Текст книги "Просто умереть"

6

В самом конце этого паршивого рейса их паршивый самолет основательно тряхнуло, стоило только шасси коснуться взлетно-посадочной полосы – точнехонько на пять с половиной часов позже запланированного времени. Авиалайнер начал ожесточенно тормозить, и Марк Уоррен, до предела измотанный и сытый полетом по горло, сидя в тесном кресле, с ремнем безопасности, врезающимся в живот, каковой и без того уже ныл из-за чрезмерного количества фирменных крендельков этой чертовой авиакомпании и порции отвратной мусаки, есть которую определенно не следовало, бросил последний взгляд на фотографии «Феррари-360» в журнале «Автокар».

«Я хочу тебя, детка, – подумал он. – О господи, как же я хочу тебя!»

Пока самолет замедлялся до скорости руления, за иллюминатором мелькали посадочные огни, расплывающиеся сквозь завесу дождя. По громкой связи раздался хорошо поставленный голос командира экипажа: он выдал очередную порцией извинений, свалив всю вину за опоздание на туман.

Чертов туман! Чертова английская погода! Марк мечтал о красном «феррари», доме в Марбелье, где можно греться на солнышке вместе с достойной спутницей жизни – не с абы какой, а с единственной и неповторимой. Если имущественная сделка, которую он заключил в Лидсе, выгорит, то вилла и «феррари» станут ближе. Вот с дамой сердца было гораздо сложнее.

Марк устало расстегнул ремень безопасности, выудил из-под ног портфель и запихал в него журнал. Затем встал, присоединившись к всеобщей толкотне в салоне, и взял с багажной полки плащ. Он даже не удосужился затянуть галстук: был слишком измотан, чтобы переживать за внешний вид.

В отличие от своего делового партнера Майкла Харрисона, практически при любых обстоятельствах одевающегося небрежно, Марк Уоррен, как правило, проявлял в этом отношении щепетильность. Правда, гардероб этого молодого блондина, равно как и его прическа, отличался излишней консервативностью, из-за чего он казался старше своих двадцати восьми лет, однако в большинстве случаев одежда на нем выглядела столь безупречно, что смахивала на совершенно новую, в буквальном смысле с иголочки. Марку нравилось думать, будто люди видят в нем этакого преуспевающего бизнесмена, хотя на самом деле он больше походил на оборотистого коммивояжера, способного втюхать окружающим что угодно.

Ручные часы показывали 23:48. Уоррен включил мобильник, и гаджет ожил. Однако не успел он даже набрать номер, как раздался сигнал о том, что батарея полностью разряжена, после чего экран снова погас. Марк сунул телефон обратно в карман. Все равно уже чертовски поздно, слишком поздно. Сейчас он только и мечтал, что добраться до дома и оказаться в постели.

Час спустя он задним ходом загнал серебристый «БМВ-Х5» на подземную стоянку в так называемом Доме Ван Алена, а затем поднялся на лифте на пятый этаж и вошел в свою квартиру.

Честно говоря, Марк с трудом наскреб средства на покупку столь роскошного жилья, однако благодаря этому он здорово повысил свой статус в глазах общества. Импозантное современное здание в стиле ар-деко на набережной Брайтона, среди жильцов которого числилось несколько знаменитостей. Без преувеличения, элитное место. Сразу ясно, что если живешь в Доме Ван Аллена, то ты человек с положением. И разумеется, состоятельный. Всю свою сознательную жизнь Марк преследовал лишь одну заветную цель – разбогатеть.

Проходя через просторную гостиную, он заметил, что на телефоне мигает индикатор автоответчика. Решив заняться этим чуть позже, Уоррен бросил портфель, воткнул мобильник в розетку и направился прямиком к барному шкафу, где плеснул себе немного виски «Балвени», буквально на два пальца. Затем подошел к окну и стал созерцать набережную внизу, несмотря на непогоду и поздний час весьма оживленную. Далее виднелись яркие огни парка аттракционов на Дворцовом причале и непроглядная темень моря.

Внезапно раздался писк мобильника. Марк подошел ближе и взглянул на экран.

Вот черт! Четырнадцать новых сообщений!

Не отключая мобильник от зарядки, он открыл голосовую почту. В семь вечера Пит поинтересовался, где его черти носят. Затем, в 19:45, Роббо услужливо сообщил, что они направляются в следующий паб, «Ягненок в самом соку». Третье послание было от Люка и Джоша, уже основательно назюзюкавшихся, на заднем плане что-то неразборчиво бормотал Роббо. Из «Ягненка» они перебирались в «Дракона», что на Акфилд-роуд.

Следующие два сообщения были от агента по недвижимости насчет сделки в Лидсе и от их юрисконсульта.

Шестое, в 23:05, от встревоженной донельзя Эшли. Ее тон даже несколько напугал Марка. Она ведь всегда была такой спокойной и невозмутимой.

«Марк, пожалуйста, очень тебя прошу, перезвони мне, как только прослушаешь это сообщение!» – едва ли не умоляла она со своим мягким, но явственным североамериканским акцентом.

Поколебавшись, Уоррен все-таки прослушал следующую запись. Снова от Эшли. На этот раз девушка уже пребывала в полной панике. Затем опять от нее и опять, все с промежутками минут в десять.

Десятое сообщение оказалось от матери Майкла. Она тоже была сама не своя:

«Марк, я оставила сообщение еще и на твоем домашнем телефоне. Пожалуйста, перезвони, как только прослушаешь».

Он поставил голосовую почту на паузу.

Да что там у них такое стряслось, черт побери?

Потом снова звонила Эшли, уже явно на грани истерики:

«Марк, произошла ужасная катастрофа. Пит, Роббо и Люк погибли. Джош в реанимации. Никто не знает, где Майкл. Боже, Марк, позвони мне, пожалуйста!»

Он воспроизвел запись повторно, отказываясь поверить в услышанное. Затем тяжело опустился на диванный подлокотник.

– Господи…

Собравшись, Уоррен прогнал оставшиеся сообщения. Все в том же духе – от Эшли и матери Майкла: «Позвони. Позвони. Пожалуйста, позвони!»

Марк залпом допил остатки виски, налил себе новую порцию, на этот раз побольше, и подошел к окну. Сквозь призрак собственного отражения он снова уставился на набережную. Понаблюдав некоторое время за снующими туда-сюда машинами, обратил свой взор на море. Вдали у горизонта различались две искорки огней – наверное, сухогруза или танкера, пересекающего Ла-Манш.

Марк размышлял.

«А ведь я и сам тоже попал бы в эту аварию, если бы рейс не задержали».

Однако этим его мысли не ограничивались.

Сделав глоток, молодой человек сел на диван. Спустя пару секунд, однако, зазвонил городской телефон. Уоррен подошел к аппарату и взглянул на высветившийся номер. Эшли. После четырех звонков телефон умолк, но тут же разразился трелью мобильник. Тоже Эшли. Немного подумав, Марк прервал вызов, переадресовав его на голосовую почту. Затем отключил мобильник совсем и снова уселся, вытащив подставку для ног. Откинулся на спинку дивана, держа стакан обеими руками.

В виски забрякали кубики льда.

«Да у меня руки дрожат», – понял Марк. И ему вдруг показалось, что у него сотрясаются вообще все внутренности. Он подошел к проигрывателю и поставил компакт-диск с произведениями Моцарта. Моцарт всегда помогал ему думать. А сейчас нежданно-негаданно возникла такая ситуация, что необходимо было обдумать очень многое.

Марк снова откинулся на спинку дивана и уставился в стакан, напряженно сосредоточившись на кубиках льда, словно это были карты, выпавшие ему при гадании. Только через час с лишним он снял трубку телефона и набрал номер.

7

Спазмы участились. Стиснув ноги, задерживая дыхание и крепко зажмурившись, Майкл пока еще был в состоянии противостоять мучительному желанию справить нужду под себя. Этого он допустить не мог – да ему была невыносима одна лишь мысль о том, как будут ржать эти сволочи, когда они в конце концов объявятся и обнаружат его плавающим в луже собственной мочи.

Но теперь Майкла по-настоящему одолевала клаустрофобия. Белый атлас словно бы стягивался вокруг него, опускаясь все ближе и ближе к лицу.

В луче фонарика часы показали 02:47.

«Блин! Да что эти ублюдки себе позволяют, на хрен? Два сорок семь! Где они, черт побери? Гуляют напропалую в каком-нибудь ночном клубе?»

Майкл уставился на белый атлас – башка трещит, во рту пустыня, ноги стучат друг о друга, пытаясь унять адскую боль в мочевом пузыре, отдающуюся по всему телу. Он понятия не имел, сколько еще сможет продержаться.

В отчаянии бедняга принялся молотить по крышке костяшками пальцев.

– Эй, вы! Сволочи! – заорал он.

Потом снова проверил мобильник. Нет сети. Проигнорировав уведомление, Майкл прокрутил телефонную книгу до номера Люка и щелкнул по иконке звонка. Из динамика раздался резкий писк, на экране высветилось «Нет связи».

Тогда он нашарил рацию, включил ее и снова прокричал в микрофон имена друзей. Еще ему смутно помнился тот незнакомый голос.

– Дэйви? Эй, Дэйви!

Ответом послужило лишь слабое потрескивание.

Ужасно хотелось пить, язык словно бы превратился в наждак. Может, они хотя бы оставили ему воды? Майкл слегка приподнял голову, больше высота гроба не позволяла. Приметив блеск бутылки, потянулся за ней. «Фэймос граус».

Разочарованный, он сорвал с горлышка обертку, отвинтил крышечку и сделал глоток. Какое-то мгновение спиртное ощущалось во рту сущим бальзамом, однако уже в следующее обернулось пламенем, обжегшим сначала глотку, а затем пищевод. Правда, потом ему немного полегчало. Майкл сделал еще глоток, после которого снова почувствовал себя получше. Напоследок хлебнув виски как следует, он завинтил бутылку.

И закрыл глаза. Головная боль вроде бы немного утихла. Да и в туалет тоже хотелось не так сильно.

– Сволочи… – простонал он.

8

Эшли походила на привидение. Длинные каштановые волосы обрамляли лицо – такое же бледное, как и у пациентов, лежавших на койках в палате у нее за спиной и окруженных сущим лесом капельниц, аппаратов искусственной вентиляции легких и мониторов. Молодая женщина стояла, прислонившись к стойке сестринского поста в реанимационном отделении Суссекской окружной больницы. И в своей беспомощности она казалась Марку еще даже прекраснее обычного.

Одуревший после бессонной ночи, в стильном костюме и безупречно чистых черных туфлях от «Гуччи», он подошел к Эшли и крепко обнял ее. Взгляд его блуждал вокруг: торговый автомат, фонтанчик с питьевой водой, таксофон под навесом из оргстекла. В больницах ему неизменно было не по себе. С тех самых пор, как он пришел однажды навестить отца после инфаркта, едва не обернувшегося летальным исходом, увидел, что некогда очень сильный мужчина выглядит теперь таким немощным, таким чертовски жалким и бесполезным, – и испугался. Так что сейчас Марк сжимал Эшли в объятиях не только ради того, чтобы утешить девушку: ему надо было хоть немного успокоиться и самому. Недалеко от ее головы на зеленом компьютерном экране мерцал курсор.

– О наконец-то, Марк! Слава богу, ты здесь! – Она вцепилась в него, словно в одинокую мачту посреди бушующего океана.

Одна медсестра разговаривала по телефону – судя по всему, с родственником какого-то пациента реанимации, – а другая сидела за стойкой, совсем близко от них, и что-то печатала на клавиатуре.

– Это ужасно, – проговорил Марк. – Просто уму непостижимо!

Эшли кивнула, сглотнув комок в горле.

– Если бы ты не отправился на встречу в Лидс, то и сам оказался бы…

– Вот именно. Я постоянно думаю об этом. Как Джош?

Ее волосы пахли шампунем, а дыхание самую малость отдавало чесноком – последнее, впрочем, Марк едва ли замечал. Вчера вечером Эшли устроила девичник в каком-то итальянском ресторанчике.

– Плохо. С ним Зои.

Проследив за пальцем Эшли, Марк увидел через несколько коек, среди гула и постукивания аппаратов искусственной вентиляции легких и перемигивающихся цифрами мониторов, в дальнем конце палаты, жену Джоша, пристроившуюся на стуле. Она была одета в белую футболку, курточку от спортивного костюма и брюки-багги. Женщина сидела понурившись, всклокоченные белокурые локоны закрывали ее лицо.

– А Майкл так до сих пор и не объявился. Где он, Марк? Уж ты-то должен знать!

Медсестра закончила разговаривать по телефону, однако аппарат тут же снова зазвонил, и она сняла трубку.

– Без понятия, – покачал головой Марк. – Не имею ни малейшего представления.

Эшли пристально посмотрела на него:

– Но вы же несколько недель планировали эту гулянку, и Люси говорила, будто вы собираетесь поквитаться с Майклом за все его розыгрыши, что он устраивал с другими перед их свадьбой.

Она отступила от Марка, стряхнув волосы со лба, и тогда он увидел, что у нее потекла тушь. Эшли промокнула глаза рукавом.

– Может, парни передумали в последнюю минуту, – ответил Марк. – Само собой, у них была куча идей – например, подсыпать ему чего-нибудь в алкоголь и посадить на самолет, но мне удалось отговорить их от подобных затей. Во всяком случае, мне так казалось.

Вымученной улыбкой девушка выразила ему свою благодарность.

Он пожал плечами:

– Я же знал, как ты беспокоишься, что… ну, вдруг мы отмочим какую-нибудь глупость.

– Еще бы не беспокоиться! – Эшли покосилась на медсестру и шмыгнула носом. – Но где же тогда Майкл?

– А его точно не было в машине?

– Точнее некуда. Я звонила в полицию, и они говорят, что… Они говорят… Они… – Тут девушка начала всхлипывать.

– Что они сказали?

– Что ничего не будут предпринимать! – разгневанно выпалила Эшли. Она всхлипнула еще несколько раз, стараясь сдержаться. – Говорят, что якобы осмотрели все вокруг места катастрофы, но никаких следов Майкла не обнаружили: дескать, он наверняка отсыпается где-нибудь после попойки.

Марк подождал немного, надеясь, что его собеседница успокоится, однако она продолжала плакать.

– Может, так и есть.

Невеста Майкла покачала головой:

– Он пообещал мне, что не будет напиваться. – Марк выразительно посмотрел на Эшли, и через мгновение она кивнула. – Да все я понимаю. Это же был мальчишник, верно? А что вы, мужики, обычно делаете на мальчишниках? Ну ясное дело: нажираетесь вдрызг!

Уоррен уставился на серые плитки пола. А затем произнес:

– Пойдем проведаем Зои.

Он двинулся через палату. Эшли шла следом, держась чуть позади. Сегодня Зои, стройная красавица, показалась Марку даже еще более худой, чем всегда: слегка приобняв жену друга, он почувствовал под мягкой тканью дизайнерской курточки костлявое плечо.

– Господи, Зои, мне так жаль. Держись!

Она едва заметно пожала плечами в знак признательности.

– Как он? – Марк надеялся, что тревога в его голосе прозвучала искренне.

Зои повернула голову и посмотрела на него – воспаленные глаза, дорожки слез на едва ли не прозрачных без косметики щеках.

– Врачи уже ничего больше не могут поделать, – выдохнула она. – Его прооперировали, и теперь остается только ждать.

Джош был подключен к двум инфузионным помпам «Ивак», трем шприцевым насосам и аппарату искусственной вентиляции легких, издающему размеренное, тихое и жутковатое шипение. На мониторе устройства постоянно менялись показания, бежали волнообразные кривые.

Трубка, выходящая изо рта пациента, вела в небольшой пакет с краником внизу, наполовину наполненный темной жидкостью. Тело его окутывал целый лес канюлированных трубок, помеченных желтым цветом на выходе из помп и насосов и снабженных белыми, надписанными от руки бирками на другом конце. Из-под простыни и от головы Джоша тянулись провода, неся данные для цифровых табло и скачущих кривых. Открытая взгляду плоть имела белоснежный цвет. Друг Марка сейчас здорово смахивал на жертву некоего лабораторного эксперимента.

Однако Уоррен едва ли смотрел на Джоша. Он изучал мониторы, стараясь разобраться, что означают цифры на них. Пытался вспомнить, как все было в прошлый раз, когда он стоял в этой же самой палате подле умирающего отца: вот на этом мониторе вроде бы отражается состояние сердца, а это показатели уровня кислорода в крови и артериального давления. Уоррен читал надписи на капельницах. «Маннит». «Пентакрахмал». «Морфий». «Мидазолам». «Норадреналин». И напряженно размышлял. У Джоша были все предпосылки к тому, чтобы преуспеть в жизни: хорошие внешние данные, состоятельные родители. Работая оценщиком убытков в страховой компании, он всегда рассчитывал и размечал собственную жизнь, вечно талдычил о планах на пять и на десять лет вперед, о глобальных целях. Джош первым из их компании женился, поскольку хотел завести детей пораньше, чтобы к тому времени, когда они вырастут и повзрослеют, самому еще оставаться достаточно молодым, дабы наслаждаться жизнью. Нашел себе идеальную жену, прелестную богатую малышку Зои, однозначно здоровую и фертильную, которая одного за другим родила ему двух очаровательных малышей. Словом, все у Джоша шло по плану.

Марк окинул взглядом палату, отыскав медсестер и врачей и отметив, где они находятся, затем опустил глаза на трубки капельниц, торчащих из шеи и руки Джоша, рядом с пластиковой биркой с его именем. Следом изучил аппарат искусственной вентиляции легких. Потом электрокардиограф. Если частота биения сердца или уровень кислорода в крови значительно снизятся, прозвучит предупредительный зуммер.

Если Джош выживет и придет в себя, это станет проблемой: Марк пролежал без сна почти всю ночь, обдумывая ситуацию, и был вынужден, хотя и весьма неохотно, признать, что при благоприятном для друга развитии событий ему самому придется худо.

9

Зал заседаний № 1 Королевского суда Льюиса неизменно вызывал у Роя Грейса тягостное чувство. Казалось, что это помещение умышленно спроектировали с целью морально подавлять всех, кто в нем находился. Хотя формально статус у него был такой же, как и у остальных залов в здании, однако он все равно явно доминировал над прочими. Георгианский стиль, высокий сводчатый потолок, места для публики на галерке, настенные дубовые панели, скамьи – в том числе и для подсудимых – из мореного дуба, а также балюстрада вокруг свидетельской трибуны. В данный момент в зале председательствовал судья Дрисколл – в неизменном своем парике, давно уже потерявшем товарный вид. Он сонно восседал в кресле с красной спинкой, под британским гербом с прославленным девизом «Dieu et mon droit»[2]2
  Бог и мое право (фр.).


[Закрыть]. В целом все это смахивало на театральные декорации, а пахло здесь – как в школьном классе, где давно не было уборки.

Грейс на свидетельской трибуне – опрятно одетый, как и всегда на судебных заседаниях, в синий костюм, белую рубашку, галстук со строгим рисунком и начищенные черные ботинки на шнуровке – внешне выглядел прекрасно, однако внутри ощущал себя основательно помятым. Отчасти из-за того, что не выспался после вчерашнего свидания – обернувшегося катастрофой, – а отчасти потому, что испытывал мандраж. Положа руку на Библию, он скороговоркой оттарабанил присягу. Поглядывая по сторонам и проникаясь атмосферой места, поклялся всемогущим Богом – наверное, в тысячный раз за свою карьеру – говорить правду, только правду и ничего, кроме правды.

Присяжные заседатели выглядели, как и любые другие, – этакая группа туристов, застрявшая без средств на автовокзале. Неопрятная пестрая компания: чересчур яркие свитеры, расстегнутые воротнички рубашек да помятые блузки под невыразительными физиономиями – все белые, рассаженные в два ряда, прячущиеся за графинами с водой, стаканами и ворохами заметок. Возле судьи хаотично громоздились видеоплеер, слайд-проектор и огромный бобинный магнитофон. Перед столом судьи из-за батареи электронного оборудования чинно взирала стенографистка. Установленный на стуле вентилятор вращался вправо-влево, едва ли, впрочем, привнося свежесть в спертый предвечерний воздух. Галерка кишела журналистами и зеваками. Ничто так не притягивает обывателей, как процесс, на котором судят убийцу. А это, можно сказать, был местный процесс года.

Великий триумф Роя Грейса.

На скамье подсудимых сидел Суреш Хуссейн, дородный мужчина с рябым лицом и зализанными назад волосами, одетый в коричневый костюм и полосатую рубашку с лиловым атласным галстуком. Он молча наблюдал за действом с таким видом, будто чувствовал себя хозяином положения, а процесс устроили исключительно ему на потеху. Сволочь, мразь, трущобный домовладелец. Целых десять лет он оставался неуязвимым, и вот теперь Рой Грейс наконец-то прижал мерзавца, располагая полным набором доказательств его виновности. Преступный сговор с целью совершения убийства. Жертвой был его конкурент Рэймонд Коэн, тип равным образом неприглядный. Если суд пройдет как до`лжно, Хуссейна упекут за решетку до конца его дней, и сотни добропорядочных граждан Брайтон-энд-Хова смогут радоваться жизни в своих жилищах, избавленные от уродливой тени его приспешников, превращавших в ад каждый час их существования.

Рой мысленно вернулся во вчерашний вечер.

«Ох уж эта Клодин! Клодин Ламонт, черт бы ее побрал!»

Все с самого начала пошло наперекосяк. Во-первых, он опоздал на час сорок пять минут. Во-вторых, фотография Ламонт, которую она разместила на сайте знакомств, оказалась, мягко говоря, устаревшей на добрых десять лет. Кроме того, выяснилось, что, рассказывая о себе, она опустила такие немаловажные пункты, как полное воздержание от алкоголя, ненависть к копам, веганство и девять подобранных на улице кошек – последнее, похоже, было единственным, что интересовало Клодин в этой жизни.

Сам Грейс любил собак. Нет, против кошек он ничего не имел, просто пока ему не довелось повстречать такую, с которой он нашел бы общий язык, в то время как с любой собакой дружба у него завязывалась практически мгновенно. После двух часов, проведенных в местном вегетарианском ресторане, сущей помойке, причем на протяжении всего этого времени Рой выслушивал лекции о здоровом питании и вольнолюбивом кошачьем духе, а также подвергался допросу с пристрастием относительно деспотичной сущности британской полиции и мужчин, рассматривающих женщин исключительно как сексуальный объект, он был только рад убраться восвояси.

И вот теперь, после ночи беспокойного и прерывистого сна и нескольких часов праздношатания в ожидании вызова, ему вновь предстоял допрос с пристрастием. Днем все так же хлестал дождь, однако воздух основательно прогрелся. Рой уже чувствовал, как поясницу ему заливает потом.

Наконец слово взял защитник, удививший суд тем, что он вызвал Грейса в качестве свидетеля. В коротком седом парике и блестящей черной мантии, он поднялся с надменным достоинством и деланой улыбкой, демонстрирующей зубы и полное отсутствие теплоты. Это был королевский адвокат по имени Ричард Чаруэлл. Грейс уже сталкивался с ним прежде, и приятным этот опыт назвать было нельзя. Адвокатов он вообще не переносил. Для них судебный процесс всего лишь игра. Им не приходится отрывать задницу от стула и рисковать жизнью ради поимки преступника. И им абсолютно наплевать, насколько серьезное преступление совершено, лишь бы отмазать своего подзащитного.

– Вы детектив-суперинтендант Рой Грейс из Главного управления уголовного розыска, Суссекс-хаус, Холлингбери, Брайтон? – начал адвокат.

– Да. – Ответ у Грейса вышел «не из того горла», и вместо обычного уверенного голоса прозвучало чуть ли не карканье.

– И вы имели некоторое отношение к данному делу?

– Да. – Снова сдавленный хрип.

– Я представляю суду данного свидетеля.

Повисла краткая пауза. Разговоры смолкли. Ричард Чаруэлл, королевский адвокат, завладел вниманием всего зала. Прожженный актер видной наружности, он намеренно выдержал драматическую паузу, прежде чем продолжить речь, уже совершенно другим тоном, внушавшим мысль, будто теперь он – новый лучший друг Роя Грейса.

– Детектив-суперинтендант, не поможете ли вы нам в одном вопросе? Вам что-нибудь известно о туфле, связанной с данным делом? Из коричневой крокодильей кожи, без шнуровки, с золотой цепочкой?

Грейс несколько секунд молча разглядывал адвоката, после чего ответил:

– Да, известно.

Внутренне он запаниковал, интуитивно догадавшись, какое направление может принять допрос.

– Детектив-суперинтендант, вы сами расскажете нам о том, кому показывали означенную туфлю, или же предпочитаете, чтобы я вытянул из вас это признание?

– Хм, я не совсем понимаю, к чему вы клоните, сэр.

– А мне кажется, детектив-суперинтендант, что всё вы прекрасно понимаете.

Раздраженно, как будто ему и впрямь помешали вздремнуть, вмешался судья Дрисколл:

– Мистер Чаруэлл, извольте говорить по существу, мы не можем сидеть здесь до ночи.

– Как скажете, ваша честь, – елейно отозвался адвокат, после чего снова повернулся к Грейсу. – Детектив-суперинтендант, вы не станете отрицать, что нанесли ущерб весьма важной улике, фигурирующей в данном деле? А именно этой вот туфле?

Чаруэлл взял со стола с вещдоками упомянутый предмет и выставил его на всеобщее обозрение, держа над головой, словно только что завоеванный спортивный кубок.

– Я не стал бы говорить, что нанес ей какой-либо ущерб, – покачал головой Рой. Он был разозлен спесивостью защитника, хотя и отдавал себе отчет, что именно в этом и заключается тактика Чаруэлла – взбесить и запутать свидетеля.

Адвокат едва ли не с грустью опустил туфлю.

– Ага, то есть вы отрицаете, что нанесли ущерб важной улике? – Не дожидаясь ответа, Чаруэлл обрушился на Грейса: – А я утверждаю, что вы злоупотребили своими должностными полномочиями, самовольно изъяв вещественное доказательство и передав его некоей любительнице черной магии!

Повернувшись к судье, он заявил:

– Ваша честь, я намереваюсь продемонстрировать суду, что результаты экспертизы ДНК по данной туфле не вызывают доверия ввиду того, что детектив-суперинтендант Грейс нарушил целостность улики и вызвал возможное загрязнение этого важного вещественного доказательства.

Далее адвокат снова обратился к Грейсу:

– Прав я или нет, детектив-суперинтендант, утверждая, что девятого марта сего года, в четверг, вы отвезли эту туфлю некоей миссис Стемп, проживающей в Гастингсе и именующей себя медиумом? И надо полагать, мы услышим от вас, что данный предмет обуви побывал в ином мире? Нематериальном, так сказать?

– Лично я весьма высокого мнения о миссис Стемп, – ответил Грейс. – Эта леди…

– Ваше мнение нас не интересует, детектив-суперинтендант, важны только факты.

Однако Дрисколл возразил ему:

– Полагаю, в данном случае нам все-таки следует выслушать мнение свидетеля.

После нескольких секунд молчаливого противостояния между адвокатом и судьей Чаруэлл неохотно кивнул.

– Эта леди помогала мне по ряду вопросов в прошлом, – возобновил свой рассказ Грейс. – Три года назад Мэри Стемп предоставила достаточную информацию, чтобы я смог выявить подозреваемого в убийстве. Непосредственно благодаря этому он был арестован и затем осужден.

Рой помялся, ощущая на себе изучающие взгляды всего зала, а затем продолжил, обращаясь к адвокату:

– Позвольте, сэр, я отвечу на ваше обвинение касательно якобы самовольного изъятия вещественного доказательства и нарушения его целостности. Если бы вы просмотрели учетные записи, на что у вас имеется полное право, и проверили упаковку, то увидели бы наклейку с подписями и датами, проставленными по изъятии и возвращении мною данного вещдока. Защита была осведомлена о туфле с самого начала – ее обнаружили возле дома мистера Коэна в ночь его исчезновения, – однако ни разу не удосужилась исследовать.

– Значит, вы, детектив-суперинтендант Грейс, будучи старшим офицером полиции, регулярно прибегаете в своей работе к помощи черной магии, так?

По залу прокатилась волна смешков.

– Я не стал бы называть это «черной магией», – отозвался Рой. – Предпочитаю именовать это альтернативным источником информации. Для раскрытия преступлений полиция обязана использовать все доступные средства.

– Тогда, полагаю, справедливо было бы называть вас оккультистом? То есть человеком, верящим в сверхъестественное? – осведомился Чаруэлл.

Грейс посмотрел на Дрисколла, который уставился на него так, будто это Рой был обвиняемым на процессе. Лихорадочно обдумывая уместный в данном случае ответ, полицейский бросил взгляд на присяжных, затем на зрителей и только потом повернулся к адвокату. И тут его осенило.

Голос суперинтенданта разом зазвучал громче, обретя напористость и уверенность:

– Чего первым делом потребовал от меня суд, когда я поднялся на свидетельскую трибуну? – И, прежде чем Чаруэлл раскрыл рот, Грейс ответил сам: – Поклясться на Библии. – Он сделал паузу, чтобы публика прониклась его словами. – А ведь Господь Бог – сверхъестественное существо, высшее сверхъестественное существо. И поскольку суд допускает, чтобы свидетели клялись сверхъестественному существу, было бы странно, если бы я и все прочие в этом зале не верили в потусторонние силы.

– У меня больше нет вопросов, – заявил адвокат и возвратился на свое место.

Поднялся прокурор, тоже в парике и шелковой мантии, и обратился к судье:

– Ваша честь, предлагаю обсудить сложившуюся ситуацию на заседании в судейской комнате.

– Довольно необычный подход, – отозвался Дрисколл, – однако я удовлетворен, поскольку никаких нарушений не допущено. Тем не менее, – тут он снова посмотрел на Грейса, – мне хотелось бы надеяться, что дела, которые рассматриваются в суде, опираются на улики, а не на прогнозы астрологов.

Зал дружно взорвался смехом.

Заседание продолжилось, и теперь вызвали следующего свидетеля защиты – рэкетира Рубиро Вальенте, работавшего на Суреша Хуссейна. Рой Грейс остался послушать, как этот итальянский бандюган врет без зазрения совести. Прокурору, впрочем, не составило труда вывести его на чистую воду. Ко времени перерыва судью уже настолько достала наглая ложь Вальенте, что Грейс начал было надеяться, что история с туфлей отойдет на задний план.

Увы, его надежды развеялись без следа, едва лишь он вышел на Льюис-Хай-стрит подышать свежим воздухом и купить сэндвич. На противоположной стороне улицы светящаяся бегущая дорожка местного СМИ, газеты «Аргус», сообщала всем удивительную новость: «ОФИЦЕР ПОЛИЦИИ ПРИЗНАЛСЯ В СУДЕ, ЧТО УВЛЕКАЕТСЯ ОККУЛЬТИЗМОМ».

Грейсу отчаянно захотелось выпить и закурить.