Текст книги "История сахара: сладкая и горькая"

Мореплаватели, сахар и рабство

История знает множество примеров неизбежности последствий. До того, как Роберт Льюис Стивенсон написал «Остров сокровищ», детская литература почти всегда содержала строгую мораль, но с появлением этой книги открылись новые миры, включая приключенческие произведения для взрослых Артура Конан Дойла и других авторов, обслуживавших подросшее поколение «Острова сокровищ». Капля по капле, и ветхая плотина однажды прорывается мощным потоком.

Оборачиваясь назад, надо отметить, что мореплавание в эпоху Возрождения стало таким же прорывом. Среди копившихся благоприятных факторов были улучшенные материалы для парусов и такелажа, усовершенствовавшиеся навыки работы с деревом, лучшее оснащение кораблей, которые теперь могли идти против ветра, современные компасы и потребность плыть в новые земли. Эта потребность была продиктована, с одной стороны, морской мощью ислама и пиратством в Средиземном море, а с другой – надеждой на хорошую прибыль от рискованного плавания по Атлантике. Было известно, что где-то там есть острова – одни, населенные народами, которые можно покорить, другие, свободные от людей и готовые к захвату. Какой бы ни была причина, но в XV в. корабли начали отправляться из Европы во всех направлениях.

Первые острова в Атлантическом океане были открыты около 40 г. до н. э. Дата экспедиции на Канары зафиксирована в описании, сделанном просвещенным царем Нумидии (приблизительно территория современного Алжира) Юбой II. Позже об этом путешествии написал и Плиний. В 1334 г. к берегам Канарских островов шторм принес французский корабль. А около 1352 г. их якобы посетили миссионеры из Каталонии и Мальорки. После этого Канары и их население попали под власть Испании.

Когда португальцы прибыли на Мадейру в 1421 г., они не нашли там людей, зато обнаружили много превосходного дерева и свободную землю. Туда отправились португальские поселенцы, и к 1432 г. там был произведен первый сахар. Серьезный экспорт был налажен только где-то между 1450 и 1460 гг., когда сахар с Мадейры впервые был доставлен в Англию и Фландрию. К 1500 г. он был доступен всей Европе. Принц Генрих (Мореплаватель) в 1452 г. дал разрешение на строительство пресса на Мадейре в обмен на треть всего сахара, который будет там производиться, но водяные сахарные прессы оставались редкостью.

Именно в этот момент на сцену вышло четвертое проклятие сахара – рабство. Рабство могла бы уничтожить папская булла 1454 г. Romanus Pontilex, разрешавшая обращение аборигенов в христианство. К несчастью, та же булла давала Португалии монопольное право на доходную торговлю африканскими рабами. Ватикан заявлял, что он против рабства как такового, но несмотря на то, что папа Пий II в 1462 г. запретил порабощение крещеных африканцев, а три других папы в XV в., так или иначе, осудили рабство, никаких практических действий не предпринималось, и работорговля начала стремительно расти.

К 1470 г. сахарные производства были основаны в Венеции, Болонье и Антверпене. Здесь обрабатывали привозной сахар-сырец и была создана просуществовавшая до XIX в. модель, согласно которой дешевый сахар-сырец отправлялся в метрополию, где производился дорогой рафинированный сахар. Последовавшие ограничения на рафинирование сахара в колониях были направлены на сохранение максимальной прибыли для «домашних» стран, тогда как ролью колоний оставалась поставка сырья. К сожалению, дешевый сахар требовал дешевой рабочей силы, т. е. рабов.

Была и другая сторона вопроса о том, где должно происходить рафинирование. При довольно ограниченном вплоть до XX в. наборе способов рафинирования и необходимости долгих морских путешествий липкие кристаллы из-за высокой влажности превращались в единую твердую субстанцию. Это делало рафинирование вблизи конечного рынка необходимым для получения продукта высокого качества. До тех пор, пока не вошли в обиход пароходы, сахар должен был рафинироваться там же, где и потреблялся. Поэтому, например, в Австралии сахарные заводы для переработки импортного сахара-сырца появились еще за 20 лет до того, как там получили первый урожай тростника.

Ближе к концу XV в. морской трафик в Атлантике продолжал расти. Христофор Колумб выходил в океан, доставляя сахарный тростник на Мадейру, где его выращивала теща мореплавателя. Около 1480 г. первый сахарный тростник был выращен на Канарских островах, а затем в 1486 г. – южнее, на заселенном португальцами острове Сан-Томе. Португальцы, обычно использовавшие в качестве рабов потомков изгнанных из Испании евреев, вскоре привезли на Сан-Томе черных рабов и начали выращивать там сахарный тростник. По мере того как появлялись этот и другие центры, применявшие более эффективные схемы, сахар становился все более и более важным игроком в мировой политике.

К 1496 г. Мадейра отгружала 1700 тонн сахара в Венецию, Геную, Фландрию и Англию, а на острове работало около 80 заводов. Спустя несколько лет эпидемия «жучка» снизила производство сахара, и с 1600 г. его вытеснили виноградники, но только до тех пор, пока и их не уничтожил грибок ложномучнистой росы, и в 1852 г. фермеры снова вернулись к выращиванию сахара. Менее чем через 20 лет производство сахара на Мадейре достигло трети от объемов 1496 г., но тут появилась возможность восстановить виноградники. Сохранилось лишь небольшое производство сахара, но к тому времени сахарный тростник уже добрался до Нового Света, где ему предстояло стать культурой мирового значения.

Медленно развивавшуюся сахарную индустрию в Америках подтолкнуло несколько факторов. Одним было разделение мира между Португалией и Испанией согласно Тордесильясскому договору 1493 г., который не позволял испанцам вторгаться в Африку и в то же время отдавал португальцам прибрежные территории Бразилии. Обретя точку опоры, Португалия получила возможность проникать за линию, обозначенную договором, в то время как Испания оставалась вдали, по другую сторону Анд.

Результатом договора стало право захватывать рабов в Африке и транспортировать их в испанские доминионы, закрепленное за Португалией, а также другими европейскими странами, игнорировавшими португальскую «монополию». И хотя торговля с иностранными судами не была официально разрешена в испанских колониях, корабли с рабами бросали якоря в испанских портах, и сделки все-таки заключались, таким образом и другие страны познакомились с Вест-Индией. Это также привело к возникновению цепи английских, французских и португальских фортов в Западной Африке, которые стали первыми ласточками колониальной истории Африки, оставившей неизгладимые следы на ее карте.

Подъему сахарного производства в Новом Свете способствовали также и события в восточном Средиземноморье. Так, когда турки захватили в 1516 г. Сирию, исчезла ее сахарная индустрия. Между 1520 и 1570 гг. турки завоевали Кипр, Крит, Египет, бассейн Эгейского моря и большую часть североафриканского побережья. Цены на сахар росли по мере того, как индустрии этих стран рушились, и для искателей приключений стало проще находить средства для производства сахара в других местах. Сахарная индустрия Средиземного моря пострадала также и от изменения климата в результате «Малого ледникового периода», во время которого с 1550 по 1700 г. на 1–2 градуса по Цельсию снизилась температура и сократилось количество осадков. В Бразилии же осадков было предостаточно, под рукой было необходимое топливо и не было дефицита рабочей силы.

Ко времени падения Сирии бразильский сахар уже облагался налогом по прибытии в Лиссабон. Ранее король Мануэль отправил туда специалиста, и первая trapiche, мельница, приводимая в действие людьми или животной тягой, была построена в Сан-Доминго. На Сан-Томе рабы уже 30 лет выращивали сахарный тростник, тогда как в Новом Свете их использовали преимущественно на золотых приисках. Это соотношение изменилось, когда стало ясно, что золото легче получить, культивируя сахарный тростник, чем роя шахты. К 1550 г. союз рабства и сахара был заключен.

От оспы… и укусов бешеных собак

Возьмите шалфея и руты по пригоршне, ложку оловянных опилок, очень маленькую, три головки чеснока, полфунта жидкой патоки, поместите все это в кварту крепкого эля, а затем в глиняный горшок и крепко его закройте. Подержите на медленном огне, пока половина не выкипит. Если болезнь протекает спокойно, давать взрослому пять или шесть столовых ложек за раз, ребенку – две или три. Если грозит смертельная опасность, принять снадобье еще раз через два или три часа. Патока должна быть жидкой, как сироп, она стоит не дороже восьми пенсов за фунт.

Мисс Брэдфорд, без даты

3. Сахар в новом свете

Почему мы помним Христофора Колумба? И до него люди плавали в Атлантическом океане, заселяли острова и встречали туземцев. Св. Брендан, ирландский монах, пересек Атлантику в кожаном суденышке, и Лейф Эрикссон также достиг Северной Америки. Когда английские рыбаки в поисках трески добрались до богатых ею прибрежных вод Ньюфаундленда в 1480 г., скрытные баски из южной Франции и северной Испании уже побывали там, за 12 лет до Колумба, приплыв в Вест-Индию.

Итальянский мореплаватель

Колумб не может похвастать тем, что доказал, что Земля круглая, еще греки знали о сферической форме Земли за 2000 лет до его плавания. Они опирались на такие доказательства, как земная тень в форме круга на Луне во время лунного затмения, то, что корпус корабля исчезает за горизонтом раньше, чем его мачты, и даже на сравнение времени дня или ночи, когда затмение Солнца или Луны наблюдалось в разных странах Средиземнорья.

Еще до 200 г. до н. э. Эратосфен измерил размер земного шара, используя полуденные наблюдениях солнца в Асуане и Александрии для вычисления длины земной окружности. Он ошибся всего на 4 процента, но это не помешало ученым в течение многих лет неправильно интерпретировать его результаты. Эратосфену было что сказать, и он это сказал прямо: «Если бы размер Атлантического океана не был препятствием, мы бы могли с легкостью пройти морем от Иберии до Индии, придерживаясь одной параллели». Люди всегда путешествовали на восток, в Индию и Китай, по земле. Пешком это был долгий путь, и поэтому их приблизительные измерения всегда отбрасывали Индию дальше на восток, чем она была на самом деле. Другая проблема заключалась в том, что Эратосфен измерил мир в единицах, называемых стадиями, и никто точно не знал, как велика была стадия, так что приходилось гадать. К сожалению, стадия того времени была слишком мала (четверть от настоящей), и Земля оказывалась меньше, чем она есть. Это заставляло людей думать, что Индии ближе к Европе, едва ли не сразу за горизонтом, за островами Атлантического океана.

Вполне логично было попробовать доплыть до Индий, просто пересекая Атлантический океан в западном направлении. Все, что сделал Колумб, – попробовал реализовать то, что предложил Эратосфен. Конечно, Колумб совершил небольшую ошибку, ту самую ошибку всех ученых, о которой я уже упоминал. Имея приблизительные знания о том, как велика должна быть планета, а также зная, что все лучшие специи, и золото, и сахар прибывают из Индий, Колумб проверил на деле, насколько они далеко, если плыть на запад, а не на восток.

Возможно, мы должны помнить Колумба за поступок, который навсегда изменил Вест-Индию, – он привез сахарный тростник из Ла-Гомеры с Канарских островов на Эспаньолу во время своего второго плавания в 1493 г. Этим он, возможно, сделал больше, чем кто-либо еще, для формирования Америк, какими мы их знаем сегодня. Многие события из тех, что создали Новый Свет, так или иначе, имеют корни на плантациях тростника.

Конкистадоры, которые пришли вслед за Колумбом, решили, что тростник всегда был в Вест-Индии, поскольку он уже рос в индейских деревнях, впервые посещенных европейцами. Затем испанские миссионеры сообщили, что сахарный тростник растет также и на Филиппинах, и придумали целые замысловатые истории о торговцах, перевезших его через Тихий океан. Простое объяснение – в том, что, когда аборигены увидели и попробовали чудесный тростник, им не потребовалось много времени, чтобы вырастить свой собственный. Как не потребовалось много времени и для того, чтобы продать немного тростника в деревни, расположенные дальше вглубь материка. Таким образом, сахарный тростник распространялся по всей Вест-Индии быстрее, чем продвигались конкистадоры. Впрочем, к сожалению для индейцев, конкистадоры продвигались быстро.

Первосвященник в Индиях

Бартоломе да Лас Касас был доминиканским миссионером на Кубе в 1514 г., первым священнослужителем, рукоположенным в Индиях. В помощь его служению богу ему была пожалована земля, а также сто туземцев-карибов в качестве рабов. В течение трех лет этот воспитанный и порядочный человек с ужасом наблюдал, как карибы, принуждаемые к работе, заболевали и умирали и как их убивали испанские колонисты, когда те восставали. Будет лучше, обратился он к испанскому двору, завезти африканцев, которые приучены к такому труду. Он верил, что этот выбор был меньшим из двух зол, но он также считал, что меньшее из зол вряд ли вообще является злом, поскольку африканские рабы в Испании казались ему достаточно счастливыми, и они, несомненно, лучше справились бы с тяжелой работой в шахтах. В любом случае шахты вскоре будут выработаны, и рабы смогут быть освобождены для занятий сельским хозяйством, думал он.

Вместо этого работорговля еще сильнее окрепла, и африканских рабов вскоре стало больше, чем их белых хозяев. В 1530 г. на Сан-Доминго было 3000 рабов и всего 327 испанцев. К 1547 г. де Лас Касас стал епископом Чьяпы в Мексике, но сложил с себя полномочия и вернулся в Испанию, чтобы протестовать против работорговли – меньшего из зол, которое сам он и предложил во благо карибов и их мирных соседей араваков. На то, чтобы отменить то, что, как он предполагал, могло прекратиться так же быстро, как и началось, потребовалось три с половиной столетия, или пять полных поколений. Или 35 трудовых жизней африканских рабов, которые никогда не жили так же долго, как свободные люди. Рабство было крайне жестоким и безжалостным.

Де Лас Касас надеялся на то, что король выслушает его, но в 1555 г. этот шанс был потерян. Карл V озаботился своей душой, отрекся от престола и посвятил оставшуюся жизнь молитве в маленьком доме рядом с монастырем в Исте. Там он искал спасения в молитве, а не в добрых делах. Если бы король тогда выступил против рабства, возможно, половина тех, кто был силой перевезен через океан и вынужден работать до самой смерти, могла быть спасена. Бартоломе де Лас Касас провел остаток своих дней в борьбе, но уже никогда больше не был так близок к цели.

Его соотечественники совсем не обязательно были жестоки именно по отношению к рабам. Как и англичане, и представители большинства других народов того времени, они были жестоки по отношению ко всем людям, находившимся в их власти, не делая различия между свободными и рабами. Плохо обращаться с другими было в порядке вещей. Людей до сих пор сжигали на кострах, публичные казни, повешения, утопления и четвертования были обычным концом и для многих свободных людей. Ужасные вещи творились по отношению к рабам, но в основном потому, что их было больше, чем белых, и их надо было постоянно запугивать, чтобы они помнили – у них нет никаких прав. К тому же ни один разумный человек не стал бы просто так бить, убивать или калечить раба, во всяком случае не более чем он стал бы бить упряжную лошадь, чтобы заставить ее работать, ведь рабы и лошади были его собственностью и стоили денег.

Рабство не приносило большой прибыли даже в лучшие времена. Это отметил Адам Смит, и, если верить его «Богатству нации», это знали и древние:

«Опыт всех времен и народов, как я считаю, показывает, что работа, выполненная рабами, хотя и кажется, что ее стоимость складывается только из расходов на их содержание, в итоге стоит дороже, чем любая другая. Человек, который не имеет никакой собственности, не может иметь никакого другого желания, как только съесть как можно больше и работать как можно меньше. Любую работу сверх той, что обеспечивает его жизненные потребности, он будет выполнять только по принуждению и без какого-либо интереса со своей стороны. В древней Италии выращивание зерновых пришло в упадок и стало невыгодным для владельца, как только им стали заниматься рабы. Это отмечают и Плиний, и Колумелла».

К сожалению, не все рабовладельцы в Америках были разумны. Дешевый ром, раздражительность из-за тропической жары и даже безумие хозяев собирали обильную дань в виде жизней рабов. Но куда больше смертей приносили эпидемии, которые всегда случаются, когда людей разного происхождения свозят издалека в одно место. Каждая группа обычно переносит целый букет болезней, к которым уже выработала иммунитет, но не имеет никакого иммунитета к болезням, переносимым другой группой.

Араваки, карибы и другие местные племена страдали больше других, потому что были восприимчивы и к африканским, и к европейским болезням. Испанцы принесли грипп, плеврит, корь, туберкулез и коклюш, которые незамедлительно обрушились на туземцев. Затем в 1516 г. оспа выкосила местное население еще больше, что стало важной причиной для завоза рабов из других мест. Индейцы, как говорили испанцы, были хилой ветвью, которая вымирала слишком легко, – они, очевидно, не были пригодны для работ.

Задолго до того, как объяснение нашли в инфекции, всю вину возлагали на работу. Индейцы болели, но ведь так не могло быть всегда, здесь должна была быть иная причина, которая заключалась в том, что их теперь заставляли работать. Решение проблемы было очевидным: привезти африканцев, привычных к сельскому хозяйству и заведомо способных работать в условиях жары. Корабли доставляли через Атлантику не только рабов – они везли такие болезни, как малярия, желтая лихорадка, лихорадка денге, анкилостомидоз и шистосоматоз. Эти болезни моментально передались индейцам, но нашли себе подходящих жертв и среди белого населения – как среди владельцев плантаций, так и среди белых наемных рабочих, привезенных англичанами.

А потом появился сифилис. Никто точно не знает, приплыл ли сифилис в Новый Свет из Старого на кораблях Колумба или, наоборот, они привезли его в Европу, но в те времена им болели часто, что делало людей еще более безумными и жестокими. Впрочем, жестокость в те времена рассматривалась как благо для рабов, потому что считалось, что она делала из них лучших слуг, а добиться этого было главной обязанностью владельца.

Наконец на сцену вышел притаившийся на время сахар, угроза, которая просуществовала намного дольше истощившихся приисков. Именно сахар формировал мир рабов на протяжении всей его истории до наших дней, а в результате сформировал и наш современный мир. Без сахара работорговля, скорее всего, имела бы меньший размах, сахар подстегивал торговлю рабами, а та в свою очередь направляла развитие Европы.

Первые рабы сахара

Сахар и рабство шли рука об руку. Без рабов не было бы сахарной индустрии, без сахара не было бы столько рабов. С другой стороны, рабство существовало задолго до того, как появился сахар. Сегодня часто представляют себе рабство как исключительно американский и карибский феномен, но рабов использовали на сахарных полях Кипра и Крита в XIV в. еще до того, как эпидемия чумы выкосила местную рабочую силу. Это были захваченные во время войны в плен греки, болгары и турки, а также татары. Старые марокканские топонимы, сохранившиеся до наших дней, позволяют ученым считать, что, вероятно, и там, в сахарной индустрии использовали рабский труд уже около 1400 г.

В древности рабство было обычной участью побежденных, что подтверждает судьба евреев, угнанных Навуходоносором. Видимо, рабы были на территории современной Ливии около 6000 г. до н. э., и достоверно известно, что они были в Древнем Египте. В первом своде законов вавилонского царя Хаммурапи был особый пункт, согласно которому любой, кто помог рабу бежать или укрыл беглого раба, подлежал смертной казни.

Вершина нашей западной цивилизации – Афины времен Сократа, Платона и Аристотеля (около 450 г. до н. э.) могли существовать только благодаря множеству рабов, позволявших гражданам посвящать свое время наукам и размышлениям. В Афинах времен Перикла, по-видимому, две трети городского населения составляли различные категории рабов. В первой книге своей «Политики» Аристотель говорит: «Таким образом, очевидно, что некоторые люди свободны по природе, а другие являются рабами, и для этих последних рабство целесообразно и справедливо». В другом месте Аристотель объясняет своим читателям, что бык – это раб бедняка, и в целом он относится к рабству как к естественному феномену.

Римляне тоже зависели от рабов, в огромном количестве пригнанных в Рим из победоносных походов, а также в небольших количествах согнанных с соседних земель. Во времена расцвета Рима, с 50 г. до н. э. до 150 г., в город и империю каждый год пригоняли примерно полмиллиона рабов. А почему бы и нет? Римляне восхищались образованностью греков и следовали их наставлениям, а позже европейцы следовали примеру римлян, рабски им уподобляясь. Когда римляне критиковали рабство, они имели в виду только примеры особенно жестокого обращения с некоторыми рабами, а не институт рабства как таковой. Раз сам великий Аристотель сказал, что рабство – это нормально, значит, вопрос закрыт.

В то время как рабы последнего тысячелетия в основном были африканского происхождения, черные рабы во времена Рима были в меньшинстве, хотя один из них и изображен на мозаике в Помпее. Изображения черных рабов встречаются также на греческих вазах.

Ислам признает пророков Ветхого Завета. Мусульмане, как евреи и христиане, знают, что Хам видел наготу опьяненного Ноя и за это был проклят. В христианской и мусульманской традициях потомки Хама стали черными, и им, хамитам, суждено рабство, во всяком случае так заявляли рабовладельцы. То, что отвечало воле и христианского Бога, и Аллаха и к тому же было прибыльным, уже невозможно было остановить.

Возвышение христианства мало что изменило для рабов, несмотря даже на то, что церковь мягко поощряла манумиссии, т. е. предоставление рабам вольной. Папа Лев Великий в 443 г. провозгласил, что ни один раб не может стать священником. Единственным послаблением был закон 417 г., согласно которому, если еврей приобретал раба мужского пола и заставлял его пройти процедуру обрезания, раб после этого считался свободным. Это указывает на то, что предубеждение против евреев было сильнее предубеждения против рабов.

Рабство оставалось нормой в Европе в Средневековье, но к концу первого тысячелетия наемные работники постепенно вытеснили рабов в большинстве стран Северной Европы. «Книга Страшного суда» в 1086 г. зафиксировала 25 000 рабов в Англии, но к 1200 г. они исчезли, возможно, потому, что усовершенствованные сельскохозяйственные инструменты и способы производства были более продуктивны в руках наемных работников.

Если бы не растущий рынок сахара, рабство могло исчезнуть, но в Средиземноморье в XIV и XV вв. оно оставалось обычным делом. Мусульмане, христиане, евреи и язычники совершали набеги друг на друга и захватывали рабов, где только могли. Казалось, что это какое-то благоволящее божество создало другие народы для того, чтобы людям не приходилось превращать в рабов себе подобных. Африканцы, естественно, были честной добычей для всех.

Вскоре рабы перестали быть побочным продуктом войны, рейды стали устраиваться специально для их захвата. Мусульмане, в частности, захватывали очень много рабов среди язычников-славян, отсюда и произошло английское слово slave, «раб». Рабов-славян продавали по всему Средиземноморью до тех пор, пока мусульмане не взяли Константинополь в 1453 г., что практически закрыло этот рынок для Европы. Впрочем, это не имело большого значения, потому что на другом конце Средиземного моря португальцы уже осмелились выходить в Атлантический океан вдоль африканского побережья, возвращаясь домой с черными рабами.

Рабы из Гвинеи начали продаваться в Европе примерно с 1250 г., доставляемые по суше к берегам Средиземного моря торговцами-маврами. В то же время португальцы продвигались на запад. В 1320 г. генуэзский мореплаватель Ланцаротто Малочелло открыл Канарские острова, известные древним как Геспериды, или Блаженные острова. Жителям этих вновь открытых островов не повезло, многие из них были немедленно превращены в рабов.

В начале 1400-х гг. африканские рабы стали привычны по всему Средиземноморью, хотя их чаще использовали в качестве домашних слуг, а не в сельском хозяйстве или промышленности. Положение вскоре изменилось. Европейская экспансия продолжалась, и когда в 1415 г. пал марокканский порт Сеута, португальцы получили больше информации об Африке из первых рук, от сухопутных торговцев, путешествовавших далеко на юг.

Первый инцидент с участием рабов в эту эпоху произошел, когда португальцы в 1425 г. захватили марокканский корабль с 53 черными мужчинами и 3 черными женщинами на борту, все они были из Гвинеи. Их освободили от мучительного рабства у мавров и продали в доброжелательное рабство у христиан, с большой прибылью для освободителей. Как счастливы должны были быть эти португальцы, одновременно пополнив карманы и выполнив христианский долг! К сожалению, подобные счастливые случаи, религиозно и экономически выгодные, происходили редко.

Не так странно то, что рабы прибывали из Африки на португальских кораблях, как то, что европейцам потребовалось так много времени, чтобы проложить путь вокруг берегов Африки. Впервые морское путешествие вокруг Африки было проделано еще до смерти Геродота в 425 г. до н. э., поскольку он рассказывает нам об этом в четвертой книге своей «Истории», хотя и делает оговорку:

«Эти люди заявили, сам я этому не верю, хотя другие могут и поверить, что они, отплыв в сторону запада, обошли вокруг южной оконечности Ливии, и солнце было справа от них, т. е. к северу. Так мы впервые узнали, что Ливия окружена морем…»

Ливией во времена Геродота называли весь Африканский континент и полагали, что везде южнее Асуана, на Ниле, в середине лета в полдень солнце будет находиться на севере. И если позже читатели Геродота вслед за ним отрицали историю плавания вокруг Африки, то только потому, что не верили самим свидетельствам. Как бы то ни было, безопасным пределом для путешествий португальцы считали мыс Буждур, южнее Канарских островов и почти в тропике Рака. Считалось, что дальше белые моряки становятся черными (что и случилось с местным населением), и в этих водах встречаются монстры, жидкий огонь и змеи. Возможно, те, кто там уже побывал, распространили этот слух, чтобы отпугнуть остальных.

Антон Гонсалвеш был одним из двух капитанов, которые плавали в 1441 г. до Кабо Бранко (Белый мыс, или Рас-Нуадибу), что на пять градусов южнее мыса Буждур и глубоко в тропиках. Привезя ко двору принца Генриха Португальского 12 черных африканцев, он следовал древнему обычаю, существовавшему как минимум со времен римлян, проводивших пленников парадом перед глазами императора. Этой традиции отдал долг и Колумб, доставив в Испанию индейцев-араваков, а также англичане, привезшие Покахонтас на встречу с королем Яковом I, двух австралийских аборигенов Беннелонга и Яммераванни в Лондон на встречу с Георгом III и позже Джемми Баттона на встречу с еще одним королем.

Один из пленников Гонсалвеша говорил по-арабски и выторговал себе свободу в обмен на помощь в захвате новых рабов. В 1442 г. Гонсалвеш привез еще 10 пленников, а в 1443 г. Нуно Тристан захватил 14 человек, плывших в каноэ. Позже он увеличил их число до 29, основа для нового витка работорговли была готова. 8 августа 1444 г. таможенный офицер по имени Лансароте де Фрейташ и его люди высадились недалеко от Лагоса с 235 африканскими рабами, захваченными во время набега на территорию современной Мавритании.

В 1351 г. на карте появились Азорские острова. Португальцы объявили их своими владениями в 1431 г. и колонизировали в 1445 г., как раз вовремя для того, чтобы начать снимать сливки с нового вида торговли – африканскими рабами. В течение нескольких лет около 1000 рабов были перевезены на Азоры и Мадейру, чтобы возделывать сахарный тростник. Таким образом, союз сахара и рабства был заключен не в Индиях, а в Атлантическом океане.

Импорт рабов в Новый Свет начинался медленно. Декрет 1501 г. запрещал перевозить в Индии рабов, рожденных в Испании. Запрет распространялся также на евреев, мавров и «новых христиан» (крещеных евреев). Тем не менее в 1502 г. там появился первый черный раб, а в 1504 г. были привезены пять белых (мусульман). Они были привезены не для работы на полях, а для того, чтобы добывать золото на испанских приисках.

Губернатор Эспаньолы Николас де Овандо был против завоза рабов из-за океана. Основанием для этого была вовсе не забота о ближних; скорее, то, что эти неблагодарные платили своим хозяевам за усилия по их транспортировке тем, что пользовались любым шансом для побега. Хуже того, они подстрекали местных рабов делать то же самое. Они вносят смуту, и их не должно быть здесь, заявлял губернатор.

В 1510 г. на Эспаньоле было всего 25 000 карибов, все еще пригодных для работ, и поэтому около 250 африканцев, в основном, конечно, африканцы из Европы, были отправлены для работ на золотых приисках. В донесении, поступившем в следующем году испанскому королю, утверждалось, что работа одного африканца стоила работы четырех индейцев, а также добавлялось, что многие африканцы были уже привычны к лошадям в отличие от индейцев. С каждого привезенного африканца взимался налог в два дуката, что делало работорговлю прибыльной для испанской короны.

Около 1519 г. у братьев иеронимитов на Эспаньоле возникли проблемы. Большинство их рабов-индейцев умерло, добывая золото или от болезней, а остававшихся было недостаточно для необходимой работы. Они просили о свободном ввозе африканских рабов, и это позволение было вскоре даровано, открыв для всех возможность импортировать африканцев в Новый Свет.

Вначале число африканских рабов было мало. На юге первый корабль с черными рабами прибыл в Бразилию только в 1538 г., примерно в то же время, когда бразильский сахар стал поступать на европейские рынки. Перспективы обогащения в Новом Свете были очевидны всем, но другим народам потребовалось некоторое время на то, чтобы понять, как лучше получить свою долю.

Гипокрас (средневековый напиток)

Возьмите галлон кларета или белого вина, добавьте четыре унции имбиря, полторы унции мускатного ореха, гвоздики четверть, сахара четыре фунта; настаивайте в котле как минимум 12 часов, затем перелейте в специально изготовленный для этого чистый бурдюк, так чтобы вино, не спеша, впитало в себя специи.

Джервас Маркхэм, английская домохозяйка (The English House-wife), Лондон, 1615 г.