Текст книги "Пламя и шелк"

Глава 9

– Ты уверен, что хочешь это сделать? – Хедвиг Кученхайм как угорелая носилась между полками, плитой и столом, чтобы подать на стол свежеприготовленное рагу. А к нему хлеб, который она испекла всего лишь полчаса назад, и теперь он расточал соблазнительный аромат на весь дом. Сыр и пиво она уже выставила, и каждый раз, проходя мимо плиты, помешивала в чугунке медово-сладкую пшенную кашу, которую приготовила на десерт, как и компот из черешни.

– Ты действительно хочешь оставить хорошо оплачиваемую службу в полку, чтобы нас тут выручать? Ты не должен этого делать. Мы справимся, а тебе стоит подумать о себе.

На печной скамейке у двери сидела служанка Лотти, немного глуповатая полная женщина лет тридцати, и нанизывала на шнур травы, которые позже собиралась повесить вдоль стены на просушку.

– А я думаю, это хорошо, что молодой хозяин хочет тут остаться. – Служанка говорила, не отрывая глаз от работы. – Раньше было так весело, когда он тут был. И всегда что-то происходило.

Лукас, усевшись на одну из стоящих по обе стороны стола скамеек, громко закашлялся.

– Да, вот уж правда. Постоянно что-то происходило, особенно когда я доставлял вам хлопоты, мать.

Хедвиг вздохнула.

– Ох, это все было так давно и пора забыть об этом. Ты тогда был совсем молод и такой бунтарь.

– Может быть, даже чересчур бунтарь. – Лукас гладил ладонью исцарапанную поверхность стола, за которым он ел, сколько себя помнил. Семья почти всегда ела здесь, на кухне, тогда как гостиная использовалась только на праздники или для приема гостей. – Пришло время, мать, отдавать свои долги по отношению к вам.

– Но ты уже делаешь это, ты всегда это делал. За последние пять лет не было ни месяца, даже в самом начале, когда ты получал жалкие гроши, чтобы ты не присылал мне деньги. У тебя в армии замечательное положение. Ты только посмотри на себя: такой красавец в этой форме, капитан, которому все спешат выразить свое почтение. Ты не должен отказываться от этого ради меня, Лукас.

Он печально улыбнулся.

– Мать, будьте честной, сколько бессонных ночей вы провели, когда я вам писал с очередного нового места ведения военных действий?

Хедвиг подошла к столу, помедлила и присела на скамью напротив.

– Дорогой мой сын, ты мой единственный оставшийся в живых ребенок. И понятно, что я не могу уснуть, когда думаю, как там тебе приходится в том или ином бою. Если я тебя потеряю, мое сердце не выдержит этого. Но еще более неправильным будет, если ты пожертвуешь своей обеспеченной жизнью и карьерой ради меня.

Лукас наклонился через стол и взял ладонь матери в свои.

– Не волнуйтесь вы так. Жизнь и карьера, о которых вы говорите, никогда не были для меня чем-то большим, чем просто средством выжить и закрепиться в этом мире. Я уже давно подумываю о том, чтобы оставить полк.

– Но ведь такой хороший доход, мой мальчик!

– Я кое-что накопил, этого должно хватить, чтобы мы смогли направить наш бизнес в нужное русло. У меня никогда не было планов оставаться до конца моей жизни в армии. В первую очередь потому, что тогда этот предполагаемый конец может наступить намного раньше, чем мне бы этого хотелось.

– И они так легко тебя отпустят? – Мать с сомнением смотрела на Лукаса и гладила, сама того не замечая, его руку. – Война ширится и ширится, она все ближе подступает к нам. Им нужен каждый солдат, разве не так?

– Я заключил соглашение с Бернхардом фон Галленом, и он выполнит его условия. Как только я смогу поймать предателя, о котором я тебе говорил, епископ отпустит меня со службы. Я достаточно долго служил ему верой и правдой, а еще много других честолюбивых парней стоят в очереди, дожидаясь, когда смогут занять мое место. Ему будет кем возместить потерю. – Лукас сжал руку матери. – Наши семейные дела переживают сейчас далеко не лучшие времена, согласитесь. Вы и Тони сделали все, что было в ваших силах, чтобы сохранить наследство отца. Но этого недостаточно для достойной жизни, я уверен, что мы сможем возродить торговлю кожей. Благодаря моим контактам в армии, например, а там постоянно нужны изделия из кожи в больших количествах, даже когда война закончится и наступят мирные времена.

Мать внимательно изучала его.

– Ты никогда не придавал большого значения своему наследству, Лукас. Почему же сейчас?

Он немного подумал, прежде чем ответить.

– Я не могу сказать, что торговля кожей мне не нравилась. Я бы даже сказал, что считаю себя довольно сносно разбирающимся в торговле. Мне не нравилось, и вы точно знаете об этом, то, как отец обращался с вами.

Он замолчал и увидел по растерянному взгляду матери, что она его поняла, хотя они до этого еще никогда открыто не говорили на эту тему. Его отец был хорошим торговцем, имел добрый нрав, однако он постоянно изменял своей жене. Может быть, причиной этого было его обаяние, женщины тянулись к нему, как мотыльки к огню, да и его привлекательная внешность очень способствовала этому.

Лукас презирал своего отца. Прежде всего потому, что не мог выносить страданий матери, а также потому, что узнал, каким оказался его отец: слабым, безликим, бесхарактерным, абсолютно не способным сопротивляться искушениям, даже самым крошечным, даже когда они выставляли его на посмешище.

Это неуважение к отцу провоцировало его в подростковом и юношеском возрасте на непослушание, бунтарство. Он искал свой собственный путь, просто не желая быть похожим на отца, ему хотелось быть другим и стать другим. И это длилось довольно долго, пока Лукас не понял, что его способ поиска своего пути ранит мать не меньше, чем ранило поведение отца.

– Ты добрый, Лукас, и всегда был таким. – С почти незаметной улыбкой Хедвиг поднялась со скамьи и снова подошла к плите глянуть на кашу. Та была готова, так что чугунок пришлось отставить в сторону. – И, конечно, ты тоже хорошо разбираешься в торговле. Ты научился у своего отца бо`льшему, чем думаешь. Он был прирожденный купец, знал, что, где, кому сказать и какое решение принять.

– Мать, он был слаб во многих отношениях.

– Это так, но его дела всегда были у него под контролем. Естественно, это все принадлежит тебе, ты законный наследник, и если ты действительно захочешь этим заниматься, у тебя получится. И хотя времена сейчас не самые удачные, если бы тебе удалось поставлять кожу для армии, это стало бы настоящим подарком судьбы.

– Я уже забросил удочки кое-кому, мать. Но будем продвигаться шаг за шагом. Для начала мне надо бы просмотреть наши бухгалтерские книги.

– Нет, сначала ты должен поймать этого предателя.

Лукас усмехнулся.

– И это тоже, естественно. Но вы поняли, что я все это серьезно говорю, да?

– Я попробую свыкнуться с этой мыслью. – Хедвиг сняла крышку с рагу и обернулась к Лотти. – Иди позови Тони. Еда готова. И поищи Геринка. Он наверняка где-то на улице занимается твоим конем, правда, Лукас? Не стоит оставлять парня голодным.

– Уже бегу. – Служанка впопыхах отложила в сторону вязанку трав и выскочила из дома.

Когда дверь за Лотти закрылась, мать снова повернулась к Лукасу, на лице у нее был написан явный вопрос.

– Признайся, все это не из-за нее?

Лукас напрягся.

– Вы о ком?

– Ты прекрасно знаешь, о ком я говорю. Мадлен Тынен. Я надеюсь, ты все это собираешься делать не ради нее. Девушка уже практически обручена. И это известно давно.

– Я совсем не понимаю, что вас навело на такие мысли, мать.

Лицо Хедвиг потемнело, такое происходило с ней крайне редко, и именно поэтому так сильно подействовало на Лукаса.

– Не держи меня за дурочку, мальчик. Я твоя мать и знаю тебя лучше всех на свете. Когда ты вчера сюда прибыл, то ни слова не сказал о том, что хочешь заняться отцовым бизнесом. И в письмах постоянно звучало, что ты хочешь подальше отсюда и даже меня с собой заберешь.

– Вы хотите уехать куда-то, мать?

– Дело совсем не в этом! Не уходи от ответа. Всего день, как ты здесь, и вы уже один раз встретились…

– Дважды, если быть точным.

– Еще лучше. И вдруг этот поворот в твоих планах. Я не дура, Лукас, и не слепая, не глухая. Видит бог, она всегда была в твоей жизни.

– Вы преувеличиваете, мать. – Лукас неловко заерзал на скамейке, как будто она вдруг стала ему неудобной. У его матери всегда был зоркий глаз. Но он не ожидал, что она почувствовала его лучше, чем он сам.

– Правда? А тебе следовало бы об этом подумать, мой мальчик. И быть честным с самим собой. Ты всегда был неравнодушен к ней, даже когда она была еще совсем молоденькой. Может такое быть, что ты и сам тогда этого не понимал и не знал, но это совсем не значит, что я должна была быть слепой. Лукас, родной мой сын. – Она подошла к нему и мягко сжала его плечи. – Мадлен – замечательная девушка, но – она обручена. Да что говорить, почти замужем.

– Я знаю это. Она всегда принадлежала Петеру фон Вердту.

– Тогда выбрось ее из головы и хорошенько поразмысли, чего ты хочешь. Всю жизнь страдать по женщине, которая никогда не будет твоей, или же лучше найти где-то новую жизнь и новое счастье.

От ее слов у него свело живот. Сам не желая того, Лукас поморщился.

– Мать, поймите, я не собираюсь страдать ни по одной женщине, даже из-за Мадлен Тынен не буду. Ни из-за той, которая далеко, ни из-за близкой.

– Она разобьет тебе сердце. – Сама того не замечая, мать монотонно массировала пальцами плечи Лукаса, как будто пыталась таким образом внушить ему свои мысли.

– Не разобьет, если я смогу воспрепятствовать этому. – Лукас, криво улыбаясь, поднял глаза на мать.

– Тогда уйди с ее пути, ладно? И подумай еще раз над тем, чтобы начать свою жизнь где-то в другом месте.

Его улыбка, помимо его же воли, приобрела выражение мрачной решимости.

– Нет и еще раз нет, мать. Я не собираюсь забирать вас отсюда, отрывать от всего, что вам мило и дорого.

– Но…

– А что касается Мадлен… – Он положил свою руку поверх материных, все еще сжимавших его плечи.

Сердце в его груди стучало размеренно и неспешно, и это лишь помогло ему осознать то, что давно пора было понять. Он стремился к своей мечте всю жизнь, что было очевидным для матери. Она подтвердила это своими словами, одновременно надеясь образумить сына.

– Я сделаю все, чтобы она стала моей.

– Что? – Мать отступила на шаг назад и испуганно смотрела на Лукаса. – Только не это… Что за безумие?! Лукас, она долгие годы ждала Петера фон Вердта. Я уверена, что через пару недель они сыграют свадьбу, теперь, когда он вернулся.

– А я и не утверждал, что это будет легко.

– Ты сумасшедший, если веришь, что у тебя есть хоть один шанс на победу. Она любит фон Вердта с тех пор, как доросла до того, чтобы понять, что такое любовь. И он любит ее тоже. Не обрекай себя на несчастье, придумывая, что ты сможешь что-то изменить.

– Я ничего не фантазирую, мать. Я просто решил, что попытаюсь. Если я этого не сделаю, то буду всю оставшуюся жизнь мучиться вопросом, что было бы, прояви я бо`льшую смелость.

– Ох, горюшко-горе. – Его мать, заметно опечаленная, снова опустилась на скамью напротив него. – Это не закончится добром, Лукас. Даже если бы она тебя полюбила – а я говорю, этого никогда не будет, – ты поверишь, что фон Вердт так легко позволит увести его невесту? Господи боже мой, тебе же нужна его помощь здесь, чтобы справиться со своим заданием. Нет, Лукас, будь благоразумным, пожалуйста. Есть столько очаровательных, работящих, толковых девушек в Райнбахе и окрестных селах. Ну почему это должна быть именно Мадлен Тынен?

Этот вопрос не раз задавал себе и сам Лукас в прошлую бессонную ночь, когда ему стало абсолютно ясно, что с ним происходит. Ответ был понятен. Без слов. Он молча посмотрел в переполненные беспокойством глаза матери.

Она долго выдерживала его взгляд, не проронив ни слова, а затем тихо вздохнула.

– Ох, беда-беда.

– Да ну, все так печально?

Тони, более тридцати лет выполняющий обязанности приказчика и одновременно слуги в доме Кученхаймов, всего на два года моложе Хедвиг, появился на кухне. Проходя к столу, он излучал неизменное добродушие и рассудительность. Затем понюхал рагу и уселся рядом с Лукасом. При этом он тщательно разгладил безрукавку, прикрывающую его небольшой живот, и начал изучать Лукаса своими умными, окруженными морщинками от смеха, карими глазами.

– Мальчик, мальчик, ты же как будто не должен был в этот раз привезти своей матери проблемы? Я-то считал, что эти времена уже прошли.

Вообще-то, здесь было не принято, чтобы простые работники так доверительно тыкали хозяйскому сыну, но Лукас очень тепло принимал подобное отношение Тони. Он знал Тони столько, сколько жил на свете, и ценил его не только за то, что тот образцово вел все торговые дела семьи, но еще и потому, что все эти годы он был крепкой, надежной опорой Хедвиг. Лукас даже подозревал, что между ними существуют отношения более близкие, чем просто дружеские.

Лукас никогда бы не посмел сам начать разговор на эту тему. Но то, как эти двое относились друг к другу, как они смотрели друг на друга, близость между ними не осталась им не замеченной. Он наблюдал за развитием этих отношений одновременно с радостью и с тревогой, потому что, с одной стороны, он желал матери хоть немного женского счастья, а с другой, получается, что Хедвиг уже много лет живет в грехе с мужчиной, намного ниже ее по социальному положению. И сколько бы проступков ни было на счету Лукаса, все они меркли на фоне возможного скандала, если бы об этих неравных отношениях узнали в городе.

– Нет-нет, Тони, не волнуйся. – Хедвиг быстро взяла себя в руки и улыбнулась почти безмятежно. – Лукас как раз рассказывал мне о своих планах, и они показались мне чересчур смелыми. Особенно в эти неопределенные времена.

– Итак, у тебя есть планы, Лукас? – Тони с любопытством рассматривал Лукаса своими умными карими глазами. – Тогда выкладывай. Если тебя снова пытаются одолеть твои старые завиральные идеи, у меня должны быть возможности вовремя тебя от них избавить.

* * *

– Отец? У вас до ужина есть минуточка времени для меня? – Мадлен зашла в контору и закрыла за собой дверь. Когда отец оторвал свой взгляд от корреспонденции, она решительно подошла ближе к его письменному столу. – Я бы очень хотела кое-что обсудить с вами. Деловое предложение.

– Да? – Его брови выгнулись дугой, так ему было интересно. – Что за предложение?

– Должна добавить, оно исходит не от меня.

– Становится еще интереснее. – На его губах появилась почти незаметная улыбка. – Это кто же смог сделать моей дочери такое деловое предложение, что оно даже ее заинтересовало? Это же не ушастый Шубкнехт?

– О нет, точно не он! Как вы могли такое подумать, отец? – Хотя она и немного нервничала, тем не менее рассмеялась. – Тогда бы мне пришлось опасаться, как бы вместе с ним не оказаться в дерьме.

– Замечательно, что тут наши взгляды совпадают, доченька. Тогда поведай мне, от чьего имени ты будешь делать предложение и почему этот человек не захотел сам ко мне обратиться?

– Он этого не сделал, потому что я ему запретила.

Уголок рта отца непроизвольно вздрогнул.

– То есть ты не считаешь нужным представить мне этого человека?

Мадлен почувствовала, как у нее зарделись щеки, однако она пыталась не обращать на это внимания.

– Речь идет о капитане Лукасе Кученхайме. – После того, как отец никак не отреагировал на ее сообщение, она растерянно замешкалась. – Вы не удивлены?

На лице отца не дрогнул ни один мускул.

– Я подожду с какой-либо реакцией, пока ты мне не сообщишь, что за идея пришла парню в голову. Так как ты, насколько я вижу, ее не отвергла, она должна быть не слишком заумной. Давай, выкладывай.

– Хорошо. – После его разрешения она присела на мягкий стул с высокой спинкой, который держали для уважаемых посетителей. – Лукас… – Она поперхнулась. – Извини, неуместно теперь называть его по имени. Я все никак не могу привыкнуть к его положению. У капитана Кученхайма…

– Называй его и впредь по имени, когда мы одни, – перебил ее отец. – Твои усилия высказать ему свое почтение достойны уважения, но в этих четырех стенах они излишни.

Немного выбитая из колеи, Мадлен закашлялась вновь.

– Лукас намерен взять на себя торговые дела отца.

– Да что ты говоришь!

– Его мать вела торговлю кожаными изделиями в очень скромных объемах, так, что хватало на очень скромное существование.

– И это скромное существование он хочет значительно улучшить в будущем, увеличив доходы, – отец закончил предложение, начатое дочерью.

Мадлен кивнула.

– После того как Лукас выполнит здесь, в Райнбахе, поручение епископа, он хочет уволиться из Мюнстерского полка. За годы службы в армии у него появились хорошие связи, которые он намерен использовать.

– Умно задумано. Кожа в полку всегда будет востребована в больших количествах.

– Он сказал те же слова. – Отец оставался спокойным и заинтересованным, поэтому и нервозность Мадлен постепенно улетучилась. – Ткани там тоже нужны. Шерсть, хлопок, лен и даже бархат для формы высших офицеров.

– Теперь мы исподволь подходим к сути разговора. – Ее отец кивнул. – Я допускаю, Лукас сделал тебе предложение, чтобы получить новых клиентов. Что он хочет от нас взамен?

– Он хочет получить свою часть от выручки за посредничество в продвижении продаж тканей.

– Сколько?

– Тридцать пять процентов. Я ему сказала, что он может забыть об этом.

Отец впервые улыбнулся.

– Насколько ты сбила цену?

– Двадцать процентов.

Отец улыбался во весь рот.

– Моя дочь!

Мадлен было лестно слышать похвалу от отца, она на миг склонила голову, затем сразу же подняла ее.

– Я считаю, что и это много, но я бы могла сбить цену еще на пять процентов, по крайней мере, на долгую перспективу, если мы взамен окажем ему еще одну услугу.

Герлах удобно откинулся на спинку стула и, задумавшись, растирал свою искалеченную руку.

– Я слушаю.

– Он попросил, чтобы мы сделали его коже рекомендацию среди наших клиентов. А так как до этого Кученхаймы всегда продавали товары отличного качества, я не имела ничего против. Мы могли бы обойтись без обратной комиссии, если бы его доля составляла пятнадцать процентов. Я думаю, он бы с этим согласился.

– Это предполагает, по крайней мере в среднесрочной перспективе, довольно тесное сотрудничество.

– Пока он не достигнет желаемого результата в своей торговле. Но, помимо этого, такие деловые отношения могут быть полезными для нас обоих. Мы уже ведь заключали ранее подобные сделки с другими продавцами.

– Заключали. – Герлах снова выпрямился. – Итак, у тебя нет сомнений, чтобы согласиться на его предложение?

Мадлен еще раз обдумала все преимущества и недостатки, затем покачала головой.

– Нет, никаких сомнений. Мы можем поначалу попробовать на три месяца и посмотреть, будет ли это партнерство выгодно для обеих сторон.

– Но ты же понимаешь, что такое сотрудничество привлечет к себе внимание в городе. Лукас Кученхайм – это имя, которое люди в городе связывают с чем угодно, но точно не с серьезным деловым человеком.

Конечно же, Мадлен была даже слишком хорошо осведомлена об этом обстоятельстве, именно поэтому она так нервничала, начиная разговор с отцом. Она боялась, что отец приведет намного больше возражений, чем только одно это.

– Лукаса не было в городе пять лет. Это большой срок. Вполне достаточный для того, чтобы человек изменился. Если здесь, в городе никто не даст ему шанс создать что-то, он, скорее всего, покинет Райнбах навсегда.

– Это вполне вероятно. – Отец внимательно изучал ее. – Тебя никогда не смущали его ошибки.

Мадлен наморщила лоб.

– Смущали. Но… я всегда верила, что он намного глубже, чем пытался показать внешне. Он умен, сообразителен, смел, и всегда был таким. Только раньше часто поступал очень опрометчиво.

– Это издержки возраста.

Она пожала плечами.

– Может быть, ему просто нужен кто-то, кто поможет на правильном пути и не даст повода сойти с него.

– Ты ставишь перед собой сложную и ответственную задачу.

Шокированная, она смотрела на отца.

– Нет, я… Я не это имела в виду. Я только хотела этим сказать, что я… или мы… Я бы очень хотела ему просто помочь, отец.

Он помолчал довольно долго, затем кивнул.

– Даже если мне наверняка придется выслушать целую кучу глупых речей, я склонен дать парню возможность проявить себя. Передай ему это, когда встретишь в следующий раз. Пусть зайдет ко мне, мы сядем вместе и обсудим все детали.

– Спасибо, отец. Я сделаю это. Я бы могла… – Ее прервал сначала громкий стук в дверь, затем голос Вильгельми. Спустя мгновение дверь в контору открылась и вошел Петер фон Вердт, одетый в свой нарядный полковничий китель и сшитые по последней моде замшевые брюки. Темно-зеленый камзол и белая сорочка со слегка плиссированным кружевным воротником довершили впечатляющий портрет высокопоставленного и чрезвычайно красивого мужчины.

Мадлен встала, улыбаясь.

– Добрый вечер, мой дорогой! Вот это сюрприз. Мы тебя не ждали сегодня. – Она оценивающе изучала все великолепие облика фон Вердта. Даже саблю он пристегнул! И тут вдруг она осознала значение такого его эффектного появления.

Ее отец неловко встал со своего стула и оперся о стол.

– Почему же, дорогое дитя, я ожидал этого визита. Может быть, не обязательно сегодня, но в обозримом будущем точно ждал. – Он благосклонно кивнул Петеру. – Я полагаю, вы ко мне с визитом, господин полковник. – Его официальное обращение сопровождалось лукавой улыбкой. – Присаживайся, мой мальчик.

Мадлен, смущенно покусывая нижнюю губу, отступила назад к двери. У нее утроилось сердцебиение и в то же время перехватило дыхание.

– Я… ну… я лучше принесу поскорее что-либо выпить.

– Хорошего французского вина. – Отец улыбнулся ей. – Даю тебе десять минут времени, дитя. А затем возвращайся к нам.

Мадлен подчинилась. Едва закрыв за собой дверь, она тут же на мгновение прислонилась к ней, ища опору. Ее сердце не хотело успокаиваться, руки дрожали. Вот и наступил момент, которого она ждала со своего шестнадцатого дня рождения. Нет, собственно говоря, намного дольше, просто тогда, в ранней юности, мечты о замужестве с Петером считались не очень приличными.

Уже через мгновение она прижала ухо к двери и попыталась подслушать разговор двух самых важных в ее жизни мужчин. Она слышала их голоса, но и отец, и Петер говорили так тихо, что ей ничего не удалось разобрать.

– Мадлен? – Из двери гостиной показалась голова матери. – Это ты? У нас гости или просто кто-то пришел к отцу или Вильгельми?

Мадлен мигом отскочила от двери и подошла к матери.

– Петер пришел. Он сейчас как раз говорит с… —

– Петер? Петер! – Маттис юркнул мимо матери и рванул в сторону конторы. – Петер! Иди сюда и посмотри, как красиво я уже могу рисовать все буквы!

Мадлен удалось поймать его за руку, пока он не ворвался в контору.

– Стой! Остановись! Петер как раз разговаривает с отцом о… – она мельком глянула на мать, – важных вещах. Тебе нужно набраться терпения и подождать, пока они закончат, и ты сможешь продемонстрировать свои буквы. Кстати, буквы не рисуют, а пишут.

– Маттис их скорее рисует. Он настоящий маленький художник. – С сияющей улыбкой мать подошла к Мадлен и заключила ее в объятия. – Пришло время, да? – прошептала она на ухо Мадлен. – Я так рада за тебя.

– Да. – Мадлен проглотила большой ком, образовавшийся в горле.

– Да, и больше ничего? – рассмеялась мать.

– Да, хм. – Мадлен попыталась улыбнуться, несмотря на участившийся пульс и невесть откуда появившееся головокружение. Так вот какое оно, это предвкушение радости стать госпожой фон Вердт. Подавляющее и… странное. – Я счастлива, естественно. Только это очень неожиданно. Петер ничего не сказал мне о том, что собирается сегодня говорить с отцом.

– О чем еще говорить? Мои буквы тоже очень важны! – настаивал между тем Маттис.

Анна-Мария потянула его за ухо.

– Марш назад в комнату, мой мальчик! Я не хочу слушать твои нелепые речи, понял? Иначе ты сейчас получишь.

– Извините. – Выпятив от обиды нижнюю губу, малыш вернулся назад к своим упражнениям в письме.

Мать только глянула вслед сыну, кивнув головой, затем снова обратилась к Мадлен:

– Петер просто не хочет больше терять время, это же понятно. Ты так долго ждала и проявила терпение. Теперь он снова здесь, и вы уже нашли дом для себя. Ты будешь очень счастливой женой, я уверена в этом.

– Да, мама. – Наконец сердцебиение немного утихло. – Да, буду.

– Ты так раскраснелась. Это от волнения? Я тебя так понимаю. – Мать нежно погладила ее кончиками пальцев по щеке.

– Думаю, да. – Мадлен глубоко вздохнула. – Я обещала отцу, что принесу вино для него и для Петера.

– Хорошее французское.

– Именно его. – Улыбаясь, Мадлен направилась в сторону кухни.

Мать последовала за ней.

– Мне нужно срочно поговорить с Йонатой. Она должна придумать на ужин что-то особенное. Бог ты мой, конечно, у нее уже все готово. Но чтобы отметить этот день, нужно что-то необычное. Мы же хотим правильно это событие отпраздновать, верно? И Петера, естественно, пригласим к столу. Эх, он таки должен был предупредить заранее о своих планах. Теперь приходится импровизировать.

Мать болтала без умолку, пока Мадлен наполняла кувшин французским красным вином и принесла из гостиной два изящных драгоценной огранки бокала. Ее сестры, сидевшие в гостиной и занятые рукоделием, успели, хихикая, одарить Мадлен многозначительными взглядами, прежде чем та покинула комнату.

Уже подходя к двери конторы, она слышала за спиной доносящиеся из кухни радостные голоса Йонаты, Бридлин и матери. К ней внезапно вернулись бешеное сердцебиение и легкое головокружение. Она судорожно сжимала кувшин с вином и бокалы, боясь их случайно уронить. Так как у нее не было свободной руки, чтобы постучать в дверь, она просто нажала на защелку локтем и вошла.

Петер мгновенно подхватился ей навстречу, тогда как отец спокойно и строго наблюдал за ней со своего места за письменным столом.

Она несколько неловко поставила бокалы и кувшин на стол и налила вино мужчинам. Затем скрестила ладошки внизу и принялась нервно рассматривать пол.

– Дочка, бери там, в углу стул и присаживайся к нам. – Отец тепло улыбнулся ей, а Петер, прежде, чем она успела отреагировать, уже принес стул и поставил возле своего.

Мадлен села, сложив руки на коленях, не отваживаясь смотреть ни на Петера, ни на отца. Эта ситуация казалась ей совершенно нереальной, как будто бы все это происходило во сне.

Отец тихонько прокашлялся и подождал, пока она наконец поднимет голову.

– Петер сегодня здесь, как ты можешь себе легко представить, чтобы официально просить у меня твоей руки, дорогая Мадлен. Так как он уже много лет ухаживает за тобой и еще намного бо`льший срок он близкий, полюбившийся нам всем друг семьи и, кроме того, владеет достойным состоянием и занимает значительное для его возраста положение в обществе, у меня нет причин отказать его желанию. Однако брак – это воля не одного человека, а двоих. Поэтому я хочу от тебя, дорогая моя Мадлен, услышать согласие на эту помолвку из твоих собственных уст. Чтобы я мог быть уверен, что желание Петера на брак с тобой – это и твое желание тоже.

Мадлен сглотнула. У нее пересохло во рту, и она ощущала странные покалывания по всему телу. Девушка так разволновалась, что даже не заметила, что отец закончил свою краткую речь и в ожидании смотрел на нее.

Он улыбнулся ей с любовью.

– Ну, дитя мое? Ты согласна на помолвку?

– Я… – Она нервно облизнула губы, затем взглянула на Петера, чей любящий, полный надежды взгляд также был устремлен ей навстречу. – Да, конечно же, я согласна. Извините, отец, я немного ошеломлена.

– У меня такое же состояние. – Петер улыбнулся ей и, взяв ее ладони в свои, легонько их сжал.

Отец откашлялся, не стал комментировать слишком интимный жест со стороны Петера и с улыбкой вел дальше:

– Закончим с формальностями. Брачный контракт мы обсудили, и в ближайшие дни он будет изложен на бумаге и подписан нами. Отныне помолвка считается действительной, так как вы оба объявили мне о вашем желании вступить в брак. Осталось прояснить один пункт, а именно – день, когда должно состояться бракосочетание. Хотя я и знаю, что вы уже достаточно долго ждали, в вашем новом доме еще многое нужно довести до ума, поэтому предлагаю сыграть свадьбу в день святого Мартина. Я знаю, это целые долгих четыре месяца, но представьте, сколько всего еще нужно решить и подготовить за этот срок. – Выжидая, он переводил взгляд с Мадлен на Петера.

Петер нахмурился на мгновение, затем кивнул.

– Четыре месяца – это долгий срок, но что касается дома, вы правы, дорогой тесть. Я надеюсь, что теперь мне будет позволено вас так называть. – Он повернулся к Мадлен и сжал ее руки одной своей правой. – Что ты думаешь, выдержишь еще и это долгое ожидание?

Мадлен немного расслабилась от нежного прикосновения и даже смогла с облегчением улыбнуться.

– Да, конечно. Ведь нужно столько всего успеть. Мне очень нравится день святого Мартина.

– Отлично. – Тихонько кряхтя, отец встал из-за стола и протянул Петеру правую руку. – Тогда мне остается только одно – поздравить вас от всего сердца!

Петер ответил на его рукопожатие, и они долго и энергично трясли друг другу руки. Затем отец распахнул объятия и заключил в них Мадлен.

– Я надеюсь, четыре месяца – это достаточный срок, чтобы все выяснилось, как должно, – пробормотал он и расцеловал Мадлен в обе щеки. – Я так хочу, чтобы ты была счастлива, дорогое мое дитя. Прислушивайся постоянно к своему сердцу, обещай мне это, хорошо?

Удивленная, Мадлен отступила на полшага назад, чтобы иметь возможность посмотреть отцу в лицо.

– Да, отец, конечно, обещаю вам это.

– Хорошо. – Он подмигнул ей, теперь уже откровенно весело. – Тогда ничто не может пойти не так.