, как прекрасна ночь в океане. Прохладный ветер гулял между надстройками корабля и прибивал серый дым из трубы к горевшей искрами воде. Волны в три-четыре балла монотонно раскачивали корабль, и он поскрипывал металлом, переваливаясь с одного борта на другой. Где-то там недалеко, за чёрным горизонтом, скрывались берега Англии. Но они казались гораздо дальше, чем это нависающее над головой звёздное небо. Так бы стоял и стоял, растворяясь в невесомости астрального мира.

Очарованный Сергей вздохнул, и, вспомнив о предстоящем деле, направился к трапу на нижнюю палубу, где находились матросские кубрики. Пропетляв по узким коридорам с ещё более узкими входами в помещения с двухъярусными койками, он решил заглянуть в один из кубриков. Сидя за столом и уткнувшись лбом в кулаки, проигрывал в борьбе со сном матрос с синей повязкой на рукаве. Услышав лязг двери, он вскочил и едва не рухнул на затёкших ногах. Сергей хмыкнул, рассматривая отпечатавшиеся на его щеках узоры.

– Что, воин, спишь?

– Никак нет, тащ…. – матрос прищурился, силясь в тусклой синеве дежурного освещения рассмотреть погоны на рубашке проверяющего. – Товарищ капитан-лейтенант, дежурный по кубрику матрос Иванов!

– Не угадал. Я просто капитан. И не ори, других разбудишь. Им, в отличие от тебя, спать не запрещается.

– Я не спал.

– Да ладно, начинаешь мне рассказывать. А то я не вижу. Ты не спи, Иванов, а то крыса ухо отгрызёт, – улыбнулся Сергей.

– Виноват, товарищ капитан, – матрос повинно потупил глаза, – укачало.

– Понятно. Нормально у тебя?

– Так точно! Без замечаний!

Субботин вышел и тихо закрыл за собой дверь.

Что с матросов взять? Они, в отличие от него, бессонницей не мучаются. А если ещё бедняга только начал службу, то ему остаётся лишь посочувствовать. После обхода проверяющий обязан все обнаруженные замечания записать в журнал проверок, чтобы затем командир корабля делал выводы. Но сдать уснувшего Иванова у Сергея не возникло даже мысли. Измученные службой матросы вызывали у него только жалость.

Выбравшись наверх, Субботин пошёл вдоль правого борта по коридору с офицерскими каютами. Под ногами от переборки к переборке[1]1
  Переборка – вертикальная (реже наклонная) стенка, разделяющая внутренне пространство судна на помещения (отсеки), а также наружная стенка надстройки и рубки.


[Закрыть] в такт раскачиваниям корабля ездил рыжий комок, похожий на меховую шапку. Остановившись, Сергей долго смотрел на скользящий по гладкому линолеуму предмет, пока не догадался, что это свернувшийся в бублик кот, которого моряки взяли с собой для сокращения поголовья крыс. Но морская болезнь оказалась для него тяжким испытанием, и теперь он вместо ужаса для грызунов превратился для них в посмешище. Субботин осторожно переступил кота и остановился перед дверью с табличкой – «ПЭЖ».

Пост энергетики и живучести – интересно! – Сергей, недолго думая, заглянул внутрь. Тесное помещение, наполненное жужжанием и мерцанием приборов, ударило в глаза ярким светом. Но белая лампа под потолком не мешала спать двум матросам, которые уж точно должны были бдительно следить за стрелками под стеклянными кругляшками.

«Да что же это такое! – ругнулся в сердцах Субботин. – И этих укачало?»

Один, откинувшись на стуле и закинув неестественно голову назад, храпел, распахнув рот, будто кит, фильтрующий воду с креветками. Второй уткнулся лбом в стол и мотал повисшей рукой, касаясь собственных ботинок. Сергей долго стоял, решая – как бы их поинтересней взбодрить? Просто крикнуть или дать обоим подзатыльник показалось скучным. Ничего не придумав, он взял со стола вахтенный журнал и вышел, осторожно закрыв за собой дверь.

В самое тяжёлое, предрассветное время, похоже, только вахты, связанные с управлением кораблём, бодро несли своё бремя. Те, кто был на вторых ролях, не упускали случая наверстать недосып в служебное время. Такое умозаключение не было для Субботина открытием. Потому что сама служба на корабле направлена на измор матроса, по известному отслужившим на флоте морякам принципу: нам не нужна ваша служба, нам нужны ваши мученья! В этом нет никакой военной тайны, и для этого не нужно бродить ночью по палубам. Достаточно днём посмотреть на осунувшиеся и серые матросские лица.

Сергей зашёл в рубку дежурного по кораблю и бросил вахтенный журнал на стол. Рослый старший лейтенант оторвал взгляд от исписанной рабочей тетради и удивлённо посмотрел на его синие просветы на погонах. Видеть блуждающего среди ночи по кораблю лётчика, очевидно, ему ещё не доводилось.

– Это тебе привет из ПЭЖ, – кивнул на журнал Сергей. – Сам буди своё сонное царство.

Старший лейтенант покраснел, затем схватил микрофон внутрикорабельной связи, нажал нужную клавишу и заревел сквозь зубы жутким басом:

– ПЭЖ, дежурному по кораблю!

На другом конце заскрипело, засвистело и старательно бодрящимся голосом откликнулись:

– Ответил, ПЭЖ!

– Кому спим, беременные бандерлоги?!

– Никак нет, товарищ старший лейтенант! – попытался оправдаться дрогнувший голос.

– А ну быстро оба ко мне с вахтенным журналом! Придёте без журнала – убью!

Субботин пожал плечами и, смутившись, вышел. Наверное, всё же надо было ограничиться подзатыльниками, а то этот их точно убьёт.

До конца выделенного времени на обход оставалось ещё пятнадцать минут, и он решил эти минуты честно отработать. Вернувшись на палубу офицерских кают, Сергей пошёл в нос корабля, планируя проверить ещё пару кубриков и на этом заканчивать. Блеснула жёлтой латунью табличка на дверях каюты старпома, а за ней светящейся щелью каюта гражданского «пиджака». К удивлению Субботина, мутный тип, как назвал его старпом, не спал. Выставив в открытый иллюминатор телефон космической связи, он с кем-то оживлённо разговаривал. Сергей прошел бы мимо, подслушивать было не в его правилах, но неожиданно «пиджак» упомянул о вертолётах.