Текст книги "Седьмой авианосец"

4. 4 декабря 1983 года

Майор Андрей Васильев не любил север. Ему не нравилось летать в этих краях. Он с отвращением смотрел на парочку снегоуборщиков, которые скребли ВПП—4 аэродрома морской авиации под Владивостоком. Андрей отрывисто буркал в ответ на привычные фразы второго пилота лейтенанта Григория Бокановича.

– В-один, ВР, В-два…[16]16
  В—1 – скорость подъема носовой ноги (шасси); ВР – скорость отрыва; В—2 – скорость безопасного взлета.


[Закрыть]

– Сто двадцать, сто сорок, сто пятьдесят пять, – говорил в микрофон Васильев, радуясь, что еще немного, и вся эта бодяга закончится. Двигатели урчали, бесцельно сжигая горючее.

– Рули?

– Установлены.

– Закрылки…

– Взлет, – зевнул Андрей.

– Ответчик, – продолжал Боканович.

Васильев щелкнул рычажком. Загорелась зеленая лампочка.

– Нам не страшны свои, нам не нужны чужие, – сказал он.

– АНО?[17]17
  Аэронавигационные огни.


[Закрыть]

Васильев выпрямился, окинул взглядом приборную доску, чуть вытянув шею, посмотрел на верхнюю панель.

– Выключены, – сказал он и взялся за колонку. Затем, ткнув пальцем себе за спину, процедил сквозь зубы: – Разбуди этих медведей.

Лейтенант щелкнул тумблером на верхней панели, переключив связь на «экипаж». Потом вяло спросил:

– Экипаж готов?

Пока члены экипажа докладывали о своей готовности, Васильев расслабился в кресле. Четыре года пашет в этом Владивостоке, летает на Ту-16 и Ту-22 по одним и тем же маршрутам над дикой глушью. Охренеть! Тут всегда было холодно и сыро. И еще эти старые, дребезжащие самолеты с командой из тупых, необученных крестьян. Правда, последние два года вторым пилотом у него был Григорий Боканович, который хоть знал толк в летном деле. Но видный собой лейтенант все время пребывал в состоянии усталости – результат постоянных подвигов на любовном фронте.

Несмотря на трудную и скучную работу, в целом Андрей был доволен своей карьерой. Сын старого коммуниста Александра Васильева, чудом уцелевшего в сталинских чистках, в 1965 году, в возрасте пятнадцати лет, Андрей был отдан в Нахимовское училище, куда принимали, в основном, детей партийных функционеров. Андрей хорошо учился и был на хорошем счету у «замполита». Когда тот начинал разводить канитель насчет таких святынь, как Коммунистическая партия, марксизм-ленинизм, и про необходимость постоянной бдительности, ибо враг не дремлет, Андрей изображал на лице живейший интерес и внимание, хотя все это вызывало у него ассоциации с коровьим навозом.

Уже в летной школе он вступил в ряды КПСС, надеясь тем самым обеспечить себе безбедную будущность. Первые семь лет службы под Одессой оказались сплошным праздником. Он наслаждался теплым морем, с его пляжами, вином и женщинами. Особенно любил он район Ялты в Крыму. Здесь проводили свой отдых большие партийные шишки со своими семьями. Те из них, кто имел партстаж побольше, посмеиваясь вспоминали о бедняге Рузвельте, которого в этих благословенных местах Сталин легко обвел вокруг пальца и заставил уступить коммунистам половину земного шара.

Именно в Ялте Андрей и познакомился с Надеждой Русаковой, двадцатилетней дочкой контр-адмирала Николая Русакова. Он был начальником штаба командующего морской авиацией генерал-полковника Мироненко. Надя была светловолосой, податливой и очень страстной. Лето 1977 года она проводила на огромной даче отца на горе с видом на море. Кроме нее там было только двое человек прислуги. Господи, как он жаждал ее во время долгих полетов над Болгарией, Албанией, Ионическим, а также Средиземным морями, где находились корабли американского Шестого флота, за которыми он и присматривал. А за ним присматривали американские истребители. Жутко агрессивный народ! Время от времени они норовили напугать его, устроив движение на встречных курсах. «Прямо как казацкая конница», – буркнул его второй пилот, когда в результате такой психической атаки воздушным потоком от промчавшегося над ними истребителя чуть не сорвало верхнюю антенну.

Тогда Васильев думал не столько о службе, сколько о Наде, о теплых вечерах, когда они нежились на чистом песочке у моря, а ветер доносил звуки балалайки с танцплощадок соседних курортов. О ее теле – мягком, податливом. Если бы она тогда не забеременела! Он помнил, как удивил его приказ о переводе во Владивосток. Это было что-то из ряда вон выходящее! Но приказ спустили из канцелярии самого Мироненко, и нужно было его выполнять! Но Сибирь и то была бы лучше.

Как и все советские летчики-офицеры, Васильев был готов к глупости и некомпетентности рядового и сержантского состава. Недаром его подготовка включала изучение функционирования всех узлов самолета – как механической, так и электронной части. Но механики, с которыми он столкнулся во Владивостоке, по своей тупости могли дать сто очков вперед кому угодно во всей советской морской авиации. Офицеры поговаривали, что за этими молодцами дальше уже идут непосредственно ишаки. Андрей понимал, что его главная задача – уцелеть, выжить, и потому досконально изучил устройство двигателей, знал как действуют четыре спаренных пушки калибра двадцать три миллиметра NR3, и даже освоил радар, хотя в нем сам черт ногу сломит! Не проверив самолет от носа до хвоста, майор Васильев никогда не поднимался в воздух. И потому пока был жив…

Его штурман Оник Гукасян, сидевший в бронированном кресле в передней части самолета, был поистине дитя природы! Этот остолоп никак не мог сложить два двузначных числа. Но Андрей неплохо разбирался в штурманском деле и был готов довести самолет до базы, если бы компьютер вышел из строя. Что касается двух стрелков – казаха Турсуна Засураева и узбека Сади Бесхалатова – то эти кретины ухитрились бы не попасть даже по матушке-земле, даже если бы зафигачили по ней своими пушками. К счастью, грузину Гиви Джапаридзе нужно было только сидеть и таращиться на экран радара. Для этого ни ума, ни сноровки не требовалось, но если бы радар забарахлил, от Джапаридзе толка не было бы. Второй радарщик украинец Михаил Ковороденко, гордившийся званием оператора третьего класса, мог не только тупо пялиться на экран, но и обращаться с рацией. Хорошо, что кодирующее устройство работало исправно, превращая его грубый голос в четкую последовательность знаков.

Андрей был также политруком, отвечал за идеологическую благонадежность своего экипажа. Вообще-то, эти болваны разбирались в политике, как бараны в балете, но зловещий Комитет государственной безопасности был всегда начеку и всюду выискивал крамолу. Нельзя было поручиться, что кто-то из этих кретинов – Джапаридзе, Засураев или Бесхалатов – не служил стукачом и не доносил на своего командира. Впрочем, Васильев не особенно удивился бы, если бы сексотом оказался и его второй пилот. Между гэбэшниками и армией никогда не было братской любви, и майора Васильева пробирала дрожь при мысли о повальных арестах, пытках, «добровольных признаниях», показательных процессах и ночных расстрелах в знаменитой тюрьме на Лубянке. В тридцатых годах шквал репрессий обрушился на армию и уничтожил лучшие командирские кадры, из-за чего страна осталась беззащитной перед Гитлером. Кто знает, вдруг такое безумие повторится и сейчас. Так или иначе Васильев действовал по принципу «ешь пирог с грибами, а язык держи за зубами».

Майор еще раз покачал головой. Хмуро глянул на взлетную полосу. Господи, почему эти мудаки так медленно откликаются? Он нетерпеливо заерзал в кресле, потом сказал второму пилоту:

– Григорий, свяжись с КДП[18]18
  Контрольно-диспетчерский пункт.


[Закрыть].

Боканович кивнул, и Андрей услышал в наушниках его скучный голос:

– Контрольная? Это «сокол шесть-восемь». Просим разрешения на взлет.

– «Сокол шесть-восемь», – затрещало в наушниках после небольшой паузы. – Взлет разрешаю. Взлетная полоса – четыре. Ветер ноль-пять-ноль, десять метров, порывы до семнадцати. Как поняли?..

Боканович отозвался, потом взглянул на Васильева. Тот кивнул, убрал тормоз, прибавил газу. Могучая машина двинулась вперед. Двинув колонку штурвала вправо, майор выровнял «Туполева» по осевой, снова приглушил двигатели и, глядя на длинную серую ленту бетона, тянувшуюся до горизонта на три километра, снова поставил тормоз.

Контрольная проверка.

– Снегоуборщиков нет, полоса свободна, – сказал Григорий, поднимая вверх большой палец. Майор буркнул:

– Вот и отлично.

Он взялся за оба РУДа[19]19
  Рукоятка управления двигателем.


[Закрыть], подал их вперед до отметки «50 процентов». Восьмидесятитонная махина задрожала, двадцать тысяч фунтов тяги боролись с тормозами. Андрей быстро осмотрел приборную доску.

– Все в порядке, товарищ майор, – сказал Григорий, подавшись вперед в своем кресле.

Но что-то было явно не так. Андрей чуял это нутром. Затем он увидел, в чем дело. Сравнив показания двух соседних приборов, он чертыхнулся и сказал:

– Второй! На десять процентов меньше оборотов. Двигатели работают несинхронно.

– Виноват, товарищ майор, – откликнулся лейтенант, спешно наводя порядок.

– Проснись, приятель! – обернулся к Григорию Андрей. – Ты бы сейчас наломал дров. Не уподобляйся этим, – он презрительно ткнул пальцем назад, через плечо.

Второй пилот прикусил губу, но промолчал.

Андрей снова убрал тормоз. Машина Медленно двинулась по дорожке. Он прибавил газу. Его прижало к спинке кресла, машина бежала по бетону все быстрее и быстрее. Постепенно ощущение тяжести, давившей на Андрея, пропало. Машина рвалась в небо. Андрей любил момент взлета, несмотря на все опасности, с ним связанные. Это было упоительное чувство освобождения от всего земного, возврата в поднебесье.

Он услышал голос Григория:

– ВР! Обороты.

Снова что-то было не так. Андрей посмотрел на летевшую навстречу ему серую ленту бетона, на приборы и снова обнаружил непорядок. Он чертыхнулся еще раз:

– Мы делаем сто двадцать В-один, а ВР – это сто сорок. – В наушниках стоял треск, Григорий молчал, и Андрей добавил: – Ты хочешь нас завалить? Тогда ты окажешься не в теплой постели со своей татаро-монголкой, а в холодной могиле!

– Виноват, товарищ майор.

– Конечно, виноват. – Васильев посмотрел на указатель скорости и сказал: – А вот теперь обороты! – и взял колонку штурвала на себя. Затем уже тихо сказал: – Поздравляю, лейтенант. Ты мог укокошить нас дважды за какие-нибудь пять минут.

Большая машина медленно набирала высоту. Андрей глянул на загрустившего второго пилота и усмехнулся:

– По-моему, ты слишком много времени проводишь в постели с этой азиаткой. Тратишь силы, теряешь остроту реакции. Либо эрекция, либо реакция, дружище.

Григорий вздохнул, поджал губы, затем не утерпел и обиженным голосом произнес:

– Шура помогает скрасить холодные вечера. – Потом, немного оживившись, добавил: – У нее есть подруга, Наташа, секретарша. – Покосившись на приборы на боковой панели, он продолжил, тщательно подбирая слова: – Она могла бы скрасить унылые вечера и вам, товарищ майор.

– Секретарша Наташа, – фыркнул Васильев, с удовольствием подхватывая разговор на эту тему, которую, как он прекрасно понимал, второй пилот затронул специально, чтобы избежать нагоняя. – Еще одна интеллектуалка-азиатка.

– Между ног мозгов не бывает ни у кого, – возразил лейтенант.

– Что верно, то верно, Гриша. Но нам надо держать ухо востро и не якшаться с кем попало.

– Верно, но одно дело, на людях, а другое – в постели. В конце концов, про Александру я рассказывал только вам. Я знаю одно курортное местечко, где мы можем отлично провести время с этими кисками, – там мало кто бывает из народа, потому как дорого.

Андрей коротко кивнул, ощутив ком в горле и легкий зуд в промежности. Давно, слишком давно не был он в постели с женщиной. Впрочем, он не собирался признаваться в этом второму пилоту. И вообще лучше поскорее забыть о постели: слишком волнующей была эта тема.

– Поговорим после полета, – только и сказал он лейтенанту.

Вскоре они вошли в облака. Васильев подался вперед, внимательно следя за приборами. Но прошло еще несколько минут, и снова засияло солнце, облака оказались внизу. Андрей уверенно работал колонкой и педалями, ведя машину по заданному маршруту над Японским морем и через Сахалин, стараясь избегать докучливых F—16. Протянув руку к верхней панели, он переключил связь на «экипаж». Затем кивнул Бокановичу. Типичная для русских любовь к секретности являлась причиной того, что на предполетный инструктаж допускались только командир корабля, второй пилот и штурман. Прочим членам экипажа военные тайны доверяли, лишь когда самолет уже находился в воздухе. Но все, кто сейчас были на борту Ту-16, знали в деталях задание. Они уже много раз выполняли его.

Поглядывая на планшет, прикрепленный к колену, Андрей бубнил в микрофон:

– Мы совершаем очередное патрулирование северной части Тихого океана. Наш полет пройдет над Сахалином, южной частью Камчатки и над Командорскими островами. Затем мы поворачиваем на юг до сорок четвертого градуса северной широты – на запад и домой. В точке с координатами: сорок шесть градусов двадцать минут северной широты и сто пятьдесят девять градусов тридцать минут восточной долготы нас встретит заправщик. Скорость – четыреста узлов, высота – десять тысяч метров. Сообщать командиру корабля показания радара каждые пятнадцать минут независимо от наличия или отсутствия цели. Сводка погоды благоприятная. Действует готовность два – оставаться на местах. – Затем, покосившись на второго пилота, он кивнул на приборы и сказал: – Займись. – После чего откинулся на спинку кресла.

Второй пилот взял на себя управление, а Андрей думал о том, что впереди еще долгие часы полета. Ну что может оказаться на экранах радаров? Все как обычно. Несколько пассажирских самолетов, американский самолет системы АВАКС, танкер-другой. Может, какие-нибудь безумные японские рыбаки. Если погода и впрямь окажется хорошей, над Алеутами будут кружить вертолеты американских нефтяников, словно пчелы над ульем. Ну и, конечно, не надо забывать о «Петрове». Вот именно. Это судно радиолокационной разведки находилось сейчас севернее Гавайских островов и двигалось на юг, отслеживая перемещение кораблей у этого военно-морского бастиона Соединенных Штатов. Там, кстати, имелся линкор «Нью-Джерси». Ерунда какая-то! Линкор в космический век. Он щелкнул переключателем связи и обратился к лейтенанту:

– Гриша, у американцев на Гавайях имеется линкор!

– Никак они решили потопить парочку наших атомных подлодок из своих шестнадцатидюймовок, товарищ майор.

Когда самолет наконец вышел на заданную высоту, Васильев поглядел в голубую даль с шапками кучевых облаков, напоминавших кудрявые горы. Васильев зевнул, откинулся на спинку кресла, и снова в его памяти всплыла Надежда Русакова.

Примерно три часа спустя Гиви Джапаридзе, обнаружив на своем радаре два пассажирских авиалайнера, танкер и китобоец, вдруг воскликнул:

– Товарищ майор, на воде крупный объект: истинный пеленг один – два – ноль, триста километров. Движется по курсу примерно один – шесть – ноль, скорость – двадцать пять узлов.

– Это точно? – осведомился майор.

– У меня он тоже на экране, – послышался голос Михаила Ковороденко.

– Похоже, военный корабль, – изрек Васильев. – Сколько у него кораблей сопровождения?

– Ни одного.

– Ни одного? – Васильев задумчиво посмотрел на второго пилота, барабаня пальцами по колонке штурвала. – Ерунда какая-то. Вы не ошибаетесь?

– Никак нет, товарищ майор, – услышал он нестройный хор из двух голосов в наушниках.

Он щелкнул переключателем связи.

– Сопровождение отсутствует, – сказал он, обращаясь к самому себе. Затем спросил Бокановича: – Григорий, у них там случайно нет бутылки водки?

Второй пилот хихикнул. Он был рад, что командир корабля не держит на него зла за промашку при взлете.

– По крайней мере, в самолет они садились трезвые, – хмыкнул он. – Но даже если они и нажрались в полете, им вряд ли примерещилось бы одно и то же.

Васильев кивнул и сказал:

– Короче, с такой скоростью способен двигаться только военный корабль. Но где сопровождение? Что задумали эти долбаные штатники? – Помолчав, он сказал: – Знаешь, Григорий, а вдруг их радар нас не засек? Давай-ка устроим им сюрприз. Снизимся и разберемся, что к чему. Займемся ими всерьез.

– Верно, товарищ майор, – поддакнул второй пилот, щелкнув тумблером, сказал: – Всем членам экипажа! Снижаемся для визуального наблюдения. Готовность три!

Вскоре Григорий сообщил Васильеву:

– Экипаж готов.

– Вот и отлично, – сказал Васильев, а затем, положив обе руки на колонку штурвала, сказал: – Теперь поведу я. – Второй пилот кивнул, уступая ему место, а Васильев продолжал: – Снижение – две тысячи метров в минуту. Заданная высота – триста метров. – Он толкнул колонку штурвала от себя и убавил газ. – Выпустить тормозные щитки!

– Тормозные щитки выпущены! – доложил Боканович, произведя необходимые манипуляции.

«Туполев» сбросил скорость и пошел на снижение описывая круги, которые постепенно делались все меньше. Каждую тысячу метров Боканович докладывал Васильеву высоту. Джапаридзе и Ковороденко сообщали пеленг цели. Наконец, когда самолет пошел на высоте тысячи метров, а стрелка гироретранслятора закачалась на отметке один – шесть – ноль, Андрей поставил колонку в нейтральное положение.

– Объект точно по курсу. Григорий, возьми-ка бинокль, – сказал он Бокановичу.

Тот кивнул, отстегнул ремешок, которым крепился к его креслу бинокль, приложил его к глазам. Наступило молчание, нарушаемое лишь выкриками Джапаридзе и Ковороденко, сообщавшими показания радаров. Наконец Андрей не выдержал:

– Ну что, еще не увидел? – нетерпеливо спросил он.

– В этом гребаном тумане хрен разберешь, – выругался Боканович. – Не туман, а молоко…

Внезапно раздался голос Ковороденко:

– Десять воздушных целей, товарищ майор. Истинный пеленг ноль – один – пять. Дальность один – семь – ноль. Высота… Летят очень низко, трудно определить.

– Гиви, подтверждаешь? – крикнул Васильев.

– Подтверждаю, товарищ майор. Много воздушных целей. Совсем много… И очень низко. Прямо над нашим объектом. На малых скоростях.

– Это часом не вертолеты? – спросил Васильев.

– Запросто… Вдруг это вертолетоносец… – бормотал лейтенант, вглядываясь в окуляры бинокля.

– Высота пятьсот, что-нибудь видишь? – нервно осведомился у него майор.

– Ни хрена!.. – И вдруг Боканович исступленно крикнул. – Мамочки! Это авианосец. Громадный, как Днепрогэс какой-то! Пеленг ноль – один – ноль, дальность тридцать…

– Эй, радар! – крикнул майор Васильев. – Ну что, подтверждаете?

– Так точно, – отозвался Джапаридзе.

Туман рассеялся, и летчики увидели громадный серый корабль.

– Вот это да! – ахнул Васильев. – Ты прав, Гриша! Эта посудина, похоже, имеет метров триста в длину и шестьдесят в ширину. – И затем быстро скомандовал: – Радар! Как насчет воздушных целей?

– Пеленг ноль – девять – ноль, дальность один – пять – ноль, скорость сто сорок.

– Авианосец меняет курс, товарищ майор, – доложил Боканович, – ноль – шесть – пять…

– Идет по ветру, – сказал Андрей. – Он бы этого не делал, если бы принимал вертолеты. Нет, значит, речь идет о самолетах, – озадаченно произнес майор. – Он стиснул колонку. – Это не площадка для вертолетов, но полетная палуба совершенно прямоугольная, нет наклона для запуска реактивных самолетов. И нет кораблей сопровождения. Ничего нельзя понять. Тут сам черт ногу сломит! – Помолчав, он медленно сказал: – Американцы или совсем спятили, или придумали что-то новенькое. Корабль снова исчез в тумане, и Васильев выругался. Затем рявкнул: – Михаил! – И, когда стрелок-радарщик отозвался, скомандовал: – Передавай-ка шифровку: «Замечен большой авианосец без сопровождения. Пятьдесят один градус северной широты, сто семьдесят два градуса тридцать минут восточной долготы. Меняет курс. Скорость – двадцать восемь узлов. Иду на сближение». Повтори, как понял.

Ковороденко повторил текст, Андрей улыбнулся. Он знал, что донесение будет принято на военно-морской базе во Владивостоке и переправлено в Москву. Потом мощные передатчики дадут сигнал спутнику «Молния», а тот, в свою очередь, передаст его новой атомной подлодке, находящейся севернее острова Уэйк. Компьютеры автоматически передадут информацию ракетам подлодки. Затем одно нажатие кнопки – и в считанные минуты авианосец превратится в радиоактивную пыль.

– Американские истребители постоянно лезут на нас, прямо как британская кавалерия лезла на наши батареи при Балаклаве, – мрачно изрек Андрей. – Ну что ж, пора нам русским, вернуть должок. – Он двинул ручку вперед. – Пройдем-ка на бреющем от кормы до носа, пусть узнают, что такое форсаж! – Это вызвало большое одобрение у экипажа, в наушниках Андрея раздался веселый гогот. – Затем сделаем над ним круг и узнаем все, что нужно. Готовность четыре. Занять места по боевому расписанию! Это новая модель! – И с этими словами Васильев прибавил газу.

– Чертов туман! – буркнул Боканович.

Майор Васильев прищурился, подался вперед.

– Вот она, птичка, – процедил он сквозь зубы. – Дальность, Гиви!

– Пять тысяч метров.

– Скорость, Гриша! – Андрей крепко стиснул завибрировавшую колонку, пристально вглядываясь перед собой.

– Триста сорок, товарищ майор! – И затем с нотками тревоги в голосе добавил: – Высота двадцать метров.

– Отлично, – сказал Андрей, глядя в боковое окно на море, серое пятно с белыми полосками. – Сейчас мы пройдемся над ними. Может, наш форсаж их разбудит. А то, по-моему, они там все дрыхнут. – Он взял колонку на себя, выровнял машину чуть не у самой воды, и авианосец стал расти и шириться, превращаться в серого исполина. До него оставались считанные метры. Григорий Боканович испуганно ерзал в кресле.

– Ну! – крикнул Васильев. – Дави. На всю катушку!

Григорий двинул оба РУДа.

Сорок тысяч фунтов тяги несли ревущее крылатое чудовище вперед. Андрей затаил дыхание. Самолет был уже у самого корабля, причем так низко, что полетная палуба по сути дела была выше их. Григорий фыркал, словно перепуганный конь.

Когда корабль превратился в серую стену, заслонив Васильеву весь обзор, майор рванул колонку – сначала на себя, потом от себя. «Туполев» оставил корму в каких-то пяти метрах под собой, едва не проехавшись брюхом по полетной палубе.

– Форсаж! – крикнул Васильев второму пилоту, и Боканович двинул рычаг, отчего загорелись две красные лампочки на приборной доске. «Туполева» тянули уже не сорок, а шестьдесят тысяч фунтов, и он несся, как обезумевший заяц.

Самолет промчался над полетной палубой в считанные доли секунды со скоростью 550 узлов, отразившись тучей в стеклах рубок. Матросы разбегались во все стороны, как перепуганные мыши. Еще мгновение, и самолет проскочил нос корабля.

– Убрать форсаж, – крикнул Андрей, беря колонку на себя, сбавляя газ и давя правую педаль. Григорий убрал защелку. Красные лампочки погасли.

«Туполев» сбросил скорость и пошел на разворот.

– Теперь они поняли, что мы туточки, – сказал Андрей и, выровняв машину на трехстах метрах, начал облет авианосца. Он слышал в наушниках веселый смех членов экипажа. – А теперь мы тихо-мирно покружим над ними. Первый раз вижу такую посудину. Это все-таки, наверное, новая модель вертолетоносца. – Повернувшись к Бокановичу, он сказал: – Лейтенант, нужно подробное описание этого зверя. – И добавил в микрофон, обращаясь к Ковороденко: – Михаил, срочно передать шифровку описания.

– Есть!

– Покружим над самой жестянкой, поглядим, что это за птица.

Внезапно туман рассеялся, и огромный корабль засверкал под лучами солнца.

– Михаил, – скомандовал Васильев. – Передавай: «Вижу неопознанный авианосец, длина триста метров, семьдесят в бимсе. Одна наклонная труба, есть палуба, способная принимать летательные средства. Таковых на палубе не имеется. Похоже на вертолетоносец». – Он заработал рычагами управления, продолжая облет на высоте тысячи метров.

– Товарищ майор! – крикнул Боканович, вглядываясь в корабль через окуляры бинокля. – Вон их зенитки!

– Точно.

– У них, видать, пара сотен пушек малого калибра. Да и покрупнее тоже имеются.

– Странно, – пробормотал Андрей, задумчиво поглаживая ручку. Затем внезапно спросил: – Гиви, а где же самолеты-вертолеты?

– По-прежнему пеленг ноль – девять – ноль, дальность пятьдесят, скорость сто сорок.

– Григорий, ты их видишь?

Второй пилот поднял голову и снова впился в бинокль.

– Никак нет, товарищ майор. Они слишком далеко, и туман мешает.

– Сейчас мы снизимся до двадцати метров. И еще разок над ними пройдемся. Тогда их вертолеты разлетятся, как воробьи.

– Товарищ майор, – подал голос Гиви. – Объекты в воздухе. Два отделились, приближаются со скоростью триста.

– Вот-вот! Секретная модель вертолетоносца с новыми сверхбыстрыми машинами, – сказал майор Васильев, потянул ручку, нажал на педаль руля. Самолет снизился, выровнялся прямо по курсу корабля и пошел ему навстречу. – Здравствуйте, янки, – крикнул Васильев. – А вот и мы!

Снова он услышал в наушниках гогот экипажа.

Все шло отлично.

Лучше не придумать.