Текст книги "Восстановление Римской империи. Реформаторы Церкви и претенденты на власть"

И здесь мы обнаруживаем важный пробел в источниках – нет информации о том, как после этого поступила основная масса второстепенных вождей фракийских готов. Кто-то не сделал ничего, некоторые из старших военачальников Восточной Римской империи в следующем поколении названы готами, не последовавшими за Теодорихом в Италию. С другой стороны, относившиеся к последующему периоду сведения о фракийских готах-foederati совершенно исчезли со страниц истории Восточной Римской империи, в чем таится гораздо большее, чем просто доказательство забвения. Балканские военные были основными действующими лицами главного восстания против преемника Зенона Анастасия в следующем поколении, которое подробно освещено в сохранившихся для нас источниках. Нет ни малейшего намека на то, что фракийские готы – главные герои 470-х гг. – по-прежнему существовали там как объединение людей. Поскольку так же очевидно, что Теодорих вывел с Балкан гораздо больше, чем около 10 тысяч воинов, которых он привел туда (самая точная оценка – более 20 тысяч), то нет сомнений, что имела место компенсация. После устранения Рецитаха большинство второстепенных вождей фракийских готов стали верно служить Теодориху, сделав шаг, противоположный тому, который предприняли некоторые последователи рода Амалов в 477–478 гг. (на самом деле об этом, вероятно, шли осторожные переговоры еще до событий в Бонофатианах). В начале 484 г. Теодорих праздновал победу. Получив гарантированное бессмертие благодаря должности консула, он обеспечил огромный поток наличных для своих последователей и устранил еще одну группу представителей соперничавших готских династий[41]41
  Убийство Рецитахом его дядьев: Иоанн Антиохийский из 211.5. Его собственная смерть: Иоанн Антиохийский из 214.3; ср. Хизер (1991), 301 и далее для более полной картины вероятной смены лояльности в основной массе фракийских готов.


[Закрыть].

По нашим источникам, Зенон не только участвовал в этом плане, но и продвигал его. Выгода для него была двоякой. Во-первых, это колоссально упрощало политическую ситуацию – вместо двух групп вождей готов, одна из которых всегда была бы в немилости и потому враждебной, теперь осталась только одна. Так же важно, что он надеялся на более крупный выигрыш. Самой большой головной болью Зенона на самом деле оставался Иллус, который помог ему удержаться у власти в решающие моменты, приведя в столицу изаурийские войска для того, чтобы подавить государственный переворот Марциана в 479 г. и сразиться с готами Страбона у стен города в 480 г. Но у Иллуса в заложниках находился брат Зенона, дававший тому неприемлемый рычаг воздействия. Вот почему Зенон всегда искал случая устранить Иллуса. В 481 г. он в третий раз попытался убить его, что стоило Иллусу части уха, а Зенону – руки и ноги. Чтобы восстановить после этого хорошие отношения, император был вынужден предоставить Иллусу в большей или меньшей степени свободу действий в части самых богатых восточных земель империи. Иллус обосновался в Антиохии – втором по величине городе империи – и правил оттуда фактически независимой вотчиной. Такое положение дел Зенон не мог долго терпеть и, решив проблему с готами, подняв Теодориха на такую высоту, стал готовиться к решающей схватке. Все имевшиеся у него в наличии вооруженные силы, включая большое количество готов Теодориха, теперь можно было сконцентрировать против его сильного соперника-изаурийца. В то же самое время, когда был устранен Рецитах, Зенон разорвал с Иллусом отношения, символически уволив его с официальных постов и начав пробу сил. Возможно, готы Теодориха поколебали военное равновесие, но это закончилось довольно быстро. Обе стороны мобилизовали всех, кого могли, и, когда в сентябре 484 г. две армии сошлись неподалеку от Антиохии, Иллус потерпел окончательное поражение. Он бежал в свою горную крепость в Изаурии, как это сделал Зенон в 475 г., и выбить его оттуда оказалось также трудно. Он строил планы четыре года, но в конечном счете не нашел дороги назад в Константинополь. В конце концов в крепости нашелся предатель, Иллус был схвачен и казнен (но уже к осени 484 г. его, в сущности, устранили с политической арены Константинополя)[42]42
  См.: Брукс (1893) – яркий, убедительный рассказ.


[Закрыть].

Во-вторых, второстепенные члены королевского рода неуклонно устранялись – все вероятные претенденты среди родственников старого императора Льва со стороны жены предприняли свои шаги и заплатили за это собственную цену. Главный соперник Зенона из Изаурии был сражен, а фракийские готы утратили свою значимость как независимая политическая сила. Единственной тучкой, остававшейся на горизонте Зенона в конце 484 г., являлся Теодорих Амал – консул, имперский полководец и прежде всего командующий независимыми вооруженными силами, которые теперь насчитывали более 20 тысяч человек и были преданы ему, а не императору. Памятуя о том, как Зенон толерантен к политическому плюрализму, очевидно предположить, что такая ситуация вряд ли могла длиться долго. И хотя сам этот гот не был серьезным претендентом на трон Восточной Римской империи (будучи даже еще в меньшей степени «своим» человеком, чем Аспар), он мог поддержать того, кто им бы стал. Финала ждать оставалось недолго. Первые слухи поползли еще во время войны с Иллусом и заставили Теодориха возвратиться в Константинополь, хотя армия, которую он послал, продолжала сражаться. Как только Иллус оказался надежно заперт, а армия вернулась, в 485 г. Теодорих перешел к открытому мятежу.

Сообщается, что, делая это, гот помнил о судьбе Армата (Зенон сделал его военачальником пожизненно в 476 г. и быстро убил). Это понятно, но главный имперский полководец вполне мог думать еще и о Василиске или Иллусе. Когда дело доходило до разделения власти или раздачи обещаний, Зенону нельзя было доверять: не больше, чем Теодориху, с точки зрения Зенона, разумеется. К 487 г. наступила развязка. Консул пошел на Константинополь, причинив значительный ущерб некоторым богатым пригородам за его стенами, но, что более важно, отрезав часть системы водоснабжения. Со времени своего пребывания в городе этот гот точно знал, насколько зависят полмиллиона его жителей от притока собранной с гор Фракии дождевой воды. Но Теодорих на самом деле не собирался брать город. И по-видимому, в отличие от Страбона шестью годами ранее, он не имел в виду свою кандидатуру на трон империи. Его целью было «дожать» Зенона до окончательного решения многих болезненных для власти вопросов. Однако это было непросто. Зенон потратил последние десять лет на борьбу с влиянием слишком могущественных подданных, а Теодорих был одним из них, особенно после того, как включил в число своих сторонников большую часть фракийских готов.

У нас нет не только подробного рассказа о переговорах, происходивших за пределами города, но и даже сведений о том, как долго они продолжались. Однако в конечном счете (или, быть может, быстро) обе стороны признали невозможность реального сосуществования и договорились, что уход готов в Италию будет идеальным решением всех проблем. Позднее в источниках, авторами которых стали представители придворных кругов Теодориха в Италии, будет подчеркнута его инициатива в принятии этого решения, невзирая на Зенона. Это не значит, что эти авторы непременно ошибаются, даже если в константинопольских источниках изложена противоположная точка зрения. Мысли Теодориха обратились к Италии еще в 479 г. на встрече в окрестностях Эпидамна, после которой эта идея, очевидно, засела у него в подсознании. Так или иначе, вскоре обе стороны приняли ее, и через год (что опять подчеркивает, какие кошмары материально-технического обеспечения повлек за собой такой переезд), осенью 488 г., обоз готов загромыхал колесами повозок на северо-запад вон с Восточных Балкан Римской империи. Взгляд готов, несомненно, обращен к предмету их вожделений – новым богатым землям Италии[43]43
  Осень, когда урожай уже собран, а трава еще растет, была отличным временем для такого шага. Главный источник, описывающий его бунт и поход на Константинополь, – Иоанн Антиохийский из 214.4 и далее.


[Закрыть].

Другие думали иначе. Пришлось провести одно большое сражение с гепидами и ряд стычек с сарматами, прежде чем готы добрались хотя бы до границ Италии, а та, разумеется, не ждала их с распростертыми объятиями. С 476 г. ею правил Одоакр, и он не собирался уходить в отставку, даже если предположить, что Теодорих позволил бы ему сделать это. Вероятно, за попытками гепидов и сарматов подорвать энтузиазм и силы Теодориха в пути и стояли деньги Одоакра. Но Теодорих мечом проложил себе дорогу среди этих препятствий, возглавив переправу через реку, которая сейчас называется Вука (недалеко от места ужасной резни 1991 г.), чтобы провести свои обозы в Италию по долине реки Випавы – главному пути через Юлианские Альпы, связывающему Фриулианскую равнину с нынешней Центральной Словенией. В Изонцо его поджидала армия Одоакра, но она была отброшена назад в Италию после крупного поражения 28 августа 489 г. Теодорих снова побил его войска 30 сентября вблизи города Вероны. Одоакр бежал в Равенну, которая стала сначала столицей империи, а затем – послеримского пространства в V в., потому что болота делали этот город неприступным, а его порт – неуязвимым для осад.

На самом деле в ходе развития событий произошло несколько неожиданных поворотов. Один из полководцев Одоакра (по имени Туфа) быстро переметнулся на сторону Теодориха, но затем снова вернулся к своим еще до конца 489 г. Точно так же армию ругов, которая присоединилась к Теодориху после уничтожения их австрийского королевства Одоакром в 487 г., тем не менее привлекли обещания последнего (временно), и они тоже перешли на его сторону. Поэтому зимой 489/90 г. предводитель готов сам был вынужден засесть в укрепленном городе Павии. Но 11 августа 490 г. Теодорих выиграл третье крупное сражение в том месте, где дорога из Лоди в Кремону пересекает реку Адду, и в последующие два года затянул петлю на шее Одоакра. Войско Туфы было уничтожено, руги вернулись к Теодориху, и тот в августе 492 г. начал морскую блокаду Равенны из близлежащего Римини. Блокада продолжалась до тех пор, пока 25 февраля 493 г. не начались наконец переговоры. 5 марта Теодорих вступил в город, согласившись разделить власть. Но этот гот не зря провел большую часть своей жизни в Константинополе и его окрестностях. Десять дней спустя на пиру Теодорих сам ринулся вперед к Одоакру и «ударил его мечом по ключице… Смертельный удар разрубил тело Одоакра до бедра, и говорят, что Теодорих воскликнул: „В теле этого бедняги явно не было ни одной косточки”».

В тот же день главные сторонники Одоакра и их семьи были собраны в одном месте и перебиты. Игральные кости, брошенные двадцать лет назад, наконец принесли желаемое[44]44
  Цитата взята у Иоанна Антиохийского из 214a. Хорошие дополнительные очерки о завоевании Италии можно найти у Вольфрама (1988), 278 и далее; Мурхеда (1992), с. 1.


[Закрыть]. Было пройдено много тысяч километров, проведена масса мелких и несколько крупных сражений – и земля Италии оказалась под властью Теодориха: и все это в результате объединения готов, которого он добился своим маневрированием. Но Теодорих научился в Константинополе гораздо большему, чем тому, как с нечестными намерениями заключать договоры. Имея в своем распоряжении ресурсы Италии, ее новый король, которому не было еще и сорока, приступил к исполнению еще более грандиозных честолюбивых планов. Началось осуществление первой попытки восстановления Западной Римской империи.

Глава 2. Философ в пурпурной мантии

Полученная нами картина правления Теодориха в Италии является почти полным контрастом дерзкому, чрезвычайно расчетливому игроку, способному раскроить соперника надвое за стаканом бренди и сигарами. Вскоре после смерти Теодориха Кассиодор – один из главных вельмож последних лет его жизни – нарисовал такой портрет:

«Когда он откладывал в сторону заботы о государстве, он стремился узнать в беседах с вами мнения мудрых людей древних времен, чтобы своими собственными деяниями сравняться с ними. Направлениями движения звезд, морскими течениями, чудесами бьющих источников интересовался этот самый проницательный собеседник, так что благодаря своим настойчивым исследованиям природы вещей он казался философом, носившим пурпурную мантию»[45]45
  Кассиодор. Variae 9.24.


[Закрыть].

Теперь не столько жестокий военачальник, сколько мудрый искатель самых глубоких истин природы – вот образ, подкрепленный многими оставшимися письмами из собрания сочинений, в которое входит это письмо. Они имеют своей целью показать его правление в действии. В этих письмах, написанных безупречным и слегка цветистым латинским языком позднеримского периода, мы видим, что правитель занят искоренением коррупции, превосходно вершит правосудие, строит стены и акведуки и даже оказывает поддержку образовательным столпам классической культуры, часто при этом читая небольшие классические проповеди. Та же самая приверженность мудрости видна и в иностранных делах. Здесь он организовал ряд известных брачных союзов со всеми главными государствами в границах его сферы влияния (главными королевствами вестготов, бургундов, вандалов и франков, а также несколькими менее значительными королевствами – карта 3, с. 82), а затем предпринял попытку сохранить мир, когда между вестготами и франками случился конфликт в середине первого десятилетия VI в.

Однако копните чуть глубже, и быстро исчезает контраст между человеком энергичных, иногда взрывных действий, который не давал покоя Константинополю на протяжении полутора десятилетий, и философом в пурпурной мантии, управляющим Италией.

Кассиодор

За каждым правителем, который оставил в истории положительный след, вы найдете по крайней мере одного отличного пиарщика – и Теодорих не исключение. Кассиодор не только написал историю готов (его рассказ о юности короля – в переработанной версии Иордана – занимал нас в предыдущей главе), но и, будучи высокопоставленным вельможей готских королей Италии, он первым ответственно собрал большое количество официальных писем того времени в сборник Variae, куда входят тексты 468 писем, указов и шаблоны писем (formulae), поделенные на двенадцать книг. Это главный источник информации о мудром и миролюбивом Теодорихе, с которым мы неожиданно встретились: благородный философ, ставящий себе цель – сплотить воедино Западную Римскую империю, которая в противном случае будет ввергнута в варварство и насилие. Это также источник, требующий чрезвычайно осторожного обращения.

Хотя на первый взгляд он таковым не выглядит, но на самом деле является своеобразным (в широком и изначальном смысле этого слова) примером политической автобиографии. Многие из собранных текстов являются письмами, написанными разными правителями-готами итальянского королевства: большинство от имени самого Теодориха, остальные – от лица его преемников, правивших до окончательного ухода Кассиодора с должности в 538–539 гг. Но автор уверяет читателей в двух вводных частях, что он действительно писал черновики исходных посланий и отвечал за выбор и приведение в порядок тех писем, которые вошли в сборник. Иными словами, Variae включает не все письма, написанные Кассиодором от лица каждого правителя-гота, которому он служил, а только тщательно отобранные.

И в этом кроется проблема. Политическая автобиография – один из самых скользких жанров. Сочетание самовозвеличивания с самооправданием делает ее почти хрестоматийно ненадежной для историков, и Кассиодор – не исключение, несмотря на то что предлагает нам обычную вступительную чушь, которую он перенес на бумагу только потому, что его друзья убедили его выполнить эту задачу ради общественного блага. Элемент самовозвеличивания проходит сквозь Variae красной нитью и просматривается не только в цитате в начале главы, взятой из письма, которое Кассиодор сочинил для объявления о своем назначении на высокую должность. По словам автора, он являлся тем человеком, который проводил долгие вечера с Теодорихом, обучая его всему, начиная с философии и кончая астрономией. Но все это несусветная чушь. Данный образ оказался привлекательным для комментаторов более ранних исторических поколений, нашедших что-то утешительное в том, что варвар-гот пожелал получить классические знания, однако очевидно, что Кассиодор играл не такую важную роль при Теодорихе, по крайней мере не в последние годы его власти. Разрубив Одоакра надвое в начале весны 493 г., Теодорих правил его королевством – Италией следующие тридцать лет до самой своей смерти 30 августа 526 г. В течение всего этого времени Кассиодор занимал важные должности: квестора (помощник консула в финансовых и судебных делах в Древнем Риме. – Пер.) – в 507–511 гг. и претора префекта (высшая финансовая и юридическая должность) – с 524 г. до смерти короля. Так что в течение большей части периода правления Теодориха Кассиодор вообще не занимал никакой должности, и уж точно не в первом его десятилетии (или около того). И даже если допустить, что Кассиодор не просто сидел в своих поместьях в 511–524 гг., то, вероятнее всего, кроме него при дворе Теодориха жили и многие другие римские советники. И некоторые из них знали по крайней мере о классической культуре столько же, сколько и Кассиодор, если не гораздо больше. Только в последние два года тридцатитрехлетнего правления Теодориха та картина их отношений, которую рисует для нас Кассиодор, выглядит отдаленно правдоподобной[46]46
  Письма отредактированы Момзеном (1894а). Ходжкин (1886) иногда сильно сокращал краткий перевод сборника Variae. Барниш (1992) дает полностью снабженный комментариями современный перевод собрания писем. О Кассиодоре и его карьере см., напр.: О’Доннелл (1979); Барниш (1992); Хизер (1993). Безусловно, Либерий и, вероятно, Симмах и Боэций – ко всем из них мы вернемся чуть позже в этой главе – были более важными для Теодориха римскими советниками в созидательной части его правления, чем Кассиодор.


[Закрыть].

Но более важным является то, что во время выпуска своего сборника Variae именно Кассиодор был тем человеком, который должен был объяснить очень многое. В тот момент королевство готов приближалось к своему падению от мечей армий Восточной Римской империи, которые предприняли такое широкомасштабное завоевание (иногда его называют «повторным завоеванием», но Константинополь никогда раньше не правил Италией и даже не пытался делать это). Война началась в 536 г., и, хотя последние письма из сборника невозможно точно датировать, они, безусловно, принадлежат к жарким денькам конца 538 или даже 539 г. – времени зловещих предзнаменований. Вооруженные силы Восточной Римской империи полностью захватили тогда стратегическую инициативу и быстро окружали последнего из готских правителей по имени Виттигис и служившего ему Кассиодора в еще не сдавшейся цитадели королевства – Равенне. Так что Кассиодор собрал эту коллекцию писем в тот момент, когда поражение выглядело настолько неизбежным, что он сам, будучи главным финансистом режима готов, участвовал по крайней мере в трех военных кампаниях, помогая оказывать сопротивление. Помимо всего прочего, он отвечал за снабжение продовольствием армии и выплату ей жалованья, и в письмах содержится намек на то, что он был близок к королю в моменты принятия им неприятных решений, в частности о казни нескольких сенаторов-заложников, когда на режим готов стало возрастать давление. Если бы солдаты победоносной армии Восточной Римской империи в 539–540 гг. играли в карты с изображениями своих главных противников, то портрет Кассиодора мог бы находиться где-нибудь на одной из фигурных карт. Поэтому когда летом 549 г. Равенна пала, он был надлежащим образом отвезен в Константинополь. Для Кассиодора Variae имел чрезвычайно важное значение: письма должны были оправдать его перед новыми правителями Италии и объяснить, почему, несмотря на их появление на ее земле, он продолжал служить готским королям.

Возможность искажения в этом плане огромна, так как Кассиодор, как богатый итальянский землевладелец, мог многое потерять – возможно, даже и свою жизнь (при самом плохом раскладе). К счастью для нас, его стратегия в конце 530-х гг. равнялась – как утверждают другие источники – на стратегию Теодориха, когда эти письма были впервые составлены вчерне. Кассиодор заявил о том, что продолжение его службы готским королям было правильным, потому что он фактически совершенно добросовестно служил той власти, которая в своей основе была «римской» по характеру и на практике. Если в своей бесконечной мудрости Господь Бог в конце концов решил бы отдать победу Константинополю, то не людям оспаривать его решение, но никакую вину – как безоговорочно утверждал сборник Variae – не следовало возлагать в связи с этим на самого Кассиодора, так как он всегда являлся просто добрым римлянином, действовавшим так, как должен был поступать добросовестный римский государственный служащий. Он всегда стремился представить готское королевство Теодориха как тождественное римской власти. Именно поэтому, когда это королевство рухнуло, стремления Кассиодора настолько верно отражали идеи самого короля, находившегося в зените своей власти, что автору сборника не было нужды многое менять в содержании писем[47]47
  Бьорнли (2009) великолепно рассказывает о контексте создания этого сборника, но, на мой взгляд, он считает, что эти письма были существенно переписаны для бюрократической публики в Константинополе после 540 г. О подражательной программе режима Теодориха, к которой хорошо подходят тон и содержание писем, см.: Хизер (1993). Это не отрицает того факта, что Кассиодор мог проделывать и проделывал разные трюки с отбором и расстановкой избранных им писем, как мы увидим далее в этой главе.


[Закрыть].

Чтобы понять, как сначала сам Теодорих, а затем позднее Кассиодор могли утверждать, что власть готов в Италии была фактически «римской», когда династия Амалов, к которой король принадлежал, имела такое очевидное и недавнее происхождение за пределами старой границы империи, необходимо исследовать, что понималось под словом «римский». Эта идея существовала не в вакууме, и, как часто бывает с определениями, она требовала наличия второй стороны, чтобы продемонстрировать противоположные качества, называемые самими римлянами «варварскими». Позднеримская государственная идеология определяла ряд связанных характеристик, которые отличали тех и других. Суть состояла в том, что население Римской империи (или, по крайней мере, ее элита) стало более мыслящим, чем другие люди, благодаря воспитавшей его античной литературе. «Разумность» определялась как способность индивида контролировать телесные страсти с помощью интеллекта. Погружение в античную литературу давало человеку возможность получить и должным образом усвоить многочисленные примеры людей, которые ведут себя хорошо и плохо, что позволяло контролировать свое тело. Варвары – в противоположность этому – жертвы своих страстей, которые были совершенно не способны действовать разумно и особенно склонны потакать желаниям плоти. Для римского общества в целом здравомыслие его отдельных членов означало, что его граждане также были готовы подчинять свои непосредственные удовольствия написанному закону – гарантии порядка. Таким образом, для римлян символом подавляющего превосходства общества, огражденного от внешних воздействий в поздний период существования империи словом civilitas (приблизительно: «цивилизация»), стала власть писаного закона.

Христианство дало этому чувству превосходства дополнительное измерение. Греко-романская натурфилософия определяла основы порядка во Вселенной, строение которой отражало один божественный организующий принцип, сформировавший ее из первобытного хаоса. Так, по мнению Пифагора и Птолемея, расстояния от Земли до планет отражали гармонические нормы (соотношения) и точную пропорциональность. Христианская Римская империя, следуя за императорами-язычниками, утверждала, что у этого космологического порядка существует политическое измерение. Никакой земной правитель не может обладать властью, если так не повелел Бог. Эта идея была развита дальше в поддержку притязания на то, что Римская империя – особый посредник божественной власти для совершенствования человечества. Так, Евсебий из Цезареи доказывал, что Иисус Христос не случайно родился во время правления Августа. Это было частью божественного плана, чтобы основатели христианства и Римской империи сосуществовали одновременно. В большинстве своем каждый христианский император присваивал себе роль наместника Христа на Земле. Императорские церемониалы отражали величие небес, а аура христианской сакральности окружала личность властителя и его приближенных. Таким образом, правильное классическое образование вело к тому, что человек начинал ценить преимущества римского образа жизни и его историческую важность в божественном порядке вещей[48]48
  Кастер (1988) отлично показывает роль, приписываемую образованию; ср. Сорабджи (1983), особенно с. 13 и 20 – то, как эти идеи пересекались с древними представлениями о Вселенной. Классическое исследование древней политической теории и ограниченное влияние христианства – Дворник (1966), особенно c. 8, 10–12.


[Закрыть].

Режим Теодориха ухватился за это представление о Romanitas во всей его полноте, особенно за утверждение, что они часть божественно освященного мирового порядка. Мы уже видели, как он заявил об этом в письме к Анастасию – это повторяется и во многих других письмах Variae. К счастью, есть множество внешних подтверждений того, что такая презентация себя была делом рук самого Теодориха, а не плодом воображения отчаявшегося Кассиодора, когда Восточная Римская империя затягивала петлю вокруг Равенны. Прежде всего, у нас есть мозаики базилики Сант-Аполлинаре-Нуово в Равенне, на которых изначально изображался Теодорих, сидящий на троне во всем своем величии, в окружении придворных в новом дворце, который он там построил. Напротив него были воспроизведены Христос Вседержитель и великолепие небес. Таким образом, высшая власть (небеса) представлялась как прямая защита меньшей власти (Теодориха). Дворцы короля в Италии (больше всего известен дворец в Равенне, но есть еще два других – в Павии и Вероне), по-видимому, подражали архитектурному образцу находившегося в Константинополе императорского дворца. Теодорих, конечно, хорошо его знал, проведя там в заложниках десять лет, и он не только строил «императорские» дворцы, но и вводил в них имперский культ священного правителя. Крупные общественные события, вроде демонстративного триумфального вступления в Рим в 500 г., полностью повторявшего древнюю императорскую церемонию adventus, должны были по константинопольскому образцу провозглашать святость и божественно наполненный характер его правления[49]49
  Мозаичное украшение: Маккормак (1981), 236–239; cр.: о дворцах Теодориха вообще – Джонсон (1988); Уорд-Перкинс, 1984.


[Закрыть].

Это был особенно поразительный элемент самопрезентации Теодориха, потому что он не являлся – по крайней мере в глазах большинства его итало-римских подданных – ортодоксальным христианином. То есть он не был приверженцем определения христианской Троицы, утвержденного Никейским собором в 325 г., как полного равенства Отца и Сына. Подобно многим готам, Теодорих придерживался идей арианства – христианской ереси, названной так по имени александрийского пресвитера Ария (256–336). Нам доподлинно неизвестно, что думал Арий, так как до нас дошли лишь фрагменты трудов последнего в виде цитат его победоносных оппонентов, а они были склонны цитировать – обычно вне контекста – только наиболее дискредитирующие, по их мнению, слова. Мы можем сказать, что вера, которой придерживался Теодорих, была полностью римской по происхождению (а не какой-нибудь варварской диковинкой) и не вышла содержательно из учений Ария (каковы бы они ни были). Фактически она представляла собой ветвь традиционной доникейской христианской веры, корнями уходившую в Евангелие (где Иисус молится Отцу «Да будет воля Твоя», например, что не очень-то похоже на равные отношения, когда все сказано и сделано), которое само было ортодоксальным на момент масштабного обращения готов в христианство в 370-х гг. Но в то время как римский мир, поколебавшись на протяжении жизни двух поколений, в 380-х гг. решительно встал на сторону Никеи, большинство готов и других варваров, вступавших в контакт с христианством, сохранило старую веру, предпочтя определять Сына Божия как «подобного» Отцу «не по существу, а по благодати», а не как постановил в Никее I Вселенский (325 г.) собор (оба они «одной и той же сущности»).

Учитывая то, что Теодорих правил Италией – страной с институтом папства, главной защитницей никейской веры, вы можете подумать следующее: утверждения короля о том, что он был назначен Богом, должны были возмутить католическую церковь. Но нет, на протяжении почти всего срока правления Теодориха между ним и институтами церкви сохранялись уважительные отношения. Например, во время своей грандиозной церемонии вступления в Рим в 500 г. Теодорих приветствовал папу, «как будто тот был самим святым Петром». Этот комплимент был должным образом возвращен. Римская церковь обратилась к посредничеству короля, когда она оказалась разделенной пополам спорным наследованием папского престола в результате Лаврентийского раскола, получившего название по имени Лаврентия – одного из его участников (вместе с папой римским Симмахом), который в конце концов стал проигравшей стороной и которому было предназначено стать в истории антипапой. Обычно утверждают, что решение Теодорихом этого спора было глубоко предвзятым (отголоски такой точки зрения все еще живы, как я замечаю, в соответствующей статье Википедии). Однако самое лучшее, недавно проведенное научное исследование этого спора (о нем сохранилось много исчерпывающих документов) привело к другому выводу. Король прилагал все усилия к тому, чтобы действовать беспристрастно, в соответствии с установленным порядком и сделать максимум для принятия быстрого и примирительного решения. Хотя потребовалось восемь лет, чтобы разрешить все разногласия, но сам этот факт свидетельствует об уровне признания де-факто законности власти Теодориха католической церковью.

Подобное признание он получал на официальных церковных ассамблеях. Сохранившиеся протоколы заседания римского синода в марте 499 г. представляют собой фантастическое чтение. При его открытии собравшиеся церковнослужители вскочили на ноги и закричали: «Услышь нас, Иисус. Да здравствует Теодорих!» И они повторили это тридцать раз. Такое шумное приветствие было обычной частью подобных церемоний императора, но служители церкви ни разу не упомянули имени византийского императора Анастасия I. Многие священники также были готовы служить Теодориху и физически, и идеологически. Например, католический дьякон по имени Эннодий вознес публичную хвалу королю в 507 г., в которой объяснялось, как Бог привел Теодориха в Италию, чтобы покорить одержимого демоном Одоакра[50]50
  О неникейском христианстве готов см.: Хизер и Мэтьюз (1991), с. 4-47. Теодорих и папство: Anon. Val. 12.65 – насчет adventus, и Мурхед (1992), с. 4 – о спорном выборе. Синод: Actasynh. habit. Romae, I, P. 405. Эннодий: ed. Hartel, P. 267–268; cf. id., «Жизнь Епифания» 97.35.


[Закрыть]. Несмотря на собственную веру, Теодорих таким образом заявил права своей власти на божественную поддержку, действовал сообразно этому во всех церковных вопросах, на что не могли не откликнуться ведущие церковнослужители его владений.

Пропаганда и публичные действия его власти также демонстрировали знание других жизненно важных элементов Romanitas. В частности, Теодорих знал об идеологической важности писаного закона и своего образа как правителя, содействующего развитию разумности отдельного человека посредством изучения античности. В панегирике Эннодия отмечалось, что ius и civilitas царят во дворце Теодориха; ius означает основы римского права, а civilitas, как мы уже видели, высшее состояние цивилизации, порожденное законом. Тесно связана с этим была концепция истинной свободы (libertas) индивида, которой может достичь только тот, кто подчиняется этому закону. Во многих посланиях Кассиодора, написанных для Теодориха, требовалось уважение к римскому закону, приводились соответствующие цитаты, содержались размышления об их фундаментальной правильности или ссылки на прочное civilitas, которое поддерживал король[51]51
  Civilitas: Барниш (1992), XXIV–XXV; ср. Variae 1.27; 2.24; 6.5; 8.33; 9.18. Повсеместная значимость закона: напр., Variae 2.7; 3.17 (ср. 18); 4.22; 5.40; 10.5. Перекрестные ссылки на Кодекс Феодосия и другие законы империи приведены у Моммзена (1894а), с. 281–283. См. также: Variae 12.5 и 11.13 о libertas.


[Закрыть]. Образование тоже удостоилось должного внимания. В панегирике Эннодия снова была подчеркнута важность классического образования, которое Теодорих получил в Константинополе. В своем письме к Анастасию Теодорих заявил, как мы уже видели, что именно его образование научило его правильно управлять римлянами. В ряде писем Variae подчеркивается то значение, которое ему придавал Теодорих (или, наверное, хотел, чтобы все так думали). Он провозгласил образование ключом к нравственности. Посредством образования индивид учится самообладанию, без которого невозможно подчинение римскому закону. Точно так же человеку, не умеющему себя контролировать, нельзя доверить управлять другими. Для поддержания хорошего общественного порядка (civilitas) образование должно правильно функционировать, и не зря члены семьи Теодориха не скрывают, что они выплачивают жалованье «грамматистам»[52]52
  Панегирик: ed. Hartel, P. 264, 13 и далее; ср.: Variae 3.13; 8.15; 8.31; Variae 9.21 – о плате грамматистам.


[Закрыть].