Текст книги "Работа над ошибками"

– Они опять идут на штурм, – произнес кто-то у него за спиной.

Отряд, вооруженный спецсредствами, сосредоточился на одном из пролетов лестницы, по которой совсем недавно Джон спустился на первый этаж. В толпе наблюдателей возникло движение – все старались пройти вперед, чтобы лучше видеть. Вокруг стало посвободнее, и Маунтджой стал потихоньку продвигаться вправо. Ему оставалось преодолеть половину дистанции, отделявшей его от двери. От волнения он наступил кому-то на ногу и сильно толкнул стоящего рядом с ним человека в форме надзирателя.

Охранник повернулся и впился взглядом в лицо Маунтджоя. Это был Гриндли, надзиратель из блока D, с котором Джон пересекался каждый день. Гриндли подозрительно прищурился. Маунтджою показалось, будто его узнали, и он решил, что все кончено. Но Гриндли моргнул, и на лице его появилась растерянность. Судя по всему, не мог поверить в то, что перед ним заключенный Джон Маунтджой, и решил, что обознался.

– Извини, приятель, – сказал Гриндли.

Ответить ему Маунтджой не осмелился и ограничился кивком, а затем снова стал пробираться в сторону двери. Она была уже совсем близко, но рядом с ней Джон увидел группу одетых в черные мундиры полицейских. Господи, помоги мне, мысленно взмолился он. Останавливаться и менять направление движения было поздно. Джон понял, что ему остается лишь играть свою роль.

Двое из сотрудников полиции повернули головы в его сторону. В глазах мелькнуло удивление. Полицейские явно ожидали от Джона каких-то слов.

– Там наверху прикончили какого-то типа, – произнес он, стараясь, чтобы его голос звучал естественно. – Поэтому начальник тюрьмы нас и вызвал.

У двери Джон поднял руку, давая понять охраннику в дежурной комнате, что он хочет, чтобы его выпустили. Каждая секунда в этот момент казалась Маунтджою вечностью.

– Эй, приятель, ты из Коу? – поинтересовался кто-то из сотрудников полиции.

– Из Шэнклина! – небрежно бросил Джон. – Здесь в командировке.

– Вот почему я тебя не узнал. Как тебе удалось прибыть сюда раньше нас? Наше-то отделение совсем рядом.

– Мы заблаговременно получили кое-какую конфиденциальную информацию, – произнес Маунтджой, нервы которого были уже на пределе.

В этот момент первая дверь открылась, и Джон шагнул за порог. Наступил момент, который множество раз снился ему по ночам. Он должен был простоять в переходной зоне положенные семь секунд, пока охранник в дежурной комнате, прежде чем открыть вторую дверь, будет внимательно его разглядывать. И все же тут Маунтджой почувствовал себя несколько лучше, чем внутри тюрьмы. Пребывание в переходной зоне стало для него небольшой передышкой.

Однако время бежало, а вторая дверь не открывалась. Джон продолжал ждать, мысленно отсчитывая секунды.

Их прошло уже намного больше семи. Видимо, охранник рассматривал его со всей тщательностью. Наконец вторая дверь поползла в сторону. Джон ощутил на лице дуновение более прохладного воздуха и шагнул вперед. Теперь его было заметно со всех сторон, и вероятность быть узнанным и разоблаченным возросла. Высоко подняв голову и расправив плечи, он миновал вход в блок С, находившийся с правой стороны, и тюремный лазарет. Маршрут, по которому следовал Джон, был ему хорошо знаком. Он неоднократно ходил по нему в классные комнаты и в библиотеку – разумеется, под конвоем. Чтобы попасть к главному входу в здание тюрьмы, нужно было миновать классные комнаты и свернуть налево.

Когда Маунтджой был уже совсем рядом с входом в блок В, его дверь отворилась, и в коридор высыпала группа надзирателей. Все они бросились в сторону Джона, и он решил, что сейчас его схватят. Однако охранники побежали дальше. Не замедляя шага, он прошел еще несколько десятков метров и повернул за угол.

Главный вход был оборудован тройной системой шлюзовых дверей. Вблизи него постоянно горел яркий свет – такой яркий, что Маунтджой испугался, как бы охранники не разглядели на мониторах камер наблюдения грубые швы на его кителе и брюках. Желающий выйти должен был нажать кнопку звонка. Сделав это, Джон принялся ждать, стараясь придать себе небрежный вид, но при этом остаться в образе типичного английского полицейского. После нескольких мгновений шуршания и треска в динамике послышался голос охранника:

– Уже уходите, офицер?

Ответ Джон приготовил заранее – на случай, если по дороге к выходу его кто-нибудь остановит и поинтересуется, куда он направляется.

– А разве подкрепление еще не прибыло? Я должен их проинструктировать.

Первая из трех дверей отъехала в сторону.

– Спасибо, – произнес Маунтджой.

Он сделал шаг вперед и снова принялся ждать. Открылась вторая дверь, а за ней третья.

На улице уже стемнело, но прожекторы на вышках ярко освещали тюремный двор. Неподалеку от главного входа в здание тюрьмы были припаркованы два полицейских автомобиля с красными полосами на бортах. Прекрасно понимая, что наверняка находится в зоне действия внешних камер, Маунтджой подошел к одной из машин и на несколько секунд наклонился к боковому окну, делая вид, будто докладывает о чем-то начальству по рации. Затем он зашагал через двор к воротам.

Собака одного из дежуривших во дворе надзирателей залаяла на Джона, и проводник сердито прикрикнул на нее. Пес, однако, не успокаивался. Чтобы выбраться на волю, Маунтджою предстояло преодолеть еще четыре охраняемых контура, снабженных автоматическими дверями.

Но теперь он верил, что у него все получится.

Глава 2

– Сегодня мне предложили работу.

Стефани Даймонд опустила газету – ровно настолько, чтобы можно было поверх нее бросить взгляд на мужа и понять, говорит ли он всерьез.

– Что-нибудь приличное?

– Этот вопрос требует обсуждения.

На кухонном столе стояла на три четверти пустая бутылка дешевого красного вина и блюдо с картофельно-мясной запеканкой. Бутылка была заткнута пробкой. Стефани ограничила потребление вина одним бокалом в день – как для себя, так и для мужа. Не из стремления к здоровому образу жизни, а из соображений экономии. Даймонды привыкли жить, мягко говоря, очень скромно в своей полуподвальной квартирке на Эддисон-роуд в Кенсингтоне.

Ужин для них являлся желанной передышкой, первой за день, когда они могли побыть вместе и немного расслабиться. Если в течение дня происходило что-либо интересное, они обсуждали это именно во время ужина. Впрочем, разговаривали они далеко не всегда. Стефани любила, сидя за столом, разгадывать кроссворд на последней странице «Ивнинг стандард». Это давало ей возможность хоть немного прийти в себя после суматошного рабочего дня в магазине «Оксфам». Ей было нелегко часами сдерживать раздражение, которое вызывали у нее богатые женщины из Найтсбриджа. Придирчиво перебирая дизайнерские кофточки и блузки, выставленные на продажу по сниженным ценам, они постоянно требовали, чтобы им сделали дополнительную скидку.

В последнее время Питер Даймонд редко заглядывал в газеты. То, что там печаталось, лишь ухудшало его и без того мрачное настроение. Телевизор он тоже перестал смотреть – за исключением боксерских поединков и матчей по регби. Слишком уж много было на экране криминальной хроники и детективных сериалов, главными героями которых являлись полицейские.

– Ты же вроде уже нашел работу, – заметила Стефани.

– Ну да, – кивнул Питер. – Но на сей раз речь идет о вечерней работе. Натурщиком.

Супруга подняла на Питера непонимающий взгляд. Было видно, что она не может отвлечься от разгадывания кроссворда.

– Кем?

– Натурщиком. Ко мне подкатил какой-то тип в галстуке-бабочке и клетчатой жилетке и сказал, что в Челси-колледже не хватает мужчин-натурщиков.

Стефани отложила в сторону газету.

– Тех, которые позируют художникам?

– Верно.

– И тебе предложили такую работу? С твоей-то фигурой?

– Мой новый друг заявил, что моя фигура просто кричит о том, что ее необходимо изобразить углем на холсте. По его словам, у меня рубенсовские формы.

– Неужели?

– Ты когда-нибудь слышала, чтобы я произносил что-либо подобное?

– Но ты ведь не станешь позировать голым?

– Почему бы и нет?

Это была любимая игра Питера. Чтобы она удалась, нужно было до последнего момента сохранять серьезное выражение лица. Стефани с самого начала приняла его слова за чистую монету, и это облегчало ему задачу.

– Между прочим, платят за это неплохо.

– Я не хочу, чтобы мой муж выставлялся голым перед толпой студентов.

– Ты говоришь так, словно это преступление.

– Ведь там и девушки есть. Совсем молодые, только из школы.

– Уверен, они сумеют держаться в рамках приличия. Конечно, вид моего тела заставит их сердца колотиться быстрее, но ведь там будут и преподаватели, следящие за дисциплиной.

Питер понял, что немного переиграл.

– Я думаю, ты все это придумал, – произнесла Стефани.

– Вовсе нет, клянусь. Этот тип дал мне свою визитку с номером телефона, чтобы я ему позвонил.

– Синоним слова «эксцентричный» из восьми букв, – произнесла Стефани после небольшой паузы.

– Значит, вот как ты воспринимаешь мои попытки увеличить наши доходы?

– Я просто разгадываю кроссворд.

– Понятия не имею, что его составители имеют в виду. На твоем месте я перестал бы попусту тратить время на всякую ерунду.

– Если бы побольше занимался всякой ерундой, как ты выражаешься, возможно, все еще работал бы в полиции.

Питер усмехнулся:

– Ну, нет. Одного разгадывания кроссвордов для этого маловато. Для этого нужно было бы еще иногда слушать оперу, сидя в машине.

Миновало уже почти два года с тех пор, как Питер опрометчиво уволился с должности начальника отдела по расследованию убийств полиции Эйвона и Сомерсета. Впрочем, самому ему казалось, что с тех пор прошло гораздо больше времени. Постоянную работу он найти так и не сумел и пробавлялся случайными заработками – бармена, Санта-Клауса, охранника в магазине «Харродс», помощника в школе для инвалидов, разносчика газет. В последнее время подвизался в качестве сотрудника супермаркета – его функция состояла в том, чтобы собирать тележки на автостоянке большого торгового центра и возвращать их в помещение магазина. Мужчине средних лет найти хорошую работу в наше время непросто.

До недавнего времени Стефани работала супервайзером школьной столовой. Однако бюджет, которым распоряжались местные власти, урезали, и в июле должность Стефани сократили. После этого она, как и ее супруг, мыкалась без постоянной работы.

– Знаешь, – задумчиво произнесла жена, – я тут недавно видела по телевизору передачу про канал Кеннет-Эйвон. И вспомнила добрые старые времена.

Теперь настала очередь Питера удивляться:

– Я не знал, что ты интересуешься лодками и яхтами.

– Я ими вовсе не интересуюсь. Просто виды там замечательные. Помнишь Бат? Красивый город. Террасы георгианской эпохи выглядели замечательно в лучах заходящего солнца. Они окрашивались в необычный цвет медового оттенка – я ничего подобного нигде больше не видела. Помнишь?

– Разумеется, – ответил Питер, осторожно подбирая слова.

Ему не хотелось обидеть Стефани. Он любил свою жену, в том числе и за то, что она научила его видеть красоту, которой он раньше не замечал.

– Я очень хорошо помню, как радовался возможности выбраться из центра города в жаркие дни. Бат действительно выглядел как красивая цветная открытка, но жара там стояла, словно в турецкой бане. Вернуться туда? Подобный вариант я даже не рассматриваю, Стеф. Если только на денек, чтобы немного проветриться. Это был важный этап в нашей жизни – и счастливый для нас обоих. Но он закончился.

– Речь идет о работе. Причем далеко не легкой.

– Какой именно?

– Ты будешь смеяться, но там есть вакансия натурщицы в художественной школе.

Питер хотел расхохотаться, но что-то в тоне жены сдержало его.

– А откуда ты узнала?

Стефани едва заметно улыбнулась:

– Когда я была одинокой женщиной и нуждалась в карманных деньгах, подрабатывала там натурщицей.

– Позировала? Обнаженной?

– Ага.

– Ты никогда мне об этом не рассказывала.

– Подобное нечасто всплывает в обыкновенных разговорах. И потом, ты не спрашивал. Я и сейчас не стала бы об этом говорить, но так уж получилось.

– Что ж, – сказал Питер, немного оправившись от изумления, – если хочешь, могу замолвить за тебя словечко – может, тебя возьмут натурщицей в Челси-колледж.

– Не смей даже думать об этом.

– Наверное, они имели в виду слово «странный», – вдруг произнес Питер.

– Ты о чем? – прищурилась Стефани.

– Про слово из восьми букв. Из твоего кроссворда.

Позднее, уже в постели, Питер заметил:

– Знаешь, Стеф, теперь, конечно, не следует об этом говорить, но я все-таки скажу. Да, я был идиотом, уволившись из полиции. Но когда я это сделал, то не представлял, что мы с тобой окажемся в этом убогом подвале где-то на задворках.

– Да ладно. Наша квартира вовсе не убогая. К тому же я содержу ее в чистоте.

– Ладно, пусть будет скромная.

– И потом, Эллисон-роуд – вовсе не задворки. Ты только послушай. Уже полночь, а шум машин – как на Пиккадилли.

Питер, однако, не ухватился за брошенный ему спасательный круг. Он явно был настроен каяться.

– Ладно бы еще, если бы речь шла только о моей жизни. Но мое решение касалось и тебя, а я не дал тебе возможности высказаться. Увольнение со службы было самым эгоистичным поступком в моей жизни.

– Но ведь это было дело принципа, – возразила Стефани.

– С моей стороны. Но не для тебя.

– Ты был хорошим детективом, но начальство тебя совсем не ценило. Ты просто не мог это больше терпеть. Они не заслуживали того, чтобы иметь в штате такого сотрудника, как ты.

– Да они были только рады от меня избавиться, – усмехнулся Питер. – Я выпадал из обоймы. Их можно понять.

– Да, с тобой непросто поладить, – промурлыкала Стефани и прильнула к мужу.

– Конечно. Я же грубый и нечуткий.

– И бестактный.

– Невоспитанный.

– И к тому же обожаешь себя жалеть. – Стефани потянула вниз пижамные штаны мужа и шлепнула его по обнажившейся ягодице. – Ну что, так лучше?

– Вроде нет.

– Ну ты и вредина.

– Сама ты вредина.

– Да, я такая, – шепнула Стефани мужу в ухо, плотнее прижимаясь к нему.

В это время на бетонных ступеньках лестницы, ведущей к двери их квартиры, раздались чьи-то шаги.

– Что за черт… – пробормотал Питер, приподнимаясь.

– Наверное, какой-нибудь пьянчуга, – прошептала Стефани.

– Или подростки, которым нечем заняться. Судя по звуку, там не один человек, а несколько.

– Какие подростки в такое время?

Супруги молча прислушивались. Звук шагов стих. Судя по всему, кто-то остановился перед дверью.

– Похоже, они ищут звонок и не могут найти, – предположил Питер.

Сразу после его слов раздался звонок.

– Кто это может быть в такое время? – пробормотал он. – Первый час ночи.

– Да уж. Ну что, откроешь дверь?

– Да пошли они к черту! Меня ни для кого нет дома. Пойду взгляну из-за занавески – просто интересно, кого принесло.

Подойдя к окну, Питер осторожно выглянул на улицу. Перед дверью в тусклом свете фонаря стояли двое молодых мужчин в пиджаках с подбитыми ватой плечами. На пьяниц они не были похожи.

– Понятия не имею, что это за типы, – пробурчал Питер.

Стефани включила ночник.

– Погаси сейчас же!

Она снова щелкнула выключателем. Однако посетители заметили свет и снова принялись терзать звонок, добавив к этому удары кулаками по дверной филенке.

– Пожалуй, лучше уж я пойду открою, – сказал Питер и двинулся к двери.

– В такое время с добрыми намерениями не приходят.

– Я накину цепочку.

Питер набросил на плечи халат. Звонки и громкий стук не прекращались.

– Иду, иду! – громко крикнул он, опасаясь, что неожиданные ночные посетители разбудят остальных жильцов дома.

Вставив в гнездо цепочку, он отпер замок и, чуть приоткрыв дверь, осторожно выглянул в образовавшуюся щель.

– Мистер Даймонд? – спросил один из мужчин.

Питер нахмурился. Вряд ли каким-то бродягам могло быть известно его имя.

– Да, я. Что вам нужно?

– Я инспектор полиции Смит, а это сержант Браун. Мы из полиции Эйвона и Сомерсета.

– Эйвона и Сомерсета? Что-то вы далековато забрались от вашей территории, вам не кажется?

– Вы не возражаете, если мы войдем? – произнес мужчина, представившийся инспектором Смитом, и поднес к лицу Питера свое удостоверение так близко, что тот сумел разобрать, что в нем написано.

Вряд ли люди, действующие под вымышленными именами, выбрали бы фамилии Смит и Браун, подумал Даймонд.

– Вообще-то уже очень поздно, – заметил он. – Чему обязан? Кто-нибудь умер?

– Нет, сэр.

– Тогда в чем же дело?

– Мы могли бы поговорить внутри, мистер Даймонд?

Питер вынужден был признать, что настоящие полицейские говорили бы с потенциальным свидетелем преступления или с человеком, представляющим опасность, именно так.

– Я сам бывший сотрудник полиции. Мне хорошо известны мои права.

– Мы это понимаем, сэр.

– Если меня в чем-то подозревают, я хочу знать, в чем именно.

– Уверяю вас, сэр, мы здесь не для того, чтобы вас допрашивать.

– Однако речь идет и не о визите вежливости – раз уж вы приехали сюда из Сомерсета.

– Верно, сэр. Мы к вам по срочному делу. Поверьте, иначе мы не стали бы вас беспокоить в такое время.

Даймон сбросил цепочку.

– Не волнуйся, дорогая, это из полиции, – сказал он, чтобы успокоить Стефани, но сообразил, что выбрал для этого не самые подходящие слова.

Питер проводил посетителей в гостиную. После того как они окинули взглядом помещение, по их лицам сразу стало ясно – они не понимают, каким образом бывший офицер полиции мог пасть так низко.

– Кофе?

– Пожалуйста, немедленно позвоните по этому номеру, мистер Даймонд, – произнес инспектор Смит, протягивая Питеру листок бумаги и, помедлив, добавил: – У вас ведь есть телефон?

Питер направился к аппарату. Он заметил, что сержант Браун, повернувшись, прикрыл дверь комнаты. Это было сделано не для того, чтобы не допустить сквозняка: посетители не хотели, чтобы Стефани слышала разговор. Просто киношные шпионы, с раздражением подумал Даймонд.

Он набрал написанный на листке номер. Трубку на другом конце провода сняли после двух гудков.

– Да? – раздался неизвестный Питеру голос.

– Это Питер Даймонд.

– Отлично. Я Фарр-Джонс, начальник полиции Эйвона и Сомерсета. Полагаю, мы с вами не знакомы.

Даже если бы Фарр-Джонс и Питер Даймонд хорошо знали друг друга, они вряд ли проводили бы много времени вместе. Судя по голосу, начальник полиции Эйвона и Сомерсета был завсегдатаем гольф-клубов и званых обедов, которых Питер избегал как чумы. Но его имя Даймонду приходилось слышать. Патрик Фарр-Джонс получил назначение на свою нынешнюю должность полтора года назад. Раньше он служил в Норфолке. Начальник регионального отделения полиции среди ночи сидит у телефона и ждет чьего-то звонка? Видимо, речь действительно шла о чем-то важном.

– Вас, вероятно, интересует, по какой причине я попросил вас со мной связаться? – бархатным тоном произнес собеседник Даймонда.

– Нет.

Ответ Питера сбил с толку Фарр-Джонса, который явно ожидал другой реакции на свои слова. Сделав небольшую паузу, он продолжил в том же любезном тоне, начав с комплимента:

– Отлично сказано! Хороший детектив не делает никаких предположений, не имея в своем распоряжении фактов.

– Я больше не детектив, мистер Фарр-Джонс.

– Верно, но…

– И это еще большой вопрос, был ли я когда-нибудь хорошим детективом.

– Насколько мне известно, вы были очень хорошим работником.

– Что ж, жаль, что этого никто не заметил раньше. Так что же случилось? Если об этом писали газеты, то я их не читаю – за исключением объявлений о найме на работу.

– Значит, вы ничего не слышали о человеке по имени Маунтджой?

В памяти Даймонда всплыла картинка из далекого прошлого: спальня, лежащая на кровати мертвая женщина в светло-голубой пижаме. На ткани пятна крови от множественных ножевых ранений. И еще одна странная деталь, о которой упомянули в своих репортажах журналисты: дюжина нераспустившихся бутонов красных роз. Одни из них были обнаружены во рту женщины, другие кто-то просто разложил на теле убитой. В свое время эта история наделала много шума.

– И что с ним?

– Меня удивляет, что вы ничего не слышали. Всю последнюю неделю газеты только об этом и пишут. Он сбежал из тюрьмы Олбани.

– Господи!

Питер Даймонд лично арестовал Джона Грейнджера Маунтджоя 22 октября 1990 года за убийство журналистки Бритт Стрэнд, совершенное в ее квартире в Бате, в районе Ларкхолл. Маунтджоя приговорили к пожизненному заключению.

– Речь идет об очень неприятной истории, мистер Даймонд.

– И какое отношение ко всему этому имею я?

– Вы нужны нам здесь. Для нас важно, чтобы вы приехали.

– Мистер Фарр-Джонс, я уволился два года назад.

– Пожалуйста, послушайте меня, мистер Даймонд. Дело не только в том, что опасный преступник находится на свободе. Сбежав из тюрьмы, он создал экстренную ситуацию. Я ничего не могу сказать вам об этом по телефону. Замечу лишь, что мы запросили полномочия объявить запрет на сообщения прессы по данному делу, и эти полномочия нам предоставили. Как бывший начальник отдела по расследованию убийств, вы должны понимать, что без крайней необходимости мы не идем на подобные меры.

– Вы считаете, что я могу вам чем-либо помочь?

– Дело не в этом.

– А в чем же?

– Я ведь только что сказал вам, что не могу вдаваться в детали по телефону.

– Почему? Если существует запрет на сообщения в прессе, то вы можете говорить совершенно спокойно.

– Пожалуйста, не упрямьтесь. Я все понимаю – сейчас поздно, наши сотрудники явились к вам без предупреждения. Но поверьте мне на слово – ваш приезд к нам действительно необходим. Жизненно необходим.

– Что, прямо сейчас?

– Сотрудникам, которые находятся рядом с вами, даны инструкции привезти вас немедленно.

– А если я откажусь?

– Я все равно отдам им приказ доставить вас ко мне.

Питер Даймонд хотел спросить, какой смысл был в разговоре по телефону, если его в любом случае решили посадить в машину и доставить в Бат, но сдержался.

– Что ж, тогда я пойду оденусь, – произнес он. – Но я вам ничего не обещаю. Вы ведь понимаете, что я больше не сотрудник полиции?

Питер отвел Смита и Брауна в кухню и показал, где находится все необходимое для приготовления кофе, а затем отправился в спальню и сообщил Стефани о своем отъезде. О его причине он сказал ей все, что знал, хотя знал совсем немного. В конце концов, он ведь не давал обязательства держать все в секрете от жены. Стефани не поверила, будто в полиции хотят, чтобы ее муж вернулся на прежнюю службу – слишком уж громко он хлопнул дверью, когда уходил. Даймонд действительно был неплохим детективом, но, как известно, незаменимых сотрудников не бывает. Разумеется, Стефани поинтересовалась, сколько времени продлится его неожиданная командировка. Питер напомнил ей, что Бат находится всего в двух часах езды, и пообещал, что позвонит утром.

– Полагаю, что это лучше, чем позировать голым, – улыбнулся он, чтобы разрядить атмосферу.

– Я бы на это не рассчитывала, – заметила Стефани.